Текст книги "История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

От второй тетрархии к единоличной власти Константина Великого

Как и у большинства солдатских императоров, так и у Константина Великого начало жизни покрыто мраком неизвестности. На основании целого ряда заключений можно только предполагать, что он родился 27 февраля в начале семидесятых годов 3 в.н.э. в Наиссе (Ниш) и был незаконным сыном Флавия Констанция Хлора и его тогдашней подруги Елены, предположительно бывшей хозяйки постоялого двора. Константин сначала рос у матери, и, может быть, этим объясняется та привязанность и уважение, которые он сохранил к ней на всю жизнь. В девяностых годах при Диоклетиане и Галерии он служил на Ближнем Востоке и Нижнем Дунае; в последние годы правления Диоклетиана жил при его дворе в Никомедии.

Молодой Константин рано стал инструментом политики. Его пребывание на Востоке было также гарантией верности его отца; около 300 г.н.э. он был помолвлен с дочерью Максимиана Геркулия Фаустой. Одновременно жил тогда вместе с Минервиной, которая в 305 г.н.э. подарила ему его первого сына Криспа. Годы на Востоке принесли ему первые наблюдения за христианством; преследования Диоклетиана он пережил в непосредственной близости.

Для такого рано выдвинувшегося молодого человека, который жил при императорском дворе, был помолвлен с императорской дочкой и к тому же проявил себя в военном деле, должно было стать глубоким разочарованием, когда его полностью обошли при реорганизации 305 г.н.э., при формировании второй тетрархии. То обстоятельство, что сыну Максимиана Геркулия Максенцию пришлось не лучше на Западе, его мало утешало. Якоб Буркхардт совершенно точно заметил, что система Диоклетиана не сделала выводов о том, что императорских сыновей нужно либо выдвигать, либо казнить.

Для Константина сначала нужно было во что бы то ни стало покинуть пределы власти Галерия. Это удалось; он присоединился к своему отцу в Гезориаке как раз к началу войны с пиктами. Вскоре после начала этого похода в Британии в Эбураке умер Констанций Хлор, после чего войско 25 июля 306 г.н.э. провозгласило Константина императором. Со смертью Констанция Хлора закончилась вторая тетрархия, с провозглашением Константина под вопрос была поставлена вся система. Однако Константин попытался, по крайней мере задним числом, получить согласие Галерия на свершившийся факт. Галерий согласился только на компромисс, который на тот момент был самым удобным, а для будущего, как оказалось, самым опасным решением. Константин был признан только Цезарем, Север же, который управлял Италией, Африкой и Испанией, получил титул Августа Запада. Галерий упустил большую возможность либо признать Константина Августом и заручиться его полной поддержкой, либо с самого начала вести с ним борьбу.

Пример Константина к тому же побудил Максенция при ближайшей возможности соблюсти свои интересы, и, эта возможность очень быстро представилась. Север, новый Август, недооценил свою власть и авторитет, обременив Италию тяжелыми налогами, и к тому же высказал намерение распустить преторианцев Рима. Этот план вызвал далеко идущую реакцию: римская гвардия провозгласила Максенция импepaтором; симпатии к старому Максимиану Геркулию были перенесены на сына; большая часть Италии и Африки отпала от Севера.

Рис. Максенций.

Максенций, видимо, надеялся для себя признания Галерия, во всяком случае он выбрал сначала звание принцепса, находящееся вне ступеней тетрархии, но и на этот раз Галерий не был готов к уступкам. Он дал указание находящемуся в Мимане Галерию наступать на Рим; Мак-сенций обратился к своему отцу, который поспешил из места принудительного отдыха и снова принял свое прежнее императорское достоинство. У Рима Максимиан и Максенций должны были определить свое положение. Ловко перевербованные ими войска законного Августа перешли на их сторону, Север отступил в Равенну, там капитулировал и отрекся. Максенций, который теперь принял титул Августа, и его отец Август Старший, Максимиан Геркулий, владели всей Италией и северо-восточной половиной империи.

Нужно было предвидеть, что Галерий не примет такого развития событий. Для предстоящих столкновений Максимиан Геркулий и Максенций должны были активизировать свои отношения с Константином, чтобы добиться от него или военной поддержки, или по крайней мере полного нейтралитета. Поэтому Максимиан Геркулий отправился в Галлию, добился от Константина своего признания Августом тем, что со своей стороны возвысил в Августы Константина. Взаимное признание было санкционировано и углублено, так как теперь отпраздновали свадьбу Константина и Фаусты. Однако Константин вел себя сдержанно. Для него близлежащей задачей являлась оборона от франков, а не ввязывание в предстоящую борьбу за власть.

Рис. Константин.

Античные сообщения о битвах Константина на рейнской границе содержат мало конкретных данных. Известно только то, что они в 306, 310, 313 и 320 гг. н.э. велись преимущественно с франками. Причем данные для первых двух дат полностью совпадают с тем, что вскоре после прихода к власти была проведена акция возмездия против франков, более того, что франкского царя пленили и казнили и что битвы велись с большим ожесточением. В связи с укреплением рейнской границы на Нижнем Рейне тогда были построены крепости, у Кельна возвели 420-метровый мост через Рейн, который соединял город с тоже построенной в 310 г.н.э. крепостью Дейтц. Сохранились документы об основании этого сооружения размером 140×140 м, которое охраняло правобережное предмостное укрепление: «После того как мужество нашего повелителя Константина, великого, благочестивого и непобедимого императора, полностью победило франков, в этой области солдаты XXII легиона построили крепость Дейтц в присутствии императора с обетами за его благополучие» (CIL XIII 8502).

Константин отметил эти первые военные успехи своего правления, победы над франками и аламаннами, большой серией золотых монет с надписью: «Аламанния и Франция – радость римлян». Эти победы были военной и внешнеполитической легитимацией Константина во время первых лет его правления; с ними он одновременно прославлял ударную силу галльского войска, того войска, которое позже у Милвийского моста одержало решающую для его власти победу.

Между тем в Италии быстро развивались события. Галерию осенью 307 г.н.э. удалось продвинуться до окрестностей Рима, но там повторилась драма Севера. Снова на сторону Максенция перешли крупные соединения, Галерий форсированным маршем отступил. Авторитет Максенция так укрепился, что прибыл его отец и попытался потеснить сына. Когда старый император в присутствии войска захотел сорвать с сына императорские регалии, эта попытка не удалась, и Максимиан Геркулий смог спастись только поспешным бегством к Константину.

Галерий, который, по сути, единственный полностью идентифицировал себя с системой Диоклетиана, вынужден был смириться с ее крушением. Свою единственную надежду он видел в призыве к Диоклетиану, который между тем безмятежно жил в своем дворце в Салонах.

Хотя ожидания Диоклетиана, что его система может выдержать и в его отсутствие, так явно не оправдались, Галерию не удалось убедить основателя тетрархии вернуться к власти. Единственное, на что согласился Диоклетиан, это советовать. В ноябре 308 г.н.э, состоялась так называемая Карнунтская конференция, встреча Диоклетиана, Галерия и Максимиана Геркулия.

Один Диоклетиан бескомпромиссно держался за свою уже давно ставшую фантомом систему. Так как он больше не хотел брать на себя императорское достоинство, Максимиан Геркулий вынужден был снова отречься. Относительно просто складывалось положение на Востоке, где все оставалось по-старому, Галерий, как и раньше, был Августом, а Максимин Дая при нем Цезарем. Происшедшие на Западе изменения Диоклетиан не желал принимать к сведению. Сфера влияния Максенция вместе с Паннонией была передана Лицинию, следующему представителю иллирийской военщины, который был возвышен в Августы и таким образом занял место потерпевшего крах Севера.

Константин же был понижен до Цезаря. Когда он и Максимин Дая выразили протест против выдвижения Лициния, Галерий дал им титул сына Августа, но оба обойденные этим не удовлетворились и узурпировали титул Августа. Наряду с этим спором о рангах внутри системы начали вырисовываться новые столкновения, так как декретированный в Корнунте порядок мог поддерживаться только силой оружия. С одной стороны, Максекций не думал капитулировать, с другой – откалывались части сферы его власти. Прежде всего в Африке теперь снова отказались от Максенция, но не примкнули к Лицинию, а чтобы еще больше осложнить ситуацию, провозгласили императором главу диоцеза Африка Л.Домиция Александра.

У Максимиана Геркулия не было другого выхода, кроме как вернуться в сферу власти Константина. Там, в Южной Галлии, предположительно в Арле, ему был предложен почетный отдых. Однако Геркулий не был к этому готов. Когда Константин в феврале 310 г.н.э. сражался с франками, Максенция снова провозгласили императором. Однако после форсированного марша Константин был на месте, Арелаж и Массилия, куда убежал Геркулий, пали, узурпатор взят в плен и вскоре покончил с собой. Одновременно его память была предана проклятью.

Эти события имели для Константина серьезные последствия. С Максимианом Геркулием было устранено не только постоянное беспокойство, но и источник легитимации Константина. Незадолго до этого столь внушительно отмеченная принадлежность к дому Геркулия больше не считалась защитой; теперь были затруднительными отношения с Максенцием. Константин находился на поворотном пункте своей политики. Причем даже и здесь проявилось, что для него легитимизационные притязания, идеология, политические решения и религия во всех их проявлениях и формах составляли одно целое, как это до него, возможно, было только у Августа. Как и Август, Константин прилагал большие усилия, чтобы найти кажущуюся для него правильной стилизацию, а также чтобы еще при жизни придать историческое значение своим действиям. Особенно к этому относится то, что Константин очень интересовался вопросами религии и именно здесь шел своим собственным путем.

Константин с самого начала никогда полностью не свыкся с теологией системы Юпитера—Геракла. На его монетах, которые в этой связи являются важнейшими источниками, в первые годы его правления в сфере его власти появляется особо почитаемый Марс. После устранения Максимиана Геркулия Геракл полностью отошел на задний план, а на его месте в больших сериях монет было выбито непобедимое солнце.

В этом новом, лично выбранном представлении о боге объединились многие традиционные образцы; во-первых, широко распространенный в Галлии Аполлон, потом особо предпочитаемый Аврелианом государственный бог, наконец, сам Митра и почитаемый на Балканах бог солнца. Эта примечательная многозначность характерна для иска религиозного синкретизма, но также для избежания Константином утверждения однозначной, как бы монотеистической, идентификации. Если он тем не менее исповедовал наряду со своим прежним покровителем Марсом-Хранителем и Непобедимое Солнце, то вероисповедание заключало в себе далеко идущие претензии. С этой приверженностью именно этому богу Константин ставил себя вне тетрархической генеалогии богов и заявлял о как бы универсальных претензиях.

И другие признаки указывают на это направление. В торжественной речи 310 г.н.э. панегирист славил новую династическую легитимацию Константина, когда утверждал о его происхождении от Клавдия Готика. Кроме того, упоминал о событии в галльском храме Аполлона. Там императору явились Аполлон и Виктория и преподнесли ему лавровый венок с числом XXX; Константин в этом жесте Аполлона-Солнца был признан как будущий повелитель мира. В торжественной речи событие трактовалось как возвещение долгого всемирного правления. Это так называемое языческое видение Константина показывает, что этот император был предрасположен к религиозному экстазу и видениям.

Ключевой фигурой политических событий тем не менее оставался, как и раньше, Галерий. Болевший с 310 г.н.э. тяжелой болезнью, он 30 апреля 311 г.н.э. издал эдикт терпимости в отношении христиан, который означал полную смену курса в религиозной политике тетрархии: «Среди остальных распоряжений, которые мы отдаем в интересах благополучия и пользы государства, мы решили все устроить в соответствии с древними законами и общественным порядком римлян и позаботиться о том, чтобы и христиане, отказавшиеся от образа жизни своих предков, образумились. По какой-то причине они проявили своеволие и впали в такую глупость, что больше не следуют установлениям древних, которым, возможно, следовали их собственные предки, сами создают себе законы и объединяются в общины. Поэтому мы отдаем распоряжение, где приказываем им вернуться к обычаям предков. Когда мы установили, что после этого распоряжения они не поклонялись ни богам, ни своему Христу, мы решили распространить нашу милость. Итак, они снова могут стать христианами и привести в порядок места своих собраний, но при условии, что они никоим образом не будут нарушать порядок. В следующем послании мы дадим указания провинциальным наместникам о том, что они должны соблюдать. Из этого следует: в соответствии с этим нашим указом о помиловании их долгом является молиться своему богу за наше благополучие, за государство, чтобы государство оставалось невредимым, и они спокойно могли жить в своих жилищах» (Лактанций «О смерти преследователей», 34).

После всего того, что было до этого, после десятилетия столь суровых преследований, проводимых именно Галерием, это был безусловно неожиданный документ, который по своему содержанию шел гораздо дальше, чем когда-либо решился пойти римский император. Решающим было скрыто выраженное признание христианства как дозволенной религии внутри империи, и это было больше, чем пассивное невнимание или безразличие к христианству, которое до сих пор проявлялось к нему с официальной римской стороны. Эдикт Галерия для христианской церкви носил решающий характер. Эпоха систематических преследований христианства римским государством близилась к концу; была подготовлена почва для дальнейшего развития. Правда. Галерий этого не увидел. Он умер в начале Мая 311 г.н.э.

Если правители частей Империи при жизни Галерия как-то сдерживались, то теперь были запущены в ход новые события. На Востоке Максимин Дая и Лициний попытались урвать из сферы власти Галерия, что только могли. Дая, к которому бежали жена Диоклетиана и его дочь, вдова Галерия, захватил всю Малую Азию до Босфора, а для Лициния, наконец, пришел час расширить свою небольшую базу в Паннонии. Он присоединил к своей сфере власти дунайские и балканские районы. На Босфоре теперь противостояли друг другу два соперничающих императора Востока, для которых было важно консолидировать их новые территории.

Политическое противостояние на Востоке обострилось еще и на религиозной почве. Если Лициний проводил в жизнь эдикт Галерия, то Максимин Дая после недолгих колебаний вернулся к в принципе антихристианской политике. Она напрашивалась сама собой, потому что в его сфере власти находились под угрозой существования старые религиозные центры в Сирии и Малой Азии, а христианство находило все больше приверженцев. Религиозные решения были здесь связаны с конкретными экономическими интересами. Дая, разумеется, действовал по убеждению во что бы то ни стало укрепить, где только можно, староверческие силы. Как позже Юлиан Отступник, он пытался улучшить организацию старых культов и жреческих коллегий. В своих антихристианских мерах он не просто декретировал, но и регулярно отвечал на петиции городов, в которых требовалось изгнать христиан из соответствующих территорий города. Рука об руку с этим шла массированная антихристианская пропаганда, которая не останавливалась даже перед искажениями и фальсификациями. Пропасть между партиями на Востоке становилась все глубже.

Это же относилось и к Западу. Там Максенций бросил вызов, обожествив своего отца, а сам начал называть себя сыном божественного Максимиана. Впрочем, положение центральной сферы власти Максенция было очень противоречивым. После того как первый голод в Риме напомнил о неотложности проблем снабжения, в 311 г.н.э. удалось снова занять Африку и этим гарантировать снабжение Италии зерном. В столице заметно ухудшилось сначала положительное настроение, так как на сенаторов, граждан Рима и население Италии была переложена огромная нагрузка по денежному содержанию войск, вооружению и крупному строительству. В религиозном плане противоположность с Константином была не такой большой, как это позже утверждали: Максенций сразу же отменил преследования христиан, римской церкви возвратили ее земельную собственность. Однако Максенций столкнулся со значительным хаосом, а иногда даже с кровавыми битвами внутри христианских общин Рима, и поэтому был вынужден изгнать епископов Марцелла и Евсевия.

В остальном, заклейменный позже своими противниками тираном, Максенций демонстративно исповедовал традиции города Рима. На его художественно высококачественных монетах он прославляется как хранитель своего города, на них часто появляются Рома и капитолийская волчица или Марс как расширитель его Империи. С этим обращением к традициям города Рима Максенций объединял усилия завоевать благосклонность римского населения, которое извлекло пользу из его крупного строительства, прежде всего базилики Максенция и цирка на Аппиевой дороге.

Вспышка вражды как на Востоке, так и на Западе являлась вопросом времени и случая; отдельные партии были настроены искать поддержку в других частях Империи. На Западе особенно активно в этом отношении вел себя Константин. Он быстро пришел к согласию с Лицинием, которое было подкреплено помолвкой его сестры Констанции с Лицинием. Попытка Лициния и Константина заручиться нейтралитетом Максимина, наоборот, не удалась, тот больше стремился к союзу с Максенцием. В фенрале 312 г.н.э. Константин начал военные действия.

По положению вещей Константину было очень важно быстрым наступлением завладеть Римом; только от него не следовало ждать быстрых решений. Такое концентрированное наступление таило в себе немало риска, так как положение на рейнском фронте не было окончательно стабилизировано, и Константин не мог оголить границу ввиду латентной опасности, исходящей от франков. Насколько сильна была его авральная армия, остается спорным; если верить бесспорно преувеличивающему панегиристу, она составляла только четверть от всего его войска, т.е. около 40 000 человек. Тем не менее решающим было то, что это численно слабое войско Константина состояло из элитных формирований, которые были испытаны в битвах с германцами и превосходили противника по боевой силе. В это галльское войско были влиты крупные британские и германские соединения, как это показывает рельеф на арке Константина. Чрезвычайно динамичным ядром войска стали крупные кавалерийские формирования.

Максенций собрал свои войска в Риме: в долину По продвинулся только преторианский префект Руриций Помпеян, который держал наготове свои войска у Сегузио, Турина и Вероны. Несмотря на эту раздробленность, Руриций оказал отчаянное сопротивление, когда Константин перевел войско через Альпы, предположительно через Мон Женевр. Сегузио пал в результате налета, однако Турин оказал более упорное сопротивление. После того как Милан и Турин были взяты в тяжелых сражениях, Константин мог заняться Вероной, где Руриций снова упорно защищался. Здесь тоже операции проходили с переменным успехом, пока Руриций не погиб в ночной битве. Сопротивление войск Максенция почти мгновенно прекратилось. Верона, Модена и Аквилея открыли ворота Константину, галльское войско почти беспрепятственно пошло на юг, прошло через Апеннины и продвинулось до окрестностей Рима.

Максенций ожидал в столице наступления войск Константина и распорядился сломать Мильвийский мост, важнейший дорожный мост на север. Так как население Рима не было склонно переносить осаду, Максенций, наконец, решился на сражение у ворот города. Чтобы провести войско через Тибр, он поверх Мильвийского моста построил понтонный мост, который был сконструирован так, что можно было быстро разобрать его среднюю часть, чтобы при возможном отступлении задержать противника. Перед лицом решающего сражения Максенций решил действовать в согласии в древнеримскими государственными богами и соблюсти все традиционные ритуалы. Поэтому он узнал мнение предсказателей, гадавших по внутренностям жертвенных животных, и после многозначительного ответа, что враг римлян будет уничтожен 28 октября, в день прихода к власти Максенция, нашел мужество для решения.

Ситуация двух войск 28 октября 312 г.н.э. была совершенно различной. Армия Максенция собралась в районе между Сакса Рубра и Мильвийским мостом, чтобы блокировать переход через Тибр. Она предлагала сражение в той местности, которая не позволила ей использовать свое численное преимущество и ограничивала маневр из-за реки, находящейся за ее спиной. Для войска же Константина лучше положения и быть не могло. Победы на севере их воодушевили; теперь в непосредственной близости находилась древняя столица, цель долгих маршей и сражений. Она могла попасть в их руки без осады, если им удастся это наступление.

Уже первая атака армии Константина обратила в бегство крупные военные соединения Максенция, только гвардия оказывала безнадежное сопротивление. Сам Максенций при взломе понтонного моста упал в Тибр и утонул, как и многие солдаты во время этой катастрофы. Сражение закончилось паникой и предательством; уже на следующий день во главе войска Константин торжественно вошел в Рим.

Сначала битва у Мильвийского моста принесла решение в вопросе борьбы за власть вокруг Запада Империи, безусловно, первое большое перемещение центра тяжести и благодаря расширению сферы власти Константина однозначное нарушение относительного равновесия внутри последней тетрархии.

Свое подлинное значение битва приобрела только в ретроспективном обзоре эпохи Константина в целом. В рамках этого обзора она стала основой единоличной власти. Тогда опять же в ретроспективе события накануне битвы и их подтверждение в ее процессе были интерпретированы как решающий поворот в религиозной позиции и религиозной политике.

В христианской литературе есть два отличающихся друг от друга источника, описывающих происшествие накануне сражения – Лактанция и Евсевия. В 44-й главе своего произведения «О смерти преследователей», написанного между 316 и 321 гг. н.э., Лактанций сообщает, что Константин перед решающей битвой увидел сон, в котором от него потребовали поставить на щитах небесный знак Бога. Константин выполнил это увещевание, распорядившись нарисовать на щитах своих войск так называемый монограмматический крест, верхнее окончание которого было загнуто:

 

Епископ Евсевий Цезарейский, который после 325 г.н.э. находился в тесных личных отношениях с Константином, в своей «Жизни Константина» сообщает совсем другое: Евсевий ссылается на рассказ самого Константина о том, что он во время подготовки к войне однажды в полдень обратился с молитвой к богу своего отца, чтобы он ему открылся и помог в грядущем походе. После этого Константин и все войско увидели на небе крест из лучей света с надписью: «Сим побеждай». На следующую ночь Константину явился Христос с этим же знаком и велел скопировать его и употребить как защитное средство от врагов. После этого Константин распорядился сделать знамя с этим крестом и начал битву с Максенцием.

Описание Евсевия является более поздним приукрашиванием событий, возможно, на основе личной стилизации самим Константином. В центре обеих версий тем не менее стоит одно и то же: появление христианского символа, его отношение к Христу, как к всемогущему Богу, наконец, употребление этого знака, будь то на щитах или знаменах. У Евсевия и Лактанция случай с Константином описан из различных временных перспектив, однако выяснить, как было на самом деле, уже невозможно. Сила легенды «сим победишь» теснейшим образом связана с миссионерской динамикой христианской церкви.

Следствия обращения Константина к Христу очень скоро стали очевидными. Евсевий сообщает, что Константин распорядился воздвигнуть на Форуме статую со знаком Спасителя, то есть с крестом, и следующей надписью: «Этим спасительным знаком, доказательством истинной силы, я освободил ваш город от ига тирана и вернул сенату и народу Рима их прежний блеск и славу».

Рядом с этим нужно поставить арку Константина 315 г.н.э. Ее изображения решающего сражения еще свидетельствуют об отношении Константина к Непобедимому Солнцу, но ее надпись-посвящение связывает достижения Константина с божественным вдохновением и величием духа правителя: «Императору Цезарю Флавию Константину величайшему, благочестивому, счастливому Августу, сенат и народ Рима посвящает эту арку, потому что он благодаря божественному вдохновению и своему величию духа вместе с войском отомстил за город тирану и всей его клике в справедливом бою».

В обеих надписях выбраны формулировки, которые не провоцируют староверов, но и не исключают толкования в христианском смысле. На подобное же направление указывает произнесенный в 313 г.н.э. в Трире панегирик и изображения и надписи на римских монетах. В 315 г.н.э. на гребне императорского шлема появляется маленькая монограмма Христа, как это видно на медальоне из Тинина; в 317—318 гг. н.э. на монетах из монетного двора в Сисции также встречается монограмма; в 320 г.н.э. появляется знамя с монограммой; с 326 г.н.э. появляется описанный Евсевием лабриум. Но изображения старых богов украшали монеты Константина до 321—322 гг. н.э. Несмотря на свой новый союз с Христом, Константин продолжал оставаться верховным жрецом и сохранил традиционные формы культа императора.

Правда, он отдавал предпочтение христианству другими мерами: началось строительство Латеранского дворца, епископ Рима получил в подарок так называемый дом Фаусты. Константин, возвышенный римским сенатом в звание старшего Августа, в этом качестве направил Максимину Дае указание прекратить преследования христиан; теперь применялся эдикт Галерия о терпимости. В Северной Африке была возвращена конфискованная христианская собственность, клирики поощрялись, церковь поддерживалась материально.

Религиозно-политические намерения Константина сформулированы в Миланской программе, которую он составил вместе с Лицинием в феврале 313 г.н.э.: «Когда мы, я, Константин Август, и я, Лициний Август, счастливо встретились в Милане, чтобы обсудить все, что связано с общественным благополучием и безопасностью, мы решили, что среди вопросов, которые мы обсуждали на пользу большинства, больше всего требует внимания почитание богов, то есть мы должны дать всем, как христианам, так и всем остальным, свободу и возможность следовать той религии, которую каждый желает. Поэтому мы считаем благотворным и подобающим принять это решение, чтобы решительно никому не должно быть невозможным исповедовать религию христиан или другую помогающую ему религию, чтобы верховное божество, богослужение которому мы в свободной преданности совершаем, показало нам свойственную ему милость и благоволение» (Лактанций «О смерти преследователей», 48, 2). Кроме того, в Милане на переднем плане стояло укрепление политического союза между Константином и Лицинием. Тогда же была отпразднована свадьба Лициния и Констанции. При этом Константин вынудил свою сестру усыновить незаконного ребенка Лициния, но, с другой стороны, не принял во внимание территориальные претензии своего партнера и отослал его на Восток Империи.

Там очень быстро созрел конфликт. Максимин Дая посчитал, что его вывели из игры, и в начале 313 г.н.э. открыл наступление против Лициния. Форсированным маршем он перешел через морской пролив, занял Византий и продвинулся до Фракии. Лициний был застигнут врасплох действиями противника и смог выступить против него только в районе Адрианополя у Тзиралла. Там он нанес армии Максимина Дая сокрушительное поражение. Дая с оставшимися группами отошел в Малую Азию; летом 313 г.н.э. в Тарсе он покончил жизнь самоубийством. Лициний на Востоке уничтожил все воспоминания о противнике: его память была предана проклятью, были убиты даже жена и дочь Диоклетиана. Диоклетиан до последнего времени жил в своем дворце в Салонах. Когда и как он умер, оспаривалось еще в античности. Во всяком случае, полного краха своей системы он не увидел.

Рис. Максимин Дая.

Для христианской церкви победы Константина и Лициния над Максенцием и Максимином были часом ее величайшего триумфа. Как она понимала этот момент, следует из вступления Лактанция к его произведению «О смерти преследователей», которое было написано в том же году: «...после того, как на земном шаре был восстановлен покой, повсюду возвысилась церковь, которая до этого была попрана. В высшей славе милостью повелителя был построен храм Божий, который был повергнут безбожниками. Бог пробудил князей, которые сбросили жестокое и злотворное правление тиранов, после этого как будто рассеялся туман прошлого времени, разум наслаждается радостным и светлым миром. После стольких бурь и жестоких печалей воссиял снова спокойный воздух и желанный свет. Бог услышал молитвы своих слуг и своей небесной помощью поднял поверженных и угнетенных и осушил слезы печалующихся. Тех, кто лежал на земле, Бог поднял. Те, кто разрушил священный храм, пали под его обломками. Те, кто замучил до смерти праведников, пролили виновные души под небесными муками и заслуженными наказаниями. Долго, но трудно и достойно откладывал Бог их наказание, чтобы дать им великий и чудесный пример, благодаря которому потомки должны узнать, что есть только один Бог и что он в заслуженной мести приговаривает к смерти безбожников, преследователей и высокомерных».

После событий 312 и 313 гг. н.э. следующие одиннадцать лет доминирующей темой была борьба за единоличную власть над всей Империей. Правда, сначала оба правителя воздерживались от выяснения взаимных отношений. Константин непосредственно после встречи в Милане был вынужден возобновить войну на рейнском фронте; Лициний занимался принятием управления в отвоеванных восточных территориях. Уже в 315 г.н.э. Константин разрабатывал проект промежуточной Империи между двумя большими блоками на Востоке и Западе, втайне намереваясь распространить сферу своего влияния дальше на Восток. Во главе Константин хотел поставить Бассиана, который был в хороших отношениях и с Лицинием. Своей женитьбой на сводной сестре, Константина Анастасии Бассиан еще теснее связал себя с Константином.