Текст книги "Я стану твоим зверем (СИ)"
Автор книги: Катерина Снежинская
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
ГЛАВА 13
Всё-таки драконы о своих парках не слишком заботились – дорожки расчистили и ладно. Ни скамеек тебе, ни беседок: идёшь себе, идёшь, пока ноги не устанут, а как устанут, так можно обратно повернуть. Хоть, в самом деле, на дерево полезай, чтобы подумать спокойно!
Ренна подняла голову, зачем-то заслонившись рукой, хотя солнце в глаза и не било, свет путался в густой кроне золотолиста, ярко подсвечивая оранжевое, охру и лисью рыжину. Чуть в стороне – не слишком и высоко, но рукой не дотянешься – тихонько, будто приглашая, поскрипывал толстый сук с удобной выемкой посередине. Да только как до него добраться-то? Пониже ветки совсем тонкие, непрочные, не вот тебе лестница. Её высочество хмыкнула, да и уселась на землю, мягко выстланную палыми листьями, которые никто убрать не удосужился. Подобрала ноги, обхватив руками колени, пристроив подбородок. Ну и что? Так даже удобнее, чем на скамейке, да и не увидит никто.
«Таких, как ты, больше нет» – привязчивой ярмарочной припевкой крутилось в голове. Ренна и рада была избавиться от изрядно поднадоевшего мотивчика, да никак не получалось. И ладно бы, сомневайся её высочество в собственной уникальности, так ведь нет. Сложно заработать комплекс неполноценности, родившись в Багряном зале[18]18
Согласно закону, дети императора рождаются в Багряном (отделанном камнем порфир) зале при большом количестве свидетелей. Отсюда эпитеты «багрянородный», «порфирородный»
[Закрыть], да ещё едва не в колыбели обручившись с гемноном. Ведь именно её – единственную из всех венценосных дев семи королевств, одной империи и никем не считанных княжеств, герцогств, марок и независимых баронств Закатных Земель – Защитник выбрал в свои супруги. Конечно, Старшей матерью по традиции именно императорские дочери становятся. Но традиции традициями, а желающих на это место хватает. Ну и как тут не уверовать в собственную неповторимость?
«Таких, как ты, больше нет…» – это ведь даже не комплимент, просто констатация факта. Так почему же задело? Может, дело не в смысле, а в тоне, каким сказано было? Что-то в этом, что-то…
«Помни: не люди и драконы для тебя, а ты для людей и драконов! – твердили Наставники. – Мы все служим Защитникам. Ты же станешь служить величайшему из них, с тебя и спрос как со всех людей разом. Но не забывай и о том, что ты нить связующая. Потому, служа гемнону, ты должна заставить его служить империи!» Ну да, были, были мечты о любви, и о счастье. Думалось и такое, о чём Святителю на исповеди не расскажешь, виделся дракон – громадный, страшный – покорно положивший морду ей на подол. Но, потому в своих фантазиях никому и не признавалась, что понимала: не сбудутся. Себя-то уговорить-убедить можно, а вот реальность изменить вряд ли получится.
Ренна усмехнулась, смущённо почесала нос о скрещенные запястья. Вспомнилось, как перед свадьбой себя убеждала: «Я стану счастливой!» Сейчас казалось, что с того утра не месяца, годы прошли. Была девчонка, несмотря на все уроки наставников до одури наивная: «Вот чтобы вы мне не говорили, всё равно по-своему сделаю!» А стала… Великий знает, кем стала, но наивности точно поубавилось.
Да, стоило сюда приехать, чтобы эту самую реальность печёнкой прочувствовать: не будет мужчины и женщины, не будет мужа и жены. Если очень постараться и повезёт, то выйдет из всего этого банальный, но благополучный брак двух венценосных особ: союзников и, может, даже друзей. Не получится – останется одна банальность.
Правда, было дело, недолго, но мерещилось: сбудется сказка, пусть не о драконе и принцессе, а о герое и сбежавшей невесте. Стоит благодарить Великого, что много не нафантазировала, да и сделать ничего толком не успела, зато опыт получила бесценный.
Ренна сорвала подсохшую уже, желтоватую травинку, сунула в рот и тут же выплюнула – горько.
Ну да, горечи хватало, но она не яд, отплюёшься.
«Таких, как ты, больше нет!». Никуда не денешься, хочешь не хочешь, а признать придётся: почудилось в этом что-то и от той самой сказки, и от обещания стать счастливой, и от… В общем, простое, даже человеческое. Даром, не человеком сказанное, но, может, потому так и зацепило?
Вот только вопрос: а ей, Ренне, это нужно?
Принцесса подцепила цепочку пальцем, потянула, вытаскивая медальон, щёлкнула крышкой, рассматривая миниатюру, знакомую лучше, чем собственное лицо, до последней трещинки на лаке.
Гемнон к портрету никакого отношения не имел. Да, художник постарался, выписывая черты лица. Вот только не сумел он передать тяжкую каменную угрюмость, жёсткость, а, может, даже и жестокость, чернильно-чёрную яму, в которую чужие чувства ухали без следа. А своих у этой расселины, заменяющей гемнону душу, кажется, отродясь не было. Лишь тоска и ярость, да и то приходящие исключительно во сне. Ну ещё растерянность, которую рождала всё та же бесчувственность, неумение не то что с другими – с собой ладить.
И вдруг: «Таких, как ты, больше нет!» Значит, на дне ямы что-то теплилось? Но нужен ли самородок – пусть даже россыпь самородков – спрятанный под горой? Ведь всю жизнь можно потратить, пока докопаешься. Не разумнее ли согласиться на банальность и потрудиться, чтобы, в конце концов, всё-таки повезло? Она же принцесса, а не крестьянка, потому и без завиральных идей и высоких чувств вполне обойдётся.
Ренна подбросила медальон на ладони, захлопнув крышку.
– Я не помешаю?
– И что за манера подкрадываться? – буркнула принцесса, опираясь на руку, чтобы встать.
– Сиди, сиди, – махнул рукавом Нангеши, – лучше я тоже пристроюсь.
– Очередная порция душеспасительных бесед? – фыркнула её высочество, но вставать передумала.
– Кстати, что такое душа? – Крылатый садиться не стал, улёгся рядышком, небрежно на локоть опершись. Сапоги – золочёной кожи, вышитые таким же шнуром, с резной оковкой на носке – нелепо торчали из-под полы мантии. А вот капюшон и рукава Говорящий предусмотрительно поправил, скрывая лицо и руки до кончиков пальцев. – Сначала думал, что так люди духов называют, но, кажется, ошибался. К примеру, что значит душеспасительный?
– Обратитесь лучше к Святителям, – неохотно отозвалась Ренна, – я в теологии не сильна.
– Ну так объясни, как можешь.
– Но и вы тогда ответите на мой вопрос.
– На один? – кажется, Крылатый усмехнулся. – Но твоя очередь первой.
– Душа – это… – принцесса тяжело вздохнула, сорвала ещё травинку, намотала на палец. – Это то, что остаётся после смерти, наша сущность. Если человек вёл праведную жизнь, не нарушал запретов и следовал наставлениям Великого, тот принимает душу к себе, в Небесные Сады. Если же нет, то душа отправляется к Харсу в Подземье на вечные муки.
– Заня-атно, – протянул Нангеши, – я считал, что суть человека – это кости и плоть, а после смерти от них остаётся… Ну то, что остаётся. С другой стороны, надо же и людям во что-то верить, верно? Ты хотела о чём-то спросить?
– Да, – Ренна разорвала измочаленный стебелёк. На Говорящего она по-прежнему не смотрела. – Гемнон сказал, что меня выбрал не он, а кольцо. Я хотела бы знать, что он имел в виду.
– То, что Арэн и сказал, – пожал плечами дракон. Ренна промолчала, упорно глядя в землю. – Ну, хорошо, – Нангеши перевернулся на спину, подложив руки под голову и не забыв натянуть капюшон. – Говорят, раньше такие кольца были у всех Крылатых. Не знаю, в это мне слабо верится. Главное, что сейчас они остались только у глав родов. Потому что именно им важнее всего получить здоровое и многочисленное потомство. Перстень передаётся наследнику после смерти отца. Или когда становится ясно, что детей у главы больше быть не может…
– Это всё, несомненно, интересно, но нельзя ли поближе к сути? – нетерпеливо перебила принцесса.
– К сути… – Говорящий поскрёб кончик носа под капюшоном. – Понимаешь, тут всё очень просто и сложно одновременно. Когда Крылатый встречает свою Мать, кольцо ему подсказывает, дарит видения.
– Какие?
– Каждому разные. Оно просто показывает, что у него с этой Крылатой может быть в будущем. Ведь по-разному случается. Допустим, Мать подарит много детей, но станет невольной причиной гибели мужчины. Или, ещё проще: женщина способна подарить и сыновей, и дочерей, но запросит такие выкупы, что носитель кольца собрать не сможет.
– То есть, от выбора кольца можно и отказаться? – уточнила Ренна.
– Конечно. Собственно, это и не выбор, а так, подсказка. Правда, в легендах говорится, будто раньше перстни могли найти истинную пару, но что это такое сейчас даже и духи не слишком хорошо понимают, а…
– Тогда почему гемнон сказал, что именно кольцо меня выбрало? – упёрлась принцесса.
Говорящий сел, обняв руками колено.
– Кольцо только инструмент, оно способно показать лишь одно из множества возможных будущих, – повторил осторожно, будто пробуя слова на вкус. Или на температуру: не слишком ли горячо. – Мы всегда должны следовать воле духов, даже если увиденное кажется очень соблазнительным.
– Я не понимаю…
– Собственно, то, что увидел Арэн, можешь увидеть и ты: перстень-то теперь твой.
– И как это должно сработать?
Принцесса накрыла кольцо ладонью, сама не очень понимая, что сделать хочет: то ли защитить его, чтобы никто эти мифические видения не подсмотрел. То ли потереть, как волшебную лампу, заставив миражи явиться немедленно.
– Подожди, – Нангеши мягко положил руку поверх ренниной, – иногда правда заставляет нас заблуждаться больше, чем ложь просто потому, что мы её знаем не целиком. Поэтому нужно или слышать все ответы разом, или не знать ничего.
– Вот чего-чего, а кусочков правды с меня достаточно, – принцесса решительно выпрямилась, расправила плечи, хотя под грудиной и похолодело, засосало длинно и тошнотворно в предчувствии… чего-то. – Говорите, что делать!
– Тебе – ничего, – помолчав, тихо ответил дракон, – просто слушай духов.
Крылатый закрыл глаза её высочества ладонью, зашептал, рассыпая дробь речитатива.
* * *
Человеческие леса ему совсем не нравились, раздражали: дорожки ровные, широкие, через неестественные, будто даже и ненастоящие кусты всё на просвет видно. Деревьев мало и стоят они тоже ненормально, словно кто-то им указал, как расти. Слишком много фонтанов, статуй, порой непонятно, что и изображающих. А ещё строений, смахивающих на усыпальницы, только внутри не саркофаги, а лавки с подушками, столы. Просторно кругом и оттого неуютно, укрыться негде, если вдруг что. И, несмотря на всю правильность, от чувства, что заблудился, никак не отделаться. Хотя вон он, императорский дом: высится каменной чересчур большой громадиной, насмехается: идёшь, идёшь к нему – никак не дойдёшь.
А ещё людей слишком много – странных, непривычных. Эти даже и не пытаются быть незаметными, угождающими, таращатся во все глаза, словно никогда Крылатого не видели. Может, и не видели, но что с того? Липкие, слизнями ползущие по хребту взгляды, нервируют, заставляя напрягаться плечи.
И от предстоящего дела радости мало, но сделать его придётся. Зря Нангеши кудахчет, как наседка над гнездом, он и сам всё понимает: духов не обмануть, но можно выгадать время. Ни Барт, ни Велер пока не могут занять его место, силы не набрали – надо ждать. Значит, сейчас он возьмёт человеческую Мать, а там будь что будет.
Он знает, что будет: тяжёлое небо в клочьях неподвижных жёлто-серых туч; ободранные скелеты золотолистов; тихий шорох палой листвы и тоскливый запах прелости; гробница из неуместно светлого, словно умытого мрамора; статуя на саркофаге – его собственная. И Крылатая рядом, Крылатая в траурном платье. Женщина просто стоит, безвольно опустив руки, молчит. Но её зверь ревёт, мечется в невидимой клетке, калеча крылья, беснуется. Но от боли некуда деться, даже если выпустить зверя на волю, потому что она всё равно останется внутри. Крылатая поворачивается, словно на звук шагов… Поворачивается… Поворачивается…
Да, он знает, что будет. Первую раз свою могилу и женщину увидел давно, очень давно. И с тех пор духи не устают напоминать ему о будущем. Когда-то даже казалось, что Крылатую зовут Ингрин, но ошибался: эта женщина ему пока не встретилась. К сожалению, пока не значит никогда. Умереть не страшно, страшно оставить её возле саркофага наедине со сходящим с ума от боли зверем. Но и для этого ещё рано, сейчас надо выбрать Мать.
Человеческий детёныш выпал под ноги так неожиданно, что он едва не наступил на девочку. Вернее, даже и наступил – на подол, порвав ткань, заставив ребёнка снова сесть. Больно ей было, наверное: потёрла рассаженные до крови ладошки о юбку, и без того уродливое обезьянье личико скривилось – сейчас реветь начнёт. Наверное, вот эту пропажу и искали. Резкие аукающие вопли он давно слышал, просто не обращал внимания – к нему-то это никакого отношения не имело.
Дитёныш неловко попыталась встать, и ничего не вышло – запуталась в одёжках. Засопела серьёзно, подобрала руки с ногами, как щенок разъезжающиеся лапы, попробовала ещё раз – упорная. И реветь девчонка, кажется, не думала.
Он наклонился, чтобы помочь, коснулся плеча… Перстень, привычный, как палец, на котором надет был, сжался так, что кости хрустнули, до локтя прострелило огнём. Кусты, гравий, девчонка, даже небо выцвели, а потом и вовсе стали тенями. Перед глазами полыхнуло белым…
… женщина стоит на краю выступающей ладонью скалы – у самого обрыва, даже щебень из-под подошв сыплется, отчего его зверь нервничает, требуя расправить крылья, подхватить, оттащить беспомощную. Не броситься к ней тяжело, почти невозможно – зверь беснуется. Но он замирает на месте, заворожённый росчерком хрупкой, как яичная скорлупа фигурки на бескрайнем холсте неба, тонкими раскинутыми руками, пряжей светлых, почти белых волос. А больше всего её криком: бездумным, бессмысленным. Счастливым.
– Я люблю небо! – кричит она, подаваясь вперёд, налегая грудью на ветер.
Перепуганный зверь ревёт. Только где-то там, под безумным страхом за эту ненормальную есть уверенность: он не даст ей упасть – никогда, ни за что. Но научит летать. Пусть у неё нет крыльев, зато его хватит на двоих…
… тьма мешается со светом, пластаются в неразличимом тумане, кружатся, дурманят, не хуже огнёвки[19]19
Огнёвка – растение, содержащее алкалоиды.
[Закрыть], не давая думать. Где-то сбоку мерно раскачивается луна – он не видит, но знает: она там есть. Крошечные оранжево-алые отблески свечей плещутся в широко распахнутых, будто от боли глазах – светлых-светлых, почти прозрачных с чёрными провалами зрачков. А за ними, за огоньками, его собственное отражение: громадное, чёрное, страшное – чудовище, животное, медведь-шатун, рвущий жертву. Его собственная рука – будто чужая, непривычная – с намотанными на запястье белыми прядями. В ушах, как набатом, тяжелое, с присвистом, со всхлипами дыхание.
Он пытается отшатнуться, но ладошка – такая слабая, такая сильная – лежащая на его загривке, не пускает, её пальцы путаются в волосах, держат куда крепче цепей.
– Мой… – не то судорожный вздох, не то всхлип, не то стон.
И мир окончательно теряет реальность, оставляя только пластающееся огненно-чёрное марево…
… ребёнок замечает его первым, победно гудит не хуже боевого рога, извивается ужом, пытаясь выбраться из материных рук, тянет к нему пухлые, ещё в младенческих перевязочках ладошки. Тогда и она оборачивается, улыбается – привычно, знакомо. Невероятно. Потому что собственная любовь цены не имеет – бесценно, когда любят тебя. А она любит. Его любит…
Девочка спрашивает – он отвечает, не понимая ни вопросов, ни собственных ответов. В голове гудит, мир плывёт, как после хорошего удара по затылку. В горле першит, на глаза давит изнутри – вот-вот лопнут и вытекут. Да и грудь распирает незнакомое, непонятное, очень болезненное, но оставляющее сладкое послевкусие на нёбе: ещё не нежность, не привязанность, не благодарность и уж, конечно, не желание. Надежда на всё это и, может, даже большее?
– Арэн, ты совсем обалдел? Тебя уже обыскались! – орёт невесть откуда взявшийся Велер.
Наверное, сейчас он не только Крылатого, но и стада горных быков бы не заметил. Но от этого желание свернуть братцу шею меньше не становится. Впрочем, рассказать об увиденном – о будущем! – хочется ещё больше. Но зверь настороженно прирыкивает, выпуская кончики когтей и снова втягивая их в лапы: молчи! Не понять, что насторожило, что не так, но привычка слушать его сильна, потому ничего и не говорит, огрызается по своему обыкновению, мол: мне время нужно.
Встать с колена очень трудно. И почти невыносимо отвернуться от малышки, совсем на ту женщину не похожую, но это же всё равно она. Повернутся же спиной совсем уж невозможно. Только он справляется, теперь-то с чем угодно справится! Что-что, а умения ждать хватает, да и ждать не так уж долго.
А перстень-то ей отдал? На руке его нет, значит, отдал, так ведь? Точно отдал, а она взяла и лишь это имеет значение.
– Арэн, с тобой всё в порядке? – тихо спрашивает Нангеши.
– Что не так? – бурчит.
Братья мешают, ему сейчас всё мешает. Оказаться бы где-нибудь одному, укачивая то тёплое, что внутри поселилось.
– Да, может, всё и так, – фыркает Велер, – просто улыбаешься ты не часто. Постой-ка, дай припомнить, последний раз это было… Никогда? Живот прихватило или, наконец, сообразил, что учудил?
– Шуточки твои…
Носок сапога цепляется за щебень, дорожка уходит из-под ног, будто её дёрнули.
… тяжёлое небо в клочьях неподвижных жёлто-серых туч; голые скелеты золотолистов; тихий шорох палой листвы и тоскливый запах прелости; гробница. Крылатая поворачивается, словно на звук шагов… Поворачивается… Поворачивается… Уложенные в сложную причёску волосы белеют под алым покрывалом. Светлые глаза неживые, стеклянные от слёз, не видящие. Губы сжаты плотно, в почти невидимую полоску, у уголков глубокие морщины. Её зверь ревёт, бьётся в бесконечной агонии.
– Она же не Крылатая! – собственный голос доносится из такого далёкого далека, что он едва слова разбирает.
– Кто? Ребёнок? Да человек она, человек!
Кажется, он хохочет, а, может, и нет. Но это ведь и вправду смешно! Шанс, чтобы как у всех, есть. Да что там! Есть шанс, чтобы не как у всех! А конец-то всё один: выбирай. Не ошибись только.
* * *
Ренна потёрла лицо. Голова не кружилась, но мир странно двоился, будто золотолисты загораживал призрак дворцового парка. А ещё собственное тело ощущалось непривычным, неловким, слишком маленьким и чересчур гибким, гуттаперчевым почти. Эхо чужих мыслей и чувств толкались под черепом, силясь выпихать её собственные. Но неприятное быстро уходило, таяло. В прошлый раз было так же.
– Но я же действительно не Крылатая… – пробормотала, слыша свой голос будто со стороны.
– Не Крылатая, – ответ Нангеши был ещё тише, неразборчивее. – Не спрашивай, почему так. Я не знаю. Духи не пожелали объяснить.
– Впрочем, это неважно, – её высочество мотнула головой, стряхивая остатки наваждения. – Объясните лучше другое. Ему… То есть, я хотела сказать Арэну… В общем, он не умереть боится, а оставить… Вы понимаете? Чтобы кому-то плохо стало боится, – Ренна покосилась на Говорящего, убедившись, что тот кивнул, мол: понял. – Согласитесь, это же ненормально! И ещё. Там, когда кольцо показало… Ну, про меня. Про нас. Он же обрадовался, тогда почему?..
– Почему он от тебя отказался или почему его так поразило, что Крылатая – это ты? – мягко уточнил дракон. – Впрочем, ответ один. Только мне придётся…
– Нет, больше никаких видений!
Принцесса шарахнулась, забыв, что сидит, больно ткнулась локтём в землю, да ещё и ладонь о сучок расцарапала.
– Да я просто кое-что рассказать хотел, – безмятежно уточнил Нангеши.
Его лица Ренна, конечно, не видела, но почему-то показалось, что дракон рожу скорчил: брови приподнял эдак невинно-невинно и губы бантиком сложил. Её высочество не выдержала – фыркнула. Хотя, наверное, смех в такой ситуации не слишком уместен.
– Рассказывайте! – позволила милостиво, отирая рассаженную ладонь о подол.
– Только не говори Арэну, что ты от меня информацию получила, ладно? А то останутся Серые Скалы без Говорящего с духами. Людям это знать не положено. – Дракон откинулся, опёрся на локти. – Видишь ли, последние несколько веков Крылатые только и делают, что отступают. Раньше мы ещё и здоровенный кусок степи контролировали, хватало сил стойбища Харсовых тварей громить. А теперь только Грань удерживаем, да близлежащие деревни. Впрочем, ты сама видела, что и это удаётся не всегда.
– Почему? В смысле, почему так получилось? – негромко, даже дыхание невольно задержав, спросила Ренна.
Информация и впрямь оказалась сногсшибательной. Во вполне прямом смысле – принцесса порадовалась, что уже сидит, а то не избежать бы конфуза.
– Нас очень мало, – просто ответил Нангеши. – И с каждым поколением становится меньше. Да и не все Крылатые охотно ходят в патрули. Многие предпочитают оставаться дома: мастерить, торговать. Кто-то даже поговаривает о том, чтобы шахты завести. Такие занятия им нравятся больше и на выкупы скопить легче.
– А Арэн ничего не хочет менять?
– Нет, дело не в нём, а в нашем отце, – Говорящий вроде бы поморщился, да и тон у него стал таким… кислым. – Он как раз хотел всё изменить. Точнее, не всё, а чтоб было, как раньше, вернуть Крылатым силу. Но одно дело хотеть, а другое сделать. Только от его желания больше детёнышей рождаться не стало.
– Подождите, но ведь можно же…
– Если ты о человеческих идеях, то лучше даже не начинай. Крылатым изменить привычную жизнь всё равно, что тебе… – Нангеши замялся. – Всё равно, что тебе Крылатым стать, причём воином: и невозможно, и даже представить дико.
– Вряд ли вы испокон веком с людьми торговали и мечи с настойками для них делали, – буркнула принцесса.
– В общем, гемнон сам изменить ничего не мог. Но вбил себе в голову, что это сможет сделать его наследник, – продолжил дракон, неуместных замечаний упорно не слыша. – Понятно, что Арэна ни в детстве, ни в юности, ни даже когда взрослым стал, не осенило. Да и что тут придумаешь? Но отец в нём разочаровался и никогда не забывал об этом напомнить. Крылатого в рейде убили? Арэн виноват, вот если бы он… Деревню разграбили и люди зерна прислали меньше? Арэн виноват, вот если бы он… Вынуждены очередную крепость бросить, потому что для неё даже минимального гарнизона не набрали? Догадайся, кто виноват. Причём не понятно, что ему надо было делать. Естественно, брат из кожи лез, только б доказать: он стоит отцовского одобрения. Не доказал.
– Четвертовать мало! – пробормотала Ренна.
– А у людей так не бывает?
– Бывает, конечно, но…
– Ну так и не суди. В общем, своего папаша добился: Арэн уверен: он ни на что не способен и, по большому счёту, никому не нужен. Так, передаточное звено от своего отца до следующего гемнона, который, конечно же, всё сможет исправить. Да тут ещё папаша к духам ушёл, причём в рейде они с братом вместе были – Арэн к нему просто не успел. А старый гемнон, решив, что он молод не только душой, но и телом, в одиночку полез на толпу выродков.
– Я смотрю, вы отца тоже не слишком жалуете.
– Угадай, кого в его смерти обвинил брат? Себя. Потом Ингрин… Короче, в итоге брат решил дождаться, когда Барт будет готов стать гемноном. Но тот со всеми разругался и к людям ушёл. Следующий по старшинству Велер…
– Кстати, по-моему, я его ещё не видела?
– Видела, он тоже тебя встречал. Только дело не в этом. Очень это видение с могилой и Крылатой Арэну досаждало, поэтому он и от женщин, даже человеческих, старался держаться подальше. Но мы всё-таки его уговорили взять Мать, как положено. Брат согласился, решил, что ещё немного времени выгадает. А тут ты…
– А тут я, – покорно кивнула Ренна. – Но почему он отказался? Я же знаю, что…
Принцесса замолчала, прикусив губу.
– Понимаешь, – Говорящий снова сел, обхватив колено. – Такие пары, как у людей, у нас встречаются нечасто. Я говорю про привязанность, любовь – не знаю, как это правильно сказать. Но случается. Особенно в легендах: «Он ушёл, а она его отправилась искать: кованые когти сточила, сто железных овец сглодала, но нашла на краю мира, в цепях…» – дурашливым голосом затянул Нангеши.
– Прекратите, – поморщилась Ренна. – Даже волк к волчице возвращается. Каждому хочется, чтобы его кто-то ждал – хоть дракону, хоть…
Она на самом деле не хотела сказать «принцессе». Ей собственный отец вспомнился. Когда государственные заботы его императорское величество окончательно допекали, отправлялся он не к очередной фаворитке, а к госпоже Фрие – даме немолодой, некрасивой, не слишком знатной, да ещё и чересчур скромной, а, значит, дуре набитой. И ходил он так не год, и даже не десять лет, а гораздо дольше.
– Вот именно: хоть, – странно вздохнул Нангеши. – Сначала-то Арэн решил, что получит он свой кусок… Ну вот такого, чего бы ни было. А там хоть трава не расти. Духи же говорили, что горевать по нему не человек, а Крылатая станет, да ещё и не понятно, кто она. Но Крылатой-то ты почему-то оказалась.
– То есть… – ошарашено протянула Ренна, – то есть, он отказался от всего, лишь бы я по нему не убивалась? Великий! Такого бреда мне ещё слышать не доводилось!
– Я же просил, не поминай его, пожалуйста. Но ты права, так и есть. Арэн же никто и ничто, причём успевший Крылатых гемнона лишить, едва ли не собственными руками убивший Ингрин, не удержавший одного брата и выгнавший другого. И сделавший ещё очень много полезных и нужных вещей.
– Например, не дав вашей Грани окончательно развалиться последние… Кстати, сколько там лет? Пятнадцать? Двадцать? Или больше? – ни с того ни с сего Ренна разозлилась так, что едва не выдала забористое, почерпнутое из бабушкиного лексикона – в последний момент язык удержала.
– Тише, тише! – Нангеши выставил руки, будто на самом деле ждал, что принцесса на него бросится. – Я разве что-то говорю? Только озвучиваю мнение нашего гемнона. Кстати, это ещё не всё. Арэн решил, что видения перстня – это не про вас.
– А про кого тогда? – рявкнула его высочество. – Про меня и заезжего молодца?
– Ну, не такого уж и заезжего, – поскрёб под капюшоном висок Говорящий. – Про Барта.
Ренна открыла рот… И закрыла. Снова открыла, но так и не сообразила, чтобы сказать, просто сказать хотелось очень уж многое, не сразу и сообразишь, что первым стоит озвучить. Помотала головой.
– Это шутка? – выдавила, наконец.
– Я не Велер, шутить не умею, – признался дракон.
– Тогда он сумасшедший?
– А это вполне может быть, – безмятежно отозвался Нангеши. – И что ты теперь будешь делать?
– Понятия не имею, – помолчав, честно призналась принцесса.
На Ренну вдруг такая усталость накатила, что хоть прямо здесь, под кустом ложись, даже сидеть и то тяжело.
– Ты только не обольщайся, – ласково попросил Говорящий. – Он пока любит не тебя, а лишь мечту о тебе. По крайней мере, мне так кажется.
– Как знакомо, – усмехнулась принцесса.
– Впрочем, я могу и ошибаться.
Крылатый легко, даже о землю не опершись, поднялся, деловито отряхнул мантию.
– Последний вопрос, – остановила его Ренна. – Вы же так не считаете? В смысле, вы не думаете, что Арэн сумасшедший, никудышный гемнон и… Как там сказали? Передаточное звено?
Говорящий молча кивнул – не соглашаясь, а прощаясь. И недвусмысленно давая понять, что ответа её высочество не услышит.
