Текст книги "Раскол во времени (ЛП)"

Автор книги: Келли Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)

И только к концу обыска нахожу что-то действительно интересное. Я проверяю куртки Эвана, когда слышу шорох бумаги. Обшариваю все карманы. Пустые, если не считать облепленного ворсом надкусанного хамбага (сваренные вкрутую полосатые традиционные сладости) и одинокого пенни.

Я снова охлопываю куртку. Определенно слышу шорох. Раскладываю куртку на кровати и проверяю швы, пока не нахожу небольшой распоротый участок. Я вспарываю его еще немного и просовываю пальцы, чтобы найти сложенный лист бумаги.

Разворачиваю листок. Это набросанный список из пяти адресов. Два верхних были вычеркнуты. Рядом со следующим стоит дата, несколько дней назад, со знаком вопроса.

Когда я складываю записку, замечаю надпись на обратной стороне. Разглаживаю. Написано совсем другим почерком, и когда я вижу что там, я моргаю, затем читаю еще раз.

Катриона Митчелл.

Родилась в 1850 году в Эдинбурге. Возможно, фамилия ненастоящая. Не обращай внимания на любые судимости Митчелл, начиная с 1865 года. Они у меня есть. Мне нужно что-то, чем я смогу отплатить этой девице за предательство.

Я снова перечитываю записку, обдумывая ее, когда слышу на лестнице топот ботинок. Быстро засовываю бумагу в лиф, затем беру блокнот с тумбочки, проверяю почерк и засовываю его в сумку.

Выхожу из комнаты, когда один из соседей Эванса поднимается по лестнице. Это тот, кто вчера занимался, и кто пытался обуздать остальных.

Он моргает, глядя на меня в тусклом свете.

– Какого черта ты здесь делаешь… – он останавливается и тычет пальцем в сторону лестницы. – Возвращайся назад. Томас в гостиной.

Я киваю и протискиваюсь мимо него. Затем спускаюсь по лестнице и влетаю на кухню, где Айла пьет чай с миссис Троубридж.

Айла начинает улыбаться мне, а затем с шумом поднимается.

– Моя дорогая девочка. Ты выглядишь испуганной, – она подходит и ободряюще похлопывает меня по спине. – Должно быть, это было так трудно для тебя. Я знаю, ты была сильно привязана к юному Арчи.

Записка, которую я нашла, ввела меня в смятение, и в сочетании с тем, что меня чуть не поймали в комнате, я, вероятно, немного побледнела. Скорее всего, Айла думает, что я изображаю горе для миссис Троубридж.

– М… мне нужно подышать свежим воздухом, – говорю я. Поворачиваюсь к хозяйке и делаю реверанс. – Большое вам спасибо за вашу доброту, мэм. Надеюсь, я не доставила вам хлопот.

– Вовсе нет, дитя. Мне так приятно знать, что у Арчи был друг, который скорбит по нему. – Она бросает взгляд в сторону суматохи в передней комнате, когда мальчики возвращаются после учебы. – Ему следовало бы пожить подольше. Он был милым парнем.

Айла прощается и записывает что-то на клочке бумаги, обещая миссис Троубридж, что это будет «именно то, что нужно» для ее артрита. Затем она выводит меня за дверь, и мы уходим.

Только когда мы сворачиваем за угол и останавливаемся, я передаю Айле записку, которую нашла. Она читает ее, а затем смотрит на меня.

– Катриона снова наносит удар, – бормочу я. – Заводит друзей, куда бы она ни пошла.

– Я не уверена, на кого я больше злюсь – на нее за то, что она попала в такие передряги, или на этого молодого человека за его мстительность. Значит, Арчи знал Катриону?

– Это не его почерк. – Я показываю ей книгу с его записями. Затем переворачиваю записку. – Эта сторона, с адресами, была написана им самим. Но не оборотная сторона. Это кто-то просит его раскопать компромат на Катриону.

– Он написал адреса после получения этой записки.

– Точно? Но записка была спрятана. Информация о Катрионе вряд ли волнует его соседей по дому. Я думаю, он скрывал адреса, что наводит на мысль, что написал их первыми. Кроме того, она была сложена вместе с адресами внутри, и нет никаких признаков того, что ее когда-либо складывали в другую сторону.

Она изучает записку.

– Ты права. Это ужасно умно.

– Ничего особенного, просто детективная работа. Это говорит о том, что он обсуждал с кем-то эти адреса. А затем этот человек сделал запись о Катрионе на противоположной стороне листа и, конечно, Эвансу нужно было сохранить эти записи.

Она кивает, пока мы идем, и продолжает кивать, как будто обдумывая это. Я тоже погрузилась в свои мысли. Если я мысленно отойду от связи в записке между Катриной и Эвансом, там будут полезные данные о ее прошлом. Возможно, я смогу использовать это, чтобы выяснить, кто пытался ее убить.

Затем, не оглядываясь, Айла как бы небрежно произносит:

– Чего ты мне недоговариваешь, Мэллори?

Я не отвечаю.

После паузы продолжает:

– Ну, я должна быть благодарна за то, что ты не пытаешься лгать, что ничего не скрываешь. Ты должно быть шокирована связью между убийцей и Катрионой. Разве это не невероятное совпадение? Ты ведь сама говорила, что не бывает совпадений, а это значит, что у тебя есть объяснения этому.

– Я хотела бы проверить этот адрес, – указываю на третью запись, рядом с которой вопросительный знак и дата.

– Правда? Или просто уходишь от ответа?

– Правда. Хотя у этого есть дополнительная привлекательность, позволяющая мне уклониться от вопроса, на который пока не хочу отвечать. Да, я лишь слегка удивлена связью между Эвансом, Катрионой и третьим лицом.

– Значит этот третий – убийца?

Я протягиваю бумагу.

– Где это? И не пытайся утаить ответ ради моей безопасности, иначе я просто подойду к тем парням, сверкну грудью и очень мило спрошу.

Она фыркает:

– Почему-то я не могу себе представить, как ты «сверкаешь» своей грудью или мило спрашиваешь.

Я опускаю взгляд.

– Пожалуйста, сэр, может вы могли бы мне помочь. Я пытаюсь найти дом моей пожилой тети, которая недавно переехала, и кажется, что меня послали совершенно не в тот район. Я всего лишь бедная доярка из деревни, совсем одна в большом городе и так напугана. – Я прочищаю горло. – Ладно, последняя часть, возможно, перебор.

– Зависит от того, нужны ли тебе указания или карета с сопровождением.

– И колени, чтобы сидеть на них?

Она давится смехом.

– Да, я полагаю, что карета была бы, к сожалению, переполнена, заставив тебя устроиться на коленях. – Она качает головой и берет записку. – Это примерно в полумиле ходьбы. Пойдем со мной.

Мы стоим перед магазином игрушек, и я пялюсь на него так, словно мне снова шесть лет, и я стою перед подобным местом в Нью-Йорке. В детстве этот крошечный магазинчик разочаровал бы меня по сравнению с яркими и красочными магазинами, к которым я привыкла, но, став взрослой, я испытываю настоящую ностальгию по миру, который видела только на рождественских открытках и в праздничных фильмах. Место викторианской магии, с марионетками, танцующими в витрине, и поездом, готовым пыхтеть вокруг базы.

– Каплан, – бормочет Айла, глядя на вывеску, – разве это не то, против чего выступали друзья Эванса?

– Магазина игрушек?

– Эмигрантов.

Я непонимающе смотрю на нее.

– Владельцы – русские евреи-эмигранты, – говорит она.

Я собираюсь спросить, знает ли она их. Затем до меня доходит: название магазина. Да, если напрячься, я, наверное, смогу распознать Каплан как еврейскую фамилию, но для меня это ничего не значит. Не следует предполагать, что кто-либо с еврейской фамилией обязательно является эмигрантом. Или не следует предполагать это лишь в том случае, если находишься в Ванкувере двадцать первого века.

Тогда я задаю другой вопрос:

– Откуда ты знаешь, что они русские?

– Я оговорилась, – отвечает она. – Они могут быть из славянских стран. Они также могут быть ранними эмигрантами. У меня есть подруга, дед которой бежал из России после казни Григория Пятого. Как она говорит, из огня да в полымя, но, по крайней мере, это казалось в половину менее опасным для жизни. Дело в том, что это устоявшийся бизнес, работающий под откровенно иностранным именем, и поэтому он мог привлечь внимание друзей Арчи Эванса.

Я хмурюсь, разглядывая магазин.

– Я удивлена, что он работает, ведь сейчас Шаббат.

Она удивленно вскидывает брови.

– Это ведь не воскресенье, Катриона.

– Для евреев Шаббат – это суббота.

Эмоция похожая на грусть проскальзывает по ее лицу.

– Ах. Я этого не знала. Моя подруга никогда особо не делилась со мной своей верой. Боюсь, это отметило бы ее как чужую, даже со мной. Если бы они закрывались в субботу, они бы стали чужаками, – она кивает в сторону магазина. – Так что они не закрываются. А по субботам может быть очень многолюдно. Некоторые местные фабрики стали разрешать своим рабочим уходить после полудня, чтобы провести выходные со своими семьями.

– Угу, мы еще не в эре двухдневных выходных.

– Хм?

Я качаю головой:

– Ничего важного. Что касается магазина, находящегося в списке Эванса, мы знаем, что эта группа выступает против эмиграции. Мы знаем, что он кому-то продавал информацию об их деятельности. Если это место было мишенью, возможно, это то, что он продавал.

Я прохожусь по списку.

– Какой из них еще есть поблизости?

– Последний – через квартал.

– Давай взглянем.

Глава 33

Мы находимся напротив следующего адреса. Как и магазин игрушек, он находится в одном из лучших районов Старого города. Этот адрес является частной резиденцией в закрытом районе. Айла покупает две свежих буханки хлеба в ближайшем магазине, затем мы поднимаемся по лестнице к нужному адресу и стучим в дверь. Дверь приоткрывается. После паузы женщина с ребенком на руках открывает ее до конца, продолжая глядеть на нас с подозрением.

– Да? – говорит она.

– Мы ищем миссис Райан, – говорит Айла. – Нам дали этот адрес.

– Здесь нет никакой миссис Райан, – отвечает женщина с сильным ирландским акцентом и начинает пятиться.

– Подождите! – говорит Айла. Она улыбается малышу. – Поскольку у нас нет настоящего адреса миссис Райан, мы не можем доставить ей этот хлеб. Может быть вы возьмете его?

Женщина изучает Айлу, прищуривает глаза. Затем черты ее лица расслабляются, она качает головой и бормочет:

– Нет, спасибо, мэм. Вы должны найти свою миссис Райан.

Дверь закрывается, и мы спускаемся по лестнице, чтобы постоять во дворе.

– Значит, не эмигранты, – говорю я. – И мне кажется, или она вела себя странно?

Айла пристально смотрит на меня мгновение. Потом она смеется.

– Они, безусловно, были эмигрантами. Разве ты не слышала ее акцент?

– Они ирландцы. Это не одно и то же, верно?

– Это безусловно одно и то же, – она засовывает батоны в мою сумку. – У нас может быть какое-то количество эмигрантов из Восточной Европы и других частей света, но Великий голод привел сюда толпы ирландцев, и многие шотландцы были не рады их видеть.

– Великий голод? О, это Картофельный голод?

Она кивает.

– Прошло двадцать лет, но все еще есть место предрассудкам. Вот почему она так настороженно отнеслась к принесённому нами хлебу. Я думаю, вероятно поэтому эта семья в списке. Покажи мне его еще раз?

Айла говорит, что первые два адреса находятся в районе, который нам небезопасно посещать в одиночку, но один адрес из списка находится по дороге в Новый город.

Когда мы добираемся до нужного района, я вижу вокруг кишащие людьми трущобы.

– Хм, ты сказала, что другие адреса мы не должны посещать одни. Разве они хуже этого?

– Да, хуже.

Я смотрю по сторонам, пытаясь представить.

– Есть районы со зданиями высотой десять этажей, без воды и канализации. Одно из таких зданий на Хай-стрит рухнуло, когда Дункан учился. Семьдесят семь жителей. Тридцать пять погибших. Лектор повел своих учеников-медиков к месту аварии, но не для того, чтобы помогать раненым. Это было просто очередным упражнением. Тела все еще лежали под обломками здания, и Дункан…, – она резко вздыхает, – это сильно повлияло на него.

Она смотрит на меня.

– Я знаю, что мой брат может показаться отстраненным и прямодушным, но он по-прежнему каждый год отправляет деньги семьям погибших. Анонимно, конечно. Даже я не должна знать.

– Значит ничего не меняется? – я развожу руками. – Все по-прежнему?

– Что-то делают. Расчищают трущобы. Ты увидишь уведомления на домах. Здания сносят, а людей просто выселяют. Никакой компенсации. Никакой помощи. Их гонят, как крыс. Конечно, мотивируя тем, что все это для их же блага, и все что им нужен этот небольшой толчок.

Горькая ирония звучит от ее слов. Значит, и в этом времени ничего не изменилось. Бедным просто нужен пинок под зад, чтобы отнести их к среднему классу.

– Нужда, она давит, – продолжает Айла, оглядываясь по сторонам. – В прямом смысле этого слова. Я вижу это, я, как Дункан на месте тех развалин. Раздавленная. Я хочу бежать к каждой двери с одним из этих батонов, убедиться, что сегодня вечером у всех есть еда в животе. Но что потом? Возможно, вместо одного батона на всех я могла бы опекать семьи и заботиться об их нуждах. Однако большинство этого не хотят. Другим такая помощь не подойдет, они растворяются в бутылке спирта или опиумной настойки, в зависимости от того, что притупляет эту боль, – она машет рукой на многоквартирные застройки.

Мой взгляд падает на девочку около пяти лет, одетую в лохмотья, в ее руках огромная кипа белья. Затем я замечаю мужчину, подпирающего косяк, он пьян или одурманен, в его глазах пустота.

– В твое время все лучше? – спрашивает Айла, с надеждой в голосе. – Пожалуйста, скажи, что это так.

– Местами лучше, – отвечаю я, – но не так хорошо, как следовало бы. Там, где я живу, в Ванкувере, у нас много бездомных. Люди, живущие на улицах. Даже после многих лет патрулирования я не смогла избавиться от желания помогать. С некоторыми получилось, но этого никогда не казалось достаточным. Большинство отказывались от приюта или клиники. Пристрастились к наркотикам и алкоголю, как ты и говоришь. Или страдают психическими заболеваниями. Много психических заболеваний. И потом, для некоторых это выбор, как бы трудно это ни было представить. В конце концов, мне пришлось признать, что, как бы я ни хотела помочь им всем, они люди, а не бездомные кошки.

– Не бездомные кошки, – Айла задумчиво повторяет мои слова, – Да, это то, что мне пришлось понять, и это было трудно.

Она достает мятную конфету из своей жестянки.

– Возьми Алису. Когда Хью привел ее ко мне, моим побуждением было удочерить ее. Нанять ребенка работать в моем доме? Точно нет. Хью выступал против удочерения, и это может быть худшая ссора, которая у нас когда-либо была. Дункан не вмешивался, но попросил меня нанять Алису на месяц, прежде чем принимать какие-либо решения, и я довольно скоро поняла свою ошибку. Для меня быть таким ребенком, усыновленным в благополучной семье, было бы воплощением мечты. История из романов. И все же Алиса убежала бы, если бы я предложила это. Она хочет зарабатывать себе на жизнь, а все остальное попахивает благотворительностью и обязанностями. Я обучаю ее, и ей это очень нравится, и я надеюсь облегчить ей жизнь, в которой мечты возвышаются над ее реальным общественным положением. Но это медленный процесс.

– И она все-таки не бездомная кошка.

– Да, это так, – Айла криво улыбается.

Мы поднимаемся по шатким ступеням в квартиру размером в половину моей маленькой квартиры в Ванкувере. В квартире проживают две ирландские семьи и их дети. Одна из женщин убирает, а другая ухаживает за самыми маленькими детьми, а старшие помогают отцам, занимаясь пошивом у окна.

Квартира… Я стесняюсь использовать слово «убожество». Оно может означать, что они живут в собственной грязи, а это совсем не так. Они сделали все возможное из того, что могли, но никакая чистка не сотрет древесную и угольную копоть, осевшую на каждой поверхности, и никакая полировка единственного окна не рассеет мрак.

Я все думаю о той тюремной камере и о том, как я провела ночь в углу, сжавшись в ужасе, ожидая возможности сбежать. Эти люди не могут сбежать. Я видела тяжелую жизнь в Ванкувере и знала, что за дверями многоквартирного дома в Старом городе я найду условия, при которых самое худшее будет выглядеть как роскошная жизнь. Но я еще не готова к этому, и, к своему стыду, мне не терпится снова выйти на улицу.

– Я рада, что они взяли хлеб, – бормочет Айла после нашего ухода.

– Я заметила, что у одного из младенцев круп.

Женщина продолжает говорить о том, какие лекарства могла бы отправить, и возьмут ли они также корзину с другими вещами. Я все еще в слишком сильном шоке, чтобы понять ее слова. Слишком сильный шок, чтобы переварить то, что я вижу чуть позже.

Мы идем по улице, и я поворачиваюсь на крик позади меня. Это просто мужчина кричит на пробегающего мимо ребенка, толкающего женщину. Но когда я поворачиваюсь, кто-то выходит с боковой дороги, а затем быстро отступает, пятясь назад. Одно это не привлекло бы моего внимания, улица запружена снующими людьми. Я не знаю, почему заметила это, что свидетельствует о моей озабоченности, потому что, когда приходит узнавание, я не могу поверить, что это заняло даже долю секунды.

– Подожди здесь, – говорю я Айле, возвращаясь к перекрестку.

Я всматриваюсь, пытаясь увидеть отступившую в сторону фигуру с темными волосами, среднего роста. Улица многолюдна, но я должна была увидеть его, но я не вижу.

Возвращаюсь к Айле, когда она направляется в мою сторону.

– Ты вызывала Саймона…?

Я останавливаюсь на полуслове, качая головой. Сейчас не двадцать первый век, когда она может послать смс Саймону, чтобы он забрал нас.

– Есть ли какая-то причина, по которой тут может быть Саймон? – спрашиваю я.

– Саймон?

– Ты просила забрать нас в этом районе?

– Конечно, нет. Если мы захотим поехать домой, то просто наймем экипаж. Ты хочешь сказать, что видела Саймона?

Мы вместе возвращаемся к перекрестку. Его нет, и никаких признаков его присутствия.

– Возможно, это был кто-то похожий на него? – предполагает она. – Он симпатичный молодой человек, но не необычный в своей внешности.

– Это был Саймон. Он заметил, что я оглянулась и скрылся из виду.

– Это очень странно, – говоря Айла хмурится.

– Могут ли у него быть дела здесь? Причина, по которой он может быть в этом районе?

– Нет, сегодня во второй половине дня похороны. Он должен быть в конюшне, чистить карету.

Мы идем молча, Айла не начинает разговор, позволяя мне погрузиться в свои мысли, пока двигаемся обратно в Новый город.

Ранее мое внимание привлекла трубка для гашиша Эванса. Буквально прошлой ночью Саймон предложил мне опиум. Я установила связь, но не продолжила ее, как если бы обнаружила, что они оба любят играть в гольф. И все же общее хобби означает возможность пересечения их жизненных путей.

Двое молодых людей примерно одного возраста, оба употребляют опиум. Не совсем надежная связь. Но есть Катриона. Тот, кто написал записку, что сейчас в моей сумке, знал некоторые подробности ее прошлого, те, которыми можно поделиться с друзьями.

Катриона и Саймон – друзья. Вероятно, также имеют место романтические отношения, пусть и случайные, и человек, который, скорее всего, убьет женщину, является ее партнером. И все же мне трудно представить подобное от молодого человека, с которым я вчера пила чай.

За исключением того, что если убийца прыгнул в тело Саймона, то сейчас это не Саймон. Я бы никогда не встретила настоящего Саймона.

Если бы убийца знал, что Катриона и Саймон были друзьями, порой с привилегиями, он мог бы сыграть эту роль. И он бы знал это, если бы это был один из тех лакомых кусочков, которые он получил от Арчи Эванса.

Саймон утверждал, что не знает, где Катриона продавала украденное, ничего не знает о ее прошлом или ее сообщниках. Его оправдание, что он не вмешивался в эту часть ее жизни, имело смысл, но это также могло быть тем, что таким образом современный убийца прикрывает свои пробелы в знаниях о Саймоне.

Катриона умела предавать своих друзей. Например, продать, как она сделала с констеблем Финдли и, судя по тому, что говорила Давина, она делала это со многими другими.

Айла нанимает работников, у которых были проблемы с законом. Включает ли это Саймона? Скорее всего. И хотя у меня также сложилось впечатление, что он пытался увести Катриону от той жизни, я должна помнить, что если Саймон убийца, то Саймон, которого я знаю, не тот, кого знала Катриона, и я не могу полагаться на его слова.

Мог ли убийцей стать Саймон? Ему нужно знать Эдинбург достаточно хорошо, чтобы играть извозчика, но он, по-видимому, из современного мира и может во всем разобраться. Если бы у него был хоть какой-то опыт обращения с лошадьми, он мог бы ухаживать за ними и убирать конюшни так же, как я могла бы справиться с ролью горничной. Он живет над конюшнями и редко заходит в дом. Или этот Саймон редко появляется… возможно, потому, что он сводит к минимуму общение с людьми, которые знают настоящего Саймона.

Если Саймон убийца, он точно знает, что я помогала с делом. Он легко мог нацелиться на меня. Черт, он наблюдал, как я уходила в ту ночь, когда на меня напали. Я вышла через заднюю дверь и наткнулась на него, одетого в темную одежду.

А еще я столкнулась с ним прошлой ночью, когда он спрятался в библиотеке и прыгнул на меня. Выскочил, чтобы напугать? Так он утверждал, но что, если бы я не отбивалась от него? Была ли у него в кармане веревка? Не для того ли он пришел в дом, чтобы убить меня во сне? У него есть ключ.

Что, если Саймон знал Эванса по, возможно, общему пристрастию? Мог ли Эванс продавать свою информацию Саймону? Возможно, нет. Это пресловутый отвлекающий маневр. Эванс с какой-то целью продавал кому-то информацию, и, зависая с Саймоном, попросил того написать информацию о Катрионе на бумаге, которая была у Эванса.

Катриона предала Саймона, и он хотел скомпрометировать ее. Как ее друг, он знал, что компромат существует. Эванс был журналистом, он мог покопаться в жизни Катрионы. Могло получится так, что ситуация обострилась и Саймон следил за Катриной и увидел, что она делает нечто еще более паскудное по отношению к нему. В ярости Саймон задушил ее.

Затем убийца из моего мира завладел телом Саймона и вступил в контакт с Эвансом. Убийца увидел информационный кладезь, выпытал у Эвана все, что тот знал о Саймоне, а затем убил.

Глава 34

Я обдумываю все это, пока мы идем. У Айлы, очевидно, есть опыт общения с людьми, которые теряются в мыслях: и ее брат, и она сама, я полагаю, поэтому она распознает мою задумчивость и оставляет меня с моими мыслями.

– Могу я спросить о Саймоне? – спрашиваю, когда пересекаем Парламентскую площадь. – С тех пор, как ты вернулась из отпуска, он не показался тебе другим?

– Другим?

– Может он ведет себя странно? Я говорила с ним несколько раз. Кажется, он водил дружбу с Катрионой.

– Они друзья.

– Больше, чем друзья, я полагаю. Что немного неловко.

Она выгибает брови:

– Больше, чем друзья? Это как?

– Романтические отношения, может быть? Или просто дурачились вместе время от времени. Друзья с привилегиями в викторианском стиле.

Я ожидаю, что она посмеется над выражением, но она хмурится:

– Саймон?

– Да. Ты так не считаешь? Должно быть, они это скрывали. Думаю, так и было. Добрачный секс здесь запрещен, верно?

– Предполагается что так, но связи между конюхами и служанками – обычное дело. Они вряд ли стали бы этим щеголять, но я сильно сомневаюсь, что здесь была какая-то любовная связь. Только не с Саймоном.

Я подумала, она собиралась сказать, что у Катрионы были другие романтические интересы, что, я знаю, правда. Когда вместо этого она говорит «Саймон», я на миг замираю.

– Он гей?

Айла еще больше хмурится:

– Он довольно веселый парень.

– Неправильное слово. Он квир?

– Квир? Странный? Нет, совсем не странный.

– В третий раз повезет. Гомосексуал?

Это заставило ее покраснеть, чего не было при упоминании добрачного секса. Она быстро оглядывается и, понизив голос, уводит меня в сторону.

– Я полагаю, что это более приемлемо в вашем мире, и я рада это слышать.

Принимаю к сведению.

– Оскар Уайльд уже предстал перед судом?

– Оскар кто?

– Это и есть ответ на мой вопрос. Он один из самых известных писателей викторианской эпохи и один из моих любимых авторов. Когда он начнет писать, ты должна будешь прочесть его книги и посмотреть его пьесы. Тем не менее он будет осужден за непристойность. За гомосексуализм.

Айда тяжело вздыхает.

– И все это в нашем будущем. Прелестно. Что касается Саймона…, – она оглядывается по сторонам, – это действительно важно?

– Все, что ты скажешь о нем, важно.

Айла ничего не сказала, и мы уже пересекли Хай-стрит, прежде чем она снова заговорила:

– Я воздерживаюсь от очевидной реакции, которая состоит в том, чтобы воскликнуть, что ты не можешь подозревать Саймона в этих убийствах на основании, мягко говоря, твоего предположения, будто ты видела, что он следил за нами.

– Я действительно видела, что он следил за нами.

– Тем не менее, я полагаю, что есть что-то существенное, о чем ты не хочешь сообщать мне. Я надеюсь, что причина не в том, что ты пытаешься пощадить мои чувства. С меня хватает заботы Хью. Несколько инцидентов в детстве, и я навсегда заклеймена, как слабонервная.

Она делает еще несколько шагов, прежде чем продолжить:

– Возможно, последний инцидент был далеко не в детстве, но то была полностью вина Дункана. Никто не ожидает, зайдя на территорию семейного бизнеса, увидеть, как родной брат играет с отрубленной головой.

– Играет?

Она вздрагивает, вспоминая.

– Изучает его. Но мне казалось, что он разговаривал с ней, но я знала, что в комнате был еще и Хью.

Я расхохоталась:

– Увы, бедный Йорик?

– Да, только у этого черепа все еще было лицо, что делало его еще хуже. Я потеряла сознание, в первую очередь из-за жары и тесноты корсета, поскольку собиралась на вечеринку в саду. Сотрясение мозга было довольно легким, и кошмары прекратились через несколько недель, но любой бы подумал, что я травмирована на всю жизнь, услышав, как Хью рассказывает эту историю.

– Эй, если ты не против ночных кошмаров и обмороков, я не буду стоять у тебя на пути. Нет, я сдерживаюсь не из-за беспокойства о твоих чувствах. Я не хочу объяснять свою теорию из-за твоего брата и детектива МакКриди. Чтобы рассказать им об этом, нам нужно сначала объяснить путешествие во времени. Так что рассказав, я поставлю тебя в неловкое положение.

– В то самое неловкое положение, в котором ты уже находишься.

– Да, но это не мой брат и не мой друг.

– Я бы хотела взять на себя эту ответственность, Мэллори.

Я открываю рот, чтобы возразить, затем закрываю его. Айла живет в мире бесконечных непреодолимых стен и запертых ворот: «Имя тебе женщина, и поэтому ты не пройдешь». Защищая ее, я делаю то же самое, что она делает с Греем, но для нее это ощущается по-другому, и мне нужно поставить себя на ее место и понять это.

Если она решила пойти на этот риск, имею ли я право отказать ей? Особенно, если мое умалчивание может навредить расследованию, лишить меня человека, с которым я могу обсуждать свои идеи? Ранее я пообещала себе, что когда эта тайна поставит под угрозу расследование, я поделюсь ею. Мы достигли этой точки.

– Хорошо, – наконец отвечаю я, когда мы приближаемся к садам, ведущим к Новому городу. – Могу я попросить, чтобы мы сначала закончили обсуждение Саймона? Поверь, у меня есть веская причина подозревать его, ответь на мои вопросы, а потом я расскажу.

Когда она колеблется, я продолжаю:

– Даю тебе слово, Айла. Это не уловка. Я бы предпочла задать эти вопросы до того, как моя теория повлияет на тебя.

– Хорошо. Я доверяю тебе и докажу это, поделившись информацией, которую я бы никогда не рассказала никому из наших домочадцев, включая моего брата. Когда дело доходит до прошлого моих работников, я делюсь этим с Дунканом только в том случае, если оно касается его напрямую.

– Принцип необходимого минимума.

– Именно. Он должен знать, что Катриона воровка, а Алиса карманница. Ему не нужно знать, что Саймон был… – она прочищает горло. – Он попал в беду из-за того, что якшался с мужчинами. Пожилыми гомосексуальными мужчинами.

– Он был секс-работником? – озвучиваю свою догадку.

– На самом деле, нет. То есть я так не думаю, в самом строгом смысле, и если он и принял деньги, то это ничем не отличается от продавщицы, принимающей ренту от состоятельного поклонника. Саймон… – она кашляет в перчатку. – Прошу прощения, если я отступлю, что должно показаться тебе ужасно странным. Я считаю себя женщиной мира, но я знаю, что мир выходит за рамки моего опыта с ним. У Саймона был друг, молодой человек, не столь красивый, но очень обаятельный и словоохотливый. Я считаю, что они были просто друзьями, но в любом случае это не мое дело. Они вдвоем увлеклись переодеванием в девушек, в пару очень хорошеньких и очаровательных девушек, которые часто посещали театры и тому подобные заведения и флиртовали с мужчинами, которые точно знали, кто они такие, и с удовольствием участвовали в спектакле. Были сформированы связи к финансовой выгоде Саймона и его друга. Это не тот мир, в котором я живу, но я не вижу в нем никакого вреда.

– Все были довольны.

– Да, – она сворачивает на Принсес-стрит и говорит еще тише: – Проблема возникла, когда друг Саймона избавился от привязанности, которая становилась все более тревожной. Он нашел нового благодетеля, а его старый благодетель убил и его, и его нового любовника.

Мне следовало выглядеть шокированной, и я издаю подходящий звук, но я видела подобное раньше. Друг Саймона сбежал от токсичных отношений, и его за это убили. Слишком банальная история, независимо от периода времени.

Айла продолжает:

– Это грозило разразиться скандалом, особенно если учесть, что убийца был человеком с высоким положением в городе. Полицию подкупили, чтобы она смотрела в другую сторону. Боюсь, они были только рады умыть руки в этом вопросе. Однако им нужен был козел отпущения, и их взгляд упал на Саймона.

– Дерьмо.

– Ему было восемнадцать, сын ирландского эмигранта, и он был вовлечен в то, что они считали «девиантным» поведением. Он избежал виселицы только потому, что один из его бывших любовников имел достаточно влияния, чтобы помочь ему, и, к счастью, не побоялся вмешаться. Этот человек знает Хью, а через него узнал о моих методах найма, поэтому я взяла Саймона в конюхи. Не берусь сказать, что хорошо его знаю, но совершенно уверена, что он выбрал ту прежнюю жизнь по собственной воле, следуя своим склонностям.

– Это значит, что ему нравятся мужчины, а не хорошенькие горничные.

– Да. Он, как ты говоришь, водил дружбу с Катрионой. Я не видела ни намека на что-то большее.

Я задаю больше вопросов. Катриона и Саймон недавно ссорились? Может спорили? Не то, чтобы Айла знала об этом, кроме того, ее не было дома месяц, а Грей редко замечает домашние драмы.

Кажется ли Саймон другим? Айла описывает его как тихоню, а это не тот парень, с которым я разговаривала. Ей он кажется самим собой, но они мало пересекаются. Он больше общается с Греем, который не самый наблюдательный парень, когда дело касается его работников.