Текст книги "Раскол во времени (ЛП)"

Автор книги: Келли Армстронг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Что делать, если Катриона сейчас находится в моем теле?

Что делать, если я больше никогда не увижу своих родителей?

Делаю глубокие вдохи, чтобы успокоить мое бешено колотящееся сердце. Как там говорится о долгих, темных ночах души? Колдовской час, когда все мои худшие страхи воплотятся в жизнь, начиная с убийцы в доме и заканчивая тем, что я никогда больше не увижу своих родителей.

Не могу контролировать последнюю часть, за исключением того, что раскрытие убийства Катрионы может быть ключом к открытию врат. Может быть, я перенеслась во времени, чтобы остановить ее убийцу, прежде чем он нанесет новый удар. За исключением того, что это уже не тот парень, и я проделываю действительно дерьмовую работу, чтобы остановить его.

Я массирую виски, возвращаюсь к столу и снова сажусь.

Подношу ручку к чистой странице, чтобы застыть точно так же, как наверху. С чего начать? Какова начальная нить? Нынешние убийства? Первоначальная атака на Катриону? Или второе нападение – то, с которым я столкнулась, которое требует, чтобы убийца знал, что она помогает Грею и МакКриди?

Хватит. Не важно с чего начинать. Просто запиши все, что у тебя есть.

Убийство. Первая жертва. Арчи Эванс. Убит потому что владел информацией, которая нужна убийце. Что он знал?

Подождите.

Подождите секундочку.

Мы проверяли соседей Эванса по дому, пытаясь определить, чего хотел от него убийца. За что его пытали. Казалось, это было связано с антиэмигрантским движением соседей по дому. За исключением того, что это не заинтересовало бы современного убийцу. Каковы бы ни были его собственные убеждения, он преследует Эванса не для того, чтобы добыть информацию об антиэмиграционном движении девятнадцатого века.

Чего он хотел?

Он убил Эванса в течение двух дней после прибытия в этот мир. Он едва успел переместиться. Чего бы он хотел? Чего он мог хотеть?

Я вспоминаю свой первый день, когда я оказалась здесь. Когда проснулась в кровати наверху. Очнулась в чужом мире и теле. Чего я хотела тогда?

Ответов.

Кто я? Где оказалась?

Мне удалось получить ответы у Грея, прикинувшись, что ничего не помню.

Убийца не мог хватать каждого встречного и, прикинувшись потерявшим память, надеяться, что кто-то даст ему ответ на его вопросы.

Где я? Какой сейчас год? Какой день?

Черт возьми, он мог бы получить эти ответы, просто купив газету.

Какую информацию ему не удалось бы получить так просто?

Кто я?

Человек, в чье тело вселился убийца, знал Эванса. Он был связан с ним таким образом, что это означало, что у него была информация, необходимая убийце.

Кто я? Где живу? Чем зарабатываю на жизнь?

Ему не нужно было бы пытать Эванса для этого. Изобрази удар по голове и спроси, а если Эванс что-то заподозрит, тогда может убить его. Пытки означали, что ему нужно было больше.

Что мне нужно было, когда я только появилась здесь?

На самом деле, всё. Это было похоже на то, как если бы тебя бросили в чужую страну, где ты едва знаешь местный язык.

Как просыпаться по утрам? Каковы мои обязанности? Как я могу выполнять эти обязанности: где швабра, вода, мыло?

У меня был свой безопасный кокон, дом, полный порядочных людей, которые относились ко мне снисходительно. И все же мне нужно было больше, намного больше, все то, что я все еще выясняю, включая информацию об этом теле, в котором я оказалась. К счастью, сейчас у меня есть Айла, но те первые дни были постоянным облаком страха, что меня раскроют, потому что я ни черта не знала о Катрионе, и «проблемы с памятью» только завели меня далеко.

У убийцы было два варианта. Живи как человек, в чьем теле он оказался, или начни все сначала. Жить как этот человек – означало иметь дом, имущество и работу, но это также означало понимать жизнь этого человека так, как я не сделала с Катрионой.

Это то, чего он хотел от Эванса. Не просто «кто я?», а суть этого вопроса – расскажите мне все, чтобы я мог полноценно жить этой жизнью.

Откуда я родом? Что мне нравится? Как мне себя вести? Кого я знаю?

Вот почему ему нужны были пытки. Он схватил Эванса с намерением получить от него как можно больше, а затем убить его, чтобы замести следы и возобновить свою погоню за славой серийного убийцы.

Это означает, что потенциальный убийца Катрионы знал Эванса. Знал его достаточно хорошо, чтобы признать в нем источник бесценной информации.

Мне нужно узнать больше об Эвансе. Он жил со студентами. Был ли он тоже студентом? Может быть, на полставки? Подождите, МакКриди сказал, что он англичанин. Может быть, он приехал учиться в Эдинбург?

Он писал для газеты. Вечерний Курант. Работал ли он в офисе, с коллегами, или внештатно дома? Мне нужно будет спросить Айлу.

Я лихорадочно пишу, когда улавливаю отчетливый звук шагов.

Хватаю кочергу, подхожу к двери и вглядываюсь в темноту. Тишина.

Да пропади оно пропадом! Мои нервы ни к черту или же там кто-то есть. Я выхожу в гостиную.

– Эй? – Произношу я, потому что к этому моменту, если это просто Алиса, крадущаяся вокруг, чтобы посмотреть, что я делаю, я бы предпочла иметь дело с ней, чем постоянно отвлекаться.

Я иду по коридору мимо гостиной и столовой, но никого не нахожу.

– Если там кто-то есть, то я читаю в библиотеке, – услужливо сообщаю я, предполагаемому убийце.

Вздыхаю, крепче сжимая кочергу и возвращаюсь в библиотеку. Вернувшись к столу, останавливаюсь и оглядываюсь по сторонам. Ничего. Я кладу кочергу на рабочий стол, в пределах досягаемости, а затем выдвигаю стул, когда за моей спиной скрипит половица.

Глава 31

Я поворачиваюсь как раз в тот момент, когда фигура в темном плаще выскакивает из-за шторы. Он закрывает мне рот ладонью. Я толкаю его локтем в ребра, а затем поворачиваюсь и врезаю кулаком ему в живот.

Прежде чем он сгибается пополам, я мельком вижу мужчину среднего роста в черной маске. Затем понимаю, что «маска» – это темные волосы, падающие на лицо, когда он сгибается пополам от боли. Я хватаю его за волосы и приподнимаю голову.

– Саймон?

– Сдаюсь, – хрипит он, поднимая руки. – Я признаю поражение, прекрасная дева.

– Какого черта? – говорю я, когда он разгибается, держа руку на животе.

– Превосходно, Кэт, – хрипит он, пытаясь отдышаться. – Я полагаю, что заслужил это, пытаясь напугать тебя.

– Выпрыгнув из-за занавески? И это спустя два дня после того, как меня едва не убили?

Он смотрит на меня с сомнением.

– Два дня? Прошла неделя.

– Два дня назад на меня снова напали, и я провела целую проклятую ночь в тюрьме за то, что отбивалась от нападавшего, – я возвращаюсь к столу и убираю записи.

– Я ничего не слышал об этом, – оправдывается он, – я приношу свои извинения, Кэт. Я также благодарен, что остался жив, – говоря это, он потирает живот и корчит гримасу. – Кто научил тебя так драться?

– Это всего лишь опыт, приобретённый от двух покушений за последнюю неделю.

– Я не сомневаюсь и опять же, приношу свои извинения. – Он переводит взгляд на мои записи. – Что ты пишешь?

– Ничего.

Саймон делает несколько попыток вырвать из моих рук листы, но когда понимает, что я не намерена их отдавать, останавливается. Он присаживается на край стола, пока я прячу записи в лифе платья.

– Что ты здесь делаешь?

– Эм, это дом, в котором я работаю?

– Я имею ввиду почему ты внутри? Ночью. Как ты попал сюда?

– Открыл дверь ключом. Потому что это… дом, в котором я работаю. Я пришел на поиски еды. Я поздно встал и проголодался.

– Кухня двумя этажами ниже.

– Да, но я услышал, как кто-то двигался, когда был на лестнице. Пришел посмотреть, кто это был, и предупредить, что я в доме, чтобы не напугать.

– Вместо этого ты решил испугать меня?

– Потому что ты особенная. – Он ухмыляется. – Ты бы видела свое лицо. А теперь, если ты закончила допрос, у меня есть предложение.

– У-угу.

Он наклоняется и шепчет:

– У меня в комнатах есть маленькая палочка.

Это викторианский эквивалент приглашения в его комнату посмотреть его гравюры?

– Я не думаю, что мне нужно видеть твою палку, – говорю я. – Не сегодня.

– Увидеть мою палку? – он брызжет слюной. – Насколько сильным был этот удар по твоей голове? Я имею в виду, что у меня есть маленькая палочка опиума.

Я моргаю, прежде чем мне удается сказать:

– Нет, спасибо. В последнее время у меня и так достаточно проблем с сохранением ясности ума. Этот удар по голове подействовал на меня сильнее, чем я ожидала.

Я сосредотачиваю свое внимание на нем:

– Ты говорил, что у тебя нет идей, кто мог напасть на меня, ты не против, если я задам несколько вопросов? О себе. Так сказать, заполню провалы в памяти.

– Почему бы мне быть против? Ты говоришь, так будто просишь одолжения у незнакомца, Кэт. Мы ведь друзья, не так ли?

– Так и есть, но мне неловко признавать потерю памяти. Это заставляет чувствовать себя чудаковатой.

Это его отрезвляет, голос понижается.

– Мы никогда не должны испытывать таких чувств рядом друг с другом. Мир дает нам достаточно поводов для этого. Ты можешь спрашивать, что хочешь, и я отвечу столько, сколько смогу, и не буду судить за твои вопросы. – Он встречается со мной взглядом. – Никакого осуждения. Не между нами. Да?

– Да. Спасибо.

Мы спускаемся на кухню, где находим вчерашний хлеб и масло, а Саймон заваривает чай. Тогда я задаю ему вопрос. Начинаю с того, что расспрашиваю его о моем прошлом. Он не может здесь помочь – Катриона ничем из этого не делилась. Также он ничего не знает о ее подельниках. В этом случае он не хотел знать подробностей. Мне нужно будет поговорить с Давиной.

Если Катриона знала своего нападавшего, это показывает, что она была знакома с Эвансом через кого-то. Возможно, другого человека и не было, если все трое знали друг друга лично.

Соседи Эванса по комнате предположили, что он продавал информацию об их группе. Кому? Там могла быть связь между Эвансом, продающим секреты своей группы, и Катрионой, продающей полицейскую информацию Финдли. Могли ли они продавать одному и тому же человеку? Или связаны в одной и той же сети? Эванс дружит с кем-то в том мире, кого он использует, чтобы продавать свою информацию, и Катриона разозлила, или предала, того же человека, который пытался убить ее за это.

Это моя связь?

– Ты знаешь молодого человека по имени Арчи Эванс?

Саймон замирает и смотрит на меня.

– Эм, да. Парень, которого убил ворон-убийца. Ты помогла доктору Грею с его телом, не так ли? По крайней мере, Алиса так сказала. Этого ты тоже не помнишь?

– Я имею ввиду, знал ли ты его до того, как он был убит?

– На что ты намекаешь, Кэт? – он прищуривается, спрашивая.

– Я просто хочу знать, была ли я знакома с ним, потому что он показался мне знакомым.

Саймон расслабляется и пожимает плечами.

– Он писал для Вечерних Курант. Я читал тебе его статьи, возможно, упоминал его фамилию.

– А я когда-то говорила о нем?

– Нет, я такого не помню.

– Он жил с группой радикально настроенных студентов. Они против иностранцев и вообще против любого, кто не похож на них.

– Ты предполагаешь, что могла общаться с такими, как они?

– Надеюсь, что нет, но я не помню.

Он отрицательно качает головой.

– У тебя много недостатков, но фанатизм не один из них. Мы тогда вряд ли могли бы стать друзьями.

Что ж, засчитаем одно очко в пользу Катрионы. Но я также должна задаться вопросом, насколько хорошо Саймон на самом деле знал Катриону. Он кажется милым ребенком, и когда упомянул Алису, казалось, что любит ее. Знал ли он, что Катриона издевалась над ней? Сомневаюсь в этом, что заставляет меня задуматься, действительно ли группа Эванса могла быть ключом, и Катриона просто знала достаточно, чтобы скрыть свой фанатизм от Саймона. В конце концов, она была мастером показывать людям то, что они хотели видеть.

Этим я врезалась в кирпичную стену. У Саймона для меня ничего нет, и я болтаю еще немного, не желая, чтобы он чувствовал себя допрошенным и отвергнутым, прежде чем зевнуть и заявить, что давно пора спать.

Я вижу проблеск зацепки в нити, соединяющей Арчи Эванса с его убийцей и, возможно, с Катрионой. Это осознание заставляет меня проснуться как раз перед тем, как часы внизу пробьют пять. Я вскакиваю с постели с первыми лучами солнца, одеваюсь, выбегаю в коридор и тут же сталкиваюсь с бедняжкой Алисой, которая идет меня будить. Быстрое извинение, а затем бегу вниз по лестнице, чтобы начать свой день с того, что заберу поднос с завтраком для Грея. По словам миссис Уоллес, он уже встал, и я отказываюсь от утреннего хлеба и чая, чтобы отнести поднос в его комнату.

– Не хотелось бы, чтобы кофе хозяина остыл, – говорю я, выхватывая из рук ворчащей миссис Уоллес поднос.

Я поднимаюсь по лестнице так быстро, как могу, не опрокинув кофейник. У дверей Грея я останавливаюсь и делаю глубокий вдох. Затем стучусь и жду приглашения войти.

Грей усердно работает, и эта картина заставляет меня улыбаться. Тут не просто «тяжелая работа до 6 утра», что для него нормально. Дело в том, что он, кажется, не сильно усердствовал с остальным: лишь перекатился с кровати на стул вместе с одеялом, которое сейчас было накинуто на плечи.

– Могу ли я надеяться, что под этим вы хотя бы одеты, сэр?

Он лишь хмыкает, что значит оба варианта возможны. Ставлю поднос и разжигаю огонь. Сейчас я намного лучше в этом разбираюсь, моя внутренняя девушка-гид сияет от гордости. Теперь я успеваю подготовить камин перед тем, как он ляжет спать, что также оказывается полезно когда он не работает в предрассветные часы, разжигая камин самостоятельно.

Я быстро справляюсь, и к тому времени он позволил одеялу упасть, чтобы показать, да, он пристойный, его рубашка почти застегнута. Он стряхнул одеяло, не переставая писать. Я беру одеяло и начинаю складывать. Он хмыкает, что, кажется, означает, что он сам сделает это, но я продолжаю аккуратное его складывать, а затем поднимаю носки и раскладываю их. Этим утром я стала прислугой месяца по той же причине, по которой я примчалась с его завтраком.

Когда я решаю, что была достаточно усердной, чтобы ослабить его защиту, я спрашиваю:

– Можем ли мы обсудить это дело, сэр?

Он продолжает писать, и мои надежды рушатся. Я не отступаю, собираясь спросить вновь о возможном времени, когда он будет готов поговорить об этом, но он вставляет ручку в держатель и поворачивается ко мне в своём кресле.

– У тебя есть какие-то мысли?

– Да, сэр. Я хотела бы вернуться к первой жертве, Арчи Эвансу, – отвечаю я с энтузиазмом.

На это он хмурится.

– Эвансу?

– Мы еще не установили цель пыток. Какую информацию пытался получить убийца? Это ведь говорит о том, что Эванс знал своего убийцу.

Он хмурится еще больше:

– Да?

– Да. – Тут я запинаюсь, потому что не могу сказать Грею, чего, по моему мнению, хотел убийца, и как это доказывает личную связь. – Я считаю, что мы должны рассмотреть очень высокую вероятность того, что они знали друг друга.

Его взгляд скользит обратно к бумаге, и я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног.

– Я полагаю, что это возможно, – медленно произносит он. – Почему бы тебе не подумать об этом, Катриона, и представить свою теорию детективу МакКриди за чаем сегодня днем.

– Сегодня днем?

– Да. – Грей уже возвращается к своей работе. – Как бы я ни хотел заняться этим делом пораньше, мне нужно подготовить документ, и я опаздываю. Надеюсь, у меня будет время для расследования за чаем. Пожалуйста, предупреди мою сестру на случай, если она захочет присоединиться к нам.

С этим он возвращается к своей работе, тем самым отсылая меня.

Я вытираю пыль в библиотеке, затем пишу записку Айле, умоляя ее дать мне отгул на полдня, чтобы заняться расследованием. Также прошу полчаса ее времени, чтобы я могла получить совет о том, как действовать дальше. Знаю, что я хочу делать. Но не уверена, как это сделать в эту эпоху.

Я прилагаю записку к ее подносу с завтраком, который, как она предпочитает, остается за дверью после стука. Я не успеваю спуститься по лестнице, как слышу:

– Катриона?

Я спешу обратно и нахожу ее в коридоре. Она машет мне рукой, приглашая к себе.

Комната Айлы размером с комнату Грея. Обе достаточно велики, но я не ожидала от этого дома просторной опочивальни. Все помещения этого городского дома довольно четко разделены по назначению. Вы готовите на кухне, едите в столовой, сидите и встречаете гостей в гостиной, занимаетесь и читаете в библиотеке, спите в спальне. И Грей, и Айла выкроили уголок в своих спальнях: у него есть письменный стол для работы, а у нее – шезлонг для чтения. Стол Грея кажется втиснутым, там недостаточно много места для него, как будто Грей упорно настаивает на добавлении еще одной функции к тому, что должно быть простой спальней. Шезлонг Айлы вписывается гораздо лучше. Что у них общего? Обе спальни выглядят так, будто на них обрушился небольшой торнадо.

Я начинаю подбирать брошенный халат, но она отталкивает меня от него и сажает на стул. Затем она продолжает раздеваться. Я изо всех сил стараюсь не смеяться над этим. Викторианцы имеют репутацию ханжей, и в некоторых вещах это вполне заслуженно, но у них нет проблем с демонстрацией гораздо глубокого декольте, чем я бы решилась продемонстрировать в наши дни, и у них, по-видимому, нет проблем с тем, чтобы раздеться перед членом семьи того же пола.

С непростой одеждой и отсутствием молний – это все еще время, когда люди статуса Грея и Айлы могли ожидать, что камердинер или горничная помогут им помыться и одеться. Айла, кажется, не ждет помощи, но она раздевается и одевается так, как если бы привыкла делать это на глазах у других женщин.

Я замечаю, что ее нижнее белье отличается от моего. Вместо многослойных нижних юбок, которые носит Катриона, у Айлы легкая конструкция, похожая на клетку, чтобы добиться той же расклешенной юбки. Вероятно, легче, но я думаю, что буду придерживаться более теплых нижних юбок.

Я также замечаю еще кое-что. Ее отброшенные панталоны тоже имеют разрез между ног, но они хотя бы застегиваются на пуговицы. Я с удивление смотрю на это и решаю, что у меня есть новая цель викторианской моды – пуговицы на панталонах.

Она оглядывается через плечо:

– Я полагаю, ты не знаешь, как затягивать корсет? Я полагаю, даже осмелюсь сказать – надеюсь, в ваше время они не используются?

Я встаю.

– Угу. Ну, кроме как для игр.

– Игр?

– Костюмированные игры…эээ…интимного характера.

– Зачем кому-то хотеть…, – она качает головой, – нет не отвечай.

– Эй, это сексуально, – смеюсь я, – и на самом деле они не такие неудобные, как я думала. В некоторых книгах, которые я читала, говорилась, что корсеты едва ли не орудие пыток.

– Это потому, что и близко ты не зашнуровываешься так туго, как это делала Катриона. Раньше мне было интересно, как она двигалась в нем. Хотя я подозреваю, что ее целью было не столько уменьшение талии, сколько увеличение…

– Ее буферной полки? – заканчиваю я, от чего Айла смеется.

– Да, – говорит она, – хотя у меня никогда не было впечатления, что она использовала это, чтобы добиваться парней.

– Не, – говорю я, – для Катрионы это было отвлекающим фактором. Тебе многое может сойти с рук, когда парни пялятся на твою грудь. Я никогда не осознавала, насколько сильно, пока у меня внезапно не появилось это, – я показываю на свое декольте. – Это и дар, и проклятие. Я постараюсь использовать свою новую силу с умом.

Я сильно затягиваю ее корсет.

– Нормально?

– Достаточно хорошо для меня, так как я не ищу себе пару, и у меня нет потребности, или активов, чтобы отвлекать. Она поднимает чехол для корсета и стягивает его через голову.

– Теперь объясни мне эту зацепку, которую вы ищете.

Она так похожа на своего брата, что я невольно улыбаюсь, и перестаю улыбаться, вспомнив его реакцию на мой довод.

– Катриона? – окликает она и после минутного молчания продолжает: – Или я должна называть тебя Мэллори? По крайней мере, когда мы наедине?

– Я помню, что слышала цитату о том, что нет звука слаще, чем звук нашего собственного имени, и, черт возьми, мне странно приятно его слышать. Но из соображений безопасности нам, вероятно, следует придерживаться Катрионы.

– Я вполне способна не оступиться. Значит, Мэллори. Итак, зацепка. Ты не спешишь ею поделиться. Почему?

– Потому что твой брат отверг эту идею.

– Мой брат не знает, что ты детектив.

Это так, но и она также не знает всей истории.

Я подумываю рассказать ей, что привела с собой убийцу. Но если я скажу ей, обязана ли она рассказать об этом своему брату? Не наврежу ли я их отношениям, если поделюсь с ней подробностями расследования, которые она не может рассказать? Это достаточно веская причина, чтобы скрывать от нее эту информацию? Я все еще не уверена. Лучше подожду до тех пор, пока утаивание информации не поставит под угрозу расследование.

Конечно, есть и другое решение этой проблемы. И оно нравится мне гораздо больше, чем хранить секреты от Айлы.

– Может быть, нам стоит рассказать обо мне доктору Грею, – начинаю я. – Тогда он отнесся бы к моим теориям более серьезно.

– Мы не можем, – говорит она, – не сейчас. Пожалуйста. Мне нужно найти способ убедить его в правдивости твоей истории. Я исхожу из того, что абсолютное доказательство невозможно, и он будет бороться с этим. Более того, это будет отвлечением, которое он не может себе позволить. У него есть это дело, невероятно важное для Хью, а также документ, невероятно важный для самого Дункана.

Она пристально смотрит на меня.

– Если бы речь шла только, чтобы убедить его, что ты не Катриона, я бы попыталась сделать это ради расследования. Я не могу. Это обнаружит возможность прохождения через время, это открывает бесконечные возможности, и он не сможет просто игнорировать этот факт.

Когда я не отвечаю, она продолжает:

– Когда мы росли, наша мать всегда называла мозг Дункана буйным щенком. Дайте ему игрушку, и он будет яростно атаковать. Помашите перед ним более яркой, блестящей игрушкой, и он бросит первую, чтобы преследовать вторую. Это то, с чем он борется всю свою жизнь. Он должен заставлять себя фокусироваться на чем-то одном и не отвлекаться на обещания другого. У него невероятный ум, но он требует невероятной дисциплины.

Я понимаю, что она имеет ввиду. В современном мире это можно назвать легкой формой СДВГ (СДВГ – Синдром дефицита внимания и гиперактивности). Но я не уверена, что ему следует это контролировать, не в его возрасте. Грей может изо всех сил стараться не отвлекаться, но, судя по тому, что я наблюдала, как только он находит свою цель, он крепко за нее держится. Иначе он был бы сегодня со мной, расследовал это дело, а не заперся со своей бумагой.

Беспокойство Айлы попахивает синдромом старшего брата. Она до сих пор не верит, что ее младший брат может делать что-то самостоятельно, желает решить проблемы за него. Тем не менее, я здесь новичок, и даже предположить, что она нянчится с ним, означает предположить, будто я знаю этого человека лучше. Но это не так, я просто думаю, что могла бы, как человек со стороны, видеть его более ясно, мой взгляд не искажен прозрачными слоями его более молодых личностей.

– Пожалуйста, Мэллори, – говорит она. – Поверь, я знаю, как думает мой брат. Мы расскажем ему. Как только его работа будет закончена, или когда расследование зайдет в тупик. А до тех пор я разберусь с любыми сомнениями относительно твоих доводов. Итак, зацепка?

– Я думаю, что первая жертва, Арчи Эванс, знал убийцу.

Я привожу свои аргументы, избегая говорить о том, что мучитель Эванса, возможно, был человеком из будущего. И мои доводы слабы без облечения правды, и Грей был прав отмахнувшись от моей теории. Если Айла сделает то же самое, я признаюсь ей, но она только говорит:

– И что ты собираешься делать с этим?

– Нужно узнать об Эвансе. Нужно исследовать его комнату, но я больше не могу появляться на глазах у его соседей по комнате. Я сожгла этот мост.

– Могу я спросить почему? – спрашивает Айла, застегивая блузку.

– Их главарь заставил меня разбить об него стол.

– Заставил тебя?

– Все вышло неудачно. Однако, я подружилась с хозяйкой дома, которую похоже достали эти маленькие засранцы. Надеюсь, она и есть мой пропуск в дом и, возможно, в комнату Эванса. Мне просто нужно несколько свободных часов и эээ… указать направление. А также совет, чтобы я не наговорила чего-нибудь грубого или странного, из-за чего мне пнут под зад.

– Другими словами, ты хочешь чтобы я пошла с тобой.

– Нет, мне просто нужен…

– Напарник. Тот, кто понимает этот мир и поможет тебе. Тот, кто не «сжег мосты» с друзьями Эванса и тот, кто может получить от них информацию.

– Я не думаю, что…

– Да и…, – она лукаво смотрит на меня и улыбается, – и также тебе нужен отгул на полдня, не так ли, мисс Катриона? Полдня, которые может разрешить только хозяйка дома.

– Ты шантажируешь меня, чтобы я взяла тебя с собой?

– Да, конечно. Теперь соберись, а я сообщу миссис Уоллес, что мне понадобится твоя помощь с покупками.

Глава 32

Итак, я пошла играть в викторианского детектива с Айлой. Если бы на меня надавили, я бы признала, что счастлива от ее присутствия рядом со мной. Да, полезно иметь кого-то, кто знает город и обычаи, и еще лучше, что я могу облажаться и нуждаться в помощи. Но еще она мне нравится, и пока я в этом времени, хотелось бы узнать ее получше. Она также единственный человек в этом мире, с которым я могу быть собой. Так что, да, я рада, что мы вместе, даже если я беспокоюсь, что это не совсем безопасно. Вот почему я бы пошла одна, если бы у меня был шанс.

Мы идем в Старый город. Если нам понадобится извозчик, мы наймем его по дороге домой, но стоял великолепный день с редкими солнечными лучами. Прогулка также дает нам возможность сначала заглянуть в небольшой магазин на Принсес-стрит, который обслуживает «дам» Нового города. Это викторианский эквивалент The Body Shop или Sephora, где есть все, от кремов до косметики. Однако «косметика» – это не тушь и помада. Судя по тому, что я видела, этого мало. Вместо этого у них есть крошечные ампулы, рекламируемые как косметические средства, вроде ртути для ресниц. Или вы можете осветлить свои веснушки и солнечные пятна с помощью сульфата свинца. Айла указывает на них и уверяет меня, что тоже их избегает – преимущество практикующего химика.

Я беру баночку крема для рук, который пахнет чайной розой, и продавщица клянется, что мои руки будут гладкими как шелк. Почему-то я подозреваю, что это обещание не распространяется на потрескавшиеся руки горничной, но если я собираюсь потратить часть наличных в своем кармане, лосьон для рук находится в верхней части моего списка самых разыскиваемых вещей. Когда переворачиваю банку в поисках списка ингредиентов, продавщица смотрит на меня с таким прищуренным взглядом, которого я не видела с тех пор, как Мэллори в раннем подростковом возрасте забредала в MAC Cosmetics со своими друзьями.

Даже после того, как я поставила банку, она продолжает смотреть на меня. Подходит Айла, и я шепчу:

– Я пропустила табличку «Горничным запрещено»?

– Нет, но возможно, что ты здесь не в первый раз.

– Ах, верно. Кошечка Легкие Пальцы снова наносит удар.

– Кроме того, да, это не тот магазин, который часто посещают слуги, – она наклоняется к моему уху: – И тебе не нужен этот крем. Это завышенная цена и почти наверняка фальшивка. Позволь мне придумать что-нибудь для тебя дома.

– Я могу приготовить это сама? Под присмотром?

– Конечно, – говорит она с улыбкой. – Я тоже рада поделиться моей работой, как и мой брат. Хотя я подозреваю, что мою ты найдешь гораздо менее интересной. Если тебе нравится запах этого крема, то здесь мы закончили. Теперь у нас есть подарок для хозяйки пансиона.

Она относит банку продавщице, которая упаковывает ее в самую изысканную упаковку. Айла что-то бормочет, а женщина улыбается и штампует на упаковке замысловатый логотип магазина. Затем мы уходим.

По дороге я спрашиваю Айлу о Катрионе. Это тупик. Она ничего не знает о девушке, кроме того, что та, похоже, из семьи среднего класса. Катриона больше ничего не сказала о себе ни Айле, ни МакКриди. Мне остается надеяться, что Давина знает больше.

Мы подходим к пансиону и проскальзываем к черному ходу, который, по мнению Айлы, ведет к кухне и личным покоям хозяйки.

Прежде постучаться, Айла роется в своей маленькой сумочке в поисках жестянки и протягивает ее.

– Мятные леденцы?

Я смотрю на крошечные леденцы. Они размером с Тик Так, но больше похожи на обезболивающее.

– Да. Это всего лишь мятные леденцы, – отвечает она. – Я делаю их сама.

Я беру один. Это интересная консистенция, нечто среднее между твердой карамелью и быстро растворяющейся мятой. Крепкий, но с приятным вкусом.

Айла выхватывает два и затем стучит.

Она выбрала подарок с умом. Как только миссис Троубридж видит печать магазина, она замешкалась, прежде чем пригласить нас. Я объясняю, что ужасно переживаю из-за сломанного стола и беспорядка, случившегося на днях, и что хотела принести ей небольшой презент в виде извинения. Не думаю, что ей нужно мое оправдание. Черт, я даже не уверена, что она слышит меня, пока она не втолкнула нас внутрь.

В течение двух минут я обыскиваю комнату Эванса, пока Айла развлекает хозяйку. Айла заметила, что миссис Троубридж выращивает укроп, розмарин и пиретрум, которые, по-видимому, являются средством для лечения артрита, и это дало Айле источник беседы. Она объяснила, что ее юная подруга, я, надеялась увидеть комнату «бедного убитого парня» и засвидетельствовать свое почтение, и между получением подарка и поиском кого-то, с кем можно поговорить о траволечении, хозяйка была слишком счастлива, чтобы подвергать сомнению странную просьбу. Она заверила меня, что мальчики на занятиях, и меня никто не побеспокоит.

У Эванса была своя комната, хотя она даже меньше моей. Мне потребовалось двадцать минут, чтобы провести тщательный обыск. Я нашла учебники, все засунутые в пыльный угол, предполагающие, что он был недавним выпускником. Один порнографический роман, спрятанный там, где его не найдет хозяйка. Одну трубку для гашиша, часто используемую, последний раз – недавно. Остаток внутри предполагает наличие опиума.

Эта трубка наводит на мысль, но я пока отбрасываю ее в сторону. Роюсь в одежде и туалетных принадлежностях, но не нахожу там ничего спрятанного. На видном месте лежит альбом с вырезками из его газетных статей. Просматриваю, а затем кладу альбом в сумку, которую взяла с собой для нашего предполагаемого похода по магазинам. Да, я чувствую укол совести, беря альбом, который захотела бы получить его семья, но у меня нет времени читать здесь, и я сомневаюсь, что смогу порыться в старых газетах в библиотеке… если здесь есть публичная библиотека. Кроме того, прошла неделя со дня смерти Эванса, и не похоже, чтобы кто-либо пришел забрать его вещи или попросил их упаковать.