Текст книги "Освобождение (ЛП)"

Автор книги: Кери Лейк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

Его взгляд кажется всё более затуманенным, и я задумываюсь, а не подкрадывается ли к нему смерть. Восковая бледность его кожи говорит о том, что он потерял слишком много крови.

– Я, как последний идиот, кинулся в омут с головой из-за женщины опасного мужчины, – усмехнувшись, он качает головой и затягивается сигарой. – Но я бредил ею и тем, кем мы могли бы стать. И она хотела этого так же сильно, как и я.

В последовавшей за этим паузе он уходит куда-то в свои мысли.

– Двадцать шесть минут – ровно столько потребовалось на то, чтобы эта мечта стала моим кошмаром. Чтобы человек продал свою душу. За двадцать шесть минут двое мужчин изнасиловали и убили у меня на глазах любовь всей моей жизни, а потом и мою дочь. Изранили моего сына.

Его брови ползут к переносице, и когда он всхлипывает, я понимаю, что этот человек изливает свое сердце, совсем как кровь из раны. Мне слишком хорошо знакома эта мучительная боль, и я изо всех сил отгоняю от себя мысли о собственной жене и ребенке.

– С тех пор я каждый день страдаю от боли. И не важно, сколько людей я убил, она становится только больше, больше и больше. Ты почти лишил меня внука. Не потому, что ты меня ненавидел. А потому что твоя боль оказалась сильнее твоей воли.

– Твой внук изнасиловал невинную девушку. Девушку, которая, вполне возможно, уже мертва.

– А колесо всё вращается, вращается и вращается. Ее семья страдает, я страдаю еще больше. Страдание разгоняет двигатель, и мы не пытаемся его остановить. Мы не можем, – он отводит руку, похоже, осматривает свою рану и вздрагивает. – Трудно себе представить, что трехлетний мальчик помнит, как умирала его мать. Но мой сын каждый день прокручивал это у себя в голове. Так же, как и я. Я не мог этого забыть. И он тоже не мог. В сорок пять лет он покончил с собой.

– Скажи мне, где Арисели, и я не вышибу тебе мозги.

Чуть сгибаясь, Гордон кашляет, от чего из его раны вытекает еще больше крови, и он морщится. – Наверное, собирается в колледж. Черт, ты думаешь, я мог бы навредить Арисели? Она мне как дочь. Как та самая дочь, которую мне не дали вырастить.

Дверь распахивается, и в комнату врывается Айви. Не сводя глаз с Гордона, она опасливо его обходит и направляется ко мне.

– О, Боже! Дэймон! Что они с тобой сделали? – она осторожно целует меня в щеку, затем кидается к моим веревкам.

– Я в порядке. Вопрос в том, какого черта ты сделала?

Несмотря на сквозящую у нее во взгляде усталость и тревогу, она улыбается.

– Ну, знаешь, похитила священника, угрожая ему оружием. Обстреляла безжалостную банду фейерверком, чтобы они решили, будто на них напали. Взорвала половину туннеля, в котором промышляли контрабандой наркотиков. Обычный будний вечер. А как насчет тебя?

– Мне надрали задницу.

В дверном проеме показывается отец Хавьер. Он оглядывает комнату и, заметив Гордона, изумленно распахивает глаза, как будто впервые видит этого человека поверженным. Впервые не может просто закрыть на все глаза.

Спустя несколько минут Айви распутывает на верёвках узлы, и мои ноющие плечи наполняются теплом облегчения. Я вращаю локтем и, под хруст и скрип суставов, кровь снова устремляется в пальцы. Потянувшись к Айви, я притягиваю ее к своему лицу, и, несмотря на то, что на нас смотрит отец Хавьер, до одурения целую эту женщину.

– Как, черт возьми, ты меня нашла?

– Божественное вмешательство, – она бросает быстрый взгляд на Хавьера. – Я пригрозила, что взорву ему яйца петардой М-80. Теперь он мне помогает. Он будет сопровождать нас в Мехикали.

Я вскидываю брови и откашливаюсь.

– Как изобретательно. Я надеюсь, что ты уже от них избавилась.

– От яиц или от М-80?

– От М-80.

– Конечно, – она снова меня целует, а потом поднимается на ноги и протягивает руку, чтобы помочь мне встать. – Но, если ты меня разозлишь, просто знай, что у меня есть поставщик.

– Буду иметь это в виду, – я поднимаю с земли пистолет, и мы, спотыкаясь, идем к двери, но рядом с Гордоном я останавливаюсь. – Дай мне пару секунд, ладно?

Айви смотрит на Гордона и кивает.

– Но только маленькую секундочку. Отсюда далековато до Мехикали.

Когда я хмурюсь, она кивает:

– Да. Мы взорвали туннель, так что единственный выход – через Мексику.

– Фантастика. Я быстро.

Когда она выходит из комнаты, я смотрю на сочащуюся из живота Гордона кровь. По моим прикидкам, рана смертельная. Я опускаю пистолет и швыряю его за спину.

– А ты разве меня не прикончишь? – фыркает он, и тут же сгибается в приступе надрывного, лающего кашля. С его посиневших губ стекает струйка крови, и пятно на рубашке становится почти черным.

– Я останавливаю колесо.

Запрокинув голову к стене, он слабо улыбается.

– Если я выживу, ты будешь первым человеком, за которым я приду.

– Ты не выживешь. Сомневаюсь, что ты переживешь эту ночь.

Гордон шмыгает носом и качает головой. Его глаза закрываются под тяжестью смерти.

– Для меня это еще не конец. Только не так. Эль Кабро Бланко не убить какой-то там пулей.

– Гордон, тебя убьет не пуля. А то, что до тебя никому нет дела. Vaya con Dios, мой друг, – я отворачиваюсь от него и начинаю свой путь через границу. (Vaya con Dios (Исп.) – «Храни тебя Господь» – Прим. пер.)

– Дэймон! – окликает он меня. Его голос эхом разносится по пустому туннелю, но я не обращаю на него внимания. – Дэймон! Прикончи меня!

Мой отец его бы убил. Он позаботился бы о том, чтобы уничтожить весь его род. Однако после сегодняшнего вечера один из самых известных криминальных авторитетов страны умрет в одиночестве в пустом туннеле, в нескольких милях от своего дома. Никто его не найдет.

И никто не поверит в то, что он вообще когда-нибудь жил.

39.
Айви

Два месяца спустя...

– Простите, Айви Мерсье?

Вытирая руки заправленным в джинсы полотенцем, я оглядываю маленькую закусочную, где подрабатываю в дневные смены, пока не найду нормальную работу. Вот тебе и Калифорния – Золотой штат. Нет ничего золотого в том, чтобы каждый день подавать пропахшие луком жирные чизбургеры. Мой взгляд падает на стоящего позади меня человека.

– А кто ее спрашивает?

Мне протягивает руку полный мужчина с седеющими волосами и красными щеками заядлого алкоголика. – Томас Грейнджер. Я работаю в юридической фирме «Грейнджер и Фокс» в Лос-Анджелесе. А вас не так непросто найти, мисс Мерсье.

Нахмурившись, я неохотно отвечаю на рукопожатие, затем сую руки в карманы своего запачканного едой фартука.

– А зачем Вы пытаетесь меня найти?

– Мне нужно обсудить с Вами одно важное дело. Мы можем поговорить где-нибудь наедине?

Ну, вот, приехали. Момент, которого я боялась с того самого дня, когда в мою жизнь вошел Кэлвин и предложил уладить все мои проблемы. В тот же день все мое везение полетело к чертям.

– Послушайте, если речь идет о долгах моей бабушки, то Вы обратились не по адресу.

– Извините, но я ничего не знаю ни о каких долгах.

Пожав плечами, я скрещиваю руки на груди, принимая оборонительную позицию.

– Тогда что же...? Что Вы хотите обсудить?

– Опять же, лучше нам поговорить об этом наедине.

– Поговорить наедине, о чем?

– О Вашем наследстве.

Из груди вырывается кашель, и на секунду мне становится нечем дышать. Увидев, что на лице мужчины отражается беспокойство, я поднимаю палец.

– Простите. Я поперхнулась..., – я снова сглатываю. – Собственной слюной.

От очередного приступа кашля брызги слюны падают на пол и попадают на блестящие черные кожаные ботинки мужчины.

– Простите. Мое что? Вы сказали «наследство»? Какое ещё наследство?

Мужчина оглядывает закусочную.

– Может, тут есть какой-нибудь кабинет или место, где мы могли бы поговорить?

– Конечно. Да. Конечно, – я веду его в комнату отдыха и, похолодев от шока, на автомате вытаскиваю из-за стола стул напротив него. – Какое наследство? В последний раз, когда я проверяла, у mamie не было ничего, кроме долгов.

– Ваша бабушка была душеприказчицей имущества и концерна своего дяди Рено Мерсье. Около четырех месяцев назад он скончался от естественных причин в почтенном возрасте девяноста двух лет. После смерти Вашей бабушки Вы стали единственным живым наследником его состояния.

– Состояния? – поерзав на стуле, я откашливаюсь и щиплю себя под столом. Может я задремала во время своей смены? – А как же мой отец?

Мужчина расправляет плечи и переплетает пальцы.

– Разве Вы не знали, что два года назад он умер от передозировки наркотиков?

Поджав губы, я качаю головой.

– Я не видела своего отца с тех пор, как была ребенком.

– Мне очень жаль.

Я пренебрежительно пожимаю плечами и взмахиваю рукой.

– Не важно, продолжайте.

– Ваш двоюродный дед был французским магнатом. Очень уважаемым бизнесменом. Он осуществлял управление своим имуществом и концерном через нашу сестринскую фирму в Париже.

Mamie никогда о нем не рассказывала, если не считать пары эпизодов о том, что ее дядя никогда особенно не показывался, а когда показывался, то часто спорил с ее отцом. Мне никогда не приходило в голову, что он такой филантроп.

– Когда Вы говорите состояние. Что именно... в смысле, какова его стоимость?

Мужчина тут же вскидывает брови и плечи так, словно я попросила его вычислить какое-то нерешаемое математическое уравнение.

– Если брать бизнес и личные активы, его имущество и концерн оцениваются примерно в пятьсот миллионов.

На меня снова накатывает приступ кашля и я, нагнувшись, бью себя в грудь, чтобы разогнать слюну, которой уже захлёбываюсь.

– Хм. Извините. Мне... послышалось, будто Вы сказали пятьсот миллионов, – с губ срывается невольная усмешка, и я зажимаю рот рукой. – В смысле... долларов США?

– Евро. Это немного больше, чем в долларах США.

– И я единственная наследница этого состояния? Там нет, например... двоюродного брата или кого-нибудь, с кем нужно поделиться?

Снова нахмурившись, он наклоняет голову.

– Не то чтобы мы уже определились, нет. У вашей бабушки действительно был старший брат, который умер, но детей у него, похоже, не было.

Мужчина лезет в свой портфель и достает папку, а я тем временем впиваюсь ногтями в кожу, отчаянно пытаясь понять, сплю сейчас или нет. Я пристально разглядываю стены комнаты, всматриваясь в такие детали, как коричневый подтёк на потолке, трещина в выкрашенном в синий цвет гипсокартоне и витающий в воздухе неприятный запах жжённого кофе. Конечно, во сне я бы не уловила таких деталей.

Тем временем Томас болтает о процессе распределения средств через иностранные трастовые фонды, но я слушаю его в пол уха. Больше всего мне сейчас хочется купить несколько галлонов шоколадного сиропа и принять вместе с Дэймоном ванну с мороженым. От этой мысли я невольно прыскаю смехом прямо посреди напыщенной речи Томаса.

Он смотрит на меня, озабоченно нахмурив брови, и тут его лицо начинает расплываться от подступивших к моим глазам слёз.

– Простите, но это... Все это немного ошеломляет. Кажется... мне кажется, я сейчас упаду в обморок.

– Я все понимаю, – он вытягивает руки, словно пытаясь определить, что сейчас учудит эта чокнутая цыпочка напротив – брякнется в обморок или блеванет. – Может быть, Вам удобнее встретиться в другое время?

– Нет! Боже, нет. Я просто... в шоке. Просто чертовски счастлива. И еще больше потрясена.

– Это вполне нормально. Глубокое дыхание и смех – это лучший способ справиться с шоком. А попозже можно и немного выпить.

– Так что... наверное, мне следует сказать Вам, что я уже где-то месяц не плачу за квартиру. Мой парень, он священник, – вздрогнув, я быстро мотаю головой. – Был священником. Он тоже ищет работу.

– Я с радостью одолжу вам нужную сумму, пока все не уладится.

– О. Ну, я не имела в виду, что Вы должны давать мне аванс. Я и не думала…

– Все в порядке, мисс Мерсье. На данный момент в этом мире нет ни одной финансовой организации, которая отказала бы вам в кредите.

Я пытаюсь это переварить, но у меня не получается. Просто не могу. Чтобы после стольких лет отчаянной борьбы в один прекрасный день все мои тревоги бесследно исчезли? Такое невозможно.

– Наверное, в ближайшие месяцы Вы захотите получить двойное гражданство.

– Конечно, хорошо. Хм. Это необходимо, чтобы претендовать на наследство?

– Нет... но... у Вас довольно много домов во Франции, и еще особняк.

– Особняк?

– Да, всю информацию о Вашей собственности Вы получите в более официальной обстановке. Я просто счастлив, что мы наконец-то можем сдвинуть это дело с мертвой точки.

– Да, и я тоже.

Он протягивает мне руку через стол для нового рукопожатия.

– Мисс Мерсье, добро пожаловать в мир богатства. Я с нетерпением жду возможности в ближайшее время выступить в качестве Вашего доверенного советника.

Я снова прыскаю от смеха, и могу лишь догадываться, какая глупая улыбка застыла сейчас у меня на лице.

40.
Дэймон

Я смотрю в иллюминатор самолета на то, как Лос-Анджелес превращается в разноцветный холст из сплошных пятен и линий. Мою руку сжимает холодная, потная ладонь и, повернувшись, я вижу рядом неподвижно сидящую Айви. Она зажмурила глаза и, впившись пальцами мне в кожу, шумно дышит через нос.

– Почти всё, – шепчу я, пытаясь скрыть улыбку.

– Я могу летать на самолетах, только не взлетать.

Давление, кажется, ослабевает, и знак «Пристегнись» наконец-то гаснет.

Айви облегченно вздыхает и открывает глаза.

– Вот так-то лучше.

– Я же тебе говорил. Пара пустяков.

Она приподнимает наши сцепленные руки и внимательно их разглядывает.

– Прости, – Айви ослабляет хватку и целует тыльную сторону моей ладони, на которой остались глубокие серповидные борозды от ее ногтей. – Теперь все в порядке.

– Хорошо.

Я и раньше летал первым классом, но это совсем другое дело. Частный самолет с мягкими кожаными сиденьями, которые раскладываются в кровати. Телевизор с плоским экраном, бар и диван. Здесь всего семь пассажиров, включая стюардессу, пилотов, двух адвокатов и нас с Айви. Я оглядываюсь и замечаю Томаса, одного из адвокатов, который изучает поверх очков бумаги. Он быстро поднимает голову и, улыбнувшись, возвращается к своей работе.

Не в пример страхам Айви, у меня впервые за несколько месяцев появилась возможность расслабиться и свободно вздохнуть. В буквальном смысле этого слова. Благодаря Гордону у меня было сломано два ребра, и первые два дня я пролежал без сознания. Когда я пришел в себя, то где-то в глубине души пожалел, что не вернулся и не прикончил его. Хотя я абсолютно уверен, что он погиб уже через несколько часов после нашего ухода. После поступивших от соседей жалоб полиция обыскала дом приходского священника и приступила к расследованию деятельности отца Хавьера. Насколько мне известно, он согласился сотрудничать с властями в обмен на неприкосновенность. Узнав по пути в Мехикали мое настоящее имя, он решил не упоминать и о моей короткой работе в приходе. К счастью, Гордон говорил правду, и Арисели и впрямь осталась в доме своих родителей, целой и невредимой.

– Встретимся в туалете, – шепчет мне в ухо Айви.

– Что? Сейчас?

– Да, прямо сейчас. Я пойду первой, а ты за мной. Но постарайся не привлекать к себе внимания.

– Все в порядке?

– Да. Просто... Я всегда мечтала это попробовать.

– Что?

– Встретимся, и узнаешь. Ты взял свой пасторский воротничок?

Прищурившись, я понимаю, что Айви собирается там делать, но, не дожидаясь моих возражений, она прикусывает губу и встает с кресла. Снова откашлявшись, я оглядываюсь и вижу, что один адвокат спит, Томас по-прежнему работает, а стюардессы нигде не видно. Я застегиваю рубашку и, порывшись во взятой на борт маленькой сумке, достаю оттуда пасторский воротничок, который Айви упросила меня оставить себе. Затем осторожно направляюсь в заднюю часть самолета.

Без стука я вхожу в туалет, который совсем не похож на обычный туалет самолета. Раковину обрамляет темное дерево и мрамор, что чем-то напоминает мне номер в отеле. Обстановку дополняет приглушенный свет и аккуратно сложенные полотенца, а также всевозможные выставленные в корзинке туалетные принадлежности. Но ни на чем этом я не задерживаю внимания. Мои глаза устремляются прямо на застывшую напротив меня женщину. Заслонив собой окно иллюминатора, она сидит на столешнице, раздвинув ноги и ожидая меня. Я надеваю пасторский воротничок, хорошенько его поправляю и медленно подхожу к ней, борясь с желанием рывком прижать ее к стене и затрахать до потери сознания. При моем приближении она падает на колени и осеняет себя крестным знамением.

– Благословите меня, отец, ибо я согрешила. Хотелось бы мне сказать, что этого больше не повторится, но я в очень затруднительном положении.

– В каком положении? – я провожу рукой по ее волосам, подавляя порыв сжать их в кулак.

– Мой парень... у него такой потрясающий член, – Айви облизывает губы и, пристально глядя мне в глаза, расстегивает ремень на моих брюках. – Он очень большой. И толстый. А его сперма просто восхитительна на вкус.

Одним яростным рывком она высвобождает из брюк мой член, и тут уже невозможно отрицать, как сильно меня заводит эта женщина.

– Похоже, я впала от него в зависимость.

– Возможно, Вы просто мало экспериментировали с другими.

Когда ее губы касаются кончика моего члена, я сжимаю ее волосы и, сдерживая пульсирующее во мне напряжение, делаю крошечные толчки к ее рту.

– Я не хочу экспериментировать с чужими членами, святой отец. Я хочу только его.

– Боюсь, все не так просто. Чтобы изгнать этих демонов, Вам нужно сначала убедиться в их источнике, – мое тело отчаянно нуждается в этих ярко-красных губах, которые скользят по головке, оставляя после себя следы помады на скользком предэякуляте. – Возьми в рот мой член и посмотри, не покинет ли тебя эта зависимость.

– Да, святой отец, – после этих слов ее губы крепко обхватывают мою эрекцию и спускаются к основанию. Я запрокидываю голову и прижимаю руку к стене, чтобы не упасть.

– Черт, – со стоном выдыхаю я, и даже резкий грохот турбулентности не останавливает ее от того, чтобы ускорить темп.

Я сгораю от желания вонзиться в нее по самые яйца, но не могу пошевелиться. Эта женщина держит меня в состоянии сексуального паралича.

Айви снова поднимается к кончику и, не сводя с меня глаз, проводит рукой по оставшейся на нем слюне.

– Я по-прежнему жажду его члена, и только его члена.

Стиснув зубы, я отчаянно пытаюсь сдержать неистовство, с которым мне хочется разорвать эту женщину пополам.

– Ну, тогда, наверное, нам стоит попробовать кое-что другое.

Я хватаю ее за горло и, подняв на ноги, прижимаю к стене, от чего она снова усаживается на столешницу. Айви отчаянно хватает ртом воздух, и когда я еще больше сдавливаю ей шею, ее испачканные губы растягиваются в улыбке.

– Раздвинь ноги, pécheresse. Ты же знаешь, что хочешь этого так же сильно, как и я.

Она делает то, что ей велят, и я провожу рукой Айви у нее между ног и проталкиваю в нее два ее пальца. Закрыв глаза, она поджимает губы и издает тихий стон.

– Посмотри, как ты предаешься греху.

Вынув ее пальцы, я подношу их к губам и беру в рот. По моему языку растекается пряный аромат ее киски, и я облизываю их дочиста. Все еще сжимая горло Айви, я направляю головку к ее входу и останавливаюсь.

– Скажи мне, Айви. Скажи, каково это – ощущать в себе его член.

Она вздрагивает и прерывисто выдыхает. Ее горло дергается под моей ладонью, и Айви смотрит на меня с легким вызовом.

– Он трахает меня жестко и так хорошо, что мне не хочется, чтобы он останавливался.

Черт бы ее побрал! Мне кажется, эта женщина уже не может сказать ничего такого, что завело бы меня больше, чем сейчас, но тут она добавляет:

– Никто не трахает меня так хорошо, как он.

Одним резким толчком я врываюсь в нее и, проталкиваясь глубже, чувствую, как мой член обхватывают влажные стенки ее маленькой тугой дырочки.

– Он наверняка тебе уже наскучил.

Глядя на меня полными похоти глазами, Айви облизывает языком уголок рта.

– Никогда.

– Да твой парень – счастливчик, – говорю я.

Мой голос низкий и хриплый от желания залить ее своей спермой. Пометить своим запахом, чтобы каждый приблизившийся к ней мужчина знал, что она принадлежит мне.

Айви издает хриплый смешок и запрокидывает голову.

– Я бы сказала, что сейчас счастливица я, святой отец, – ее брови ползут к переносице, и на лице появляется некое подобие боли и экстаза. – О, черт!

Слишком громко для туалета самолета, и не сомневаюсь, что кто-нибудь за дверью уже просёк, чем мы тут занимаемся.

Стук в дверь нас не останавливает. Мои бедра врезаются в нее с яростью какого-то нефтедобытчика, даже когда из-за двери доносится обеспокоенный голос стюардессы:

– Мисс Мерсье, у Вас там все в порядке?

– Да, – выдыхает Айви. – О, Боже, О, Боже, о мой гребаный Боже!

Еще два резких толчка, и ее спина напрягается, сдвинутые брови сменяются улыбкой, и, увидев на ее лице этот прекрасный румянец, я больше не могу сдерживаться. Зарывшись лицом ей в шею, я вдыхаю ее сладкий цветочный аромат и чувствую, как из моего члена вырываются горячие струи спермы.

– Ах, pécheresse, ты плохая девочка, – в нее извергается импульс за умопомрачительным импульсом, словно мы два кабеля, соединенные одним постоянным потоком электрического тока. – Святая ёбля...

– И впрямь святая, – глубоко выдыхает Айви и, обхватив ладонями моё лицо, притягивает к своим губам. – Наскучил мне. Как же, жди.

Я снова целую Айви, наслаждаясь вкусом ее кожи.

– Клянусь, с каждым разом ты становишься все слаще.

– Это всё праведность твоего божественного члена.

Усмехнувшись, я отталкиваюсь от нее, и она снова встает на пол.

– Моего божественного члена? Ты говоришь так, как будто он предмет поклонения.

– Отчасти так и есть. В смысле, я практически ему поклоняюсь.

Самолет дергается, нас обоих откидывает в сторону, и я подхватываю Айви на руки, не дав ей упасть на пол.

– Господи, какая ужасная турбулентность! – в ее голосе проскальзывают нотки страха, и она опирается рукой о стену, чтобы удержать равновесие.

– Даже роскошным самолетам не избежать законов физики.

Улыбаясь, Айви наклоняется вперед и подтягивает трусики, а я застегиваю ремень.

– В следующий раз воспользуемся твоим ремнем.

– В следующий раз?

– О, да. Это десятичасовой полет, малыш, и мне нужно как-то отвлечься от предстоящей посадки.

Я убираю с ее глаз волосы и заправляю их за ухо.

– Ты нервничаешь?

– Перед приземлением? Или перед посещением города, который мечтала увидеть с самого детства? Или особняка, который теперь по-видимому принадлежит мне?

– Все вышеперечисленное.

– Да, я тут вроде как из кожи готова выпрыгнуть.

Я притягиваю ее к себе и целую в лоб.

– Для тебя это будет совсем другая жизнь, Айви. Та, которая, я надеюсь, сделает тебя счастливой. Ты больше никогда ни в чем не будешь нуждаться.

Айви качает головой и отстраняется, но лишь для того, чтобы заглянуть мне в глаза.

– Кое в чем я всегда буду нуждаться, Дэймон, – приподнявшись на цыпочки, она обхватывает меня за шею и притягивает к себе для поцелуя. – Я всегда буду нуждаться в тебе.

– Я с тобой.

– Да, но мне хочется опутать тебя своей паутиной и привязать к себе навсегда.

Я хмуро смотрю на нее, пытаясь выкинуть из головы навязчивый образ огромного паука с ее лицом.

– Это вызывает беспокойство.

Рассмеявшись, она прижимается щекой к моей груди.

– Хотя я серьезно. Ты всегда был для меня немного… под запретом. Даже после того, как отказался от сана. Я все еще не чувствую, что ты полностью мой. Как будто всех денег мира для этого недостаточно.

– Айви... предполагаю, что найдутся мужчины, богатые мужчины, которые захотят объединить состояния, расширить свои империи. Ты станешь одной из самых завидных невест во всей Европе.

– Мне нет дела до объединения состояний или других богатых мужчин. Я хочу тебя. Ради тебя я бы отказалась ото всех этих денег.

Я провожу большим пальцем по ее подбородку, размышляя о нас двоих, вспоминая, что было всего несколько месяцев назад, когда она работала какой-то дерьмовой официанткой, а я весь день штудировал объявления о приеме на работу.

– А что я могу тебе дать такого, чего у тебя еще нет?

В ее зеленых глазах блестят слёзы, от чего они становятся еще ярче.

– Любовь. Может, семью? И никто лучше тебя не цитирует похабные библейские стихи.

Мы оба смеемся, затем я хватаю ее за волосы и запрокидываю ей голову для еще одного поцелуя.

– Вот дерьмо. Придется начинать копить деньги на кольцо.

Я не совсем нищий, просто у меня нет желания разбираться в грязных делах отца, чтобы узнать, где он спрятал свои счета. Да и если бы узнал, не думаю, что хочу быть наследником его кровавых денег.

– Ему не обязательно быть роскошным. Сойдет любое кольцо.

Я оглядываю ванную, и мой взгляд останавливается на белых атласных сумках, в которых лежат изысканные мыльца, перевязанные белыми ленточками. Протянув руку, я развязываю одну ленту и, улыбнувшись, опускаясь на одно колено.

– Айви Мерсье, за последние пару месяцев я понял, что иногда жизнь дает нам второй шанс. То, что начинается с трагедии, может каким-то образом перерасти в нечто прекрасное. Когда я встретил тебя, то уже не надеялся полюбить вновь. Но ты... ты так легко не сдашься, – я улыбаюсь при воспоминании о ее настойчивости, о флирте, который за несколько недель совершенно меня сломил. – Ты меня шантажировала. Втянула в свой неадекватный мир.

Айви смеется, слегка шлепнув меня по руке.

– Ты преследовала меня чуть ли не до самой Мексики. И чтобы меня разыскать, взорвала туннель наркобарона, – со вздохом я провожу большим пальцем по ее нежной коже. – В конце концов, я не мог в тебя не влюбиться. Безумно, горячо, страстно. Итак, с учетом сказанного, не согласишься ли ты стать моей женой?

Айви вытирает бегущие по щекам слёзы и кивает.

– Да. Соглашусь.

При этом я дважды обматываю ленту вокруг ее пальца и неловко завязываю ее маленьким бантиком. Взяв Айви за руку, я поднимаюсь на ноги, и она меня обнимает.

– Предложение в туалете самолета. По-моему, это самое романтичное, что когда-либо со мной случалось.

Я хмурюсь, потирая подбородок.

– Черт... мне придется выходить на новый уровень.

Она играет волосами у меня на затылке и хихикает.

– У нас есть время.

Наклонившись к ней, я прижимаюсь губами к ее шее и целую в ключицу.

– А ты бы действительно отдала все деньги?

– Ради тебя? Всё до копеечки. Ну, кроме того, что я планирую потратить на новый дом мисс Гарсии. И чека, который непременно вышлю Серхио на обучение в колледже. Но все остальное – да.

– Pécheresse, ты – нечто невероятное.

– И еще самолет. Думаю, его бы я тоже хотела оставить себе. А особняк? Я имею в виду, он же в Париже, так почему бы и нет?

– Ладно, я понял, – улыбаюсь я, касаясь ее кожи.

– Возможно, и дом на Фиджи, потому что... здрасте. Хороший отдых нужен всем, даже нищим.

Я закатываю глаза и издаю стон.

– Больше можешь не продолжать.

– Миниатюрные лошадки. Виноградник. Но это все. От всего остального я бы отказалась.

– Я бы тоже все отдал ради тебя.

Айви отстраняется и поднимает глаза на меня.

– Кроме ошейника, верно?

– От пасторского воротничка я уже отказался.

– Нет, я имею в виду настоящего ошейника. Его мы оставим.

Тяжело вздохнув, я качаю головой.

– Все, что твоей душе угодно.

– О! И я совсем забыла про корабль! Его бы я тоже, конечно, оставила бы себе. В смысле, ну а на чем же еще нам добраться до Фиджи, верно?

– Женщина, ты просто невозможна.

– Теперь я твоя невозможная женщина. Так что, с учетом этого, нам по-видимому, следует отложить деньги тебе на лечение. И лекарства.

– Ты моя невозможная женщина, – я касаюсь пальцем подбородка Айви и приподнимаю ее голову. – Не забывай об этом.

Ее губы растягиваются в улыбке женщины, у которой есть все, и она об этом знает.

– Обещаю, что не забуду.

***КОНЕЦ***