Текст книги "В радости и в горе"

Автор книги: Кэрол Мэттьюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 23 страниц)

Глава 46

По сути, Мэт ошибался, думая, что поиски Джози – это его единственная проблема. Он не учел, что, придя в себя, он столкнется с необходимостью давать какие-то объяснения Холли. И он столкнулся с этой необходимостью.

У Холли также были вопросы, на которые она хотела получить ответы, и Мэт даже не представлял, что ему говорить. Хорошо бы, если бы его голова не была забита всей этой ватой, заглушающей мысли, или если бы он был в состоянии придумать какую-нибудь более или менее убедительную ложь. У мисс Мораль сегодня явно был выходной. Итак, перед ним стояла Холли, нетерпеливо притоптывая по полу босой ногой. Волосы у нее были еще более растрепанные, чем обычно, наверное, из-за того, что она в ярости дергала за них, а горевшее от злости и алкоголя лицо по цвету приближалось к томатному кетчупу. Она и в самом деле была очень раздражена, но при этом очень привлекательна. Если бы губы Мэта не болели так сильно, он, наверное, рискнул бы и улыбнулся.

– Даже не думай улыбаться, – приказала Холли.

– Я и не шобиравша… – пробормотал Мэт, еле ворочая губами-сардельками.

– Надо приложить мясо, – сказала Холли, со свирепым видом указывая на то место, где у глаза вот-вот расплывется синяк.

– А я думав, вто мяшо приквадывают товько на карикатурах.

– Не знаю, Мэт, – выпалила она. – Я тебе не чертова нянька, хотя, похоже, становлюсь ею.

Мэт повесил голову, болевшую и тут, и там. Оказалось, что его прислонили к столу администратора, и он полулежал-полусидел, из-за чего у него разболелась спина. Тугой пальмовый усик коснулся его волос. Но рассчитывать на то, что Мэт сможет встать, было еще преждевременно.

– Прошти, – прошепелявил он, – иж-жа меня у тебя штовько неприятноштей…

– Что есть, то есть. – Руки Холли были все еще сложены на груди, но голос несколько смягчился. – Давай-ка отвезем тебя домой. Все уже ушли.

Как бы в ответ на ее слова из танцевального зала, не торопясь, вышли четверо жизнерадостных «Крутоголовых».

– Пока, Холли, – сказали они в один голос. – Завтра увидимся?

– Конечно, – устало ответила она. – Отлично отыграли. Ублажили всех старушек.

Мэт присел еще ниже, не узнавая, кто из них кто, как и они не узнали его, хотя он мог поклясться, что тот, кому он врезал вчера по зубам – то ли Барри, то ли Ларри, то ли Гарри, – усмехался сильнее, чем позволяла ситуация. Помахав Холли, они исчезли, а с ними исчезли и их необъятно широкие брюки, их взбитые разлетающиеся прически и их бушующие гормоны.

Мэт потер лицо рукой.

– А как тот утиный Дракула?

– Ушел, – ответила Холли. – Вместе с уткой. Он не хотел пропустить самолет.

– Не будет особым грехом пожелать, чтобы самолет не пропустил его и заехал бы ему прямо в затылок?

– Наверное, не будет, – согласилась Холли.

– А что насчет Марты?

– Уехала.

– А подружки невесты?

– Тоже уехали.

– Все?

– Угу.

Мэт вопросительно взглянул на нее.

– Понятия не имею, что там произошло, – пожала плечами Холли. – Может быть, у них у всех разболелись головы. Это самая странная свадьба из всех, на которых мне приходилось бывать.

– Итак, – Мэт попытался выпрямиться, но это ему не удалось, – остались только мы двое.

Холли ковыряла носком в полу.

– Очень на то похоже.

– Я должен тебе сказать, что…

В этот момент появился дядя Нунцио, едва заметный из-за спины горы-громилы в черном пальто, тащившего за уши двух подростков так, будто несет два футляра со скрипками. Он встал, возвышаясь над Мэтом, широко расставил ноги для лучшей устойчивости, загородил собой свет от утопленных в потолке светильников вестибюля, и Мэт погрузился во тьму.

– Дядя Нунцио хочет перед вами извиниться, – сказал громила голосом, который мог развиться только от злоупотребления стероидными таблетками по сотне за раз ежедневно.

– Я очень звиняю, – добавил сам дядя Нунцио, прижав руку к сердцу.

– Он чувствует, что это его вина…

– Нет, нет… – запротестовал Мэт.

Дядя Нунцио кивнул:

– Да, моя вина.

– Да нет же. Нет. – Мэт великодушно махнул рукой. Помолчал и добавил: – Вообще-то да.

– Дядя Нунцио не очень хорошо говорит по-английски. И это привело к проблемам. – Громила крутанул назад извивавшихся мальчишек и отпустил, даже не посмотрев в их сторону. – Дядя Нунцио хочет все исправить.

– Именно, – торжественным эхом подтвердил дядя Нунцио.

– Мы на Сицилии очень заботимся о своей чести.

– Да, я слышал, – скривившись, сказал Мэт.

– Правило нашей семьи: око за око, зуб за зуб. Возмездие без жалости.

– Да-а-а… – Голос Мэта прозвучал не очень уверенно.

– Куда поехал человек с уткой? – обратился громила к Холли.

– В аэропорт Кеннеди.

– В аэропорт Кеннеди, – повторил за ней громила.

Дядя Нунцио чуть заметно кивнул.

– Не волнуйся, приятель. – Огромный человек Склонился над Мэтом и взял его за руку, почти сломав ему пальцы в пожатии, напоминавшем зажим струбцины. – Мы восстановим твою честь.

– Честь, – сказал дядя Нунцио с легким поклоном.

И они уехали, запихнув двух мальчишек в машину с затемненными стеклами, в которую можно было бы запихнуть население многоэтажного дома, а может, и больше.

В пустом вестибюле воцарилась мрачноватая тишина. Мэт и Холли уставились друг на друга. Он подумал, что восстановление его поруганной чести, возможно, потребует от сицилийцев, отбывших на поиски его обидчика, больше усилий, чем они предполагали. Он скорчился от боли:

– Как ты думаешь, мы правильно сделали, что сказали им, куда он поехал?

– Послушай, мы с тобой в Америке в двадцать первом веке, а не на Сицилии в четырнадцатом. Что они ему сделают? Украдут у него утку и съедят?

– Не знаю, – ответил Мэт. – Но не хотел бы я задолжать им деньги, а потом вдруг столкнуться нос к носу где-нибудь в темной аллее с одной пятеркой в кармане.

Холли почесала подбородок.

– Кажется, Марта как-то говорила мне, что ее семья связана с мафией…

У Мэта отвисла челюсть:

– Только не это!

Холли рассмеялась.

– Да, вам смешно, мисс Бринкмен, – кисло вымолвил Мэт, – вам приятно добивать лежачего.

Холли перестала хихикать.

– Видел бы ты свое лицо! – сказала она осуждающе. – Ты смотришь слишком много фильмов о гангстерах.

– Конечно, мне же нравится грубый секс и насилие.

– И мне тоже, – сказала Холли. – По крайней мере, секс.

Мэт покраснел.

– Что же касается грубого насилия, то тебе досталась двойная порция, – Холли нагнулась к нему и поправила ему рубашку. – Давай-ка попробуем уйти отсюда.

Мэт со стоном приподнялся с пола. Она обвила его рукой и выпрямила, собрав все силы, на которые было способно ее далеко не сильное, килограммов в сорок пять, тело.

– Спасибо. – Мэт поморщился от боли. Он взглянул на нее сверху вниз и попытался пошевелить мышцами лица так, чтобы оно приняло выражение благодарности. Наверное, уже в миллионный раз он подумал, зачем он гоняется за эфемерной бабочкой, все время упархивающей от него. К тому же, как оказалось, бабочкой замужней. Тогда как судьба прямо на тарелочке преподносит ему совершенно замечательную девушку, ни с кем не связанную обязательствами. Но ведь Холли не дура и не захочет иметь с ним ничего общего после всех этих увиливаний и отговорок, которыми он пичкал ее. У Мэта становилось тяжело на душе, когда он думал, что, несмотря на самые что ни на есть праведные намерения, в его жизни бывали моменты, когда он не мог совладать со своей мужской сущностью.

– Самой не верится, что говорю это, – Холли закатила глаза к потолку, – и наверное, сказав, я буду потом всю жизнь об этом жалеть. – Она посмотрела на него и вздохнула. – Хочешь, поедем ко мне и выпьем по стаканчику?

Если бы губы у Мэта не были разбиты, он, вероятно, усмехнулся бы.

Глава 47

Все уехали, и Джек остался один. Он сидел в полутемном зале, примостившись на кромке сцены эстрады, на которой высились шикарные кресла жениха и невесты, теперь опустевшие и ненужные. Вокруг него валялось несколько гостей, забывшихся пьяным сном, и лежали подарки. Над его головой медленно вращался зеркальный шар, такой, как в старые добрые шестидесятые, беспорядочно и жалко разбрасывавший по комнате алмазные искры света.

Уехал даже мистер Россани, а заставить его уехать было очень непросто. Джек так и не собрался с духом, чтобы сказать отцу невесты, что его дочь сбежала со своей собственной свадьбы и исчезла в ночи в компании главного шафера. Да и как можно было принести ему эту весть о грехопадении его дочери, без риска того, что и он тут же упадет от разрыва сердца? Джек уверил его, что Марта наверху, что у нее болит голова, и после мягких уговоров отец уехал домой, оставив дочь справляться с головной болью самостоятельно.

И завтра еще не поздно сказать ему правду. До завтрашнего дня у него будет время протрезветь, и он, вероятнее всего, не погонится за Гленом с обрезом, прихватив нескольких сицилийских кузенов покрепче.

Джек оглядел столы, на которых в беспорядке громоздились тарелки с недоеденными бутербродами-канапе и толпились полупустые бокалы с шампанским. У него было ощущение, что внутри он, как это перестоявшее шампанское, такой же безжизненный, такой же лишенный брызжущих пузырьков и такой же холодный, как эта непригодившаяся еда. Он просто не в состоянии был рассказать кому-нибудь о происшедшем. О том, что случилось на самом деле, знали только он и Джози, конечно, кроме Марты и Глена. Без тени злобы он хмыкнул себе под нос. Все вокруг считали, что это результат чрезмерных переживаний трудного дня, что в какой-то степени соответствовало действительности. Подперев руками голову, Джек сидел, закусив губу и стараясь сдержать слезы, грозившие вот-вот опять покатиться по щекам. Он сможет с этим справиться, ведь это затрагивает всего лишь его чувства! Какой вздор он иногда нес. Но сейчас не время для исследования своего внутреннего мира. Сейчас время для того, чтобы напиться, напиться до потери чувств. Джек налил себе еще один бокал отстоявшегося шампанского и проглотил половину, даже не почувствовав вкуса. Как он мог надеяться, что такая женщина, как Марта, предпочтет его другим мужчинам? Ей больше подходит кто-то вроде Глена, кто-то более богатый, молодой и красивый. Глен даст Марте все, что ей нужно, и преподнесет все это в более красивой упаковке, чем смог бы сделать он, Джек. Но он и луну с неба достал бы для нее и преподнес бы на тарелочке, будь это в его силах.

Он уедет, начнет все сначала. Он просто не сможет перенести все эти пересуды в таком небольшом городке, как Катона. Здесь, может быть, и раньше показывали на него пальцем, понимая, что его отношения с Мартой обречены. И он не хотел, чтобы они видели, что были правы. Возможно, если бы он не старался быть с Мартой таким совершенным человеком, если бы он держал себя все время в руках… Если бы она только знала, как нужна ему, что только она может сделать его жизнь светлой, заполнить собой пустоту в его душе, то, может быть, тогда она не убежала бы.

Щелкнула открывающаяся дверь, и в полутьме к нему стала приближаться какая-то фигура. Уже поздно. Наверное, обслуживающие свадьбу уборщики хотят поскорее все вычистить и отправиться домой. К себе домой, в свою жизнь, к своим дорогим и любимым. Решили убрать все эти горы мусора. Джек подумал, сможет ли он когда-нибудь это сделать.

Он поднял глаза.

– Привет, – сказала Марта, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.

Искорки-огоньки от шара плыли по ее лицу, освещая бледную кожу. Она выглядела усталой и измотанной, и он подумал, что и он выглядит не лучше. Фаты не было, но на ней все еще было свадебное платье, и она была все такой же красивой.

– Привет, – ответил Джек.

Марта испустила тяжелый вздох вконец измученного человека.

Джек похлопал по эстраде рядом с собой, и Марта тяжело опустилась на нее. Он взял с подноса, стоявшего рядом с ним, единственный нетронутый бокал.

– Выпьешь со мной шампанского?

– Ты же не пьешь, – сказала Марта.

– Пью. Сейчас.

Он налил ей вина, механически отметив про себя отсутствие в нем пузырьков, и протянул ей. Ее рука дрожала, и ему хотелось взять ее в свою, чтобы остановить эту дрожь. Но вместо этого он чокнулся с ней.

– За что мы пьем? – спросила Марта.

– По-моему, Марта, спрашивать об этом надо не меня.

Она вздохнула и поднесла бокал к губам, смакуя его содержимое, которое, несмотря на то что потеряло живость и игру, на вкус все еще было отличным. Глаза ее обежали зал.

– Какой кавардак и грязь, – сказала она.

– Они быстро все вычистят.

– Я не об этом. – Она подняла обрывок цветного серпантина и обернула вокруг пальца.

Джек заметил, что обручальное кольцо и кольцо невесты, которое он надел ей на палец при помолвке, все еще были на своих местах. – Я о нас с тобой.

– Понимаю.

Руки Марты были до того напряжены, что побелели костяшки. Она так сильно сжала свой бокал, что Джек боялся, как бы он не треснул.

– А что сказал папа?

– Ничего. – Джек откинулся назад и посмотрел на потолок. – Я ему не сказал. И никому не сказал, – признался он.

– Никому?

– Ни единому человеку. Знает только Джози.

– Почему?

– Просто не знал, как сказать, чтобы это не прозвучало некрасиво. Я испортил бы им праздник. Я сказал, что у тебя болит голова.

Марта невесело усмехнулась:

– Опять старался меня выгородить.

– Ты не виновата.

Марта обернулась к нему:

– Виновата, Джек, виновата! Я сбежала от тебя с твоим лучшим другом. Прямо со свадьбы.

– У тебя, вероятно, были на это причины.

– Да, хотя и не думаю, чтобы они меня оправдывали. – Она еще раз тяжело вздохнула.

– Тебе будет легче, если ты поделишься со мной?

Марта улыбнулась:

– Не знаю, будет ли мне легче, но, по-моему, это самое малое, что я должна сделать по отношению к тебе.

– Речь не о том, что ты что-то мне должна, Марта. Мы просто стараемся разобраться, где произошел сбой.

– Нигде он не происходил, – сказала она. – Нет, наоборот, все шло не так, как надо. – Она шмыгнула носом. – Джек, я запаниковала. Внезапно жизнь показалась мне такой… такой, как она есть. А я привыкла думать только о себе. О себе как об одном человеке, о единственной. Я всегда получала все, что хотела, и получала сразу, не прилагая усилий. И когда я увидела Глена с Джози, я не смогла это стерпеть. Но я же уже была не одна, нас с тобой было двое. И мне еще надо учиться все время, всю оставшуюся жизнь, считаться с тем, что я и кто-то другой – это единое целое, и не думать о себе одной, думать о нас двоих. – Марта подняла на него глаза. – Считаться с тем, что нас двое… или больше. – Она потерла лицо. – На меня нахлынули мысли обо всех наших планах, и я не знала, готова ли я к этому, и было уже слишком поздно… Нет, не то, – продолжала она, – я стараюсь оправдать себя, а мне просто нет оправдания. – Она резко поднялась и скинула туфли. – Пытка была носить их весь день, – пожаловалась она.

Нетвердой походкой, прихрамывая, она направилась к тому месту, где во всей своей вычурной красе возвышался их свадебный торт.

– Мы даже торт не разрезали, – сказала она, слегка проведя усталым пальцем по причудливым цветам из сахара, окрашенным в светло-сиреневый, голубой и бирюзовый оттенки, из-за чего на торте, казалось, расплываются синяки.

– У нас как-то не было случая это сделать, – напомнил ей Джек.

– Хочешь, сделаем это сейчас? – спросила Марта, подняв нож, до той поры терпеливо ожидавший своего часа, лежа сбоку от девственно-нетронутого торта. – Я умираю от голода.

– Не стоит.

– Не могу же я резать его одна, Джек. Это плохая примета.

– Ты думаешь, сейчас это еще имеет какое-то значение? Знаешь, совсем не так я представлял себе начало своей семейной жизни.

В полумраке Марта взглянула на него.

– Я так тебя обидела, причинила такую боль, – безжизненно проговорила она. – Но я не хотела. Просто не знаю, что еще сказать.

Джек налил себе еще шампанского.

– Иди сюда, Джек, разрежем торт, – настаивала она. – Ну пожалуйста.

Он встал и пошел к Марте, шагая так, как будто к его ногам были привязаны гири. Его жена – странно называть ее так – выглядела как ребенок, который с трудом сдерживает волнение, ему вдруг пришло в голову, что даже такой красавице, как Марта, нужно еще расти и расти. Может быть, этот рост начнется сегодня.

Марта держала над тортом занесенный нож, кончик его проткнул ломкую белую глазурь.

– Давай, – сказала она, – положи свою руку на мою.

Джек сделал, как она просила. Ее рука уже была твердой, дрожание прекратилось, но она была холодной, как мрамор.

– Ты замерзла, – сказал он, накрывая своей ладонью ее пальцы.

– С тобой мне тепло, – сказала Марта и посмотрела ему в глаза. – Готов?

– Готов. – Джек нажал на ее руку, и лезвие свободно прорезало глазурь. Марта повернула нож, и они вдвоем отрезали тонкий пласт торта.

Марта вынула нож.

– Операция прошла успешно, не так ли?

– Пожалуй.

Не выпуская кусок торта, она протянула его Джеку, чтобы он откусил от него.

– Мне не хочется торта, – сказал он.

– Ешь, – настаивала Марта.

Он наклонился и откусил кусочек.

– Вкусно, – сказал он, одобрительно кивнув. – Неплохой торт. Гостям бы понравился.

Марта положила кусок торта и склонилась над столом.

В полной тишине мерцал сверкающий шар, и Джек видел, как пульс бился на шее Марты. Ее рука поднялась к этому месту, и пальцы провели по шее; Джеку показалось, что она проглотила комок.

– Я сделала ужасную, просто ужасную ошибку, – сказала она, и ее глаза наполнились слезами. – Не знаю, как мне ее исправить, Джек.

Он стоял и смотрел, как сверкают огоньки, отражающиеся в его новых, неудобных, слишком глянцевых туфлях.

– Ты сможешь меня простить?

– Я люблю тебя, Марта, – сказал он, посмотрев на свою растрепанную невесту. – Ничто не может этого изменить. И я дал тебе торжественную клятву.

– Я тоже дала ее тебе, но все разрушила. Расколотила на мелкие кусочки прямо у тебя перед носом.

Марта расплакалась.

– Ладно, ладно, – сказал Джек. – Не плачь. Не надо плакать на своей свадьбе. Все будет хорошо.

– Как мне все исправить?

Джек поднял ее лицо и взял его в свои ладони.

– Почему ты вернулась, Марта?

Марта всхлипнула:

– Потому, что не могла быть вдали от тебя.

– Мне этого достаточно, – сказал он.

Марта хлюпнула носом.

Он привлек ее к себе:

– Давай опять станем парой, Марта. Мужем и женой. Забудем все и просто будем жить, как будто ничего не случилось.

– Мы сможем?

– От каждого из нас потребуется немного усилий и много любви.

– Я же была тебе неверна, Джек.

– Неверность – это не всегда самое страшное, что может случиться в браке.

– В день нашей свадьбы!

– Да, время ты выбрала не самое подходящее.

– А что скажут люди?

– Никто ни о чем не знает. И не узнает никогда, – заверил ее Джек.

Марта как будто колебалась. Джек взял ее руки в свои.

– Если ты скажешь, что Глен был ошибкой, то с этим я смогу смириться. С чем я смириться не смогу, так это если мы не сможем исправить эту ошибку. – Уголки рта его жены все еще были опущены, а нижняя губа опасно подергивалась.

– Джек, как же ты можешь быть таким всепрощающим?

– Марта, – вздохнул он, – я ждал так долго, так долго, пытаясь найти ту, с кем смог бы провести остаток жизни, что не собираюсь легко с этим расстаться.

– Даже несмотря на то, что я смогла, – всхлипнула Марта.

– Ты помнишь нашу клятву? «И в богатстве, и в бедности, и в горе, и в радости». – Джек смахнул слезу со щеки жены. – Наверное, с нами произошло то, что подразумевается под горем.

– «Оставив прежнюю жизнь, – продолжила Марта, – и соединившись с тобой на все дни жизни моей». Вот тебе моя торжественная клятва.

– «Любить и уважать друг друга…»

– Люби меня, Джек!

И он обнял прильнувшую к нему Марту.

– Кажется, в этом месте полагается поцеловать невесту…

Джек почувствовал вкус губ Марты на своих губах; они были сладкими и солеными от слез.

– Я люблю вас, миссис Лабати, – сказал он, – и буду любить всегда.

– И я люблю тебя, Джек, – сказала ему в ответ Марта.

Джек повлек ее на площадку для танцев.

– Не согласится ли моя жена разделить со мной наш танец, который мы впервые протанцуем в качестве супругов?

И они услышали, как зазвучала тихая музыка, музыка для них двоих: «Говорил ли я тебе, что люблю?..»

– По-твоему, мы сможем все это оставить позади?

– Надеюсь, что в двадцать пятую годовщину нашей свадьбы мы оглянемся назад и улыбнемся тому, какими молодыми и глупыми мы были, – ответил он.

– Какой молодой и глупой была я, – поправила его Марта, положив голову ему на плечо.

Глава 48

Дональд боролся за свою свободу, как будто в него вселился дьявол. Портплед Дэмиена подпрыгивал и крутился вокруг колен, и, чтобы утихомирить стремящегося на волю Дональда, ему пришлось приложить неимоверные усилия и крепко зажать мешок между ног, но все же не настолько крепко, чтобы свет дня померк в утиных очах. Затем возникла новая причина для беспокойства.

Администратор за столом регистрации в аэропорту подозрительно осмотрела Дэмиена.

– У вас есть ручной багаж, сэр?

– Только вот это. – Дэмиен бросил взгляд на свои колени.

Замороженная регистраторша проследила за его взглядом, и все, что она смогла сделать, когда заметила неистовые рывки багажа и грязную одежду Дэмиена, так это засунуть жевательную резинку языком за другую щеку.

– Я попал в аварию, – объяснил ей Дэмиен. – По пути сюда. У меня с собой сменная одежда. Здесь, – он ласково похлопал по портпледу.

Дональд крякнул.

– Вы сами паковали свой багаж, сэр?

– Да.

Глаза занервничавшего Дэмиена стали быстро бегать по другим столам регистрации. К тому же над его верхней губой стал проступать пот, и он не мог придумать, как прекратить это предательское потение и как избавиться от уже появившейся влаги, не пользуясь при этом рукавом.

– Вы оставляли свой багаж без присмотра?

– Нет. – Как он мог это сделать, если в багаже имелась утка, а в утке – перстень; у самой же утки, судя по этим бешеным рывкам, было неосознанное желание покончить с собой.

– Не предлагал ли вам кто-то поднести ваш багаж?

– Нет.

Глаза Дэмиена перебежали на ближайший регистрационный стол и вдруг остановились, прикованные к тому, что они увидели позади этого стола. Там стояли трое: очень массивные, очень мрачные, они неотрывно следили за ним.

– Вы везете с собой наркотики, взрывчатые вещества или боевое оружие?

Дэмиен повернулся обратно к регистраторше и облокотился на ее стол:

– И то, и другое, и третье.

У регистраторши поднялись брови.

– Шутка, – объяснил ей Дэмиен.

Она даже не улыбнулась.

– Нет, я не везу с собой ни наркотики, ни бомбы, ни пистолеты.

– Вы везете с собой животных?

– Э… нет.

Регистраторша оперлась на свою сторону стола.

– Позвольте спросить вас, сэр, почему ваш багаж двигается явно без вашей помощи?

– Это игрушка, – доверительно сообщил ей Дэмиен. – Производства компании «Фёрби». Они только что начали выпускать такие. Она плавает, крякает и гадит апельсиновым соусом.

Она с каменным видом посмотрела на него.

– Это утка-робот, – сказал Дэмиен. – Это для дочери… для племянницы… племянницы друга… для друга племянницы… – Фу ты!

– Вам придется пропустить ее через рентгеновскую установку службы безопасности. Обычная процедура, сэр.

– Отлично. – Господи ты боже мой!

Дэмиену показалось, что в глазах регистраторши блеснула насмешливая улыбка, однако в остальном лицо ее осталось таким же непроницаемым.

– Вот ваш посадочный талон, сэр. Сведения о времени посадки можно получить на справочных мониторах. – Без сомнения, ее глаза улыбались. Презрительно. – Желаю вам приятно провести время.

– Пошла ты в задницу, – пробурчал Дэмиен себе под нос и повернулся, чтобы уйти.

– И вам того же, сэр, – сказала регистраторша, даже не взглянув на него.

В аэровокзале Дэмиен вошел в ближайший бар и пододвинул табурет к стойке. Он бросил портплед с Дональдом у своих ног, и селезень протестующе крякнул. За свою жизнь Дэмиен повидал множество аэровокзалов, и все они, как на подбор, внутри были унылыми местами, в которых человек чувствует себя покинутым и никому не нужным. А все из-за Джози. Теперь ему надо как-то убить несколько часов, оставшихся до отлета. Теперь он будет сидеть несколько часов и думать, как же это его угораздило вляпаться в эту историю. И почему он не может быть доволен тем, что имеет, ну пусть не Джози, так хоть Мелани, и что это ему приспичило носиться в поисках зеленой травы там, где она желтела, как только на нее ступала его нога? А если трава и оставалась сочной и зеленой, то только тогда, когда ее нещадно мочил непрекращающийся дождь.

С Джози все кончено, теперь он это знал. На самом деле он и раньше это знал. Она была слишком приземленной и благоразумной для него. Ему потребовалось много времени, чтобы понять: в нем живет неукротимый дух свободы, он – частица светового потока вселенной, кипучей, животворной энергии, ему нужна женщина, которая не будет мешать ему свободно парить в облаках, не будет привязывать его к сточной канаве, называемой семейным очагом. Ему нужна женщина, которая, освободившись от пут одежды, будет носиться с ним по полям и лесам, вкушая все запретные удовольствия, и не будет настаивать на том, чтобы он носил свитер с капюшоном и шерстяную шапочку даже в летнюю жару. Смог бы он на самом деле связать свою судьбу с одной только Джози, скажи она «да» во второй раз? Не понадобилась бы ему еще и Мелани или какая-то другая женщина на стороне? Наверное, ему всегда будут нужны две женщины: одна как основа прочного семейного дома, которая бы любила его, готовила бы для него, гладила бы ему рубашки, и вторая, на заднем плане его жизни, скрытая от посторонних глаз, с которой бы он делил все радости незаконной связи, включая и мягкий садомазохизм. А почему бы и нет? Другим же мужчинам это удается, и поп-звездам, и политикам, и даже священникам. Это уже стало таким же общепринятым, как синие носки. С чувством тоски он бросил взгляд вниз на свои собственные носки, перепачканные грязью и приведенные в полную негодность.

И пока он думал о незаконных радостях внебрачной связи, на фоне его сознания маячила мысль: где же сейчас может быть Мелани? Это вызвало у него острый прилив нежности к женщине, которая, как он думал еще вчера, могла без всякой нежности всадить ему нож в спину. Она не так уж плоха, ну несколько резковата, но со стержнем внутри, стержнем из чистой стали, и к тому же с железной волей. Она примет его обратно. Немного флирта – а на это он был мастер, – и он в мгновение ока окажется в ее постели. Тут он улыбнулся, как он полагал, с добродушной веселостью и стал думать о времени, которое они провели вместе с Мелани, причем его воспоминания в основном касались эпизодов, проведенных в лежачем положении.

Возможно, он не чувствовал бы себя так спокойно и не был бы так доволен собой, если бы мог видеть, что Мелани делала после его отъезда. Очень скоро он узнает, что все утро она провела в магазине «Дэбенхемз», подделывая подпись Дэмиена на многочисленных квитанциях на стильные драгоценности, одежду фирмы «Джэспер Конран» и небольшие, но совершенно необходимые в быту электротовары, которые оплачивались по его кредитной карте. Затем она вернулась домой и, полная сил, несмотря на утомительное хождение по магазину, напечатала на его персональном компьютере письменное уведомление об уходе, не постеснявшись назвать в нем его начальника спившимся алкоголиком – каковым он и был, – и, в который уже раз, поставила внизу претенциозную закорючку подписи Дэмиена. Потом она упаковала этот самый компьютер вместе со струйным принтером, сканером, цифровой камерой и пригоршней дисков с компьютерными играми, от которых кровь стыла в жилах. Все это она отправила своей подруге Вэлери, занимавшейся с детьми в игровой группе, и у той появилась отличная возможность полностью исказить восприятие жизни у местных четырехлетних детей. После этого она позвонила с его рабочего телефона на линию предварительных вопросов передачи «Кто хочет стать миллионером?» и не повесила трубку, рассчитывая, что при плате за разговор, равной пятидесяти пенсам в минуту, уж кто-кто, но Дэмиен миллионером не станет. И в завершение всех дел, перед тем как залечь в постель с бутылкой любимого красного вина Дэмиена со Стивеном, специалистом по организации свободного времени их престижного оздоровительного клуба и с минимальным количеством угрызений совести, Мелани аккуратно засунула маленькую, незаметную атлантическую креветку в разъем для компакт-дисков в лэптопе Дэмиена, которым он так дорожил.

Вернувшись к действительности, а именно в аэропорт имени Кеннеди, Дэмиен испустил тяжкий вздох, самый тяжкий, какой только возможен. Надо было, чтобы Дональд прокакался, но время бежало, его оставалось все меньше и меньше, а Дональд даже ни разу не пукнул. Может быть, от переживаний у уток бывает запор? Что же ему делать, чтобы вылезти изо всей этой путаницы? Что делать, чтобы кольцо, наконец, вылезло из этой утки? Предмет для размышления был настолько сложен, что было совершенно невозможно найти нужное решение, не прибегнув к помощи крепкого спиртного.

– Чем могу служить, сэр? – ответил на его мысли бармен. Этот человек за долгие годы работы явно стал хорошим профессионалом, раз он, казалось, даже не заметил, насколько Дэмиен забрызган и заляпан грязью.

– Дайте мне бренди, – сказал Дэмиен. – Двойную порцию.

– Уже наливаю.

– Нет, две двойные порции, – добавил он, – и пиво.

Не торопясь, но и без промедления, бармен поставил перед Дэмиеном заказанные напитки, и тот принялся потягивать по очереди то бренди, то пиво. Когда он пошел по второму кругу, Дональд в сумке забеспокоился. И несмотря на то что Дэмиен уже не очень уверенно сидел на своем табурете, он ясно видел, что утка намеревается тайком скрыться с его глаз.

Дэмиен осушил оставшиеся два стакана, заплатил по счету и соскочил с табурета.

– Пошли, парень, – сказал он. – Мне надо придумать, что с тобой делать.

Поднимая сумку, он опять заметил тех крепких мужиков. Они сбились в тесную кучку у одного из стоячих столов рядом с прилавком кафетерия сразу же за баром. Дэмиен посмотрел через плечо. Все они мигом допили свои чашки кофе и запихнули в рот круассаны, смахнув случайные крошки с одинаковых темных пальто. Дэмиен слегка отодвинулся, прижимая Дональда к груди. Кто это такие? Агенты ФБР? Чиновники таможенной службы? А может быть, та регистраторша, явно не покупавшая в последнее время уток-роботов, дала им приватную информацию, предупредив о контрабанде? Да, плохой он сыщик, никогда бы он не смог выиграть в детективной телеигре.

Могут его арестовать за контрабандный провоз утки? А за контрабандный провоз бриллианта в утке? Наверное, из-за его неряшливого вида они решили, что он террорист, и им не приходит в голову, что он просто несчастный романтик, которому не повезло в любви.

Дэмиен торопливо пошел вперед по главному вестибюлю аэровокзала. Он двигался настолько быстро, насколько позволяла давка в помещении, заполненном толпящимися пенсионерами и пенсионерками с подсиненными волосами и в соломенных шляпах, явно собиравшимися лететь в теплые края, и, как только скорость его шага превышала определенный предел, Дональд начинал оскорбленно крякать. Мужчины, на которых он обратил внимание, неотступно следовали за ним.