Текст книги "История времен римских императоров от Августа до Константина. Том 2."

Автор книги: Карл Крист

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 26 страниц)

Расширение городских форм жизни, урбанизация, началось за века до римских инициатив. Если не принимать во внимание городскую культуру Древнего Востока, сначала финикийцы заложили сеть городов и опорных баз, простирающихся далеко на восток Средиземноморья. Они основали также целую цепь факторий, которые, правда, часто были достаточно маленькими, однако из них образовывались городские поселения, а в отдельных случаях даже такие могущественные города-государства, как Карфаген. Затем последовали греческая колонизация, которая по своему размаху не уступала финикийским сооружениям, а также основание этрусских городов, которые распространили городскую жизнь в Средней и Северной Италии. Новые акценты потом расставили города Александра Великого и эллинистических правителей на Ближнем Востоке, которые простирались вплоть до Бактрии и северо-востока Индии, тогда как одновременно в Западной Европе распространялась городская цивилизация кельтов с их похожими на города поселениями. В это общее развитие нужно подключить римскую фазу урбанизации.

От предыдущих этапов развития городской жизни в прибрежной зоне Средиземноморья и прилегающих к ней областей римское развитие отличается географическими, политическими и юридическими особенностями. В географическом отношении урбанизация охватывала гораздо более интенсивно, чем когда-либо раньше, также и материковые города. При римском господстве городская жизнь распространилась в Британии, на Рейне, на Дунае в материковой Малой Азии и других удаленных от моря регионах. В политическом отношении города систематически использовались в качестве поддержки имперской власти. Конечно, такая функциональность присутствовала еще у эллинистических монархий, но последовательно она была организована только при римском господстве.

В юридическом отношении, наконец, при принципате существовала городская правовая дифференциация, которая была характерной еще для системы господства Римской Республики. Хотя при Помпее и Цезаре имели место определенные попытки нормирования городских конституций, принцепсы не стремились к полной унификации зависящих от Рима городов. Наоборот, обусловленные происхождением, историей, величиной функций и богатством, различия между городами империи дополнительно усугублялись их включением в определенные правовые категории. Однако правовая квалификация города сама по себе мало говорила о его значении и функции. Лондон (Лондиний) не получил высочайший правовой ранг колонии так же, как и Майнц (Могонтиак).

Об уравнивании римского господства с господством над городами высказывались еще современники, например, во 2 в.н.э. греческий оратор Элий Аристид: «Когда было так много городов на материке и у моря или когда они были всем так обеспечены? Кто когда-либо раньше так путешествовал, чтобы считать города по дням и чтобы в один и тот же день проезжать два или три города, будто это улицы? Прежние города уступают римлянам не только свою власть, но еще и там, где они властвуют над одинаковыми народами, как сейчас над вами, предоставляют им неодинаковые права. Теперь стало возможным каждому народу противопоставить город, который лежит в той же области» («Eis Romen», с. 93).

И в настоящее время Римская империя довольно часто характеризуется как агломерация, союз или содружество городов. Правда, при этом возникают значительные трудности из-за того обстоятельства, что приравненные к понятию «город» античные понятия «polis» и «civitas» имели первично другое содержание и вызывали в античности конкретные ассоциации. Греция, начиная с классических времен, была частично усеяна очень маленькими полисами, которые вряд ли могли удержаться во время политических и экономических кризисов. Павсаний во 2 в.н.э. в X книге своего «Описания Греции» так характеризует маленькое поселение Панопа в Фокиде и не решается возвести его в ранг полиса: «От Херонеи двадцать стадий до фокидского города (полиса), если вообще это место можно назвать городом, так как в нем нет ни административных зданий, ни гимнасия, ни театра, ни рынка, нет даже воды, которая бы текла в источнике, но люди живут там в жилищах, похожих на хижины. Но даже и они имеют свои границы от соседей и посылают своих представителей в фокидское собрание. Город якобы получил свое название от отца Энея, и они утверждают, что сами были не фокидцами, а первоначально фригийцами и бежали в Фокиду из Орхомена. На глаз старая стена Панопы имеет длину около 7 стадий (1250)». Это описание так важно потому, что оно показывает, какое содержание еще при принципате вкладывалось в понятие греческого полиса.

Наоборот, civitas было основным понятием римской администрации для отношений прежде всего на латинском Западе. Понятие обозначало общность горожан одной земли, жители которой обитали большей частью в маленьких поселениях или отдельных усадьбах, однако на регулярных собраниях мужчин выбирали своих представителей, принимали постановления, законы и административные решения. Хотя немало подобных civitates, особенно в горных и целинных районах, долгое время сохраняли свои структуры, при принципате была тенденция создавать в этих общинах центральное, более или менее «городское» место, которое становилось административным центром и нередко в процессе дальнейшего развития могло сравняться с «civitas».

Конкретный мир этих civitates в отдельных частях империи и провинций очень различался. Тогда как civitas в Северной Африке был идентичен маленькому городу, который обладал столь скромным ареалом, что он мог обрабатываться живущими там крестьянами, civitas в Британии и в Бельгии приравнивался к занимающим большую площадь земельным единицам, где находился часто совсем незначительный и невзрачный центр, который не мог предложить городского качества жизни.

Если исходить из юридических категорий, то преобладающее число городских поселений империи относилось к подлежащим обложению налогам, а небольшая группа в зависимости от ситуации, когда они вступили в связь с Римом, была свободной или союзнической. На ступень выше них стояли муниципии и колонии, обладающие латинским правом. Первоначально они образовывали исторически сложившуюся категорию классической Римской Республики, которая после окончания союзнической войны (89 г. до н.э.) потеряла свое значение, и потому, освободившись от прежних условий, включала в себя группу привилегированных с точки зрения городского права общин. Эта привилегия при Адриане была еще больше дифференцирована. Он создал новую категорию городов, обладающих так называемым большим латинским правом, по которому всем членам городского совета предоставлялось полное римское гражданское право, тогда как при обычном латинском городском праве им награждались только соответствующие магистраты города.

Самая высокая категория с точки зрения городского права оставалась за колониями и муниципиями римских граждан. Сначала римские колонии представляли собой замкнутые поселения римских горожан. Они были созданы по военным, политическим или социальным мотивам и сохраняли узкие римские правовые рамки. Процесс колонизации Римской Республики в основном, хотя и с некоторыми модификациями и интервалами, продолжался вплоть до Траяна. Начиная с Клавдия принцепсы начали титулярно присваивать ранг колоний, начиная же с Адриана этот способ принял еще большие размеры. Рангом муниципий награждались прежде всего старые городские поселения, в которых проживало много римских граждан. Присуждение ранга колонии равнялось признанию автономии самоуправления на основе сформулированного городского права.

Не узаконенную с точки зрения городского права особую форму представляли собой чрезвычайно важные экономически и функционально лагерные поселения у больших легионерских крепостей. Из группы торговцев, ремесленников, проституток и других, обычно сопровождающих легионы лиц, с течением времени возникли перманентные, иногда включающие многие тысячи человек, поселения с улицами, мастерскими, складами, кирпичными заводами, термами, водопроводами и площадями. Но как не велико было значение подобных поселений, они не являлись привилегированными с точки зрения городского права.

Общее число всех городских поселений Римской империи составляло от 1 000 до 2 000. Среди них по статистике Фр.Виттингхофа находилось более 600 колоний и муниципий, которые, правда, были сильно рассеяны. Из них «в Испании 160, среди них вероятно 130—135 муниципий, в Северной Африке около 200, среди них около 120 муниципий, на Дунае от Реции до Мезии... – около 60». На греческом Востоке Рим незначительно изменил общую структуру городов. Немногие созданные при принципате колонии и поселения пополняли и укрепляли старую сеть. Только по политическим, административным или религиозным соображениям, когда город, например, становился хотя бы временной резиденцией принцепса, столицей провинции или центром императорского культа, он получал продолжительные стимулы. В общей сложности они были гораздо слабее, чем на Западе империи.

Для эпохи принципата понятие «город» охватывало как маленький город, так и город мирового значения. Если взять за основу расчеты Ф. Кольба, то, естественно, преобладали маленькие города с числом жителей между 2 000-15 000. Гораздо меньшим было число средних городов, имеющих от 15 000 до 25 000 жителей, и городов, насчитывающих 25 000—50 000. К последним принадлежат важные торговые и портовые города, столицы провинций, а также города, наделенные особыми административными или экономическими функциями, такие, как Остия, Нарбонна, Лондон, Трир, Гадес, и все центры на восточном побережье Малой Азии. И только горстка городов значительно превысила рубеж в 100 000 жителей: Александрия, Антиохия, Карфаген и, естественно, сам Рим.

Такими же различными были и городские территории. Некоторые греческие полисы, особенно такие эллинистические центры, как Антиохия на реке Орон или Никея в Вифинии, занимали площадь свыше 10 000 км² и включали также многочисленные деревни и усадьбы. В регионах с большой плотностью городов, как, например, в Греции или на западном и южном побережье Малой Азии, связанные с полисом территории редко были удалены от городского центра больше, чем на дюжину километров.

Вмешательство имперской политики в жизнь городов, обыденных решений принцепса отчетливо выразилось в создании нового института: с начала 2 в.н.э. в городах империи появляются так называемые кураторы, которых назначал сам принцепс. Их первейшей обязанностью был контроль за городским хозяйством. Эти представители имперской администрации, которые исполняли свои обязанности по нескольку лет, являлись лицами высокого социального престижа – сенаторы, всадники или провинциальные верховные жрецы. Только когда этот институт стал правилом и потребность в кураторах возросла, эту должность начали доверять представителям соответствующего города. С небольшими изменениями она сохранилась до падения империи. Однако, какими бы ощутимыми и обременительными для городского финансового управления ни были решения этих кураторов, их задачей не являлось лишение города самоуправления.

Гораздо важнее оказались те структурные изменения, которые повлекло за собой римское господство в различных частях империи. Так, в Греции при принципате проходил последовательный процесс концентрации. Новые городские объединения или привилегированные города, такие, как Никополь, Амфисса, Патры, Тегея, Мантинея, поглотили маленькие, но самостоятельные соседние объединения поселений. Очевидно, целью такой структурной политики было создание больших, работоспособных политических и административных ячеек, которые могли бы справиться со всеми своими задачами. Численное сокращение полисов в Греции поэтому не означало сокращения городской жизни.

Для Малой Азии характерен процесс концентрации совсем другого рода. Там прежде всего старые метрополии и портовые города приняли на себя большой приток населения, маленькие струйки которого привели к образованию на западном побережье целой цепи больших городов с населением от 50 000 до 100 000 человек. Привлекательность этих центров заметна даже сегодня: рядом со старыми святилищами и новыми роскошными храмами находились многочисленные городские гражданские сооружения, термы, окруженные колоннадами, великолепные улицы, стадионы, сооружения для скачек, театры, которые могли приобщить большую часть населения к городской жизни. По сведениям Ф.Кольба, в провинции Азия к началу 2 в.н.э. было не менее 282 городов, тогда как в Македонии их насчитывалось 150, а в Тракии – 23.

Египет занимал особое место в рамках римского процесса урбанизации. Страна является лучшим доказательством того, что Рим никогда не хотел унифицировать испытанную и эффективную организацию управления с римско-италийской моделью. Так, в Египте старые племенные округа с их метрополиями, кроме особого случая с Александрией, остались важнейшими ячейками римской администрации. Творение Адриана Антинополь, единственное римское новообразование, выходит за рамки существующего там порядка. Приспособление к имперским принципам самоуправления последовало только в 3 в.н.э.

На общей территории римской Северной Африки число городов оценивается в размере около 500—600, причем, как правило, речь идет об очень маленьких единицах. Почти 200 из них сконцентрированы в провинции Проконсульская Африка. Массовому скоплению здесь и на побережье противостоит относительно небольшое число городов в районе современного Марокко, среди которых находится такое впечатляющее место, как Волюбилис. Выдающимися городскими римскими центрами на севере Африки являлись между тем Карфаген (около 300 000 жителей), Цезарея, столица провинции Мавритания (около 90 000 жителей), Лепта Магна на побережье Большого Сирта (около 80 000 жителей), Гадрумет (около 25 000 жителей) и Тамугади (около 15 000 жителей). Цифры показывают, что римские провинции в Северной Африке достигли при принципате высшей точки урбанизации.

Подобная же концентрация городских поселений была при принципате на Иберийском полуострове. Главнейшие центры сконцентрировались там на юге страны, в Бетике, потом на южном побережье и в окрестностях Эбро, тогда как западное и северное побережье, а также внутренняя часть страны позволяют обнаружить только точечные признаки урбанизации. Такие же различия относятся и к Галлии. Тогда как провинция Нарбоннская Галлия в районе Прованса выделялась цветущими и богатыми городскими поселениями, положение в трех галльских внутренних провинциях характеризуется выраженной дихотомией. Правда, там тоже были большие поселения, которые иногда занимали площадь в сто и более гектаров, однако они находились южнее линии Трир—Руан, тогда как севернее этой линии только Адуатука (Тангеры), Гезо-риак (Булонь) и Багак (Баве) представляли собой заметные центры. Только в зоне Рейна снова встречается целый ряд значительных городов.

Для структурных изменений в пограничной провинции, в которой развитие городов привело к образованию городских общин с прилегающей территорией, типичным является пример в провинции Нижняя Германия. Если там к середине 1 века н.э., то есть по времени нижнегерманского войскового округа, находились только единицы городов, большой военный ареал, а возможно, именье принцепса, то почти век спустя она была расчленена на территории четырех привилегированных городов, на две колонии Кёльн и Ксант, а также на два муниципия Нимвеген и Арентсбург.

Сравнение городского развития в обеих столицах германских провинций могло проиллюстрировать, какие конкретные последствия повлекло за собой предоставление городских привилегий. Политику урбанизации Рим начал в районе Рейна немного раньше, чем в Майнце. Во время пребывания М.Агриппы на кельнской земле еще в 38 г. до н.э. был основан город убиев, который принял убиев, переселенных с правобережья Рейна. Однако решающим толчком развития в обеих областях послужила постройка легионерского лагеря во время августовских наступлений. В Майнце демонстративно сохранялась память о Друзе Старшем, погибшем в 9 г. до н.э. в результате несчастного случая, главнокомандующем рейнской армии и приемном сыне Августа, тогда как в городе убиев был воздвигнут алтарь для императорского культа. Функциональное значение этих двух городов в первой половине 1 в.н.э. было приблизительно одинаковым. Оба являлись центрами военного округа, Кёльн для нижнегерманского, а Майнц для верхнегерманского регионов; стоящие у Майнца войска были крупнее (во всяком случае временами), чем те, что стояли у Кёльна.

Потом предоставление привилегий Кёльну в 50 г.н.э. явилось переломным моментом, и Майнц никогда больше не мог с ним равняться. Когда Клавдий по просьбе Агриппины возвысил город убиев до колонии, резиденция военачальников в Нижней Германии была включена в высшую категорию городского права. Теперь началось систематическое переустройство города по римско-италийскому образцу. Сначала построили четырехкилометровую городскую стену с монументальными воротами высотой в 24 и шириной в 30 м, которые годились как для обороны, так и для представительства, и 21 башню. Само собой разумелось, что для такого центра полагались капитолийский храм, форум, водопровод, термы, многочисленные административные здания и преторий. Одновременно начали свою работу обычные органы городского управления. Многие надгробные плиты и памятники свидетельствуют о возросшем самосознании жителей колонии.

Совсем другим было развитие событий в Майнце. Правда, там бурно развивались возникшие вокруг лагеря двух легионов поселения ремесленников, торговцев и обслуживающего персонала, что проявилось в таких памятниках, как колонна Юпитера или арка Дативия-Победителя. Там и дальше продолжал оставаться центр верхнегерманской военной администрации, а позже и провинциальной. Однако это поселение никогда не вышло за нормы деревни в общинно-правовом отношении; только в поздней античности территория получила статус города. Как муниципий Майнц засвидетельствован только в 355 г.н.э., то есть к тому времени, когда легионерский лагерь был уже расформирован и поселение потеряло свою военную функцию.

Процесс римской урбанизации и колонизации вместе взятых долгое время рассматривался с римских позиций. Наблюдающие за ним были заворожены, с одной стороны, разумным выбором военных опорных пунктов с их высоким качеством обороны и наблюдения, с другой – многообразием разбросанных по всему Средиземноморью и его предполью ячеек городской жизни, в которых видели интеграционные центры высокой эллинско-латинской цивилизации. В настоящее время, однако, раздаются голоса, которые критически оценивают все это. Указывается на то, что процесс часто был связан с грубым захватом значительных площадей, с изгнанием владельцев, которые могли обрабатывать свою бывшую собственность разве что как арендаторы, а также с присвоением домов, скота, утвари и всякого рода движимого имущества.

Несмотря на общность в планировании, обмере, оформлении и архитектуре римских городов, на общность в их внутренней структуре и управлении, несмотря на инициативы отдельных принцепсов, сомнительно, что существовала единая политика урбанизации. В Британии было четыре колонии и один муниципий, в Нижней Германии сложилась аналогичная ситуация, и даже в Галлии не все центральные города возводились в ранг муниципиев. Тогда как в провинции Норик было девять городов, в Далмации существовало около 60, не говоря уже о концентрации городов в отдельных районах Испании, Северной Африке и Малой Азии. Совершенно очевидно, что здесь просматривается явная непоследовательность, которую, правда, можно частично объяснить историческими, географическими и демографическими условиями, но и одновременно доказать, что не было попыток к унификации в сфере урбанизации.

Это не означает, что общий процесс урбанизации империи был пущен на самотек, но дает понять, что он представляет сумму большого числа отдельных инициатив и решений. Для них сила воли принцепсов имела не меньшее значение, чем конкретная военно-политическая или административная необходимость, географические, экономические и региональные предпосылки были также важны, как и наличие колонистов и необходимых средств. Впрочем, не все стремились к городской жизни. У Марциала и многих других имелись другие приоритеты: бегство от спешки большого города, стремление к скромному, здоровому деревенскому счастью для них были предпочтительнее всех городских удобств.

Римская империя лучше, чем все другие античные мировые империи, использовала города как важнейшие опоры администрации и политики. Она осмотрительно вмешивалась в региональные структуры и ставила сильнейшие акценты на урбанизацию в пограничных и материковых регионах. Этот образ действий кажется крайне реалистичным. Он сильно отличается от мании градостроительства эллинистической эры, которая приводила часто к недолговечным результатам. Если пронаблюдать за преемственностью римских городов, то успех свидетельствует о рациональности римской урбанизации.

Гражданско-правовая политика. Проблематика романизации

При современном анализе римской гражданско-правовой политики следует принимать во внимание, что римское гражданское право в отличие от современных представлений о гражданстве обозначало принадлежность к правовому сообществу, которое в рамках империи находилось еще и в привилегированном политическом положении. Как и любые другие античные города-государства, Римская Республика сначала действовала крайне рестриктивно при предоставлении своего гражданского права иностранцам. Только в исключительных случаях римское гражданское право, начиная с Пунических войн, предоставлялось отдельным лицам за их заслуги перед Римом, еще реже было коллективное предоставление. Эта политика стала осуществимой только потому, что дифференцированная система господства Рима имела промежуточные ступени латинского права, и Республика предоставляла привилегии его обладателям, особенно представителям ведущих слоев городов латинского права.

Италийской территории гражданская война (91 – 89 гг. н.э.) принесла решающий перелом. Вместе с немыслимым раньше коллективным предоставлением римского гражданского права всем италийским союзникам началась новая римская гражданско-правовая политика, вершиной которой было щедрое предоставление римского гражданского или латинского права при Цезаре и триумвирах.

Римская гражданско-правовая политика обнаружила между тем значительные противоречия. Сначала консервативная и аристократическая, она проявила определенную открытость только в отношении представителей руководящих слоев италийских или других союзных городов. Целью этого было создать двойную лояльность по отношению к городу и к Риму. С помощью этого решения италийская руководящая власть в большом числе городов связывалась с интересами привилегированных знатных людей.

Однако одновременно с процессом колонизации бедные римские граждане во все больших масштабах расселялись, и в конце концов во времена поздней Республики в римское гражданское содружество непрерывно врастали отпущенные на свободу рабы. В соответствии с этим в Риме и провинциях новые римские граждане состояли отнюдь не из высших слоев. Только принципат дал возможность, хотя бы временно, контролировать это развитие, хотя при принципате год от года тысячи демобилизованных солдат вспомогательных формирований вместе со своими семьями становились полными римскими гражданами.

Свободные неримляне получали римское гражданское право, начиная с 1 в.н.э., преимущественно от полководцев за военный, политический или материальный вклад в дело Рима. Кульминацией развития было необычайно щедрое предоставление римского гражданского или латинского права, которое осуществил Цезарь на Сицилии, в Нарбонне, в Бетике и в Африке. Сначала и Август продолжил эту политику Цезаря.

Опубликованная впервые в 1934 г. большая надпись из Родоса в Сирии наглядно показывает связи и процедуры гражданско-правовой политики Октавиана в эпоху триумвирата в случае с особо заслуженным перед ним капитаном Селевком из Родоса. Основные части восстановленного длинного текста свидетельствуют: «Гай Юлий Цезарь, император (Октавиан), триумвир, по закону Мунация и Эмилия предоставил гражданское право и освобождение от налогов на все имущество следующими словами: Так как Селевк, сын Феодота из Родоса, был с нами в походе в войне против... под нашим командованием ради нас взял на себя большие трудности и опасности, совершенно не щадя себя переносил нужду и показал свою преданность государству, связал свою судьбу с нашим благополучием, готов был принести любую жертву для государства римского народа, мы даруем ему и его родителям, детям и жене, которая у него будет, и его внукам гражданское право и освобождение от налогов на его имущество, как и на имущество членов его семьи, которые по высшему закону и праву являются гражданами и освобожденными от налогов, и они освобождаются от военной службы и от всех общественных бесплатных работ».

К этому в отрывках восстановленному тексту с Капитолия принадлежало письмо к городу Родос: «...император Цезарь, сын божественного (Цезаря), в шестой раз провозглашенный императором, четырежды консул (30 г. до н.э.) приветствует должностных лиц, совет и народ Родоса, священного, неприкосновенного, автономного города. Если вы здоровы, хорошо. Я и войско также здоровы. Селевк, ваш горожанин и мой капитан, во всех войнах служил в моем войске и дал много доказательств своей доброжелательности и преданности, а также мужества в бою. Как это подобает людям, которые вместе с нами были на войне и отличились на ней, он награжден предоставлением привилегий, освобождением от налогов и гражданским правом. Поэтому я рекомендую его вам: ибо такие люди требуют также благожелательности их родных городов. Так как я ради Селевка с удовольствием сделаю все, что в моих силах, присылайте ко мне с полным доверием ваши пожелания. Будьте здоровы!» (Из книги X.Фрайса «Исторические надписи времен римских императоров», Дармштадт, 1984).

Как великодушно вел себя Октавиан в фазе триумвирата, так и строга была его гражданско-правовая политика после окончательной стабилизации новой системы. Эта явно сдержанная позиция сохранялась долгое время, пока Клавдий снова не перешел к практике Цезаря. Сенека язвительно раскритиковал этот курс в «Отыквлении»: На предложение Меркурия дать наконец Клавдию умереть, богиня судьбы Клото ответила: «Я хочу дать ему еще немного времени, чтобы он одарил пару людишек, которые еще остались, гражданским правом» – (Клавдий решил увидеть в тоге всех греков, галлов, испанцев и британцев), «но так как многие считают, что нужно оставить несколько перегринов на разведение, и ты этого хочешь, пусть будет по-твоему».

Деятельность Нерона в области гражданско-правовой политики оценить трудно. С одной стороны, его администрация вынуждена была дистанцироваться от вызывающей щедрости Клавдия, с другой стороны, общеизвестна благосклонность этого принцепса к восточной части империи, но точно узнать размеры его предоставлений гражданства невозможно. Яснее положение при Флавиях: Веспасиан сохранил латинское право за всеми городами Испании и этим одновременно открыл его обладателям доступ к римскому гражданскому праву. Если запад империи занимал привилегированное положение при предоставлении латинского и римского права, то при Траяне больше принимался во внимание и дунайский регион, а при Адриане и последующих принцепсах – эллинистический Восток. В конце концов это привело к новой ситуации, которую Элий Аристид описывает в своей речи: «Большого внимания и восхищения заслуживает величие вашего гражданского права и убеждения, которые вы с ним связываете. Нет ничего, что могло бы с этим сравниться. Вы всех подданных вашего права, – когда я это говорю, я подразумеваю весь земной шар, – разделили на две группы и везде сделали гражданами образованных, благородных и могущественных или даже совсем вашими родственниками, остальных же жителей империи вы считаете подданными и подневольными.

Ни море, ни пролегающие земли не являются помехой для того, чтобы стать римским гражданином, и ни Европа, ни Азия не имеют различия. Для всех открыты все пути. Не является чужим тот, кто показал себя достойным ответственной должности, наоборот, во всем мире при человеке, лучшем правителе и рулевом, воцарилась всеобщая демократия. Все стекаются на общую ярмарку, каждый, чтобы получить то, что ему надлежит».

Во времена принципата в процессе коллективных привилегий, благодаря урбанизации и щедрому предоставлению латинского права в провинции, римское гражданское право получило в общей сложности большее число лиц, чем благодаря преобладающей сначала в Риме форме индивидуального предоставления. Тем не менее этот способ продолжал существовать: в целом ряде случаев известны соответствующие петиции, которые принцепсу передавались через наместника. Важнейшим свидетельством подобных событий является найденная в 1957 г. в Марокко Банастианская дощечка, копия трех деловых бумаг, которые свидетельствуют о предоставлении римского гражданского права семье берберского князя.

Сначала речь идет о копии официального письма Марка Аврелия и Луция Вера к наместнику Мавритании Тингетаны: «Копия письма наших императоров Антонина (М.Аврелий) и Вера Августов к Коедию Максиму: прошение Юлиана из племени цегренов, которое было доставлено как приложение к твоему письму, мы прочли.

Обычно римское право дается только тем представителям племен, которые заслужили это предоставление очень высокими заслугами, но так как Юлиан по твоему заверению принадлежит к самым почтеннейшим из своего племени, и так как по нашему мнению немногие семьи цегренов могут похвастаться такими заслугами, а мы бы хотели, чтобы по возможности больше людей воодушевилось почетной наградой, которую мы присудили тому дому и последовали примеру Юлиана, мы не колеблясь даем гражданское право ему, его жене Зиддине, его детям Юлиану, Максиму, Максимину и Диогениану, невзирая на сохранение ими их народного права».

Затем следует другое послание принцепсов Марка Аврелия и Коммода, в котором они спрашивают данные о возрасте членов семьи Юлиана для записи в римские административные книги, и наконец заверенная многочисленными свидетелями выписка из того служебного документа, который подтверждает предоставление римского гражданского права. Датированная 6.7.177 г.н.э. копия называет всех облагодетельствованных лиц и продолжает: «По запросу Аврелия Юлиана, вождя цегренов, который он подал в петиции и который письменно поддержал Валлий Максимиан, мы дали этим лицам римское гражданское право, сохраняя народное право и не урезая подати и доходы народа и фиска» (Из книги К.Фрайса «Исторические надписи времен римских императоров». Дармштадт, 1984).