Текст книги "Ужас глубин"

Автор книги: Карен Трэвисс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 29 (всего у книги 29 страниц)

Грязные секреты у него были, но их он хоронить тоже не собирался. Он крепко сжимал в пальцах диск Прескотта. Мастерская представляла собой огромное, гулкое помещение, здесь пахло отработанным машинным маслом и паленой резиной, и сегодня здесь сновало множество людей, пытавшихся спасти или починить всевозможное оборудование с кораблей и машин. Он едва не оглох от стука, металлического грохота, визга дрелей и старался не смотреть на сварку.

– Вы скоро от этой работы оглохнете! – проорал он.

Бэрд, склонившийся над капотом «Тяжеловоза», поднял светловолосую голову. Уши у него не были заткнуты в отличие от Коула. Тот с заговорщическим видом подмигнул и вытащил свои затычки.

Бэрд выпрямился и вытер руки ветошью:

– Если вы насчет своего лимузина, полковник, то я смогу почистить пепельницу только через несколько недель – видите, сколько работы.

– Черт бы тебя побрал! – пробормотал Хоффман. Он мог терпеть идиотские шуточки Бэрда, пока тот выполнял приказы. – В таком случае, чтобы спастись от моего гнева, капрал, вам придется взяться еще за одно дело.

– Отлично, мое скромное искусство к вашим услугам.

Хоффман спросил себя, стоит ли вовлекать в это дело Коула. Многие знания – многие печали. Бэрду придется лгать, изворачиваться, утаивать правду от своего лучшего друга, и Хоффман понимал, что он обязан отряду «Дельта» и не может с ними так поступить. Он не имеет права упрекать Прескотта в двуличии, если сам не до конца откровенен с людьми. Однако, рассказав этим двоим о диске, он поставит их под удар.

– Можете отказаться, Бэрд.

– Если вы пытаетесь таким образом разозлить меня и заставить согласиться…

– У меня имеется зашифрованный диск, который не могут прочесть компьютеры КОГ. Он попал ко мне незаконно.

У Бэрда появился блеск в глазах, совсем как у чертова пса Берни, когда та командовала: «Ищи!» Он обожал подобные штуки. Он не просто наслаждался, разгадывая головоломки, – он должен был разгадать их раньше всех. То, что он был первым учеником в классе, давало ему уверенность в себе.

– Ну, это уже кое-что, —заметил Бэрд.

– Прескотту известно, что диск у меня. – Хоффман говорил как можно тише, стараясь, однако, чтобы солдаты расслышали его сквозь гул, скрежет и вой, стоявшие в помещении. – Именно поэтому вы имеете полное право отказаться от работы, не теряя лица. И вы тоже, Коул. Вам совершенно не обязательно участвовать в этом.

Бэрд положил гаечный ключ на капот.

– Хороший ход, полковник. Я весь внимание. Давайте его сюда.

– А что Прескотт намерен делать теперь? – Коул взял ключ и продолжил работу Бэрда. – Устроит с вами садомазо за закрытыми дверями?

– Пойду руки помою, – сообщил Бэрд. – Не хочу оставлять отпечатки пальцев.

Хоффман сунул диск в сумку на поясе Бэрда:

– Не знаю, срочное это дело или нет. Может, там просто неприличные фотографии времен его буйной юности, если у него такая была.

– Я буду в своей мастерской, – сказал Бэрд и зашагал прочь.

Хоффман помолчал несколько секунд, стараясь угадать мысли Коула. Коул лишь приподнял бровь и продолжил копаться в потрохах «Тяжеловоза».

– Я сообщу об этом Маркусу и Дому, – успокоил его Хоффман. – Но я бы не хотел, чтобы все узнали, что начальник штаба опустился до кражи данных у Председателя. Это плохо отразится на настроении солдат. Нужно хотя бы делать вид, будто все мы заодно.

– Понятно. – Коул, нахмурившись, смотрел на двигатель, как будто пытался придумать новый предмет для разговора. – У Бэрда это так ловко получается! Черт бы меня побрал, если я понимаю, что с этой развалюхой не так.

– У него талант. Не знаю, что бы мы без него делали.

– Вы ему когда-нибудь об этом говорили? Он будет очень доволен, сэр, хотя сам постоянно бухтит, будто бы ему наплевать на чужое мнение.

Заботиться о других было типично для Коула. Хоффман хлопнул его по плечу:

– Ну ладно, только ради вас, Коул. Даю ему полчаса, а потом отправляюсь его искать. К тому моменту он уже взломает шифр, и тогда я с радостью сообщу ему, какой он умный мальчик.

Он прошелся по мастерской – сейчас это было именно то, что нужно. Людям необходимо видеть поблизости командиров, занимающихся чем-то полезным или, по крайней мере, имеющих вид занятых делом. Небольшая передышка позволила Хоффману обдумать ситуацию. К тому моменту когда он дошел от мастерских до окраины гораснийского лагеря, он придумал, что скажет Сэм о ее отце, и решил дать ей выбор – знать это или нет. Все это походило на случай с Домом. Не существовало безболезненного способа рассказать человеку о том, что погибший отец совершил героический поступок и принес себя в жертву. Такое знание всегда приносит горечь.

Гораснийцы, занимавшиеся расчисткой территории после пожара, поднимали глаза на Хоффмана – сейчас скорее любопытные, чем подозрительные. Как будто Треску распространил слухи о том, что эта сволочь из КОГ не совсем прогнила и его не следует убивать при малейшей возможности. Это был в своем роде прогресс. Яник помахал ему. Хоффман решил, что не ответить будет невежливо.

– Она нашла свою собаку? – крикнул горасниец.

Он мог иметь в виду только Берни.

– Еще нет, – крикнул в ответ Хоффман.

– Замечательный день сегодня, правда? Garayazka ушли. Бродяг больше не будет. Теперь я много патронов сэкономлю.

Ухмыляясь, Яник отправился дальше по своим делам. Он-то не делал из мухи слона, пристрелив врага, и наверняка спал бы спокойно после кражи сверхсекретных данных.

«Каждый из нас ради выживания совершал такие вещи, о которых потом предпочитал никому не рассказывать. Или держать при себе, потому что так будет лучше. Может, я не имею права судить Прескотта».

Но это была чушь собачья, и он прекрасно это понимал. Если у Прескотта сейчас, когда они находятся на краю гибели, еще остались секреты, тогда это нечто очень серьезное. Хоффман считал своим долгом не повиноваться политику, а искать любые способы увеличить шансы человечества на выживание.

Хоффман продолжал идти, каждые несколько минут поглядывая на часы. «Я сказал – полчаса. Бэрд уже, наверное, давно все взломал и соорудил из этого диска вечный двигатель». Он вернулся на базу, обходя огороженные дыры в земле и отряды рабочих, и добрался до заброшенного общественного туалета, в котором Бэрд устроил себе персональную мастерскую.

Капрал сидел на унитазе в кабинке, дверь которой давно оторвали и унесли. Черный пластиковый стульчак был опущен, и получилось кресло; перед унитазом располагался верстак, сооруженный из патронных ящиков. На верстаке был разложен диковинный набор каких-то блоков, соединенных между собой кусками плоского кабеля и похожих на комплект внутренностей, которым не хватает только брюшной полости. Только взглянув на компьютер, точнее, плоский монитор, Хоффман сообразил, что перед ним. Бэрд соединил несколько частей, позаимствованных у различных машин, и получил собственный компьютер. Он поднял взгляд, лицо у него было мрачнее тучи.

– В обычный корпус все это не влезет, – объяснил он. – Даже если бы у нас нашелся для меня лишний.

Хоффман какое-то время разглядывал его. Бэрд совершенно менялся, когда возился со своими игрушками. Хоффману стало искренне жаль его. Может, именно поэтому Берни тоже его жалела.

– Ну?.. – спросил Хоффман.

Бэрд медленно покачал головой, стуча по разбитой клавиатуре:

– Вы думаете, что я всемогущ?

– Да. А что, это не так?

– Не в этот раз. – Он несколько секунд смотрел на монитор, но было ясно, что он думает о другом. Он просто тянул время, не желая смотреть Хоффману в глаза. – Я не могу его взломать. Я никогда не видел ничего подобного. Не подумайте, что это отговорки, – в КОГ такие штуки никогда не использовались.

Хоффман не знал, что удивило его больше – неудача Бэрда или тот факт, что он так открыто в ней признался. Его охватило чувство разочарования. Но не время было сообщать об этом Бэрду.

– Не хотите объяснить мне, в чем дело, капрал?

Бэрд выпрямился:

– Ни один из алгоритмов КОГ не работает, но это вы уже знаете. На самом деле мне кажется, что здесь вообще не использован ни один из шифров КОГ – военных или промышленных. Я бы сказал, что эта система разработана специально для Прескотта.

– Не буду спрашивать, откуда именно вам известны все шифровальные системы КОГ, – заметил Хоффман.

– Но вы рады, что они мне известны.

– Вы правы – чертовски рад.

– И очень хорошо, потому что я собираюсь продолжать работу. Все, что зашифровано, может быть расшифровано, и никто не может меня перехитрить.

– Уже тот факт, что вы не смогли прочесть это, о чем-то говорит. – Хоффман вспомнил Коула и воспользовался его советом. – Мы сильно зависим от ваших талантов, Бэрд. Я вам очень и очень благодарен.

Бэрд, казалось, смутился. Берни была права: несмотря на свое высокомерие и трепотню, он не умел принимать комплименты.

– Я просто хотел сказать – вряд ли это такой уж сложный шифр. Непохоже, чтобы у Прескотта была в распоряжении целая команда ученых, запертых в какой-то дыре и работающих над передовыми технологиями исключительно для него, правда? Это наверняка основано на системе, которой мы пользуемся.

– Вы правы.

Неужели Прескотт уверен, что они не сумеют взломать диск? Выглядел он вполне спокойным, но он никогда не выдавал своих чувств, даже тогда, перед тем как нажать кнопку и испепелить планету «Молотом Зари».

– Делайте, что можете, капрал. Дайте знать, если вам что-нибудь понадобится.

Бэрд вытащил диск из распотрошенного дисковода.

– Вы доверяете мне эту штуку? – спросил он, протягивая диск Хоффману.

– Вы прекрасно знаете, что да, – ответил Хоффман. – Только смотрите не потеряйте.

Он знал, что Бэрд будет беречь диск как зеницу ока. Это было у него сродни одержимости, это был вопрос чести. Хоффман ушел, не оглядываясь и размышляя о том, что Бэрд совершенно не чувствует никакого комплекса неполноценности, устроив мастерскую в сортире. Вот это уверенность в себе! Он почти завидовал этому солдату.

День прошел не так, как планировал Хоффман. Он рассчитывал в течение этих двадцати шести часов расправиться со всеми призраками прошлого и всеми тайнами. Тайны Прескотта, похоже, к полуночи так и должны были остаться тайнами, но это не избавляло Хоффмана от необходимости закончить дело тридцатилетней давности и поговорить с Сэм – хотя, вообще-то, он не чувствовал подобной необходимости до беседы с Берни. Почему бы и не сейчас?

Он зашел в командный центр, где, как всегда, обнаружил Матьесона. Лейтенант держал в одной руке недоеденный сэндвич, другой – царапал что-то на клочке бумаги, серой от бесконечного использования карандаша и резинки. Каждый раз, собираясь откусить кусок сэндвича, он механически отодвигал от лица микрофон, затем возвращал его на место. Еда нисколько не мешала ему вести переговоры с патрульными вертолетами. Он слишком долго сидел у этой консоли.

– Как у вас дела, сэр? – спросил Матьесон, подняв голову. – После того как бродяги сбежали, на острове спокойно. Никак не могу к этому привыкнуть.

– Ловите момент. Самый длинный промежуток между войнами у нас был в шесть недель. Тогда мы все тоже никак не могли привыкнуть к миру.

Взгляд Хоффмана внезапно приковали к себе остатки обеда Матьесона, разложенные на столе. Рядом с телефоном стояла солдатская фляга. В этой фляге для воды не было ничего особенного, разве что она была производства СНР, а не КОГ. Он слишком хорошо знал, как выглядели фляги СНР. Он переступал через них в грязи и пороховом дыму сражений; пробитые пулями из «Лансеров», они валялись среди помятых фотографий и писем, при виде которых слезы наворачивались на глаза, – и из такой же он пил в Кузнецких Вратах, когда жизнь его висела на волоске.

«Инди вызывают у меня неприятные воспоминания. Может, поэтому я не люблю Треску?»

Самым разрушительным воспоминанием, с которым он жил уже более тридцати лет, было воспоминание о неожиданном добром поступке и сострадании, за которое он отплатил пулей в лоб. Таково было его преступление. Внезапно он понял, что никогда не сможет стоять рядом с ветеранами Толлена перед памятником павшим, разделяя их чувства, – у него были другие кошмары, в которых он мог винить только себя.

– Что-то не так, сэр? – спросил Матьесон.

– Просто любуюсь вашей флягой.

– Это от Яника. Только не подумайте, что я ее обменял. Он просто подарил ее мне. Наверное, ему меня жалко.

Бедняга Матьесон, он и понятия не имел, какую боль он причинил Хоффману этими словами. Пора было сделать что-то полезное, ради кого-то другого, а не только для того, чтобы спихнуть с себя груз вины. Бенослау.Так звали того офицера. «Капитан Бенослау». Хоффман не знал, зачем он повторяет про себя эти два слова, но это было самое меньшее, что он мог сделать для убитого, – помнить его имя.

– Они не все монстры, лейтенант, – сказал Хоффман и сменил тему: – Послушайте, мне нужна Бирн. Она бывает в главной столовой?

– Хотите сделать татуировку, сэр?

– Нет, – ответил Хоффман. – Мне нужно избавиться от старого шрама.

Матьесон знал, когда можно задавать вопросы, а когда лучше помолчать. Он не произнес ни слова.

В том мире, в котором они оба когда-то жили и который потеряли, он бы пошел далеко.

«КВ-80», патрулирование центрального Вектеса, спустя десять дней после атаки полипов

Барбер высунулся из окна кабины, щелкая фотоаппаратом пейзаж, проплывавший под брюхом «Ворона». Он походил на обезумевшего туриста, который опаздывает на автобус.

– Мы даже не покопались как следует на этом острове, – заметил он. – Карты ни к черту не годятся. Откуда нам знать – а вдруг тут залежи Имульсии?

В центре острова располагался потухший вулкан, имевший четыре километра в поперечнике, и его крутые склоны были кое-где покрыты древним лесом. Бэрд пристально рассматривал плотный темно-зеленый балдахин, пытаясь сосредоточиться на задании, но мысли его вертелись вокруг одного вопроса: почему диск Прескотта отказывается выдавать ему свои тайны?

– Наверняка там есть кое-что интересное, – бормотал Бэрд. – Клянусь, если доберусь до содержимого, остаток жизни посвящу благотворительности.

Черт, как он ненавидел вымученную жизнерадостность, эти суровые, целеустремленные лица. Болезнь оптимизма распространялась по лагерю как дизентерия. Чем быстрее люди поймут, что они в еще более глубокой заднице, чем были месяц назад, тем скорее они смогут начать искать выход из положения. Он не был пессимистом. Он был реалистом. Впрочем, оглядев членов своего отряда, сидевших в вертолете, он понял, что не одинок.

– Берни, не хочешь глянуть на северный сектор? – предложил Барбер. – Пока есть такая возможность. Может, собака убежала в лес?

– Проще искать пешком. – У Берни был такой голос, как будто добрые советы, сыпавшиеся на нее последние несколько дней, изрядно утомили ее. – Но спасибо за предложение, Нат.

Мак пропал в ту ночь, когда полипы в первый раз напали на Пелруан. Бэрд был уверен, что взрыв одного из полипов превратил собаку в котлету, но не собирался делиться своими соображениями с Берни. Она любила эту блохастую тварь.

– Если там внизу Имульсия, здесь уже давно бурили бы вовсю, – заметил Маркус. Видимо, собака его мало интересовала.

Дом молчал. Даже Коул сегодня явно притих.

– Ну и что нам теперь делать? – заговорила Геттнер. – Шарль говорит, что настал момент, когда флот не должен выходить в море, иначе в экстренной ситуации мы не сможем добраться до материка.

Геттнер всегда слушала разговоры пассажиров, да и трудно было не слушать, когда все вынуждены включать рации, чтобы слышать и переговариваться в таком шуме. Но она редко вступала в разговор. Бэрду сложно было представить ее напуганной или нуждающейся в дружеской поддержке. Это несколько выбило его из колеи.

– Мы еще не скоро туда вернемся, – возразил Дом.

– Допустим, но кто-то же должен принять решение сейчас. Мы сжигаем горючее, как будто оно из крана течет.

– У нас недостаточно информации, чтобы принимать решение.

– Информации всегда недостаточно, но это еще ни разу не останавливало нас от весьма решительных поступков. Неужели у Прескотта духу не хватает?

– Хватало духу в последние пятнадцать лет, – негромко произнес Барбер. – По сравнению с тем, через что мы прошли, здесь просто рай земной.

– Похоже, на один голос он уже может рассчитывать, – буркнул Коул.

Солдаты постоянно брюзжали. Это было искусство, часть армейской культуры, вроде непристойных песен и черного юмора. Бэрд чувствовал, что мог бы написать книгу о ворчании, – причин у него было хоть отбавляй. Однако никогда прежде ему не приходилось слышать критики в адрес правительства. Это была запретная территория. Люди понимали: правительство делает все, что может. Прескотта, конечно, недолюбливали, но и не требовали божественного могущества. Он сидел в таком же дерьме, как и остальные.

На самом деле правительство состояло из одного только Прескотта, если не считать городского совета Пелруана, который по-прежнему избирали как в старые добрые времена, до «Молота», но в Нью-Хасинто речь не шла ни о каких выборах. Некогда было думать о такой ерунде, когда каждый день опасности подвергались жизни людей.

– Ну, вот кто-то говорил, что скучает по червям, – заметил Бэрд. – Наше желание исполнилось.

Дом пошевелился:

– Нет, это ты сказал, что после того, как закончатся черви, люди начнут убивать друг друга, так что нужно найти нового врага. И мы его нашли.

– Давайте-ка займемся работой. – Маркус поднялся и ухватился за поручень. Если назревала ссора, он всегда старался пресечь ее на корню. Бэрд понял намек и почувствовал, что его отругали как глупого мальчишку. – Впереди еще целый остров.

«Ворон» сделал вираж и направился на северо-запад; они летели низко над покрытыми лесом склонами, которые переходили в холмы и сменялись равнинами – царством фермеров. Внизу виднелись остатки границ между заброшенными полями – признаки того, что Вектес когда-то был более густонаселенным островом. Бэрд какое-то время подслушивал переговоры моряков с подлодок. Пейзаж наводил на него смертную скуку; подобное зрелище могло заинтересовать только людей, всю жизнь копавшихся в навозе. Моряки проверяли поврежденные системы «Милосердного»; частоты были перегружены, команда «Зефира» волновалась за ремонт другой подлодки и пыталась как-то помочь. «Милосердный» как следует тряхнуло, когда он подорвал первого левиафана. «Дальелл» едва держался на воде, «Фенмонт» выбыл из игры, и численность флота быстро уменьшалась.

А именно флот им понадобится, если они в один прекрасный день соберутся на материк: много кораблей и много горючего для этих кораблей.

Бэрду удалось на несколько минут забыть о диске Прескотта; он принялся за вычисления. «Гнездо ворона», двигаясь на полной скорости, потребляет полмиллиона литров горючего в сутки. Если кто-нибудь очень быстро не изобретет альтернативный источник энергии, авианосец не уплывет от острова дальше чем на пять километров.

– Здесь ужасно мирно и уютно после того, как бродяги убрались, – продолжала болтать Геттнер. Барбер покосился на Бэрда и выразительно приподнял брови. Нет, подобная общительность была совершенно не в духе старой гарпии. – Куда катится этот мир – мы вынуждены были вербовать солдат из этих паразитов!

– Однако гораснийцы теперь наши лучшие друзья, – заметил Барбер. – Уж лучше так, чем наоборот.

– Только не в Пелруане… О, глянь-ка вон на ту опушку. Водопад!

– Очень живописно. – Бэрд прищурился, разглядывая пейзаж, достойный открытки. Внезапно речку и лес заслонил собой непрошеный образ диска Прескотта. – Хотя бы у нас есть дрова и немного электричества.

– Ты мог бы соорудить на кораблях паровые котлы, – предложила Берни. – Они не всегда плавали на Имульсии.

Да, народ определенно преувеличивал его возможности.

– У меня сейчас плоховато с чудесами.

– Пораженческие настроения одолели?

– Я что-то пропустила? – переспросила Геттнер. У нее был нюх на всякие мелочи. – Какие еще чудеса?

Берни, сидевшая со скрещенными на груди руками, выглядела усталой и явно думала о другом:

– Ничего особенного, мэм. Бэрд пытается копировать поведение людей, потому что он восхищается нашим видом. Прямо как в кино.

Бэрду не сразу пришел в голову уничтожающий ответ. Нужно еще будет поучиться парировать реплики Берни с таким видом, как будто ничего необычного не происходит. Он нашелся, но поздно.

– А что, когда ты была маленькой, Бабуля, кино уже придумали? А мне казалось, вы тогда просто рисовали цветными камешками на стенах пещеры и рассказывали друг другу истории.

– Ну, не знаю, – пробормотала Берни. – Спроси лучше свою подружку из Арсенала, которой ты все время строишь глазки. Ты явно предпочитаешь зрелых женщин.

– Да ты что, я с ней заигрываю только потому, что мне нужны десятимиллиметровые шурупы.

Барбер рассмеялся. Может быть, этого было достаточно, чтобы они с Геттнер больше не задавали вопросов. Бэрд вернулся к мыслям о диске, размышляя, был ли Прескотт когда-нибудь нормальным парнем – еще до политики.

«Вот так это и начинается. Утаиваешь что-то от приятелей – людей, готовых спасти твою шкуру в бою. Все из лучших побуждений. Дело даже не в недоверии. Ты не хочешь вовлекать их в неприятности. Затем это становится привычкой, а заканчивается тем, что ты скрываешь нечто действительно важное – и превращаешься в Прескотта.

Может, так начинали все политики? Может, маленький Ричард Прескотт однажды солгал маме насчет того, кто съел пирожные, выяснил, что это работает, а потом не смог остановиться?»

– Так, осмотрим Пелруан, – сказала Геттнер. – Вы же понимаете, пришлось сократить число патрульных вертолетов.

Когда они пролетали над Пелруаном, Бэрд заметил солдат из отряда Росси, обходивших городок по периметру. Один из них остановился, чтобы посмотреть на «Ворон», поднял руку в приветствии, а затем вертолет развернулся и направился на юг. Они летели вдоль небольшой речки, над самыми кронами деревьев; когда они одолели километров десять, Дом заметил что-то внизу.

– Собаки, – сказал он. – Смотрите.

Берни вытянула шею. Это были псы из Пелруана. Раньше горожане выпускали их, чтобы они отпугивали бродяг, но даже сейчас, после ухода бандитов, собаки по-прежнему гуляли на свободе.

– Мака не видишь? – спросил Дом.

Берни покачала головой:

– Если бы он вернулся в стаю, Льюис мне бы сообщил.

Геттнер развернула «Ворон» и направилась к следующей долине, где ручей впадал в реку.

– Черт, Матаки, мы обязательно найдем вашу собаку.

– А он идет, когда его зовут? – спросил Бэрд. – Ну, то есть если ты свистнешь как-нибудь по-особому?

Берни откинулась на спинку сиденья:

– Не надо меня утешать, Блондин. Бедняги нет в живых. Иначе он уже вернулся бы.

Геттнер ничего не сказала. Она продолжала лететь вдоль реки, снижаясь над каждым полем или лужайкой. Она напрасно тратила горючее, но Бэрду не хотелось напоминать ей об этом – по крайней мере, в присутствии Берни.

– Берни права: он может быть где угодно, – сказал Дом. – Нужно обыскать всего-то пять тысяч квадратных километров.

– Знаете, сколько времени я провела, осматривая этот остров? – огрызнулась Геттнер. – Я постоянно вижу собак и знаю места, где они бывают. Ничего себе бывалые разведчики – не можете заметить пса размером с пони?

«Пусть развлекается». Бэрд смотрел вниз всякий раз, когда «Ворон» снижался, но думал он о другом.

– Эй, я его вижу! – воскликнул Коул. – Ну и ну, черт побери – у тебя собака ученая, леди Бумер! Посмотри-ка на него!

– Что? – рявкнула Геттнер.

– Там собака, – сказал Коул. – Там, внизу, пытается нас догнать!

Маркус вцепился в поручень и высунулся из дверцы. Бэрд не понял, куда он смотрит, но тут «Ворон» опустился, завис, и перед ним открылся хороший вид на луг. Да, это был Мак: он описывал круги, пригнув голову и защищаясь от ветра, поднимаемого лопастями, словно солдат, ожидающий эвакуации.

– Слава богу! – воскликнула Берни. – Он быстро учится. Для него шум «Ворона» означает хозяйку с обедом.

– Нужно выставить его кандидатуру в Председатели, – предложил Бэрд. – Хоть он и облизывает задницу языком, но все равно кандидат получше Прескотта.

Геттнер осторожно снижалась.

– Так, я сажусь. Нат, смотри на пса – вдруг подбежит слишком близко. Матаки, готовьтесь его забрать.

Это была хоть и маленькая, но радость; иногда и этого бывало достаточно, чтобы ненадолго поднять людям настроение. Берни спрыгнула на траву, согнувшись, схватила Мака за ошейник и втащила на борт. Он шлепнулся на пол, царапаясь в поисках опоры; увидев пса, все сразу поняли, что в последние несколько дней ему пришлось несладко. Выглядел он ужасно, шерсть висела клочьями.

– Надеюсь, это не заразно, – сказал Бэрд.

«Ворон» поднялся, и Берни осмотрела собаку. Бэрд взял страховочный канат и прицепил его к ошейнику на тот случай, если бы Геттнер вздумалось сделать еще парочку виражей на пути к побережью.

– Ты что, хочешь его повесить, что ли? – спросил Дом. – Если он вывалится, то ошейник его задушит!

– Ну ладно, сейчас сделаю ему ремни безопасности по всем правилам. Может, ты его пока подержишь?

– Эй, успокойтесь. – Берни пыталась осмотреть Мака. В отсеке с шестью пассажирами было очень тесно. – Мы его все-таки нашли. Спасибо вам всем.

Коул нахмурился:

– Он что, сваркой занимался? Весь в ожогах.

– Это полипы. – Бэрд рискнул раздвинуть мех Мака и осмотреть раны. Под клочьями шерсти оказались волдыри и кровоточащие раны. – Клянусь, рядом с ним рванул полип.

Берни погладила пса по голове:

– О мой храбрый мальчик! Ты напал на полипов? Хороший Мак! Мы привезем тебя к хорошему доктору, он тебя вылечит.

– Да уж, док Хейман просто мечтает попрактиковаться в ветеринарии, – заметил Бэрд. Ожоги ему очень не понравились. – А долго ли ожог заживает? Я просто так спрашиваю.

– Это зависит от многого, – ответил Маркус. – А что?

– Эти ожоги свежие.А чертовы полипы в последний раз напали на нас целую неделю назад.

Маркус на миг прикрыл глаза:

– Значит, где-то на острове рыщут полипы.

– Лучше бы их побыстрее найти.

Пол накренился – Геттнер снова развернулась.

– Нельзя сказать, далеко ли уходила собака, да, Матаки?

– Нет, – ответила Берни. – Он мог за день-два пройти пол-острова.

– Ладно, возвращаемся к месту находки и начинаем поиски оттуда. – Геттнер сделала вдох, ее рация щелкнула – она перешла на частоту Центра. – Центр, это «КВ Восемь-Ноль», мы обнаружили следы Светящихся в северной части острова. Противника не видим, имеются признаки недавнего нападения. Возможно, у нас еще остались полипы.

Матьесон ответил немедленно:

– Вас понял, «Восемь-Ноль». Я сообщу всем подразделениям.

– И гражданским обязательно тоже. Кто знает, куда могли забраться эти твари.

«Ворон», задевая верхушки деревьев, облетал местность, где нашли пса. Барбер смотрел вниз через прицел пулемета, приготовившись стрелять по мечущимся под деревьями теням.

– А они размножаются? – спросил Бэрд. – Я имею в виду полипов.

– Хочешь домашнего любимца завести? – откликнулся Дом.

– Ха, очень смешно. Просто интересно, насколько сильно нам сейчас можно волноваться: чтобы только сердцебиение слегка усилилось или можно уже обгадиться?

Внизу по-прежнему не было заметно ничего необычного, но полипы были тварями небольшими, и их трудно было заметить с воздуха даже на открытом пространстве. Вертолет полетел над полем, и стадо коров бросилось врассыпную.

– Эй, майор, – заметил Дом, – вы распугиваете домашний скот.

Геттнер даже не возмутилась, услышав упрек, и заговорила озадаченным тоном:

– Обычно они так не шарахаются от вертолета.

Бэрд вытянул шею, чтобы посмотреть, в чем дело; он думал, что коровы уже выбились из сил и остановились. Но они продолжали бежать. Одна из них перепрыгнула через забор, как лошадь.

– Черт! Вы это видели?

– Что?

– Прыгающую корову! Ух ты, уже предчувствую волну жалоб от фермеров, Геттнер.

А потом Бэрд заметил то, что так испугало животных.

Деревья яростно раскачивались. На миг он решил было, что это от сильного порыва ветра, но в следующую секунду посреди зеленого пастбища разверзлась трещина, как во время землетрясения, показались земля и корни.

– Держитесь! – заорала Геттнер. – Ой!

«Ворон» резко накренился. Бэрд несколько секунд видел только синее небо. Затем горизонт вернулся на свое место, и глазам предстала страшная картина.

Над деревьями выросла темно-серая искривленная колонна, покрытая светящимися алыми волдырями. В последний раз Бэрд видел такую штуку на буровой платформе «Изумрудные Столбы», которую она проткнула насквозь. Деревья продолжали раскачиваться. Из-под земли возник второй стебель, затем еще один.

– Вот черт! – Берни крепко держала Мака за ошейник. – Они пришли.

– Центр, это «КВ Восемь-Ноль», противник в квадрате Е пять. – Геттнер обычно переговаривалась по рации либо раздраженным, либо скучающим тоном. Но сейчас, хотя она говорила довольно спокойно, слышно было, что голос ее слегка дрожит. – У нас крупное вторжение стеблей, квадрат Е пять – пока три штуки. Нам нужна поддержка, и быстро, Матьесон.

За последние пятнадцать лет Бэрду приходилось видеть множество всяких отвратительных, жутких, невероятных вещей. Но именно в этот момент он подумал, что это, наверное, конец. Вектес был последним местом на Сэре, где человечество чувствовало себя в безопасности. Но он перестал быть безопасным. Стебли добрались до острова. Они выросли в самом сердце его, и бежать от них было некуда.

Бэрд прицелился, хотя попытка стрелять во врага казалась напрасной. Он пока не видел полипов. Он, конечно, любил риск, но такое было уже выше его сил.

– Нам действительно крышка, – пробормотал он. Маркус даже бровью не повел. Как обычно. Он просто взглянул, нахмурившись, на неожиданно выросший лес из чудовищных светящихся стеблей и занял позицию у пулемета напротив Барбера.

– Подлетите как можно ближе, майор, – попросил он. – Это займет какое-то время.

Бэрд, прищурившись, взглянул вниз через прицел и подумал: «Интересно, черт побери, для чего же стеблям эти штуки вроде волдырей?»

Он знал, что скоро выяснит это, – и возможно, ценой собственной жизни.