Текст книги "История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 26 страниц)

Само собой разумеется, оставалось не очень много времени для государственных дел. Это правление во всех своих безумствах похоже на правление Коммода. Высочайшие должности государственной администрации этот император, как и Коммод, отдал своим креатурам; танцор стал преторианским префектом, парикмахер – префектом по обеспечению зерном. Оба ведомства были полностью реорганизованы преемником.

За кулисами событий стояла Юлия Меза, бабка Элагабала. Она была достаточно умна, чтобы предположить, что такой вызов римским традициям и общественному мнению не останется безнаказанным. Чтобы сохранить власть своей семьи, она поспешила использовать в этих целях своего внука, сына Юлии Мамеи. Поэтому она уговорила Элагабала возвысить его двоюродного брата до Цезаря. Это произошло, как обычно, путем усыновления, Цезарь принял имя Север Александр. Он был на четыре года младше Элагабала. Семейное согласие при этих обстоятельствах просуществовало недолго. Правда, Элагабал попытался сместить Цезаря и устранить его, но солдаты ему не повиновались. В феврале 222 г.н.э. случилась катастрофа. И на этот раз Юлия Соэмия стала на сторону своего сына. Но так как она вызвала ненависть своей необузданностью, то не смогла изменить ход событий. Положение разрешилось, когда римский гарнизон отвернулся от Соэмии и ее сына и когда последний ночной призыв к преторианцам не имел успеха. Мать и сын были убиты.

Франц Кумонт однажды заметил по поводу этого принципата, что Империя, казалось, на какое-то время превратилась в калифат. Религиозное начинание императора Элагабала тоже потерпело крах, камень был отправлен назад в Эмесу, храм преобразовали. Однако уже в романе Гелиодора «Эфиопика» пропагандировался очищенный от местных традиций бог Солнца, и в другой форме Солнце полвека спустя при Аврелиане вернулось, как государственный бог.

Убийством Элагабала и Юлии Соэмии эпоха северовкого дома или сирийских императриц тем не менее не окончилась. Для Юлии Мамеи, матери Севера Александра, которая теперь вышла на передний план, судьба сестры и племянника послужила уроком. Сначала мать императора Севера Александра воспитывала сына в грекоримском духе. Мамея оставалась правительницей не только в его молодые годы, но и позже. Как обе женщины, Соэмия и Мамея, различались по своему характеру, так же и отличались друг от друга оба правления. Если тогда было правление беззаботного сумасброда, то теперь при Мамее и Александре наступило время осмотрительной сдержанности. Как только могла, Мамея приспосабливалась к обстоятельствам, и ее деловитость нельзя отрицать. Задаче Мамеи, безусловно, содействовал мягкий, часто прихварывающий сын, который хотел расположить к себе в первую очередь покладистостью, добросердечием и спокойствием. Приятного характера, рано созревший и высокообразованный Север Александр был скорее натурой размышляющей, чем активной. Из-за преданности матери он по существу никогда не обрел полной независимости. Прежде всего Север Александр являлся человеком, которому не хватало как раз тех качеств, которые требовались во время его правления: твердости и настойчивости. У писателей истории Августов его жизнь, может быть, поэтому так сильно идеализирована, что в нем хотели отразить Юлиана Отступника. И потомки не отказали в сострадании этому молодому человеку. Так, у Гиббона его правление оценивается позитивно и оптимистически; Якоб Буркхардт назвал его даже «настоящим Людовиком Святым античности».

Рис. Север Александр.

Во время первой фазы правления, кроме Мамеи, важнейшей личностью нового режима был юрист Ульпиан. В 222 г.н.э. его назначили преторианским префектом. Но даже он не мог выполнить задачу держать в кулаке наглую иллирийскую гвардию, которая помогла Северу Александру взойти на трон, и одновременно стабилизировать законность. Формально за еще несовершеннолетнего императора правил регентский совет, состоявший из 16 избранных сенаторов. Совещательную функцию исполнял расширенный государственный совет, включавший 20 профессиональных юристов из всаднического сословия и 70 сенаторов. Эти меры интерпретировали в связи с реставрационными тенденциями в отношении сената, но толкование зашло слишком далеко. Больше нельзя было и думать о коренном возрождении сенаторского сословия.

О сильных юридических компонентах администрации уже было упомянуто. При этом особое значение имеют два сформулированных тогда основных правовых принципа. Так, Ульпиан высказал сохранившийся в «Дигестах» принцип господин изъят из действия закона, который стал основополагающим для европейского абсолютизма, однако и это является решающим не как общий принцип, а в конкретной связи с законом Юлия и Папия, одного из августовских законов о браке. То, что правовые взгляды императорской власти в действительности были совсем другими, следует из руководящего принципа Кодекса Юстиниана: «Даже если закон Империи освободил императора от формальных прав, для императорской власти нет ничего более свойственного, чем жить по законам» (6, 23, 3).

Представители бюрократии и римской юриспруденции, безусловно, старались сохранить интересы и компетенции императорской администрации. Просвещенные и социальные черты правления очевидны. Так, были возрождены алиментарные учреждения для мальчиков и девочек, начали осуществляться большие строительные планы: на Марсовом поле расширили Александрианские термы Нерона. дополнили термы Каракалла, обновили амфитеатр Флавия; все эти меры пошли на пользу римскому народу. И в провинциях возводились многочисленные светские здания и строились дороги. Там также была продолжена северовская тенденция к укреплению пограничных поселений.

Однако, несмотря на эти позитивные начинания и немалые достижения, внутренний порядок укрепить не удалось. Например, в Риме в течение трех дней царила полная анархия. Преторианцы и римский плебс дрались на улицах, и войска грозили поджечь весь город. Если нужен еще один пример, чтобы показать, что гвардия полностью вышла из-под контроля, то им является убийство Ульпиана в 228 г.н.э. Его зарубили в императорском дворце, и даже император был не в состоянии его защитить.

Здесь закончилось также и влияние Мамеи, каким бы негармоничным оно ни было. В 225 г.н.э. молодого Севера Александра женили на Орбиане, римлянке из сенаторской семьи. Но Мамея не потерпела никакого ущемления своего положения. Тесть императора, которого возвели в сан Цезаря, был устранен, молодая императрица выслана в ссылку в Африку. Титулы матери императора все время разрастались. В конце они звучали так: мать Августа и лагерей, и сената, а также отечества и всего рода человеческого.

Тщетно ссылался Север Александр на легитимное наследство северовской династии, но смог только лавировать от одного кризиса к другому. Где ему помогали верные и энергичные помощники, такие, как консуляр и историк Кассий Дион, который блестяще проявил себя как наместник и восстановил дисциплину, там император избежал всех трений. Он посоветовал своему коллеге по консульству покинуть Рим. Последняя катастрофа была неминуема.

Большим счастьем для этого правления являлось то, что вначале оно не было отягощено достойными внимания внешними опасностями. Но начиная с тридцатых годов положение изменилось. И как раз в тот момент, когда у верхушки Империи не было никакого военного авторитета, когда метались от одного компромисса к другому, почти одновременно перешли в наступление два могучих противника – персы и аламанны. Программой нового персидского царского дома сасанидов было снова сделать границей персидского царства Стримон во Фракии, и Ардашир, первый сасанидский повелитель, начал осуществлять эту цель с едва ли вообразимой энергией и стремительностью. В 230 г.н.э. он вторгся в Месопотамию, римская армия была полностью разгромлена, Низибин осажден, и в этом же году персидская конница неслась по Каппадокии.

Север Александр начал обстоятельную подготовку. Он взял на себя главнокомандование восточным фронтом и сначала попытался выиграть время с помощью переговоров. Одновременно в Италии и в провинциях было собрано подкрепление, боевой отряд вексиллиариев, все имеющиеся в наличии легионы выступили в поход. Надписи на монетах верность войска и верность воинов были первыми сигналами тревоги, так как теперь, в этот час опасности, обнаружилось во всем своем убожестве состояние армии. Месопотамские легионы убили своего наместника, египетские подразделения бунтовали, в Эдессе появился узурпатор Ураний Антонин. Овладеть такой ситуацией было тяжело.

Север Александр с 231 г.н.э. находился в Антиохии. Только с февраля 232 г.н.э. римское войско, наконец, перешло в контрнаступление. Из трех римских войсковых групп северная продвинулась через Армению, средняя с императором пошла из Северной Месопотамии на восток, южная – вдоль Евфрата. На эту южную армию всей своей мощью напал Ардашир и уничтожил ее. После сообщения об этой катастрофе император приказал отступить другим двум армиям. Это отступление принесло этим армиям много потерь и тягот, однако Ардашир не сумел использовать свой успех. Наоборот, в следующие четыре года он не предпринял ни одного нового наступления.

Но Север Александр был больше не в состоянии еще раз начать борьбу. Сообщения о германских набегах на рейнский и дунайский фронт имели следствием, что выведенные оттуда подразделения вернулись назад и упрекали императора в ослаблении границы, будучи лично заинтересованными в ней из-за своей собственности. Персидский поход был прерван, император сначала направился в Рим, чтобы там во всем великолепии отпраздновать триумф над парфянами и персами. Одновременно на Верхнем Рейне были сконцентрированы крупные военные силы. И на этот раз переговоры и прежде всего контрибуции прекратили военные столкновения. Когда это стало известно, войска взбунтовались. Несолдатского императора они ненавидели так же, как и скаредную Мамею, которая накопила богатства и сокровища, не поделившись с избалованным войском, а наоборот, казалось, была готова скорее заплатить варварам, чем армии. В марте 235 г.н.э. Мамея и Север Александр были убиты недалеко от Бретзенгейма у Майнца. Восставшие войска, в первую очередь рекрутские подразделения из Паннонии, провозгласили императором человека, который был душой этого бунта – шестидесятилетнего Максимина Тракса, полуварварского фракийца («История Августов»), сына аланки и гота.

Так пала династия Северов. Ретроспективно четыре десятилетия ее правления, несмотря на эксцессы Каракаллы и Элагабала, на фоне грядущих пятидесяти лет, полных внешних катастроф и внутренних раздоров, кажутся последней большой попыткой консолидации. Однако по своему характеру и происхождению представители этой династии не смогли включить войско, нового политического хозяина Империи, в реликты старого государства. Перед этой неудачей отступают на задний план все достижения этого дома, его забота о восточных и африканских провинциях, его строительство, законы и инициативы в государственном управлении. Общее развитие не лишено последовательности, потому что династия, которая пришла к власти благодаря зависимости от армии, как ни одна другая до нее, именно от этой зависимости пала.

К особенностям этой династии относится тот факт, что ее женщины взяли на себя совершенно новую роль. Функции и положение «сирийских императриц» становятся ясными при ретроспективном взгляде: каким бы большим ни было влияние Ливии при Августе, характерно, что она действовала за кулисами событий и только после смерти мужа была возвышена до «Августы» и почести, как матери отечества, в фазе возникновения принципата казались немыслимыми. Разумеется, еще в доме Юлиев—Клавдиев были влиятельные женщины, такие, как, например, обе Агриппины, но такое поведение привело к сильнейшим конфликтам.

В случае с Флавиями Веспасиан с самого начала подчеркивал целостность новой династии. Тем не менее положение жен принцепсов было второстепенным, отказ Тита от брака с Береникой показывает, наоборот, какими сильными были традиционные нормы, династия Флавиев являлась почти исключительно мужским институтом. Ко времени адоптивных императоров значительно увеличились внешние почести женам принцепсов, но их влияние осталось преимущественно закулисным, причем, правда, иногда с тяжелыми последствиями, как при усыновлении Адриана.

При Северах, наоборот, пали все ограничения, и стало правилом прямое политическое вмешательство женщин.

Династия смогла утвердиться только благодаря их чрезвычайной активности. Во втором и третьем поколениях северовского дома катастрофы произошли не из-за недостаточного вмешательства женщин, а из-за непригодности мужских представителей династии. Отнюдь не совпадение, что восстановление власти Северов удалось благодаря инициативе женщин на Западе.

При всем этом происходящих с Востока женщин северовского дома особенно легко было очернить. В античности, как и в новое время, они довольно часто демонизированы и описаны как необузданные, корыстолюбивые и властолюбивые восточные натуры. Только в настоящее время начинает преобладать трезвое и непредвзятое мнение, которое помогает понять женских представительниц северовского дома, исходя из их социальных и религиозных традиций.

В лице Северов династия еще раз проявила себя гарантом преемственности власти. После событий в доме Юлиев—Клавдиев, Флавиев и Антонинов и в ней проявились преимущества и недостатки власти одной семьи. Однако при быстро сменяющихся преемниках Северов, при солдатских императорах не прекращались попытки основать новую династию. Надолго это удалось сделать, правда, только Константину после того, как абстрактная модель тетрархии Диоклетиана потерпела неудачу, подобную неудаче адоптивной власти во 2 в.н.э. Долгое время политическая формация Римской Империи обходилась без опоры династии.

Окружение Римской Империи в 3 в.н.э.

Возникновение и структура Сасанидского государства

Параллельно с наметившимися при Северах структурными изменениями внутри Империи за ее пределами разливались не менее тяжелые по своим последствиям новые события. Если до сих пор развитие определяли в основном римские наступления и римская экспансия, то в 3 в.н.э. Империя на всех границах стояла в обороне. В Средней Европе и на Ближнем Востоке место старых противников заняли новые динамические силы. На Рейне и Дунае возникли нероманизированные соседи – племена франков, аламаннов, вандалов, готов и гермундуров. Почти одновременно на Востоке на месте значительно эллинизированной Парфянской Империи возникла Империя Сасанидов, то есть Империя, которая с самого начала признавала себя наследницей Ахеменидов и которая постоянно продвигала бронированные клины своей конницы на римский Восток.

Дом Ахеменидов когда-то из Персии, части южно-иранских окраинных гор вокруг современного Шираза, создал ту великую мировую Империю, фаза экспансии которой связана с именами Кира, Камбиза и Дария. Во время похода Александра эта Империя пала; ее место заняли эллинистические царства. В это новообразование древней персидской сферы приблизительно с 250 г.до н.э. с северо-востока вторглись под предводительством рода Аршакидов парфяне, первоначально полукочевой народ конников. В течение беспрерывной экспансии они образовали новую Империю, которая утратила в 3 в.н.э. свою первоначальную стабильность из-за своей сильно раздробленной феодальной структуры, культурной и религиозной толерантности и не в последнюю очередь вследствие хронических внутренних раздоров и неоднократных военных поражений.

Падение Аршакидов вызвало в персидском регионе политическую и религиозную реакцию огромного значения, которая была представлена домом Сасанидов. Этот дом вел свое происхождение от Сасана, который в начале 3 в.н.э. был верховным жрецом храма Анахиты в Стакре, маленьком городе западнее Персеполиса. Жреческими городскими царями там издавна исповедовался культ Агурамазда в традициях Заратустры, в форме, для которой было прежде всего характерно огнепоклонничество, после того как Папак, сын Сасана, завладел независимым княжеством в той местности, внук Сасана Ардашир целеустремленно продолжил укрепление власти новой династии. 28 апреля 224 г.н.э. Арсакид Артабан V был наголову разбит на равнине Хормиздаган и убит, предположительно самим Ардаширом; два года спустя последний короновался на царство.

По всем сторонам света Ардашир распространил свою власть, на Западе до Армении и Азербайджана, на Востоке до Бактрии. Почти через 20 лет после падения Археменидов иранские силы отвоевали власть над всей территорией древней Великой Империи, и эта новоперсидская или сасанидская Империя просуществовала вплоть до победы ислама в 642 г.н.э. Эта Империя была отмечена ахеменидскими традициями, а также возрождением древнеиранской религии.

Сасаниды смогли добиться поразительных военных успехов только потому, что им удалось воспользоваться традиционным видом парфянского вооружения – бронированной конницей. Предположительно возникшую у народов Средней Азии бронированную конницу парфян усовершенствовали. Они применили пластинчатый панцирь, которым были защищены не только всадники, но и кони. Детали вооружения и оснащения этих войск известны не только по сасанидским наскальным рельефам, граффити и археологическим раскопкам, но и из точного описания Гелиодора в его романе «Эфиопика» в середине 3 в.н.э.

После точного описания пластинчатого панциря Гелиодор продолжает: «Одетый в доспехи и как бы упакованный всадник садится на коня, но из-за веса он не может сделать этого самостоятельно, и его поднимают другие. Когда дело доходит до сражения, он отпускает коню уздечку, дает ему шпоры и бросается на врага, как человек из железа или живая железная дребезжащая статуя, копье направлено по горизонтали и держится кольцом на шее лошади. Конец древка висит на петле на шенкеле и при ударе не отходит назад, а поддерживает руку всадника, которому нужно только отразить удар. Если он ложится на копье и всем весом нажимает на него, то пронзает все, что попадается ему на пути, и одним ударом порой поднимает двух человек» (IX, 15).

Тяжелая кавалерия этого рода была ядром сасанидского войска, но кроме нее существовали не менее опасные легкие кавалерийские соединения, глубокие рейды которых сбивали с толку любого противника и препятствовали сплошной обороне пограничных зон Империи. С этими соединениями легкой и тяжелой кавалерии были скоординированы подразделения лучников, под градом стрел которых постоянно несли потери римские легионы и вспомогательные формирования. Хотя и с римской стороны со 2 в.н.э. начали брать на службу восточных лучников и бронированных всадников, все равно сасаниды всегда превосходили в этом виде оружия. Ничего не изменил даже тот факт, что римские полководцы начали применять североафриканские кавалерийские соединения с метательными копьями и, наконец, что во второй половине 3 в.н.э. у Милана был поставлен мощный кавалерийский корпус в качестве мобильного резерва быстрого реагирования.

В лице Ардашира I (224—241 гг. н.э.) и Шапура I (241—272 гг. н.э.) сасанидское войско имело государей, способных увлечь за собой других, которые участвовали во всех решающих сражениях. Одной из важнейших движущих сил Империи сасанидов стала возрожденная религия Заратустры. Очевидно, уже Ардашир кодифицировал и распространил «Авесту», изложенное в 16 пророческих гимнах «Гатах» откровение бога Заратустры. Внешним проявлением религиозной активности стало широкое распространение огненных алтарей, которые были изображены на обратной стороне сасанидских монет.

Обнаруженная в 1939 году у Персеполя надпись верховного жреца Кардера, который во второй половине 3 в.н.э. от простого жреческого учителя поднялся до верховного мага, свидетельствует не только об успехах этого человека, но и о силе религиозных импульсов: «Мною укреплена зороастрическая религия, и мудрые люди возвысились в Империи в славе и власти. Еретики и колеблющиеся среди магов, которые не следовали предписаниям, были мною наказаны; они вернулись на путь истины и были прощены. Мною основаны многочисленные священные очаги и поставлены для их поддержания маги; и все это осуществилось по повелению богов, царя и меня самого».

Последовательно и скрупулезно обеспечивали Сасаниды распространение возрожденной ими религии. С толерантностью Аршакидов было покончено; христиане, иудеи манихеи, брамины, буддийские монахи подверглись гонениям. Связь между религией и политикой становились все теснее.

Возрождение древнеперсидской религии и сознательное восстановление традиций Ахеменидов отразились на сасанидском искусстве той эпохи. В нем также проявилось влияние древнеперсидских форм и представлений. На больших наскальных рельефах это видно по выбору тем, изображению преклонений, триумфов, жертвоприношений и изобразительным средствам. По ним можно понять постановку целей, самосознание и религиозные убеждения новой династии.

Интронизация Ардашира изображена на двух монументальных наскальных рельефах. Рельеф из Накш-и-Рустам у Персеполя, у знаменитой гробницы Ахеменидов, изображает Агурамазда на коне в тот момент, когда он тоже сидящему на коне Ардаширу передает кольцо правителя. Рельеф из Фирузабада изображает, наоборот, побежденного Артабана V, которого это ставит на одну ступень с Ахриманом, противником Агурамазда. Религиозная легитимация власти Ардашира таким впечатляющим способом была выставлена на всеобщее обозрение.

Это же относится и к городской политике Сасанидов. Здесь не ограничивались только переименованиями, как в случае с Гором неподалеку от Персеполя, который был тогда переименован в Ардашер-Кваррех (Слава Ардашира), но прежде всего в пограничных зонах было построено много новых поселений. В 3 в.н.э. это относилось к лагерям римских военнопленных и принудительному привлечению к трудовой повинности индийских врачей. Известнейшим примером этой концепции является Эйван-и-Керха, построенный Шафуром II на месте разрушенной Сузы. Новый город являлся укрепленным местом для мощного гарнизона, царских мануфактур, а также для римских пленных. Эта политика сопровождалась интенсивной культивацией земли и связанным с этим строительством оросительных сооружений.

Тогда как названные ранее элементы новой политической формации однозначно засвидетельствованы, до сих пор не удалось окончательно исследовать внутренние структуры сасанидской Империи. Строительный процесс образования власти вынуждал сначала во всем объеме сохранить существенные административные ячейки, имея в виду, что власть имущие аристократы отвергали новую систему. Всегда было соблазнительным переносить категории европейского феодализма и чисто средневековый рыцарско-ленный образ жизни на мир Сасанидов. Тем не менее крайне невероятно, что основополагающие этические и правовые нормы были тождественны.

По крайней мере в начальной фазе этого нового властного образования речь шла о единоличной власти, которая в отличие от последних аршакидских царей имела сильное централизованное ядро. Именно об этих бурных десятилетиях 3 в.н.э. с их часто резкой сменой театра военных действий и больших наступлений известные до сих пор исторические источники дают недостаточно сведений, чтобы свести в общую картину конкретные особенности управления и организации Империи.

Подобные же оговорки относятся и ко всем попыткам понять общественную структуру сасанидской Империи как целого, Традиционные модели, которые в большинстве случаев исходят из деления на сословия, подразделяя их на сословия жрецов, воинов, чиновников, народа, крестьян и ремесленников, неудовлетворительны уже потому, что не учитывают значительных региональных различий.

Само собой разумеется, точно известен широкий базис большей части населения. Его составляло большое число мелких свободных крестьян, пастухов, ремесленников, торговцев и мещан. Затем следует существенно меньший слой «свободных людей», мелких землевладельцев и низшего дворянства, лиц, которые частично работали налоговыми чиновниками или бургомистрами и занимали промежуточное положение между слоями мелких крестьян и мещан, с одной стороны, и аристократией – с другой.

На следующей ступени «великих и могущественных» стояли представители семи древних, особо привилегированных семей. В их руках находились традиционные, передающиеся по наследству компетенции и обязанности, например командование конницей или руководство внешнеполитическими связями. Как показывает анализ имен, среди них были древние парфянские аристократические семьи, обязанные своим положением Сасанидам. На вершине аристократии Империи, непосредственно ниже правящей династии, стояла небольшая группа высшей знати, которую составляли вассальные цари и побочные линии Сасанидов. Особое положение вне этой общественной пирамиды занимали представители армии и жрецы. Для обеих групп предоставлялись особые привилегии, но приоритеты у них были различными.

Многое из этой внутренней структуры персидского государства оставалось скрытым для пограничных соседей. Римские историки этой эпохи, такие, как Кассий Дион и Геродиан, не знали того, что происходило по ту сторону Евфрата, хотя вообще они были хорошо информированы о событиях на Востоке. Для Рима решающим стало то, что Сасаниды в отличие от парфян не признавали римское влияние на Ближнем Востоке и перешли к широким военным наступлениям. Тот факт, что инициативы первого сасанидского царя были направлены не только против Запада, объясняется тем, что и без того катастрофическое положение римлян было ослаблено. Уже Ардашир на востоке своей сферы власти отбросил среднеазиатские племена, которые поселились на территории восточных сатрапий Империи Ахеменидов. Его наступления распространились до Аральского моря и современного Пакистана, а его преемник Шапур I, назвавший себя царем царей Ирана и не-Ирана, распространил сасанидское влияние до устья Инда.

Германцы в 3 в.н.э.

Коренные изменения на соседних территориях по ту сторону римской границы на Рейне и Дунае в 3 в.н.э. становятся явными уже по названиям важнейших германских противников Империи. Вместо известных по тацитовскому описанию этнических единиц на первый план выдвинулись теперь названия новых динамичных больших объединений. В этих изменениях отражаются широкое переселение народов, наступления и нападения на Империю, которые были тогда сконцентрированы в трех больших горячих точках: на территории Верхнего Рейна и Верхнего Дуная, на Нижнем Рейне и во всем балканском и черноморском регионе. Во всех этих регионах инициатива почти исключительно находилась в руках германской стороны.

Название «аламанны», как уже было упомянуто, встречается в античных сообщениях первый раз у Кассия Диона в связи с описанием событий 213 г.н.э. Однако он говорит не о новом германском племени, а скорее о союзе старых этнических групп. Этот союз с большой долей вероятности был образован прежде всего из свевов, а кроме того включал в себя группы тюрингов и гермундуров. Другая связь существует также и с миграцией семионов, которые когда-то жили восточнее Верхней Эльбы, а после 174 г.н.э. больше не упоминались. Еще в античности это новое понятие аламанны интерпретировали, как «сообщество мужчин».

Но решающим моментом этого нового образования является не сам факт слияния старых сил, а ударная сила их передвижений. Еще в резюме Аврелия Виктора о первых сражениях с ними говорится о «многочисленном племени, которое удивительно сражается на лошадях». Для будущего положения на верхнегерманской и регийской укрепленной границе характерно, что это аламаннское объединение заняло место ассимилированных и частично полуроманизированных пограничных соседей. Передвижения этого объединения так часто возобновлялись потому, что они распространяли дальше обширные перегруппировки среднеевропейских групп населения.

После первых сражений в 213 г.н.э. в 233 г.н.э. последовало новое наступление аламаннов. Хотя за это время были значительно усилены пограничные сооружения, им удался глубокий прорыв. Размеры его опасности известны не только по античным сообщениям, но еще больше по археологическим находкам. Так, тогда была разрушена построенная только в 213 г.н.э. крепость Гольцгаузен, а в крепостях Каперсбург, Зальцбург, Фельдбург и Цугмантель под угрозой новых опасностей, усилилась деятельность по строительству укреплений.

Потрясения этого рода оказали воздействие также и на тыл укрепленной границы, что видно по частоте находок кладов монет. Для 233 г.н.э. клады прослеживаются вплоть до предгорья Альп, на юго-западе Германии прежде всего в долине Некара и в Верхней Швабии. Если такое распространение кладов и не доказывает прямо глубину аламаннских наступлений, оно безоговорочно свидетельствует о зонах беспокойства и нарушения порядка.

233 г.н.э. стал переломным для всего юго-востока Германии. Хотя аламаннское нашествие в конце концов было приостановлено и позже нейтрализовано контрнаступлениями Максимина Тракса, десятинные земли между границей, Рейном и Дунаем превратились теперь в опасный район боевых действий. С экономической точки зрения вторжение аламаннов означало для юго-восточного германского региона начало упадка римского владычества. На нем лежит основной акцент длящегося еще три десятилетия тяжелого времени вплоть до окончательного отказа от этой территории.

Широкие горизонты кладов и катастроф для верхнегерманского региона засвидетельствованы на 254 и 259/260 гг. н.э. Теперь не было в распоряжении достаточных военных сил для ответных действий. Распределение и объемы находок римских монет свидетельствуют, что с римской стороны события предоставили их собственному течению. Граница планомерно не укреплялась, не было и преемственности в поселении римских пограничных войск. Цепь аламаннских вторжений послужила скорее началом длящегося десятилетия процесса паралича, который где быстрее, а где медленнее привел к затуханию римского образа жизни. Он отразился в резком сокращении до отдельных островков пространств денежного хозяйства. Своими собственными силами регион римских десятинных полей был не в состоянии сохранить старые нормы хозяйствования и цивилизации, и средства Империи, которые их когда-то создали, начали теперь иссякать.

С точки зрения Рима, захват земель между Рейном и укрепленными границами казался второстепенным. Ни военные, ни экономические причины не вынуждали здесь к борьбе любой ценой. Правда, к концу 3 в.н.э. при Пробе и Диоклетиане были еще раз сделаны попытки отвоевать потерянное, но настоящим вопросом существования занятие аламаннами десятинных земель никогда не считалось. Даже когда в 4 в.н.э. были предприняты туда римские наступления, они в первую очередь преследовали цель ослабить и оттеснить нового сильного противника.