Текст книги "Темные души (СИ)"

Автор книги: Карина Василий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 27 страниц)

– Ну, теперь расскажи мне. Зачем тебе понадобилось врать ему? – Она открыла пачку и щёлкнула зажигалкой.

– Кому – ему? И о чем врать? – Катя из-под лобья посмотрела на женщину. Та, как ни в чём ни бывало, выпустила лёгкое облачко.

– Зачем ты сказала Борису, что Агьния ваша дочь? Ведь это не так? Я права? – Она стряхнула пепел.

Катя помолчала. Поднеся чашку к губам, она стрельнула глазами на Катерину.

– Ты же сама сказала, что он ничего не помнит? И ты хотела, чтобы я этой «девственной» душе открыла все привычки нашего рода? К тому же, дедуля уже всё ему сейчас рассказывает.

– А ты умная девочка, – улыбнулась женщина, выпуская замысловатый дымок.

– Было в кого, – хищно улыбнулась Катя, поднося чашку ко рту.

Глава шестая

– Ну-с, молодой человек, – Бертран прошёл к большому кожаному креслу и указал Борису на кресло напротив. – У вас, я вижу, много вопросов. Вы в недоумении, вы растеряны. Что ж, через несколько часов вам всё станет ясно и удивляться вы перестанете.

– Один вопрос я бы, всё же, хотел вам задать сейчас, – Борис с наслаждением устроился в кресле и протянул руку к коробочке с сигарами. Бертран кивнул, выпуская клуб ароматного дыма. – Что такое голем и почему Катя назвала так Пьера?

Бертран улыбнулся и моргнул слепыми глазами.

– Это, вообще-то, два вопроса. Но я отвечу. Хотя, лучше бы вам это узнать после церемонии. Сейчас слишком многое придётся объяснять. Ладно, попробую.

Он сел поудобнее и сложил кончики пальцев перед собой. Тонкая струйка дыма лениво поднималась к потолку.

– Сейчас успехи по клонированию поставлены под вопросом, но во времена Средневековья, по слухам, некоторые учёные, да и просто алхимики, среди них поминался ближайший и любимейший фаворит Петра Великого, Яков Брюс, колдовавший в Сухаревой башне, умели из глины делать людей, оживлять их и заставлять служить себе.

– И вы хотите сказать?.. – Борис подался вперёд.

– Да, наша семья владеет этим секретом. Уже много поколений Пьер служит нашему роду. Он, конечно, изнашивается. Но  не так быстро, как мы с вами.

– А его интеллект?

– Увы! – Бертран развёл руками. – Я не господь бог и даже не его оппонент. Наш род владеет только тем, что может создать человека. Но вдохнуть в него душу, мысли, чувства, разум – этого нет.

– А почему вы сказали – бог или его оппонент? Разве прерогатива дьявола вдыхать души?

Старик снова улыбнулся.

– Вы слышали о вуду? – Борис кивнул. – И вы считаете, она от бога?

Борис задумался.

– Хотя моя сестра и считает, что бог и дьявол – это одна сущность, проявляющаяся в разное время по-разному. В этом она согласна с гностиками. Однако я придерживаюсь другой точки зрения. Наш Хозяин не всемогущ и не всесилен, как бог, но у него больше слуг.

Борис молчал. Он, человек XXI века, атеист и практик, оказался в каком-то диком Средневековье с ведьмами и чертями, или в банальном сумасшедшем доме выродившегося по этой причине рода. Ему по-тихому надо сваливать от сюда. Неизвестно ещё, что такое за церемония его ждёт.

– Да, в нашем роду много неординарных личностей, – словно прочитав его мысли, произнёс Бертран. Его соединённые кончики пальцев с сигарой между ними бросали причудливые тени в мерцавшем свете свечей. – И ваша… подруга тоже. Только понятие «ведьма» некорректно. Ведьма – это та, которая ведает, знает. А в нашей семье не только знали – применяли знания. Словом, были колдунами. И всякий за это расплачивался. Кто двуполостью, кто вечной молодостью, кто быстрым старением, кто неутолимой жаждой крови или человеческого мяса. Ваша подруга тоже не избежала этой участи.

– И чем же страдает она? – Ирония Бертрана прорвалась сквозь опасливое удивление.

– Синдромом Жанны д’Арк, – Борис непонимающе смотрел на него. – У неё нет матки и яичников. Она не может забеременеть и родить. Отсутствие месячных при явной девственности Орлеанской девы бургундские и английские судьи и посчитали доказательством её дьявольской сути. Согласно «Молоту ведьм» Шпенглера и Инститориса, двух озабоченных фанатиков-монахов, создавших пособие по выявлению и наказанию колдунов, девушка, не знавшая мужчины, не может быть пособницей дьявола. Но тут налицо было недоделанное дьявольское творение – девушка, которая не девушка.

Борис обалдело смотрел на него. Потом он разразился смехом – радостным и громким.

– Агьния не ваша дочь, – серьёзно сказал Бертран. – И не её. Был проведён обряд нашей семьи здесь, в замке. Однако, вмешался её брат. Где Агьния я не знаю. Но скоро нам всё будет известно.

Борис резко замолчал.

– И если я тоже принадлежу к вашему роду, что за проклятие на мне?

Бертран улыбнулся.

– Во-первых, вы левша. Это не проклятие, знаю, – Он поднял руку, останавливая открывшего рот Бориса. – Просто объясняю. Во-вторых, ваши внутренние органы находятся зеркально по отношению к другим, как у большинства других, людей: сердце справа, аппендикс слева и прочее. Ну, а в-третьих… вам никогда не хотелось узнать, откуда у вас шрам на копчике?

Борис вздрогнул и непроизвольно потянулся к спине.

– Вот-вот, – произнёс Бертран, словно видя его движение. – Вам никто не рассказывал подробностей, но я скажу. Ваша мать рожала дома, не дождавшись «скорой». Когда вы родились, она сама перерезала вам пуповину и… хвост, – Он удовлетворённо улыбнулся, словно глядя на растерянное лицо Бориса. – Приличный был хвостик. Если бы он вырос вместе с вами, у вас с ним могли бы быть проблемы.

– Вы-то откуда это всё знаете? – Борис вскочил и в волнении прошёлся по комнате.

– Ваша мать, как и я, как и моя сестра, – Он кивнул на дверь, ведущую в зал, где они ужинали. – Все мы принадлежим к роду де Го и ле Муи. И, если нам нужно и позволяют, мы читаем мысли друг друга. Даже с другого конца планеты.

Глава седьмая

Борис остановился. Пройдясь несколько раз перед лицом Бертрана, он, наконец, наклонился к нему, уперев руки в подлокотники кресла.

– И вы говорите, что я принадлежу к вашему роду, только забыл об этом? Вы говорите, что у меня есть неординарные таланты, вроде чтения мыслей? Может, вы ещё скажете, что ваш род хранит Святой Грааль, копье Лонгина и Туринскую плащаницу?

Бертран улыбнулся. Он поднял лицо на Бориса, словно мог его видеть.

– Реликвии, вами названные, это обыкновенные вещи обыкновенных людей. Вы атеист, но всё же верите, что Христос – сын божий, а его мать – непорочная Дева. Дело ваше. Сейчас развелось столько спекуляций о пятом Евангелии, тринадцатом апостоле, реальности воскресения Христа и его женитьбы на Марии из Вифании, в библии называемой из Магдалы, что ещё более всё запутывает, ибо такого города в те времена не было, что порой не поймёшь, где истина, а где ложь. То, что тамплиеры, а после них масоны, хранили веками, сейчас обсуждается в открытую. Их опасения, так же как опасения их врагов иезуитов и инквизиции, что гностические тексты пошатнут основы веры, а значит и их власть, не оправдываются. Сейчас людям нет дела до того, был ли Христос женат, и являются ли Меровинги его потомками, несмотря на всю возню с «Приоратом Сиона», который и появился-то как отвлечение масс от политики в ХХ веке. Нынешние легенды о розенкрейцерах тоже воспринимаются как сказки – общество, которое хранило секрет «философского камня» и вечной жизни, чьими адептами были Роджер Бэкон и Сен-Жермен, которое ушло в тень из-за боязни инквизиции и алчных невежд – это сейчас не боле чем романтическая чепуха и вымысел. «Роман о розе» – не недописанное пособие по изготовлению «философского камня», а обыкновенное трубадурское сочинение эпохи рыцарей и Крестовых походов. Верящие верят и будут верить. У нас с вами вопрос в другом. Святой Грааль и «философский камень» нашей семьи – это знания, собранные веками и поколениями, это сокровища, с помощью которых можно создать или устранить любое препятствие, это тайная власть, позволяющая держать под контролем сильных мира сего и население целых стран. Выдуманные «Опус Деи» и «приорат Сиона» о таком даже не могли мечтать. Это жизнь сколь угодно долгая. Правда, за неё приходится платить. Об этом знал Сен-Жермен. Я, как и мои предки, подготавливаю приход Хозяина. Хотя моя сестра считает, что он уже приходил. В прошлом веке. Но тогда почему он не явился перед своими верными слугами? Его приход – это  начало новой жизни для нас. Это наша власть над всем миром. И материальным, и духовным. И физическим, и метафизическим…

Борис отпрянул. Какая-то средневековая чушь фанатика-сатаниста. Бертран схватил его руку.

– Вы всё ещё не верите. Вы считаете мои слова и меня безумными. Зря. В двенадцать, когда полнолуние достигнет апогея, вы убедитесь, что всё, что я сказал, правда. Ваша подруга, в отличие от вас, всё помнит. От того её и не удивляет ничего здесь.

Бертран встал, затушил истлевшую сигару и направился к двери.

– Идите переодеться. Пьер проводит вас в зал, когда придёт время.

Через минуту он скрылся за дверью. Борис остался стоять посреди комнаты. Да, он читал и о тамплиерах, и о масонах, о розенкрейцерах, о египетских жрецах Тота и о шумерских тайнах, о Стоунхендже и Бермудском треугольнике. Недавний ажиотаж вокруг «Кода да Винчи» сподвиг его поинтересоваться «приоратом Сиона» – выдумку синархистов ХХ века, чтобы скрыть свои пристрастия в политике. Не так давно ему попался многотомник Пульвера – как написал автор, это была спиритуалистическая реконструкция жизни Иуды Искариота. Занятная вещь. И очень убедительно написанная. Однако, всё это он воспринимал, как воспринимал в детстве мифы Древней Греции – интересные сказки, основанные частью на воспоминаниях, частью на буйной фантазии древних сказителей, которым была скучна окружавшая их жизнь. И вот, у него перед носом слепой ходит как зрячий и рассказывает всякие средневековые сказки как нечто само собой разумеющееся. Да в придачу, он сам является частью этой сказки. Его рациональный ум отказывался это принимать. Для Кати издавна, сколько он её знает, увлекающейся мистикой, тайными обществами и утерянными знаниями древних, это, может, и было в порядке вещей. Он знал людей, которые, заигравшись в Средиземье Толкиена, потеряли преставление о реальности. Здесь было что-то очень похожее. Разум говорил, что надо уносить ноги от этих помешанных на Средневековье ненормальных. Но что-то внутри уговаривало его хотя бы посмотреть на обряд, который ему обещали в полночь. Если эти люди действительно много знают, то представление обещает быть единственным в своём роде. Подобного он может не увидеть никогда и нигде. Жаль было бы упускать шанс. Да и темно уже. В подобном месте он не найдёт дороги на шоссе.

Мучимый сомнениями, он направился к двери. Подойдя, он услышал приглушенные голоса Кати и хозяйки, Катерины де Го.

– Когда пройдёт обряд, его сомнения рассеются, и он всё вспомнит, – говорила Катерина.

– Ты уверена? А вдруг в нём течёт кровь Бьянки и Бертрана ле Муи? Вдруг он откажется? – глухо спросила Катя.

– На моей памяти ни один мужчина не отказался ещё от власти, богатства, вечной жизни и молодости. Он нашего рода, он согласится. Меня интересует другой вопрос – где Агьния?

– В монастыре. Гришка её опекает.

– Нет, Катья. Я входила в транс сегодня. Григорий долго запирался, но не устоял. Её с ним нет.

– Где же она? – Бори услышал, как Катя отодвинула стул и встала. Её нервные шаги прозвучали совсем недалеко от двери, за которой подслушивал Борис.

– Успокойся. Она в интернате. Ей там несладко, но она выдержит.

– Ты уверена, что с ней всё в порядке?

– Да, уверена. А что тебя так тревожит? В конце концов, она не твоя дочь.

– Она и моя дочь тоже. Я не знаю, какой бульон наварил там Этьен Леруа, но и часть меня там присутствует. Одного не пойму – почему носительницей зародыша вы выбрали женщину не нашего рода и зачем её всем потом было насиловать?

– Марта Изидорис являлась прямым потомком Инститориса, который вместе со Шпенглером сочинили «Молот ведьм». Её брат-иезуит и её отец посвятили свою жизнь, чтобы изничтожить наш род. Вот через Марту и породнились. Вряд ли такой истый католик, как Генрих, будет продолжать преследовать родственников. К тому же, большая часть наших женщин бесплодны или безумны, и могли бы повредить себе или плоду. Нужна была свежая кровь, – Борис услышал, как щёлкнула зажигалка. – А насиловать? Того требовал обряд. Каждый мужчина должен был войти в её лоно, и каждую женщину она должна была поцеловать между ног.

Последовало продолжительное молчание, прерываемое лишь шагами Кати.

– Однако, уже пора собираться, – раздался голос Катерины де Го и звук отодвигаемого стула. – Пьер, проведи гостью и вернись за молодым человеком.

Шаги Кати начали затихать.

– Да, если услышишь звонок – это приехали гости, – произнесла Катерина де Го. – И если встретишь кого-то в замке – не бойся. Гости просто зашли с чёрного хода. Это же родовой замок. Дом всей нашей родни.

Звук шагов удалился и стукнула противоположная дверь.

– Борис, – раздался голос Катерины. – Хватит шпионить. Можешь войти.

Борис вздрогнул и открыл дверь.

Глава восьмая

Войдя, он увидел хозяйку, стоящую у камина. В её руке был устрашающе длинный мундштук, на конце которого тлела сигарета, распространяя сладковатый дурманящий аромат.

– Не понимаю вас, Борис, – произнесла она. – Зачем было таиться и подслушивать, если вы – член семьи, и вам всё и так скажут?

– Однако, по поводу Агнии вы мне голову задурили, – Борис подошёл к камину и взял сигару из коробки на полке. Огонёк свечи весело заплясал на кончике.

Женщина улыбнулась, выпустив клуб дыма.

– Ты и так считаешь нас не в своём уме. А если бы мы сразу вывалили тебе всю правду? Ты бы сбежал и вызвал сюда психиатричку. А нам сегодня лишний шум не нужен.

Борис подумал и согласно кивнул.

– Вы говорили о гостях. Ещё кто-то будет?

Женщина отошла от камина и, вынув сигарету из мундштука, затушила в пепельнице на столе.

– Я получила сообщение, что одна наша родственница, Жюстина Рене Бак, ушла из санатория, куда мы её поместили…

– И что же? – после непродолжительного молчания нетерпеливо спросил Борис.

– Она считает себя… как бы это сказать по-русски… кикиморой.

– Кем? – Борис поперхнулся дымом.

– Ну, как вам объяснить? – Женщина из пачки на столе вынула новую сигарету. – Я читала ваши сказки. В вашей мифологии были лешие, домовые, русалки, кикиморы. Голливуд переиначил древние расы и виды жизни. Сиреномелия – это сросшиеся ноги с рождения. Другое дело сказочные русалки. Русалы и русалки живут и сейчас. Но глубоко под водой. Дышать на земле воздухом не могут, их лёгкие уже приспособились к жизни под водой. Вампиры – это просто люди, в крови которых не хватает какого-то компонента, сейчас не помню какого. Он есть в свежей крови других людей. Постоянное переливание хлопотно, а боязнь солнца, которое сжигает беззащитную кожу, и постоянная темень вокруг сказываются на психике. Оборотни – это болезнь, если не ошибаюсь, порфирия, когда кожа не переносит солнечный свет, вернее, ультрафиолет, и начинает разрушаться вместе с костями. В первую очередь страдают лицо и руки как более открытые части тела. Они уродуются, а воображение окружающих рисует остальное. Другая разновидность оборотничества это болезнь гипертрихоз, при которой волосами покрывается все тело, в том числе и лицо. А Жюстина… она всегда любила воду. Могла сутками сидеть в тазу, в ванной, в речке. А потом что-то случилось, и она стала синей, как утопленница и научилась дышать под водой. Но…

– Но?

– Видите ли, она считает, что дышать под водой она может, если съест лёгкие живого, умирающего человека.

Огонёк сигары выпал из пальцев Бориса. Помолчав, он задумчиво сказал:

– Что-то я не слышал о такой форме сумасшествия.

Затем, встряхнувшись, он поднял окурок и бросил его в камин.

– Если вы уверены, что я принадлежу к вашему роду, вы меня не обрадовали. Быть потомком умалишённых не очень приятно.

– Гениальность – то же безумие. У каждого в нашем роду своё проклятие.

– И вас это не тяготит? Не мучает?

Женщина царственно села в кресло, стоящее рядом со столом. Её глаза задумчиво перебегали с предмета на предмет. Она словно забыла о мундштуке в руках и тлеющей сигарете в нём.

– Знаете, – наконец сказала она. – За то время, что я живу, я успела повидать многое в этой жизни. Мне ведь очень много лет, – Она грустно улыбнулась. – И я поняла одну вещь. Мир создан богом для боли и страданий. По-иному он не может заставить человека быть совершенным, равным ему. Зачем это ему надо, мне неизвестно. Но он хочет, чтобы его творение было Адамом и Евой до грехопадения. Я всё упрощаю, но именно так я чувствую. В библии говорится о свободе выбора. Но о какой свободе может идти речь, если путь всё равно один – к совершенству? Никто не наказывает ребёнка, если на предложение пойти на аттракционы или почитать ему книжку, он выберет первое. Так почему надо наказывать человека, если он хочет стать равным богу не через смирение и мольбы, а в работе и поиске? Да, я считаю, что бог – оно. Это не он, не она, не дьявол, не ангел. Это то, что создало нас. А теперь, в зависимости от своего настроения, мнения, понятия о человеческой душе и всём таком прочем, играет нами, как в детстве люди играют в куклы. Нет плохого и хорошего. Есть наше понятие о них. Для кого-то хорошо, что у ненавистного соседа дом сгорел. Только погорелец так не думает. Если твой враг умер – ты рад, но его семья, для которой он мог быть самым лучшим на свете, в горе. Кто-то считает, что знакомому очень повезло, когда он выиграл в лотерею миллион. А выигравший теперь не знает, что делать с деньгами: их могут украсть, могут украсть детей, чтобы получить выкуп, соседи начинают клянчить в долг и считают его зазнавшимся скрягой, если он отказывает. У каждого человека своё понятие о хорошем и плохом. Только как считает бог, никому неизвестно. Заповеди, надиктованные Моисею? Но он их диктовал. Те скрижали, что дал ему бог, Моисей разбил. Поэтому я и думаю, что наш Хозяин, которого мои родственники считают сатаной, уже был здесь. Не в масштабах всемирного Потопа. Но согласитесь – Содом и рядом здесь не стоял.

Она замолчала. Задумчиво поглаживая подбородок, Борис рассматривал сидящую перед ним женщину. Он забыл о времени, забыл, что он находится в средневековом замке сумасшедшей семьи, все члены которой страдали не только умственными расстройствами, но и физическими недостатками. Он слушал голос этой пожилой грустной женщины с ухоженными сморщенными руками и бездонными глазами. Его завораживал тембр и интонации, мягкое произношение согласных, как будто их пробовали на вкус. Через очарование речи до него доходил смысл. Теория показалась ему интересной. Теперь он решил твёрдо, что останется  на ритуал, чем бы тот ни являлся. Останется, чтобы, как считал хозяин, Бертран де Го, вспомнить, а как считал он сам, ещё немного послушать голос этой женщины и её странные теории.

– Вот и славно, – произнесла она, пристально глядя на него. – Поторопитесь.

Она легко встала и плавной походкой двадцатилетней девушки подошла к двери. Мгновение – и она вышла.

Глава девятая

Когда пробило одиннадцать, со всех сторон замка начали раздаваться приглушённые шорохи, шаги и голоса. Борис, предупреждённый о приезде родственников, не обратил на это внимания. Его взгляд в этот момент был прикован к Кате. Её чёрные волосы, аккуратно расчёсанные и лежащие по обнажённым плечам подобно шали, агрессивно сочетались с длинным красным платьем. Белые обнажённые руки резко контрастировали с чёрными вставками платья по бокам и чёрной накидкой, которую она повесила на руки. Что-то чужое незнакомое показалось Борису в ней. Что-то тёмное, пугающее и вместе с тем трогательное и беззащитное. Как детёныш крокодила, который запросто сможет откусить вам палец, но в силу своего возраста вряд ли сможет быстро убежать от вашего ружья. Борис решил перестать ломать голову и постоянно анализировать. Меньше чем через час он либо всё поймёт, либо продолжит анализировать дальше. А сейчас надо оставить голову ясной. Постоянно думая об одном и том же он только больше утомляет голову, не проясняя ничего.

Катя смотрела на его чёрное, отливающее стальной искрой одеяние, чем-то напоминающее бутафорские доспехи. «Только шлема не хватает», – мрачно подумала она. Находясь в замке, она не могла разобраться в своих чувствах. Всю жизнь ей нравились тайны и мистика, тёмная история Средних веков и магических орденов. В двенадцать лет она самостоятельно, пользуясь только скудными беллетристическими книгами Дюма, Дрюона, Манна, Мериме и прочих, составила генеалогическое древо французского королевского дома. Её немного смущали корни, родоначальники династии французских королей. Но долгое время ей не удавалось прояснить этот вопрос, и она оставила огромный плакат со стрелками пылиться на антресолях. Получив письмо от своей французской бабушки, собственно писала она матери. Но та после разгульной жизни в юности и зрелости, впала в религиозное рвение, иное, чем у её сына, и слышать не хотела ни про что, кроме бога и святых, Катя отвечала, интересуясь всем на свете, в том числе и историей королевского дома, к большому неудовольствию матери. Катя не говорила, что читала письма французской бабки, ездила к ней  и уж тем более, что принимала участие в обряде «новой крови». Фанатично преданная пороку раньше, теперь фанатично преданная богу, её мать могла просто убить её во имя спасения её души. Именно благодаря противоречивой помощи впавшей в окончательную экзальтацию матери, Григорий и запрятал Агнию в монастырь, а потом и в интернат при нём. Мать пыталась привить Кате слепую веру в бога и заставить ходить в церковь по воскресеньям. Но у Кати был слишком рационалистичный и пытливый ум, чтобы всё воспринимать на веру. Тогда её мать переключилась, как считала, на внучку, которую, погостив у бабки в замке, который привёл её в восторг, и поучаствовав в обряде, который заставил её задуматься, она уговорила французскую родню воспитывать Агнию у себя дома, в России. Мышиная возня новоявленных иезуитов, масонов, розенкрейцеров, сатанистов и  простых энтузиастов-одиночек начала беспокоить главу рода. Слухи о сказочных богатствах семьи и об их приверженности чернокнижию с веками не утихали. Открыто в вечную жизнь и абсолютную власть никто не верил. Но адепты разных магических обществ и шпионы разных государственных мужей выявлялись представителями рода часто. Один, считающий себя ипостасью Мерлина, заявил, что надо поставить магический щит вокруг замка. Чтобы было, что вроде он есть, но его и нет. В ответ Катерина де Го посоветовала ему поменьше смотреть «Гарри Поттера». Она знала, даже, если вся семья объединит усилия, их не хватит, чтобы заставить исчезнуть замок из людской памяти. Катя, слушая их перепалки, веселилась от души. Еще бы, не каждый день присутствуешь на грызне вампиров, оборотней, русалок и просто колдунов. На общем совете ей разрешили воспитывать Агнию до шести лет. Потом было решено, что она поедет учиться в Германию, а по прошествии лет, во Францию. Закончить своё образование она должна была в Англии. Но Григорий разрушил все эти планы. Когда Агнии исполнилось пять, он повёз её на Соловецкие острова. Увиденное настолько потрясло ребёнка, что она не отходила от него. А в скором времени они исчезли. Катя знала, где они, семья знала, где они. Но девочка сама не хотела никуда возвращаться. И железная воля маленького ребёнка сумела пересилить все паранормальные ухищрения всего рода де Го и ле Муи. Тогда-то Катерина де Го и стала задумываться, а не избранная ли Агния, предсказанная родоначальнику рода? Не она ли избавительница и искупительница грехов? В их роду бывали всякие и отклонения и уродства. Но альбиносов ещё не было. Да и такая внешняя своеобразная чистота не является ли отражением чистоты внутренней? Вопросы пугали, заставляли сомневаться, задумываться, беспокоиться. Катя, в свою очередь, не знала, зачем нужно, чтобы Борис вспомнил свою прошлую жизнь, свою принадлежность к роду. Его тоже считали тем избранным? Её беспокоило, что в замке могут быть и другие родственники, которые могут обвинить её в нерадивости и легкомыслию по отношению к Агнии. Бог знает, во что может вылиться ярость одержимых сумасшедших. Хорошо, если её просто убьют. А, если, как Бьянку ле Муи, съедят ещё живую? Она понимала, что игры кончились. Однако, что-то всё же удерживало её в замке.

Взглянув на часы, она произнесла, глядя Борису в глаза, :

– Время. Пора идти.

Борис кивнул и вышел за дверь. Его зычный голос звал Пьера.

Через несколько минут они следовали тёмными коридорами по бесчисленным переходам и лестницам, то опускаясь, то поднимаясь. Потерявшись во времени и пространстве, Борис обернулся к Кате:

– Куда он нас ведёт?

– В донжон, – произнесла Катя. – В башню.

Глава десятая

Помещение, куда они пришли, было огромным, тёмным, освещённым лишь свечами и факелами. Сквозь высокие оконные проёмы было видно звёздное небо и полная луна. Посреди комнаты был нарисован круг, в который была вписана пентаграмма. По кругу была надпись на латыни, по углам пентаграммы горели чёрные свечи. Внутри пентаграммы был начертан крест. Меньшая его часть смотрела на дверь. В месте, где сходились планки креста, стояла чаша. По стенам округлой комнаты стояли лежанки с подушками и покрывалами, которые можно было угадать по очертаниям, поскольку большая часть комнаты была в тени. Из темноты вышел Бертран де Го с просмоленным факелом.

– Вот и вы, – произнёс он и зажёг факел от ближайшей свечи. По комнате пополз сладковатый дымок. Бертран махнул рукой. Пьер поставил трёхногую табуретку над чашей в пентаграмме и подвёл к ней Бориса. Борис, на которого уже начал оказывать своё действие дым, молча повиновался. Он сел на табуретку и закрыл глаза. Монотонный голос Бертрана, сопровождавшийся заунывным пением, раздававшимся со всех сторон из темноты от невидимых певцов, навевал на него нечто на подобие сна. Как будто он начал смотреть со стороны фильм и в то же время в нём участвовал. Дымка всё ещё окутывала его сознание. Мысли в нём текли как сквозь вату. Бертран тем временем водил над его головой руками, продолжая завывать непонятные слова. Катерина взяла чашу из-под табуретки, налила в неё что-то из тёмной бутыли, поданной из мрака бледной женщиной с тревожными глазами. Как только Катерина открыла бутыль, по круглой комнате разнёсся запах прелых листьев и трав, в которых угадывалась полынь, мята, лебеда и что-то неуловимо знакомое, но что именно, Катя не могла понять. Из кармана Катерина достала пузырёк с толстыми стёклами и немного капнула в чашу. Поднявшаяся тонкая струйка белесого дыма тут же исчезла. Катерина взяла факел, который зажег Бертран, и поднесла к чаше. Вспыхнувший голубоватый огонёк осветил на минуту лицо Катерины. Прошептав что-то над ним, Катерина поднесла чашу к Борису. Песнопения становились всё громче. Катя, глядя на чашу в руках Катерины, начала беспокоиться. Горячая жидкость запросто может обжечь его.

Наконец, когда все запахи перемешались, а голова у Кати начала болеть от заунывного пения, блеснул луч полной луны и упал на голову Бертрану. С гортанным криком Катерина опрокинула чашу ему на голову. У Кати перехватило дыхание. Борис же, резко дёрнувшись, остался сидеть. Только глаза его открылись и остекленели, а губы начали быстро шептать на старофранцузском: «Быть над всем и быть над всеми. Быть выше бога, быть умнее дьявола. Творить то, что хочу, владеть тем, что вижу. Я суть и жизнь. Я – Бог». Произнеся последнее слово, он в изнеможении покачнулся. Катя бросилась к нему, но слепой Бертран оказался проворнее. Он подхватил Бориса под мышки и что-то зашептал ему на ухо. Борис встряхнул головой как после долгого сна и оттолкнул руки Бертрана.

– Да, дядюшка. Я вспомнил, – произнёс он ровным чистым голосом. – Я знаю, кто вы и кто я. Я знаю, что вы хотите сделать с Надей, и я могу догадаться, что она захочет сделать сама. Вы погрязли в своих грехах и мистицизме, «способностях» и уродствах. Вы не понимаете, что грядёт. А я чувствую. Помогать вам я не буду. Я сделаю, что смогу, чтобы помочь Агнии.

Он замолчал и встал с табуретки.

– Ты об одно забыл, Борис, – с коварной улыбкой произнёс Бертран. – Сегодня шестое июня.

– Нет! – закричала Катя и кинулась к ним. Но она не успела: тонкий стилет сверкнул в руке Бертрана. Но, несмотря на быстроту, его рука была зажата в тисках левой руки Бориса. Не глядя на Бертрана, он легко отвёл его руку. Стилет выпал из ослабевших пальцев. Бертран отошёл на шаг и потёр руку.

– Ты воистину всё вспомнил, – проворчал он. Затем, подняв глаза к отверстию в потолке, он внимательно посмотрел на удаляющуюся луну. Затем резко хлопнул в ладоши. Из темноты на Бориса кинулись разнообразные чудовища: обросшее шерстью существо на четвереньках, синелицая женщина с развевающимися тёмными волосами, непонятного пола существо в буграх по распухшему телу, два тела на трёх ногах, соединённые в области таза и груди и другие ,которых в сутолоке и хаосе Катя уже не могла разглядеть. Сначала Борису удавалось отбиваться от них, но их было слишком много и они были такими же сильными, как и он. Отталкивая Катю, они бросились к нему и повалили его на крест на полу. В руках Бертрана появилась кувалда. Катерина поставила гвоздь к левой руке Бориса.

– Сегодня день рождения Хозяина! – закричал Бертран и опустил кувалду на гвоздь. Его торжествующий крик слился с криком боли Бориса. Катя в ужасе зажмурилась и зажала уши. – Ты отступник! – Второй гвоздь вошёл в руку Бориса, исторгнув из него новый крик боли. – А отступникам не место в нашей семье! – Третьим ударом он пригвоздил обе ноги к планке креста. Удар был такой сильный, что гвоздь вошёл в пол.

– Ты ещё пожалеешь об этом, – прохрипел Борис. – Во мне течёт кровь Бьянки ле Муи, которая знала, чем всё закончится. Но вы ей не верили. То же говорю и я. Но вы предпочли принести меня в жертву, чем услышать, – Его голос прерывался, но продолжал звучать уверенно. – Что ж, это даже лучше. Это приближает миссию Агнии. Скоро, уже очень скоро она выполнит своё предназначение.

Бертран слушал Бориса, наклонив голову к одному плечу, словно слышал что-то одному ему слышное. Наконец он замахнулся кувалдой и закричал:

– Вирши перепуганного ребёнка не есть предсказание!

– Тогда зачем ты хочешь, чтобы я замолчал? – спросил Борис, пристально глядя в бельма Бертрана. – Почему ты не хочешь, чтобы я передал Агнии всё то, что вы сейчас творите? Чего тебе бояться?

– А вдруг это правда, – тихо произнесла Катерина у самого его уха. Он медленно повернулся и посмотрел в её лицо.