Текст книги "В радости и в горе"

Автор книги: Кэрол Мэттьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 23 страниц)

Увернувшись от них, он заскочил в один из магазинчиков, торгующих товарами, о которых, когда уезжаешь в отпуск, вспоминаешь в последнюю минуту перед отлетом, в спешке забыв взять их из дома. Мужчины остановились и стали оглядывать головы в толпе путешественников. Сомнений не оставалось: они искали именно его. Во рту у него пересохло, а сердце часто забилось; утка же подпрыгивала и елозила в своей холщовой тюрьме. Чтобы унять накатившую на него панику, Дэмиен заставил себя размеренно пройти по проходу, но глаза его беспорядочно перескакивали с косметики на презервативы, а с них на жевательную резинку. Он постарался сконцентрироваться и решить, каким должен быть его следующий шаг, но мозг его работал слишком быстро, лихорадочно ловя лишь обрывки мыслей, сумбурно переплетавшихся друг с другом и беспорядочно проносившихся мимо, как циркачи в «Сирк де Солей». Думай, Дэмиен! Черта ради, думай!

Те люди все еще были снаружи. Один из них даже сделал движение в его сторону. И вдруг Дэмиен остановился и уставился на полку над своей головой. Ноги его приросли к полу, а все, что его окружало, расплылось и превратилось в фон. Глаза же его с высокой степенью разрешения сфокусировались на найденной цели. Он так обрадовался, что чуть не заплакал от облегчения! И почему только он не подумал об этом раньше?

– Дерьмо ты паршивое, – сказал Дэмиен, нашаривая в кармане несколько долларов когда-то полученной сдачи. И, не спуская глаз с идущего в его сторону молодца, он протянул деньги и схватил то, что Бог послал ему в ответ на его молитвы.

– От этого тебя прошибет, как из пушки, приятель! – сказал он с жесткой усмешкой, сжимая в руке упаковку слабительно «Легкий выход», самую большую из тех, что продавались здесь.

Глава 49

Такси выбросило из своего нутра Мэта и Холли, и они стояли рядом с ее домом, дрожа от холода в непригодной для минусовой температуры одежде, продуваемые до костей ледяным ветром, а Холли все никак не могла найти куда-то запропастившийся ключ и шарила в сумочке не слушавшимися от холода пальцами. На лице Мэта вокруг глаза наливался новый здоровенный синячище, а старый, вокруг другого глаза, полученный еще в битве с «Крутоголовыми», явно вознегодовал, что его так скоро стал затмевать какой-то новичок, и выказал свое сочувствие хозяину, проявившись еще сильнее. Мэта мучила стереоболь. Изысканное ощущение. Первое, что ему придется сделать завтра, это пойти и купить себе солнечные очки в стиле «Братьев Блюз», которые скроют за своими темными стеклами лиловые потеки и его унижение. Он уж и не знал, имеет ли это отношение к Джози, но он все больше становился рок-музыкантом – алкоголь, скандалы, шумные потасовки и бог знает что еще. Он стал даже подумывать, не достать ли ему по приезде домой свою старую гитару и усилитель.

Поняв, что вот-вот примерзнет к асфальту, и устав от бесплодных попыток Холли найти ключ, Мэт сгреб ее в охапку и понес по ступенькам наверх. Она была легкой, как пушинка, и, как пушинки, ее волосы щекотали ему нос.

Холли звонко шлепнула его сумочкой:

– Пусти меня, ты, ненормальный!

И хотя она брыкалась, Мэт прижал ее к себе еще сильнее.

– Я подумал, что у тебя, наверное, замерзли ноги, – сказал он, бросив взгляд на голые пальцы ее ног.

– Конечно замерзли, – сказала она, безуспешно стараясь заставить себя не стучать зубами. – Я еще пришлю тебе счет за новые туфли.

Он было хотел заметить, что сломанный каблук на ее туфле стал результатом дорожного инцидента, что он здесь ни при чем, но, с другой стороны, если хорошенько во всем разобраться, то весь вечер был безнадежно испорчен только из-за него.

– Только имей в виду, – сказал он, – что на моей кредитной карте всего три тысячи фунтов.

– Ха-ха, – ответила Холли и, как фокусник, вывернув руку, показала ему своевольный ключ, не желавший до той минуты обнаруживать свое присутствие. Мэт немного приспустил ее, чтобы она смогла отпереть замок, потом толкнул дверь ногой, и полный благодарности, внес Холли внутрь.

– Ладно, здесь можешь отпустить меня, – сказала Холли, когда они пересекли прихожую, – сама как-нибудь дойду.

– Ты можешь наступить на что-то острое. Я не хочу отвечать за то, что ты в довершение всего получишь еще и смертельную рану, – пропыхтел Мэт, взбираясь вверх по лестнице. – До твоей квартиры еще идти и идти!

– Да уж, – согласилась Холли с лукавством во взгляде. Она обхватила руками Мэта за шею, и от удовольствия брови ее стали домиком.

Мэт скорчил гримасу и поднажал.

– Это вам зачтется в качестве достаточного наказания за все выходки в течение последних нескольких дней, – вынесла Холли свой вердикт.

– Благодарю вас, – еле выдохнул Мэт.

– Не разговаривать! – приказала Холли, крепко прижав палец к его губам. – Нам не нужно, чтобы весь пар вышел из вас еще до того, как мы доберемся до места.

– Как вы добры! – сказал Мэт.

– Это была ваша идея, – Холли рассматривала свои ногти и болтала ногами.

Мэт, пошатываясь, тащился вверх, и с каждым шагом вес пушинки Холли становился все ощутимее и уже приближался к весу свинца. Они были недалеко от цели, но силы в его ногах было не больше, чем в полузастывшем желе.

– Тебе надо сбросить вес, – задыхаясь, едва прошептал Мэт.

– Тебе надо больше тренироваться, – безмятежно прощебетала Холли.

– Благодарение Богу, на горизонте показалась дверь!

– Вот сюда, – показала ему Холли, хотя в этом не было необходимости, и помахала ключами у него перед носом.

У Мэта перед глазами мелькали и крутились психоделические видения, что он отнес за счет нехватки кислорода. Это был не день, а какой-то нескончаемый марафон, а его организм не привык к таким длинным дистанциям. К тому же отплясывание «Хавы Нагилы» с тетей Долли нанесло ему значительный урон.

– Опустить! – приказала Холли покачивавшемуся перед ее дверью Мэту.

Он послушно и очень осторожно опустил ее до уровня замочной скважины. Колени и руки у него горели от перенапряжения, а спина совсем онемела.

– Так, посмотрим, – протянула Холли, рассматривая ключи один за другим.

– Скорее, женщина! – Мэт встряхнул ее, подбросив и почти дав упасть, чем вызвал ее смех. Когда Холли наконец отперла дверь, они ввалились внутрь, хохоча, как пятилетние дети.

Мэт, шатаясь, прошел через всю комнату и бесцеремонно свалил свой груз на кушетку. При этом колени у него подкосились, и он рухнул сверху на Холли. Она лежала под ним, давясь от смеха, пока он ловил воздух со всей элегантностью загнанной лошади.

Внезапно смех прекратился, и они задышали тяжело, сосредоточенно. В комнате стало тихо, слышались только их прерывистое дыхание и такой же прерывистый вой неуемных полицейских сирен, долетавший до них снизу, с пустынных городских улиц. Мэт чувствовал ее тело, мягкое и маленькое, вытянувшееся вдоль его собственного. Непослушные волосы – не волосы, а грива дикой лошади – обрамляли ее лицо, придавая ей вид одновременно и распутный, и ранимый. Держа ее за запястья, он закинул ей руки и крепко прижал их к подушке над головой, из-за чего все ее тело выгнулось и прижалось к его телу. Ее губы были розовыми и влажными, она облизнула их дрожащим языком. Мэт увидел, как по горлу у нее пробежал небольшой клубочек глотка. По шее и верхней части груди расползся легкий румянец, и от неровного дыхания поднимались и поднимались ее груди, а вставшие соски царапали его рубашку, и он чувствовал их жар у себя на груди. В темноте Мэт заглянул Холли в глаза. Боже, как все просто! А искушение так сильно…

– Мисс Бринкмен, – сказал он, – в вашем теперешнем положении вы полностью в моей власти.

– Мистер Джарвис, – в тон ему ответила Холли, – я уверена, что, будучи англичанином и джентльменом, вы не оскорбите моего целомудрия.

– Мисс Бринкмен, вы слишком высокого мнения о моей нравственности. – Мэт оперся на локти.

– Но у вас, как вам хорошо известно, было несколько возможностей сокрушить мне кости в своих объятиях, – заметила на это Холли, – и тем не менее вы стойко сопротивлялись моим неодолимым чарам.

– Боюсь, что положение может измениться. Еще миг, и я стану вести себя как невежа и совершенный наглец.

– Наглец, мистер Джарвис? – Эти слова, казалось, озадачили Холли. – Я американка, сэр. Вероятно, я не знаю, как ведут себя наглецы.

Мэт убрал волосы с глаз Холли.

– Тогда я буду иметь удовольствие показать вам это, мисс Бринкмен, – сказал он, впившись губами в рот Холли.

Глава 50

Те устрашающего вида люди все еще ждали Дэмиена, который с еле сдерживаемым ликованием, сжимая в руке слабительное, собирался украдкой выскользнуть из магазина. Сгрудившись, они склонили головы к зажигалке, старательно раскуривая сигареты, дав Дэмиену возможность незаметно выбраться из магазина.

Крадучись идя по коридору и делая крутые виражи, он заскочил в ближайший мужской туалет. Все это просто смехотворно! Прямо как в каком-нибудь идиотском фильме с Харрисоном Фордом, только без его звездного статуса и без соответствующих этому статусу девицы и толстой чековой книжки.

Он прислонился к стене, тяжело дыша и делая безуспешные попытки успокоиться. Дэмиен поставил портплед на пристенный столик. Судя по звукам, издаваемым Дональдом, его вынужденный спутник также находился в состоянии стресса.

Дэмиен осмотрелся. Заведение было чисто утилитарным, с выложенными белым кафелем стенами, а все функциональные части были из хромированного металла. Из динамиков лилась песня «Это было самое прекрасное время в моей жизни», придававшая сюрреалистический оттенок тем действиям, которые свершались в этом месте.

Похоже, в кабинках никого не было. Но Дэмиен все же тщательно осмотрел их все, опуская голову до полу и заглядывая под двери в поисках ног. Никого. Если только на унитазе не пристроился какой-нибудь лилипут.

Дэмиен медленно и со всеми возможными предосторожностями открыл молнию портпледа. По своему горькому опыту он знал, что этот паразит кусается. Только одно движение, и вся эта свистопляска завершится потоком слез. Из-под складок холщовой ткани высунулась голова Дональда, и из глубин мешка в нос Дэмиену ударила утиная вонь. Дэмиен все же отодвинул застежку еще немного.

Получив даже такую ничтожную возможность, Дональд захлопал крыльями и предпринял отчаянную попытку улизнуть. Он взмыл под потолок, в открытое пространство мужского туалета, возвещая об обретенной свободе.

Но Дэмиен схватил его в полете.

– Поймал, – закричал он. Подмигнул утке. – Извини, друг, но не так это все просто.

Дональд немного потрепыхался, а затем обмяк в руках Дэмиена.

– Я просто дам тебе таблеточку. – Дэмиен уже разворачивал слабительное. – Такую маленькую, малепусенькую таблеточку. Или две. – Он поднял лекарство, показывая Дональду. – Вот видишь, тебе совсем не будет больно. Она гораздо меньше, чем кольцо с бриллиантом, ведь правда же? «Легкий выход», – он повторил название по буквам. – Само за себя говорит, так ведь? Проскользнет, и не заметишь. Она вкусненькая! – Дэмиен ободряюще улыбнулся Дональду: – Ням-ням-ням!

Но утку это как будто не убедило.

– Откроем ротик! – Дэмиен широко развел клюв Дональда, стараясь держать пальцы на безопасном расстоянии от его кромки.

Дональд так шумел, что и мертвого мог разбудить.

– Я же тебя не убиваю! – настаивал Дэмиен. – Пока еще.

Даже засунуть таблетку от глистов в пасть Коту-Ранее-Известному-Как-Принц было легче, чем то, что он делал сейчас, а он буквально превращался в героя Брэда Питта из «Бойцовского клуба», как только слышал слова «ветеринар», «таблетки для кошек» и «пудра от блох».

Чтобы крякнуть еще сильнее, чем прежде, селезень широко раскрыл клюв, и в этот самый момент Дэмиен высыпал в его беззащитную глотку всю упаковку слабительного, захлопнул ему клюв и крепко его сжал. Затем зловеще ухмыльнулся:

– А теперь нам остается только ждать.

Ждали они долго. Дэмиен сверился с часами. Всего-то пятнадцать минут, а уже заболела рука. Он поменял руку и в мучительном ожидании закрыл глаза. Он стоял, полуприсев, в тесном пространстве кабинки туалета, сжатый ее стенами, и его колени уже давали о себе знать. Удерживать Дональда, прижав его к сиденью унитаза, было далеко не самым приятным делом из тех, что ему приходилось делать в жизни. Хотя, например, два года назад ему удалили вросший ноготь; но то были просто несколько минут наслаждения по сравнению с этим.

– Давай-давай-давай! – подбадривал его Дэмиен. – Надо только пукнуть. Пукнешь, и все наши мучения закончатся, и мы оба пойдем по домам.

Дональд выглядел как-то подозрительно; кажется, он собирался заснуть.

– Не спи! Хватит дремать! – Дэмиен ткнул утку. – Нам с тобой дело надо делать.

Но глаза Дональда сонно закатились.

– Послушай, спеть тебе, что ли? – спросил Дэмиен Дональда. Он шарил в своей голове в поисках подходящего мотивчика, который бы простимулировал процесс утиной дефекации. Дональд остался совершенно безучастен к этой перспективе.

И тут внутри у Дэмиена ярко вспыхнула маленькая лампочка, озарившая его мозг.

– Нашел! – Он прочистил горло. Обычно ему требовалось довольно много янтарного настоя, чтобы подготовиться к пению. Его голос гулял без руля и без ветрил из тональности в тональность, то падая в басы Бэрри Уайта, то взлетая до фальцета «Би Джиз», совершенно не обращая внимания на тот курс, который ему задавал Дэмиен. Он опять прокашлялся: – «Наш Мак-Дональд жил на ферме, и-ай, и-ай, о-о-о. И на ферме жила УТКА, и-ай, и-ай, о-о-о. И куда ни шла бы, говорила «кря-кря». Тут «кря-кря-кря», и там «кря-кря-кря». «Кря-кря», всюду «кря-кря»[17]17
  Песенка из мюзикла «Звуки музыки». (Прим. перев.)


[Закрыть]. Наш Мак-Дональд жил на ферме, и-ай, и-ай, о-о-о!»

Дэмиен прислонился спиной к стене кабинки.

– Ну что, сделал что-нибудь? – спросил он с надеждой.

«Кря», – ответил Дональд.

– Давай быстро, – приказал Дэмиен.

«Кря».

Дэмиен шумно вздохнул и опять ободряюще улыбнулся. Его репертуар утиных песен был непростительно ограничен. А эта детская песенка к тому же напомнила ему о том жутком уикенде, который он пропел с Джози, поехав, как предполагалось, в романтическую поездку. Она тогда всю ночь изображала животных со скотного двора, передразнивая звуки, доносившиеся до них из соседнего номера, где другая пара занималась гораздо более неистовым и раскованным сексом, чем они. А в настоящем положении совсем не о том он хотел думать. Дэмиен призвал на помощь все свое самообладание.

– «Наш Мак-Дональд жил на ферме, и-ай, и-ай, о-о-о. И на ферме жила УТКА, и-ай, и-ай, о-о-о. И куда ни шла бы, говорила…»

«Кря», – вступил Дональд.

– Тут «кря-кря…».

«Кря».

– Там «кря-кря…».

«Кря».

– Всюду «кря-кря-кря…».

«Кря».

– Что ты тут раскрякался, тоже мне, певец! – заорал на него Дэмиен. – Гадь скорее, ты, остолоп утиный!

«Кря».

Дэмиен сильно хлопнул дверью, признав свое поражение.

– Значит, не подействовало?

Очередное «кря», произнесенное Дональдом, с большой долей определенности можно было расценить как «нет».

Дэмиен вздохнул в изнеможении и посадил Дональда на пристенный столик.

– Значит, так, мой маленький пернатый дружок, с одной стороны, я прекрасно осознаю, в каком неприятном положении ты сейчас находишься. Ты, вероятно, считаешь себя просто посторонним слушателем всей той белиберды, что мы там с Джози наговорили друг другу. Конечно, ты вовсе не обязан был знать, что тот соблазнительный кусочек, что шлепнулся в воду перед твоим носом, вовсе не был огрызком песочного печенья или крекера, да? Ты смял его в один миг, тебе и в голову не пришло, что ты делаешь что-то нехорошее. Так поступают все утки, и ты был в полном неведении о том, что проглотил предмет, с помощью которого быстрее всего завоевывается женское сердце, – Дэмиен говорил с ним серьезно, как мужчина с… селезнем. – Но, с другой стороны, ты все сильно усложнил. Я сделал все, что мог, чтобы убедить тебя, но наше время неумолимо истекает. Поэтому, дружище, если ты в течение пяти секунд не прокакаешься, то мы скажем друг другу последнее «прости»!

Одной рукой Дэмиен сдавил Дональду шею, а другой открыл краны, наполняя раковину теплой водой. И прежде, чем успел подумать о том, насколько разумны будут его попытки утопить в воде водоплавающую птицу, схватил свою жертву и погрузил ее голову под воду. Дональд боролся за свою жизнь с силой двадцати уток, как сумасшедший хлопая крыльями и измочив Дэмиена с ног до головы.

– Подыхай, ты, мразь утиная! – орал Дэмиен, прилагая все силы, чтобы удержать Дональда под водой. – Подыхай же!

В этот момент дверь резко распахнулась, и три крупные мужские фигуры заслонили дневной свет.

– Я все объясню, – сказал Дэмиен, разжав руки. Утка села и стала издавать захлебывающиеся звуки.

Мужчины приближались. Дональд кашлял. Дэмиен отступал.

Он поднес руки к лицу, чтобы защитить его.

– Пожалуйста, не делайте мне больно, – взмолился он.

Глава 51

Мэт открыл глаза и заморгал, чтобы отогнать сон. Было еще темно. Шторы были не задернуты, но в окне проглядывал только сероватый намек на свет близкого рассвета. Спальня Холли выглядела так, как будто в ней остался на ночь не одинокий рок-журналист, а целая группа «тяжелых металлистов». По полу была разбросана одежда, всюду валялись бутылки, да и другие сомнительные предметы. Он лежал на спине, закинув руки за голову, совершенно опустошенный. Возможно, его тело не было готово к марафонским дистанциям последних дней, однако когда обстоятельства того потребовали, оно показало, что способно безупречно справляться с поставленной задачей, и, оценивая его про себя, Холли не могла не дать ему десять очков из десяти – если уж не за артистизм исполнения, то хотя бы за приложенные усилия.

Они занимались любовью на диване, поперек дивана, на коврике перед камином, в душе, на полу в ванной комнате, на полу в спальне и – в заключение – на кровати. Ах да, еще и на кухне, под навесными шкафами, по дороге в спальню. Хорошо еще, подумал Мэт, что Холли живет не в особняке, если уж начистоту, то комнат у нее было маловато. Зато было много презервативов, и Мэт старался не думать о том, что их у нее (причем самых разнообразных) было больше, чем в крупном розничном магазине с широким выбором товаров такого сорта. Если бы она вкладывала в продвижение «Крутоголовых» столько же энергии, сколько расходовала на своих сексуальных турнирах, то «Крутоголовые», без сомнения, завоевали бы Америку, несмотря даже на то, что самое большее, на что они могут претендовать, – это детская шоколадка, да и ту им никто не даст.

Мэт не любил случайный секс. Ну, если и любил, то не очень. Такие отношения в целом – просто минное поле. Не так все просто даже с той, кого хорошо знаешь и любишь, а с незнакомым человеком всегда возникают ситуации, в которых чувствуешь себя совершенно не в своей тарелке, что сильно бьет по нервам. Во-первых, всегда думаешь о физической стороне дела: достаточно ли ты большой, не слишком ли большой (что уже из области грез), достаточно ли быстро ты это делаешь, достаточно ли медленно, не слишком ли быстро кончаешь, сможешь ли кончить вообще и пр. А если прибавить к этому эмоциональное напряжение от того, что ты голый в постели с женщиной, которую совсем не знаешь, то просто непонятно, зачем люди вообще идут на такое. Но идут ведь, потому что ситуации, как та, что была у него прошлой ночью, имеют обыкновение возникать с завидным постоянством, и если такое случается и не очень часто, так, раз в год по обещанию, то тем сложнее бывает побороть искушение. Случаются в жизни ночи флирта и ухаживаний, ночи, когда слишком много пьешь, слишком многого ждешь, слишком многое позволено и когда в результате возникает лишь чувство ненужности и одиночества, чего-то призрачного, нелепого, губительно-случайного и хаотичного, что по привычке называют психологической несовместимостью.

Но даже если с этим все в порядке, удовольствие от такой связи длится недолго, потому что потом долгие недели вспоминаешь, что, возможно, оказался не на высоте. Даже если она оставляет нацарапанный на бумажке номер телефона или в утренней спешке бросает торопливое обещание позвонить, все равно душу будет точить червь сомнения. Ничего нет приятного в том, что твои достоинства, выказанные под одеялом, станут предметом обсуждения в местном пабе за бокалом коктейля «Бакарди Бризерс». Его внутреннее «я» было слишком ранимым, а он слишком хорошо знал, как преувеличивают женщины все, что связано с мужчинами, выпив стакан-другой. Холли, по крайней мере, живет на другом континенте, и то, что будет рассказывать она, не достигнет ушей посетителей их паба «Шлаки и злаки».

А сейчас есть и кое-что еще. Он перестал быть верным Джози. Он ей изменил, и при этой мысли у него на желудок ложился ком, как от холодной и застывшей овсяной каши. Хотя и непонятно, как это возможно технически: изменить женщине, ни сном, ни духом не ведающей о твоей глубокой и неизменной ей преданности. Женщине, «случайно» забывшей даже упомянуть, что она все же немного замужем. И тем не менее раскаяние переполняло его сердце, что было несправедливо по отношению к Холли, поскольку ночью – и это послужит ему оправданием – отсутствием энтузиазма он не страдал.

Но то было ночью, а сейчас было сейчас, и через час-другой наступит холодный прозрачный рассвет. И пока Мэт размышлял над тем, как ему надлежит поступить, он почувствовал некое движение в постели рядом с собой. И некоторое натяжение простыни на бедрах.

Он не выносил такие моменты. Он ненавидел их больше всего на свете. Больше даже, чем запах чужого тела, больше «Пышных лимонных бисквитов», больше, чем водителей в центре города, больше даже, чем свое непонимание американского футбола. Уместно упомянуть, что за всю его жизнь ему не случалось ложиться в постель с уродливыми женщинами, но, к сожалению, при пробуждении ему часто приходилось видеть таковых рядом с собой. А что, если с первыми солнечными лучами Холли вдруг превратится в улыбающуюся мартышку из фильма «Планета обезьян»? Весьма обаятельную мартышку, вне всякого сомнения, но ведь мартышку. Такое случалось. Он мог вспомнить не один случай, когда он ложился в постель с красавицей, почти что с Лиз Херли, а просыпался с кем-то вроде Леса Доусона.

Мэт повернулся и с неловкостью улыбнулся силуэту Холли на фоне предрассветной серости и с облегчением увидел, что она все еще вполне привлекательна. Она сидела в постели, буйные ее волосы рассыпались по плечам, а в руке была сигарета с марихуаной, и она мечтательно наблюдала, как выпущенные ею колечки дыма поднимались к потолку, закручивались там и растворялись в воздушном небытии. Она улыбнулась ему в ответ, и зубы у нее были белыми даже в этом сюрреалистическом свете:

– Привет.

– Привет, – откликнулся Мэт.

Холли выпустила еще одно колечко дыма.

– Все в порядке? – спросил он.

Она кивнула, но в том, как она это сделала, сквозила холодноватая напряженность; к тому же она вся завернулась в простыню, и эта неожиданная скромность казалась несколько не к месту, если вспомнить события прошедшей ночи.

– Я не думала, что разбужу тебя, – сказала Холли между двумя затяжками.

– А я не думал, что отвернусь от тебя и засну, – кротко ответил Мэт. – Это просто безобразие…

– Да ладно. Не самое страшное. – Она загасила бодрящую сигарету в пепельнице в виде ракушки, поседевшей от частого использования.

– Ненавижу этот момент, – сказал Мэт. – Никогда не знаешь, что сказать, как поступить. – Он приподнялся, опершись на локоть. – Не хочется говорить избитые слова, что-нибудь вроде «Тебе было хорошо со мной?» или «Мир перевернулся этой ночью».

– Если бы ты все-таки сказал это, – возразила Холли, – то я бы ответила, что мне было хорошо, и что, если сегодня ночью мир и не перевернулся, то все же он довольно сильно раскачивался.

– Правда?

– Правда. – Мышцы рта у Холли стали не такими напряженными. – А поступить тебе надо так: просто обними меня.

И, поскольку возражений не последовало, Холли нежно прижалась к нему. Теперь уже Мэт почувствовал неловкость. И как это его угораздило влипнуть во все это? Началось все со сломанного каблука и с погони за некоей подружкой невесты, а закончилось тем, что они оказались в постели, где не без приятности и прокувыркались всю ночь, внеся свой существенный вклад в горы мировых отходов использованной резины.

– А тебе было хорошо со мной? – спросила Холли.

– Да. Хорошо. Просто отлично. Великолепно. Фантастично. Превосходно. – На этом Мэт исчерпал свой довольно ограниченный запас наречий для выражения высшей степени похвалы. – Чудесно.

– Чудесно? – подхватила Холли, и ее пальцы заскользили по его груди вниз к животу. – Настолько чудесно, что хочется повторить еще раз?

– Сейчас?

– Почему бы нет?

– Почему? – Причин было много, но ни об одной из них он не мог сказать Холли. И не самой последней в их ряду было то, что он понятия не имел, откуда взять на это силы.

– Нет другого времени, кроме настоящего, – добавила Холли.

Мэт остановил ее руку.

– А сколько сейчас времени? Боже мой! – Он вперил взгляд в часы над плечом Холли. Она тоже обернулась и посмотрела на них:

– Еще только шесть часов.

– Уже шесть. Уже!

Холли резко отодвинулась от него:

– Только не говори, что тебе уже пора.

– Мне надо успеть на самолет.

– Он же улетает только после обеда.

– Мне нужно собрать вещи.

– Ты хочешь убежать от этой ситуации, так ведь?

– Да.

– Почему?

– Прости, я негодяй, но после такой ночи я эмоционально истощен, и ждать от меня проявлений чувств бесполезно.

Но убедить в этом Холли было нелегко.

– К тому же я английский негодяй, а это еще хуже, англичане этим славятся.

– Я сделала что-то не так?

– Да все в порядке, – сказал Мэт. – Все в порядке. Правда.

– Тогда почему ты так торопишься убежать?

– Я не тороплюсь. – Мэт беспокойно заерзал на постели. Ему отчаянно хотелось в туалет, но он не представлял, как в этой ситуации он, голый, вылезет из постели и заковыляет в уборную: жалкое зрелище! – Хотя нет. Ты права, тороплюсь. Но это совершенно не связано с тобой. – Он снял руку Холли со своей груди и сжал ее. – Мы отлично провели время, развлеклись…

– Провели время? – воскликнула Холли. – Развлеклись?

Мэт не понял, что такого обидного он сказал.

– Так вот что это для тебя! – Даже при таком тусклом освещении было видно, как потемнело лицо Холли. – Ты просто провел со мной время!

– Ну да… – сказал Мэт. – Я думал, ты этого хочешь.

– Ты думал, я хочу поразвлечься?

– Да…

– Я отношусь к тебе серьезно, Мэт. И хочу, чтобы ты это знал. Если ты считаешь, что я прыгаю в постель с каждым встретившимся мне мужчиной, то ошибаешься. За кого ты меня принимаешь?

– Ну… за свободную, раскованную, активную женщину, – отважился дать ей определение Мэт. – За настоящую американку из Нью-Йорка.

– Я из Орегона.

– Правда? Никогда там не был…

– Итак, я свободная, раскованная, активная женщина, от которой можно просто так уйти утром, потому что тебе так удобнее?

– Холли, мне и в самом деле надо успеть на самолет. Ты же с самого начала знала, что все это временно. – Мэт развел руками в поисках слов поубедительнее. – Я знал, что, что бы я ни сделал, ты все равно обидишься.

– И все же я не понимаю, в чем здесь сложность. – Холли сложила руки на груди. – Мы могли бы опять заняться любовью, потом позавтракали бы вместе. Я бы сделала фруктовый салат. Пожарила бы яичницу. Может быть, даже испекла бы блины. И мы разошлись бы с хорошим чувством. Не понимаю, почему ты вдруг так изменился!

– Я бы поел блинов…

– Засунь их знаешь куда?!

Мэт убрал локоть и тяжело опустился на постель.

– Все дело во мне, Холли. Ты здесь ни при чем.

– Когда так говорят, имеют в виду, что дело во мне, а не в тебе. Понятно излагаю?

– Причиной тут то самое чувство вины. Устаревшее и вышедшее из моды. Я не могу заниматься с тобой любовью, потому что чувствую себя кругом виноватым.

– Виноватым? – выпрямилась Холли. – Перед кем?

– Да перед всеми. А больше всего перед одним человеком.

– Каким человеком? Мы же с тобой свободны, разве не так?

– В общем да… Просто утром все воспринимается по-другому, ты же знаешь.

– Не знаю. Это по-твоему так. Но я, ложась вчера спать, была свободна, и… – Холли показала свой средний палец, – сегодня утром я все еще свободна. Таким образом, у тебя есть возможность…

– М-м-м-м…

– Ты что, не свободен?

– Все зависит от того, что ты вкладываешь в это понятие.

– В это понятие я вкладываю жену, двоих детей и загородный дом.

– В таком случае, я свободен. Официальных обязательств у меня ни перед кем нет.

– Но у тебя кто-то есть?

– Э… – Как бы было хорошо очутиться сейчас на улице уже одетым, а не лежать голым в постели под неотрывным взглядом Холли, прожигающим его насквозь, как лазерный луч!

– Я все время чувствовала, что ты чего-то недоговариваешь. – Произнеся это, она презрительно вздернула кверху нос.

Женщины нюхом чувствуют обман, как кошки за километр чувствуют запах жареной курицы. Вся сложность в том, что, как понял Мэт, они часто предпочитают его не замечать. Кошки находят ни в чем не повинную курицу и, повинуясь инстинкту, нимало не сомневаясь, немедленно отгрызают ножку. А женщины, пока это в их интересах, старательно не замечают даже самый сильный и навязчивый дух лжи. Успокаивая себя разными доводами, они годами ждут своего часа, чтобы отгрызть ножку, причинив наибольшую боль.

Нос у Холли задрался еще выше:

– Это как-то связано со свадьбой Марты?

– Да.

– И с твоим интересом к подружке невесты?

– Да.

– Так, значит, у тебя есть женщина?

– Да.

– Поэтому тот парень и ударил тебя?

– Да.

– И ты ее любишь?

– Да.

– А она тебя любит?

– Не имею ни малейшего представления.

– Что же ты делаешь в моей постели?

– Порчу то, что могло бы стать хорошей дружбой.

Холли скользнула вниз в постель и натянула простыню до самого подбородка.

– Тебе лучше уйти, Мэт.

– Верно, – согласился Мэт и подумал, как бы ему все-таки дотянуться из постели до своей одежды, а затем добраться до двери и при этом не выглядеть последним подонком.