Текст книги "История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 26 страниц)

Но наряду с этим в Помпеях утверждались и большие фигуры, как, например, созданная незадолго до 79 г.н.э. Венера на раковине садового перистиля в Каза ди Венере, или патетическая последовательность сцен так называемого фриза мистерий из Вилла ден Мистеры, которые изображают ритуал торжественного открытия мистерий.

Также и мозаика при принципате достигла своего художественного совершенства. Если сначала преобладали мозаики на белом фоне с простыми черными рисунками, которые изображали наряду с мифологическими сценами и морем также и повседневные мотивы, то со 2 в.н.э. появились многоцветные пейзажи, как, например, на вилле Адриана в Тиволи. Явные центры мозаичного искусства находились в Сирии и в Северной Африке. В Сирии Антония с давних пор была оживленным местом по изготовлению продукции, стиль которой носил отпечаток эллинистических традиций и отличался ярко выраженным натурализмом изображений. Мозаика была очень распространена на виллах североафриканских крупных землевладельцев, которые украшали свои хоромы не только сценами из классической мифологии, но и живыми картинками охоты, рыбной ловли или полевых работ. Мозаика выкладывалась теперь в городах и виллах западных провинций, она встречалась на Рейне и в Британии, но своей высшей точки достигла только в репрезентативных зданиях и церквах поздней античности.

Наряду с этими основными видами искусства в Римской империи существовало обширное производство произведений искусства малых форм и художественного ремесла. Разумеется, область распространения отдельных форм была узко ограничена. Шедевры глиптики, такие, как венская гемма Августа, большая парижская камея, клавдиевская камея с рогом изобилия или ряд государственных камей, портреты принцепсов и символические фигуры на многослойном сардониксе всегда оставались ограниченными домом принцепса и верхушками общества. Обычные геммы, наоборот, получили гораздо более широкое распространение.

Подобная дифференциация имелась и в художественном ремесле в самом широком смысле. Если представители ведущих слоев пользовались дорогой серебряной посудой и драгоценными бокалами, то средние слои – продукцией мастерских по художественной обработке глины, бронзовыми статуэтками, канделябрами и предметами украшения. Среди низших слоев, наоборот, были обнаружены скромные изображения богов, терракотовые фигурки, глиняные лампы и простейшая посуда из местных мастерских для широкого употребления.

Религиозное развитие

Почитание традиционных римских государственных богов, а также всего греко-римского пантеона достигло при принципате высшей точки своего распространения и интенсивности. Граждане и провинциалы, даже вольноотпущенники, соревновались в жертвоприношениях и посвящениях, военные формирования – в сооружении алтарей и памятников, города – в постройке храмов и освященных районов. Религиозные праздники проводились роскошно, соблюдались ритуалы, давались обеты. Однако нельзя не увидеть совершенно новое развитие, религиозный мир империи не был статичным, именно в этой сфере формы проявления складывались все более многообразно и противоречиво.

Так, сначала продвинулась вперед специализация и дифференциация древних крупных богов. Почиталась не просто Юнона, а Юнона Регина, Юнона Капротина (богиня зачатия) или Юнона Ковелла (богиня месяцев), Юнона Луцина (богиня родов), не просто Юпитер, Марс, лары или гении вообще, а специальные божества, специальные гении отдельных лиц и мест.

Характерным было общее почитание целых групп богов или покровительствующих сил. Это относилось не только к древней капитолийской триаде Юпитер, Юнона и Минерва, но и, например, к четырем, семи или двенадцати богам в германских провинциях. Завершали эти тенденции посвящения, такие, как посвящение алтаря богиням четырех дорог из Каннштатта, которое подписал бенефициарий в 230 г.н.э.: «В честь божественного дома государя. Богиням четырех дорог, Юпитеру и веем богам и богиням...»

Надписи и памятники подобного рода еще с ранних пор посвящались не только отдельным крупным божествам, но, как правило, принцепсу, его дому, гению места или гению какого-нибудь военного подразделения. Они были одновременно свидетельствами религиозного рвения и политической лояльности. Как следствие тесных традиционных связей между римской политикой и религией произошло расширение и усиление этих отношений в рамках всей империи.

Новые исследования (К.Латте) оценивают преимущественно критически «лояльную религию» при принципате: полностью отрицается «религиозное чувство участвующих». Разумеется, многое в тысячах надписей и посвящений памятников шаблонно и является только выставленным напоказ почитанием богов государства, религиозных сил соответствующей религии и не в последнюю очередь дома принцепса. Однако в других формах, в пожертвованиях Фортуне Возвращающей или Лару-путеводителю, богиням перекрестков, рек и горных перевалов, как, например, бронзовая табличка Юпитеру Пенинскому на Большом Сенбернарском перевале, нельзя отрицать личного участия посвящающих. Фортуна, охраняющая сила Тутела, гений, представляли, как показывает частота посвящений, живые силы и охраняющих духов, которых нужно было уважать и ублажать.

В центре римской государственной религии стояло почитание капитолийской триады. Для принципов «лояльной религии» при принципате характерно, что концепция Капитолия была заимствована многими городами империи. У них преобладала тесная религиозная связь с городом Римом и его древними центральными богами.

Число жертвоприношений и благодарственных праздников, которые проводились в честь принцепсов и членов его дома, быстро росло, по свидетельствам различных праздничных календарей. Естественно, были приняты по всей империи праздничные жертвоприношения принцепсу в день рождения, в день империи и к началу года. К этому добавлялись особые события отдельного принципата, из которых многие были занесены в праздничный календарь. Это же относится и к числу обетов, приносившихся в промежутке от пяти до десяти лет.

Можно иметь различные мнения об успехе и значении проведенной Августом религиозной реставрации, общественное оживление древних жреческих коллегий ему удалось. Маленькая выдержка из актов высокопоставленного арвального братства позволяет понять, в чем состояли во 2-й праздничный день 118 г.н.э. его действия в честь богини плодородия Деа Диа: «В роще Деа Диа старшина М.Валерий Требиций Дециан принес на алтарь две свиньи как искупительную жертву для подрезки деревьев и совершения работ. Кроме того, он принес на жертвенный очаг Деа Диа белую корову как добровольную почетную жертву. Потом жрецы сели в зале и приняли трапезу из жертвенных животных. После того как были надеты претексты и венки из колосьев с повязками, они поднялись в рощу Деа Диа и через старшину М.Валерия Требиция Дециана и фламина Тиберия Юлия Кандида принесли в жертву тучную овцу. После исполнения жертвоприношения все они пожертвовали ладан и вино. Потом были внесены венки и смазаны елеем изображения богов. Затем они назначили старшиной Тиберия Юлия Кандида Цецилия Симплика от этих сатурналий до следующих сатурналий, спустились в зал и трапезничали у старшины Требиция Дециана. После трапезы старшина Требиций Дециан, облаченный в пурпурный плащ и сандалии, с венком из роз на голове направился к ограде и подал знак возничим и вольтижировщикам. Под председательством Юлия Кандида и Антония Альба он дал победителям пальмы и серебряные венки как почетные награды. Присутствовали те же члены коллегии, что и в первый день».

Религиозная жизнь в провинциях не была нивелирована Римом. Прежде всего на Востоке Империи старые культы не только сохранились, но и были восприняты в Италии и на латинском Западе. Именно на эллинистическом Востоке тоже существовала «лояльная религия»; стать центром императорского культа для городов Малой Азии было честью. Совсем иначе развивались религиозные отношения в провинциях дунайского региона и Запада. Как показывают посвящения и номенклатура почитаемых богов и сообщенные Цезарем и Тацитом имена богов, местным богам были даны или по крайней мере прибавлялись римские имена (Тацит «Германия», 43, 4). Главный бог галлов обозначается Цезарем, как Меркурий, Геракл и Марс появляются у Тацита как германские боги (Тацит, «Германия», 9, 1). Во множестве случаев приравнивание проявлялось в двойных именах, например, Марс Коцидий или Сильван Коцидий в Британии, Марс Катурик или Меркурий Визуций в Галлии, Марс Виниций или Виниций Поллукс в Лигурии. Другую категорию этих точек соприкосновения образуют регионально фиксированные приравнивания и спецификации, например, Диана Абноба, покровительница Шварцвальда, Аполлон Гранн, почитаемое у священных источников божество, что засвидетельствовано особенно в районе Верхнего Дуная, или Лен Марс в Трире.

Тогда как религиозные связи с традиционными римскими богами среди широких кругов населения становились слабее, набирала силу вера в предзнаменования, волшебство и чудеса. Заклинательные таблички, волшебные папирусы, литературные сведения свидетельствуют о распространении таких представлений, и не только среди низших слоев. Рука об руку с этим шло не только возрастающее влияние гадателей, толкователей снов, астрологов, но возобновилось внимание к оракулам, чудотворцам и пророкам. Александр Абонутехейский является известнейшим примером таких «пророков», пользовавшихся легковерностью масс. Этот Александр изображал из себя представителей бога Гликона, «нового Асклепия», который выступал в образе змеи. Для него были устроены оракул и мистерии, город Абонутех переименован в Ионополь, Все это не было местным явлением; в религиозно накаленной атмосфере второй половины 2 в.н.э. культ был распространен в Малой Азии, во Фракии и в Риме. Он просуществовал до 3 в.н.э., хотя Александр нашел в лице Лукиана злейшего критика.

Ювенал впечатляюще описал весь этот мир толкователей снов, предсказателей, астрологов и ясновидцев:

Вот из Армении иль Коммагенье гадатель посмотрит

В легкие теплой голубки – и милого друга сулит ей,

Смерть богача холостого и крупные деньги в наследство;

Перекопает он груди у кур и нутро собачонки,

Даже иной раз младенца – и сам же доносит на жертвы.

Большая вера халдеям: чего ни наскажет астролог —

Жены поверят, что это вещает источник Аммона,

Раз уж Дельфийский оракул умолк, а роду людскому

Лестно в грядущую тьму заглянуть, насколько возможно.

Выше всех ценится тот, кого несколько раз высылали,

Чье дружелюбие и чей гороскоп погубили недавно

Славную жизнь гражданина, внушавшего ужас Отону.

Верят искусству его, хотя б кандалами гремел он

Справа и слева, хотя б сидел он в остроге военном.

Неосужденный астролог совсем не имеет успеха:

Гений лишь тот, кто едва не погиб, попав на Циклады

В ссылку, кто, наконец, избегнул Серифа.

Спросит его о медленной смерти желтушной мамаши

И о тебе Танаквила твоя, да скоро ли сестры

Дяди помрут, да любовник ее – проживет ли он дольше,

Чем Танаквила сама; чего еще боги даруют?

Впрочем, иные не знают, чем мрачный Сатурн угрожает

Или в каком сочетании звезд благосклонна Венера,

Месяц к убытку какой, какое к прибыли время.

Не забывай избегать даже встречи с женщиной, если

Виден в руках у нее календарь, что лоснится, будто

Жирный янтарь: уж она у других не попросит совета,

Спросят ее самое; она не пойдет с своим мужем

В лагерь, домой: не пускают ее вычисленья Трасилла...

Тем, что богаты, тем авгур фригийский дает разъясненья

Или индус нанятой, что сведущ в небе и звездах,

Или этрусский старик, что молнии в Риме хоронит.

Жребий плебеек сокрыт на окраинах города, в цирке:

Женщины эти, надев золотую цепочку на шею,

Возле столбов цирковых и колонн с дельфинами гадают,

Бросить кабатчика ль, да пойти за старьевщика замуж.

(Ювенал «Сатиры», VI, 549. Перевод Д.Недовича и Ф.Петровского).

К важнейшим и характернейшим явлениям религиозного развития при принципате принадлежит растущее значение синкретизма, теоркразии или смешения богов. Якоб Буркхардт, посвятивший блестящий отрывок именно этой сфере в своем «Времени Константина Великого», указал на то, что смешение богов является причиной не только сознательного политического признания римлянами чужих богов, но и «перепутывание богов». Чужие боги распространялись не только наряду с местными, но они не подменяли их по внутреннему родству (Мюнхен, 1982).

Явления при принципате имеют длинную историю; лучше всего они прослеживаются на примере Изиды. Древняя египетская богиня, мать царей и богов одновременно, в мире была неразрывно связана с Озирисом. Геродот сравнил ее однажды с Деметрой, Озирис пришел позже в введенном Птолемеями Сараписе. С такими ассоциациями распространенный в форме мистерий культ Изиды нашел радушный прием в Греции и на Западе империи. В Италии Изида часто приближалась к Венере и изображалась в классическом образе Афродиты, при этом отличительным признаком служил ее характерный головной убор и специфическая изидова трещотка (систр).

С какими представлениями была связана Изида с тысячью имен, показывают аретологии Изиды, из которых одна приведена у Апулея:

«Святая неутомимая спасительница рода человеческого, ты всегда милосердна к смертным; с ласковой нежностью матери простираешь ты руки над их страданиями. Ни один день, ни одна ночь, ни одно короткое мгновенье не проходит без твоих благодеяний, ты защищаешь людей на суше и на воде, усмиряешь жизненные бури и протягиваешь свою готовую помочь руку, ты рассеиваешь стихии судьбы и препятствуешь вредоносному движению звезд. Тебя почитают небожители, уважают подземные боги, ты вращаешь небосвод, заставляешь светить солнце, управляешь миром и попираешь Тартар своими ногами. Тебе отвечают созвездия, к тебе возвращаются столетия, тебе радуются боги и служат стихии. По твоему кивку дуют ветры, рассеиваются облака, пускают ростки семена, растут зародыши. Перед твоим всесилием дрожит стая птиц, которая скользит над землей, дичь, которая блуждает в горах, змеи, которые прячутся в земле, животные, которые плавают в морях. Я слаб духом, чтобы воспеть тебе похвалу, и слишком беден, чтобы принести тебе жертвы. Мне не хватает слов, чтобы сказать, что я думаю о твоем величии. Но что может набожный человек и бедняк, я хочу постараться достичь. Твой божественный лик и твое священное величие я вечно буду хранить в глубине сердца и держать перед глазами» («Метаморфозы», XI, 2).

С культом Изиды соприкасается область тех религиозных таинств, которые несомненно были самыми живучими и одновременно чуждыми для древнеримских представлений культами. Имеются в виду особенно культы Изиды, Кибелы, или Великой Матери, Митры и некоторые другие первоначально восточные религии, которые частично распространились в Риме и на латинском Западе еще со времени поздней Римской Республики. Их формы правления и влияние на римскую повседневную жизнь неприукрашенно описал Ювенал:

Исступленной Белоны,

Хор приглашает она иль Кибелы, – приходит огромный

Полумужик, что в почете у меньшей братьи бесстыдной,

С давних времен оскопивший себя черепком заостренным;

Хриплая свита дает ему путь, отступают тимпаны.

Толстые щеки его – под завязкой фригийской тиары,

Важно кричит он, велит сентября опасаться и Австра,

Если она не пожертвует сотню яиц в очищенье

И самому не отдаст багряниц поношенных, дабы

Все, что внезапной и тяжкой опасностью ей угрожает,

В эти одежды ушло, принося искупление за год.

Ради того и зимой через лед нырнет она в реку,

Трижды по утру в Тибр окунется, на самых стремнинах

Голову вымоет в страхе – и голая, с дрожью в коленях,

В кровь исцарапанных, переползет все Марсово поле

(Гордого поля царя); прикажет ей белая Ио —

Вплоть до Египта пойдет и воду, от знойной Мерой

Взяв, принесет, чтобы ей окропить богини Изиды

Храм, – возвышается он по соседству с древней овчарней:

Верит она, что богиня сама насылает внушенья;

Будто с ее-то душой и умом не беседуют боги!

(Ювенал. Сатира VI, 512. Перевод Д.Недовича и Ф.Петровского)

Ввиду многообразия проявлявшихся в мистерийных религиях традиций и представлений, разумеется, проблематично выявить общие черты этих культов и привести их к общему знаменателю. Тем не менее некоторые связующие их элементы не вызывают сомнений. Так, основным убеждением приверженцев этих религий было то, что с помощью активного участия в соответствующем культе они добиваются внутреннего очищения, а после смерти получат новую жизнь и прежде всего спасение. Чтобы пластически передать эти представления, культы пользовались впечатляющим ритуалом приема и скрупулезно зафиксированными литургиями, которые в рамках небольшой общины верующих давали интенсивные, подавляющие все чувства религиозные переживания. Насколько известны подробности мира представлений, приверженцы культов добивались мистического единения со своим богом и снова переживали его смерть и воскрешение.

На основе описанных главных течений в области синкретизма становится понятным, что здесь присутствовало заимствование ритуалов одного культа другим культом. Например, тавроболий, глубоко волнующее очищение опрыскиванием кровью ритуально убитого животного, было принято сначала в культе Кибелы. Позже этот ритуал использовался приверженцами Атаргатис и Митры.

Если для традиционного культа греко-римского пантеона и древнеримской религиозной практики, как правило, формами были опосредованное, непрямое, часто формальное, механически совершаемое религиозное действо, которое иногда оставляло непричастными отдельных лиц, к тому же усиленное социальными рамками,то мистерийные религии диаметрально от этого отличались. Они предлагали каждому чувство защищенности, непосредственное культовое переживание высочайшей интенсивности. Эти религии предлагали одновременно прямой призыв к совести и рассудку, активизировали отдельного человека, серьезно относились к нему, как к личности и партнеру богов, и одновременно приобщали его к охватывающему природу и космос представлению о мире.

Наглядный пример форм и мира представлений мистерийных религий дает описание церемонии посвящения в культ Изиды у Апулея: «Я дошел до границы смерти, стоял на краю могилы, ведомый стихиями вернулся назад, в глубокой ночи увидел сверкающее солнце, пришел к богам и воздал им молитву в непосредственной близости. Итак, я сообщил тебе то, что ты слышал, но не можешь понять. Я хочу рассказать то, что может быть доверено только безгреховному разуму. Было утро, и после исполнения священных действий я вышел в торжественной процессии; многие были там и смотрели на нее. Потом я был призван вступить на деревянный помост среди храма перед изображением богини. Я был в льняном, но ярко вышитом одеянии. С моих плеч со спины до пят свисала дорогая мантия. Я был украшен вышитыми разноцветными животными, индийскими драконами и гиперборейскими грифами, пернатыми птицами, которых порождает другой мир. Посвященные называют это небесным одеянием. В правой руке я держал пылающий факел, голову украшал венок, из которого белые пальмовые листья возвышались, как лучи. Когда я по подобию солнца был украшен и, как статуя, поставлен, внезапно был отдернут занавес, и устремился народ, чтобы увидеть меня» («Метаморфозы», XI, 23).

Из малоазиатских богов далеко на Запад распространился прежде всего культ Кибелы, Великой Матери, и ее сына Аттиса. О его происхождении сообщает Евсевий: «Фрикийцы рассказывают, что Меон, царь Фригии, имел дочь по имени Кибела, которая первой изобрела флейту и была названа богиней гор. И Марсиас, который питал к ней дружбу, был первым, кто делал флейты, и он прожил в целомудрии до конца своей жизни. Но Кибела жила с Аттисом и забеременела, и когда это обнаружилось, ее отец убил Аттиса и кормилицу; Кибела обезумела, убежала, вечно кричала и била в барабан. Ее сопровождал Марсиас, который вступил в музыкальное соревнование с Аполлоном и был побежден, и Аполлон при живом теле содрал с него кожу. И Аполлон воспылал любовью к Кибеле и сопровождал ее в ее странствиях до гиперборея, и приказал, чтобы тело Аттиса было похоронено, а Кибела почиталась как богиня. Поэтому фригийцы сохранили этот обычай до сегодняшнего дня, оплакивают смерть юноши и воздвигают алтари и почитают Аттиса и Кибелу жертвоприношениями. Позже они построили в Пессине во Фригии великолепный храм и устраивали там священные жертвенные службы» («Евангелическое приготовление», II, П,41).

Этот культ пришел в Рим уже в эллинистической форме во время Второй Пунической войны в 205/204 гг.до н.э. Оттуда он распространился на Запад; круг его приверженцев состоял преимущественно из женщин.

Из сирийского региона происходил культ богини Сирии, как это звучало по латыни, почитаемая в Гиераполе в Сирии богиня Атаргатис получила распространение и на Западе. Позже, в нероновское время, через Делос этот культ достиг и Рима. Апулей и Лукиан во 2 в.н.э. сообщали о сенсационных процессиях этой сирийской богини, приверженцы которой впадали в дикий экстаз. Герой «Золотого осла» Апулея рассказывает о жрецах богини Сирии так: «На следующий день они вышли, ярко разодетые, с накрашенными лицами и обведенными черными глазами, с повязками на голове, в одеяниях шафранового цвета из батиста или шелка, у некоторых была белая нижняя одежда, расшитая пурпурной вышивкой копьевидной формы. На ногах у них были желтые башмаки. Богиню в шелковой мантии они предложили нести мне, они обнажили ее руки до плеч, подняли большие мечи и топоры и под возбуждающие звуки флейты и крики начали одержимый танец. После того, как они прошли по хижинам, они добрались до виллы богатого собственника. Тотчас же, завывая, как безумные, они устремились туда, ужасными движениями вращая опущенной головой с развевающимися кругами волосами. Порою они свирепствовали против своей собственной плоти, резали острым железом, которое принесли с собой, свои собственные руки. Тем временем буйствовал один среди них более сильный, он делал глубокий выдох, как будто его наполнил дух божества и притворялся сумасшедшим... Когда они, наконец, утомились или, по крайней мере, насытились само-истязанием и прервали резню, они получили подарки, медные монеты и серебро и спрятали все в складках своих одежд; кружку вина, молоко, сыр, пшеничную муку и ячмень, которые некоторые подарили несущему богиню, они жадно отняли, засунули в мешки, которые были приготовлены для этой наживы, и погрузили это мне на спину» («Метаморфозы», VIII, 27).

У совсем другого круга лиц вызвали расположение мужские восточные боги, особенно семитский Ваал, городские боги, которые были распространены преимущественно в связи с Юпитером Далихейским, первоначально богом города Далихе в Коммагене, который предположительно пришел на Запад империи посредством образованных Веспасианом Коммагенских когорт. Вооруженный пучком молний и двойным топором Юпитер Далихейский часто носил фригийский колпак. Он появлялся в большинстве случаев на быке, нередко в сопровождении какой-нибудь богини.

Далихейский храм (30,5×8,6 м) располагался вне Заальбурга, недалеко от крепостей Цугманталь и Пфюнц. Надпись на здании из Висбадена сообщает, однако, что храмом Юпитеру Далихейскому пользовались также общины пограничной зоны: «В честь божественного правящего дома горожане Висбадена поставили Юпитеру Далихейскому храм, который из-за своего алтаря стал ветхим, и под досмотром Церея Сатурниана и Пинария Вера был восстановлен. В год консульства императора Септима Севера и Альбина» (194 г.н.э.).

Большое значение из всех мистерийных религий получил культ Митры. Эрнст Ренан однажды подчеркнул этот факт часто цитируемыми словами: «Если бы христианство было задержано в своем развитии смертельной болезнью, мир стал бы митраическим» (Э.Ренан «Марк Аврелий и конец античного мира». Париж, 1923). Этот тезис, правда, очень маловероятен, так как культ Митры исключал женщин, намеренно развивался в маленьких общинах, никогда не стремился стать массовой религией и не располагал структурами имперской или мировой церкви.

Роль культа Митры для религиозного развития при принципате была значительной, и как бы усердно ни занималась современная наука изучением мира именно этого культа, остаются неясными многие детали ритуала и представлений. Ни интерпретация многочисленных памятников этого культа, особенно культовый рельеф и настенная живопись из Капуи; ни граффити митрайона Санта Приска в Риме, или немногочисленные литературные тексты, папирусы и надписи не давали до сих пор возможности для полной реконструкции.

Неясна и связь между культовыми формами митраического культа в 1 и 2 в.н.э., когда его мистерии, литургии и структура небольших общин были относительно единообразно установлены, и более древним богом Митрой из индо-иранского пространства. Полное приравнивание кажется проблематичным, во всяком случае промежуточные звенья неизвестны. Если даже в последнее время подчеркивалось (Р.Меркельбах) греческое и особенно платоновское влияние на процесс изменений, все равно это остается только гипотезой,

Римляне соприкоснулись с культом в первый раз во время пиратской войны Помпея; потом при принципате он быстро распространился не только в Риме и Италии, но и в преобразованных в военную зону приграничных областях Дуная, Рейна и в Британии, Испании и Северной Африке. Так, в Риме к настоящему времени обнаружены 100 маленьких митрайонов, в Остии – 16, в Карнунте – 7, в Геддернгейме – 4, во Фридбурге – 3. Носителями и распространителями культа были, с одной стороны, солдаты и чиновники принцепсов, а с другой – купцы и торговцы. Культ засвидетельствован не только в пограничных крепостях и гарнизонах и в соседних с ними гражданских поселениях, но и в портовых городах и перевалочных пунктах, в Остии, Путеоли, Аквилее, Карфагене и Лондоне. Во всяком случае, он не был исключительно военным.

Для митраического культа характерно, что сооружались маленькие культовые помещения в форме грота или пещеры, что в соответствии с космическим отношением религии символизировало небосвод. Как правило, на западе располагалась ниша для освещенного лампой культового изображения. Характерными архитектоническими элементами помещения были две разделенные коридорами скамьи. Культовое помещение делало возможной впечатляющую смену света и темноты; оно создавало атмосферу, которая имела особый смысл для дуалистического культа. Оно одновременно объединяло архитектонически – и это было полным контрастом с греко-римскими храмовыми сооружениями верующих с изображениями бога и местами литургий. Когда было возможно, культовые места стремились располагать вблизи источников или, по крайней мере, проточной воды или колодцев.

Культовые изображения на Западе империи состояли из больших, часто отдельных сцен и элементов, расположенных на рельефе, окружающем главное изображение. В центре чаще всего изображалась битва Митры с мировым зверем, воплощением зла как такового. Это убийство зверя, которое разворачивалось в гроте (тавроктония), на рельефах германских провинций, например, в Дибурге и в Гейдельберг – Нейнгейме, было окружено полными фантазии изображениями борьбы или другими сценами из жизни и деяний Митры. Изображалось рождение бога из скалы, причем на Безиггеймерском рельефе появляется восточный пастух как свидетель происходящего. Митра часто связан с трудно интерпретируемыми деяниями и чудесами, прежде всего с солнцем, своим союзником или помощником с которым его можно увидеть за трапезой. Митра и солнце возлежат на шкуре убитого зверя, подкрепляются его  мясом и кровью – событие, о котором напоминала совместная трапеза митраитов при вкушении хлеба и вина.  Ланденбургский рельеф адриановского времени изображает  эту общую трапезу в особенно мягкой, явно заимствованной у греческих образцов форме.

Изображалось совместное «вознесение» Митры и солнца на небо, эти центральные сцены обрамлялись разнообразным персоналом и многозначительными символами. Там появляются Кавт и Кавтопат, типичные спутники Митры, во фригийских колпаках с поднятым или опущенным факелом, символом утра и вечера, появляется квадрига солнца и двойная упряжка луны, возникают из пролитой крови мирового зверя символические знаки новой жизни, главные сцены обрамляются знаками зодиака. Главные рельефы  иногда вращаются и показывают на передней и задней стороне различные этапы пути Митры. В соответствии с ходом литургии или с особым характером культового акта или праздника они позволяли эффектно менять изображения.

Насколько малы были группы верующих в Митру, настолько сильно они были дифференцированы. Каждый претендент проходил церемонию приема, скрепленного торжественной клятвой. Флорентийский папирус передает форму этой клятвы: «Во имя бога, который отделил землю от неба, свет от тьмы, день от ночи, мир от хаоса, жизнь от смерти, настоящее от прошлого, я клянусь честно, по совести  хранить в тайне мистерии, которые мне доверены нашим богобоязненным братом Серапионом, достопочтенным и святым Герольдом Камерионом и моими верными братьями. Верный своей клятве, я надеюсь, что мне это удастся; но я клянусь также, что, если я стану предателем, пусть меня постигнет жестокая кара» (М. Вермазерен «Штуттгарт,  1965).

Для посвященных в культ существовало семь ступеней в нарастающем порядке: ворон, жених, воин, лев, перс, бегущий по солнцу, отец. Ступени характеризовались различными символами и были подчинены различным богам – покровителям и планетам: Меркурию, Венере, Марсу, Юпитеру, Луне, Солнцу и Сатурну. Но насколько многообразен был культовый мир, настолько и многочисленны пересечения с другими богами и культами, которые подтверждены находками памятников других религий в митрайонах, настолько преобладающей была дуалистическая основная концепция: митраит призывался к борьбе между добром и злом, светом и мраком. Но в Митре он имел также непобедимого бога – покровителя, который помогал ему достичь в жизни новых ступеней чистоты и истины, а после смерти – бессмертия.

В форме, в которой распространялся культ Митры в империи, он активизировал своих приверженцев таким способом, который также можно обозначить, как «лояльную религию» (Р.Меркельбах). К этому добавлялась его совместимость с другими культами, поэтому его притягательность не может удивлять. Многочисленные соприкосновения с типичными элементами христианской веры и христианской литургии совершенно очевидны (крещение, обеты, совместная трапеза, сопоставление бога с солнцем, вознесение и т.д.). Сегодня они оцениваются чаще всего как воздействие общих для обеих религий исторических и культовых форм мира и реже рассматриваются как прямая зависимость или копии. Антогонизм между обеими религиями обострился, тем не менее, очень рано. Он в конце 4 в.н.э. привел к систематическому разрушению митрайонов фанатичными христианами.