Текст книги "Темные души (СИ)"

Автор книги: Карина Василий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц)

Бертран ле Муи замолчал. Его лицо озарилось мечтательной улыбкой. Он глядел мимо Бертрана де Го, как будто заново переживал свою прошлую жизнь.

– Она была так очаровательно печальна в церкви. Я пришёл замаливать свои грехи, а она молилась о душе будущего мужа. На выходе из церкви я посмотрел в её глаза и понял, что она создана для меня, что отныне мы одно целое, что мы рождены друг для друга. Я увёз её, и мы тайно обвенчались. Однако проклятье не оставило меня. Раз за разом рождался ребёнок, при взгляде на которого замирало сердце: хвост, рожки, сросшиеся ноги, отсутствие гениталий – всего не перечислить. Они жили недолго: кто месяц, кто год. И умирали в муках. С каждым умершим ребёнком умирала часть души моей жены, – Лицо Бертрана ле Муи омрачилось. – И вот родилась Франсуаза, – Он замолчал. Его тяжёлый взгляд остановился на Бертране де Го. – Увидев её, Жанна сошла с ума. Ей каждый день кажется, что она умерла, а душа её в аду. Пришлось поместить её в одинокий домик в глухом лесу, потому что от её криков стынет кровь, а душа моя переворачивается. Бедняжка не знала, что она ни в чём не повинна. Она всё время винила себя за то, что нарушила волю отца. А ведь это я! – Бертран ле Муи порывисто вскочил. – Это вина моя и моей семьи!

– Вы не договариваете, – Бертран де Го пристально смотрел на своего мечущегося тёзку. – Случилось что-то ещё.

Бертран ле Муи остановился и схватился за голову.

– Вы правы, – Он тяжело опустился на стул и закрыл лицо руками. Он помолчал, потом сдавленным голосом произнёс: – На мне проклятье воплотилось в том, что я ел человеческую плоть. Вы понимаете? – Он поднял страдальческое лицо; в глазах его стояли слёзы. – Я ел своих умерших детей! – Слёзы потекли по его щекам. – Я не мог удержаться. Если я не съедал каждый день кусочка человека, меня мучили жесточайшие боли, и ничем их было не унять. Свинина помогала слабо... Однажды она увидела это, – Бертран ле Муи зарыдал в голос. – Тогда она решила, что я съем и Франсуазу и помешалась. Они обе живут в том одиноком домике в лесу. С ними только глухонемая служанка и полуслепой старик.

Бертран ле Муи замолчал. Бертран де Го смотрел на него, покручивая ус.

– И с тех пор вы ничего не едите? – внезапно спросил он.

– Да, – Бертран ле Муи поднял голову. – Я голодаю уже много месяцев. Только на праздники позволяю себе лепёшку. Сначала было ужасно. Я думал, что умру. Я ушёл далеко в лес и жил там, пока боли не отступили. Я пил воду из ручья и ел ягоды. Сколько раз я хотел голыми руками поймать зайца или куропатку. Но я нарочно не взял с собой ничего, что можно было бы использовать как оружие. Даже ножа. Я всё надеюсь, что умру от голода. Но смерть играет со мной – я живу и даже не старею.

– Почему бы вам было не пойти в Рим, по святым местам или купить индульгенцию? – с иронией спросил Бертран де Го.

Бертран ле Муи улыбнулся сквозь слёзы.

– Я проклят. Но я верю Богу. Я ему молился. Он послал мне облегчение – я больше ничего не ем и не страдаю телесно от этого. Когда Бог сочтёт нужным – он заберёт меня. Куда? Это его воля. Я же ей подчинюсь. Но верить и покупать веру – это не одно и то же. Пока я страдал в лесу, я обратился к Богу. В Риме я был, – Он снова улыбнулся. – Я даже смог посетить Ватиканскую библиотеку. Вы, быть может, не в курсе, – Он поднялся и прошёлся по комнате. – Но в мире существуют не только четыре Евангелия, принятых на Никейском соборе*, есть ещё множество. К примеру, в Евангелии от Андрея, которого московиты называют Первозванным, есть такие слова: «…как змея, которая сбрасывает кожу и уползает в одной ей ведомое, так вера, сбросив с себя религию, уйдёт в неведомое, являясь только избранным, коих сородичи и  современники будут считать еретиками и колдунами. Оставшаяся кожа змеи гниёт на земле и иссушается на солнце. Так религия  будет иссушаться фанатиками, и загнивать ловцами пороков человеческих, предлагая выкупить их за тридцать сребреников. Но богу не нужны деньги, сколь много серебра бы вы ни заплатили. Богу нужна ваша чистая душа. Золото и серебро – это оковы и кандалы, не дающие войти в царствие небесное. Скиньте их и откройте душу богу в покаянии искренном своим прегрешениям. И отверзятся врата райские, и увидите вы лик божий, радующийся встрече с вами. Но, предложив деньги вместо души, увидите вы гнев божий. И не стихнет он, покуда не искупите грех сей ни вы, ни род ваш. Лжесвятителей, смущающих вас покупкой спасения души, побивайте камнями. Блаженных же, призывающих раздать всё злато ваше, примите в дом свой и душу свою. И тем, коль не спасётесь сами, спасёте от гнева божьего род свой…».

– Вы всё запомнили? – Бертран де Го удивлённо смотрел на вдохновленное лицо Бертрана ле Муи. – Ваша память меня поражает. Очевидно, это одно из свойств проклятия.

– Вы правы. Я помню многое. Даже то, что хочу забыть, – Лицо Бертрана ле Муи на минуту омрачилось. – Но продолжим. Согласитесь, все эти слова совершенно не согласовываются с куплей-продажей индульгенций. Хотя сказаны они были задолго до кардинала Дюэза** и его идей, но уже тогда апостолы могли предвидеть, во что выльется религия. Я предпочитаю верить и верить в душе. Слова апостола Андрея мне ближе, чем все папские буллы вместе взятые. И, если я умру проклятым, как вся наша семья, я буду знать, что всё, что было в моих слабых силах, я сделал для своей души. Я не Христос, и принять грехи всей семьи я не могу.

– Нда, – помолчав, сказал Бертран де Го. – Вы гораздо более достойны уважения, чем наш родственник – святоша Гильом Безе ле Муи. Его пришлось убить, поскольку он хотел убить меня.

– Прости ему, господи, – прошептал Бертран ле Муи. – Я за него помолюсь.

– Вы меня удивляете, – Бертран де Го поднялся и взял со стола шляпу. – Я теперь начинаю верить, что бог все же может существовать, если несмотря ни на что, дьявольское отродье склонилось перед ним.

Бертран ле Муи грустно улыбнулся.

– Я вас заговорил совсем. А ведь вы прибыли по делу, – Он взял свою скромную шапочку. – Пойдёмте. Я покажу вам наш лагерь.

Глава пятая

– Чем я могу служить его высокопреосвященству? – Гордую посадку головы новоявленного генерала слегка портило простоватое выражение его лица. Однако Бертрана де Го не обмануло это внешнее простодушие, вводившее в заблуждение людей, плохо знавших предводителя английской революции.

– Что вы, – улыбнулся Бертран де Го, поклонившись. – Это его высокопреосвященство интересуется, чем он может быть вам полезен.

Оливер Кромвель поднялся из-за широкого стола тёмного дерева, за которым разбирал бумаги.

– Сэр, – произнёс он, подходя к Бертрану. – К чему увёртки? – Он улыбнулся и стал набивать табаком длинную тонкую трубку. – Кардинал хочет знать, не пойдёт ли генерал Оливер войной за Бретань и Ла-Рошель? Его это интересует? – Он выпустил облачко сизого дыма.

– Вы проницательны, генерал, – Бертран де Го опять поклонился. – Дело в том, что сейчас кресло министра под кардиналом слегка зашаталось – Фронда* требует его отставки. Представьте, что может случиться во Франции, если вместе с войной внутри страны разразится война с внешним врагом? Но, я вижу, вам такой расклад тоже неинтересен? – Бертран де Го с насмешливой улыбкой бросил шляпу на стол и расположился на одном из тяжёлых стульев у стола. По лицу Кромвеля пробежало облачко, но он сделал вид, что ничего не заметил.

– Да, милейший. Я планирую сначала уладить дела внутри страны, прежде чем предпринимать что-то ещё. Я не обладаю амбициями Александра Великого, и мне вполне хватит подданных одной страны. Единственное моё желание – мир и покой в государстве.

– Тогда это трудно согласуется с фанатизмом круглоголовых**.

– Каждый верит, во что хочет, – Генерал Кромвель обошёл стол и сел. – Вы католик. И, хотя всё ещё продолжаете верить в еретическую религию, принесённую на наши острова Римом, я не собираюсь сжигать вас на костре – вы скоро уедете. Но, согласитесь, для спокойствия подданных в стране должна существовать одна религия – религия истинной веры. Религия, которая очищает душу, которую верно понял Кальвин*** и реформировал Лютер, религия англиканской церкви.

Фанатизм пуританина*, которому доставляет истинное удовольствие отречение от всего человеческого, чем завет любить ближнего, промелькнул в глазах Оливера Кромвеля. Бертран де Го улыбнулся.

– Однако, согласитесь, полное отречение от удовольствий и красоты так же губительно для души, как и римская распущенность и роскошь. Как можно осуждать грех, не зная, что это такое? Как можно отвергать красоту мира, если её создал бог? И как можно осуждать красоту, созданную человеком, если бог позволил ей быть, позволил её создать? Савонарола** плохо кончил, не так ли?

– Это только доказывает лживость и богопротивность Рима. Папа, который посмел сжечь такого человека, это не пастырь христовых овец, а волк в овечьей шкуре.

– Хорошо, генерал, – Бертран де Го встал. – Оставим теологические споры. В своём государстве вы вправе решать свои проблемы так, как сочтёте нужным. Однако, – добавил Бертран де Го от дверей. – Что именно я должен передать кардиналу?

– Остановитесь в Дувре, в гостинице «Золотой якорь». В течение недели я дам вам ответ. Судно до  Кале доставит вас в кратчайшие сроки – капитан мне предан как никто, к тому же он принадлежит к нашей церкви.

– Хорошо, генерал, – Бертран де Го поклонился. – Однако, если в течение семи дней я не получу ответа, на восьмой я уеду без него.

Поклонившись, Бертран де Го вышел.

– Этот чёртов француз думает, что я не знаю, кто он такой, – Оливер Кромвель выбил трубку о решётку камина. – Что ж, если этот потомок дьявола уберётся к своему бесовскому хозяину, я вздохну свободнее. Два дьявольских прислужника на  одну Англию – это много. Усыпить бдительность Бертрана де Го нелегко. Но можно. А что касается до Бертрана ле Муи, то родственничек уже будет далеко. И не сможет мне помешать сжечь его в назидание прочим еретикам и колдунам. Что ни говори, он католик. Бес и католик – это просто подарок. Где находятся его жена и дочь-колдунья мне известно. В любой момент я могу доказать торжество нашей веры над верой Рима. Один вид лица этого дьявольского создания приведёт в англиканскую пуританскую церковь паству. И никакие роялисты уже не остановят ни меня, ни мою армию. Главное, не дать объединиться роялистам и католикам других стран. Не хватало ещё верховенства Рима в этом божьем месте! С инквизицией тоже надо сто-то делать. Они стали много себе позволять. Зачем же кардинал прислал сюда этого маркиза де Го? Из его разговора с Францем Шталлем вполне ясно, что вмешиваться и поддерживать какую-либо из сторон он не будет. Посмотрим. Такого опасного человека нельзя оставлять без присмотра. И куда он дел другого своего родственника – Гильома Безе ле Муи, епископа Орли? И куда подевался сам Франц? Впрочем, это я тоже скоро узнаю. Дела надо делать, не торопясь и по порядку. И до этой семьи очередь дойдёт. Мне не хватало только еретика в собственном войске, – Оливер Кромвель прошёлся по комнате. – Это опасная семья. И пока хотя бы один её член находится на территории моей страны, мне не будет покоя, – Он снова зажёг свою трубку и подошёл к окну. Над Лондоном поднималось серо-жёлтое солнце.

Глава шестая

– Ну, маркиз, какие новости вы привезли из Англии? – опережая королеву, подходя, спросил кардинал Мазарини Бертрана де Го.

– Король казнён. Народ рад. Католические храмы где закрываются, где разрушаются. Протестантские расцветают. Пуритане привлекают скромностью, тогда как католики возмущают распущенностью и роскошью. Пресвитериане* и индепенденты** грызутся за власть. Страна в войне. Роялисты в заговорах. Армия сильна, при чём не только оружием, но и духом. Не даром их прозвали «железнобокими***». Генерал Кромвель, по сути, хозяин страны, – с поклоном произнёс Бертран де Го.

– Король казнён? – королева Анна замерла у ближайшего столика. – Бедная Генриетта! – произнесла она, опершись о столик одной рукой, второй доставая из-за корсажа платок. – Мы живём в страшное время: никто не застрахован от смерти, ни король, ни нищий, – со вздохом произнесла она, промокая глаза платком. – Но вы произнесли некоторые слова, оставшиеся для меня загадкой. Кто такие индепенденты, и почему они оспаривают власть у пресветериан?

–    Ваше величество, – Кардинал повернулся к королеве. – Утром я предоставлю вам полный доклад о ситуации в Англии. Я жду сведений из других источников, – Он озабоченно нахмурился. – Только сведения что-то запаздывают, – пробормотал он про себя. Бертран де Го тонко улыбнулся.

–    Король казнён! – восклицала королева, меряя шагами комнату. – Ваше высокопреосвященство, – повелительно обратилась она к кардиналу. – Мы ничего не можем сделать?

– Увы, ваше величество, – кардинал развёл руками. – Вы сейчас не в Лувре и не в Пале-Ройяле. Не мы диктуем, а нам диктуют. Даже, если вы согласитесь на мою отставку, Франция ещё не так сильна, чтобы навязывать кому-то войну.

– Кардинал прав, – вставил Бертран де Го. – И генерал Кромвель говорил о том же.

– Генерал Кромвель? – переспросил кардинал. – Вы виделись?

– Да, ваше высокопреосвященство. Мне довелось говорить с ним.

– Каков он? – спросила королева, подходя ближе.

– Он…

– Ваше величество, – прервал кардинал. – Смиренно прошу прощения, но я должен получить полный и исчерпывающий отчёт от господина маркиза.

Королева гневно посмотрела на кардинала: по сути он выставлял её, королеву, из кабинета. Но, глядя на смиренно опущенную голову, она невольно смягчилась.

–        Тогда жду вас с докладом утром, кардинал, – произнесла королева, подавая руку для поцелуя. – Да, маркиз. После кардинала зайдёте в мои покои. Перед ужином там соберётся двор. Вернее, – с грустью добавила она. – То, что от него осталось. Вы развлечёте нас рассказом о своём путешествии и проясните слова, которые для меня остались тайной. Для моего двора, я полагаю, это тоже будет интересно знать.

– Буду рад доставить вам удовольствие, ваше величество, – Бертран де Го церемонно поклонился.

– Констанс, мантилью, – громко произнесла королева. – Мы едем в церковь заказать молебен за нашего родственника!

– О женщины! – произнёс кардинал, выходя. Затем, повернувшись к выходившему Бертрану де Го, добавил: – Итак, я слушаю вас.

Глава седьмая

Что ж, Оливер Кромвель, вдохновитель и предводитель смуты, которая вылилась в революцию и гражданскую войну*, закончившуюся казнью помазанника на королевство – короля по рождению, сына короля, внука короля, короля, избранного не людьми, но поставленного над ними богом; генерал Кромвель, одержавший победу над шотландским войском короля Карла Стюарта с помощью не воинской доблести и таланта, а с помощью кошелька «усечённого» парламента или «охвостья», как его ещё называли, состоявшего из яростных антимонархистов-индепендентов; лорд Кромвель, передавший власть сыну после своей смерти, сыну, который, не имея даже толики того небольшого  таланта своего отца, позволившего последнему взять, удержать и передать власть, этот человек, генерал Оливер Кромвель, был, как и многие англичане того времени, пуританином, а так же суеверным человеком. Всё, недоступное его пониманию, его пугало. Вся красота, созданная человеком, от туалетов дам до картин, была непонятна ему. Признавая одного бога и всю суровость его, он, однако, не отличался фанатизмом. Обладая талантами политика, он прекрасно осознавал, когда нужно показать ярость религиозного фанатика, а когда проявить лояльность и мудрость опытного царедворца. Его власть держалась на его уме, и, когда его не стало, разразилась новая смута, приведшая на трон сына казнённого короля – Карла II и его католический двор, смута, вознёсшая другую незаурядную личность – генерала Монка**, ставшего в результате неё лордом Олбермалем. И, хоть правление сына не отличалось мудростью и стремлением к самостоятельности его отца, однако, памятуя, к чему оно привело и свои юные годы, полные лишений во Франции, он стремился жить  полной жизнью, за что и получил прозвище «весёлый король», а так же по возможности обходить острые углы политики. Его сдержанность и терпимость, осторожность и нерешительность привели к   «папистскому заговору***», в результате которого позволившему бесчестному монаху Тайтесу Оутсу из фанатичных целей уничтожить многих невиновных. Краткий перерыв и краткое затишье в Англии, напоминавшее зарождение вулкана в недрах земли,  закончились с восхождения на её престол брата нынешнего короля – Джеймса Стюарта****, открыто придерживавшегося католицизма, что было, как красная тряпка для быка, для правящей партии, состоявшей в основном из протестантов, и народа в Англии, относившегося к католицизму с осторожностью. В результате второй революции Иаков II был свергнут. Но это уже другая история. И всё это будет. Сейчас же, после расправы над «дьявольской семьёй» в Англии, то же ждало её отпрысков и во Франции. Ждало своего часа. Неспокойные времена прежних веков не заставляли эту семью ввязываться в государственные дела. Ни один король не считал нужным заручаться поддержкой человека, в роду которого умели читать мысли. Каждый глава рода жил так, как считал возможным для себя – в своё удовольствие. Равенство королям давало возможность этим семействам не принимать участия в королевских планах и авантюрах. Однако шло время, менялись отношения между королём и его дворянами. И теперь слово короля было законом для подданных. Однако, короли тоже люди, и они подвержены суевериям. Особенно, когда им нашёптывают ужасы святоши, осенённые папской властью. Даже властвуя над подданными, если короли забывают о том, что эти подданные имеют глаза, уши и душу, можно однажды проснуться без головы или в изгнании. Даже властвуя, всегда существует опасность подвергнуться колдовству или порче. В эти времена инквизиция не сидела без дела. Шарлатаны своими фокусами развлекают и народ, и короля. Однако если это приводило ко вспышкам чумы, нашествию саранчи или скудным урожаям, массовая истерия направлялась на поиски виновного. И он находится тем быстрее, чем больше отличался от простых и обыкновенных людей. Рыжие волосы, косые глаза, хромота или излишне привлекательная внешность во времена повальной боязни колдунов и частых вспышек чумы были достаточным поводом закончить свою жизнь  на костре или плахе. Однако, тень, тянущаяся за семьёй де Го и ле Муи, слухи о проклятии, в которых уже не осталось истины, как могильный камень закрывала рты, как холодный душ трезвила умы и как смертоносный яд заставляла цепенеть тело. Ужас, внушаемый одним звуком имени этой семьи, отбивал всякие мысли об уничтожении её даже именем Христа. Нужна была незаурядная воля и недюженное самообладание, чтобы осмелиться настоять на исполнении своего приказа. К сожалению, Карл I Стюарт был королём Англии, а не Европы, и он не знал толком, где и сколько членов семьи может находиться помимо родового гнезда. Не могли в этом его просветить и агенты инквизиции и падкие до чужих тайн иезуиты, которым хватало хлопот с кальвинистами и лютеранами.  Бертран ле Муи, уставший от окружавшей его жизни, давно просто покинул проклятое место. Бертран де Го, прибывший в Англию незадолго до расправы, чтобы посмотреть английские владения родственников, незаметно покинул её и вернулся во Францию, успев прихватить с собой молодую тётушку, являвшуюся ему в тоже время и кузиной. Укрепив позиции дома с помощью интриг, ума и изворотливости, он уже в открытую прибыл в мятежную страну. Гильом Безе ле Муи по несколько иным причинам покинул родовое  гнездо во Франции. Число потомков рода хоть и редело, но не заканчивалось. Покаяние, каждого своё, членов проклятой семьи ещё не  принесло прощения всему роду. Время жертвы ещё не пришло. И жертвенный агнец ещё не родился.

Часть пятая

Глава первая

– Ты играешь с огнём, Катерина. Ты не боишься?

– Чего, Бертран? Ничего предосудительного я не делаю. Дорогу никому не перехожу. Живу тихо, никому не мешаю.

– Брось, Катерина. Колдунов у нас уже давно не сжигают, но отравителей продолжают вешать до сих пор. А что касается до того, что ты живёшь тихо, то, я слышал, герцог Орлеанский…

– Отравителей?

– Мадам де Монтеспан* разве не к тебе приходила за приворотными зельями? И чего этой даме ещё надо? Она любимая фаворитка самого могущественного в Европе короля.

– Ах, Бертран. Мадам Монтеспан приходит не ко мне, а к Ла Вуазен. Эта дура пользуется моими снадобьями и идеями и смеет даже иногда учить меня. Я же скромная её ученица, Жанна Фуше, служанка маркиза де Фоконье, которая, боясь всего на свете, всегда приходит затемно и в маске поучиться у великой колдуньи умению властвовать над травами, чтобы иметь лишний приработок  на старости. А что до мадам Монтеспан… Чего ещё хочет эта женщина, имея уже всё? Власти, конечно.

– Власти? А сейчас она её не имеет?

– Боже, братец! Ты, как видно, давно не был в Париже! Ни один человек не имеет полной власти над королём-солнце. Не такой у него характер. Ни мать, ни жена не могут ему противостоять после смерти Мазарини. Он почувствовал вкус власти и не собирается сам подчиняться, кому бы то ни было, ни делить её с кем бы то ни было. А мадам Монтеспан честолюбива. Даже, если бы герцог Орлеанский, которого ты помянул, и овдовел, то для мадам Монтеспан этого мало: она хочет стать королевой.

– Королевой? Но ведь Мария-Терезия**…

– Все смертны. И королева тоже. Особенно в свете принцессы Генриетты.

– Ты хочешь сказать…

– Я хочу сказать, что бедную женщину принесли в жертву. В никому не нужную и бесполезную жертву. Видишь ли, я действительно причастна к шутке с герцогом Орлеанским. Но ты зря считаешь, что отравила его жену я.

– Интересно.

– Началось всё не вчера, а в тот день, когда в герцоге Орлеанском помимо страсти к женщинам проснулась страсть к своему фавориту. Вернее, страсть, которую этот фаворит умело в нём разжёг.

– Как? Шевалье де Лоррен?..

– Именно. Однако у герцога ещё оставалось влечение к женщинам, и это задевало его. Поэтому он и зачастил к Ла Вуазен. Сначала за приворотными зельями, а затем и за ядами. Но герцог Орлеанский весьма капризная и переменчивая личность. А принцесса Генриетта весьма привлекательная женщина. Была…

– И тогда шевалье де Лоррен решил её убить?

– Для начала поссорить с герцогом. Вы же знаете, что она понравилась не только ему, но и королю. И вот. Принцесса испросила позволения короля навестить своего брата Карла. Король тогда заодно поручил ей добиться поддержки Англии в войне против Голландии – совместить приятное с полезным. Для успеха этого дела, как вы знаете, с ней отправилась мадемуазель де Керуаль, ставшая впоследствии герцогиней Портсмутской и любовницей Весёлого монарха. Возможно, именно благодаря ей Карл II обещал поддержку Франции. Так вот, шевалье намекнул герцогу, что принцесса уехала в Англию, будучи беременной. И возможно от короля. Герцог был в бешенстве. И, когда через несколько месяцев принцесса вернулась, герцог устроил ей форменный допрос. Принцесса, естественно, всё отрицала. А шевалье де Лоррен, пока был рядом, ибо вскоре был изгнан, но так же скоро и вернулся, раздувал угасающее пламя. Однажды герцог, настолько запутанный своим фаворитом, сам пришёл к Ла Вуазен, о которой он много слышал, и потребовал, чтобы она своим колдовством помогла узнать ему правду. Эта дура была так напугана: одно дело подсказать шевалье де Лоррену идею с ребёнком, чтобы поиздеваться над принцем и заодно заработать, а другое дело, если этот принц в результате этой идеи свернёт подсказавшему шею. Ла Вуазен кинулась за советом к своей подруге и помощнице Ла Вигуре. Та её для начала отчитала, как нерадивую прислугу, а уж потом они стали думать. Я была при этом и посоветовала: раз уж партия начата при таком раскладе, её надо доигрывать. Ла Вуазен скажет герцогу, что якобы пошлёт в Англию человека узнать о судьбе ребёнка. Что делать, раз его придумали, надо выкручиваться. Этим человеком стал Бовильяр, кузен Ла Вуазен. Она не раз с его помощью устраивала представления для мадам Монтеспан под названием «дьявольская месса». Через некоторое время Бовильяр расскажет, что он выяснил, якобы побывав в Англии.

– Интересно, и что ты выдумала?

– Бовильяр расскажет, что принцесса действительно родила ребёнка в Англии, что отец его Людовик XIV, что король Карл II взял его на воспитание.

– Интересная сказка. А дальше?

– Дальше герцог упросил Ла Вуазен  вызвать дьявола, чтобы тот подсказал ему, как можно расправиться с королём, не запутав себя в это дело.

– И что же Ла Вуазен?

– О, она не упустила случая содрать с принца приличный куш. При помощи своего кузена Бовильяра они разыграли такой спектакль, что принц был доволен. Но одно дело – это дурить голову принцу, который, в самом деле, не будет же рассказывать всем и каждому, что ходит к колдунам и гадалкам из-за того, что не верит жене. Но другое дело – это персона короля. Если возникнут только подозрения, что король отравлен, не поздоровится ни Ла Вуазен, ни шевалье де Лоррену,  а может статься и принцу тоже. Поэтому дьявол в образе Бовильяра и сказал принцу, что у короля Людовика есть талисман, переданный ему по наследству от его деда, Генриха IV, которому дала его Екатерина Медичи в краткий период благоволения, получившая его в свою очередь от Нострадамуса. И что благодаря этому чудесному талисману на короля не действуют никакие чары.

– И тогда герцог решил отыграться на жене?

– Не герцог. Он слишком нерешителен для этого. Шевалье де Лоррен, видя, что герцог всё тянет, обратился к Ла Вуазен сам. И вот, Генриетта Английская скончалась.

– А король Людовик создал Огненную палату*.

– Именно. Но Ларейни открыл такие вещи, что король распорядился замять это дело, чтобы не навлекать позор и правосудие на брата.

– Интересно всё же, что там откопал Ларейни?

– О, это действительно любопытно. Дело в том, что благодаря моим талантам и талантам нашей семьи, которыми беззастенчиво пользуется Ла Вуазен, она стала очень популярна. Племянница Мазарини, Олимпия де Суассон, кратковременная пассия короля после Лавальер, обращалась к ней за приворотным зельем. Даже при помощи камердинера и некоей Денизы стащила несколько перчаток, носовых платков и кое-чего ещё из гардероба короля. Фаворит короля, Пюигелен де Лозен**, обращался к ней, чтобы она помогла завоевать ему любовь некоей дамы и ускорить кончину богатого родственника – этот юнец как раз нуждался в деньгах. Кардинал Буйонский тоже консультировался с ней о возможности для себя примерить папскую тиару. Уж  не знаю, что она ему наплела, но ушёл он довольный. Суперинтендант финансов Фуке был обеспокоен растущим влиянием Кольбера. Даже королева Мария-Терезия и та её посещала.

– Зачем?

– Как зачем? У нашего короля большое сердце. Только королева там не помещается. Вот она и хотела вернуть его любовь.

– А маркиза де Монтеспан?

– О, чего она только не хотела! Её служанка Дезейе почти поселилась у Ла Вуазен.

– Да, но стать королевой?.. Ведь её дети всё равно не смогут наследовать корону, даже если королю и взбредёт в голову на ней жениться.

– Она, возможно, надеется переубедить короля. Несчастная. В своем честолюбии ей не хватает ума даже удержать то, что она уже имеет.

– Ты права. Многие фавориты и фаворитки имели власть супругов. Взять хотя бы Изабеллу Французскую, мать Эдуарда III, начавшего Столетнюю войну. Вот то был честолюбивый фаворит! Вертел гордой королевой, как лентой на камзоле.

– Да, Роджер Мортимер тоже не любил конкуренции. Ведь это он, по сути, приказал убить Эдуарда II. Теперь точно так же поступила и гордая Атенаис де Монтеспан с бедняжкой  Фонтанж. Этой дуре не следовало рожать ребёнка. Да ещё хвастать расположением короля при высокомерной маркизе. Та, как оказалось, не стала долго ждать.

– Не стала. И Огненная палата не расформирована. Берегись, сестричка, если арестуют Ла Вуазен и Ла Вигуре, очередь может дойти и до тебя. Кстати, как они добывали своё знаменитое зелье? Ведь ты не была настолько глупа, чтобы сказать им, что это секрет семьи де Го?

– Нет, братец. Ла Вуазен от меня ничего не узнала. Наоборот, Жанна Фуше притворилась, что узнала секрет от неё.

– Тогда как?..

– Видишь ли, братец, есть на свете некий священник Лесаж, которому очень нужны деньги: бедняга никак не может обуздать свою плоть. Но с паствой связываться опасно, вот и спускает всё на непотребных девок. И ещё есть на свете другой священник, д’Аво, который до безумия любит меня, вернее, не меня, а мадам Ла Филастр.

– И что же?

– А то, что Лесаж знает Ла Вуазен, а я под именем Жанны Фуше, знаю некоего Дестинелли, которому подсказала секрет краски для ткани, и Экзили, которому нетерпелось получить наследство. Эти два алхимика-неудачника встретились, когда пытались отыскать философский камень. Вместо этого они нашли много полезных вещей, благодаря которым Бертран, приказчик торговца шёлком из Лиона, ещё один мой поклонник, получил от хозяина весьма весомую благодарность, а его слуга Романи вообще ушёл на покой и зажил где-то в Провансе. Лесаж в свою очередь знаком с Ла Вуазен, которая помогает ему, вернее, его пастве благополучно дождаться наследства.

– Да, но Ла Вуазен знает тебя под именем Жанны Фуше, и знает Лесажа, который в свою очередь, благодаря д’Аво, знает тебя под именем Ла Филастр. Не боишься, что вся эта компания когда-нибудь сложит два и два, и тебя арестуют вместе с ними?

– Нет, братец. Не боюсь. Как я говорила, к Ла Вуазен я прихожу в маске, а д’Аво, хоть и видел меня днём, но я была под густой вуалью и в плаще с капюшоном. Да и вообще, живя в Париже, я стараюсь лишний раз не выходить из дома.

– Даже к маркизу де Фоконье?

– Ну, братец. Жить-то надо. Да и маркиз блюдёт приличия. Каждый раз он присылает за мной ничем не примечательную карету. И потом, надо же было найти того, на кого можно всё было бы повесить. А Жанна Фуше как раз из его дома. Если что, она может болтать всё что угодно. Про меня даже и не узнают, потому что она ни разу меня не видела. Я приходила, когда маркиз отпускал всех слуг, чтобы не компрометировать даму.

Высокая статная дама с чёрными волосами, похожими на вороново оперение, и тёмными блестящими глазами встала из-за стола, за которым во время всего разговора что-то толкла в толстой глиняной ступке, и подошла к молодому человеку в роскошном камзоле и великолепной шляпе с пышным красным пером. Подойдя к нему, она положила руки ему на плечи. Они были одного роста, и в неверном свете мерцающих свечей казались точной копией друг друга. Только тонкая ниточка усов выдавала лицо мужчины. Женщина приблизила своё лицо и, не отрывая глаз от глаз брата, медленно прикоснулась губами к его губам. Мужчина отбросил шляпу и впился в губы женщины жадным поцелуем.