Текст книги "Я, Великий И Ужасный (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 27 (всего у книги 31 страниц)

Если честно, я уже почти смирился с постоянным смешением своего кармана с государственным – лишь бы такой вот щедро делящийся с братьями и племянниками тянул свои должностные обязанности. Но увы, тех, кто мог нормально организовать сбор натуральных налогов с ганеоев и последующую доставку продовольствия на рудники или в столицу либо собрать податное население на строительство дороги или ирригационного канала да проследить, чтобы работа двигалась, было среди коренных обитателей Пеу негусто. На небольшие шалости подобных ценных кадров с вверенным им имуществом приходилось смотреть сквозь пальцы, фиксируя большие и малые грешки на всякий случай – вдруг понадобится убрать человечка с занимаемой должности из соображений политического характера, дабы ослабить влияние или не допустить усиления той или иной клики "сильных мужей".

"Уточни у Тикхо и Курод-Чихоя сколько они могут поставлять тканей. И какое количество меди потребуют взамен" – приказал я Кутукори – "Если на одежду воинов первого цаба регои-макаки нужно будет меньше ткани, чем предлагают они вдвоём, будем брать у того, кто попросит меньше".

Денежная система на острове всё ещё находилась в таком же состоянии, как и товарно-денежные отношения – то есть в зачаточном. Производство на рынок среди папуасов распространялось достаточно медленно, в основном преобладали прежние отношения "соседского" или "дружеского" обмена, когда вещи не имели чёткого выражения друг в друге, и тем более – в монете. Исключение составляли, кроме сделок внутри тенхорабитской общины, только те поставки или услуги для государственных нужд, которые осуществлялись не на основе выплаты дани и обязательных работ. Но таковых было не столь много: кроме одежды горнякам у частников покупали недостающий древесный уголь для выплавки меди и железа. С прошлого года этот список пополнился строевым лесом – после того, как на остров прибыла почти в полном составе артель корабельщиков с запада Вохе, начавшая сооружение небольших судов каботажного плавания, управляемых командой из шести-восьми человек и перевозящих до пятисот "мер" груза.

Кушма-Нубал просил разрешения Сонаваралинги-таки на отпуск с железоделательного завода чугунных вальцов для новой бумажной мельницы, обещая, в случае удовлетворения сей просьбы, рассчитаться поставками бумаги для нужд делопроизводства. Кроме того, он клятвенно уверял меня, что многократно увеличит общее производство на своей мануфактуре и наконец-то полностью обеспечит потребности школ. Я выругнулся про себя: неужели даже такую мелочь не способны решить самостоятельно, без участия второго лица в государстве? Хорошо ещё хоть Ньёнгно последнее время перестал доставать с каждой головой КРС – куда её направлять.

Отчёт жрецов мархонского храма Тобу-Нокоре я прослушал с интересом – длинный ряд цифр, указывающих численность обитателей земель Западной равнины, разумеется, сразу же выбросил из головы (надо будет, посмотрю в бумагах), а вот итоговую цифру, а также распределение населения между контролируемой территорией и областями, где власть типулу-таками номинальная, запомнил. К первым относились: Хон с Вэем, с каждым годом всё сильнее втягивающиеся в торговлю с чужеземцами и внутриостровные транзитные перевозки, а также нуждающиеся в рынках сбыта для своей ремесленной продукции и в поставках металла с казённых мануфактур; Текок, "сильные мужи" которого после трёхлетней давности кровопускания притихли окончательно; Кесу, где при формальной власти "друга Ботуметаки" заправлял всем дуумвират Длинного и Кано, заодно представляющий власть Солнцеликой и Духами Хранимой в завоёванных силой Талу и Кане. Ну и, разумеется, Бунсан с Тинсоком.

В Кехете, Темуле, Сунуле и Тесу ещё сохранялись старые порядки с властью местных таки и папуасской вольницей и бардаком. Хотя наиболее умные из тамошних вождей и старейшин догадывались о грядущей судьбе своих земель – захват Кане с лишением семейства тамошнего Главного Босса даже той видимости власти, как в Кесу, как бы намекал, чего стоит ожидать от полубезумного сонайского колдуна.

Нечто промежуточное являл собой Ласунг. Хитрый жук Раминакуитаки по моему примеру (и с помощью "макак") прижал к ногтю подчинённых. Сохранив полную независимость во внутренних делах, действовал он сугубо в русле новых веяний: ласунгский участок грунтовки Тенук-Ласу-Хопо построил силами своих подданных (в немалой мере – приговорённых к "улагу" "сильных мужей"), открыл в своей столице первую школу, разводил витуков, не препятствовал переселению ганеоев в Болотный край (хотя здесь он в основном старался уменьшить количество данников у наименее лояльных старост и вождей), активно участвовал в обмене продуктов земледелия, собираемых с подданных, на металлические изделия.

В общем, жили мы с ним душа в душу – дядя Рами, усвоив, чего от него угодно Сонаваралинге-таки, старательно внедрял новое и прогрессивное, тем более, что это всё правителю Ласунга приносило свой профит.

Увы, его старшие сыновья не обладали чутьём отца, благодаря которому тот в своё время ухитрялся удержаться у власти и не втянуть подвластные землю в междоусобную войну. И сдаётся мне, придётся рано или поздно действовать в землях ближайших родственников типулу-таками по кесскому или канейскому сценарию. Главное, чтобы этот пройдоха протянул достаточно долго, чтобы выросли и возмужали его младший сын и трое внуков, учащиеся в Обители Сынов Достойных Отцов. Причём, в отличие от потомства иных региональных предводителей, Раминакуи отправил их не в качестве заложников, а именно получать образование.

Впрочем, я не собираюсь слишком спешить с объединением Пеу: нет ничего сложного в том, чтобы за пару-тройку лет захватить всю Западную равнину военным путём, но гораздо сложнее удержать захваченное от сползания обратно в сепаратизм снизу доверху. Лучше уж пока довольствоваться тем, что уже твёрдо контролирую, и создавать экономические предпосылки для создания централизованного государства и пропускать отпрысков тамошних "сильных мужей" через мархонскую школу, воспитывая из них будущую "пятую колонну".

Совместное творчество Шонека и Тагора, посвящённое описанию достижений и проблем питомника папуасской элиты, не содержало ничего нового: количество принятых в этом году учеников, информация о парочке балбесов, на которых уже махнули рукой. По-хорошему гнать их нужно поганой метлой, но высокий статус родителей заставлял держать таких до конца пятилетнего на данный момент срока. Подробно Вестник расписывал возможную судьбу полутора десятков пятнадцати– шестнадцатилетних ребят, которые отучились полный курс. Большинство из них, как и предполагалось, вливаются в ряды "макак" в ранге "тупису" – пока что на полгода, а там, как себя зарекомендуют. Долго мурыжить в столь низких чинах получивших неплохое образование и военную подготовку никто не собирался, тем более, что у меня в планах разворачивание в ближайшие несколько лет трёх полноценных батальонов "регои-макаки". Несколько наиболее толковых определены в писцы при дворе типулу-таками, и их следовало ожидать в Тенуке в ближайшие дни.

Особняком стояли два выпускника. Кехетец Тилоре, сын Ротокурегуя, давно уже проявлял интерес к учению Света и Истины, и Шонек просил разрешения отправить юношу на Тоут, дабы он смог продолжить изучение тенхорабубу у лучших его знатоков. А сын старосты из хонской деревни по имени Тунимуй всю учёбу живо интересовался животными и растениями, постоянно вытягивая из учителей-чужеземцев подробности о заморских деревьях, кустарниках и зверье, а также возясь с витуками под присмотром Ньёнгно. Вестник даже для него выписывал из Вохе и Тоута книги ирсийского изготовления. Теперь же наставник предлагал устроить подающему надежды дарованию командировку в Страну Чёрных для знакомства с тамошней флорой и фауной, а также приёмами обращения с домашними животными и культурными растениями. В общем, Пеу-Даринга вполне может обзавестись своим собственным не то агрономом-зоотехником, не ботаником-зоологом. Я усмехнулся: на «ботаника» парнишка совсем не тянул – живой, подвижный, за словом в карман не лезет, да и в драке за себя постоять способен.

Зачитанный моим секретарём отчёт Кахилурегуи, чьи должностные обязанности фактически сводились к руководству столичной полицией, вновь заставил помрачнеть. В самом начале ещё можно было найти юмор, когда сотник тенукских регоев описывал реакцию населения на вводимые меры санитарного характера и, в особенности, на организацию селитряных ям.

Хотя, с другой стороны, здесь смех сквозь слёзы. Ну, волокита со строительством уличных водопроводов, обустройством нормальных дорог с мостками через ручьи и овраги и канавами для стока воды, равно как и бессознательное, но, тем не менее, упорное, нежелание не выбрасывать мусор за порог хижин были ожидаемы, и оставалось только уповать на то, что рано или поздно жители Тенука примут данные нововведения, подобно тому, как приняли их обитатели Мар-Хона, рудничных посёлков и новых селений на осушаемых землях.

Гораздо хреновее было сопротивление моей попытке запустить сбор очень важного компонента для производства пороха. Причём здесь главным был страх папуасов, что продукт их жизнедеятельности колдуну Сонаваралинге нужен для каких-то злокозненных дел. И настроения среди народа весьма нехорошие.... Не хватало ещё войти в историю нашего острова государственным деятелем, в эпоху которого случился "дерьмовый бунт". Или "дерьмяной"?

Вторая же часть отчёта вообще наводила на мрачные мысли. Создаваемые мигрантами-тенхорабитами в столице и окрестностях ремесленные мастерские и мануфактуры притягивали массу желающих заработать на них не только из ближайших деревень, но и со всей Западной равнины. Учитывая, что родные места у папуасов покидала, мягко говоря, не самая благонамеренная публика, резко возросла преступность. Хотя точнее будет сказать: "появилась". То есть, конечно, среди тенукских жителей случались и драки, вплоть до смертоубийства, и кражи бывали. Но всё обычно происходило "на виду", когда виновные известны, и решались конфликты в соответствие с заведённым укладом: чрезмерно разухарившихся драчунов обычно приводили в чувство и наказывали свои же, убийцы либо платили виру, либо удалялись в бега, воришек выявляли и нещадно секли, особо упорствующих в желании присваивать чужое имущество могли и отправить кормить рыбу по тихому, и их родня в таких случаях, как правило, не слишком уж рьяно искала виновных.

Но в последнее время столицу наводнили сотни чужаков, селящихся либо рядом с мастерскими, дающими им работу, либо на городских окраинах. Пришельцы норовили сбиваться в группы и натуральные шайки, обычно состоящие из земляков или сородичей, но зачастую, включающие выходцев из разных краёв. Многие не находили себе занятия у хозяев ремесленных заведений и жили непонятно как и на что. То и дело вспыхивали конфликты: то между разными сообществами "гостей", то между пришлыми и коренными тенукцами. Кражи стали практически обыденностью, молодым женщинам и девушкам рядом с местами обитания "гастарбайтеров" появляться было просто опасно. Да что там говорить: даже регои Кахилурегуи предпочитали навещать наши "фавеллы" не менее чем десятком и во всеоружии.

Мрачнеть меня заставляла даже не текущая ситуация, а осознание того, что это только первые тревожные звоночки: пока ещё процесс урбанизации и пролетаризации населения протекает в патриархальных и весьма умеренных формах, общинная собственность на землю, разветвлённая система родственных отношений и традиции взаимовыручки защищают папуасов от разорения. Но что будет, когда яд торгашества разольётся по всему Пеу, разрушая прежний уклад жизни?

Причём, если бы только начальник столичной полиции сообщал о возникающих буквально на глазах рассадниках преступности – практически то же самое творится в Мар-Хоне и в зоне рудников.

Жалобы и прошения со всех концов Западной равнины как раз отчасти и отражают данную нехорошую тенденцию. О, предки-покровители, сколько же подданные Раминаганивы пишут. И это сейчас, когда грамотных на весь остров и пары тысяч не наберётся. Страшно представить каков будет вал корреспонденции, когда писать и читать станет большинство.

Я слушал в полслуха: быстрее бы закончили работу над составлением свода законов Пеу-Даринги, чтобы можно было свалить судебные функции на назначаемых типулу-таками или выбираемых общинами чиновников. Увы, до сих пор конца-края завершению фиксирования на бумагу и систематизации папуасского традиционного права не видно. Кутукори, уловив мой настрой, прочитывал послания скороговоркой. Я кивал головой.

"Стой" – смысл очередного письма дошёл не сразу. "Повтори" – приказываю. Секретарь послушно начинает заново зачитывать: "Пишет Сонаваралинге-таки Хчит-Дубал из Вохе-По".

–Не помню такого – с сомнением говорю. Тенхорабитов на Пеу перебралось уже с полтысячи, но взрослых мужчин среди них насчитывалось меньше сотни, и практически каждый попадался мне на глаза.

–Хчит-Дубал, сын Дуака-Дубала – поясняет мне Кутукори, найдя что-то в тексте.

Отца автора письма помню: здоровый мужик, кузнец, кстати. Обитатели Вохе-По ещё выторговали его к себе в деревню – дескать, поселение немаленькое, свой мастер нужен. И я скрепя сердце вынужден был согласиться, хоть и стремился всех умеющих обращаться с металлом мигрантов направлять к Чираку-Шудаю.

–Сколько же ему дождей?

–Наверное, пятнадцать или шестнадцать – отвечает бунса. Вполне взрослый по меркам этого мира парень. Хотя всё равно, без главы семьи он рта перед старшими раскрывать не должен, не то, чтобы писать премьер-министру страны. О чём я и говорю секретарю: дескать, чего-то тенхорабиты свою молодёжь подраспутили.

–Нет, Сонаварагалингатаки – возражает Кутукори – Хчит, сын Дуака пишет с позволения отца и по настоянию старосты Курота-Набала.

А это уже интересно. Чего такого важного может сообщить молодой пацан, что глава общины даже не одобрил сиё письмо, а потребовал его написания.

Мой секретарь меж тем начал зачитывать собственно послание: "Восьмого дня от рождения луны, предпоследней от нынешней, я, Хчит-Дубал, сын Дуака-Дубала, вместе с друзьями Бухщух-Набалом и Тишпотом-Шитхой странствовал в горах, отделяющих берег, на котором милостью Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками Раминаганивы и стараниями почтенного Сонаваралинги-таки расположено наше селение с полями и прочими угодьями, от владений сонаев. Целью нашей был поиск разных камней и прочих произведений земли, кои можно использовать с пользой в ремесле или земледелии. В горах тех мы набрели на пещеру, заселённую несметным множеством летучих мышей. Из рассказов старших я помню, что именно в таких пещерах можно найти горючую соль "нитхурати", идущую для изготовления огненного зелья для "палевийских жезлов". Зная, что Сонаваралингатаки озабочен изготовлением сего огненного зелья, мы с друзьями набрали столько земли с пола пещеры, сколько смогли унести в своих мешках. Дома, в Ухрат-Уме, я, следуя советам из книг, описывающих получение "нитхурати", выделил из принесённой земли несколько пригоршень белой соли, горькой на вкус, навроде морской, но всё же отличающейся от неё. А вела себя эта соль подобно "нитхурати". Мешочек полученной мною соли я прилагаю к своему посланию почтенному Сонаваралинге-таки".

–Где мешочек? – тут же спрашиваю Кутукори.

–Здесь где-то должен быть – отвечает секретарь.

–Отослать его и список с этого письма Чирак-Шудаю, дабы тот передал мастерам, занимающимся приготовлением огненного зелья для "палеовийских жезлов". Если это то, что нужно, пусть сообщат мне. Я тогда переговорю со старейшинами Сонава насчёт добычи этого "нитхурати".

Удача-то какая. Мастера-оружейники говорили, что селитру, кроме как весьма неаппетитного способа из отходов и отбросов, можно добывать в пещерах, облюбованных летучими мышами. Но я почему-то полагал, что у нас на Пеу рукокрылых не водится. Оказалось, ошибался.... Там, небось, ночные летуны веками гадили, накопив толстый слой солей азотной кислоты.

"И ещё" – добавляю – "О письме сём никому ни слова. И Чирак-Шудаю напиши, чтобы он и его люди помалкивали". Не зачем нашим друзьям-вохейцам знать пока о найденных запасах селитры. Потому для конспирации и отвода глаз программу её получения из дерьма подданных сворачивать не будем. Тем более, не известно, сколько там той селитры – может, всего пара-тройка центнеров. В то время как один человек в год способен гарантированно произвести (если верить вохейскому опыту) одну или две сотых "четверти" ценного сырья. Если удастся утилизировать продукты жизнедеятельности хотя бы половины населения Западной равнины, то можно собрать несколько сотен "мер" нитратов. Сейчас же счёт идёт на жалкие килограммы.

Глава восемнадцатая

В которой герой приступает к осуществлению коварного плана, но в самом начале его отвлекают тревожные известия..

-Хорошо, Сонаваралингатаки – повторяет, наверное, двадцатый раз за не столь уж и долгий разговор мой собеседник, пожимая плечами.

– Что ты должен сказать почтенному Кушме-Шушче? – экзаменую напоследок своего агента.

–Я должен сказать сотнику Кушме-Шушче, начальнику охраны господина Мудаи-Хитвы, посланника Повелителя Четырёх Берегов Тишпшок-Шшивоя, да будут благосклонны к нему боги, следующее: "Старший писец Тхурва-Шурым вместе с нечестивыми почитателями солнечного круга занимается воровством и перепродажей в Страну Чёрных чибаллы, коею богами хранимый и опекаемый господин наших судеб делится со своей младшей и любимой сестрой, местной правительницей. Будучи верным слугой Повелителя Четырёх Берегов, да пребудет с ним благословение богов, я считаю своим долгом донести о данном обмане. Обращаюсь к сотнику Кушме-Шушче, будучи уверенным в его честности и непричастности к этому воровству".

–Как ты узнал о нехороших делах с чибаллой, Чиншар-Шудо? – продолжаю проверять, насколько хорошо выучил свою роль худощавый вохеец с бегающими глазами.

–Я служу капитаном на фошхете, принадлежащем типулу-таками Раминаганиве. Мы перевозим разные грузы. В том числе, часто чибаллу в Тин-Пау, на юге острова. И там недавно увидел, как её грузят на тагирийский корабль.

–Ладно. Иди – говорю. Чужеземец, известный по всему западному побережью Пеу как Чиншар-Шудо, встал с циновки, поклонился и исчез за дверью. Я же остался сидеть в классной комнате "вохейского дома". Занятий в Обители Сынов Достойных Отцов пока не было: шли "длинные" каникулы, ученики отправились практически в полном составе в ознакомительный поход по рудничной зоне. А первый выпуск моего "питомника элиты" приступил к служению Великому Пеу.

В общем-то, официально именно на торжественное мероприятие в связи с выходом во взрослую жизнь тринадцати будущих офицеров и чиновников, а также священника и "ботаника" мы с Солнцеликой и Духами Хранимой и прибыли в Мар-Хон. Ну а что попутно я имел множество бесед с самыми разными людьми, вполне естественно – работа у Сонаваралинги-таки такая.

Приём капитана одного из принадлежащих казне кораблей каботажного плавания выглядел на фоне череды посетителей вполне буднично. Как и отсутствие при разговоре моего верного секретаря – ну не всегда Кутукори может быть возле босса, ему и поесть нужно, и в туалет сходить. А что общение с Чиншаром-Шудо затянулось несколько дольше обычного – так все знают о любви полубезумного полусоная к рассказам заморских чужаков о далёких землях.

Ведь как будто чуял я, когда в первые же месяцы "дружбы" с Тушхами перестроил систему работы с оловом. Все те, кого окружающие знали как "моих людей", от контроля за его перевозкой из Мар-Хона в Тин-Пау и погрузкой на тагирийские корабли были отстранены. В Тинсоке заведовал всем Падла-Шурым, двоюродный брат старшего писца при вохейском посольстве. А здесь отправкой металла на юг рулит Тубомуй, один из самых горластых поборников независимости Вэйхона. Причём распоряжения об отгрузке слитков он получает от помощника посла.

Разумеется, на всех этапах транспортировки было кому приглядеть за подставными фигурами, мнящими себя важными шишкам. Непонятной национальности и неясной биографии чувак, назвавшийся при появлении в мархонском порту Чиншаром-Шудо, один из таковых. Большинство из сталкивающихся с ним купцов, тенхорабитов и служащих нам наёмников были уверены, что назвавшийся вохейским именем не то тоутец, не то ещё кто, ранее промышлял непостыдным для настоящего мужа промыслом "берегового пастуха". А на Пеу он оказался, скорее всего, спасаясь от властей. Что выглядело вполне правдоподобно. Для пиратов Внутриморья настали нелёгкие времена: вохейцы, практически запертые в Шщукабе тюленеловами, от этого зверели и вымещали злобу на бедных "джентльменах удачи", мешающих, дескать, торговле. Добавьте к этому массовое вооружение царских кораблей пушками, в случае меткого выстрела разносящими в щепки баркасы бронзововековых флибустьеров, и "береговым пастухам" можно было только посочувствовать. Если бы я не помнил ощущение бессилья и отчаяния, когда где-то возле Тоута смотрел на приближающиеся пиратские лодки. Так что не жалко мне тамошних "флинтов" с "сильверами".

Чиншар-Шудо оказался в Мар-Хоне в самый подходящий момент – только что на воду спустили первый фошхет, и шёл набор команды. Шонек оповестил меня, что должен прибыть надёжный человек, сведущий в морском деле. А я как раз искал тайного агента для присмотра за перевозкой чибаллы. Потому после беседы с новеньким тенхорабитом в присутствии Вестника предложил ему поработать в таком качестве. Тот тут же согласился.

Дальше осталась сущая формальность: Хурак-Чикна, дослужившийся в Оловянной компании до капитанской должности на одном построенных в Тоуте шухонов, и как раз находящийся на Пеу, проэкзаменовал вновь прибывшего и выдал своё заключение – кандидат вполне способен справиться с обязанностями командира каботажного судна.

Возил он разные грузы: корнеплоды из Тинсока, медь с бронзой и железо из Талу, соль из Ванка, ну и частенько олово из главного порта нашего острова – как поближе к рудникам, так и на юг, на перевалочные склады в Тин-Пау. Будучи человеком общительным, легко заводил друзей по всему побережью, а потихоньку оброс и клиентурой: одному привезти пару металлических ножей, для другого передать связку ракушек или редких перьев дальнему родственнику в нескольких днях пути, третьего подбросить до Мар-Хона.

Делал человек свой маленький бизнес помимо работы на Солнцеликую и Духами Хранимую, слушал и смотрел, что где происходит. И, разумеется, никто не знал о его связях с Людьми Света и Истины, а также то, что чужеземец, которого всюду принимают как своего, по заданию Сонаваралинги-таки собирает информацию, особенно внимательно следя за всем, что связано оловянной контрабандой. А теперь пришло время запустить отставного пирата-тенхорабита в игру.

Я решил отказаться от первоначальной идеи слить информацию о роли подчинённого в перепродаже чибаллы непосредственно Мудае – пусть Чиншар-Шудо скормит выгодную мне версию событий третьему чину в посольской иерархии. А уж Кушма-Шушча, принадлежащий к той же придворной партии, что и господин посол сам думает, как поступить – докладывать непосредственному начальнику или же действовать через его голову.

Разумеется, я не мог не оповестить о грядущих событиях Хиштту. Ему уже послано подробное послание. Не от моего имени, конечно, а от лица некоего местного контрагента из числа тенхорабитов, который пишет своему единоверцу, что, дескать, оказывается, нехорошие люди из числа вохейцев и жителей острова несколько лет обманывали Повелителя Четырёх Берегов и его любую младшую сестру, присваивая и похищая для перепродажи врагам Вохе большую часть чибаллы, которую позволением господина наших судеб разрешалось закупать для нужд бронзолитейного дела Пеу-Даринги. И он предупреждает Хиштту и прочих, связанным с доставкой олова из Кабирши на Пеу, как бы и им не пострадать из-за воровства и измены этих негодяев. Так, что, дескать, будь острожен, собрат.

Хоть и было немного боязно начинать операцию "Слив", но, по здравому рассуждению, особых неприятностей для себя лично и населения острова ожидать не приходилось. Последние три года я сам и открыто связанные со мной люди от всех махинаций с оловом держались подальше: здесь, на Пеу всем рулили Шурымы и несколько привлечённых ими местных, Тушхам их долю за крышевание передавали через тагирийские меняльные конторы в Тоут, Хиштта также получал нашу долю расписками, превращая их в звонкую монету на родине Вестника Шонека. А на наши нужды деньги по Внутриморью перемещались в основном в виде портретов Повелителя Четырёх Берегов, переходя через несколько посредников, о чьей связи с тенхорабитами зачастую никто не подозревал.

В Стране Чёрных же концы искать вохейцы замучаются. А даже если лазутчики из Охраны Царских Печатей и смогут что-то нарыть, то всё будет указывать на семейство Тушха и неких мутных личностей, связанных с тенхорабитами. Ну а Людям Света и Истины не привыкать выступать в роли козлов отпущения. Я ещё, небось, и выиграю от возможных репрессий против сектантов – гонения на "тагирийских шпионов" запросто могут усилить миграцию на Пеу.

Если же потянуть за ниточку, ведущую через старшего писца и его кузена, то и здесь сильно много не раскрутят: эти двое вроде бы не идиоты, чтобы тащить за собой высокопоставленных лиц. Но чтобы было наверняка, я уж постараюсь при аресте довести до их сведения версию, коей следует придерживаться – всё равно начальник посольской охраны не станет задерживать подозреваемых без моего ведома. Если с Тхурвой Кушма-Шушча чисто теоретически ещё мог попробовать разобраться сам, то на двоюродного братца крысёныша, потребуется санкция типулу-таками или Сонаваралинги-таки, поскольку тот официально работает заведующим государственными складами в Тин-Пау. Учитывая, что "паковать" всех подозреваемых нужно одновременно, чтобы никто не успел удариться в бега, мимо меня ничего произойти не сможет.

Ну и даже если дело примет совсем скверный оборот, и всплывёт информация о причастности властей Пеу к контрабанде стратегическим сырьём, то самое страшное, что грозит мне и острову – разрыв дипломатических и торговых связей с Вохе. Вряд ли Тишпшок-Шшивой станет посылать экспедицию, чтобы покарать обманувших его варваров – не в том сейчас его держава состоянии. Что до Тушех, то, как они будут выкручиваться при самом неприятном сценарии – это их проблемы. Если огребутся "по полной", плакать не буду: в конечном, счёте, они сами навязали нам свои услуги по "крышеванию" оловянной афёры.

Завтра Солнцеликая и Духами Хранимая намерена отправиться в прогулку по акватории Хонского залива. На корабле Чиншара-Шудо. С заходом в несколько прибрежных поселений и пикником. Так что обсудить с капитаном его роль время ещё раз будет.

После тайного агента пошли косяком хонские и вэйские обыватели со своими нуждами и предложениями. Сегодня среди них преобладали желающие известить об очередном месторождении помёта летучих мышей. Оказалось, не такая уж и редкость это на Пеу: и сами рукокрылые, и места их обитания – как жилые, так и заброшенные. Самое забавное, я сам не раз сталкивался и с живыми ночными летунами, и кости их имел возможность лицезреть, но принимал их за каких-то мелких птиц: в темноте или сумерках попробуй, разбери, кто там проносится мимо тебя на бешенной скорости, а в анатомии я не настолько силён, чтобы, бросив взгляд на скелет, понять, какой живности он принадлежал.

Попытка сохранить всё шито-крыто, разумеется, провалилась: кто выболтал абсолютно секретные сведения про "мышиные" пещеры, так и осталось не известным, но уже через неделю после того, как письмо юного Хчита-Дубала с сопроводительными бумагами ушло к Чираку-Шудаю, остров накрыла эпидемия "селитроискательства". Попытка выяснить виновника "утечки" ничего не дала – по иронии судьбы мои папуасы, не умея держать язык за зубами в отношении государственных тайн, обладали просто удивительной способностью не сдавать тех, кто разглашает эти самые тайны. Иногда даже начинало казаться, как в том анекдоте, что "место проклятое", и сам остров или его духи-покровители не умеют хранить секреты.

Так что до вохейского посольства информация о наличии на Пеу запасов селитры уже дошла. И Мудая-Хитва с подачи своего зама успел заявить: "Делиться надо". Ну, то есть, сказал отставной гвардеец несколько более витиевато. Но смысл такой. Ничего не оставалось, кроме как пообещать представителю Старшего Брата – когда добыча нитратов будет поставлена на поток, часть их непременно пополнит арсеналы Тишпшок-Шшивоя. В обмен же я попросил "хороших громовых жезлов". Под последними подразумевались ружья, изготовленные с использованием ирсийских труб. На это Тхурва-Шурым в частной беседе пообещал донести просьбу "младшей и почтительной сестры" Повелителя Четырёх Берегов до вышестоящего начальства. Причём шансы на положительное решение вопроса (в случае регулярных отгрузок выделенной из помёта летучих мышей соли) крысёныш оценивал довольно высоко.

Такое ощущение, что вохейцы селитру готовы приобретать на любых условиях, коль согласны даже самое современное оружие поставлять в обмен. Я поинтересовался между делом у Чирак-Шудая, не известны ли ему какие способы связывания азота. На что тот ответил, с демонстрацией соответствующей страницы из учебника по химии. Мельком увиденные уравнения реакции несколько озадачили: из карбида кальция получали какой-то нитрид или что-то похожее, а из него уже выделяли аммиак. Температуры высокие, но никаких запредельных давлений и замудрёных катализаторов не требуется. Непонятно, почему в моём родном мире такой простой метод не применяли вместо Габера-Боша. Вот только данная технология в условиях Пеу малоприменима из-за намечающегося дефицита древесного угля и полного отсутствия каменного.

На четвёртом или пятом обращении, касающемся «нитхурати», я не выдержал и приказал: «Хватит. Просмотришь потом все письма, касающиеся обиталищ ночных летунов. И передай их Турваку-Шутме, пусть тот сам разбирается со всем этим и устраивает сбор и очистку „горючей соли“. Насчёт вознаграждения для нашедших залежи, я подумаю. Если у Турвака нет времени, пусть привлекает на помощь... ну хотя бы Хчита-Дубала. Парнишка толковый вроде бы».

Кутукори согласно пожимает плечами: юный Дубал удостоился моей личной аудиенции, впечатление произвёл самое благоприятное – довольно смышлёный и образованный. Статью же обещает пойти в папашу Дуака – тот, конечно, при небольшом росте, в плечах раза в два шире, чем отпрыск. Ну, какие его годы. В свой родной деревне Хчит развернул целую мануфактуру по очистке селитры и переводу её в калиевую форму, вот пусть и в более густонаселённых местах организует новую отрасль ремесла.