355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Кери Лейк » Освобождение (ЛП) » Текст книги (страница 5)
Освобождение (ЛП)
  • Текст добавлен: 19 января 2022, 00:32

Текст книги "Освобождение (ЛП)"


Автор книги: Кери Лейк



сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

8.
Дэймон

Из окна своего кабинета я смотрю на кучу грязи, под которой, вероятно, уже начал разлагаться труп Чака. Через несколько лет септический осадок уничтожит его кожу и основные органы, пока он полностью не сольется с тем, в чем находится. Хотел бы я сказать, что знаю все это только в теории, но для меня не впервой смотреть на сброшенный в канализацию труп. Не в последнее десять лет, конечно, но достаточно недавно, чтобы помнить, что тогда я испытывал больше угрызений совести, чем сейчас.

Мои мысли прерывает стук в дверь, и, повернувшись, я вижу выглядывающую из-за двери Айви.

– Отец Дэймон? Секретарь сказала мне, что я могу зайти.

Накрашенные красной помадой губы привлекают мое внимание к ее лицу, к тому, как прекрасно она сегодня выглядит. А может, она всегда так выглядит, просто, когда я раньше с ней сталкивался, то был слишком поглощен своими мыслями.

– Конечно, пожалуйста, – я указываю на стоящий перед моим столом стул, и она садится. – Всё же решили попробовать еще раз?

– В конце концов, да, – ее робкая и застенчивая улыбка говорит мне, что ей все еще неловко за то, что произошло в прошлый раз. – Но я здесь не ради себя. Речь о моей бабушке. Она очень больна.

– Мне жаль это слышать. Вижу, это Вас очень беспокоит. Чем я могу помочь?

– Думаю, ей не долго осталось. И она попросила о последнем покаянии.

– Она дома или все еще в больнице?

– В больнице.

– Я свободен сегодня после обеда, если Вам это подходит.

– Вообще-то я собираюсь немного повременить, если Вы не против. Мне кажется, что как только она исповедуется, то тут же сдастся. По большей части, я хотела заблаговременно предупредить.

– Надеюсь, Вы будете держать меня в курсе, я дам знать об этом нашей секретарше, Миссис Касл.

– Отец…

– Пожалуйста, зовите меня Дэймон.

– Дэймон, – мое имя слетает у нее с языка, словно скользнувший по моей шее шелк, и от одного этого звука по телу пробегает дрожь. – Есть еще кое-что...

С того вечера, когда она впервые пришла на исповедь, я догадывался, что ее беспокоит что-то еще. Теребя сумочку, она отводит от меня взгляд и, тут же вскочив со стула, подходит к окну, у которого только что стоял я.

– Можно Вас кое о чем спросить? Несколько не по теме.

– Конечно.

Она стоит спиной ко мне, и я вижу ее гибкую фигуру вплоть до стройных ног, где над высокими черными каблуками выпирают ее икры. Сглотнув, я делаю над собой усилие и отвожу взгляд, молча ругая себя за то, что смотрю на нее подобным образом.

– Если кто-то... причиняет Вам боль... или угрожает навредить тому, кого Вы любите... будет ли самозащита смертным грехом?

У меня леденеет кровь, а пульс ускоряется до головокружительного темпа. Я пристально вглядываюсь в нее, чтобы понять, не смотрит ли она, задавая этот вопрос, на свежую кучу земли.

«Не будь таким параноиком!»

– Вы говорите по собственному опыту? – мои руки покоятся на кресле, и я сжимаю ладони в кулаки, чтобы унять внезапно участившееся сердцебиение.

– Если да, означает ли это, что Вы посоветуете мне обратиться к властям? Потому что я уже обращалась. И они ничего не предприняли.

Каким бы тревожным ни был ее ответ, я рад, что он не имеет никакого отношения к трупу, от которого я избавился прошлым вечером.

Мои мышцы расслабляются, я снова откидываюсь в кресле и откашливаюсь. На мою совесть тяжким грузом ложится задача ответить рассудительно, не чувствуя себя при этом полным лицемером, и я на мгновение задумываюсь над ее вопросом.

– Сама по себе самооборона не является смертным грехом, если только Вы не намереваетесь жестоко убить кого-то без причины.

– Это как?

Дискуссия возвращает меня в семинарию, к обсуждению разницы между допустимыми и недопустимыми действиями, и того, как каждое из них по существу сводится к ожидаемому результату.

– Если кто-то угрожает навредить близкому Вам человеку, а Вы активно пытаетесь навредить ему в ответ, то Вы совершаете грех, поскольку преследуете исключительно эту цель. С другой стороны, если Вы становитесь свидетелем того, как кому-то причиняют вред, и, пытаясь вмешаться, подвергаетесь нападению, то тогда самозащита, а также защита другого человека не считается смертным грехом.

Я практически признался ей в своем преступлении, а она стоит и смотрит на спрятанные улики.

– Значит, прежде чем я смогу что-то предпринять, мне нужно сидеть и ждать, пока этот человек на меня набросится?

– Вы сообщали о нём властям?

– Так много раз, что это уже смешно. У него есть связи. Друзья, благодаря которым мои заявления моментально исчезают.

Я тут же вспоминаю нашу с ней встречу в больнице, и тот закрашенный синяк у нее на щеке, который привлек мое внимание.

– Могу я спросить, кем Вам приходится этот человек?

– Тем, кто отказывается убраться из моей жизни. Не скажу, что мы с ним встречались, потому что не думаю, что мы когда-либо встречались. Даже когда он казался мне в некоторой мере привлекательным.

– Вы пытались добиться судебного запрета?

– А что толку, если никто не потрудился привести его в исполнение?

– И переехать Вы не можете, – я не утруждаю себя объяснением причины, по которой догадываюсь, что она не может этого сделать, и рискую показаться чёрствым.

– Я не оставлю бабушку с ним в одном городе. А она слишком больна для переездов.

– Похоже, я перебрал все свои обычные рекомендации для подобных ситуаций. Я знаю одну женщину, которая нашла убежище в приюте для женщин, подвергшихся насилию.

– У меня хорошая квартира. Мое личное святилище. Это несправедливо, что я должна оттуда уйти и прятаться в приюте с кучей других женщин и детей, – фыркнув, она поворачивается ко мне лицом. – Я считаю себя сильным человеком, но он меня измучил. До такой степени, что, похоже, мой единственный вариант – это спровоцировать его нападение, и тогда я смогу назвать все это самообороной. Но Вы говорите, что, если я это сделаю, то моя душа обречена. Если я спровоцирую его таким образом.

– А Вы пробовали говорить…

– С психотерапевтом? С офицером полиции? С адвокатом? – скрестив руки на груди, она прислоняется к оконной раме, такая мучительно красивая во всем своем отчаянии. – Все они предложили мне такие же варианты.

Айви проводит ладонью по лицу, и тут я замечаю, что она плачет.

Наклонившись вперед, я в утешение касаюсь руки Айви, и поражаюсь нежностью и теплом ее кожи.

Повернувшись ко мне, она снова вытирает полные слез глаза, а затем опускает взгляд на наши сомкнутые руки.

Обычно я стараюсь воздерживаться от ненужных прикосновений, разве что для утешения или, когда благословляю после службы прихожан. Но сейчас ловлю себя на том, что не столько пытаюсь успокоить ее мысли, сколько изучаю собственную реакцию. На какую-то долю секунды я представляю, как эти нежные руки обхватывают мою спину, ногти впиваются мне в кожу, и потрясённый такой яркой фантазией, немедленно отпускаю ее ладонь.

Откашлявшись, я выпрямляюсь в кресле.

– Я посмотрю, что можно сделать.

Айви наклоняет голову и, поймав мой взгляд, подходит ближе, неуютно близко, пробуждая во мне тревогу. Опустившись передо мной на колени, она берет мою руку и, не сводя с меня глаз, прижимается своими блестящими красными губами к костяшкам моих пальцев.

– Благодарю Вас, святой отец.

Я даже не осознаю, что сжал в кулак другую руку, пока не замечаю, как явно уловив мое беспокойство, Айви быстро отводит взгляд в сторону, и ее губы растягиваются в улыбке. Все мышцы в моем теле напрягаются, кровь устремляется туда, куда не должна, и я заставляю себя подумать о чем-то другом. О трупе, который вчера вечером выбросил в отстойник, об оставленной на сегодня канцелярской работе, о ничем не примечательном бейсбольном матче, что смотрел два дня назад. Ничто из этого не может отвлечь меня от завладевших мною давно подавляемых инстинктов. Ее запах, отчетливо женский и сладкий, обволакивает мои чувства, словно удавка – благоразумие. Резко сглотнув, я слегка отодвигаю кресло, чтобы немого увеличить расстояние между нами и прояснить, что будь это чем угодно, не важно, происходит оно у меня в голове или действительно разыгрывается перед глазами, этого по любому никогда не случится.

Айви опирается ладонью на мое бедро, чтобы встать, и я снова оказываюсь в вихре непрошенных фантазий о том, как эта женщина сидит верхом у меня на коленях, ее задранная юбка, ниспадает волнами по моим ногам, а она объезжает меня прямо здесь, в этом кресле.

– Не буду больше отнимать у Вас время. Спасибо за то, что выслушали, – ее взгляд вниз и последующая улыбка подтверждают то, что мне и так уже известно – все мое тело напряжено, мышцы сжимают в убийственном захвате мои лёгкие, и мне становится нечем дышать.

Я довольно молодой священник, и мне частенько приходится ловить на себе кокетливые женские взгляды и слышать неуместные замечания, но от этого мое тело редко выходит из-под контроля. Ничего из сказанного ею, не объясняет моей внезапной неспособности взять себя в руки, но в этом-то и вся прелесть таких женщин, как Айви. В них есть нечто такое, что заставляет мужчину или, раз уж на то пошло, священника задуматься, как бы липли эти локоны, за которые так и хочется дёрнуть, к ее мокрому от пота лицу.

По-прежнему напряженный, я смотрю, как она не спеша выходит из моего кабинета, и лишь после того, как за ней закрывается дверь, осмеливаюсь взглянуть вниз, и тут же вижу источник ее веселья. Мои брюки топорщатся так, что под ними спокойно укроется целая деревня.

Уже очень давно женщина не лишала меня самообладания подобным образом; по моей спине дрожью проносится мучительная мысль, и меня настигает пугающая реальность.

Айви – это проникший мне в кровь яд.

9.
Айви

Глубоко вздохнув, я прислоняюсь головой к двери кабинета отца Дэймона и успокаиваю разыгравшиеся нервы, затем выхожу из церкви и направляюсь к железнодорожной станции. Обычно я не одеваюсь с целью привлечь к себе внимание, поэтому, когда я тороплюсь по тротуару к остановке, мне хочется заползти в какую-нибудь нору и спрятаться, но это было необходимо. Женщине не соблазнить мужчину, не приложив к этому хотя бы малейших усилий, и уж точно не соблазнить священника без восьмисантиметровых шпилек и элегантной юбки-трапеции. Думаю, этому меня научила одна из живущих у mamie проституток.

Я уж точно не из тех, кого называют коварными соблазнительницами, поскольку единственный секс, который у меня был за последние восемь лет, вызывает у меня желание надеть робу и уйти в монастырь. Но, как я уже убедилась, секс, если им правильно пользоваться, может быть и мощным манипулятивным инструментом. И каким бы неловким ни был наш разговор с отцом Дэймоном, он доказал одно – даже праведника можно сбить с истинного пути.

Обычно я не связываюсь с такими суровыми и замкнутыми личностями, как отец Дэймон, но шанс – это такая удивительная маленькая сволочь, которая появляется, когда меньше всего ожидаешь. Когда вчера вечером я пришла в церковь, чтобы хоть немного успокоиться после тошнотворной встречи с Кэлвином, и обнаружила, что ночью открыто не так уж много «божьих домов», моя жизнь вполне могла закончиться на мосту самоубийц. В конце концов, я до сих пор не покаялась в своем грехе, так почему бы не сделать из этого сэндвич с двойной порцией вечных мук? Но тут выяснилось, что мне вовсе не обязательно губить свою душу, потому что я обнаружила нечто гораздо более будоражащее. Более ужасное.

Кое-что, от чего любая другая девушка держалась бы от отца Дэймона как можно дальше.

К несчастью для него, я не какая-нибудь другая девушка.

История неоднократно подтверждала, что я авантюристка – правда, не всегда разумная. И когда я увидела, как отец Дэймон идет через лужайку за церковь, словно вышел на попойку, меня одолело любопытство.

Спрятавшись в ближайших кустах, я с интересом наблюдала за тем, как он сбрасывает труп в какую-то яму. Через некоторое время я поняла, что это отстойник. На самом деле, уже одно это должно было вызвать у меня отвращение. Так и произошло, но лишь на мгновение, пока я не представила, как в эту дыру на веки вечные проскальзывает труп Кэлвина. И внезапно, это уже не показалось мне таким отвратительным. Внезапно это показалось мне решением моей проблемы.

Итак, я всю ночь обдумывала, как бы вовлечь отца Дэймона в свой план, но тут вдруг меня осенило. Я ведь свидетель его преступления. Уже из-за одного этого ему стоит уделить мне время. Уделить мне внимание. Стоит заключить со мной что-то вроде сделки за мое молчание.

Но нельзя же вот так просто прийти и начать шантажировать такого человека. Я знаю это по собственному опыту общения с преступником. Для этого необходимы манипуляции, обольщение, доверие. В противном случае, я могу запросто оказаться погребенной в дерьме рядом с тем, кого он запихнул в ту дыру. Нет, преступнику нужно дать покрасоваться, чтобы он увидел в вас нечто большее, чем просто угрозу его свободе. Не в моем характере плакать перед людьми, но я хотела, чтобы он меня утешил, почувствовал немного сострадания. Увидел во мне человека, заслуживающего его доверия.

Помню, когда мне было тринадцать, я как-то раз лежала, растянувшись на кровати, и смотрела на одну из живущих у нас женщин, проститутку по имени Лусиана. Она сидела полуголая перед зеркалом и рассказывала мне о том, что женское тело обладает гораздо большей силой, чем любое оружие, о котором может мечтать мужчина. Что, если правильно ею пользоваться, можно уничтожать королевства и разрушать империи. Тогда я подумала, а не наглоталась ли она тех таблеток, которые часто оставляла на раковине в ванной, но вспомнила эти слова, когда заключила сделку с Кэлвином и стала спать с ним раз в неделю, в обмен на то, что он не появится у меня дома и на работе.

И это работало до тех пор, пока несколько дней назад этот кретин не позволил своим приятелям разнести мою квартиру.

Брр. Кэлвин бы точно сбесился, узнай он, где я была сегодня утром и что натворила. Но если ничего не предпринять, то я навсегда погрязну в этом кошмаре, и уж лучше страдать от ужасных последствий изменившейся ситуации, чем прятаться от него всю оставшуюся жизнь.

Поезд останавливается, и я, встав с сиденья, выхожу и вагона. Мои каблуки стучат по асфальту, и я опускаю голову, чтобы избежать нежелательных взглядов. Поменяв туфли на лежащие у меня в сумочке балетки, я закуриваю на ходу сигарету и иду к больнице.

Моя смена начнется только через пару часов, но я решила заглянуть к mamie и почитать ей кусочек из прихваченного с собой нового любовного романа. Раньше ей никогда не нравились персонажи в стиле «девица в беде», и я часто задаюсь вопросом, а что бы она подумала о ситуации, в которую попала я. По словам бабушки, мой дед, ее первый и последний муж, годами подвергал ее физическому насилию, пока однажды она не решила, что с нее хватит. Mamie сбежала от него, забрав с собой моего отца, и очень долго жила с ним, где придется, то на улицах, то в приютах. Пока мой дед наконец не умер и не завещал ей дом и небольшую часть имущества – поступок, который, как она всегда говорила, свидетельствующий скорее о его забывчивости, чем о милосердии. Поскольку после ее ухода он, по-видимому, так и не додумался изменить свое завещание. Именно тогда она открыла двери страдающим от насилия женщинам, в основном проституткам, и в конечном итоге создала что-то вроде реабилитационного центра.

Остановившись у входа в больницу, я тушу сигарету и сажусь на скамейку, чтобы помассировать ноющие ноги. К счастью, после работы мне не придется ехать на метро. Почти каждый вечер меня подвозит домой моя коллега Клара. Взамен я плачу за бензин и время от времени угощаю своим знаменитым шоколадным печеньем, которому она, похоже, рада больше, чем деньгам.

В краткий миг покоя я думаю об отце Дэймоне. Смею сказать, что после событий прошлого вечера я совершенно по-новому взглянула на этого мужчину, которого считала несколько мрачным и молчаливым, но до невозможности добродетельным. Я и представить себе не могла, что такой человек, священник, может быть опасным, да еще и беспощадным. Словно сюжет какой-то безумной книги. Замкнутый и запретный пастор, который вовсе не так холоден и непогрешим, как ему хотелось бы казаться.

Еще неделю назад мне казалось, что у него большие проблемы со стояком, но судя по сегодняшней выпуклости у него в брюках, слова «большой» и «стояк» как раз очень подходят этому мужчине. И этот мужчина, обрекает себя на такое внутреннее напряжение и самоограничение? Он, наверное, часами держался бы на одном адреналине, в поту наслаждаясь своим тяжким трудом.

Не то, что Кэлвин, который дрочит и не выносит ощущения чужого пота у себя на коже, или запаха секса. Он из тех термофобов, которые, наверное, наденут зубную каппу, если решат хоть раз в жизни сделать что-то бескорыстное, например, кунилингус. От этой мысли мои губы дергаются в улыбке. (Гермофоб – человек, панически боящийся микробов – Прим. пер.)

Нахмурившись, я прогоняю мысли о Кэлвине и направляюсь в больницу, на этаж, где лежит моя бабушка. Завтра или послезавтра ее должны перевезти обратно в дом престарелых, поэтому я хочу убедиться, что для ее выписки все готово.

Обойдя у нее в палате разделительную занавеску, я резко останавливаюсь, и у меня замирает сердце.

На стуле рядом со спящей бабушкой сидит Кэлвин. Он улыбается и, прижав к губам палец, велит мне не шуметь.

Снова бросив взгляд на mamie, я пытаюсь уловить движение ее груди, чтобы убедиться, что она еще дышит, затем оглядываюсь по сторонам в поисках любых признаков того, что он как-то ей навредил.

– Что ты здесь делаешь? – сквозь зубы шепчу я, не сводя глаз с ее хрупкой, проглядывающейся из-под тонкого одеяла фигурки.

Встав со стула, он останавливается рядом со мной, и его близость вызывает у меня отвращение.

– Давай поговорим снаружи, любовь моя.

Напрягшись всем телом, я выхожу с ним из палаты, и он прижимает меня к стене, положив ладонь рядом с моей головой.

– Где ты была весь день? – глазами бездушного голубого оттенка он буравит меня насквозь, словно бросая мне вызов, рискну ли я солгать.

– В церкви.

Его глаза вспыхивают, как всегда, когда он сдерживает желание дать мне пощечину. Этот взгляд я видела чаще, чем готова признать.

– В церкви, – эхом отзывается он. – С каких это пор шлюхи ходят в церковь?

Окинув взглядом коридор, я вижу, что никто из занятого медицинского персонала, что суетится вокруг сестринского поста и входит и выходит из палат, никто из них не обращает на нас никакого внимания.

– Моя бабушка хочет покаяться в своих грехах. Я встречалась со священником.

– Какой он был? Молодой? Старый? – от пропитавшего его дыхание затхлого запаха жевательного табака, мне хочется дать ему отпор.

– Какое это имеет значение?

Расправив плечи, Кэлвин угрожающе сжимает руку в кулак.

– Этот чертов священник молодой или старый?

– Старый, – вру я. – Ему где-то за шестьдесят.

Усмехнувшись, он расслабляется и слегка наклоняет голову.

– Хорошо. Значит, у тебя не возникнет желания с ним трахаться?

– Я не собираюсь продолжать этот разговор. Только не здесь. Не сейчас.

Кэлвин проводит пальцем по моей щеке, и у меня внутри все сжимается от отвращения.

– Я оставил у тебя на пороге подарок на субботу. Хочу, чтобы ты надела его для меня.

– Ты... снова явился ко мне в квартиру?

– Только чтобы его оставить, детка, – его руки скользят к основанию моей шеи, и он выставляет всё так, будто мы какая-то нежно воркующая влюбленная парочка, а вовсе не психопат с его любимой игрушкой. – Не волнуйся, я туда не заходил.

– А сюда ты зачем пришел?

– Чтобы напомнить тебе, как при желании я легко могу до тебя добраться, – он прижимается губами к моему уху и понижает голос до шепота. – Как легко я сейчас мог бы задушить ее подушкой, пока она мирно спала. Не трахай мне мозги, Айви. Это я тебя трахаю, вот как это работает.

Сжав мне шею, он проводит языком по раковине моего уха, и меня снова накрывает волной тошноты.

– И мне нереально нравится тебя трахать.

От прилива адреналина меня бросает в дрожь. Я скольжу взглядом по суетящимся вокруг людям, которые понятия не имеют, что этот человек, этот ублюдочный кусок дерьма, только что угрожал мне и моей бабушке. К несчастью, если кто-нибудь из них соизволит вмешаться, то, скорее всего, очень об этом пожалеет, да и я тоже.

– Уже не терпится увидеть тебя в субботу, любовь моя. От одной этой мысли у меня напрягается член.

Он отталкивается от стены и шагает по коридору, а я стою перепуганная и готовая в любой момент блевануть.

Закрыв на минуту глаза, я делаю глубокий вдох и вспоминаю, что, как бы ни был опасен Кэлвин, я стала свидетелем того, как, возможно, столь же опасный человек так избавился от трупа, словно вышел выбросить мусор. Напоминание о том, что даже суперхищники могут стать добычей.

Поэтому я сделаю всё, чтобы отец Дэймон захотел меня больше всего на свете. Больше сна. Больше его несокрушимой морали и тщательно охраняемой добродетели.

Больше гнева, который неизбежно охватит его, когда он узнает, в чем я должна признаться.



    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю