Текст книги "Я, Великий И Ужасный (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 31 страниц)

За "макаками" двигались бойцы столичного ополчения. Здесь и порядка в рядах никакого, и вооружены, кто во что горазд. Зато массовостью берут. Это совсем недавнее нововведение. Нет ещё и года, как в контролируемых мною областях Западной равнины и окрестностей было объявлено, что все молодые дареои в возрасте от шестнадцати до двадцати лет обязаны проходить обучение воинскому делу – по одному месяцу в течение четырёх лет. В Бунсане и Тинсоке к военнообязанным я причислил и переселенцев-ганеоев из Вэйхона, Ласунга и Текока. Командирами ополченцев назначались пока что местные "сильные мужи", а инструкторами – выходящие в отставку "макаки". В перспективе предполагалось офицерский состав этих территориальных сил пополнять из числа воспитанников "Обители Сынов Достойных Отцов", а унтерские обязанности будут исполнять отставники из регулярной армии. В бумагах находящегося в стадии формирования военного ведомства тенукский цаб ополчения значился под номером сто один. Сто второй, сто третий и сто четвёртый формировались по остальному Текоку. Дальше по номерам, вплоть до сто двадцать пятого, шли отряды по всему западу острова: от Кехета до Хона и от Талу до Тинсока.

Если честно, особого проку от всей этой затеи не предвиделось – ну разве, что ещё немного откусить от власти у племенных таки: всеобщая воинская служба выбивала почву из-под ног местных царьков, привыкших опираться на небольшие отряды своих регоев, да и заправляли реально в ополченческих отрядах верные мне люди из числа отслуживших «макак».

В первую очередь ополченцам вбивали в головы несколько типовых схем боя: строем против вооружённой толпы, строем против строя, и азы действий против противника, вооружённого огнестрельным оружием. С последним было хуже всего – ограничиваться приходилось только рассказами и пояснениями людей, которые и сами-то всего несколько раз присутствовали при стрельбе из мушкетов, да выслушивали наставления иноземных инструкторов, как нужно поступать при столкновении с врагом, имеющим "громовые жезлы". Исключение составлял только мархонский цаб, бойцам которого демонстрировали огнестрел в действии при совместных занятиях с воспитанниками «Обители Сынов Достойных Отцов».

За ополченцами топали разновозрастные учащиеся школ. Наша система образования переживала настоящий бум. И всё благодаря моей мудрости и хитрости. Одновременно с учреждением ополчения Рами провозгласила создание в ближайшем времени "регои-макаки". Под таким названием у нас на Пеу вводилась регулярная армия. По моему замыслу, скоро должны были закончить обучение первые выученики заведения для папуасской элиты. Самым толковым из них предстоит стать, в том числе, и лейтенантами будущей армии. В рядовые же пойдут прошедшие начальную военную подготовку в ополченческих цабах. Срок службы – год.

Разумеется, в армию набирать предполагалось не очень много народу. В "регои-макаки", когда вся эта система будет уже отлажена, по предварительным планам служить пойдёт по жребию или добровольцами не больше четверти тех, кого прогоним через ополчение. Впрочем, зная папуасов с их первобытным милитаризмом, можно предсказать, что придётся разыгрывать лотерею среди добровольцев.

Ну и на этой же самой любви туземцев к военному делу я решил сыграть, продвигая в массы образование. Достаточно было объявить, что в "регои-макаки" принимать станут только тех, кто освоит письмо и счёт. И дареои поголовно двинулись в школы. Такого энтузиазма не ожидал никто. Учителя моментально стали по всему западу Пеу очень уважаемыми фигурами. И резко образовался их дефицит. "Школьный бум" приобретал зачастую довольно странные формы: если очередь желающих поступить в Мархонскую учительскую школу, равно как и повсеместное обустройство помещений для письма с партами и сидениями можно было только приветствовать, то скандалы, связанные с переманиванием учителей из одной деревни в другую, а то и с насильственным "приглашением" педагогов, являлись сущей головной болью.

Качество образования, разумеется, сильно упало: одно дело, когда в классе было двадцать или тридцать учеников, а совсем другое – когда полсотни, а то и больше. Но оставалось надеяться, что это временное явление, пока не ликвидируем дефицит кадров в образовании, и не рассосётся наплыв желающих научиться выводить своё имя кандидатов в солдаты. А в Мар-Хоне, Тенуке и Тин-Пау, где в предыдущие годы в школы уже ходили сотни детей и подростков, вообще не было особых проблем: нагрузка на учителей, конечно, возросла, но отчасти это компенсировалось помощью лучших учеников.

В колонне, конечно, в основном не великовозрастные оболтусы, рвущиеся в "младшие макаки", а ребятня школьного возраста. Несколько групп тащат, поставив на головы, буквы, сплетённые из травы и лиан. В ближайшей такой композиции, неровной и ломанной, при желании можно разобрать что-то приветственное в адрес Солнцеликой и Духами Хранимой.

За школьниками шагали работники мануфактур: в основном столичных кирпичных, гончарных и ткацких, но также отметились хонские литейщики с типографами и производителями бумаги, а также металлурги Кесу. Среди коричневокожей массы выделялись светлыми пятнами вохейцы. Все, в независимости от национальной и профессиональной принадлежности, гордо несут свои орудия и изделия.

После колонны мастеровых валили прочие тенукские обитатели. По случаю праздника все увешаны ожерельями. Барабанщики выбивают ритм, трещотки и дудки вторят ударным, народ приплясывает в такт музыке. Ребячья мелюзга снуёт между взрослых. В общем, в отличие от предыдущих демонстрантов, рядовым столичным обывателям ощущение торжественности момента не мешает веселиться по полной.

Замыкает шествие несколько широких телег, каждая запряжена шестёркой быков. На платформах возвышаются живописные композиции, демонстрирующие плоды, коими богаты владения Рами: корзины корнеплодов, снопы с вохейскими этешем, сетки с пальмовыми орехами, гроздья бананов – эта новинка, завезённая попутно с крупным рогатым скотом, приживается повсеместно, разнообразя папуасский рацион. По сравнению с привычными мне, тагирийские бананы мелковаты и не такие сладкие, но туземцы уплетают за милую душу. На последней телеге возвышаются клетки со свиньями и «курами».

Ну, всё, конец. Можно перестать изображать мумию Брежнева на мавзолее. Подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками, прошагав под стенами дворца, рассасываются в южном направлении – там, на полянах вдоль берега Малой Алуме, их ждёт продолжение праздника. Угощение сегодня частично из кладовых правительницы, а недостающее уже забота самих отдыхающих. Ну, а лиц, приближённых к монаршей особе, ждут накрытые столы возле старого жилища нашей повелительницы. Все уже потянулись с балкона. Я уходил практически последним – за мной шли только трое гвардейцев.

«Так, что там у нас?» – спрашиваю своего секретаря.

Пиршество ещё продолжается, но Рами свалила почти сразу, мотивируя необходимостью кормить пятимесячную дочку. Я пробыл чуть дольше Солнцеликой и Духами Хранимой, благо моё исчезновение объяснять никак не требовалось. Чужеземцам всё равно: ну ушёл любовник местной правительницы, да и ушёл. А папуасы в массе своей только рады, что страшный сонайский колдун покинул застолье – теперь хоть можно расслабиться, не опасаясь, что тот порчу какую-нибудь нашлёт. Немногим из пирующих, которые действительно рады обществу Сонаваралинги-таки, тем более, не нужны оправдания – мало ли зачем мне понадобилось отлучиться, дел у Уст, Глаз и Десницы типулу-таками хватает.

"Из Мар-Хона передали письмо почтенного Хиштты, которое привез "Каноку Завоеватель". Из Тин-Пау отчёт управителя Киратумуя. Мастера Чирак-Шудай и Турвак-Шутма прислали свои поздравления по случаю годовщины занятия Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивой престола Пеу, а также подробное описание своих достижений и проблем, которые способен помочь решить им Сонаваралингатаки. Также просьбы и предложения товариществ чужеземных торговцев и трёх хозяев мастерских" – без запинки произнёс Кутукори, указывая на стопку бумаг и папирусов в левой части стола.

–Ещё что?

–Жалобы и прошения обитателей Текока, Ласунга, Кехета, Вэйхона Кесу, Кане, Талу, Темуле, Тесу и Сунуле. На имя нашей повелительницы. Частью составлены самими жалобщиками либо с их слов родными или знакомыми, частью – записаны в приёмной типулу-таками писцами – рука моего секретаря дёрнулась в сторону куда более значительной стопки.

И тут же бунса добавляет: "Ещё рассказ начальника регоев Тенука почтенного сотника Кахилурегуи о делах в столице и окрестностях, записанный писцом Тирамке. И письма наставников Тонеки и Тагора о делах в Обители Сынов Достойных Отцов. И сведения о количестве ракушек тонопу, поднесённых жителями тринадцати земель мархонскому святилищу Тобу-Нокоре. Отдельно белых и розовых по всем областям и деревням" – Кутукори указывает на третью стопку – побольше первой, но поменьше второй.

"Давай, письма Чирака и Турвака" – решаю я. Настроение после многочасового стояния истуканом не очень. Так что лучше начать с приятного – например, с отчёта наших главных металлурга и оружейника.

Молодой бунса взял несколько листов серой бумаги производства тенукской мануфактуры мастера Кушмы-Нубала и начал читать: "Почтенному Сонаваралинге-таки, Глазам, Ушам, Устам и Деснице Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы. От управляющего железоделательными и медеплавильными мастерскими повелительницы Пеу Чирак-Шудая...."

Успехи несомненны: запущена вторая домна для выплавки чугуна, достроена рельсовая дорога под вагонетки для доставки продукции на побережье Хонского залива, выплавка стали превысила сорок "мер" в месяц, меди – приблизилась к полутора сотням. Кроме этого, подчинённые Чирака наконец-то наладили в небольших объёмах производство серы. Об этом разговор был где-то полгода назад в связи с поиском сырья для производства пороха – если с углём проблем не было в принципе, а селитру по килограммам выделяли из организованных повсюду куч отходов человеческой жизнедеятельности, то последний нужный для производства "огненного зелья" компонент пришлось выделять из медной руды. Благо, она состояла почти полностью из сульфидов. В грязные и дурно пахнущие то ли серными газами, то ли сероводородом подробности технологии я не вникал: уравнения соответствующих реакций в учебнике по химии толком разглядеть не удалось, дабы не раскрыться перед металлургом, подобно тому, как это получилось несколько лет назад с Тагором, а без наглядной картинки в виде формул соображалось, что там происходит, плохо.

В конце Чирак-Шудай писал о проблемах. Ну, насчёт дополнительных трудовых ресурсов, это мы посмотрим – мастер то и дело жалуется, что резервы возможностей механизации производства близки к исчерпанию, но в итоге постоянно случаются новые рацпредложения, позволяющие поднять производительность труда и обеспечивать рост выплавки металла опережающими темпами по сравнению с увеличением персонала.

С сырьём же куда хуже. О запасах медной руды можно не беспокоиться ещё долгие годы. А вот месторождение железняка, если сохранится нынешняя тенденция роста производства, выработают в ближайшее десятилетие. Ещё хуже обстоит с углём: запасов каменного на Пеу нет, а на получение древесного все леса в Талу, Кесу и Кане сведут за пятилетку. Перспектива превращения моего острова в безлесную пустыню как-то не радовала. На выбор – или сворачивать папуасскую металлургию, или импортировать уголь. Дрова везти из Тагиры это уж и вовсе глупость будет.

Главный оружейник же уведомлял, что за время, прошедшее с последнего визита уважаемого Сонаваралинги-таки на его предприятие, изготовлено и признано после испытания годными "четырнадцать новых флейт". Так иносказательно именовались в бумагах кремневые дульнозарядные гладкоствольные ружья. Хорошее известие: не прошло и три года, как оружейная промышленность Пеу начала выдавать продукцию – мелкими партиями, качеством, не дотягивающим ещё до старых "карамультуков", выделенных от щедрот своих Повелителем Четырёх Берегов "младшей и почтительной сестре". Но лиха беда начало. Турвак-Шутма, когда только приступал к работе, честно предупреждал, что даже в Вохе, при наличии чуть ли не полувековой предыстории кустарного производства огнестрела и куда более развитой традиции металлообработки, царская оружейная мануфактура начала выдавать в товарных количествах кремневые ружья через четыре года после основания. Что уж тут говорить про наше Пеу. И два оружейника с полудюжиной ремесленников-металлистов и тремя десятками папуасских учеников-подмастерьев неплохо справились с задачей, с нуля создав новую отрасль промышленности.

Совсем отлично было, если бы наши друзья преуспели в добывании труб, идущих ныне на изготовление стволов у вохейцев. Но, увы, здесь меня ожидал большущий облом: попытка тенхорабитов по своим каналам достать "тубии" закончилась плачевно для непосредственных исполнителей: двоих схватили, остальным пришлось удариться в бега. Один даже добрался, через Тоут и Икутну, до Мар-Хона, где и поведал всю историю Шонеку. К счастью, чиновники из Охраны Царских Печатей, занимающейся в Вохе расследованием преступлений против личности самого монарха, его семьи и имущества, а заодно разведкой и контрразведкой, не придали происшедшему особого значения: попавшиеся с поличным отправились на железные рудники, прочих объявили в розыск, но никто излишнего рвения по их поимке не проявлял. И дальше раскручивать цепочку, ища сообщников, не стали. К сожалению, в столь суровом ведомстве Идущие Путём Света и Истины контактов не имели, потому осталось неясным, то ли всё списали на бытовуху, то ли сочли, что в деле замешаны кабиршанцы или укрийцы. Но в данном случае на тенхорабитов никто не подумал.

Впрочем, попытка хищения трёхсот метров стальных труб была сущей мелочью на фоне цирка, творящегося в то время вокруг заработавшего металлургического завода. Ирсийцы, строившие его, обещали суммарную годовую мощность в семьсот тысяч вохейских "мер" чугуна и полмиллиона стали. Никто, конечно, не ждал, что заявленное количество будет достигнуто сразу же. Но когда спустя целый год после начала работы первых домен и мартенов оказалось, что чугуна не выплавлено и двухсот тысяч "мер", а стали в три раза меньше, Тишпшок-Шшивой счёл себя обманутым в лучших ожиданиях. Охрана Царских Печатей, считай, в полном составе дневала и ночевала на заводе и около. А рассказы купцов и мигрантов-тенхорабитов о разбирательствах в связи с расхождением между задуманным и реальностью заставляли меня вспомнить описания кампаний сталинской поры.

Повелитель Четырёх Берегов если и не был непосредственным инициатором строительства первенца вохейской индустрии, то весьма благосклонно относился к прожектам "прогрессистов", то есть, тех кланов знати, которые сделали ставку на промышленное развитие и дружбу с Ирсом. И, разумеется, нельзя бросить и тени подозрения в том, что божественный властитель, правящий милостью богов и под защитой богам равных предков, способен принять ошибочное решение.

Мне с моим скромным опытом преобразований, было, в общем и целом, понятно, что осуществление столь амбициозного и масштабного проекта неизбежно пойдёт через ту часть тела, которой многие думают вместо головы. Лучше бы Тишпшок-Шшивой для начала дал добро на заводик мощностью на порядок скромнее – шума вышло бы меньше, но и бардака с позором тоже. А уж потом, когда выросли бы из вчерашних крестьян и "сирот" кадры металлургов, можно замахиваться хоть на два таких гиганта по меркам бронзового века.

На ирсийцев, которых на заводе было несколько десятков, Охрана Царских Печатей собак вешать даже не пыталась. Что и понятно: трогать граждан столь могущественного государства, которое даже тюленеловы побаиваются, опасно, а обвинять, чтобы потом просто отпустить, это себя на посмешище выставить. К тому же, на самом деле обитатели Заокраинного Запада честно выполняли условия контракта, налаживая работу огромного хозяйства, попутно пытаясь выдрессировать во что-то похожее на металлургов пригнанных к домнам и мартенам кузнецов-кустарей и неграмотных обитателей десятка деревень, царским указом превращённых в заводских рабочих – и личным примером, и разъясняя самые азы.

А вот у "прогрессистов" и местных ремесленно-технических кадров головы полетели. Тушхи, опоздавшие вовремя примкнуть к поборникам индустриализации, теперь могли только радоваться тому, что буря прошла мимо них. Обвинения были стандартными: злокозненное вредительство (хотя на деле, самое большее – обыкновенные головотяпство и неграмотность), разумеется, в интересах палеовийцев (обвинять нынешних союзников кабиршанцев и укрийцев, с которыми дружба против тюленеловов, политически неправильно, а всякую вассальную мелочь вроде Тоута, кроме того, ещё и несолидно). Ничего удивительного, что неуклюжая попытка каких-то нищебродов стащить "оружейные" трубы на фоне такой кампании осталась без должного внимания.

Самое удивительное, что массовые посадки и даже казни (а вохейцы на счёт этого ещё те затейники) несильно повлияли на работу металлургического комбината. Даже, наоборот, с середины второго года функционирования производство пошло в гору, да и качество продукции улучшилось – то ли полуторалетнее обучение персонала, наконец-то дало плоды, то ли страх расправы ускорил обучение работников и подтянул дисциплину, то ли действительно, сажая наугад, прихватили или распугали каких-то саботажников, может быть, и не палеовийских шпионов, но действующих в интересах "консерваторов".

Порадовавшись за успехи своих оружейников, перехожу к следующему посланию. "Давай письмо Хиштту" – командую секретарю. К стыду своему, я до сих пор не освоил в должной мере ту самую грамотность, которую стремлюсь внедрять: читать худо-бедно умею и "народное" вохейское письмо, и его тагорову адаптацию для туземцев, а вот пишу с ужасными ошибками. Кутукори же одинаково ловко и понимает письменную речь, и сам пишет на обоих языках. Конечно, разобрать корреспонденцию мне вполне по силам, только времени уйдёт много. Так что пусть молодой бунса читает. А уже тем более переносит на бумагу под мою диктовку ответы.

По мере того, как секретарь озвучивал письмо, настроение, и без того не очень, падало уж и вовсе ниже пола. А сообщал представитель "Оловянной компании", посол Пеу-Даринги и глава моей разведсети в Шщукабе в одном лице, ни много, ни мало, что бизнесу на перепродаже чибаллы приходит конец. Причём беда грянула совсем не оттуда, откуда её можно было ожидать. Ни запрета на продажу стратегического металла кабиршанцами или вохейцами, ни неожиданного разоблачения афёры благородного семейства Тушха не случилось. Всё произошло по воле его величества рынка.

Повелитель Четырёх Берегов втянулся в игры с индустриализацией по полной. Когда строился и запускался при помощи ирсийцев сталеплавильный завод, Тишпшок-Шшивой рассчитывал, по имеющейся у меня информации, многократно перекрыть потребности государства в металле, а в идеале заменить "скилнским" железом в большинстве изделий бронзу, требующую импортного олова. Сначала так и шло: в самом Вохе рынок наводнили стальные топоры, ножи, серпы, наральники и прочие нужные в хозяйстве вещи. Да и при изготовлении оружия бронза начала уступать место производимому на царском комбинате металлу: рядовые воины и небогатые благородные предпочитали новый материал, а клинки и секиры из жёлтого сплава буквально на глазах превращаются в символ высокого статуса владельца, которому понты дороже денег.

Спрос на олово в позапрошлом году упал, на чём мы неплохо "наварились", перепродав в Тагиру свыше двенадцати тысяч "четвертей" – на фоне затоваривания рынка Тушхам удалось пробить увеличение квоты в полтора раза, но всей ею воспользоваться не удалось из-за банальной нехватки тоннажа нашей флотилии, и даже аренда кораблей по всему югу Шщукабы не помогла. Хиштта, судя по тональности его писем, сильно тогда переживал из-за этих "потерянных" тысяч портретов "старшего брата" Солнцеликой и Духами Хранимой. Я же отнёсся к упущенной выгоде философски: всех денег не заработаешь.

Но уже в прошлом году цены неожиданно подпрыгнули выше прежнего, и, хотя разрешённый для Пеу-Даринги объём оставили в те же пятнадцать тысяч "четвертей", закупить удалось почти в два раза ниже. Нынче же агентам Хиштты продали за бешеные деньги всего пять тысяч слитков. Причём дальше будет ещё хуже.

Во второй части письма тенхорабит, неожиданно нашедший своё призвание в торговле, подробно объясняет – почему. Да, теперь чибалла идёт в качестве ингредиента только в элитное оружие. И даже пушки вохейцы начали делать стальные. Но, оказывается, есть немало сфер, где новый металл не выдерживает конкуренции с бронзой. Кроме этого, олово требуется и в чистом виде – правда, бывший ученик и спутник Шонека не знал в точности, куда именно оно уходит в таких количествах. Я тоже с трудом мог представить, для чего нужно столько мягкого металла. Ну, допустим, чёрная металлургия потянула за собой электротехнику: завод, с запланированной мощностью в полмиллиона «мер» и пятью тысячами работников, по моим представлениям, требовал механизации и электрификации хотя бы части производства, иначе как удастся добиться такой выработки. Какая-то электростанция имелась в Шущим-Вохе ещё в нашу поездку трёхлетней давности: освещение царского дворца жутко слепящими, если смотреть прямо на них, дуговыми лампами, намекает. А по информации, собранной Хишттой, довольно крупную ГЭС, запустили недалеко от завода чуть позже первых домен – разумеется, с помощью тех же ирсийцев.

Однако на обмотку генераторов и провода идёт медь. А олово то куда вохейцы используют? В то, что оно тоннами употребляется для пайки электрических соединений, было сомнительно. На Земле, помнится, широко применяли оловянную посуду, и даже пуговицы. Но никто из наших информаторов от Икутны до Укрии не отмечал массового появления чашек и кружек из чибаллы. Впрочем, не суть важно. Главное, что вохейцы выметают в Кабирше всё под чистую: и олово, и медь, ну и заодно и серебро с золотом. А вызросшие цены на эти металлы они компенсируют массовым экспортом железа – это внутри страны стальная штамповка дешевеет, на внешних рынках она всё ещё идёт практически по прежней цене бронзовых аналогов. А те уж вообще теперь не по карману большинству прежних потребителей.

Да, хреново жить в эпоху перемен: не успели приспособиться к обесцениванию ракушек, бывших совсем недавно главной статьёй торговли Пеу с заморскими странами, так и новый источник валюты просуществовал всего пять лет.

Надо отдать должное Хиштте – он не только предвещал наступление "дурных времён" и объяснял причины, но и предлагал меры по минимизации потерь и даже новые решения, в перспективе способные приносить прибыли, возможно, и не такие, как от контрабанды олова.

Перво-наперво тенхорабит считал нужным придержать большую часть закупленной в этом году чибаллы: во-первых, цены на неё расти не перестают, а во-вторых, нельзя исключать в ближайшее время вообще дефицита, грозящего оставить без сырья нашу собственную бронзовую металлургию.

С этим предложением я был полностью согласен. Более того, готов дать распоряжение не отгружать на тагирийские корабли то олово, которое ещё лежит на складах в Тин-Пау с прошлого навигационного сезона. Сколько там, по нашей бухгалтерии, его осталось? Шестьсот "четвертей"? Или уже меньше? Впрочем, тут же мне в голову пришла одна интересная идея, ради осуществления которой стоило пойти на небольшие убытки – нужно только всё хорошенько обмозговать.

Далее Хиштта предлагал, коль стараниями вохейцев медь дорожает, переключиться на её экспорт в качестве источника денег для продолжения пырг-хырша. Тут выученик Вестника Шонека давал короткое экономическое обоснование: нынешние цены на медь и олово в Вохе и Кабирше (олово на месте производства стоит всего на пятнадцать-двадцать процентов дешевле, чем в Шущим-Вохе, медь раза в полтора дешевле, но наблюдается тенденция к выравниванию цен), примерную долю импорта в вохейском потреблении меди (оказывается, раньше вохейцы обеспечивали себя ею на две трети или даже три четверти, в последние же годы ввоз с материка стремительно растёт), стоимость производства железа и меди в Кесу, стоимость транспортировки меди в Вохе из Кабирши и с Пеу. Из чего делает вывод, что уже сейчас продажа меди вохейцам является делом прибыльным, с перспективой увеличения маржи.

Перепроверка выкладок тенхорабита вновь вернула душевное равновесие: в самом деле, впервые нам, что ли, менять основной источник валюты? Это когда тонопу обесценились: «Усё пропало, шеф». А теперь – будем работать. Может быть, даже и хорошо, что оловянной афёре подходит конец: надоела мне навязанная Тушхами «дружба».

Заканчивал разбирать письма глубоко за полночь – самое удобное время для неторопливой работы с документами, когда дневная жара спадает, а просители и прочие посетители перестают надоедать и отвлекать. Сегодня, правда, и днём никто не мешал: все заняты празднованием. Завтра, наверное, потянутся – в том числе и с разного рода криминальными случаями, произошедшими вследствие обильного употребления спиртного.

Отчёт занимающего ныне пост наместника Болотного Края Киратумуя прослушал вполслуха – ничего экстраординарного в Бунсане и Тинсоке не происходило: осушение болот под новые поля и расселение там ганеоев из старых земель идёт в штатном режиме; а семьи коренных жителей движутся в противоположном направлении, в горнодобывающие районы Кесу и Талу. Куда бы не переселялись представители низшей касты, в любом случае они подымались по социальной лестнице: дань платить продолжают, но в "регои-макаки" путь открыт.

Радовало также и увеличение в личных владениях типулу-таками площадей, обрабатываемых не вручную, а быками: переселенцам с севера витуки давались как часть положенного при заселении, а местные их вынуждены были использовать для облегчения бремени податей, налагаемых на общины. Налоговую политику в завоёванном юго-западном углу острова приходилось держать жёсткую, чтобы заставить хотя бы часть папуасов шевелиться. И худо-бедно такая линия приносила плоды: половина производимого тинса и бунса продовольствия изымалась в виде поставок в столицу и на рудники, но при этом данники жили ненамного хуже дареоев Вэйхона или Текока. И это сейчас, когда быков для пахоты на весь Болотный Край ещё не хватало. Через несколько лет же, по моим планам, при нынешнем налоговом бремени коренные обитатели должны были жить лучше, чем вэи с хонами или текокцы. Правда, для этого им приходится заменять баки на полях коем, дающим несколько меньший разовый урожай, зато не один раз в год, а три.

Послания от объединений вохейских и тагирийских торговцев содержали просьбы о разрешении на приобретение земли под постоянные фактории. Синхронность подачи поражала – видно заморские гости внимательно следят друг за другом. Дело, в общем-то, нужное, коль идёт на благо внешнеэкономических связей. Но, увы, частной собственности на землю на Пеу нет. И в обозримой перспективе не предвидится, как бы мне этого не хотелось – не приемлет папуасский менталитет самой идет отчуждения земли, принадлежащей общине и использующейся всеми её членами. Даже на осушаемых болотах расселение происходит теми же общинами и такими же точно отношениями внутри. Так что придётся довольствоваться купцам долгосрочной арендой на правах "почётных гостей".

Кутукори, закончив озвучивать просьбу заморских негоциантов, выжидающе посмотрел на меня. "Пиши" – приказываю. Секретарь быстро застрочил ответ заморским негоциантам под мою диктовку. Я изредка делаю паузу, давая ему время. Когда письмо было готово, командую: "Давай, читай, что там хозяева мастерских пишут".

Двое предлагали ткань на обмундирование для ещё только планируемой армии Пеу-Даринги. Владельцы ремесленных предприятий по понятным причинам были поголовно тенхорабитскими мигрантами. Ну, те, разумеется, кого я счёл целесообразным отпустить на вольные хлеба. Ткачи как раз попадали в их число – вместе с гончарами, деревообработчиками и некоторыми другими.

В однородной массе чужеземных хозяев-мастеров было только одно исключение. По имени Тикхо. Пять лет назад в числе прочих заложников-бунса он попал в Мар-Хон, оказался в группе "подопытных кроликов", на которых Тагор испытывал алфавит, научился письму с чтением и четырём арифметическим действиям. Немного поучительствовал в самом начале компании по внедрению грамотности, несколько месяцев помогал Вестнику Шонеку в Обители Сынов Достойных Отцов. Потом был определён в группу, занимающуюся приёмом и первичным обустройством вохейских беженцев, как человек грамотный и знающий язык иммигрантов.

Где именно бывший заложник проникся идеями Света и Истины – работая под руководством Вестника или же общаясь с тенхорабитами – не суть важно. Главное, что он оказался одним из первых папуасов, принявших новую религию. Что сильно облегчило дальнейшую его коммерческую деятельность, когда Тикхо стал компаньоном одного из заморских ткачей, разделив с тем обязанности: вохеец занялся собственно производством, а молодой бунса взял на себя реализацию произведённого. Шерстяные и плотные хлопковые ткани шли на одежду горнякам в Талу, а лёгкая материя на набедренные повязки и прочее – жителям Вэйхона, попадая, впрочем, и в соседние земли.

У меня в своё время были нехорошие подозрения насчёт использования ушлым бунсой своих связей, коими тот оброс, занимаясь государственными делами. Я даже самолично перепроверял условия поставок – считал стоимость в ракушках и медных пластинах или готовых изделиях всех штанов и рубах, сравнивая с ценами других ремесленников, проминал каждый шов. Ничего криминального не нашёл, и успокоился: похоже, Тикхо воспринял тенхорабизм достаточно серьёзно, в том числе и соблюдение честности в делах коммерческих.

Хотя в целом у папуасов считалось нормой "радеть за своих". Это сущая головная боль: более-менее рассчитывать можно только на оторванных от родных мест "макак" бонкийского происхождения да заложников из Болотного края, выученных на писцов, остальные же норовили за собой тянуть всю родню до десятого колена и друзей-соседей. Впрочем, и мои орлы с тинса-бунса потихоньку обрастали знакомствами среди местных. Так что кумовство с воровством принадлежащего государству (то есть типулу-таками) имущества процветало. Да хрен с ним, с вольным обращением с казённым продовольствием (на бронзу пока, благодарение предкам-покровителям, редко кто покушается – производство под приглядом тенхорабитских мастеров, а в распределении ножей с топорами много не намахинируешь – в отличие от коя с баки и бананов с зерном, они не подвержены порче при хранении).... Если бы коррупционеры каменного века хоть работали нормально на занимаемых ими должностях.