Текст книги "Том 2. Повести"

Автор книги: Кальман Миксат

сообщить о нарушении

Текущая страница: 21 (всего у книги 38 страниц)

ГЛАВА VIII
Женщины выбирают

Муйко и сам уже чувствовал, что тучи сгущаются над его головой, а трон шатается. Все участники обеда так хватили доброго крепкого вина, что не только придворные перестали слушаться своего короля, но даже зал и тот вдруг взбунтовался и пошел колесом у него перед глазами.

Однако возвращение настоящего короля и всамделишних вельмож вразумило Муйко, и он, собрав все свои силы, решил во что бы то ни стало достойно довести порученное ему дело до конца.

Он сделал знак цыганам-музыкантам, чтобы те перестали играть, и в наступившей тишине громким голосом сказал:

– Дорогие мои верноподданные! Прежде чем мы встанем из-за стола, мы желаем осушить вот этот бокал за красавиц селищанок, отеческую заботу о счастье которых мы носим в своем сердце; за тех, что остались дома, но в особенности за наших красавиц, дорогих гостьюшек, один вид которых привел нас в восхищение. Примите же, гостьи наши, по небольшому подарку в память о нынешнем дне и, кроме того, выберите каждая себе мужа. Разумеется, из числа тех моих подданных, что находятся в этом зале.

Предложение короля как громом поразило сидевших за столом, заставив их всерьез призадуматься: ведь все застолье словно нарочно для того и было подобрано из холостяков: егерей, сокольничих, управляющих именьями и псарей. Услышав такое, все мигом протрезвели: дело нешуточное – тут можно, sub auspiciis regis,[51]51
  По милости короля (лат.).


[Закрыть] еще и писаную красавицу в жены получить!

Муйко же тем временем наклонился к Марии Шрамм и по-немецки повторил ей свои слова.

– Ну что ж, дочь моя, выбери себе какой-нибудь подарочек.

Вдовушка застеснялась и принялась покусывать кончик оборки своего чепчика.

– Слушаем, слушаем! – послышалось сразу со всех сторон, а затем наступила гробовая тишина.

В этой тишине отчетливо прозвучал скрипучий, словно заржавевший, голос старого Рошто:

– Зажмурь глаза и скажи. Не бойся, свет вверх тормашками не перевернется.

А вдовушка усмехнулась, вытерла рот, как это было заведено у жен себенских сапожников, если им случалось говорить со знатным барином, и ответила так:

– Дай мне то, что ты по большим праздникам на голове носишь.

– Я? – переспросил Муйко, захохотав, и ткнул себя пальцем в грудь.

Вдовушка утвердительно кивнула головой. Тут по зале прокатился такой хохот, что и присутствие настоящего короля не могло сдержать его. Н-да, запрос, хоть и нескромный, зато в самую точку пришелся! Даже Матяш улыбнулся, но тут же и вздохнул: он и сам давно мечтал о том, чего пожелала себе вдовушка-немка.[52]52
  Корона венгерских королей находилась в это время в руках императора Фридриха. (Прим. автора.)


[Закрыть]

– Получишь, – лаконично пообещал Муйко, снова приняв положенный королю серьезный вид. – А теперь отвечай ты, моя другая соседушка-красавица.

Анна Гергей окинула взглядом дорогую утварь, которой был уставлен длинный стол: серебряные и золотые блюда, золотые статуэтки девушек, символизировавших четыре реки, – Дунай, Тису, Драву и Саву, – которые в своих передничках держали соль или перец. Ни одной женщине на свете не устоять бы тут перед соблазном, но Анна вовремя вспомнила совет своего старого деда: «…поскольку господа делают всегда противоположное тому, как поступил бы простой умный человек, то и ты, внученька, делай все не так, как тебе самой по нраву, – словом не так, как ты поступила бы, если бы не была среди господ…» Вспоминая слова старика, она один за другим осматривала стоявшие на столе бокалы и кубки. Вдруг ее взор остановился на небольшой, но красивой глиняной глазированной кружке с теплой водой, которая, наверное, и двух динаров-то не стоила и которую лакей по привычке поставил на стол рядом с королевским прибором, хотя сегодня здесь обедал ненастоящий король.

В ту пору венгры ели еще руками: брали из большой ендовы какую-нибудь утиную ножку и обгрызали с нее все самые лакомые части. «Вилка была известна, – пишет Галиотто, – только народам по другую сторону реки По».

А поскольку всякое жаркое подавалось с обильной подливкой, то эта шафранового цвета жидкость так и струилась по пальцам трапезующих, не щадя, разумеется, и их бархатных кафтанов (вот когда, должно быть, хорошо жилось чистильщикам одежды!). Но Матяш, который тщательно следил за чистотой своего платья и умел есть очень аккуратно, всякий раз ополаскивал пальцы в теплой воде, что ставили ему специально для этой цели в глиняной кружке. До этой-то кружки и дотронулась теперь Анна Гергей:

– Позвольте, ваше величество, взять мне на память вот эту кружку, если можно…

По залу пронесся ропот удивления. Вот это сюрприз! Одна красавица пожелала самое дорогое сокровище целого государства, а другая из всех сверкающих драгоценностей выбрала себе совершенную безделицу, какой-то глиняный кувшин. Да что это с тобой, бабонька? Спятила ты, что ли?

Старый Рошто даже головой покачал:

– Волос долог, а ум короток.

Однако король Муйко и здесь не утратил своей серьезности. Равнодушно улыбнувшись, ибо для короля, что золото, что глина, – одна цена, он сказал:

– Пусть будет по-твоему. А теперь твой черед, малышка. О, Вуца! Сейчас она станет выбирать! Все с любопытством подались вперед. Ведь эта девушка – сущий чертенок!

Вуца поправила свой кушак, помявшийся, пока она сидела за столом, встала, будто ученица в школе, и звонким смелым голосом отчеканила:

– Ваше величество, дайте мне в подарок на один год вашего главного повара. На память!

– На память? – переспросил король Муйко в замешательстве.

Он был готов к чему угодно, только не к такой просьбе. Что делать? Не может же он пообещать королевского повара. Об этом уговора не было. И он беспокойно устремил свой взор в левый угол зала, где в кругу своих приятелей, скрестив руки /На груди, стоял настоящий король.

Матяш сразу же сообразил, куда клонит девушка, и незаметно подмигнул Муйко: соглашайся, мол.

И Муйко торжественно изрек:

– Итак, Андраша Погру, повара нашего, передаем в собственность сей девицы сроком на один год, сохранив за ним жалованье и все прочее, что причитается ему от государевой казны на королевской службе. События, с удивительной быстротой сменявшие друг друга, наэлектризовали присутствовавших. Сытый человек быстро поддается скуке, но и быстро загорается. В трапезной царила тишина – слышно было, как муха пролетит, – с таким напряжением следили все за происходящим; никто и внимания не обращал на то, что в зале очень душно, а воздух стал прямо лиловым от паров, поднимавшихся над яствами, и что знаменитые песочные часы Подебрада * показывали давно, что пора бы и ужинать.

– Теперь перейдем к выбору мужей!

Напряженное внимание собравшихся возросло до предела. Застолье заколыхалось, будто ржаное поле под легкими порывами ветерка. Затем все затаили дыхание. Только старый Рошто, раскрасневшийся от выпитого, как рак, по-видимому, подумав вслух, вдруг выпалил:

– А что же со мной теперь будет?

– Как что? – перебил его главный дегустатор. – Мужем будете, если какая-нибудь из красавиц вас выберет.

– А как же подарок? – пролепетал старик. Но эти его слова расслышали только те, кто сидел поблизости.

Его величество Муйко оставил без внимания возглас управляющего и предложил женщинам в том же порядке, что и в первый раз, выбрать себе мужей.

– Мужей? Правильно! – негодующе ворчал итальянский доктор Антонио Вальвасори. – Надеюсь, избранники тоже пожелают обратиться ко мне для предварительного снятия пробы?

Мария Шрамм ответила едва слышным и таким тоненьким голоском, что, казалось, это пчелка прожужжала:

– Прошу, ваше величество, три часа на раздумье.

– Ох, и хитра же! – прозвучал из толпы слуг чей-то голос. – За это время она обо всех справки навести хочет.

– Теперь твой черед, Анна Гергей!

Красавица стремительно встала и, окинув зал взором своих блестящих глаз, направилась прямо в левый угол. Все взгляды были прикованы к ее гордому, гибкому стану. Изнемогая от жары и духоты в трапезной, вдовушка так далеко сдвинула свой шелковый ортон на затылок, что в конце концов он соскользнул с головы и упал на пол. Анна хотела подхватить его на лету, но от быстрого движения развязалась еще и лента, которой были схвачены волосы: коса распустилась, и водопад темно-русых волос низвергнулся вниз, покрыв ей и плечи, и грудь, всю ее до самых колен, словно покрывалом. Только у богинь бывают такие покрывала.

Анна наклонилась, чтобы поднять ортон (кто не хочет окончательно пасть жертвой искушения, зажмурьтесь лучше и не смотрите!), и ее великолепные формы еще отчетливее очертились под одеждами, а волна волос с легким шелестом плеснулась о мраморные плиты пола.

Выпрямившись, красавица селищанка сделала еще несколько шагов вперед и положила свою маленькую ладонь на руку Матяша.

– Вот кого я выбираю!

Ропот возмущения и ужаса прошелестел по залу. Но не столько этот шум, сколько воцарившаяся затем гнетущая, мучительная тишина показалась Анне странной, хотя она и не понимала, в чем дело.

Селищанка взглянула на «короля», его лицо тоже выражало ужас, голова дергалась, а губы шевелились безмолвно, словно он не находил слов. Только избранник Анны улыбался. Сделав Муйко знак молчать, он весело воскликнул:

– Улаживал я дела и потруднее! – А затем, протянув руку красавице вдовушке, ласково шепнул ей на ушко: – Спасибо, голубушка, что именно меня ты вспомнила! Ты ведь тоже сегодня с самого утра у меня из головы не выходишь. Есть тут, правда, одна закавыка, но не беда, вдвоем мы ее с тобой осилим. А пока садись вот сюда, на подушку.

Тем временем Муйко предложил и Вуце сделать свой выбор. Девушка, побледнев, как стенка, молча потупила глаза, сердечко ее от волнения громко застучало; она знала, что ей нужно что-нибудь сказать, но не могла вымолвить ни слова.

В этот миг Матяш стремительно приблизился к столу и остановился перед Муйко. На его безусых губах играла хитрая, озорная улыбка. Анна, издали наблюдавшая за своим избранником, только диву давалась: до чего же смелого парня выбрала она себе в мужья, ишь как подошел к королю, будто знатный боярин какой, даже головы не склонил.

– Прошу, ваше величество, прежде всего объявить, что обеденным залом следует считать пространство на пять тысяч квадратных саженей вокруг вашего трона.

И, хотя никто из присутствовавших не понял, чего хочет Матяш, король Муйко милостиво изрек:

– Повелеваю, что обеденный зал с сего момента увеличивается до пяти тысяч квадратных саженей.

А Матяш тем временем незаметно приблизился к Вуце и объяснил ей, что к чему:

– Беги скорее, девушка! Король объявил, что весь его дворец, вместе с конюшнями, считается столовым залом, значит, ты можешь теперь и своего трактирщика выбрать себе в мужья.

– Правда ли? – по-румынски спросила Вуца у короля и, получив в ответ утвердительный знак, вскочила и с проворством белки помчалась прочь из зала, только бочкоры ее застучали по каменному полу коридора, потом по булыжнику двора.

Королю Муйко и всей его свите не оставалось ничего иного, как кинуться за румыночкой вслед: так требовала церемония выбора мужа. Вуца летела прямиком к конюшням и, подбежав, закричала:

– Янош! Коряк!

Разумеется, Янош Коряк услыхал бы ее призыв, будь он даже под землей. Но Поскольку он находился гораздо ближе – прохлаждался, сидя под липой, – то и явился на зов незамедлительно и премного удивился, увидев целую толпу знатных вельмож, мчавшихся по пятам за его возлюбленной.

– Никак, они гонятся за тобой, душенька? – крикнул он навстречу Вуце.

– Что ты! – воскликнула Вуца радостно. – Просто мне разрешили за тебя замуж выйти. – И, обернувшись, она указала на носатого: – Вот этому доброму, умному человеку спасибо!

Матяш собирался что-то ответить, как вдруг за воротами замка раздался звук военных труб, заставивший его вздрогнуть. И сразу же земля словно заколыхалась, задрожала под ногами приближавшегося многочисленного войска, под тяжестью боевых орудий.

Мигом позабыв обо всех забавах и шутках, а также о принятой на себя роли, Матяш дернул одного из «вельмож» (на самом деле Бенедека Йохази, помощника дворцового коменданта) за полу его ярко-красного ментика и приказал:

– Беги поскорее к воротам! Посмотри и доложи мне, что это за войско подходит к замку?

Себенский управляющий слышал это распоряжение и очень удивился наглости носатого хлыща (господин Рошто и без того был зол на него и только ждал удобного момента, чтобы расквитаться с ним полной мерой), – но каково же было его удивление, когда он увидел, сколь проворно знатный вельможа помчался к крепостным воротам!

А король Муйко ровно ничего не заметил и спокойно продолжал выполнять свои обязанности. Обратись к изумленному и растроганному Коряку, он произнес:

– Торжественно вручаю тебе сию деву и приказываю в течение суток обвенчаться с ней чин чином согласно церковному ритуалу.

Коряк, обняв маленькую Вуцу за шею, переспросил:

– И никто больше не отнимет ее у меня?

– Кроме господа бога, никто.

Эти слова прозвучали очень веско. Осчастливленный сверх меры, Коряк окинул благодарным взглядом стоявшего перед ним вельможу в роскошных одеждах и в горностаевой мантии на плечах и со свойственной ему простотой спросил:

– Вы, верно, его сиятельство граф Доци будете? – Трактирщик ведь знал, что Вуца была крепостной графа Доци.

– Эх ты, осел, осел! – воскликнул Михай Рошто. – Да разве ты не видишь, что сам его величество король стоит перед тобой?

Коряк закипел от гнева, и не удержавшись, рявкнул на старого Рошто:

– Ты деда своего дурачь, а не меня. Такой же это король, как и я!

Муйко, видя, что ему грозит опасность разоблачения, сделал вид, что не слышал слов кучера, отвернулся от счастливой пары и принялся по-итальянски болтать с главным дегустатором, а Вуца, поняв, что сказал ее Янош, мертвенно побледнела от страха и, приподнявшись на цыпочки, своей маленькой ручкой зажала ему рот, а сама на ухо прошептала:

– Пади скорее на колени. А не то – пропали мы оба.

Коряк смутился, повертел головой, подозрительно оглядывая с ног до головы бравого «короля». Вынув затем из кармана новенький талер, он показал Вуце изображенный на нем королевский профиль:

– Вот, смотри, что здесь написано: «Mathias rex». Видишь, какая у короля голова, какие плечи. А разве этот человек так выглядит?

Тут уже Вуца не удержалась и, толкнув локтем в бок своего нареченного, захохотала:

– Глупости говоришь! Этот, на монете, скорее вон на того носатого похож!

ГЛАВА IX
Жебраки *

К счастью, сей маленький инцидент не привлек к себе ничьего внимания. Все заволновались, так как топот конницы слышался уже совсем близко, по дороге ползло огромное облако пыли, а боевая труба громко пела почти у самых замковых ворот.

Наконец прибежал запыхавшийся Бенедек Йохази.

– Ну, что там такое? – спросил Матяш, идя ему навстречу.

– Победа! – громко крикнул Бенедек. – Ласло Палоци и Цудар разбили чешского полководца Швехлу и захватили триста человек пленных. Возвращаясь с поля брани, победители решили заглянуть в Варпалоту, дабы выразить свою преданность королю.

Матяш оживился, услышав сообщение о победе, так что даже голос его изменился.

– Ура нашим бравым витязям! – воскликнул он. – А потешному маскараду конец. Видно, не суждено состояться ни балу, ни свадьбам, ни прочим шутовским затеям. Дела помешали! – И, повернувшись к приятелям, которые с кислыми минами слушали его решение, добавил: – Господа, прошу не почесть за обиду! Но нам никак нельзя предстать перед полководцами легкомысленными бездельниками. Что подумают суровые воины, увидев своего короля в таком маскараде? Снимай-ка, Муйко, горностаевый плащ и убирайся ко всем чертям. И вы тоже переодевайтесь. Хватит с вас и того, что один-единственный раз порядок в Палоте перевернулся вверх тормашками. А сейчас – все по местам! Эй, повара и поварята, начинайте варить и жарить для наших молодцов-воинов! Собирались мы на «празднике огненных языков» * выпить за красоту женских глаз, а бог ниспослал нам еще большую милость, и на нынешнем пиру мы будем славить наши пламенные мечи. Эй, виночерпий, распорядись выкатить несколько бочонков вина для наших солдатиков, которые небось помирают от жажды. А ты, Йохази, вели отворить ворота перед славными Палоци и Цударом. Я приму героев наверху, в роговом зале.

Поднялась неописуемая суматоха. А бедный Рошто схватился за голову, словно настигнутый пулей, и застонал:

– Ой, конец мой наступил, помираю!

Анна Гергей, не подхвати ее доктор, повалилась бы наземь в обмороке.

– Воды, поскорее воды! – крикнул итальянец.

Матяш, заметив происшедшее, велел доктору Вальвасори отвести бедняжку во дворец и дать ей возможность прийти в себя. Но больше всех перепугался трактирщик Коряк; его даже затрясло со страху. Поняв все в один миг, он пал перед королем на колени и охрипшим вдруг голосом взмолился:

– Пощади, государь!

– Ах, оставь, чудак человек! Что же я должен тебе прощать? Ведь ты ни в чем не провинился, ни в чем не сплошал. Заключили мы с тобой честную сделку. Ты мне два золотых дал, а я тебе – невесту. Вот, получай. Ни я тебя, ни ты меня ни в чем упрекнуть не можем. Так что вставай-ка ты, добрый человек, не порти штанов.

И король, подхватив под руку своего любимца Иштвана Банфи, поспешно направился ко дворцу. Однако уже через несколько шагов он обернулся, поманил к себе начальника своих телохранителей и громким голосом приказал:

– Селищанки пусть дождутся моего окончательного решения.

Пестрый потешный королевский двор уже исчез без следа, словно лопнувший мыльный пузырь: был да весь вышел – и больше не будет. «Сиятельные господа», разбежавшись по своим каморкам, поспешно сбрасывали с себя бархатные ментики, шелковые кабадионы, сафьяновые полусапожки. Старик Рошто забился в самую гущу сада, словно собравшийся помирать осел. Двух его красавиц селищанок упрятали в левый флигель замка, и только Вуца уселась на порожнюю телегу, словно то была дипломатически неприкосновенная территория Коряка. Она-то чувствовала себя великолепно, ведь ее трактирщик стоял рядом, прислонясь к укосине повозки. И поговорить им тоже было о чем – и о золотой фляжке, и о королевском поваре, и еще о многом другом.

– Ах, Янош, Янош, и что только с нами творится! Словно все это и не явь совсем, а чудный сон, навеянный добрыми феями!..

Когда же под суровыми сводами замка гулко прозвучали тяжелые шаги Шпиона Цудара и Ласло Палоци, от потехи и блеска, царивших здесь еще минуту назад, не осталось и следа: их взорам предстал пуритански-простой, тихий холостяцкий Двор.

Король дал победителям получасовую аудиенцию, выйдя к ним навстречу в передний зал, и несколько раз крепко пожал им руки.

– Бог в помощь, господа. Садитесь, милости просим.

Но полководцы, зная приличие, стоя доложили о тяжелых битвах, об осадах крепостей, о смелых налетах хитрого Швехлы, его упорстве в обороне и, наконец, о его бегстве.

– Пушек хватало?

– С нами была и «пушка Варги»[53]53
  Знаменитое орудие короля Матяша, сыгравшее позднее большую роль во время осады Вены. (Прим. автора.)


[Закрыть].

– Потери велики?

– Тридцать четыре человека убиты и около двадцати – ранены.

– Раненых поместим на лечение здесь, во дворце, – повелел король.

– А мы их, ваше величество, уже оставили по разным селам лечиться. Только пленных привели с собой.

– Сколько всего пленных?

– Триста с лишним.

Короля, по-видимому, удовлетворила названная цифра, так как он вновь пожал руки полководцам.

– Наградим мы вас, господа, по заслугам, вот только вернемся в Буду. Вы даже не подозреваете, как пришлись кстати ваши пленные! Я пообещал тут кое-кому приблизительно такое же число людей. Речь идет о поселении пленных на новом месте, в Трансильвании. А то там рабочих рук не хватает, просто безвыходное положение!

– Здоровенные, крепкие ребята эти пленные, – заметил Ласло Палоци, – руки прямо-таки железные, но вот как они насчет работы – не знаю. Им ведь по душе только грабеж. Сомневаюсь я, что их удовлетворят дары земли-матушки, которыми она щедро награждает всякого, кто за ней ухаживает.

– А я думаю, что подойдут, – возразил Цудар. – Я говорил с ними по дороге. Устали они, да и надоела им такая жизнь. Ни разбойник, ни солдат. Сегодня – пир горой, а завтра – зубы на полку. Скучная это жизнь. По сравнению с ними даже волк бездомный и тот – «его благородие». Так что, видно, и им по душе придется такой план, ваше величество, своим очагом обзавестись. Человек большей частью о том мечтает, до чего ему далеко.

– Я хотел бы уже сегодня отправить их в путь.

– Да хоть сейчас, ваше величество.

– Приставьте к ним надежного офицера.

– Лучше всех подойдет Иштван Сили со своим отрядом. Аудиенция закончилась. На прощание король приветливо спросил полководцев, не хотят ли они быть гостями у него за ужином.

– Место командира, ваше величество, на биваке, – отвечал Палоци, – среди солдат. Нам, конечно, по душе пришлось бы, как говорится, «женских рук варево», да только секрет военной жизни в том и состоит, чтобы предводитель не тешил душу жареной гусиной печенкой, когда его солдаты черный хлеб жуют. Мы вот тут, под стенами замка, разобьем бивак и будем отдыхать до утра. Поужинаем мы тоже вместе со всеми, из солдатского котла.

– Ну что ж, – согласился король Матяш, – коли вы не хотите быть моими гостями, тогда я буду вашим гостем.

– Покорнейше просим, ваше величество!

– Обязательно приду, друзья мои, – повторил король, – но прежде велите поручику Сили привести ко мне пленных. Я хочу с ними отдельно побеседовать.

Не успели полководцы покинуть зал, осчастливленные милостивым приемом государя, как замковый двор наполнили странные, мрачные существа, попарно скованные цепями, связанные ремнями. Это были «жебраки», рослые – косая сажень в плечах – здоровяки, не брившиеся и не стригшиеся по нескольку лет и отрастившие, как дикари, лохматые бороды по пояс. Одеты они были в лохмотья, словно нищие, так что и смотреть-то на них было страшно.

– Как они ужасно выглядят! Боюсь, увидев их, наши селищанки разбегутся кто куда, – недовольно сказал король своим друзьям, разглядывая пленных.

– Это только так кажется, ваше величество, – заметил Батори. – Ведь вы невольно сравниваете их с бравыми гусарами Сили, что верхом на лошадях расположились позади пленных. А помой их да одень – еще какими красавцами окажутся. Посмотри только, государь, что за плечи, что за рост, какие смелые лица. Иные хоть моделью для скульптора могли бы служить!

Король знаком подозвал к себе офицера.

– Поручик, пленных этих ты будешь сопровождать в Надь-Себен, к себенскому графу Дёрдю Доци. Там отмоешь, оденешь их за счет Дёрдя Доци, а затем проследишь, чтобы разместили их в Селище и создали им такие условия, в которых они действительно могли бы жить и стать полезными подданными нашего государства!

После этого Матяш подтолкнул вперед Войкфи.

– Ты лучше меня говоришь по-чешски, – сказал он ему. – Скажи-ка им небольшую речь и разъясни, что я хочу проявить о них отеческую заботу.

Еще раньше король приказал отыскать и прислать к нему управляющего себенского графа. Поэтому, пока Войкфи ораторствовал, король удалился к себе в кабинет, где его уже ожидал старый Рошто и один из королевских писарей.

Рошто, завидев государя, рухнул на колени, умоляя простить его, если он чем-либо оскорбил своего короля.

– Встань, старик, не ломай комедии. Дело, с которым ты сюда прибыл, – решено. Во дворе стоят триста пленных чешских солдат, которые немедленно отправятся в Себен, или, точнее говоря, – в Селище. Тебя, старина, я обижать не собираюсь. Можешь запрягать лошадей и отправляться в путь-дорогу вместе с конвоем и пленными. Женщины останутся здесь: я их выдам замуж. А теперь стой, и слушай, как я буду диктовать письмо твоему барину, – это мое единственное тебе наказание.

Тем временем Войкфи закончил свою речь, которая, по-видимому, произвела на жебраков неотразимое впечатление и привела их в неописуемый восторг: в королевский кабинет сквозь толстые стены дворца то и дело долетали их многократные возгласы:

– Слава кралю Матиасу!

– А теперь пиши, Келемен! – приказал король писарю, отвернувшись от Рошто, и начал диктовать по-латыни:

– Mathias Dei Gratia Hungarorum Rex etc. Bonum mane Doczy!

Ibite viros admitto; feminae a te missae pulchrae insignesque sunt, sed non Szelistyeienses esse narrantur. Doceo te, nosmet Szelistye venatum autumnale ad reliquas; aspiciendas proficisce-mur judicando an missas easque uno nido enatas essent.

Si non – camitis perderis.[54]54
  «Матяш, милостью божьей король Венгрии и т. д. Здравствуй, Доци!
  Посылаю тебе мужчин. Женщины, тобою ко мне присланные, красивы все как на подбор. Но говорят, что они не из Селища. Сообщаю тебе, что осенью, в охотничью пору, я сам заеду в Селище взглянуть на твоих красавиц, что остались дома, и убедиться, походят ли они на тех, кого ты прислал ко мне.
  Если – нет, пропала твоя голова».


[Закрыть]

– Готово? – спросил Матяш.

– Так точно, ваше величество.

– Достаточно, – спокойно сказал король и, взяв у писца перо, начертал: «Mathias Gorvinnus», а затем, взглянув на мертвенно-бледного Рошто, словно призрак стоявшего поодаль, сделал ему знак рукой: – А теперь иди с богом, старина!