Текст книги "В радости и в горе"

Автор книги: Кэрол Мэттьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц)

Глава 6

Мэт заботливо поставил перед ней пластиковый поднос с двумя бумажными стаканчиками с чаем и обязательными хот-догами, такими же пластиковыми на вкус. К чему такая предупредительность, она же не инвалид. Кафе тоже было все из пластика навязчиво-пастельных оттенков, чуть потертого, как в дешевой клинике. Здесь они были единственными посетителями. Ветер за окном гонял по террасе, то подхватывая, то разбрасывая охапки выброшенных оберток от гамбургеров и прочий такой же мусор. Несколько неряшливого вида чайки, кажется, совсем обессилевшие в борьбе с тяготами жизни, бродили по кафе, временами склевывая что-то.

– Ну как, получше немного? – спросил он.

– Да, спасибо. – Ее улыбка была такой же жидковатой, как чай. Ничего в этом нет хорошего. Ну совсем ничего.

Это Мэт предложил съесть по хот-догу. Ему пришло в голову, что еда поможет ей справиться со спазмами в животе. При этом он не объяснил, почему вообще считает хот-доги едой, а эти – в особенности. Он пододвинул к ней стаканчик с чаем.

– В любом случае здесь есть вода, – заметил он, критически рассматривая его содержимое.

Джози била дрожь и внутри, и снаружи. Протянувшаяся к чаю рука так сильно задрожала, что ей пришлось засунуть ее глубоко в карман и дать ей покой еще на несколько мгновений.

– На таких восхождениях проверяется характер, – заметил Мэт.

– Если ты хочешь сказать, что у меня достаточно сильный характер, чтобы, даже дожив до ста десяти лет, не поддаться соблазну взобраться на эту статую снова, тогда я с тобой согласна. – Джози содрогнулась от такой перспективы. – По-моему, наличие психического заболевания должно быть обязательным требованием ко всем, кто собирается совершить восхождение к Свободе.

Мэт рассмеялся.

– В ноябре я была в Уэльсе, в самой глухомани, на выездной практике личностного совершенствования, организованной в тот раз для учителей, поэтому сейчас я знаю обо всем, что имеет хоть какое-то отношение к экстремальным условиям, – заверила его Джози. – Вместе с лучшими из участников я спускалась с горы на тросе, плавала на байдарке и лазала по канатной сетке. Несколько раз я переходила Юстонское шоссе в самый час пик в местах, где нет светофора. А один раз – только один раз – я даже рискнула пойти на свидание с одним из этих убогих по газетному объявлению. Но ни одну из этих авантюр и сравнивать нельзя с тем ужасом, что я пережила сегодня, – призналась она. Джози оценивающе посмотрела на хот-дог и поняла, что ни она, ни ее желудок были уже не в состоянии преодолеть еще одно испытание.

– Разве ты не рада, что мы все же сделали это! Разве у тебя нет ощущения победы?

– Если ты хочешь сказать, что я должна радоваться тому, что все позади, то да, – улыбнулась Джози. Все же теперь, когда она постепенно пришла в себя после пережитого страха, ее посетило волнующее чувство свершения. Ладно, по крайней мере, им не пришлось стоять в очереди.

– Это как роды, – убеждал он ее. – Когда вернешься домой и начнешь рассказывать об этом всем своим друзьям и знакомым, то скоро забудешь о крови и боли.

Как и о боли расставания, которая также смягчается со временем.

– А ты, кажется, неплохо разбираешься в родах?

– Совершенно не разбираюсь, – усмехнулся Мэт. – Однако я знаю все, что необходимо знать о том, как надо преодолевать себя. И мне кажется, что если мы благополучно доберемся до конца нашего чаепития, то это уже будет неплохо.

– Преодолевать себя? – задумчиво повторила за ним Джози. Она тоже кое-что об этом знала. Когда-то она думала, что не сможет жить одна, а сейчас не понимала, как могла жить с Дэмиеном.

Наконец дрожь в руках поутихла, величина их колебаний по шкале Рихтера была незначительной; словом, уже не та неистовая трясучка, что была вначале. Хотелось бы надеяться, что и колени скоро успокоятся. Мало-помалу она приходила в норму.

В задумчивости она уставилась в бледно-бежевую жидкость в стакане.

– Может быть, ты и прав, – сказала она.

Затем, держась за руки, они бродили вокруг музея статуи Свободы, поражаясь способности американцев придавать большое значение даже самым банальным мелочам, делать из мухи слона, создавать бесчисленные копии, наводняющие собой бесконечные полки сувенирных магазинов и домов по всему миру; при этом всякая десятицентовая дребедень оценивалась, как правило, не меньше чем в двадцать долларов.

– Позволь купить тебе эту Свободу как напоминание о твоих достижениях, память о которых, правда, и без того будет жить в веках, – произнес Мэт, выбрав удивительно липкую статуэтку из зеленого пластика, голову которой венчала золоченая корона.

– Благодарю. – Статуэтка была неимоверно безвкусной, но Джози уже знала, что будет дорожить ею больше всего на свете.

– А что, если еще и это в довершение картины? – Он водрузил на ее голову большую корону, как у Свободы, из зеленого пенополиуретана.

Джози снисходительно приняла соответствующую позу.

– Выглядишь потрясающе, – сказал он.

– Ну и лжец же ты, – ответила она. Он рассмеялся, но корону все же купил.

На обратном пути к пристани Мэт держал ее за руку, по-дружески, без всякого намека на интимность, но это тем не менее волновало ее, и она чувствовала, как под короной на голове пробегают горячие токи.

Они едва успевали на последний паром, и в сумерках силуэты небоскребов становились нечеткими. Они стояли у поручней и смотрели на Манхэттен, который надвигался на них по мере того, как они, успокоенные, толчками приближались к нему через Верхний залив Нью-Йорка. Солнце уже село, и теперь ощутимо похолодало. Пробирало до костей. Мэт притянул ее к себе, обвив руками, чтобы хоть как-то уберечь от порывистого ветра. Она бы предпочла укрыться внутри пароходика и посидеть с ним так вот, обнявшись, в тепле буфета, но не двигалась, боясь прервать объятие Мэта, который, может быть, уже не решится вновь прижать ее к себе.

– Спасибо за отличный день, – прошептал Мэт, почти касаясь губами ее шеи. – Мне давно не было так хорошо.

Вот он наступил, этот неприятный момент, который она просто ненавидела. Момент, когда люди неловко перекидываются пустыми фразами, не решаясь сказать: «Прощай», «Пока», «До свидания», «Auf wiedersehen»[3]3
  Auf wiedersehen (нем.) – до свидания.


[Закрыть], «Adieu»[4]4
  Adieu (фр.) – до встречи.


[Закрыть]. «Все было просто великолепно, но мне надо идти. Позвони. Нет, я лучше сам позвоню. Когда-нибудь. Скоро. Правда позвоню». А потом – еще и неловкость от того, что надо решить: целоваться или не целоваться? Целоваться, но не особенно пылко? Целоваться, но без привкуса отчаяния?

Каждый раз в подобных ситуациях она все равно делала что-то не так – именно это всегда и было последним, что она от них слышала. И почему только мужчины не могут быть честными и просто сказать: «Знаешь, все было отлично, но ты – женщина не в моем вкусе. Мне нравятся более высокие». (Варианты: более низкие, более полные, более худые, более светловолосые, больше похожие на мою мать, ну, в общем, другие.) Почему взрослые люди считают необходимым играть в эти детские игры?

– Джози… – вздохнул Мэт.

Нет, только не это, он не должен говорить, что она не из тех женщин, которые ему нравятся! Пусть он даст ей номер своего мобильного телефона и пусть одна цифра в нем будет намеренно не той; тогда всю вину можно будет свалить на неустойчивую связь и на ее невезучесть, а не на всю неадекватность ее поведения с мужчинами. И поскольку спать все равно жестко, то уж лучше постелить помягче.

– Мне очень… – Мэт опять вздохнул, – спокойно и уютно с тобой.

– Уютно? – нахмурилась Джози. – Как в старых шлепанцах?

– Нет, – Мэт всматривался в даль. – Нет, как в дорогих кожаных перчатках.

– А это что, хорошо?

– Да, – он развернул ее к себе, – очень хорошо.

– Разве?

– Все же лучше, чем в шлепанцах.

Джози фыркнула.

– Мне бы хотелось увидеться сегодня вечером, – тихо сказал он ей на ухо. – У тебя есть какие-нибудь планы?

О, пока я в Нью-Йорке, мне надо пообедать с таким множеством знаменитостей: с Дональдом Трампом, с Вуди Алленом, со Слаем Сталлоне, может быть, даже с Биллом Гейтсом!

– Да, в общем, ничего такого, чего нельзя было бы отменить, – ответила она.

Мэт взглянул на часы.

– А мне надо не упустить тут одну рок-группу перегруженных гормонами парнишек.

– Известных под именем…

– «Крутоголовые».

– Крутоголовые?

На его лице отразилось отчаяние.

– Знаю, – вздохнул он, – я для такого староват. Я еще помню Нила Седаку. Более того, мне нравился Нил Седака! Меня самого кидает в дрожь от этого откровения, – он покачал головой и опять вздохнул. – Их студия находится в нижней части Ист-Сайда. Мне надо пройти еще и через это испытание.

Джози рассмеялась.

– Может быть, встретимся где-нибудь попозднее? Что ты об этом думаешь?

Она обрадовалась, что мысль о месте встречи ей в голову пришла тут же.

– Как ты относишься к мексиканской кухне? – спросила она. – Я знаю неплохое место, «Аламо», на Сорок восьмой улице в Ист-Сайде.

– Я обожаю все мексиканское. Восемь часов, пойдет? – Мэт шарил в карманах. – Пожалуй, мне лучше записать. Память у меня уже не та, что…

– У слона?

– …что раньше. – Он вытащил ручку и помятый листок бумаги и что-то на нем нацарапал. Запихнул этот листок поглубже в один из карманов своего пальто и притянул ее к себе.

Губы у Джози пересохли. Свидание. Настоящее вечернее свидание, обед вдвоем. С тем, кого не знала раньше. Так вот, Джози Флинн, разведенка ты этакая, провинциалка из Богом забытого Кэмдена, все, оказывается, не так уж и сложно. Так ведь?

Мэт улыбнулся ей и опять крепко прижал к себе. Легкое нервное подергивание пробежало у Джози по животу: на сей раз она уже точно знала, что эта дрожь не связана с восхождением на статую Свободы.

Глава 7

Это были четыре юнца с еще свежими лицами. На них не было и следов подростковых прыщиков. Страшно несправедливо, ведь у него самого в пятнадцать лет лицо было, как пузыристая корочка пиццы. Мэт уселся в кресло как можно глубже. Похмелье все сильнее овладевало им, раскачивая из стороны в сторону в ритме бита. В затемненном подвале многоквартирного дома, недавно прошедшего реконструкцию, «Крутоголовые» нестройно бренчали свою по-юношески похотливую дребедень со вкрадчивыми стишками о потерянной любви и с такой же слащавой музыкальной частью. И это новые битлы? Вот уж не сказал бы. Далековато им до трагического лиризма песен «Элинор Ригби» и «Она покидает дом».

«У-у-у-у, у-у-у-у, бэби, хочу, чтобы ты вернулась, о-о-о-о, а-а-а-а» и т. д., и т. п. Та-та-та-та, та-та-та-та, – отстукивала драм-машина. – Мое сердце вот-вот разорвется, о-о-о, о-о-о».

Все, как и следовало ожидать. Интересно, что они вообще знают о трагедии любви, в их-то возрасте? Господи, да они едва перешагнули через младенческое «агу-агу». Хотя, конечно, если ты идол девочек-подростков, то тебе гораздо легче приобрести опыт любовного общения, чем обычному тинейджеру. В его годы такой опыт приобретался на велосипедных стоянках и под крышами автобусных остановок. Однажды он почти уже расстался с невинностью в наполненной паром маленькой ночной прачечной, но вдруг появился сторож и выбросил их на улицу. Надо подождать, пока этим мальцам не исполнится по тридцатнику, тогда жизнь уже пару-тройку раз пропустит их через свои жернова и они по-настоящему поймут, что это такое – потерять любовь. Крутоголовые, надо же. Хотя в их возрасте все мы считали себя именно такими.

Мэт закрыл глаза, и назойливая картинка – четверка волосатых парней, поп-идолов, молодыми жеребчиками скакавших по залу, – исчезла. Уж что-что, но только это не прорыв в новое музыкальное измерение. Не помнил он, чтобы битлам требовалось еще и танцевать под музыку; в добрые старые времена их поклонники и без того штурмом брали магазины грампластинок. Как бы то ни было, статья о них поможет заполнить четыре страницы безнадежно скучного журнала, номер которого уже давно было пора сдавать.

Он подумал, что там, на катере, головная боль у него сразу же прошла благодаря свежему воздуху, но в этой звукозаписывающей студии из-за духоты и мерзкого запаха голова стала раскалываться с еще большей силой. А может быть, тогда он просто стал временно нечувствителен к боли благодаря присутствию Джози. Физическое и эмоциональное ведь взаимосвязаны. А головную боль можно снять парой таблеток нурофена, для этого и предназначенных, или чашкой крепкого кофе. Правда, с сердечной болью сладить потруднее.

Почему же ему было так больно, когда он получил бумаги по разводу? Может быть, потому, что они воскресили в нем воспоминание о том, как он застал Николет, барахтающуюся в их супружеской постели с каким-то толстым лысым коротышкой, который ему и в подметки не годился? Или все из-за того, что, при всех ее недостатках, она-то быстро нашла ему замену и с резвостью щенка уже во второй раз пробежалась под свадебный марш к столу регистрации, а ему еще предстояло найти женщину, при виде которой брови его восхищенно поползут вверх, не говоря уже об учащенном сердцебиении.

А ведь Джози Флинн действительно взволновала его. Не она ли та женщина, с которой можно снова съесть свадебный торт? Об этом стоит подумать.

«О-о-о, о-о-о, беби, что же такое ты делаешь со мной, о-о-о, о-о-о…»

Мэт приоткрыл один глаз и принялся цинично рассматривать этих мальчишек. Джози сексуальна и женственна, этакая женственная недотрога – «не прикасайся ко мне, а то испачкаешь» – есть в ней что-то такое, что не определишь словами. Было понятно, что такая никогда не станет заниматься сексом на первом же свидании, а это уже немаловажно: ему до смерти надоело выкладываться во всех этих безликих спальнях, чтобы казаться секс-героем в глазах женщин, которых он фактически не знал, да и знать не хотел. А Джози, по крайней мере, могла связно выразить свои мысли – талант, редко встречающийся у современных женщин, во всяком случае у тех, с кем он имел дело. И ноги у нее в порядке, хорошие ноги, эти ноги прошли весь путь до вершины без единой остановки. И попка маленькая и аккуратная; когда Джози ступала на очередную ступеньку, она немного качалась, дразня его своей бойкостью. Если учесть, что ей пришлось наступать на один миллион четырнадцать ступенек, то неудивительно, что в банке данных его памяти это движение отпечаталось так, что уже не стереть, и его можно считать специалистом по походке Джози. Да, впечатляющая получается характеристика.

А к тому же у него с ней сегодня свидание, и место записано на листочке, дожидающемся своего часа в глубине кармана его пальто. А как же его «обет безбрачия»? Это безбрачие было вызвано отнюдь не соображениями морали, а просто тем, что уже несколько месяцев он не вдыхал аромата женского тела. Но ради Джози Флинн он, пожалуй, нарушит свой обет. Мэт смиренно сложил руки на груди и позволил себе ухмылку. В общем и целом день удался, несмотря даже на оскорбление действием со стороны этой, с позволения сказать, музыки.

– Марта? Это Джози. Я приехала. «Сокол приземлился». – Джози, смотрясь в гостиничное зеркало, заляпанное пальцами предыдущих постояльцев, прикладывала к себе цветастую блузку. Слишком вызывающе для первого свидания.

– Джо-Джо, – оглушающе завопила ей в ухо Марта. – Хорошо долетела?

– Замечательно. Напилась с соседом по салону. А потом мы взбирались на статую Свободы. И он пригласил меня сегодня на обед.

– Ты пойдешь?

Джози нежно прикоснулась пальцами к зеленой короне, которая все еще красовалась у нее на голове.

– Вопрос из серии «Папа римский пьет церковный ликер»? Конечно, пойду.

– Он милый?

– Не то слово! – Она глупо улыбалась сама себе в зеркале.

– Я хочу все о нем узнать! Когда ты ко мне приедешь?

Джози приложила к себе черный свитер. Слишком уныло, особенно если учесть ее теперешнюю мертвенную бледность.

– А когда мне надо быть?

– Мы назначили встречу с косметологами и маникюршами в салоне красоты на десять тридцать, затем в двенадцать будет завтрак для подружек невесты в ресторане у Гинелли, в шесть – репетиция свадьбы, потом едем домой и в семь тридцать репетируем свадебный обед, и наконец ровно в десять ложимся спать, чтобы наутро быть свеженькими и красивенькими.

– Ты читала по бумажке?

– Свадебная церемония разрабатывалась с такой военной точностью, какая и Пентагону не снилась. Я все наизусть помню. На всякий случай.

– Ты приготовила мои туфли?

– Конечно. А ты не забыла привезти платье?

– Не забыла. – Пятнадцать с половиной метров невесомого сиреневого шифона, компактно смятого, лежали в ее чемодане.

– Ты уже повесила его на плечики?

– Уже повесила. – Джози бросила виноватый взгляд на скомканную ткань. Повешу сразу же, как повешу трубку. – Как там у тебя дела?

– Просто кошмар.

– А как отец со всем этим справляется?

– Плохо.

– А ты сама?

– Приезжай поскорее, я очень хочу тебя видеть. – Голос Марты звучал как-то необычно, чуть надтреснуто, что ли.

– Ну-ну, – мягко произнесла Джози. – Не успеешь моргнуть, а я уже там.

В трубке послышался смешок Марты.

– Ну вот и хорошо. Увидимся завтра утром. Ясным ранним утром.

– Помни, Джозефин Флинн, ты обещала мне приехать рано утром. Не хотелось бы, чтобы, проведя всю сегодняшнюю ночь в гостиничном номере в компании какого-то насильника, ты наутро приехала ко мне невыспавшаяся, вся в синяках, со следами зубов и со всклокоченными волосами. Наш салон красоты принесет тебе гораздо больше пользы.

– Обещаю, – Джози приложила к себе розовый кашемировый свитер, – что насиловать меня будут только полночи. – То, что нужно. Для молоденькой девушки просто верх роскоши. Дорого, но купить можно. Нежно и в то же время изощренно. А если еще положить побольше тон-пудры, то вообще можно за человека сойти.

– Не опаздывай.

– Не опоздаю.

– Приятно провести вечер.

– Спасибо, постараюсь.

– А потом все мне расскажешь.

Джози опять ухмыльнулась своему отражению в зеркале и подумала, не побрить ли ей еще раз ноги, все еще нывшие после прогулки.

Администратором «Крутоголовых» была костлявая девица с грудью, как у Кайли Миноуг, одетая в брюки и коротенькую кофточку. Она усердно демонстрировала ему свой плоский живот, стараясь, чтобы он выглядел округлым.

– Привет, – сказала она, стараясь перекрыть шум, пардон, музыку. – Я Холли Бринкмен.

– Мэт Джарвис. – Он встал и пожал ей руку, что показалось ей забавным.

– Стильные ребята, правда?

– Э-э… да. Стильные. – Он собрал в кулак всю свою волю, чтобы произнести эти слова с воодушевлением, хотя эта чертова четверка совсем его не воодушевляла. Наверное, ему надо сменить работу.

– Я принесла вам пресс-релиз и их компакт-диски.

– Отлично. – Эти диски пополнят его коллекцию рекламных компактов, наряду с четырьмя сотнями других таких же, которые он так ни разу и не прослушал. Возможно, он как-нибудь продаст их все разом и отправится на эти деньги в кругосветное путешествие на катамаране. Хотя, честно говоря, эти триста девяносто девять дисков молодежных команд вряд ли вообще кто-то слушал, разве что записные неудачники, которым, кажется, ничего другого и не остается. Но помечтать-то можно.

– А когда материал будет опубликован?

– Очень скоро. В каждом номере мы даем ретроспективные материалы, посвященные «Битлз», ведь скоро юбилей Джона Леннона… – Девица делала отчаянные попытки проявить заинтересованность, но в ее глазах ясно читалось: а кто такой Джон Леннон? – Мы сравниваем их с новой волной сегодняшних музыкантов, имеющих влияние в музыкальном мире. – Он взглянул на «Крутоголовых». Как можно сравнивать их с «Битлз»?!

– Потрясающе. – Она удовлетворенно обхватила себя руками: ее администраторская обязанность благополучно выполнена. – А Пол Маккартни сейчас уже… как же вы это называете?.. вышел на пенсию по старости? Да?

– Почти что, – неохотно согласился Мэт. Такое напоминание о неумолимости времени было горьким: трудно было представить себе этих легендарных музыкантов получающими бесплатные проездные на автобус и уступающими дорогу такой вот разношерстной компании.

– Хорошо бы дожить до пенсии, – хохотнула Холли.

– Хорошо бы создавать такие песни, как у «Битлз», – поставил ее на место Мэт.

– Для этого надо иметь талант.

Что верно, то верно. И ему подумалось: а в чем же его собственный талант?

К счастью, Холли прервала ход его мыслей еще до того, как они приняли совсем уж мрачное направление.

– Вы раньше бывали в Нью-Йорке? – спросила она.

– Много раз.

– И вам не требуется дружеская помощь?

– Да нет, спасибо.

– Я сейчас отвезу парней поесть, а потом в клуб. Хотите с нами?

Если я чего-то и хочу, то совсем не этого.

– У меня планы на сегодняшний вечер. – У меня сегодня свидание, горячее страстное свидание!

– О! – Она выглядела разочарованной.

Он мягко ей улыбнулся. Она мила и молода, она просто старается как можно лучше выполнять свою работу, а он ведет себя почти грубо.

– Спасибо за приглашение, – сказал Мэт, – может быть, как-нибудь в другой раз.

– Хотите выпить? – Холли помахала бутылкой у него перед носом. – Это виски. «Джек Дэниэлс».

– Нет, благодарю.

– Пропустим по маленькой?

– Нет, в самом деле.

– А ребята сейчас пройдутся по своему новому синглу. Оставайтесь послушать.

– Мне уже скоро уходить.

– Одну на дорожку? – Холли смотрела на него умоляюще.

– Ну, если только совсем чуть-чуть.

Она плеснула виски в высокий бокал и протянула ему. При одном виде виски у Мэта вновь стала раскалываться голова, однако вкус ему понравился. Все как надо – привкус собачьей шерсти и все такое.

Спустя два часа еще два полных бокала «Джека Дэниэлса» и двадцать два прогона песни «Ты мне нужна, детка, мне нужна любовница» Мэт уже здорово набрался и понимал это, как понимал и то, что ему уже давно пора быть совсем в другом месте.

– Я должен ехать, – невнятно пробормотал он.

– Вот номер моего телефона, – глядя ему прямо в глаза и стараясь при этом не выглядеть назойливо, протянула свою визитную карточку Холли. – Звоните мне. В любое время.

– Да у меня уже есть все, что нужно, – сказал он, похлопывая по пачке брошюр и, несмотря на свое крайнее опьянение, притворяясь, что не понял ее намека. – Завтра я приеду взять интервью у ребят.

– Постараюсь быть здесь.

– И я тоже, – сказал он и, едва держась на ногах, направился к выходу.

Ресторан «Аламо» был полон молодых преуспевающих ньюйоркцев, одетых дорого и ультрамодно. Мужчины в полосатых рубашках и в брюках с подтяжками, женщины в коротких юбках, хриплыми голосами кричавшие что-то друг другу через столики и визгливо хохотавшие. Через проход от нее полным ходом шло празднование чего-то, и одна разбитная особа с командирскими замашками, дама-командирша, окруженная молчаливыми гостями, приступила к основной части церемонии. Джози сразу же возненавидела ее. Дальше, через несколько столиков, сидела, вперившись друг в друга взглядом, раскаленная от страсти парочка. И им было наплевать на толчею вокруг, на официанта, который у их столика исполнял настоящий цирковой номер, обливая их десерт струей какого-то алкогольного напитка, полыхавшего настоящим пламенем, прямо из бутылки. Впечатляюще, ничего не скажешь. А они ничего не замечали вокруг. Все попытки бедного официанта вызвать их интерес к тому, что он делал, были напрасны. Когда он закончил, Джози еле слышно поаплодировала ему, и он молча поблагодарил ее, подняв бровь.

Джози сидела прямо в центре зала, выставленная на всеобщее обозрение, все еще совершенно одна. Мэт опаздывал уже на час. Она знала, что на час, потому что смотрела на часы каждую минуту и, значит, посмотрела на них уже шестьдесят раз. Подходил к концу уже третий стакан клубничного коктейля «Маргарита», и его вкус, вначале совершенно божественный, казался ей уже отвратительным, и она пила его с тем же удовольствием, с каким пила бы, наверное, соляную кислоту из батарейки. Она уже поиграла с беспечным видом соломинкой, и часами, и сережками, и своими волосами, но беспечность можно изображать от силы минут десять, а потом делать это становится уже неудобно. И где его черти носят? А она-то была просто уверена, что он придет. Ведь они так чудесно провели сегодня время вместе. Все эти ступеньки, хот-доги с пластмассовым вкусом и безвкусный чай, эта зеленая корона. Разве это не было прелюдией к настоящему свиданию? Да, он сравнил ее со шлепанцами и с перчатками. Ну и что из этого, и то и другое по-своему вещи необходимые. Он сказал, что ему было легко и уютно с ней. Очень легко.

Настолько легко, что он заставил ее сидеть здесь в одиночестве. Такой одинокой петунией на луковой грядке.

Официант пронес мимо нее поднос с каким-то необыкновенно пахнущим пряным блюдом. Посмотрел на нее с жалостью. Джози набрала в рот минеральной воды – надо дать передышку трио «Маргарита». Вода была безвкусной, теплой и без единого хилого пузыречка, способного хоть немного оживить угрюмую поверхность. Господи, как же она ненавидит мужчин. Всех. Когда вернется домой, то станет лесбиянкой. Ее подруга Катарина была замужем четыре раза, а теперь стала лесбиянкой, так что, наверное, в этом все же что-то есть. Если Катарина по три раза за ночь может делать это и как женщина, и как мужчина, то и любая другая сможет. Зато какие преимущества: кто-то станет гладить твои блузки, стирать брюки и помнить о том, что надо вовремя заплатить по счету из магазина «Барклай», а ты будешь развлекаться на стороне и заниматься спортом. Чем больше она размышляла на эту тему, тем привлекательнее казалась ей такая жизнь.

Может быть, ей позвонить Мэту, проверить, в гостинице ли он еще. Но сможет ли она вспомнить название гостиницы? Может быть, он вернулся после прослушивания той группы, впал в кому, вызванную совместным действием алкоголя и сменой часового пояса, стал совершенно невосприимчив к ходу времени и к тому факту, что его ждет некто, кто мог бы представлять для него больший интерес, чем даже какая-нибудь признанная красавица. А может быть, на него напали и он лежит, истекая кровью, на какой-нибудь улице, обсаженной деревьями, за которыми его никто не замечает; здесь такое постоянно случается – она уже смотрела первый канал нью-йоркского телевидения. Джози проглотила свою лишенную вкуса воду. Скорее всего, он просто негодяй.

Она даст ему еще пятнадцать минут, а потом уйдет.

Спустя полчаса мимо опять прошел тот официант.

– Вы думаете, ваш друг еще придет, мэм?

– Нет, не думаю. – Наверное, столик нужен для какой-нибудь счастливой парочки влюбленных голубков, а здесь сидит мрачная брошенная, разведенная женщина.

– Желаете что-то заказать?

Да ей кусок в горло не полезет. Желудок у нее свело спазмом, и если она попытается просунуть сквозь свои сжатые губы мясной блинчик энчиладу, то он, скорее всего, попадет не в то горло и она задохнется.

– Нет, спасибо.

– Еще один коктейль?

Она не вынесет еще одного коктейля, к тому же завтра утром ей надо прийти на свадебные приготовления Марты свежей и улыбающейся.

– Нет, я, пожалуй, пойду. Он позвонит мне в гостиницу.

На лице официанта отразилось сомнение. Она его разделяла.

Когда Мэт вышел из дверей звукозаписывающей студии, вдоль по Кэнел-стрит гулял завывающий ветер. Была ясная звездная ночь, морозный воздух был пронзительно-колким и жгучим, и это немного пробудило его от пьяной отрешенности. Ведь сейчас он должен обедать с Джози! И угораздило же его остаться и так набраться! Ему придется долго выкручиваться, объясняя причину всего этого. В чем бы ни состоял его талант, отношения к женщинам это уж точно не имело. В этом, как ни печально, он полный идиот. В кои веки ему встретилась молодая женщина, к которой он чувствует то, что не чувствовал к другим, – и нате вам, он умудряется все так усложнить.

Такси, такси, такси, ему нужно поймать такси. Но разве можно поймать такси, когда оно так необходимо? Конечно же, дорогой читатель, рядом не было ни одного такси. Такси, как полицейские: они исчезают из поля зрения именно тогда, когда они больше всего нужны.

Мэт пошарил в кармане, ища бумажку с названием ресторана и его адресом. Пока он шарил, бумажка скаталась в шарик. А когда он стал разворачивать его, зловредный ветер, выбрав подходящий момент, вырвал шарик из неуверенно двигающихся пальцев и понес, посвистывая себе, через дорогу.

– Только не это! – закричал Мэт, пока бумажка весело резвилась среди бегущих колес. Он соскочил с тротуара на дорогу, готовый немедленно пуститься в погоню за беглянкой, но она скрылась в автомобильном чаду и пару от машин, две или три из которых к тому же отвратительно надрывно ему сигналили. «Вернись», – закричал он. Но бумажка совершенно не желала, чтобы ее поймали. Он почти слышал, как она кричала ему: «Я свободна, свободна!»

Мэт схватился за голову, запустив пальцы в волосы. Ему захотелось то ли заплакать, то ли сильно ударить что-то неживое. И тут перед ним остановилось такси. Пораженный, но полный благодарного благоговения, Мэт сел в него.

– Мне надо в… в… – Куда же ему ехать? – В… в мексиканский ресторан.

– Ме-ки-кан-ски? – переспросил водитель.

– Вы мексиканец?

– Ке?

– Мекикано?

– Си.

– Мне нужно в мексиканский ресторан.

– Ке?

– Си, си.

– Ке?

– Куда вы ездите обедать?

– Обедать? Бит Мак?

– Да нет же, – завопил он. Медленнее: – Куда – вы – ездите – обедать – по-мексикански?

– Ме-ки-кан-ски?

Думай, Мэт. Думай. Под дурманящими волнами «Джека Дэниэлса», на самом дне, лежит твой мозг.

– Название как-то связано с кровопролитием. Что-то наподобие битвы у Малого Большого Рога, последнего поста Кастера, техасской резни цепной пилой…

– Кьен?

– Нет, Кастер. – Мэт в отчаянии откинулся на спинку сиденья. – Господи ты боже мой! Ты же чертов мексиканец и должен знать, где находится приличный мексиканский ресторан!

– Биг Мак?

Мэт обхватил голову руками и крепко сжал. Думай. Думай. Думай. Но озарение так и не наступало.

Водитель выжидающе смотрел на него.

– Кьен?

Плечи у Мэта печально сникли.

– Ладно, просто отвези меня в гостиницу.

– Ке?

– Только не начинай с начала! – И Мэт дал мексиканцу адрес своей гостиницы.

Успокоившись, водитель встроился в движение, и Мэт откинул голову на спинку сиденья. Дурак. Вот дурак-то. Где-то в этом безликом городе сидит красивая женщина и терпеливо ждет его (правда, может быть, уже нетерпеливо), а он такой идиот, что сумел забыть, где именно. Нельзя даже сказать, что память у него, как дырявое решето – это было бы незаслуженным оскорблением для всего семейства решет, да и сит в придачу. Он не знал номера ее телефона, не знал названия гостиницы, в которой она остановилась, найти ее – как иголку в стоге сена. Он оказался в городе, который никогда не спит[5]5
  Расхожая характеристика Нью-Йорка.


[Закрыть], а ему ничего не остается, как идти спать. Одному. А завтра к вечеру он разделается с «Крутоголовыми» и с этим городом и – перелетная птица – полетит в родные края. А свою птицу счастья он упустил прямо из рук. Хороший мальчик, Мэтью.