Текст книги "В радости и в горе"

Автор книги: Кэрол Мэттьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Кэрол Мэттьюс
В радости и в горе

Кевину – за то, что показал мне любовь, в которую я всегда верила…

Глава 1

– Я все еще думаю о тебе. – За этим наступила пауза, из которой можно было заключить, что здесь должна следовать реплика Джози. Поскольку таковой не последовало, Дэмиен добавил: – Много думаю.

Джози зажмурилась так, что красные круги пошли перед глазами, и вздохнула в телефонную трубку.

– Я тоже много думаю о тебе, Дэмиен. В основном мечтаю о том, как бы сделать тебе побольнее. – В последнее время это были мечты о том, чтобы тяпнуть его топором по голове, выиграть в лотерею, или о том, чтобы в нее безнадежно влюбился Ивэн Макгрегор. – Как ни смешно, но именно так ты поступил со мной.

Она пропустила меж пальцев прядь своих волос тоскливого русого цвета и уже не в первый раз подумала, что надо бы их перекрасить в какой-нибудь из этих мерцающих модных оттенков, о которых постоянно твердят в телепрограммах о «преодолении» и «самоизменении». Пойдет ли ей огненно-каштановый? Возможно. Но для него, наверное, нужно что-то более радикальное, чем та аккуратная стрижка, которая делала ее консервативнее самого консервативного лидера – Уильяма Хейга. А как насчет стиля «роковой брюнетки»? Что, если перекраситься в медно-черный, изменит ли это ее жизнь? Вот и еще один пункт в и без того растущий список дел на сегодняшний вечер, в которые явно не вписывается пункт разговора с Дэмиеном. Она осторожно высвободила из-под кота пальцы ног, уже начавших было затекать, и освободилась от его тяжести. Кот-Ранее-Известный-Как-Принц одарил ее взглядом, способным парализовать десяток дроздов. И глядя, как он шествует в кухню, оскорбленно подергивая высокомерно задранным хвостом, Джози послала ему вслед воздушный поцелуй.

– У меня и в мыслях не было причинять тебе боль, – продолжал Дэмиен, в намерения которого, похоже, не входило отступать с завоеванных позиций.

– Знаешь, обычно бывает больно, когда тебе говорят: «Я люблю другую женщину, прощай».

– Нам надо было все как следует обговорить тогда.

– Конечно. Но почему-то я обо всем узнала только тогда, когда ты спустился вниз уже с упакованным чемоданом. Я еще подумала, что ты уезжаешь на конференцию по компьютерам в Маргейт или еще куда-то. И я никак не рассчитывала, что ты таким вот образом положишь конец нашему браку, в понедельник в девять часов утра. Тем более что еще накануне вечером мы занимались любовью и одновременно достигли оргазма, чего по воскресеньям обычно не бывало, ни того, ни другого. И тогда ты не думал обговаривать что бы то ни было. Даже то, у кого останется кот. Просто вышел, как будто за хлебом.

– Не знаю, почему я был тогда в таком состоянии, – сказал ей муж. – Я то радовался жизни, то впадал в отчаяние.

– Почему? – спросила Джози. – Да потому, что эта твоя штучка на тебя наседала. Потому что у нее лифчик с чашечками четвертого размера и потому что она сверкает ягодицами в своих открытых трусиках из пятнистой лайкры. Да, я ездила к ее дому и заглядывала через забор. Знаю, что он у нее проржавевший и покосившийся, с разнокалиберными опорами, что в нем не хватает двух секций и через него видна подсобка со стиральной машиной, такая неряшливая, что мне бы ты этого не простил!

– Дело не только в Мелани.

«Мелани». Джози скорчила гримасу – такую, что, окажись в телефонной трубке молоко, оно немедленно бы скисло.

– Хотя я и признаю, что она только все усугубила.

– Она? А ты что, пытался спасти семью?

– Я чувствую, что сделал ужасную ошибку, – сказал Дэмиен. – По-настоящему ужасную.

– А что, по-твоему, должна чувствовать я? Сейчас я пытаюсь как-то прийти в себя. Мне больше не нужно глотать тонну успокоительных, чтобы посмотреть очередную серию «Живущих на Ист-Энде». Я больше не чувствую упадка сил, у меня прошла угревая сыпь, и я уже не выгляжу как после смертельно тяжелой болезни. Незнакомые люди не шарахаются от меня на улице, а друзья перестали говорить, что мне надо сходить к врачу. Я счастлива.

– В самом деле?

– Да. Возможно, звучит вызывающе, но это правда.

– Не могу сказать того же о себе.

Опять неловкая пауза.

– А как Кот-Ранее-Известный-Как-Принц? – спросил он более оживленным тоном.

– У него бредовые идеи. Он пожирает свой «Кити-Кэт» так, как будто завтра конец света. И он неплохо справляется с ролью сироты при живом отце.

– Ну что же, хорошо. – Судя по голосу, Дэмиен вряд ли действительно так думал.

– А как тебе быть отчимом?

Дэмиен медленно выдохнул:

– Не так просто, как казалось раньше.

Джози удовлетворенно усмехнулась про себя.

– Дети разбрасывают «Лего» в самых неподходящих местах. Совсем недавно я потратил много денег и почти впустую, а все ради того, чтобы извлечь из лэптопа сухарики Фарли. Эти дети всюду оставляют крошки от тостов и прочую дрянь. Часто мне кажется, что я сплю в кошачьем лотке.

Голову даю на отсечение, это совсем не то, что нужно для необузданного секса, которого он так жаждал!

– А твоя штучка знает, что ты мне звонишь?

Она слышала, как Дэмиен кусает ногти. Он всегда так делал, когда намеревался солгать.

– Нет.

– А где она сейчас?

– В «Теско». Делает ночные покупки.

Вот те на! А я-то думала, это я скучно живу!

– Ты ей сказал, что на бумагах по разводу есть уже все подписи?

Опять он кусает ногти.

– Нет.

– Ты еще не отослал их обратно?

– Нет.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц стал бесцеремонно выть у кухонной двери. Джози прикрыла рукой трубку телефона. «Я приду через минуту, – прошептала она. – Умереть от голода я тебе не дам».

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц бросил на нее красноречивый взгляд, мол: «если-бы-я-мог-обращаться-с-консервным-ножом-меня-бы-здесь-не-было».

– Ты уверена, что мы и в самом деле этого хотим? – Дэмиен говорил самым вкрадчивым тоном, на который только был способен. Так он говорил по утрам в выходные, когда хотел, чтобы она встала и сделала ему сандвичи с ветчиной. – В самом деле?

– Именно. И если без конца копаться во всех этих психологических тонкостях – принципиальность, искупление, примирение с жизнью, – то адвокаты совсем обнищают. Подпиши бумаги, Дэмиен.

– Вряд ли нам стоит с этим торопиться.

– Ты уже поторопился.

– Джози, я этого не заслужил. Нельзя же просто спустить в унитаз пять лет брака!

Ты-то так и поступил. Значит, можно.

– Могу я сейчас зайти повидаться с тобой?

– Можешь. Но меня не будет дома.

– Ты куда-то уходишь?

– К тебе это отношения не имеет.

– Но я все еще твой муж.

– Это всего лишь небольшая юридическая формальность. – Джози выпрямилась и зашикала на кота, который завыл и напустил на пол лужу, так бешено таращась на нее, что, казалось, у него вот-вот пойдет пена из пасти. – Слушай, не могу больше говорить.

– А что случилось?

– Знаешь, Дэмиен, у меня своя жизнь.

– У тебя кто-то есть?

Джози рассматривала ярко-красный лак на пальцах ног, бравируя сама перед собой и притворяясь, что все это ей совершенно безразлично. К завтрашнему дню надо перекрасить. Ярко-красный и сиреневый шелковистый, который, пожалуй, первым приходил на ум, были уже явно не актуальны с точки зрения сегодняшних тенденций в моде. Кот-Ранее-Известный-Как-Принц в отчаянии бросился на пол.

– Да.

– У вас это серьезно?

– Мы много времени проводим вместе.

– Вот как. А он красивый?

– Да.

– Вот как.

– Мне пора. Мы сегодня с ним обедаем.

– Вот как. – Последовало грустное молчание. – Ты его любишь?

– Мне не нравится этот разговор, Дэмиен. – Это должно было отяготить его сердце еще более тяжким бременем.

– Он богат?

– Дэмиен, думаю, лучше тебе больше мне не звонить.

– Я не хочу терять тебя.

Уголки ее рта опустились, и она чуть прикусила губу, подавляя чувства, которые все время норовили просочиться наружу, стоило ей только чуть ослабить свое внимание.

– Ты уже меня потерял.

Она положила трубку и прижала к груди подушку. Подушки были той роскошью, которую она позволила себе теперь, когда стала сама выбирать, что ей купить для украшения дома. Дэмиен считал их совершенно недопустимыми, так же, как и плетеные настенные панно, корзины для белья из ивовых прутьев и жакеты без воротника и пуговиц. Он упорствовал, считая их безнадежно устаревшими, и больше всего боялся, что сам может произвести на кого-то такое же впечатление. Поэтому-то ей и приходилось так долго мириться с тем неуютным диваном, который теперь был отдан в безраздельное пользование уличным нищим.

Телефон зазвонил опять, резко и настойчиво. Кот-Ранее-Известный-Как-Принц выворачивался наизнанку, то вытягиваясь с безразличным видом, то катаясь по ковру гостиной, тонко намекая на крайнюю степень голодного истощения у животного, чьи стати достойны «Оскара», никак не меньше. Окажись здесь голливудский красавец Кеннет Брана, он наверняка испугался бы за свои гонорары. Телефон продолжал трезвонить, и Джози закусила конец подушки, нахмурившись от нерешительности. Дэмиена с нее было уже достаточно. Этот вампир, откусывая по маленьким кусочкам, и слона бы съел! Кот-Ранее-Известный-Как-Принц бросил на нее говорящий взгляд: «Всех-грехов-ради-возьми-же-ты-наконец-трубку!» И Джози схватила ее:

– Дэми…

– Почему ты так долго не берешь трубку?

Джози разжала пальцы, выпустила ни в чем не повинную подушку и откинулась на спинку дивана. Предстоял разговор, который лучше всего было вести в горизонтальном положении, а еще того лучше – с большим стаканом джина в руке.

– Здравствуй, мама.

– Ты что, опять говорила с этой мерзкой тварью?

– Со служащим банка?

– Да нет, с этим ничтожеством, твоим бывшим мужем.

– Мам…

– Вы же так долго были вместе!

– Мы были женаты пять лет.

– Ты понимаешь, о чем я, – ее мать презрительно фыркнула в телефонную трубку. – И я прекрасно знаю твой характер. Стоит ему сказать ласковое словечко, и ты, задравши юбку, понесешься к нему, сверкая трусами. Если, конечно, ты их носишь.

– Мам!

– Он никогда не был тебя достоин.

– Мам! Никто никогда не был меня достоин. Никто из моих друзей тебе никогда не нравился.

На другом конце провода обиженно замолчали.

– Мне нравился Клайв.

– Клайв?

– Клайв был довольно милым. В своем роде, конечно.

– У меня никогда не было друга по имени Клайв.

– Нет, был. – В голосе матери зазвучала досада. – И это был очень приятный молодой человек. Всегда носил шарф.

– Я никогда не встречалась ни с кем по имени Клайв.

– Он ездил на «Остине аллегро». На оранжевом. Машина принадлежала его отцу.

– Ты что-то путаешь.

– Тебе надо было выйти за Клайва. Он не из тех, кто бросает жену ради зада в облегающих трусиках.

Никакого Клайва у нее никогда не было. И шарфа она не помнит. И «Остин аллегро» тоже.

– Знаешь, папаша твой был такой же. Всегда только секс, секс, секс. Утром, днем, вечером. Это единственное, о чем он мог думать.

В течение тридцати лет, что Джози знала отца, он никогда не отваживался ни на что большее, чем возню с цветочными горшками в сарае, и его, казалось, гораздо больше занимали пеларгонии, чем плотские удовольствия. Однако он мог как-то мягко урезонивать ее мать, когда она в чем-то переходила границу допустимого; после его смерти уже никто не был в состоянии обуздывать ее, когда ее слишком уж заносило.

– А все эти женщины, которые стали сжигать свои лифчики! После этого он уже никогда не был прежним.

Джози досчитала до четырех – до десяти она бы не выдержала.

– Мама, у меня еда в микроволновке.

– Что?

– Я готовила, когда ты позвонила. Микроволновка только что отключилась. Надо вынуть, а то все сгорит. То есть вытопится. Пропадет.

– Надеюсь, что это не жирная курица, как в прошлый раз?

– Нет, в этот раз я решила быть умницей и купила жаркое по-итальянски.

– Молодец, девочка. За тебя можно не беспокоиться.

– Знаю. – Беспокойся уж лучше о глобальных проблемах, обо всем Западном полушарии и о девяти десятых его населения.

– Ты уже собралась к завтрашней поездке?

Джози бросила нервный взгляд на упакованный чемодан в углу комнаты. Ее матери не обязательно было знать обо всех ее сомнениях по поводу этой поездки. В первый раз она поедет куда-то одна, в своем новом качестве уже почти разведенной женщины, и у нее сводило живот от смешанного чувства страха и волнения. Ей придется самой позаботиться о билетах, паспорте и деньгах на поездку. Раньше все это делал Дэмиен. Она переживала, сможет ли сама справиться с багажом, потом решила, что лучше положиться на автоматизированный транспортер в аэропорту, который уж наверняка лучше, чем какой-нибудь мужчина, знает, что с ним делать.

– Да.

– Ничего не забыла?

– Постаралась не забыть, по крайней мере.

– Зря ты иронизируешь. Вспомни, как я резинкой прикрепляла твои варежки к школьному пальто, потому что ты их всегда где-нибудь оставляла. Если бы я имела по фунту с каждой пары, которую ты теряла, то сейчас жила бы на той же улице, что и Барбра Стрейзанд.

– Ладно, мама.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц, похоже, сожалел о том, что заставил ее ответить на этот телефонный звонок. Она послала ему ответный взгляд: «Я-тебя-предупреждала».

– Мне надо идти. Надо кормить кота.

– Ты избаловала это животное.

– У меня нет никого другого, кого я могла бы осчастливить своей любовью.

– А как же я?

– Ну, кроме тебя.

– Я очень надеюсь, что скоро ты кого-нибудь найдешь. Я была бы отличной бабушкой.

– Вот это меня совершенно не беспокоит. Сейчас я еще не готова к серьезным отношениям.

– Для начала можно было бы просто с кем-то переспать…

– Мам!

– Я теперь все знаю о презервативах. Миссис Керби в аптеке рассказала мне о них, когда я стояла и ждала, пока приготовят мое лекарство. Никогда не спи с мужчиной, который покупает презервативы маленького размера.

– Мне надо идти, а то обед скоро просто сгорит.

– Жаль, что я не могу поехать с тобой.

– Сейчас уже поздно что-то менять.

– Мне следовало бы быть там. Не понимаю, почему Марте понадобилось устраивать свадьбу в такой спешке.

– Ну, это ее дело. Может быть, она боится, что жених передумает, если она во весь опор не побежит к алтарю.

– Да, она долго лежала на полке в ожидании своего покупателя, – протянула мать.

– Она не особенно запылилась.

– Но раз уж она столько ждала, то, надо думать, с первого же раза нашла именно то, что надо.

Прямое попадание, мамочка.

– Я расскажу тебе обо всем, как только вернусь.

– Ничего ни у кого не бери, если попросят провезти что-то. Особенно если это будет похоже на тальк. Это может оказаться высококачественным героином, и закончится все тем, что ты будешь исполнять танец живота в каком-нибудь турецком борделе. Об этом все время пишут в «Женском царстве». Вы, молоденькие девушки, просто не понимаете, сколько опасностей вас подстерегает.

– Я уже не молоденькая девушка, мама. Мне тридцать два года. Я – серьезная женщина, уважаемый член общества и уже с двенадцати лет была уравновешенной и рассудительной. Помнишь, что они всегда писали мне в школьных характеристиках?

– Что ты уравновешенная и рассудительная девочка, – согласилась мать.

– С тех пор ничего не изменилось.

– И в самолете не разговаривай ни с кем из мужчин, в которых есть хоть что-то необычное. Если твое место будет рядом с кем-то подозрительным, попроси их пересадить тебя. Они обязаны это сделать. Это записано у них в правилах.

– Мне нужно идти. – Джози приступила к выполнению правил Последовательного Завершения Разговора. Надо начать отсчет. Пять. Джози наклонила голову с трубкой к аппарату.

– Передавай там всем привет от меня.

– Обязательно.

Четыре. Чуть ниже.

– Как только приедешь, позвони мне, а то я буду волноваться.

– Обязательно позвоню.

Три. Еще ниже. Все идет как надо.

– Обещай.

– Обещаю.

Два.

– Я люблю тебя, Джозефин Элен.

– Я тоже люблю тебя, мама.

Один. Пора. Кладу трубку на базу. Ну вот, стыковка прошла благополучно.

Покорно выслушав все дотошные наставления, Джози посмотрела на часы. Неплохо. Почти мировой рекорд. Поднявшись наконец с дивана, она вновь увидела кота. Обессилевшее животное едва стояло, прислонившись к косяку кухонной двери. «Да, если вначале ты только притворялся умирающим от голода, то теперь твой живот уж точно решил, что тебе перерезали горло».

Жалобное мяуканье подтвердило ее догадку.

Телефон зазвонил вновь, и кот упал без чувств. «Да, рано радовалась». Опять звонок. «Может быть, это какая-нибудь соседка еще не поведала мне горестную правду о своем здоровье? Или мойщица окон не успела рассказать о последних событиях своей бурной половой жизни?» Телефон продолжал звонить, а кот продолжал посылать немые мольбы о помощи. «Нет, это она. Надо подойти. Она же знает, что я дома», – сказала ему Джози. А телефон все звонил и звонил. «Подожди одну минуту!»

Джози сняла трубку:

– Мама?

– А какая у него машина?

– Дэмиен!

– Деловая или спортивная?

– Дэмиен, оставь меня в покое!

– Ты столько сидела на телефоне! С ним говорила?

– С мамой. Хотя тебе я отчет давать не обязана.

– Он тебе дороже, чем я?

– Дэмиен, даже зубная нить и та дороже, чем ты.

– Ах вот как. – Она слышала, как ее бывший муж тяжело вздохнул. – Джози, я…

– Мне некогда, Дэмиен. Прощай.

– Джози…

Джози хлопнула трубку. Кот вздохнул с облегчением. «Теперь нас с тобой прикончат», – объявила она ему.

Джози зажгла свечи и поставила их на стол. Это были красные свечи, купленные ею на последний Валентинов день, но их так и не зажгли, потому что Дэмиен позвонил ей и сказал, что допоздна будет работать над одним очень важным проектом. Да, наверное, стягивать трусы с толстого зада этой штучки было делом чрезвычайной важности. Домой он заявился только в два часа ночи, пьяный в стельку. И от него несло духами. На следующее утро, извиняясь за вчерашнее, он сказал, что для поддержания отношений с заказчиками им всем пришлось пойти в бар. А потому свой заботливо приготовленный обед ей пришлось съесть в гордом одиночестве.

Сегодня она накрыла стол на одного и принесла готовую лазанью со сниженным количеством жира (и сниженным качеством вкуса). Передержанная в микроволновке, лазанья приобрела по краям малоаппетитный черный цвет и стала не более съедобной, чем тротуарная плитка, при этом внутренность ее осталась первозданно белой, сырой и едва теплой. Салат-латук был вялым (прошло уже два дня, как истек срок годности, но перед отъездом она хотела освободить холодильник, а выбрасывать еду ей всегда было жалко).

– На вот тебе, наконец, попрошайка ты мой, – умиленно произнесла она, поставив на стол тарелку далтоновского фарфора с консервированной кошачьей едой. На тарелке были изображены жених с невестой в рамке из золотых сердечек и такого количества цветов, что трудно даже сосчитать.

– Вот мы сейчас покушаем…

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц благодарно потерся о ее ноги, оставляя свою шерсть на черных брюках.

– Корыстная ты душонка, – журила его Джози, ковыряя вилкой в лазанье с таким воодушевлением, на которое только способна женщина, вынужденная есть нечто, по вкусу больше всего напоминающее мокрые обои. То, что аппетит стал возвращаться к ней и что она, хоть и с трудом, но впихивает в себя это неудобоваримое снадобье, было хорошим признаком. Следующим ее шагом возвращения к жизни будет приготовление для себя настоящего, вкусного блюда. Может быть, даже ее увядшая грудь со временем опять расцветет.

Эти звонки Дэмиена стоили ей душевного равновесия. Они вносили разлад во все, что с таким трудом понемногу выправлялось; так налетевшее подводное течение поднимает со дна осадок, хотя поверхность воды и остается ровной и спокойной. Каждый раз она собирала все душевные силы в кулак, готовясь к защите. Хотя это он решил разорвать их брак, и его совершенно не касалось, встретила ли она кого-то другого или нет. Она могла бы переспать со всей футбольной командой Англии – и надо думать, получить при этом массу удовольствия, – но к Дэмиену Флинну это уже не могло иметь никакого отношения. Она сделала глоток сухого вина; оно показалось ей слишком кислым и горчило. Даже бокал вина в одиночестве выпить было трудно. Пить одной не очень весело.

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц вспрыгнул на стул и положил лапы на край стола. Джози тоскливо вздохнула. Этот, теперь единственный, мужчина в ее жизни благодарно муркнул – уж он-то знал, что такое жизнь (или «Кити-Кэт»). Зарывшись по самые уши в тарелку, он, как и всегда, ел, будто завтра уже не наступит.

Джози щелкнула кнопкой магнитофона. Зазвучал голос Джорджа Майкла; певец доверительно жаловался ей на несчастливую любовь. Теперь уже без слез могла она слушать слезливые излияния других, что, конечно, тоже было хорошим признаком. Это был «Небрежный шепот»: «Знает он, что виноват, шагает в танце невпопад…» Виноваты или нет, но они с Дэмиеном всегда хорошо танцевали.

Она чувствовала себя измотанной. И теперь уже бывший муж и мать высосали весь аварийный запас ее душевных сил. Ну что же, зато она сможет заснуть в самолете и не будет смотреть всякую устаревшую кинодребедень, которую смотреть можно только затем, чтобы как-то убить время. Она решительно встала, красиво – без особой необходимости – сложила салфетку и села опять. Не отрываясь от еды, кот бросил на нее взгляд.

– Вот так. Уж если кто мне дорог, так это ты. А я, кажется, солгала ему?

Кот-Ранее-Известный-Как-Принц подтвердил своим видом справедливость ее подозрений.