Текст книги "Темные души (СИ)"

Автор книги: Карина Василий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– А вы мне верите?

– Да, – Катерина опустила глаза. – У каждого из нас своя судьба.

– Я знаю, – произнёс Борис и попытался улыбнуться. В следующее мгновение на его лицо обрушилась кувалда. Катерина отпрянула, забрызганная кровью и мозгами. Окружающие чудовища наоборот с новой силой накинулись к обездвиженному трупу.

– Назад! – заорал Бертран. Все замерли. – Сегодня день рождения Хозяина! – Он откинул кувалду и подобрал стилет, который незадолго до этого выпустил из руки, благодаря силе Бориса. Одним точным движением он вспорол его тело от пупка до горла, потом полоснул накрест по грудной клетке. Запустив руку внутрь, он вырвал ещё тёплое сердце. С его пальцев стекала кровь. Не глядя, он протянул руку и бледное чудовище с красными лихорадочно блестевшими глазами вложило в неё чашу, которую недавно опрокинула Катерина над головой Бориса. Тонкий запах трав еще разносился от неё. Бертран торжественно положил в неё сердце и поднял к дыре в потолке.

– Хозяин! – закричал он, подняв лицо. – Славлю тебя!

Затем, поставив чашу на распотрошённое тело Бориса, он взял ближайший факел и поднёс его к чаше. Сердце вспыхнуло неожиданно ярко и горело ярко-красным огнём. Бертран снова поднял голову к верху. На небе неожиданно ослепительно вспыхнула точка и медленно начала гаснуть. Через секунду вокруг неё пролетели, пересекаясь, навстречу друг другу, две сверкающие линии, и в следующее мгновение всё погасло.

– Хозяин принял жертву! – заорал Бертран. И, словно по сигналу, на истерзанное тело Бориса накинулись окружавшие его чудовища. Катя, в ужасе прикрыв руками рот, чтобы не закричать, пятилась к двери. Внезапно кто-то схватил её за руку. Она вскрикнула и хотела было бежать, но рука, схватившая её, крепко её держала.

– Тихо, – прошептала Катерина и потянула Катю за собой в темноту коридоров и лестниц. – Сейчас они наедятся, – на ходу говорила она. – Потом будут совокупляться друг с другом…

– Совокуп… – Катя прикрыла рот: её тошнило.

– Знаю. Ты присутствовала тогда при другом, ещё приличном обряде.

– Приличном? – вскричала Катя, остановившись и вырвав-таки руку. – Борис был прав: вы все здесь сумасшедшие маньяки. Нам надо было бежать, когда он об этом думал. Но он поддался на ваше очарование – очарование мыслей, взглядов, мнений. Если бы не вы и ваши теологические выкрутасы, он был бы жив.

– Ты любишь его, – Катерина тоже остановилась посреди тёмной лестницы и удивлённо смотрела на Катю. – Любила, – поправилась она. – Наш род давно утратил способность любить, – как будто самой себе произнесла она. – Воистину расплата близка. – Она подняла голову. – Я спрячу тебя, пока всё успокоится. Потом помогу выйти из замка. Уезжай и никогда не возвращайся во Францию, что бы тебя ни тянуло. Особенно сюда. Бертран здесь очень силён. Но, главное, не подпускай сюда Агьнию. Никогда.

Катя кивнула. Катерина испытующе посмотрела на неё и вздохнула.

– На всё воля божья, – прошептала она, и рука, потянувшаяся ко лбу, замерла на полпути. Катерина махнула рукой. Катя вздохнула и закрыла руками лицо.

Глава одиннадцатая

Оставив позади пиршественный шум, прерываемый выкриками Бертрана, славившего Хозяина, Катерина повела Катю на другой конец замка. По дороге ей попадались молчаливые фигуры, чем-то неуловимо напоминавшие Пьера. Несмотря на темноту, Катерина ориентировалась в лабиринте замка очень уверенно.

Наконец они вышли в слабо освещённый коридор, и Катерина остановила Катю перед самой обычной дверью. Коротко постучав и получив скрипучее «войдите», она повернула ручку. Войдя, Катя остановилась на пороге. Комната была самой обычной, если можно сказать так про средневековый замок адептов чёрной магии, и в то же время в ней было что-то не то. Когда глаза привыкли к свету, Катя поняла: все вещи в комнате были рассчитаны либо на ребёнка, либо на человека очень маленького роста. И он не замедлил появиться: на середину комнаты выкатилось инвалидное кресло с сидевшем в нём человеком. И кресло, и человек были невелики.

– Это Гильом ле Муи, – произнесла Катерина. – Гильом, это Катя…

– Да, я знаю, – отозвался скрипучий голос. Маленькие чёрные глазки перебегали с лица Кати на её тело, руки и ноги. – Ей нужна помощь, – произнёс он утвердительно. – И ты не придумала ничего лучше, как привести её ко мне.

– Но Гильом, в замке только ты можешь справиться с Бертраном.

– Потому что ты и остальные не развиваете свои мозги, а пользуетесь тем даром, который у вас есть. Я хоть и родился инвалидом, но дураком никогда не был. За неимением обеих ног, я стал совершенствовать свою голову.

Тут Катя присмотрелась: в миниатюрном инвалидном кресле сидело бесформенное тельце с большой головой без шеи, тоненькими ручками и одной ножкой. Второй под пледом не наблюдалось.

– Я родился таким, – произнёс Гильом, глядя на Катю. – Жану и Жаку на двоих достались три ноги, одной из которых их хотели лишить, а мне одна.

Катя вспомнила жутких сиамских близнецов, сросшихся в области таза и груди. У них было две ноги, как у обычных людей, а третья росла откуда-то из копчика. Катя постаралась поскорее прогнать это видение.

– Я вижу, с ними вы уже познакомились, – со странным удовлетворением произнёс он. Поёрзав в кресле, он подъехал к Кате. Теперь Катя заметила, что за спиной у карлика растёт внушительный горб.

– Что же, родственница. Поскольку нам с тобой предстоит пробыть вместе какое-то время, я тебе кое-что скажу. Я не люблю телевидения, газет, рекламы, шоу-бизнеса и прочих новомодных изобретений для человеческого развлечения. Электрический свет я тоже не люблю, не люблю импрессионистов, примитивистов, кубистов, авангардистов, экспрессионистов и прочих им подобных личностей ни в литературе, ни в искусстве. Не люблю современной литературы и кино, а так же джаз, поп, техно, рэп и всё прочее гремящее и кричащее, заунывное и тоскливое. Ненавижу серёжки в ушах у мужчин и сигарету в губах женщин, обилие косметики и манерности…

– Так что же вы любите? – не вытерпев, спросила Катя, чтобы прервать этот поток брюзжания. Катерина предостерегающе вскинула руку.

– Тишину, покой, полумрак, свечи, лето, Моцарта, форумы в сети и книги, книги, книги.

– И против наличия у себя в комнате техники вы не возражаете? – Катя указала на мерцавший экран монитора, поблёскивавшую в полумраке микроволновку рядом с электрическим чайником, коробочку плеера, свисавшую вместе с наушниками с его плеч. Всего остального она увидеть не могла: полумрак, окутывавший комнату, оставлял пятно света только около низкого письменного стола и немного вокруг него, благодаря чему Катя разглядела импровизированную кухню. Где-то там должен был скрываться и мини-бар с холодильником.

– Что ж, уважаемая, – всплеснул руками Гильом. – К моему глубочайшему сожалению я живу не в тринадцатом веке. Поэтому пользуюсь всеми новинками техники. Не так часто, как простые смертные, – он улыбнулся, и его неожиданно белые и молодые зубы сверкнули в полумраке. – Поскольку мне тоже перепало кое-что от нашей семьи, не только уродства. Да и, как я говорил, я сумел это немногое ещё чуть-чуть увеличить. В компьютерах, я хоть и не хакер, но пользователь продвинутый.

– Да? – Катя подошла к монитору. На экране крутился клип знакомой ей рок-группы. Она невольно улыбнулась. Гильом надулся.

– Да, вот. А что, если я урод, то обязательно умственно отсталый?

Катя повернулась к нему.

– Почему? Просто люди вашего возраста не очень жалуют технику.

– Моего возраста? – Он посмотрел на Катерину, тихо сидевшую в кресле. Казалось, про неё забыли. – И сколько, думаешь, мне лет?

– Ну… – Катя замялась, оглядела Гильома с ног до головы и произнесла: – Лет сорок-пятьдесят.

Гильом оглушительно захохотал.

– Дорогая моя! Мне восемьдесят девять лет! – смеялся он. – И молодеть я начал лет пять назад.

Катя непонимающе смотрела на него.

– Ты что, газет не читаешь? – Он откровенно забавлялся её изумлением. – Спонтанное омоложение случается. Никто не знает почему, когда начинается и чем закончится. Но я не один такой на свете.

Катя не знала, что сказать.

– Катерина, иди к ним. Попытайся убедить всех, что Кати не было или, что они её уже съели. Чем дольше ты здесь, тем больше подозрений.

Катерина кивнула и направилась к двери.

– Он хороший человек, – обернувшись к Кате от двери, произнесла она. – Он единственный из нас здесь всех остался нормальным. Ему можно доверять.

Сказав это, она вышла, тихо прикрыв дверь.

Глава двенадцатая

– Ну-с, – Гильом хлопнул в ладоши и потёр руки. – Не хочешь ли перекусить?

Простой вопрос напомнил Кате чудовищное пиршество, и тошнота подступила к горлу.

– Нет-нет, – замотала она головой. – Не беспокойтесь.

– Тогда кофе.

Неожиданно прытко человечек подъехал на своём кресле к углу, где у него располагалась кухня. Это и в самом деле была миниатюрная кухня с холодильником, электрической плиткой, микроволновкой и посудомоечной машинкой. Щёлкнул выключатель, и угол озарился мягким приглушённым светом. Всё сверкало чистотой и порядком. Баночки кофе, сахарница, заварочный чайник, солонка и прочие мелочи были на расстоянии вытянутой руки. Катя изумлённо наблюдала, как Гильом ловко управляется со всеми предметами, попутно двигая своё кресло.

– Да, в этом смысле я не инвалид, – не глядя на неё, произнёс он. – Я давно живу с креслом. Оно мои ноги, и было бы удивительно, если бы я за столько лет не научился им управлять.

Он указал Кате на свободное кресло у стола с компьютером и подал ей чашку.

– Вижу, наш обряд произвёл на тебя впечатление, – произнёс он, сложив ручки на подлокотниках кресла. На коленях перед ним стоял поднос с кружкой дымящегося кофе. Катя вздрогнула, очнувшись: на мониторе компьютера в это время как раз стайка крабов тащила по белому песку старый корабль без парусов. Рядом бежал Джонни Депп в костюме Джека Воробья. Отголоски мелодичной песни неслись сквозь наушники.

– Откровенно говоря, мне это показалось ужасающе мерзким, – произнесла она, баюкая в руках свою кружку.

– Мне тоже, – усмехнулся он. – За что я считаюсь изгоем в собственном доме.

– И как вам удаётся выживать? – Катя подняла на него глаза от кружки.

Гильом потёр подбородок, переставил поднос рядом с клавиатурой и снова сложил ручки на подлокотниках.

– Благодаря тому, что я сильнее многих. Магия магией. Но я сумел внушить здесь, что я не представляю для них интереса. А комнаты эти – просто жилое помещение калеки.

– Сильнее? –  Катя горько усмехнулась. – Массовая истерия может пробить любую брешь. А, если они узнаю, что вы отступник, как Боря, то и вас уничтожат.

– Боря был слаб. –  Гильом тронул колёса своего кресла. Оно развернулось, и он подъехал к стеллажу, стоявшему в полумраке. – Слаб и глуп. Если он вспомнил, кто он, было бы глупо прямо высказывать свои мысли. Мои родственники такие же люди, как все. Только более неуравновешенны и склонны к фанатизму.

– Они не люди. Они чудовища.

– Станешь чудовищем, если ты от рождения не такой, как все и вызываешь лишь омерзение и презрение.

Кате в его словах послышалась горечь.

– А как же все эти пентаграммы, заклинания, ритуалы?

Гильом подъехал к Кате, держа на коленях толстую папку с документами.

– Ты всерьёз веришь в мистику и дьявола? В чёрную магию и проклятия?

Катя молчала. Гильом положил папку с другой стороны стола, а сам, объехав Катю, остановился у темного массива шкафа за её спиной. Там он некоторое время чем-то шуршал и скрипел на полках. Через некоторое время он подъехал к ней, держа на коленях металлическую коробку, в которой в офисах обычно запирают важные бумаги.

– Расскажи, что ты знаешь о нашей семье? – попросила Катя, наблюдая за его передвижениями. – А то бабуля мне толком ничего не говорила. Только про разные мистические тайны и бредни.

– Когда человек не может что-то объяснить, он начинает фантазировать, – произнёс Гильом, поправляя на коленях коробку. – Прочитай, это интересно. А позже я тебе кое-что расскажу.

– Что это? – Катя открыла крышку. Сбоку, где обычно находится окошко для карточки с подписью коробок, находилась обычная бумажка без записей. В коробке находились газетные вырезки, пожелтевшие и не очень, затрёпанные тетради. Все это перемежалось с анатомическими рисунками и просто вырванными страницами из учебников старых лет с пометками мелким почерком. На самом дне находился аккуратно заламинированный лист, распечатанный на цветном принтере, где готическим шрифтом, стилизованным по старину. С виньетками и завитушками на полях было по-старофранцузски написано стихотворение. Пробираясь сквозь архаический текст и завитки букв, Катя разобрала: «Как ныне рождается солнечный свет…»

– «Над нашею грешной землёю…», – процитировал Гильом. – Да-да, это тот самый стишок. Или, если хочешь, предсказание. Возможно, ни он, ни проклятие старика-священника, умершего в страшных муках, ничего не значат, а все последующие ужасы семьи – череда генетических мутаций, которым дал толчок какой-нибудь близкородственный брак, и психоз, связанный с концом света в истерическом и склонном к мистицизму Средневековье. А возможно, что всё это было проклятием.

– Но, благодаря инцестам, трудно установить тринадцатого потомка, – Катя подняла глаза от коробки. Гильом улыбнулся.

– Для бога нет ничего невозможного. Иначе, он не был бы богом.

– Ну, в общем, да. – Катя дочитала стишок до конца и посмотрела на громоздкую папку на столе.

Гильом положил на неё руку и серьёзно сказал:

– Несколько лет я потратил на то, чтобы выяснить природу «проклятия» нашей семьи. Надо тебе знать, что я заочно получил степень по биохимии. В этой папке, – Он похлопал по бумагам ,подняв небольшое облачко пыли, – вся родословная нашего рода. Все проклятие заключается в сбившейся программе генома. Близкородственные связи эту ошибку природы только закрепили и усилили. Здесь ты можешь почитать всё об оборотнях, вампирах, русалках и прочем. Болезней на самом деле огромное множество. Гораздо больше, чем ты видела проявления некоторых. И никакая жертва, хоть на кресте, хоть на костре, не изменит этого. Лечить надо тело. А искалеченной душе уже ничто не поможет.

– А как же чтение мыслей, телекинез? Как же управление волей других? Или эти големы? – Катя взяла переданную ей папку и взвесила её на руке.

– Случайности случаются, – улыбнулся Гильом. – И не всё непознанное изведано.

Катя слабо улыбнулась и раскрыла папку. В ней были собраны бумаги, большей частью на латыни. Симптомы, диагнозы, лекарства, цветные фотографии, от которых холод поднимался от самых пяток, схемы, геномы и спирали ДНК. На глаза Кате попадались отдельные слова: сиреномелия, акромегалия, синдром Вольфа-Хиршхорна, Эдвардса, Патау, Марфана, синдром кошачьего крика, Тёрнера, Карпентера, бластопатия, порфирия, черепно-мозговые грыжи, циклопизм, полигирия, магирия, гемофилия, гидроцефалия, микроцефалия, цейлосхиз – заячья губа, палатосхиз – волчья пасть, микрогнатия, лимфидема, эпикант, болезнь Пика, Хантера, синдром Моркио, Санфилиппо, Арнольда, синдром Шарко, Ван дер Хеве, Морриса (болезнь Жанны д’Арк), болезнь Мюнхеймера, прогерия, ликантропия, синдактилия, гипертрихоз, нейрофиброматоз (синдром Реклингхаузена), роговые наросты, хвосты, деформированные уши, лишние соски, сросшиеся пальцы, лишние конечности, синдром сиамских близнецов – все перечислялось подробно, с иллюстрациями и указанием на того, кто в роду этой семьи страдал этим нарушением. На некоторых страницах были скурпулёзно описаны члены семьи с их уродствами, попавшие в медицинскую литературу. Выкладки клинических исследований, процессы лечения с пошаговым описанием – всё было в этой папке.

Дойдя до середины, Катя захлопнула папку и закрыла глаза. Нервно сглотнув, она сжала кулачки.

– Отвлекись от ужасов тела ужасами духа, – Гильом достал из железной коробки несколько газетных вырезок. Самая старая статья была написана незадолго до Французской революции и содержала в себе пространные рассуждения некоего иезуита, отца Ансельма, о дьяволе, поселившемся в замке одной из провинций, о богатстве, которое разъедает душу, о таинственном мистическом обществе, чьи адепты хотят захватить власть в стране. Название общества не упоминалось. Но по намёкам и помешанности того времени Катя поняла, что речь шла о масонах. Попадались статьи, в которых поминались и Сен-Жермен, и Калиостро, называемые розенкрейцерами. В одной из статей, напоминавшей отксеренную книгу, говорилось ,что общество розенкрейцеров существовало со времён Древнего Египта, и давно уже его члены владеют тайной философского камня, смысл существования которого в просветлении бессмертной человеческой души, её приближении к богу. А бессмертие тела и превращение любых металлов в золото – это побочный эффект. Записка полусумасшедшего тамплиера, датированная девятнадцатым веком, в которой он называл себя перерождённым Жаком де Моле, и предупреждал, что слуги дьявола тоже владеют секретом философского камня. Он пророчил ужасы и беды стране, «с двумя головами»

– Тоже мне, Нострадамус, – пробурчала Катя. – Этак и я могу напророчить бог знает что. История же идёт по кругу.

Гильом улыбнулся. Катя продолжала слушать дальше. Одно письмо её заинтересовало. В Нем некто Пьер писал Бертрану де Го, что личность Джека Потрошителя не установлена. Но он, повинуясь приказу, стал близким другом «этого неудачливого юриста». Катя прервала:

– Про кого это?

– А ты посмотри сама – где это писалось? – Он протянул ей исписанный мелким почерком лист.

– Симбирск, Ульянов, что ли? – нахмурилась Катя.

– Он самый, – улыбнулся Гильом.

Катя взяла несколько вырезок из стопки и пробежала их глазами.

– А что тут про власть с помощью запаха и музыки? – спросила она.

Гильом задумчиво посмотрел на нее.

– Во все времена правящие люди хотели власти. Кто подкупом, кто силой удерживали её. А в нынешнее время идут разработки других видов оружия: бактериологического, ядерного, психотропного, климатического. Или ты думаешь, что «Парфюмер» на пустом месте появился?

– Зюскинд был из нашей семьи? – Катя в удивлении опустила руки.

– Вовсе нет. С чего ты взяла? Просто он был знаком с теми, кто состоял в обществе иллюминатов. А вот те – были из нашей семьи. Давно уже было замечено, что разная музыка и разные запахи влияют на людей по-разному. Члены ордена Иллюминатов искали такое сочетание музыки и запаха, чтобы не нужно было пускать в дело пушки или казни. Представь, достаточно включить по радио запись или распылить в квартале газ – и оппозиционная тебе толпа тебя же и изберёт президентом. Или вообще помажет на царство. А уменьшение заработка или ухудшение качества жизни будут воспринимать с восторгом.

Катя содрогнулась.

– И кто владеет этим секретом?

– Кто знает? – Гильом откинулся на спинку кресла. – Может, рекламщики?

Глава тринадцатая

Некоторое время Катя ещё перебирала вырезки и перелистывала потрёпанные дневники. Тьма за окном рассеивалась – наступало утро. Но тьма в душе Кати становилась плотнее. Безысходность овладевала ею. Она прекрасно могла понять внутреннее состояние человека, подверженного подобным телесным недугам. Особенно, когда этот человек не слабоумен, а наоборот, имеет острый ум и философскую мудрость. Катя могла понять ожесточение души тех, чья внешность настолько отличалась от общепринятой, а чьи внутренности требовали того, о чём нормальный человек и подумать не мог. Она понимала тщетную надежду на чудо таких людей – она сама была такой, имеющей синдром Мориса. Понимала их разочарование в милосердии бога и неистовые поиски излечения на другой стороне. В её некрепкой душе сегодня тоже прорывались злобные черты и тьма натуры. Но, не обладая всепоглощающим светом, присущем Агнии, она всё же не канула и в бездонную тьму, как Бертран. Не являясь совершенной и не претендуя на это, Катя всё же не хотела уподобиться фанатикам-изуверам из донжона. Да, величайшим горем её жизни была неспособность иметь детей. Какое-то время Катя от этого пришла в неистовство и кинулась в омут пороков. Но сегодняшний «ритуал» встряхнул её. Она не хотела быть, как они.

– Так, – Катя положила руку на прочтённые бумаги. – Я поняла, это архив семьи де Го и ле Муи. Не всё мне понятно, конечно. К примеру, при чём там розенкрейцеры, масоны, тамплиеры и иезуиты. Но вы мне обещали всё рассказать. В придачу, не все языки, приведённые тут, мне давались. Надеюсь, вы мне переведёте.

Гильом взял коробку, бумаги и подъехал к широкому низкому столику посреди комнаты. Подав знак Кате, чтобы она взяла стул, он разложил бумаги на столе, отдельной стопкой отложив латинские тексты.

– Итак, в общих чертах тебе всё ясно. Теперь я начну с начала.

Он вытащил заламинированный лист и положил его сверху.

– Всё началось с того, что закончилась Столетняя война, а мир в душах людей, выжженный долгим сроком убийств, грабежей и беззакония, ещё не наступил.

– Занятное начало, – прокомментировала Катя. Она проигнорировала предложенный стул и подкатила маленькое кресло из тёмного угла, противно пискнувшего по полу. Забравшись в него с ногами, она укрылась пледом.

– Ты будешь слушать или сразу отправишься спать? – нахмурился Гильом.

– Молчу-молчу, – Катя ещё повозилась и, наконец, затихла.

Гильом коротко посмотрел на неё и продолжил.

– Если бы не война, – вздохнул он. – это была бы банальная любовная история: любовники, неверная жена, рогоносец-муж, искалеченный жизнью, и всё прочее. Но всё происходило тогда, когда вседозволенность была нормой, а милосердие чем-то вроде ругательства. В один замок приехал друг хозяина, сражавшийся в Святой земле. Про Крестовые походы слыхала? – Катя кивнула. – Так вот, Бертран де Го, один из потомков внебрачного родственника приснопамятного папы Климента Пятого, давшего согласие Филиппу Четвёртому, прозванному Красивым, на уничтожение ордена тамплиеров, вернулся из Святой земли, где находился всё время, пока в его стране заканчивалась война. Побывав в арабском плену, в бедуинских стойбищах, в тамплиерских отрядах, проехав по выжженному около века назад Лангедоку и разорённой Бретани, он понял одно: бога нет. Есть тот, кто может занять его место. Есть сатана, и есть он, которого, несмотря на все его прегрешения, судьба хранила. Он решил, что его взял под крыло дьявол. Ему он и решил служить. Понятия о рыцарской чести и христианской доброте он растерял во время осады мусульманами одной из крепостей, когда в его рядах нашёлся предатель и ночью открыл ворота. Мольбы ничего не смогли сделать, бог ему ничем не помог, кроме как оставил жить для того, чтобы прозябать в рабстве на галерах. Как младшему сыну мелкопоместного нищего вассала на выкуп ему было нечего надеяться: даже свое снаряжение он брал в кредит, ещё столько же он задолжал тамплиерам. Его любовницу во время вторжения в крепость мусульман вместе с ребёнком – его ребёнком – убил какой-то асассин на его глазах. Ничего удивительного, что подобные обстоятельства, да ещё галерное общество, среди которых было много мавров, негров, каталонцев и цыган со своими верованиями, сделали из него верного слугу сатаны.

Прибыв на родину, в доме своего друга он увидел его жену, Катерину ле Муи. Женщиной она была умной, страстной, и её тяготила роль прекрасной, но всё же вещи, которой сначала распоряжаются отец и братья, а потом муж. Её стесняло платье, в котором она чувствовала себя как в клетке. А ношение мужской одежды было грехом и каралось костром. Один из пунктов обвинения Орлеанской девы. Катерина хотела уметь читать, заниматься алхимией, рисовать, стрелять, скакать на лошади. Ей было тесно в замке мужа-калеки. И вот приехал Бертран де Го, не признававший законов ни бога, ни человека, который делал то, что ему хотелось и нравилось. Сумрак в душе Катерины сгустился, и они стали любовниками, ничуть не скрываясь от мужа. Последний, возмущённый вероломством жены и предательством друга, вызвал его на рыцарский поединок. Можно сказать, что он был последним рыцарем своего времени. Он не хотел банально заколоть гостя и заточить жену в подземельях. Он хотел быть честным…

– И что же?

– У каждого справедливого и честного хозяина всегда находятся ленивые и недовольные им работники. Вседозволенность войны озлобила его войско. Солдаты, которые были у него в подчинении и охраняли замок, были недовольны тем, что он не давал грабить окружающие деревни, запрещал убивать крестьян и карал за насилие над их жёнами. Поэтому Бертран быстро сколотил отряд, с которым он напал на Гильома ле Муи в его собственном замке и убил его в его же покоях. Его жена сама, своей рукой проткнула кинжалом его глаза. Тело последнего рыцаря ещё долго таскали по его землям в знак устрашения подданных. Из-за войны у Гильома ле Муи не осталось наследников, и наглое заявление Бертрана не стало оспариваться сеньором, трусливым и слабовольным Пьером де ла Валеном. Он просто закрыл на всё глаза, отговариваясь незнанием. Следствие было формальным. Катерина как вдова унаследовала земли, её дочь Бьянка осталась в замке чуть ли не в заточении. А с Бертраном она совершила свой свадебный обряд, когда в один из дней его отряд напал на монастырь Сен-Катрин. Бесчинства Бертрана заводили его в разные обители, где он осквернял святые места, дары и прочее, что ещё ценилось измученными войной христианами. В одном мужском монастыре он захватил развлечения ради настоятеля Жильбера Орси, и таскал его с собой как дрессированного медведя. Свадьбу же он решил отпраздновать, как я уже сказал, в отдаленном женском монастыре Сен-Катрин, славившимся благочестием своих обитательниц. С помощью настоятеля, которого он выставил как заложника, Бертран заставил настоятельницу открыть ворота… Вакханалия продолжалась несколько дней, пока наконец одна отчаявшаяся монашка с помощью послушника, увязавшегося или насильно взятого с настоятелем,, не перетащила пьяных солдат в винный погреб и сожгла их вместе с собой. Мальчик сбежал, но замёрз в лесу. Бертран и Катерина в это время на алтаре в монастырской церкви предавались страсти, закрепляя свой союз. Наутро они решили это позорное и проклятое место сделать своим родовым гнездом. Здесь они плодили своих детей, совершали сатанинские обряды, хранили сокровища, плели заговоры и прятались от врагов. Ты тоже сейчас здесь.

Катя вздрогнула.

– Значит, этот замок… – Она обвела глазами комнату.

– Да, именно. Этот замок – бывший женский монастырь, ставший братской могилой для жертв убийств и их убийц.

Они помолчали.

– Что же было потом? – наконец хрипло произнесла Катя.

– А потом у этой семьи стали рождаться и умирать  младенцы, пока не родился один, больной гемофилией. По округе стали ходить слухи, что из мальчика исходит кровь жертв, убитых отцом. Потом родилась слепая девочка с шестью пальцами, которая умела читать мысли. Родилось ещё несколько детей с различными телесными уродствами. Некоторые умели предсказывать будущее, двигать предметы с помощью мысли, видеть сквозь стены. Внешнее уродство не останавливало родителей. Бертран не считал зазорным иметь своих детей в любовниках и любовницах. Не отставала от него и Катерина. Именно она первая попробовала свой выкидыш. Человеческое мясо ей понравилось, и она предложила его Бертрану. До какого-то времени всё это происходило в самом замке. Потом слуги начали болтать. Ужас и возмущение зрели среди крестьян. Уроки войны ещё не были забыты, и столкновение произошло. Но Бертран вывел своих детей, глядя на которых тёмных людей пронзил суеверный ужас. Обещание Бертрана превратить всех их детей в одноглазых, скрюченных и горбатых калек напугало их сильнее, чем всякие слухи и сплетни. Стычки были, но Бертран всегда одерживал верх. Якшаясь с мистиками, чернокнижниками, каббалистами и алхимиками, он вызнал рецепт приготовления голема – бессловесного слуги, зомби, как сейчас бы сказали. Тело такого нечта могло жить дольше человеческого, поскольку «это» было не обременено разумом, не испытывало эмоций, то есть «оно» не страдало, не огорчалось. «Оно» просто исполняло команды. И вскоре надобность в болтливых слугах в замке пропала. Внебрачные дети от прежней прислуги составляли небольшое исключение. Но их было немного – человеческое мясо в роду де Го и ле Муи продолжало цениться.

Катя молчала. Присутствие на том давнем «обряде новой крови», как она его назвала, не слишком её напугало тогда. В родной России подобные дела если и не стали нормой, то уже никого не удивляли. Иллюзии о романтичном Средневековье она утратила давно, ещё даже до того, как прочитала «Дитя всех святых», где рассказывалось о столетнем рыцаре, чья жизнь выпала на Столетнюю же войну хроники ужасов войны, охоты на ведьм, жизни папского двора, особенно папы Александра VI, давно лишили её иллюзий. Люди во все века были животными, что во времена войн, что во время Ренессанса, что во времена просвещённого XIX века, что во времена техничного XX, что в нынешнем заполитизированном XXI веке. Но осознание того, что именно она, Екатерина Мухина, носит в себе гены подобных ужасающих и тёмных личностей, заставило её испугаться. Кто знает, как проявится дурная наследственность? Вдруг она сойдёт с ума, и будет бессмысленно хихикать оставшиеся годы в сумасшедшем доме? Или её разумную личность разобьёт, и она будет со своим умом жить жизнью растения в богадельне, мочась в постель и питаясь через трубочку? Или того интересней, своими паранормальными способностями она невольно или сама кого убьёт и её заберут для опытов в какую закрытую «шарашку», или её посадят на всю оставшуюся жизнь с сифилитичками и гонореечницами? Холодный пот покрывал лоб Кати. Но она заставила себя слушать дальше.

Глава четырнадцатая

Гильом внимательно  посмотрел на Катю, вздохнул и открыл было рот, чтобы продолжить повествование. Внезапно он насторожился. Катю тоже посетило неприятное ощущение. Некоторое время тревожная тишина окружала и давила на них. Затем раздался дробный топот ног, и дверь распахнулась. На пороге стояла встревоженная Катерина.

– Катерина, – обратился к ней Гильом. – Я чувствую присутствие члена нашего семейства. Кто это?

Катерина подавила удивление и быстро заговорила?

– Пришла какая-то женщина и привела полицию. Она кричала, что её подруга здесь сошла с ума, и её держат взаперти, как зверя. Что здесь убивают и едят людей. – Она поднесла ладони к лицу. – И хуже всего, что комиссар, который пришёл с ней, наш отдалённый потомок.

Гильом с улыбкой взглянул на Катю. Затем повернулся к Катерине.

– Но воздействовать-то на него можно?

– Бертран как раз это выясняет, – спокойно произнесла Катерина.

– А как зовут подругу, она не сказала? – спросила Катя.