Текст книги "Раскол во времени (ЛП)"

Автор книги: Келли Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц)

Что не мешает им ожидать, что я буду подавать чай… потому что мне за это платят. Я горничная, а не коллега. Я заканчиваю чай, забираю поднос и ухожу, а Грей обещает вызвать меня, если ему понадобится моя помощь с чем-то еще.

Грей не вызывает меня. Я жду весь день и весь вечер, как собака, прислушивающаяся к звуку голоса хозяина, к грохоту его сапог, к хлопку его двери. Я все это слышу, но что бы он ни делал, он справляется сам, а мне остается мыть и стирать.

Наступает обед и Грей с сестрой встречают его в столовой. Миссис Уоллес настаивает на том, чтобы прислуживать им, очевидно не доверяя мне, что означает, у меня не было возможности поговорить с ним об этом деле. После он исчезает в своих покоях прикрыв за собой дверь. Я предлагаю принести ему чай, но миссис Уоллес говорит, что он просил его не беспокоить.

Уже восемь вечера. Я задерживаюсь в гостиной. Мои дела давно сделаны, несмотря на перерыв. Сегодня у меня было меньше дел. Теперь, когда хозяйка вернулась, тяжелая уборка закончена. Я почти жалею, что не устала так же, как за последние пару дней. Я полностью пробудилась, мой детективный мозг взрывается. Это дело приоткрывает окно, ровно настолько, чтобы впустить сладкое дуновение свежего воздуха и увидеть возможности, выходящие за рамки тяжелой работы горничной.

Возможность прочувствовать работу полиции прошлого века. Возможность поработать с пионером криминалистики. Вот как я могла выжидать, не теряя себя в бессвязной бесконечной панике, что я никогда не вернусь домой, что Катриона может быть в моем теле, сея хаос в моей жизни, пользуясь теми, кого я люблю.

Тем не менее, это окно открывается, и я едва успеваю выглянуть, как оно захлопывается, и мне нужно ждать, пока Грей снова не откроет его. Как и в ожидании открытия двери между веками, я отдаюсь на милость судьбы, и у меня с этим не все в порядке. Я делаю свой собственный выбор. Я контролирую свою судьбу, насколько это возможно. Черт, я даже не хочу позволять кому-то еще вести машину. А теперь вселенная вырвала руль из моих рук, и, клянусь, я слышу, как она смеется над моим крушением надежд.

– Катриона?

Я оборачиваюсь и вижу в дверях Айлу. Я быстро разглаживаю платье и распрямляюсь.

– Прошу прощения, если меня здесь быть не должно, мэм. Мне показалось, что я видела что-то снаружи.

Она подходит ко мне и смотрит в окно.

– Ничего, – быстро говорю я, – подозрительный прохожий, вот и все.

– Ах, Катриона, ты можешь находится здесь. Поскольку, все похоже разошлись по своим комнатам, пожалуйста, присаживайся. Мы должны поговорить. Я очень огорчена, узнав о нападении на тебя.

– У меня все хорошо, спасибо. Есть только некоторые последствия этого, – указываю на синяк на виске, – я не буду беспокоить вас больше. Я уйду в свою комнату…

– Пожалуйста, садись, – ее голос сладок, но это ее «пожалуйста» – формальность под которой слышится приказ.

Я опускаюсь в богато украшенное кресло. Она занимает удобный диван рядом с ним.

– Расскажи мне об этой травме, Катриона, – говорит она. – Мой брат говорит, что ты была без сознания больше суток.

Я киваю.

Она явно ожидает, пока я продолжу. И продолжает ждать, пока часы отсчитывают секунды.

– Что вы хотите знать, мэм? – спрашиваю я, прерывая молчание.

– Все, что ты можешь рассказать мне. Хотя медицинские науки – прерогатива моего брата, я всегда ими интересуюсь, даже если мой предательский желудок не согласен, – ее улыбка легкая и насмешливая, но ее взгляд не отрывается от меня, такой же острый, как и у ее брата.

– Расскажи мне все о последствиях, – говорит она, – то, что ты испытала. Мне ужасно интересно, и я надеюсь, что ты удовлетворишь мое любопытство.

Удовлетворишь ее любопытство, черт возьми. В течение следующих тридцати минут Айла Беллантайн допрашивает меня, как подозреваемого в комнате допроса. Это подходящее описание, потому что она явно подозревает меня в чем-то.

Пока что все купились на мою историю. Удар по голове, спутавший мой разум и память. Грей, медицинский эксперт, принял это за чистую монету. А МакКриди и миссис Уоллес сомневаются, полагая, что «Катриона» замышляет какой-то обман, но они отступили, чтобы наблюдать и судить. Айла допытывается с неумолимостью острого как бритва скальпеля. Даже без ее скептически поднятой брови, я чувствую, как моя история разваливается вокруг меня, выпотрошенная ее вопросами.

– Ну хорошо. Это безусловно интересно, – говорит она, когда я заканчиваю.

«Разум – загадочная штука». Даже когда я произношу эти слова, мне хочется шлепнуть себя. Они до смешного банальны, и ее губы слегка дергаются. Тем не менее она говорит со всей серьезностью: «Это действительно так».

– Вам что-нибудь еще нужно, мэм?

– Нет, Катриона. Ты можешь наслаждаться остатком вечера.

– О, есть еще кое-что, – говорит она, прежде чем я успеваю встать.

Каждый мускул в моем теле напрягается, когда я стараюсь нацепить на свое лицо маску спокойствия, прежде чем повернуться к ней. Она принимает что-то похожее на маленькую таблетку из крошечной коробочки. Когда она кладет ее в рот, я улавливаю отчетливый запах мяты.

– Да, мэм? – говорю я, когда она закрывает коробку.

– Ты не заметила медальон, когда убиралась в моей спальне?

– Мэм?

– Мой медальон. Тот, который я ношу всегда, кроме тех случаев, когда я путешествую, – она ловит мой пустой взгляд. – Ах, да, твоя память.

Было ли это язвительно шуткой? Я так не думаю.

Она продолжает: «Это овальный медальон. Серебряный и довольно простого оформления, с жезлом Асклепия спереди.

– Жезл…?

– Посох, обвитый змеей. Это подарок от моего деда моей бабушке.

– Подарок ваших бабушки и дедушки, – говорю я, чувствуя, как тошнотворный страх расползается у меня внутри.

– Да. Это единственный медальон, который у меня есть, и, следовательно, если ты его видела, значит, это он.

– Я не убирала вашу спальню перед вашим приездом, мэм. Миссис Уоллес проветрила ее и запретила мне входить.

– Ну, если ты увидишь медальон, пожалуйста, дай мне знать. Еще не хватает нескольких украшений. Это кольцо и набор серег, подарки от моего покойного мужа.

Я в ужасе от ее слов и просто повторяю. – От вашего покойного мужа. Я понимаю почему вы обеспокоены, это должно имеет большую ценность для вас.

– Нет, – прямо говорит она, – только медальон. Моя бабушка подарила мне его на смертном одре в знак признания того факта, что у нас есть нечто общее. Она тайно выучилась на врача, но все же была признана не более чем помощницей моего дедушки. Я обучалась фармакологическим наукам, но у меня нет надежды, что меня признают кем-то большим, чем женщиной, балующейся травами.

Когда я молчу, она взмахивает рукой, принимая мое молчание за незаинтересованность. – Я говорю это только для того, чтобы ты поняла ценность этого предмета, Катриона. Меня не интересуют другие украшения. Только медальон, – ее взгляд встречается с моим, – если он вернется в мою спальню, я бы не стала спрашивать, как он туда вернулся. Я была бы только рада получить его обратно.

Я киваю и бормочу: Я понимаю.

– Я искренне надеюсь на это. А теперь, пожалуйста, наслаждайся остатком вечера.

Глава 14

Остаток вечера тратится на обыск комнаты Катрионы в поисках этого проклятого медальона. О чем вообще думала эта девушка? Миссис Уоллес должно быть уже ловила ее на краже из комнаты Айлы, и именно поэтому мне было запрещено проветривать комнату хозяйки до ее возвращения. И после того, как ее поймали и отпустили с предупреждением, Катриона крадет то, пропажу чего Айла гарантированно обнаружит.

Как она могла быть такой глупой?

Это не глупость. Чем больше я слышу о Катрионе, тем чаще вижу ее отражение в дюжине молодых преступников, которых я встретила в качестве копа. Имея степень в области криминологии и социологии, я прекрасно понимаю, как плохой старт может послать жизненный путь в неправильном направлении. Или как небольшой толчок может сориентировать его на лучшее.

На каждые четыре ребенка, с которыми я работала, всегда приходился один, которому я не могла помочь. И на каждые двадцать приходилась одна Катриона, подросток, который заявлял, что отчаянно хочет выбраться, и его глаза блестели от слез, когда он благодарил меня за то, что я связала его с социальными службами. Он хотел сделать лучший выбор. Он хотел преодолеть свое прошлое. И в ту минуту, когда он скрылся от моего взора, он уже обшаривал очередной карман или обирал очередного пьяного, а когда его ловили, говорил: «Пожалуйста, позвоните детективу Аткинсону. Она поймет».

Кажется я поняла. Поняла, что имею дело с профи.

Катриона. Она играла с МакКриди, чтобы получить эту работу. Она играла с миссис Уоллес, чтобы сохранить ее. Больше всего она играла с Айлой, которая приняла ее и дала ей шанс, а взамен Катриона украла самое ценное ее украшение. Она решила, что если миссис Уоллес выдаст ее на этот раз, она будет плакать и убеждать Айлу, что она дурное дитя, неисправимое, и ее следует вышвырнуть на улицу, но Айла обнимет ее и пообещает ей еще один шанс.

Я была на месте Айлы. Я знаю, как это больно, когда твоя доброта оплачивается скрытыми насмешками и закатыванием глаз, когда твой карман пуст. Это больно и унизительно. Тем не менее, все, что пострадало, это моя гордость. Я никогда не крала ничего ценного, тем более бережно хранимый медальон.

Медальон. Подарок на смертном одре от женщины, которая поняла Айлу так, как никогда не смогут понять даже самые лучшие родители. Связь, выкованная общими страстями и общими разочарованиями. Этот шип не смог бы поразить меня в сердце точнее, даже если бы целились специально.

Где, черт возьми, ты его спрятала, Катриона?

Я обыскиваю комнату так тихо, как могу. Первый тайник я обнаруживаю за фальшивой панелью, где она спрятала коробку конфет. Коробка наполовину заполнена приторными сладостями с крошечной карточкой, на которой написано: «Для милой миссис Баллантайн. С наилучшими пожеланиями, мистер Эдвин Перри».

Я ругаюсь себе под нос. Готова поспорить на свой билет домой, что Айла не отдавала подарок своего потенциального жениха Катрионе. Я представляю Катриону, лежащую на этой самой кровати, жующую конфеты и посмеивающуюся над этим простаком, который попросил передать подарок ее хозяйке.

За ящиком я нахожу второй тайник, в котором вскрытое письмо, адресованное Грею.

Я колеблюсь. Хотя мне неловко читать его личную почту, но я должна, чтобы понять зачем Катриона оставила это у себя.

Я разворачиваю письмо, и наружу вырывается запах жасмина. Это явственно указывает на отправителя женского пола.

Мой дорогой Дункан,

Я знаю, что ты полагаешь, что нам нужно прекратить встречаться, но я молю тебя передумать. Возможно, эти воспоминания изменят твоё мнение и снова подтолкнут тебя к моему порогу.

Я останавливаюсь после еще двух, прочитанных строк. Итак, делясь «этими воспоминаниями», она имеет в виду «позволь мне прислать тебе очень подробное описание нашего последнего секса». Что ж, надо отдать должное Грею – он определенно оставил ее желать большего. И заставил меня решить, что я не могу больше читать это.

Я опускаюсь к последним строкам и вижу, что у женщины есть не только имя, но и титул. Точнее, два титула, если включить слово «вдова», которое, кажется, предназначено, как напоминание Грею, что леди Инглис не девица и не чья-то неверная жена.

МакКриди упоминал, что Грея не прельщают симпатичные продавщицы и проститутки. По всей видимости, потому что ему нравятся женщины его возраста, которые не ждут от него ни денег, ни обязательств. Хотя они, очевидно, могут ожидать больше любовных свиданий, чем он готов позволить.

Катриона перехватила это сообщение. Она брала все, что выглядело интересно, например, коробку конфет. Или что-нибудь полезное, например, письмо для Грея, написанное женским почерком. Я в ярости от их имени. Для таких, как Катриона, порядочные люди – не что иное, как простофили, заслуживающие те неприятности, которые она может им преподнести.

Что же она может натворить, если она в моем теле? С моей семьей? Да, я все еще зациклена на этом, но я напоминаю себе, что мои родители не дураки. Если я вдруг начну злоупотреблять их доверием или просить большие суммы наличных, они поймут, что что-то не так, и не позволят Катрионе опустошить их банковские счета. Что бы она ни делала в моем теле, я смогу это исправить.

Я продолжаю поиск, пока не нахожу тайник номер три, и в этот момент я испускаю поистине захватывающую серию проклятий. Я потратила почти час, исследуя половицы, и все это время я закатывала глаза, бормоча, что я слишком мелодраматична, никто на самом деле не прячет вещи под половицами. Затем я нахожу расшатанные гвозди. Я вынимаю их, чтобы обнаружить самое тайное место Катрионы с выкидным ножом и черным мешочком.

Я достаю мешок и высыпаю содержимое на кровать. Я молюсь, чтобы это был кулон. Я почти уверена в этом. Мешочек звенел и весил, словно в нем были драгоценности.

Но это не они. Монеты. Деньги от продажи, украденных ею драгоценностей, это то что разбросано сейчас по кровати. Монеты, которые в сумме составляют 12 фунтов.

Вчера Грей дал мне монету в два шиллинга. Судя по тому, как Давина насмехалась над ее ценностью, могу предположить, что на такую сумму я могла бы купить себе порцию сладостей на рынке. Если бы мне пришлось угадывать, я бы сказала, что эта сумма равна двадцатидолларовой купюре в наше время, по крайней мере, в отношении возможностей приобретения.

Если бы у меня была двадцатка, я бы купила себе мороженое или два, но не стала бы прятать это, как сокровище. Конечно, то, как я отношусь к двадцати баксам дома, будучи Мэллори Аткинсон, сильно отличается от того, как я отношусь к ним здесь, как Катриона Митчелл. Кажется, я припоминаю, что двадцать шиллингов равняются фунту, так что эта заначка стоила более чем в сто раз больше, чем Грей дал мне на карманные расходы.

Двенадцать фунтов. Небольшое состояние для горничной. И это должно быть то что осталось от медальона и тех украшений, что украла Катриона у Айлы.

Возможно, у нее был грандиозный план. Накопить достаточно денег, чтобы уйти с этой работы. Чтобы, например, заняться своим делом. Я бы уважала это, если бы она занималась чем-то вроде продажи цветов в выходные дни. Но это воровство у людей, которые этого не заслуживают, и я в ярости.

Я в ярости и я беспомощна что-либо сделать, чтобы исправить ситуацию. Никакая магия не превратит эти монеты обратно в серебряный медальон.

Вчера я, наконец-то, оправилась от своего расстройства из-за невозможности вернуться домой. Я старалась не поддаваться панике, говоря себе, что на самом деле не ожидала, что все будет так просто – прийти туда где все случилось и это сработает. Но надеюсь, что не останусь в этой викторианской эпохе навсегда.

Нэн проповедовала силу позитивного мышления. Но мама говорила мне, что вера ее мамы – прекрасный совет, который помогает, но лишь до того момента, когда останется только признать, что что-то пошло не так и смириться с этим. И мне не остается ничего, кроме как быть честной с собой. Разочарование от того, что я не вернулась домой, сокрушило меня, но я довольна тем, что предавалась отчаянию лишь один вечер, прежде чем встряхнуться и двигаться дальше. Тем не менее, сегодня утром именно слова моей матери доказали свою истинность, поскольку я вынуждена признать, насколько мое «подними голову и продолжай» было самообманом, подпитываемым временным всплеском силы воли.

Эта сила воли и это заблуждение испарились, когда я нашла мешочек с деньгами и потеряла свой шанс уладить отношения с Айлой. Она зацепилась за меня и не отступится так легко, как отступился МакКриди.

Неважно, принадлежит ли этот дом Грею. Это также дом Айлы и только ее пол не позволил ей унаследовать его, и моя интуиция подсказывает мне, что Грей считает его таким же своим, как и ее. Она хозяйка этого поместья, и она может надрать мне задницу так же легко, как и он. Ей будет даже проще, я уверена. Домашнее хозяйство – это зона ее контроля, а Грей ведет семейный бизнес и занимается практикой.

Суть в том, что без этого медальона я в полном дерьме, и с наступлением утра я ощущаю безысходность. Каждая частица уверенности, которую я приобрела, была потеряна. Еще одно доказательство того, что я так и не оправилась от разочарования, связанного с тем, что не вернулась домой: признание того, что мое отчаяние не имеет ничего общего с ситуацией с медальоном, а связано с ощущением беспомощности в этом мире. Проблема с медальоном только подчеркивает это.

Еще одно разочарование, когда я приношу поднос Грею, а он почти не замечает моего присутствия. Я надеялась, что он найдет для меня занятие. Настоящую работу. Я собиралась просить его, но он так занят писаниной, что мне остается только поставить поднос и отступить.

Этим утром я не получаю кофе, а когда, как можно ласковее, прошу о нем миссис Уоллес, она фыркает, говоря, чтобы я не зазнавалась. Я беру чай… и чашка выскальзывает из моих рук, конечно, экономка уверена, что разбила чашку нарочно, потому что она отказала мне в кофе.

Что касается Айлы, то она уезжает сразу после завтрака, который ей подает Алиса. У меня нет возможности поздороваться или оценить ее настроение. Она могла бы увидеться со мной, если бы захотела – этот дом вряд ли можно назвать особняком на пятьдесят комнат, – но она этого не сделала. Это показательно.

Я должна убирать спальню Грея, когда он уходит на работу. Однако в тот день даже в десять часов утра, его дверь остается закрытой. Я тихонько вхожу и вижу его сидящим и барабанящим пальцами по крышке стола. Он явно глубоко задумался, и я должна бесшумно взять его поднос и уйти, но я чувствую себя ребенком, у родителей, которого плохое настроение и мне нужно выяснить причину.

– Могу я принести вам свежий кофе, сэр? Этот уже остыл.

Он отмахивается от меня и я беру нетронутый поднос. Я подхожу к двери, когда он говорит: Возможно, джем?

– Джем, сэр?

– Джем и хлеб. Чай с мёдом. Надеюсь это поможет мне сосредоточиться.

– Низкий уровень сахара в крови. Это сработает.

Он хмурится и я понимаю, что мои слова ему ничего не говорят. Уверена, что из всего сказанного его привлекло только слово «кровь».

– Я имею ввиду, что замечаю, когда пропускаю завтрак, тоже не могу сосредоточиться.

Кажется он слушает вполуха. Я не расстраиваюсь, поэтому что это больше чем все наше общение за целый день.

– Я принесу вам хлеб и много джема, чай с большим количеством мёда, – я делаю паузу, – я вижу вы очень заняты, сэр. Возможно, вам нужна какая-то помощь? Возможно, я могу делать заметки?

– Сегодня я не буду отвлекать тебя от твоих обязанностей, Катриона, – отвечает он, качая головой.

Отвлеки. Пожалуйста.

Эти слова едва не слетают с моего языка. Сначала я сдерживаю их, потому что формулировка слишком дерзкая, но эта пауза дает мне время осознать истину того, что он говорит. Если я не делаю свою работу по дому, то кто? Миссис Уоллес? Алиса? Просить у него работу по делу означает перекладывать свои обязанности горничной на плечи других.

Чёртова дилемма.

Давай зайдём с другой стороны.

– Я закончила книгу, которую вы позволили мне прочесть. Спасибо вам это это, сэр.

– О? – это привлекает его внимание. – Уже?

– Это было очень познавательно. Вы заметили, что Сонг Ци упоминает, что искал под ногтями следы бамбуковых щеп, указывающих на пытки? Я отметила страницу, если вы хотите показать ее детективу МакКриди. А пока, может быть, есть еще одна книга по криминалистике, которую я могла бы прочитать?

– Добро пожаловать в мою библиотеку, Катриона.

Это не совсем то на что я надеялась, но он не прогнал меня, а это значит, что Айла ничего ему не рассказала.

– Спасибо, сэр. И все таки если я могу вам чем-то помочь, я сделаю все чтобы успевать выполнять свои обязанности по дому, не перекладывая на других.

Пока он колеблется я сдерживаю дыхание.

Он проводит по подбородку, покрытому щетиной. – Я не думаю, что ты вспомнила, как нужно брить.

Мои надежды разрушены, но мой мозг начинает судорожно соображать. Смогу ли я справиться с этим? Это сделало бы его счастливым и дало бы нам время поговорить, дало бы мне время доказать, что я искренне интересуюсь его практикой, и что я бы стала отличной заменой сбежавшему ассистенту Джеймсу.

Вот только я понятия не имею, как пользоваться бритвой и вполне могу порезать ему горло.

Чёртова дилемма.

Он потирает щетину и я невольно любуюсь его сильным подбородком, изгибом губ и пальцами, запачканными чернилами.

Письмо. Я так сильно старалась забыть это проклятое письмо. Мне сейчас совершенно не нужно вспоминать его подробности.

Да, Грей привлекательный мужчина. Да, он интересный. Но он, черт возьми, мой босс. Господи, прошу, помоги мне забыть это письмо.

– Катриона?

Я отвожу взгляд и делаю легкий реверанс. – Извините, сэр. Я думала о том, как сильно мне бы не хотелось отказываться от такой простой просьбы, но я боюсь, что если я возьму бритву, мы можем неожиданно обнаружить брызги крови, пригодные для исследования.

Его смех настолько неожиданный, что я подпрыгиваю на месте.

– Я понимаю, – говорит он, – но если ты вспомнишь, как пользоваться бритвой, я буду признателен. Мне не хотелось бы расширять штат прислуги, из-за этой единственной проблемы.

– Я постараюсь вспомнить, как это делать, сэр.

– Пожалуйста, сделай это. О, и говоря о персонале, Саймон собирает для меня газеты за день. Пожалуйста, принеси их мне немедленно. Меня интересует, что пресса говорит о нашем убийце.

О нашем убийце? Это интересно.

– Могу я прочесть газету после вас, сэр? Мне тоже интересно.

– Конечно, – отвечает он и возвращается к своим размышлениям, созерцая стену еще до того, как я ухожу.

Глава 15

Я протираю пыль в гостиной, когда слышу в коридоре топот сапог. Я боюсь этого шума, потому что это означает, что кто-то пришел с улицы и принес грязь на вымытые мною полы. Я не могу просто сказать: К черту, я их уже мыла. Нет, мне придется взять ведро и снова вымыть пол, прежде чем миссис Уоллес заметит грязь.

Все, что нужно сделать это снять свои проклятые сапоги или туфли у дверей, как делают канадцы. Я помню, как мы впервые посетили американских друзей, и я увидела, как они не снимают уличную обувь дома. Что за варвары ходят по дому в той же обуви, что и на улице, по грязи, собачьему дерьму и бог знает чему еще?

По крайней мере, я должна отдать должное любому неканадцу за то, что у него есть здравый смысл снимать слишком грязную обувь. Но не в викторианской Шотландии, где люди ходят по дорогам нагруженными повозками с лошадьми, а затем оставляют все это на моих чистых полах. Почему? Потому что есть я. Я существую, чтобы отмывать эту грязь.

– Значит, они не врали, – говорит мужской голос с деревенским акцентом, – ты действительно воскресла из мертвых.

Я поворачиваюсь, чтобы увидеть молодого человека. Он явно уже вышел из подросткового возраста, у него копна темно-каштановых волос, заостренные черты лица и улыбка, которая отражается в его серо-голубых глазах.

– Даже не поздороваешься со мной, Кет? – спрашивает он. – Видимо требуется нечто большее чем удар по голове, чтобы ты забыла свою обиду на меня.

Тут я замечаю стопку газет в его руке.

– Саймон, – говорю я, стараясь, чтобы это не звучало, как вопрос.

– Ну, я рад, что ты не забыла мое имя, – он входит в гостиную и кидает стопку бумаг на столик сбоку. – Это для доктора Грея. Нужно, чтобы он получил их, как можно быстрее. И…, – он озирается вокруг, а затем понижает голос, – я знаю, что ты недовольна мной, Кэт, и я хотел бы, чтобы было иначе. Я скучаю по нашим разговорам.

Его ухмылка становится шире, но я стараюсь не отступать ни на дюйм. Боже милостивый, Катриона, скольких мальчиков ты поймала на завязки своей шляпки?

Саймон встряхивается. – Но как бы я ни скучал по тебе, Кэт, я не передумаю. Колин Финдли – хороший человек, и я не допущу, чтобы ты его обидела ради забавы и нескольких шиллингов.

– Констебль Финдли?

Его брови поднимаются. – Ты знаешь другого?

– Нет, просто…, – я прочищаю горло, – напомни мне, почему мы расходимся во мнениях по поводу констебля Финдли.

Он выгибает одну бровь, и я постукиваю по виску. – Моя память, помнишь?

– Мы «в ссоре», как ты выразилась, потому что бедняга одурманен и одного твоего взгляда достаточно, чтобы он бегал за тобой, одаривая красивыми безделушками, только для того, чтобы ты затем их продала. И это не правильно.

– Было бы правильнее, дать ему, что-то взамен этих красивых безделушек?

Лицо Саймона становится серьезным, когда он встречается с моим взглядом. – По правде говоря, да, Кэт. Тогда это было бы, по крайней мере, честно. Плохо играть с человеком, который этого не заслуживает и я не изменю своего мнения на этот счет. Если ты хочешь и дальше навещать меня на конюшне, прекрати водить его за нос.

Я останавливаю себя, прежде чем сказать, что больше не флиртую с Финдли. Это правда, но я также не собираюсь «навещать» Саймона в конюшне.

Затем я обдумываю наш разговор и замолкаю. – Ты сказал, что я продаю любые подарки, которые он мне дарит.

– Не притворяйся, что это не так, Кэт. Ты хвасталась этим две недели назад.

– Да, но куда я их продаю?

Он хмурится. – В ломбард.

– Ты знаешь, какой? Я когда-нибудь говорила?

– А почему…, – он коротко смеется, – потеряв часть своих воспоминаний, ты забыла, куда закладывала свои безделушки. Я не могу тебе помочь в этом.

– Не можешь или не хочешь?

– И то, и другое, – он хлопает по стопке бумаг, – отнеси их доктору Грею и оставь бедного Финдли в покое.

Я киваю, а он качает головой и уходит, оставляя после себя грязь.

Итак, я начинаю получать информацию о любовной жизни Катрионы.

Кажется, их связь с Саймоном мимолетная. Подозреваю, что их отношения были более целомудренные, чем в версии «друзья с привилегиями» двадцать первого века. О, я уверена, что между неженатыми подростками достаточно секса, но я также уверена в том, что в викторианской эпохе был сдерживающий факт в виде отсутствия надежного контроля рождаемости, да и улыбки Саймона были скорее кокетливые, чем похотливые.

Между тем, она заигрывает с констеблем Финдли, который осыпает ее подарками, но она не намерена выходить за рамки флирта. Или намерена? Могла ли Катриона строить планы, которыми она не делилась с Саймоном? Намеревалась ли она заарканить молодого офицера в качестве мужа? Для нее было бы шагом вперед, не так ли?

Судя по тому, как одевается МакКриди, детективы здесь получают приличную зарплату. Не заоблачную, но он не женат, у него нет иждивенцев, поэтому он может позволить себе потратить немного больше на пошив одежды, точно так же, как я могла позволить себе квартиру – пусть и крошечную, но в самом дорогом городе Канады.

Катриона принимает подарки Финдли и его ухаживания, играя застенчивую девушку, которая не способна на на что большее, чем подержать его за руку до дня свадьбы. Она, конечно, не собирается говорить об этом Саймону. Они могут быть случайными партнерами, но ни один парень не хочет слышать, что девушка только с ним, в то время как она играет с кем-то другим.

Что произошло между Катрионой и Финдли? Наверняка, что-то произошло, учитывая его холодность по отношению к ней. Неужели, она намекнула ему на обручальное кольцо, а он отказался, не будучи заинтересованным в поиске невесты? Или же он сделал шаг, а она отвергла его?

Ничто из этого не должно иметь для меня значения. Я не Катриона, и ни один из молодых людей меня не интересует, оба примерно на треть моложе меня. Все это выглядит, как мыльная опера. Кроме того, что друг-с-привилегиями – это коллега, а жених-без-привилегий – помощник МакКриди, а это значит, что я не могу избежать встречи ни с одним из них. Единственное, что мне необходимо это держать обоих на расстоянии вытянутой руки и я не думаю, что это будет проблемой, учитывая, что оба огорчены мисс Катрионой.

Я сопротивляюсь желанию прочесть газеты, прежде чем отнести их наверх, к Грею. Тут несколько газет плюс отдельные листовки и брошюры, которые я принимаю за рекламу, пока не вижу, что они посвящены убийству Арчи Эванса. Хм. Я просматриваю один «флаер», пока поднимаюсь по лестнице. Это большой отдельный лист, на котором подробно описано преступление по информации от «очевидца». Согласно написанному, Эванс был зверски убит, его конечности «насильно превращены» в птичьи крылья и сложены «таким образом, что писатель не осмеливается описать, так велик его ужас». О, и они были привязаны к телу.

Рассказ был напечатан на дешевой бумаге. Однако заголовок гласит, что статья написана «Лучшим репортером криминальной деятельности в Эдинбурге». Другая статья – это такой же вымышленный отчет об убийстве. Это как если бы я сказала сценаристам: «Эй, какого-то парня убили и сделали похожим на птицу», а остальное дорисовало бы их воображение. Всего лишь фантазии, из которых создали картину гораздо более кровавую и зловещую, чем каким на самом деле было это убийство.

Я читаю второй рассказ, когда дверь Грея распахивается. Я стою перед ним, в одной руке газеты, а другая поднята, чтобы постучать в дверь. Он опережает меня.

– Я считал, что это для меня.

– Ах, да. Извините, сэр.

Он приглашающе взмахивает рукой:

– Катриона, положи их на мой стол, пожалуйста. Ты можешь остаться и дочитать начатое, если хочешь. Я полагаю, тебе бы этого хотелось?

На его губах появляется ухмылка и это немного раздражает. Она добродушная и снисходительная одновременно, как будто предназначенная для ребенка. Затем я мельком замечаю себя в его зеркале и вижу девушку-подростка, выглядящую как доярка, с румяно-розовыми щеками, медово-русыми волосами и женственными изгибами.

В этом мире связь тридцатилетнего мужчины и девятнадцатилетней помощницы предполагает два варианта: либо я для него лакомый кусочек, либо умная девушка, которую он поощряет на получение знаний. Грей, к счастью, придерживается второго варианта. Он общается со мной, как с ребенком, потому что для него так и есть.

Я делаю реверанс. – Это очень любезно, сэр. Я оставлю вас, как только дочитаю.

Он указывает рукой на стул. – Здесь достаточно газет, чтобы мы не поссорились из-за этого. Я был бы признателен за твои мысли, после прочтения.

Я невольно распрямляю плечи. – Спасибо, сэр.

– Надеюсь, что ты сможешь заметить, нечто новое, своим не замыленным опытом взглядом.

Я вынуждена прикусить язык. Очень сильно прикусить. Я смиренно опускаю глаза. – Возможно, сэр. Мне льстит, что вы можете ожидать от горничной мнения по данной теме.

– Каждому есть что добавить, Катриона. Не сбрасывай себя со счетов. При достаточном обучении ты могла бы стать настоящим маленьким детективом. Кажется, у тебя талант в этом.