Текст книги "Освобождение (ЛП)"
Автор книги: Кери Лейк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 20 страниц)
20.
Дэймон
Я вставляю в разъем ключ-карту, чтобы открыть свой гостиничный номер, но, увидев зеленый сигнал, останавливаюсь. Называйте это неумирающими старыми привычками, но вот уже второй раз я чувствую, что за мной кто-то наблюдает.
Осторожно вытащив нож из спрятанной под пальто кобуры, я осторожно пробираюсь в мрачную комнату, попутно сканируя глазами то, что выхватывает из темноты пробивающийся сквозь приоткрытую дверь свет. Затем я включаю лампу и вижу перед собой знакомое лицо.
Он сидит в кресле напротив кровати и, наклонив свою лысую голову, пускает в потолок дым от сигары. Андреа, старшему брату Вэл, сейчас, должно быть, под пятьдесят, и подбородок у него чуть более массивный, чем при нашей последней встрече.
Услышав за спиной щелчок захлопнувшейся двери, я вижу перед собой второе знакомое лицо и крепко сжимаю нож, приготовившись к атаке. Ее младший брат Кристиан не сильно изменился. Все такой же высокий и неуклюжий, но не менее устрашающий, когда в бешенстве.
– Вы только посмотрите, кого, бл*дь, к нам принесло, – говорит Андреа, пока Кристиан стоит на чеку у двери. – Я не поверил слухам о том, что ты вернулся в город. Но вот ты здесь.
Его тёмно-карие глаза очень похожи на глаза его сестры. Когда-то они смотрели на меня как на друга. Теперь эти глаза наполнены злобой, которая говорит мне, что живым я из этого гостиничного номера не выйду.
Андреа поднимается с кресла, младший подходит сзади, и они вдвоем обступают меня в узком коридоре.
– Насколько я понимаю, у тебя были какие-то дела с отцом.
– Да.
– Значит, он жив? – Андреа надевает кастет на стянутую перчаткой руку и тушит сигару в стакане с водой, который я сегодня утром оставил на комоде.
Тщательно подбирая слова, я наблюдаю за каждым его движением и готовлюсь дать отпор.
– Это ненадолго.
– Хорошо. Одним убитым меньше.
– Ты действительно думаешь, что я мог ее убить? Хоть когда-нибудь?
Андреа вскидывает брови и пожимает плечами.
– Понятия не имею. И мне плевать. Давай покончим с этим.
– И Изабеллу?
От моего вопроса у него на лице отражается вспышка боли. Если кто и любил мою дочь так же сильно, как я, так это братья Вэл.
– Я знаю лишь то, что они мертвы. А ты жив.
Он кидается ко мне, но, когда я вытаскиваю из-под пальто нож, резко останавливается и качает головой.
– Теперь Савио носят с собой ножи. Куда нахер катится этот мир?
– Я приехал сюда, чтобы убить своего отца.
У меня дрожит рука, а значит, все те годы, что я прослужил священником, все же вернули мне хоть какую-то крупицу человечности. Андреа тоже это замечает, судя по его быстрому взгляду на мою все еще сжимающую нож руку.
– Я собирался перерезать ему горло.
– И? – в его скучающем тоне проскальзывают незначительные нотки любопытства.
– Их убил Винни.
– Винни работал на твоего отца. Этот разговор начинает мне надоедать.
– Он сбежал с десятью тысячами моего отца.
Дёрнув от отвращения губой, Андреа качает головой.
– И это все, чего тебе стоила жизнь моей сестры? Десять штук?
– Ему заплатили, чтобы он убил кое-кого другого. Кто-то под именем Эль Кабро Бланко. Ты о нём слышал?
Я замечаю, как Андреа с Кристианом обмениваются многозначительными взглядами, а затем оба поворачиваются ко мне.
– Где он? – спрашиваю я.
– Зачем ему понадобилась моя сестра? – он смотрит на меня с каменным лицом, но стиснутые зубы выдают его эмоции.
– Мне известно лишь то, что Вэл собиралась давать показания в суде. Она встречалась с несколькими адвокатами.
Андреа закрывает глаза и проводит рукой по лицу, от чего мои мышцы, наконец, расслабляются.
– Бл*дь.
– Кто этот парень?
Раздраженно фыркнув, Андреа отступает к креслу, закуривает новую сигару и, сплюнув на пол обрезанный кончик, глубоко затягивается. Кристиан плюхается на край кровати и потирает рукой голову.
– Что там за история? – снова спрашиваю я, пытаясь по языку тел понять их настрой, который кажется мне на редкость подавленным.
– Местные называют его Белым Козлом. Наркоторговец, – Андреа откидывает голову на спинку кресла и тяжело выдыхает через нос. – О чем, черт возьми, она думала?
– Где мне его найти?
– Ты не найдёшь.
– Он убил мою семью.
– И мою сестру. Но у меня нет никакого желания лезть в преисподнюю. Не тогда, когда мне нужно думать о собственной семье.
Кристиан, сжав в кулаки руки, вскакивает на ноги.
– Я это сделаю. Ради Вэл.
Андреа закатывает глаза и качает головой.
– С таким же успехом можешь приставить к башке пистолет и нажать на курок. Это будет гораздо более быстрая и милосердная смерть.
– Она моя сестра…
– Сядь на свою гребаную задницу. Ты никуда не пойдешь, – огрызается Андреа.
Смерив брата долгим, негодующим взглядом, Кристиан уступает и садится.
– Скажи мне, где его найти, – говорю я более решительным, чем у Кристиана голосом.
– Нет. Поезжай домой, Энтони.
Странно слышать, как кто-то называет меня моим прежним именем. На краткий миг я снова чувствую себя беззащитным и уязвимым.
– Занимайся тем, чем занимался последние несколько лет. Не возвращайся сюда, – он снова поднимается на ноги и делает знак Кристиану следовать за ним, но я преграждаю ему путь.
– Ты хоть представляешь, сколько крови было на тех простынях? – на глаза наворачиваются слёзы, и я хмурюсь, чтобы сдержать эмоции. – Мне сказали, что, когда Винни прикончил Вэл, Изабелла была еще жива.
Андреа в ярости дергает челюстью и резко отворачивается, чтобы не показать подступивших к глазам слез.
– Если бы мне не сказали, что он мертв…
– Ему заплатили. Кто-то, кто после своих преступлений гуляет на свободе целый и невредимый. Скажи мне, где найти Эль Кабро Бланко.
– Понятия не имею, – он мотает головой и резко втягивает носом воздух. – У него сделки в Калексико, на границе. Это все, что мне известно.
– Уже кое-что.
– Если ты туда сунешься, то уже не вернешься.
– Если я этого не сделаю, их убийца будет разгуливать на свободе.
– Ты не найдешь его раньше, чем он тебя. Но, в любом случае, желаю тебе удачи.
Похлопав меня по плечу, он проходит мимо, и то же самое делает и Кристиан, одарив меня сочувственной улыбкой.
– Андреа, – говорю я, пока он не вышел комнаты. – Ты действительно думал, что я могу причинить им боль?
Он даже не раздумывает.
– Нет, – отвечает Андреа, и, видимо, именно по этой причине, меня не прикончили еще до того, как мой ключ попал в замок.
Они вдвоем уходят, оставив меня в маленьком и душном гостиничном номере. Моя первая мысль об Айви. Ее было очень сложно отговорить от этой поездки, но это ничто по сравнению с тем, как она, по всей вероятности, воспримет известие о том, что я собираюсь отправиться в Калексико без всякой надежды на возвращение.
Зарывшись руками в волосы, я провожу ладонями по лицу и тяжело выдыхаю. Какого черта я делаю? О чем я только думаю?
Я опускаюсь на кровать, что стоит напротив огромного висящего над комодом зеркала. В зеркале отражаются мои налитые кровью глаза с залегшими под ними темными кругами, красноречивым доказательством того, что я уже больше недели не спал.
Мне потребовались годы, чтобы наконец-то отпустить жену и дочь, и вот я снова раздираю эту рану ради чисто садистского удовольствия. Я прикончил человека, который физически убил мою жену и дочь. Я за них отомстил. Гоняться за тем, кто по сути, больше напоминает призрака, это только привлекать старых врагов.
Я мысленно возвращаюсь в тот день, когда, после бессонных ночей, пятнадцатилетним подростком явился в церковь Скорбящей Богоматери, вынашивая мечту прикончить убийцу моей матери. Церковь всегда была источником противодействия моим иррациональным мыслям. Именно туда меня занесло и после смерти жены и дочери. Однако я помню, как мальчишкой изливал на тихо слушавшего меня отца Викио свою исповедь, свою клятву отомстить за мать.
Я так ясно помню его слова, словно он говорит их мне сейчас: «Гнев – это страшный яд, сын мой. Рана, которая гноится и кровоточит, пока не останется одно лишь гнилостное зловоние смерти».
Убийство этого Козла повлечет за собой только еще больше боли и страданий, и я не хочу, чтобы из-за этого мишенью стала Айви.
Я достаю из маленького холодильника бутылку виски и открываю крышку. Обжигающее пойло заливает горящее у меня внутри пламя, приглушая его приятным воздействием алкоголя, и разбушевавшийся у меня в голове ураган мыслей каким-то образом останавливается на простой задаче вернуться в Калифорнию. Возобновить ту жизнь, которую я долго и упорно налаживал после смерти Вэл и Изабеллы.
Возможно, я смогу начать все сначала с Айви. Она молода и полна энергии, и мне очень трудно держатся от нее подальше.
Возможно, Бог послал меня сюда не просто так. Он хотел показать мне, что жизнь слишком коротка и хрупка, чтобы тратить ее на ненасытный гнев.
Мой отец всю жизнь охотился за своими врагами, а теперь проводит последние минуты жизни под охраной единственного на свете человека, которому может доверять.
Я не хочу, чтобы однажды такое произошло и со мной.
Пульсация в голове усиливается, и от новой захлестнувшей меня волны боли я закрываю глаза и сажусь на кровати, тщетно пытаясь унять спазм в висках. Где-то на заднем плане вращается комната, по венам густым потоком струится алкоголь, и тут мой взгляд падает на стоящую в углу фигуру. Я щурюсь и вытираю глаза тыльной стороной ладони, в которой все еще зажата бутылка виски.
– Папа, тебе что, приснился кошмар? – тихий голосок Изабеллы смягчает мою боль, словно стакан теплого молока, смешанного с ядом.
Она не настоящая.
– На самом деле тебя здесь нет, – я хмурюсь, чтобы сдержать слезы, и ударяюсь спиной о стену. – Ты не настоящая.
В отчаянной попытке очнуться от этого кошмара, я вижу, как она подходит ближе. Она в той же ночной рубашке, что была на ней в больнице во время последнего сеанса химиотерапии.
– Папа? Я не хочу, чтобы ты выслеживал этого Козла.
Я хмурюсь еще сильнее, в голове творится полная неразбериха, и я пытаюсь понять, сплю или бодрствую. В глубине души мне хочется протянуть к Изабелле руку и не отпускать, но интуитивно я не смею к ней прикоснуться.
– Он опасный. И злой. Он причинит тебе боль, – добавляет она и, удаляясь от меня, сжимает в руках ткань своей ночной рубашки.
– Именно из-за него тебя здесь нет, Белла.
– Это из-за тебя меня здесь нет. Меня и мамы. Ты оставил нас одних.
Эти слова пронзают мне сердце, тем самым доказывая, что оно все еще бьется у меня в груди.
– Пожалуйста... не говори так.
– Это правда. Ты оставил нас одних. А теперь снова хочешь нас покинуть. Обещай мне, что не пойдешь к Козлу.
Убитый горем, со слезами на глазах я бросаюсь к ней, но она отступает.
– Обещаю. Я не пойду. Я больше вас не оставлю.
– Я люблю тебя, папа.
Ее фигура начинает растворяться, и я изо всех сил бросаюсь к ней, протягиваю руку, но, схватив лишь пустоту, теряю равновесие. Упав на пол, я с треском ударяюсь виском о холодное дерево. Я гляжу на потолок, а она плавно появляется и исчезает.
Стоя надо мной, Изабелла смотрит на меня, пока все вокруг не становится черным
21.
Айви
Наверное, существует такой способ убийства, при котором те, кто совершает его постоянно, умудряются пережить последствия своих деяний без единой капли раскаяния.
Я не из таких людей. С одной стороны, это радует.
Припарковав машину Дэймона рядом с церковью, я смотрю сквозь сумрак давно окутавшей город ночи на темный задний двор, где, как я знаю, похоронено тело Кэлвина.
Нет, не похоронено. Выброшено.
Машина стоит за пределами пятна света, что отбрасывает на землю уличный фонарь. Она скрыта в темноте, на случай, если отец Руис в этот час не спит. Я сказала Дэймону, что буду водить его автомобиль только в случае необходимости, учитывая, как то, что у меня последние десять лет не было машины, ужасно сказалось на моих водительских навыках. Не знаю, можно ли считать необходимостью поездку в церковь, но за последние несколько дней она стала для меня источником постоянных мучений в моей мазохистской попытке избавиться от овладевшего мною чувства вины. От напоминания о том, что я была соучастницей убийства.
Он умер из-за меня.
Прошло уже около недели. Иногда я могу легко оправдать его смерть, напомнив себе, что он убил ни в чем неповинную женщину с ребенком, и кто знает, сколько еще, помимо них. А иногда, мне ужасно хочется стереть из памяти это чувство вины, или душевные терзания убийцы, как однажды назвал это Дэймон. Вернуться в ту ночь и уехать из Лос-Анджелеса, как планировала много раз за последние несколько лет.
Но Кэлвин все равно бы меня нашел. Каким-то образом это ему всегда удавалось.
Взглянув на электронные часы, я вижу, что уже двенадцатый час. После той ночи я уже три раза приезжала сюда, чтобы посмотреть и обдумать все возможные последствия этого убийства, одним из которых является то, что моя душа неминуемо сгорит за это в аду. Адом для меня станет вечность в огне с тем самым мудаком, которого я помогла убить. Интересно, был ли Кэлвин на самом деле мертв, когда Дэймон его туда бросил, или просто надолго потерял сознание от перенесенных им пыток?
Две ночи назад мне приснилось, что я оказалась запертой в этой смердящей яме дерьма, без света, без воздуха и без надежды. Я проснулась в слезах в пустой постели. Дэймон много раз уверял меня в том, что будут ночи, подобные этой. Ночи, когда мне будет казаться, что я явственно слышу в квартире голос Кэлвина или чувствую, как он залезает ко мне в постель.
Мне хочется, чтобы эти потусторонние встречи с ним закончились, и я смогла его забыть, может даже настолько, чтобы снова смотреть на себя в зеркало, не содрогаясь.
Завтра здесь, в церкви, состоятся похороны mamie, и я рада, что их организация заняла некоторое количество времени, потому что неделю назад я бы, скорее всего, встала и прямо во время поминальной службы призналась в убийстве Кэлвина.
Включив зажигание, я жму на газ, и машина рвется вперед, но тут же резко замирает, потому что я бью по тормозам. Ради всего святого, даже подростки водят намного лучше. Вцепившись в руль, я выезжаю на почти пустую дорогу и направляюсь в сторону дома Кэлвина.
Эта маленькая вылазка не имеет ничего общего с моими обычными угрызениями совести, просто прошлой ночью мне не давали спать параноидальные мысли о том, что через некоторое время у него дома начнет шнырять полиция и кое-что обнаружит. Я знаю, что в коробке, что стоит на полу у него в кабинете, до сих пор хранится медицинская карта того адвоката. Адвоката, которого он убил, потому что я преподнесла ему нужную информацию на блюдечке с голубой каёмочкой. Документ, который быстро приведёт полицию к моему отделению в больнице.
Не говоря уже о моих обнаженных снимках, которые он хранил на своем компьютере и некоторое время назад отправил по электронной почте моему боссу, что может быть также расценено как мотив с моей стороны.
Куча маленьких зацепок, которые тут же выведут на меня даже следователя-новичка, и поскольку врун я никудышный, одна только мысль об этом приводит меня в ужас. Намного больше, чем галлюцинации, кошмары и дурные сны. Держать в памяти каждую деталь своей лжи, глядя в глаза скептически настроенному следователю… С этим сравнятся только мысли о бейсджампинге с небоскреба. Однако, если бы дело дошло до этого, я бы, скорее всего, выбрала небоскреб с парашютом. А учитывая, что Кэлвин дружил с половиной полицией нашего города, мои шансы, даже с неисправным парашютом, существенно бы возросли.
На углу улицы яростно дерутся двое бездомных парней, но, когда я прохожу мимо, то едва обращаю на них внимание. Лос-Анджелес – это город, который никогда не спит. В любое время ночи здесь можно наткнуться на наркоманов, а стать свидетелем таких сражений и подавно. Может, один из них погибнет в этой драке, и на долю секунды я задумываюсь, а что победивший сделает с его трупом? Избавится от него? Или просто бросит и убежит?
Я сворачиваю на Лома Виста и подъезжаю к обочине перед одноэтажным домом в неомиссионерском стиле. Вместо крыльца возле него стоит конструкция из досок и шлакоблоков, а ставни на окнах висят косо, держась на одном добром слове. Свалка чистой воды, если бы не ценник в полмиллиона.
Окинув взглядом спящий район, я стремглав пробегаю по выжженной солнцем лужайке, что хрустит под моими балетками, и, чтобы войти в дом, набираю код безопасности. Дверь со щелчком отворяется, и я проскальзываю внутрь.
Когда я, спотыкаясь, иду к занавескам, чтобы их задёрнуть, то ударяюсь обо что-то мизинцем.
– Ой! Черт!
Включив свет, я вижу расставленные у входа коробки. При беглом осмотре в них оказывается какая-то электроника – рации и что-то похожее на маленькие камеры.
Я хмурюсь и, потерев ушибленный мизинец, направляюсь в спальню. Преследуемая каким-то жутким чувством, я иду по дому Кэлвина, в котором вовсе не так грязно, как можно было подумать по его внешнему виду. Внутри все довольно хорошо прибрано и организовано, и я не могу избавиться от ощущения, что сейчас откуда-нибудь из тени выскочит Кэлвин и заорёт, чтобы я разулась и не ходила по дому в туфлях.
Оказавшись в его комнате, я стараюсь не смотреть на кровать, где часами делала такие вещи, которые сейчас хотела бы стереть из памяти. Насколько больным должен быть человек, чтобы при одной мысли о сексе с ним, тебя буквально выворачивало?
Если бы не Дэймон, я бы до сих пор была уверена, что потеряна навсегда. Что больше никогда не получу удовольствия от секса с мужчиной. При нормальных обстоятельствах я бы сейчас страстно тосковала по своему порочному священнику, как девушка после фильма «Мстители» по своему фаллоимитатору, но с похоронами mamie и моей обострившейся за последние несколько дней паранойей, все, о чем я могу думать, это как бы не запнуться во время надгробной речи и не проболтаться о местоположении мертвого и, несомненно, разлагающегося тела Кэлвина.
Коробка с документами обычно стоит рядом с письменным столом, расположенным в углу спальни, но сегодня ее там нет. Мой мизинец пульсирует напоминанием о том, что это была плохая идея, и с каждой секундой она становится все хуже и хуже. Чем больше времени я здесь проведу, тем больше отпечатков пальцев и улик окажется у полиции, когда они наконец придут его искать.
Я распахиваю дверцу шкафа и вижу, что там коробки тоже нет. И под кроватью. Я не могу найти её нигде. Я обыскиваю кладовку в прихожей. Ничего. Ванную. Ничего. Кухонные шкафы и серванты. Ничего.
По телу расползается паника, и меня начинает одолевать мысль, что сегодня ночью я могу не найти медкарту того адвоката, и не буду знать, что с ней сделал Кэлвин.
Стараясь не останавливаться и не слететь с катушек, я возвращаюсь в спальню и начинаю утомительный процесс отсоединения его компьютера. На то, чтобы отцепить монитор и динамики, уходит добрых тридцать минут, и я аккуратно перетаскиваю все детали к себе в машину, все время внимательно оглядываясь по сторонам, чтобы никто меня не увидел и не вызвал полицию. Мои нервы обострены и натянуты, но я не останавливаюсь, пока весь компьютер не оказывается у меня в багажнике.
Возвращаясь, чтобы запереть дверь, я замечаю в стене дома поблескивающий подвальный люк.
«О, Боже, нет».
Я знаю, что если сейчас его не обыщу, то дома меня будут мучить кошмары о том, как полиция находит внизу коробку и заявляется ко мне на работу. Если же я это сделаю, то меня будут мучить кошмары о том, что я там найду, и зная Кэлвина, это вполне может оказаться труп.
Глубоко вздохнув, я обхожу дом и останавливаюсь перед входом в подвал.
«Пожалуйста, пусть он будет заперт. Пожалуйста, пусть он будет заперт».
К моему глубочайшему отвращению, он открыт, и мне в нос ударяет запах плесени и грязи. С моим везением, все кончится тем, что я умру от инфекции черной плесени, и Келвин, как всегда, добьётся своего.
Я включаю фонарик своего мобильного телефона и, поводив им из стороны в сторону, убеждаюсь, что помещение подвала и в самом деле такое ужасное, каким я его себе представляла, – с низким потолком и разводами на бетонных стенах. Справа вдоль стены выстроились кипы коробок, и, чтобы до них добраться мне придется проползти по грязному полу.
Я спускаюсь в подвал, и у меня волосы встают дыбом при мысли о том, что кто-то придет и запрет меня здесь. Опустившись на колени, я делаю еще один взмах фонариком и, увидев перед собой два смотрящих на меня светящихся глаза, издаю истошный крик. Маленькая тварь уносится прочь, но мои мышцы так и не могут расслабиться. Я вижу, как ничтожны шансы полиции найти эту карту, так что мне можно покончить с этим безумием и убраться отсюда к чертовой матери, но я отгоняю от себя эти мысли. Мне необходимо ее отыскать. Мужчина, которому она принадлежит, – жертва совершенного Кэлвином убийства, и прямо в ее заголовке стоит название больницы, где я работаю.
Минут двадцать я роюсь в слегка влажных коробках в поисках нужной, и при виде вожделенной папки чуть ли не хлопаю в ладоши. Шорох у меня за спиной напоминает мне о том, чтобы я не веселилась тут слишком долго, пока мыши, крысы и все остальные жители этого гадюшника решают, сгожусь ли я им в качестве съестных запасов на зиму.
Я вылезаю из подвала и, едва выпрямившись, начинаю дрожащими руками смахивать с волос паутину или жуков, поскольку не могу избавиться от ощущения, что по мне кто-то ползает.
– Что ты здесь делаешь?
Незнакомый голос проносится по моей спине парализующей волной паники, и я поворачиваюсь к стоящему позади меня мужчине.
Я откуда-то его знаю, но не сразу понимаю, откуда именно.
Молодой человек одет в элегантный черный костюм, его волосы зачесаны назад, как у кого-то с Уолл-Стрит или из фильма Тарантино. Я точно видела его раньше, но где?
– Кэлвин здесь? – не дождавшись моего ответа на первый вопрос, спрашивает он.
Судорожно сглотнув, я качаю головой.
– Он... наверное, вышел?
На мгновение его взгляд останавливается на прижатой к моей груди папке.
– А это что такое?
Все еще пытаясь вспомнить, где я встречала этого парня, я перебираю в голове сотни лиц, словно музыкальный автомат – диски в поиске нужной песни.
– Кое-какие мои бумаги.
Меня равнодушно разглядывают его ледяные серые глаза, и тут я вдруг вспоминаю, где его видела. У себя в квартире. В тот вечер, когда Кэлвин пригласил своих приятелей поиграть в карты. Это он заставил Кэлвина прекратить его издевательства. Тогда я решила, что он какая-то важная шишка, какой-то таинственный деловой партнер. Просто глоток свежего воздуха среди остальных головорезов, собравшихся в тот вечер за столом, но в данный момент он источник удушающего напряжения, не позволяющий мне сбежать.
– Я уже неделю пытаюсь дозвониться до Кэлвина.
– Хм. Я его почти не видела. Мы с ним расстались. Этот придурок мне изменил, – ложь слетает с моих губ легче, чем я ожидала, и это немного меня удивляет.
– Изменил тебе.
Услышав в его голосе недоверие, я стискиваю зубы. Это означает, что моя ложь не так убедительна, как мне казалось, и следователь ни за что не купится на мои россказни. Дернув носом, парень фыркает, и только когда он сводит вместе руки, я замечаю на них черные перчатки. Как у убийцы, который не хочет оставлять отпечатки пальцев на месте преступления.
– Как я помню, Кэлвин тобой просто одержим. Возможно, даже слишком. Он производит впечатление человека, который любит до гробовой доски.
Этот парень даже не представляет, насколько он прав.
А может и представляет. Может, это написано у меня на лице. Что бы он подумал, если бы узнал, что я помогла убить Кэлвина? Отомстил бы за друга? В отчаянной попытке совладать со своим лицом, я слегка улыбаюсь.
Он делает шаг ко мне, и я крепче сжимаю папку, с трудом дыша сквозь сдавленные легкие. Он проводит по моему виску затянутым в перчатку пальцем и убирает мне за ухо прядь волос.
– Знаешь, что я думаю?
Наверняка ему слышно, как бешено колотится мое сердце.
– Такая красотка, как ты, – он наклоняется к моему уху, мою шею обдает теплое дыхание, и мне хочется выпрыгнуть из кожи и убежать. – Я думаю, что ты ищешь новый член, чтобы потрахаться. Я прав, дорогая?
Я не знаю правильного ответа. Не могу быстро сообразить, а не покажется ли ответ «да» слишком подозрительным.
– Дай мне пять минут на заднем сиденье моей машины, и ты окончательно его бросишь.
Подождите. Что?
Я замираю и, уставившись на него, пытаюсь разглядеть в его глазах шутку.
– Ты что, с ума сошел?
Его губы растягиваются в улыбке, и он скользит пальцем к моему рту. Улыбнувшись, проводит им по моим губам. Сглотнув подступивший к горлу ком, я чувствую, как он просовывает кончик пальца мне в рот и обратно, затем снова в рот. Парень шлёпает меня ладонью по заднице, и прижимает к себе, отчего из моих рук выпадает папка. Задыхаясь, я опускаюсь на колени, чтобы собрать все рассыпавшиеся бумаги, и тут он вдруг хватает меня за затылок и, ткнув в холодные зубцы молнии, прижимает меня к своему паху.
– Отсоси мне, и я не скажу Кэлвину, что ты здесь была.
Мне хочется рассмеяться, но у него в молнии застряла маленькая прядь моих волос, и я уверена, что оцарапала щеку. В полном смятении, я от него отшатываюсь.
– Я не буду тебе отсасывать. Не буду с тобой трахаться. И мне насрать, расскажешь ли ты Кэлвину.
Он облизывает губы, и у него на лице проступает неподдельное веселье.
– Боевая. Именно таких сучек я и люблю.
– Ну, я не твоя сучка. А теперь, прошу прощения, уже поздно.
Я поворачиваюсь, чтобы уйти, но сделав не более трех шагов, слышу, как он меня окликает.
– Ты один забыла.
От этого звука у меня в жилах стынет кровь, и, повернувшись, я вижу, как его глаза скользят по зажатой у него в руках бумажке. Бланк учета пациента при его поступлении. Этот бланк сразу можно узнать по его характерному размеру и цвету. Снова поймав мой взгляд, парень протягивает мне документ и одаривает меня понимающей улыбкой.
– Кое-какие бумаги, да?
Откашлявшись, я медленно и осторожно подхожу к нему, до боли сжимая в руке папку.
Напрягшись всем телом и приготовившись драться или бежать, я вынимаю у него из пальцев листок.
– Спокойной ночи. Айви.
Я и не думаю разворачиваться и пячусь назад ровно настолько, чтобы обеспечить себе достаточную для побега дистанцию. Я вижу, как он небрежно закуривает сигарету и, не удосужившись сдвинуться с места, таращится на меня. Сев в машину, я дрожащими руками вставляю ключ зажигания и выезжаю на дорогу, подальше от этого места.
Клянусь, я никогда в жизни сюда не вернусь.
