Текст книги "Я, Великий И Ужасный (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 31 страниц)

Первое время все молча жевали непривычно жёсткое мясо – не то говядину, не то баранину, не то какую-то дичь. Запивали типичным вохейским вином, кислым и не очень крепким. Хозяева, а кроме самого Шиншой-Тушхи присутствовало только трое из стоявших у его кресла во время официальной части сановников, несильно отставали от гостей.

Слегка утолили голод, и пришла пора непринуждённой беседы. Наместник начал первым, как и полагается принимающей стороне: "В порту были записаны имена спутников посланника Гокурегуя. Всего с ним прибыло одиннадцать человек, но на приём явилось только десять. Что случилось с ещё одним вашим товарищем?"

–Он не является участником нашего посольства – ответил Тагор – Этот человек, Хиштта, из числа тех уроженцев островов Шщукабы, кто поселился в последние годы на Пеу с позволения Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы. Он помогает жителям Пеу вести торговлю с заморскими землями. И сегодня опять отправился по торговым делам.

–Однако на таможне он был указан в числе участников посольства – заявил вохеец.

–Наверное, произошла путаница – тузтец непринуждённо улыбнулся – Хиштта плыл на одном корабле с нашим посольством, в Цхолтуме сошёл вместе с нами, вот начальник портовой стражи, который занимается проверкой и досмотром чужеземцев, и решил, что тот входит в посольство. А поскольку у нас по прибытии хватало забот, никто и не обратил внимание на ошибку уважаемого старшего писца Дишталшимана.

–Ладно, это не большая оплошность с его стороны – отмахнулся Шиншой-Тушха – Я бы хотел познакомиться с остальными спутниками посланника Гокурегуя. Ты, судя по всему, Шщххагхор – обратился он к моему "дикому гусю".

–Да. Верно – согласился тузтец.

–Я думал, что ты и есть Хиштта – тонкий палец Десницы вохейского царя указал на меня.

–Нет. Я Ралинга – назвался я своим коротким именем, под которым меня записали на таможне.

–Странно, тебя можно принять за тусатишхиву или укреашхиву – хозяин дворца посмотрел на меня пристально – А не на человека с далёкого юга, заселённого темнокожими.

–Мой отец был моряком с одного из заморских кораблей – объясняю – Но я его не знаю. Он уплыл обратно ещё до моего рождения и больше не возвращался на Пеу. Потому, хотя кожа моя светлей, чем у многих жителей островов Щщукабы, а во мне течёт кровь чужеземца, я считаю себя пеушхивой.

–Ты, наверное, пользуешься большим уважением у своих соплеменников, Ралинга? – поинтересовался Шиншой-Тушха.

–Об этом лучше спрашивать у других – отвечаю дипломатично.

–Стражники, что сопровождали ваше посольство до дома благородного Тылаха сына Штурты, сказали, какую радость высказывали жившие там люди Пеу. Их это удивило даже. Почему они радовались не наделённому правом говорить от имени правительницы Гокурегую, а одному из его спутников? И почему выражали этому же спутнику посла больше почтения, нежели самому послу? При этом твои соплеменники называли тебя другим именем – наместник обернулся к сидящему слева приближённому.

–Сонаваралингатаки – подсказал тот.

–Да, Сонаваралингатаки – повторил наш гостеприимный хозяин.

"Никогда ещё Штирлиц не был так близко к провалу" – мелькнуло в голове. Легкий хмель как ветром выдуло....

–На Пеу меня обычно называют именно так – нет смысла отрицать очевидное – Но при рождении я получил имя Ралинга. Позднее к нему добавили название моего родного племени, так как последние десять лет я жил не в своём племени, а у соседей. Чуть позже к имени стали присоединять в знак уважения звание таки. Мне подумалось, что полное моё именование будет слишком длинным и так трудным для чужеземцев, потому назвался так, как меня звали в детстве.

–Купцы, которые бывали на вашем Пеу, рассказывали про некоего сына местной женщины и вохейца, Сонаваралингу-таки, великого воина, вождя и жреца бога моря,– продолжил Шиншой-Тушха – Они говорили также, что Сонаваралингатаки один из приближённых правительницы Раминаганивы и даже, по слухам, отец её ребёнка.

–Да. Я и есть тот самый Сонаваралингатаки – соглашаюсь. Чего отпираться.

–И почему тогда главой посольства ваша типулу-таками назначила не тебя благородный Сонаваралингатаки, а почтенного Гокурегуя? – дипломатично формулирует вопрос мой собеседник, подразумевая, разумеется: "Чувак, чего шифруешься?"

–Не мне оспаривать волю Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками – а кто ты такой, чтобы перед тобой отчитываться. У меня своё начальство есть.

–Разумеется – не спорит наместник – Наделённые милостью богов правители не обязаны объяснять своим подданным свои решения. Просто, по словам торговцев, властительница Пеу весьма юна и правит, прислушиваясь к советам "сильных мужей".

–Если с правителем действительно пребывает милость богов, то рано или поздно он начинает править своим умом – отвечаю.

–Конечно – Шиншой-Тушха вновь соглашается со мной – Но всё же, думаю, когда мы будем разговаривать в узком кругу, как сейчас, я могу обращаться напрямую к тебе, высокородный Сонаваралингатаки. Надеюсь, от этого не будет никакого урона для чести почтенного Гокурегуя? – последние слова он обращает к зиц-председателю.

Тот, немного подумав, отвечает: "Нет, оттого, что ты, высокородный Шиншой-Тушха, станешь говорить с Сонаваралингой-таки через мою голову, ни малейшего урона моим чести и достоинству не будет".

–Это хорошо – улыбается вохейский наместник хищной улыбкой – Нам есть что обсудить, мои друзья с далёкого острова Пеу.

Все трое – я, Тагор и Гокурегуй – синхронно приподняли брови вопрошающе.

"Не буду долго тянуть!" – засмеялся хозяин, показав два ряда белых зубов – "Лишних ушей здесь нет. В зале приёмов я сказал, что вашему посольству надлежит предстать пред Повелителем Четырёх Берегов. Только наш властитель вправе заключать договоры с иноземными государями. Мы же не тагирийцы" – Шиншой-Тушха вновь гоготнул. Но тут же опять посерьёзнел и продолжил: "Разрешение на продажу чибаллы подданным иноземных властителей также даёт Тишпшок-Шшивой, да пребудет с ним благословение богов. Но следить за выполнением повелений нашего господина приходится мне, его верному слуге". Наместник замолчал, давая нам переварить сказанное.

"Я знаю о ваших делах с тагирийцами" – добавил он. Мы молчали: раз начал, пусть и заканчивает. Знаешь, ну и знай дальше. "Трудно порицать чужое стремление получить прибыль" – продолжил нас собеседник – "Только не кажется вам, мои друзья, что вы решили отхватить слишком большой кусок?"

–Мы внимательно слушаем тебя, благородный Шиншой-Тушха – говорю. Беседа начинает приобретать интересный оборот.

–Задумка с торговлей чибаллой великолепная – не заставил себя долго ждать наместник – Я и мои друзья в столице оценили её. И готовы оказать свою помощь. Не бескорыстно, разумеется.

–И какова же будет помощь? И какой размер благодарности и уважения с нашей стороны благородный Шиншой-Тушха считает достойным для себя и его высокородных друзей?

–Не беспокойтесь, я с моими друзьями не собираюсь полностью лишать вас прибылей – улыбнулся потенциальный коммерческий партнёр – Скорее, наоборот, за счёт оборота торговли она увеличится. Для начала большие люди в столице будут ходатайствовать перед Повелителем Четырёх Берегов о предоставлении Солнцеликой и Духами Хранимой правительнице Пеу права приобретать напрямую в Кабирше до пяти тысячи "четвертей" чибаллы для нужд принадлежащих ей мастерских. Если этого окажется мало, то в дальнейшем можно получить разрешение и на большее количество.

Я мысленно присвистнул от удивления. Ни хрена себе масштабы....

–Самих кабиршанцев запрет на торговлю чибаллой тоже не радует – продолжил меж тем наместник – Последнее время добыча её сильно выросла, а «скилнское железо» постепенно вытесняет бронзу. Вы, скорее всего, не слышали, наш повелитель Тишпшок-Шшивой собирается строить большую печь для выплавки «скилнского железа». И даже не одну. Потому слуги тамошнего царя весьма снисходительно смотрят на тайную торговлю со «страной чёрных». Так что дело, задуманное вами, принесёт пользу всем: и Кабирше, и Вохе, и Тагире, и Пеу. Можно было бы вообще отменить этот запрет. Некоторые советники так и говорят: мол, Вохе урона от сей отмены не будет, а нашему союзнику станет лучше. Но коль есть возможность обратить запрет на благо благородным мужам, то будет прямым оскорблением богов не воспользоваться этим.

–Я полностью согласен с благородным Шиншой-Тушхой – отвечаю, придя в себя – Нужно ценить благословение богов. Но это дело будущего. А в настоящем есть ещё корабль, задержанный по недоразумению. Можно ли решить его судьбу до того, как будет заключён договор между Вохе и Пеу? По сравнению с размахом будущей торговли, конечно, эти двести "четвертей" сущая мелочь, о которой можно было бы забыть, но я больше забочусь о моряках, которые и так прозябают вдали от родных краёв.

–Увы, я был бы рад помочь моим новым друзьям – с некоторым сожалением говорит наместник – Но пока нет позволения нашего повелителя, да будут боги благословенны к нему, я не могу допустить продажу чибаллы в вашу страну.

–А продать корабль и его груз в Цхолтуме можно? – предлагаю новый вариант.

Собеседник обернулся к сидящему справа приближённому. Тот, немного подумав, сказал: "Прямого запрета на это нет. Высокородный Шиншой-Тушха должен издать распоряжение, разрешающее владельцу корабля и груза продать их". Наместник помрачнел. Похоже, чуваку лишний раз не хочется светиться и подставляться. Ага, как "бабки" стричь с чужого бизнеса, так мы смелые, а немного помочь боимся. Ну и хрен с тобой, тушка ты нашинкованная....

–Стоит ли полтора десятка простолюдинов таких забот – стараясь придать голосу небрежность, отвечает хозяин – Прождали несколько месяцев, прождут ещё столько же. Тем более, сейчас всё равно внешнее море слишком опасно для плавания. Юг Шщукабы тоже, хотя и не так сильно....

–Высокородный Шиншой-Тушха вновь прав – соглашаюсь с наместником. Действительно, домой "Пять перьев топири" сможет оправиться ещё не скоро, а чрезмерная забота о простонародье с точки зрения вохейских аристократов просто неприлична. Но коль к гуманизму воззвать не удаётся, попробуем сослаться на финансовые интересы – Мне, однако, не нравится, что подданные Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками пребывают в праздности, когда приходится тратиться на их содержание в чужом городе. Может дать им разрешение покидать Цхолтум, чтобы они могли наниматься на корабли, ходящие вдоль берега Икутны и к ближайшим островам?

–Это можно разрешить – подсказывает наместнику тот же советник.

–Хорошо, я оповещу начальнику порта, что морякам с вашего корабля позволено наниматься на другие корабли.

–Благодарю высокородного Шиншой-Тушху – отвечаю. И на этом спасибо: теперь мои папуасы хотя бы смогут немного практиковаться в мореходном деле. В экипаже "Пяти перьев топири", разумеется, в основном те, кто уже имеет за плечами минимум одно плаванье от Пеу до Вохе и обратно. Но если закрепить навыки лишним точно не будет.

Закончив с моряками, опять возвращаюсь к будущему сотрудничеству: "Хотелось бы узнать, насколько наша торговля чибаллой под покровительством высокорожденных господ из окружения Повелителя Четырёх Берегов, да благословят боги его царствование, допустима, исходя из законов, данных богами и обязанных к исполнению в пределах Вохе и союзных стран?"

–Наш повелитель выше такой мелочи – отмахнулся наместник – А те, в чьи обязанности входит следить за соблюдением торговых соглашений, не будут слишком строги и пристрастны.

Что-то слишком гладко всё выходит. Сам же Тушка обмолвился о разных группах в окружении царя – кто выступает за отмену ограничений в отношении Тагиры, кто желает на этих ограничениях навариться. Ну, да ладно, не мне в моём крабовом углу бояться разборок между различными шайками вохейской знати. В любом случае, собеседнику в случае проигрыша придётся куда как хуже: я-то при самых неблагоприятных обстоятельствах потеряю только источник денежных поступлений и поимею проблемы с оловом для бронзы, а наши новые друзья и голов лишиться запросто могут. Но это исключительно их проблемы.

–А на какую благодарность рассчитывают уважаемый благородный Шиншой-Тушха и его влиятельные союзники в самом Вохе? – интересуюсь.

–Этого я сказать не могу – отвечает наместник – Благородному Сонаваралинге-таки предстоит об этом разговаривать с людьми в столице. Я сообщу ему, с кем надлежит там связаться. И пока почтенный Гокурегуй будет от лица вашей повелительницы обсуждать с советниками господина наших жизней и судеб договор между Пеу и Вохе, Сонаваралингатаки позаботится о том, чтобы этот договор принёс пользу.

–То есть, благородный Шиншой-Тушха полагает возможным, чтобы мудрый и храбрый Гокурегуй и дальше оставался главой посольства?

–Не вижу никаких препятствий этому – мой собеседник понимающе улыбнулся – Мне, который блюдёт интересы Повелителя Четырёх Берегов в южных пределах Шщукабы, приходится вникать в дела соседей, в том числе и таких далёких, как Пеу. Но в столице мало кто интересуется мелкими подробностями происходящего в землях, до которых плыть десятки дней. Даже те могущественные люди, с которыми придётся разговаривать Сонаваралинге-таки в столице, не будут знать, какое высокое положение занимает он в своей родной стране.

–Благодарю моего благородного собеседника за разъяснение – улыбаюсь в ответ.

На этой ноте серьёзные разговоры закончились. Хозяин дворца, заметив, что мои спутники не едят, внимательно следя за нашей беседой, спохватился и предложил: "Ешьте угощение, друзья". Вино успело за то не очень продолжительное время, что мы потратили на выяснение всяких нюансов, успело полностью выветриться из моей головы, а накопившееся напряжение нужно снять. Я опрокинул в себя целую чашу элитной (а какую ещё могут подавать к столу столь высокопоставленной персоны) кислятины, не чувствуя вкуса, и закинул вслед за ней кусок мяса. Тагор с Гокурегуем поддержали меня. Конечно, не столь резким демаршем – первый в силу вбитой с детства установки, что благородный человек не должен проявлять в еде и питие несдержанность, а второй потому, что для папуасского желудка продукт вохейского винпрома вещь не очень привычная. Шиншой-Тушха же смотрел на то, как дикарь вливает в свою глотку неразбавленное вино, с явным интересом. И тут же решил продемонстрировать, что не хуже странного гостя умеет поглощать спиртное. Сидящий справа приближённый, тот самый, что консультировал своего правителя относительно судьбы арестованного судна, глянул на него укоризненно.

Как только выпитое ударило в голову, общение приобрело более непринуждённый характер: после небольшого обмена всякими смешными сплетнями из жизни наших островов тузтец вдруг ударился в воспоминания, при каких обстоятельствах он познакомился с Сонаваралингой-таки; господин наместник, несильно-то и слушая бывшего наёмника, принялся хвалиться своими верблюдоподобными скакунами. Узнав, что никто из нас троих не умеет ездить верхом, даже мой ручной "дикий гусь", Шиншой-Тушха тут же пожелал исправить сие досадное упущение, предложив немедленно отправиться в загон с шхишкумами. Впрочем, он вынужден был согласиться со своими приближёнными, что ночь, да ещё во хмелю, не самое удачное время для начала обучения верховой езде. Однако наместник тут же поклялся гробницами предков, что обязательно преподаст дорогим гостям с Пеу пару-тройку уроков наездничества. И стребовал со всех троих ответные клятвы, что мы обязательно воспользуемся его предложением.

Один из вохейцев, тот, который проявил удивительную осведомлённость о делах моего родного острова, обратился ко мне ни с того, ни с сего, на каком-то незнаком языке. Увидев полное моё непонимание, тут же извинился и перешёл на свой родной, который по мере того, как хмель всё сильнее бродил в голове, отчего-то становился всё понятнее. Оказывается, он вдруг вздумал представиться. Звали его Ктур-Тишва. Потом он поинтересовался про охоту на Пеу. Узнав, что у нас не водится дичи крупнее курицы, советник наместника громогласно посочувствовал и, привлекая всеобщее внимание, провозгласил, что гостей обязательно нужно пригласить на охоту.

Мне стало обидно, что какие-то "хачи" бронзововековые имеют наглость жалеть гордый народ Пеу, который ждёт великое будущее, и я начал расписывать, какая опасная дичь вымершие птицы комуси, а также наши моржетюлени. Немало добрых слов досталось и акулам. Хотя по мере окосевания ваш покорный слуга понимал хозяев лучше, вохейское шипение, наоборот, давалось всё труднее, и у меня стали срываться папуасские слова и обороты, которые приходилось переводить для хозяев Тагору. Ктур-Тишва, словно желая поддержать путающегося в языках гостя, что-то бубнил на разных языках. Тузтец, в отличие от меня понимал, чего тот хочет сказать, и параллельно с пересказом охотничьих баек в исполнении Сонаваралинги пытался отвечать полиглоту.

Покончив с описанием опасностей, подстерегающих морских охотников, я вдруг заявил, что быки витуков тоже очень страшные звери, особенно некастрированные. И озвучил планы о внедрении на нашем острове корриды. Вспомнив анекдот про «яйца корриды», добавил: «А „шары“ проигравшего будут доставаться победителю». Присутствующие усомнились: будет ли бык есть мясное блюдо. Но я заявил: «У меня – будет».

Потом заговор опять перекинулся на шхишкумов. Я всех изрядно рассмешил, начав пытать вохейцев, куда у местных верблюдов подевались горбы. Шиншой-Тушха, громко гогоча, поинтересовался: "А у ваших шхишкумов они, что имеются?" В общем, представители бронзововекой цивилизации на полную катушку повеселились над нелепыми фантазиями дикарского вождя.

Увы, всё хорошее когда-нибудь кончается.... Вот и нам пора отбывать домой. Добрый час ушёл на прощание с гостеприимными хозяевами, обсуждение культурной программы на ближайшие дни и заверения во взаимном уважении. Восьмёрка "макак", недопущенных к столу наместника, уже ждала нас на выходе из дворца. Они были, как и мы, изрядно навеселе. Оружие и доспехи сгрузили в любезно предоставленную повозку, запряжённую двойкой ослов. Туда же кинули пару самых нестойких бойцов. Остальные двинулись своим ходом. Два десятка дворцовых стражников составили наш эскорт.

Так мы и шли до особняка, пошатываясь и весело горланя, сопровождаемые меланхолично тянущими телегу ишаками и сосредоточенно топающими воинами наместника. А у ворот долго и шумно прощались с провожавшими нас стражниками. Может быть, и до рассвета дотянули бы, да Тагор, сам когда-то тянувший солдатскую лямку, из профессиональной солидарности по быстрому загнал всех внутрь и отпустил служивых. Мне он буркнул: "Им и так всю ночь в караулы ходить".

Глава тринадцатая

В которой герой чудом избегает нарушения одного своего обещания и встречает призрак из прошлого.

«Гнилая печёнка дохлого демона!» – воскликнул Кушма-Чика, вглядываясь куда-то по левому борту. Я проследил за его взглядом: ничего особенного вроде бы там нет. Ну, разве что лодка, а, нет, две лодки, на грани видимости. Капитан вперил взгляд вперёд и ругнулся ещё раз, причём куда позаковыристее первого, поминая неизвестных мне персонажей вохейской мифологии и их запутанные родственные и сексуальные связи. Ага, и по носу маячит что-то парусное. Вероятнее всего – выплыло из-за того мыса.

За два недели пути от Икутны по Внутреннему морю на север я так и не научился толком определять ни размеры, ни скорость попадающих в поле зрения кораблей, ни то, как их траектория соотносится с курсом "Жемчужной раковины". А посудин разного калибра встречалось немало: от рыбацких лодок до многопалубных громадин.

–В чём дело? – спрашиваю хозяина и попутно капитана судна.

–Пираты – отвечает тот, несколько раздражённо, оборачиваясь ко мне.

–Точно? – переспрашиваю – Откуда знаешь?

–Кому ещё нужно сидеть у нас на хвосте с утра? А теперь их дружки прямо по носу.

Я моментально отстаю от Кушмы-Чики и переключаюсь на своих орлов.

–Пираты – говорю Тагору.

–Ага. Уже знаю – соглашается тузтец – Плохо дело.

–Почему? – не понимаю.

–Ветер слабый. Вернее, вообще нет – поясняет мой ручной "дикий гусь" – До ночного "тикшала" ещё больше двух "страж". Эти почти догнать успеют. Те, что нам дорогу перерезают, и раньше доберутся. Но нападать не будут, пока все не подтянутся. Доводилось уже сталкиваться с "береговыми пастухами" – пояснил он, заметив некоторое сомнение у меня на лице.

–Отбиться сумеем? – спрашиваю.

–Сомневаюсь – вглядевшись в несколько приблизившиеся посудины, отвечает лучник – Там не меньше полусотни головорезов на каждой лодке. Числом задавят.

Теперь мне уже идея плыть как можно скорее на север, в Вохе не казалась такой уж удачной. А ведь, когда Чимрак-Шугой оповестил, что "Кыхылай" нуждается в ремонте, Шиншой-Тушха, узнавший об этом затруднении, предлагал оправиться на боевой галере – нужно было только подождать немного возвращения эскадры, патрулировавшей Южную гряду, а потом чуток потерпеть, пока проведут текущий ремонт да загрузят припасы в дорогу и полагающиеся к отправке в метрополию деньги с таможни.

Нет же, мне захотелось поскорее предстать пред очи Повелителя Четырёх Берегов, дабы завершить свою миссию и вернуться домой, к тэми. А тут как раз в Цхолтум зашёл на своём шухоне Кушма-Чика. Грех было не воспользоваться такой оказией.

Подумаешь, пришлось бы ещё лишние дней десять или пятнадцать пропьянствовать с наместником и его приближёнными да поучаствовать в паре-тройке охотничьих вылазок в предгорья. В конце концов, езду верхом на верблюдах с копьём наизготовку в компании вохейских друзей можно и потерпеть. Тем более что нам, учитывая малый всаднический стаж, подобрали животин попокладистей.

Да при виде идущих на перехват "Жемчужной раковины" пиратских шаланд даже Ктур-Тишва со своими постоянными подковыристыми вопросами уже казался вполне милым человеком: ну работа у мужика такая, подозревать всех и вся во всём на свете. Вот и в отношении вашего покорного слуги цхолтумский "особист" предполагал невесть что. От этого попытки Ктур-Тишвы говорить со мной на всех известных ему языках – вдруг я проколюсь и обнаружу знание какого-нибудь из них, и стремление поймать меня на "несоответствии показаний".

Моряки под аккомпанемент криков Кушмы-Чики и его заместителя по палубным делам возились с парусами, тщетно пытаясь поймать хоть какое-то дуновение воздуха. Увы, до вечернего бриза (или как там называется тот ветер, что меняет своё направление в течение суток) ещё несколько часов. Потому наш шухон практически стоял на месте.

Вообще, с местным климатом довольно интересно получается – на Южной гряде погода мало чем отличалась от Пеу – разве что осадков выпадает меньше, чем у нас. А после нескольких дней плавания на север как отрезало: дожди почти прекратились, ветра, возле Икутны норовящие перейти в шторма, считай, вовсе сошли на нет – иногда более суток приходилось довольствоваться только слабеньким вечерне-утренним бризом.

Вот и сейчас небо удивительно чистое – только впереди по курсу небольшое серое пятнышко случайной тучки, выглядывающей макушкой откуда-то из-за того самого мыса, за которым пряталась пиратская лодка.

Тагор принялся командовать "макаками". Те быстро и сноровисто нацепили доспехи и приготовили оружие. Десятидневное пребывание в Цхолтуме, когда шестёрке моих орлов приходилось постоянно таскать на себе панцири с наколенниками и налокотниками, не прошло даром, теперь они более-менее привыкли к защитному снаряжению и двигались в нём относительно свободно. Кушма-Чика вдруг подскочил к тузтцу и начал с ним спорить о чём-то на повышенных тонах. Мой ручной "дикий гусь", разозлено рявкнул на купца, замахнувшись обнажённым клинком. Тот сразу же ретировался на корму, к безнадёжно крутящему рулевое колесо шкиперу.

Наши лучники заканчивали цеплять на луки тетивы. Тонкетиру только что завершил процедуру приведения своего оружия в боеготовность и теперь пробовал, как оно себя ведёт, натягивая тетиву до уха, "по-укрийски".

Пиратские лодки приблизились настолько, что "джентльменов удачи" можно уже попробовать пересчитать по головам. Впрочем, особого смысла в точном их учёте не было: Тагор оказался прав в своей оценке численности "береговых пастухов" – не меньше пяти десятков в каждой лоханке. То есть полторы сотни мужиков против тридцати членов экипажа "Жемчужной раковины" и двенадцати пассажиров. Чем вооружены и защищены местные "флинты" ещё не разглядеть – оружия пока не видно, большая часть пиратов сейчас сосредоточенно, но без лишнего фанатизма работает вёслами. Гребут, как прокомментировал тузтец, вставший рядом со мной, грамотно: ровно с такой силой, чтобы успеть добраться до добычи прежде, чем задует "тикшал", но при этом не сильно вымотаться.

–Чего ругался с Кушмой? – интересуюсь у своего ручного "дикого гуся".

–Он вздумал требовать, чтобы твои люди не сопротивлялись "береговым пастухам" – усмехнулся одними губами Тагор.

–Его можно понять – говорю, а самого так и подмывает спросить: "Нам-то обязательно драться? Всё равно ведь не сдюжим против этой оравы".

Тузтец, словно прочитав мои мысли, добавил: "Я ответил ему, что позор для воинов и вождей сдаться без боя. Пусть берут в плен тех, кого пощадит судьба".

Я ничего не ответил, продолжая смотреть с тоской на приближающие пиратские лодки. Выбора особого нет: приказать сдаться своим людям – верная политическая смерть. А предстоящий бой с "береговыми пастухами" – с высокой вероятностью смерть физическая. Так, что извини, тэми, мне, кажется, придётся нарушить своё обещание вернуться....

До проклятых посудин с "работниками абордажной отрасли" всё меньше. Моряки, бросив бесполезную возню с парусным оснащением, попрятались кто куда. Не все впрочем – четверо прихватив топоры и клинки, присоединились к нашему посольству.

–Что они делают? – спрашиваю, заметив непонятный манёвр лодки по носу: гребцы вдруг начинают поворачиваться к нам бортом. Если таким образом готовятся к стрельбе, обеспечивая максимально широкий фронт своим лучикам, то несколько рановато – судно сейчас находится на самом пределе дальности полёта стрелы.

–Не знаю – Тагор тоже ничего не понимает. Меж тем экипаж, развернув лодку, стремительно гребёт в сторону берега. Причём делают это "джентльмены удачи" заметно шустрее, чем нас догоняли.

Впрочем, через пару минут все вопросы отпали. Я бы тоже на месте пиратов рванул что есть мочи. Да и на нашем собственном тоже. Если бы ветер позволил. А так только оставалось смотреть, как удаляются лоханки "береговых пастухов".

Странно, только теперь мой слух начал различать монотонный звук, который медленно нарастал невесть сколько времени. Ага, когда его источник стал видим. И одновременно причина того одинокого низко висящего облачка.

–Что это? – задаю, в общем-то, риторический вопрос тузтцу.

–Тюленеловы – отвечает тот.

Ну и правильно, чьим ещё может быть длинный и узкий корабль, оставляющий за собой полосу сизого дыма, вылетающего из двух низких труб. Идёт не так уж быстро – такое ощущение, что пираты, догонявшие нас недавно, двигались быстрее.

Я внимательно рассматриваю палеовийца: серого цвета борта и надстройки, две высокие мачты с убранными парусами, на корме и носу башни с торчащими орудийными стволами. Крейсер, броненосец, миноносец? Не знаю, подробности военно-морских дел никогда не были предметом моего интереса – так, десяток прочитанных в детстве книг про морские приключения, где я больше внимания уделял приключениям, нежели подробностям вроде правильной терминологии или тактико-технических характеристик кораблей.

–В Кабиршу идёт, наверное – прокомментировал Тагор, провожая взглядом проплывающую в нескольких "перестрелах" перед нашим носом громадину: Даже "Жемчужная раковина" перед ним сущая скорлупка, не говоря уже о пиратских лодках.

Палеовийский корабль медленно уходил на юго-восток, оставляя за собой клубы дыма и расходящиеся клином волны, от которых палуба под ногами начала ощутимо раскачиваться. "Береговые пастухи" уже исчезли из поля зрения – надеюсь, они достаточно напуганы, и у нас будет время до вечернего бриза.

Словно услышав мои мысли, местный Морской Владыка сжалился над бедными путешественниками с далёкого южного острова и послал ветер – не ту жалкую пародию, что дует обычно в это время года несколько часов в сутки, а настоящий, пусть и задувающий едва-едва. Но и этого хватило, чтобы наполнились паруса. Моряки Кушмы-Чики тут же принялись возиться с такелажем, стараясь придать ему наиболее удачную конфигурацию, чтобы корабль смог набрать максимальную скорость, сохраняя при этом направление близкое к нужному нам северному. Впрочем, здесь основная работа будет на стоящем за рулём штурмане, задача которого прокладывать курс галсами – если я правильно помню слово, означающее ломаный маршрут при ветре далёком от попутного. Благодарение духам покровителям, что сейчас задувает с юго-запада, а не как пару дней назад, почти с севера. Вот тогда Кутна-Чика помучался. А вместе с ним и вся команда.

Хозяин "Жемчужной раковины" закончил бормотать себе под нос благодарственную молитву (я чётко разобрал имена пары вохейских богов из числа ответственных за морские просторы и удачу) и, с завистью во взгляде проводив палеовийца, сказал вслух: "Хорошо тюленеловам, им ветер ловить не нужно".

–Как они так ходят? – изображая невежественного дикаря, интересуюсь у Кушмы.

–Не знаю – отмахнулся он – У своих друзей-тенхорабитов спроси. Они больше моего должны знать.

У тенхорабитов, так и тенхорабитов. И я, отловив Хиштту, начинаю ломать комедию о диком папуасе, только что слезшем с пальмы. Тот, выслушав мои вопросы, ответил коротко: "Машщини". Ладно, придётся довольствоваться и этим. Тем более что для меня главное не ответы, а сами вопросы, которыми вынужден мучить добрых людей ради конспирации.

Меж тем, ветер потихоньку усиливался, и наш шухон бежал всё быстрее. И моряки, и хозяин, и пассажиры повеселели – теперь уж «береговые пастухи» на своих лодках точно не сумеют догнать «Жемчужную раковину»

"Если так будем идти, то к утру в Шутир-Шуфу придём" – довольно сказал Кушма-Чика. Я понимающе кивнул. Карты Внутреннего моря мною были изучены довольно подробно – с многочисленными пояснениями хозяина корабля и его троюродного родственника-штурмана. Согласно им, столица Тоута находилась почти на самом севере острова. А от неё до стольного града Шущим-Вохе двое суток пути. А при таком ветре, как сейчас, и того меньше.

Я бы с превеликим удовольствием не заворачивал нынче на родину Шонека, отложив визит туда на обратную дорогу – как раз к тому времени достроят заказанные корабли. Но Хиштте нужно превратить в звонкую монету те расписки, которые не удалось обналичить в Цхолтуме – по каким-то причинам в Шутир-Шуфе делать это выгоднее, чем в Вохе. Кроме того, следует нанести пару визитов старым приятелям Вестника: знакомства с приближёнными тоутского царя лишними не будут. Да и Тшур-Хапоя не мешает повидать. Ему и Кушме-Чике, кстати, нужно ещё и долю в "Оловянной компании" выплатить.