Текст книги "Я, Великий И Ужасный (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 31 страниц)

Кано тут же начинает распоряжаться насчёт сопровождающих для заморских гостей. Несколько минут занимают взаимные расшаркивания и реверансы, и вохейцы отбывают восвояси, то есть в бараки на берегу. Назначенные сонаем в качестве провожатых "макаки" тащат несколько громадных корзин с мясом и сладкими корнеплодами. "Чтобы уважаемым гостям было чем подкрепиться утром" – комментирую на прощание.

Наконец чужеземцы покинули нас – даже Хиштта. Но тот просто сопровождает гостей в качестве переводчика, на всякий случай, до места ночлега, где передаст в руки Тагора. И я могу приступить к выяснению: что же такое творится в "датском королевстве", на Пеу то есть. Зная своих папуасов как облупленных, понимаю всю бессмысленность расспросов прямо здесь, на пиру: получу море ответов от всех сразу, но только не хором, а в разнобой. Потому объявляю торжественную часть трапезного мероприятия завершённой, но не запрещаю желающим продолжать банкет, так сказать, в частном порядке. А затем командую Гоку, Кано, Ванимую и ещё нескольким наиболее толковым из присутствующих следовать за мной. Направляюсь к кирпичному зданию, ещё до моего отъезда получившее практически официальное наименование "Вохейского" или "Заморского" Дома. Причём из всех существующих в папуасском языке слов, означающих строения, народ выбрал, проникшись необычностью сооружения, то, которым принято именовать сооружения для общественных нужд или мероприятий.

Пока я "ходил за моря-окияны", будущий учебный корпус с архивом и библиотекой успели отстроить "под ключ" и даже ввести в эксплуатацию: выложенный камнем и плиткой пол был, допустим, ещё при мне, а вот низкие столики для письма и плетёные из тонких ветвей и травы перегородки, разделяющие помещение на полдюжины кабинетов, этого я не застал.

"Здесь Тонеки с помощниками учит грамоте юных отпрысков, которые проживают в Обители Сынов Достойных Отцов" – поясняет Кутукори, мой старый секретарь. Не знаю, чем он занимался, пока я плавал туда и обратно, но сегодня практически не отходил от меня, быстро настроившись на рабочий лад – в отличие от остальных, пребывающих с утра в состоянии эйфории по поводу возвращения Сонаваралинги-таки.

–А это что? – указываю на связку тонких бамбуковых палок у стены-перегородки в том классе, который Кутукори определил, руководствуясь неизвестными мне соображениями, для сегодняшнего совещания.

–Не все подопечные почтенного Тонеки прилежны и достаточно почтительны к наставникам – как нечто само собой разумеющееся отвечает молодой тинса.

–Понятно – пожимаю плечами. Неужели Вестник практикует телесные наказания.... А ведь производит впечатление конченого гуманиста.... Хотя с нашим молодняком, тем более из благородных семейств, озвереет даже кот Леопольд. Кстати, только сейчас до меня доходит, что Шонека почему-то не было среди встречающих на берегу, да и в Цитадели я его не видел. Тут же спрашиваю, не случилось ли чего со старым тенхорабитом.

"Почтенный Тонеки отправился в Тин-Пау" – поясняет Кутукори – "Два дня тому назад".

–Зачем?

–Помочь наставникам, которые учат письму при тамошнем Мужском Доме.

Как-то само собой получилось, что неугомонный лидер сектантов стал курировать зарождающуюся систему папуасского образования целиком: кроме Обители Сынов Достойных Отцов в его ведение попали и все, то есть обе, начальные школы. Вот и приходится Шонеку разрываться. Что будет, когда мы и на Тенук с Хопо-Ласу распространим ликвидацию неграмотности.

–Когда вернётся? – интересуюсь.

–До новой луны обещал.

Делаю мысленный подсчёт: полностью луна истаяла дня три назад, значит ждать патриарха-тенхорабита не больше этих самых четырёх суток. Если честно, первые годы своей жизни мне, привыкшему к наличию календаря под носом, этот туземный счёт дней по фазам ночного светила был малопонятен, но затем я разобрался, и научился пользоваться не хуже остальных, главное, не забывать следить за ростом и убылью жёлто-красного диска.

Меж тем мы занимаем места за низкими столиками для письма – массивные столешницы, вместо ножек по бокам толстые плахи. Стульев нет. Ученики на корточках что ли сидят на уроках? Ладно, спрошу потом, если не забуду. Теперь же лучше выслушаю, чего тут такое творилось в моё отсутствие.

"Говорите" – обращаюсь к рассевшимся на карачках папуасам. Сам я же примащиваю свою "мятую точку" на стол. "Под чьё вредное влияние попала Солнцеликая и Духами Хранимая типулу-таками?" Ванимуй, тяжело вздохнув, открыл рот. Чем дольше говорил хонец, тем больше я мрачнел. Кано с Гоку и Итомури иногда добавляли свои пять ракушек. Мне почти не пришлось уточнять и переспрашивать. Впрочем, не надеясь на свою память, командую Кутукори записывать перечисляемые сейчас имена. Мой секретарь старательно чиркает пером по листу бумаги – света от пары масляных плошек совсем мало, ему приходится сгибаться чуть ли не вплотную к столу.

"Я услышал вас, друзья" – подвожу черту под разговором.

Да, наворотила наша правительница дел. Папуасы, конечно, выкладывая мне о творящемся в последние месяцы, упор делали на дурное влияние приближенных выскочек. Но, помня нрав юной типулу-таками, в это верилось с трудом: головы с плеч текокских «сильных мужей» и приравненных к ним летели, скорее всего, по прямой указке Рами, а «негодяи» являлись просто-напросто послушными орудиями моей перьеплащеносной подруги.

"Спасибо, друзья" – говорю, держа в руках перечень казнённых в моё отсутствие именем Солнцеликой и Духами Хранимой. Его ещё предстоит вдумчиво изучить для оценки последствий самодеятельности правительницы. Под раздачу попали по большей части те представители столичной знати, от которых я сам бы с удовольствием избавился – некоторые из списка уже успели пройти через "трудотерапию" в Болотном краю, несколько поубавившую спеси, но не излечившую полностью от оппозиционных настроений и "невосторженного образа мыслей", другие же избежали "перевоспитания" только потому, что заменить их можно было точно такими же надутыми индюками, ненавидящими "сонайского выскочку". Впрочем, иных кадров у меня просто нет: все более-менее толковые не в Тенуке глаза Раминаганиве мозолили на свою беду, а при деле – кто на медеплавильнях и связанных с ними предприятиях, кто на осушаемых и осваиваемых землях Бунсана, кто в порту.

Так что для дела прогресса и величия Пеу уничтоженные "негодяями" представители папуасского истеблишмента не представляли особой ценности. Проблема была в изменившихся раскладах среди элиты: все "экстерминированные" чьи-то родственники или друзья, и с их гибелью одни группировки знати неизбежно усиливаются за счёт других. И я даже догадываюсь, кто именно выигрывает от действий типулу-таками: ласунгских или хонских "сильных мужей" в списке не наблюдается.

"Сейчас уже поздно. Всё мы устали за сегодняшний день" – встаю со стола – "Я буду думать, какого наказания заслуживают те, кто ввёл нашу повелительницу в заблуждение". Мои информаторы согласно пожимают плечами. На самом деле меня больше заботят перемены в папуасской верхушке, а не вовсе не наказание причастных к "незаконным репрессиям". С исполнителями воли Солнцеликой и Духами Хранимой то всё просто – не велики сошки. Одним пару-тройку лет "улагу", других перевести в Тинсок или Кесу с понижением в должности, ну а кто сильно "отличился" – показательно казнить. О предстоящем же неприятном разговоре с Рами я старался не думать.

Я молчал, вопрошающе глядя в глаза своей перьеплащеносной подруги. Официальное облачение правителей Пеу топорщилось у неё за спиной, придавая в сочетании с кругленьким личиком и большими глазами вид совёнка. Несчастного, нужно сказать, совёнка, ожидающего трёпки от.... Интересно, я со своим носом, довольно тонким и выступающим, в сравнении с папуасскими, на орла или какого сокола тяну? В общем, самодержица острова с испуганно-виноватым видом стояла в предчувствии громов и молний с моей стороны.

А чего ещё ждать, когда официальная и торжественная встреча Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками с верным Сонаваралингой-таки, пропадавшим столько времени в заморских землях, быстро переросла в предъявление обвинений в адрес одиозных личностей из окружения повелительницы и моментальный их арест.

Наконец я не выдержал и спросил: "Что ты можешь сказать про те убийства, которые творились твоим именем, Рами, в моё отсутствие?" Солнцеликая шмыгнула носом и... разревелась, уткнувшись мне в грудь. Сквозь всхлипывания удавалось разобрать: "Я боялась... за себя... за детей... Тебя так долго не было..." В общем, мне только и оставалось гладить тэми по курчавой головёнке и успокаивающе бормотать, что, дескать, больше я никуда от неё ни на шаг.

Выяснение отношений с моим чертёнком, как ни странно, ничем страшным или тягостным не обернулось. В отличие от наказания причастных. Точнее, одного, самого запятнанного кровью. Вот не любил я никогда Кирхита, несмотря на его явную пользу в качестве инструктора для "макак" и регоев, а как дошло дело до возможности избавиться от толстяка обычным для этого мира способом – какую-то жалость даже испытываю к наёмнику. Ведь жил себе человек, зарабатывал свой нелёгкий хлеб "солдата удачи", сношал всё, что шевелится, пил кислое вино, и не повезло – оказался в неудачное время подле перетрухавшей за себя и малолетних детей правительницы дикого острова, навалив по её приказу кучу трупов, и теперь все, буквально все, жаждут его крови.

И ведь, как назло, самый удобный кандидат в "козлы отпущения": мало того, что практически всех серьёзных людей, казнённых за эти месяцы, считай, собственноручно по Тропе Духов отправил, так ещё и чужак, за которым не будет никаких кровников. В общем, ничего личного, голая политика. Так что в команде иностранных военных специалистов на одного меньше....

Впрочем, очень скоро мне стало не до мыслей о государственных делах: Раминаганива всё никак не успокаивалась, уткнувшись в грудь, а тут ещё определённая часть моего организма повела себя совершенно безответственным и пошлым, хотя и вполне предсказуемым, образом. Солнцеликая и Духами Хранимая, продолжая орошать слезами отсутствующую жилетку, среагировала на несоответствующее ситуации шевеление в районе набедренной повязки автоматически. Реветь-то она довольно скоро прекратила, но сказать, что хижина, где мы уединились для "серьёзного разговора", являлась в течение ближайшего времени средоточием тишины и покоя, язык бы ни у кого не повернулся.

«Негодяи, обманувшие всеми нами обожаемую и безмерно почитаемую повелительницу», понуро стояли на земле у помоста, изредка бросая настороженные взгляды, прямо как в песне «искоса, низко голову наклоня», на Рами, восседающую на своём троне и стоящих рядом с типулу-таками «солидных и разумных мужей», несколько поубавившихся в числе. Я же занимал своё обычное при официозных мероприятиях место – справа и на полшага впереди от Солнцеликой и Духами Хранимой. Кинумирегуй зычным голосом перечислял список прегрешений обвиняемых, творивших беззаконие именем всеми нами обожаемой и почитаемой повелительницы. Наконец он закончил.

Наступила недобрая тишина: сотни столичных обитателей, теснившихся за двойной шеренгой "макак" и регоев, отделяющих пятачок с "негодяями" от толпы зевак, с нетерпением ждали вердикта правительницы Пеу.

Настроение было препаршивейшее: вместо нормального правосудия устроили какой-то фарс, в духе сталинских судилищ над "врагами народа", когда и следствие, и сами подсудимые понимают, натянутость и абсурдность обвинений. А чего ещё остаётся делать: "Жена цезаря должна быть вне подозрений". У нас же "жена" сама "цезарем" является. Вот и пришлось в течение двух дней работать с участниками расправ над "сильными мужами", вбивая в их головы нехитрую мысль: только добросовестное сотрудничество со следствием способно облегчить их участь. Проще всего, как ни странно, оказалось с Кирхитом. Тому доходчиво объяснили, что всё равно он не жилец, и остаётся выбирать только какой будет смерть: быстрой и лёгкой или медленной и мучительной. Немного подумав, тузтец согласился: "Ладно, подтвержу всё, что скажете на вашем суде. Только чтобы действительно быстро". Остальным – Вахаку и десятку бойцов из его отряда, разжёвывать, что к чему, пришлось несколько дольше. Но и "макаки", поставленные перед выбором – или подтвердить, что толстяк-чужеземец, прикрываясь именем Солнцеликой и Духами Хранимой, совершал убийства почтенных мужей Текока и Тенука, вовлекая обманом в свои дела и их, ничего не подозревающих, или же сказать, как было на самом деле, и принять смерть за клевету на нашу правительницу.

Мне пришлось, правда, пообещать лично урегулировать все вопросы с духами, богами и прочими сущностями, именами которых подсудимые будут клясться на публике. Только после этого "макаки" согласись говорить то, что нужно.

–Какое наказание Разумные и Солидные Мужи полагают необходимым чужеземцу Кирикиту? – спросила, наконец, Раминаганива, нарушив затянувшуюся тишину.

–Негодяй, погубивший достойных мужей, обманувший всех, включая и нашу повелительницу. Оскорбивший Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками тем, что говорил и действовал от её имени. Заслуживает смерти – сказал Ванимуй.

–Смерть – поддержал хонца его сосед слева.

–Смерть.

–Смерть.

–Смерть! – с небольшой запинкой подытожила Рами высказывания членов совета. И тут же добавила – Какое наказание следует назначить "олени" Вахаку?

–Он повинен в убийстве двух сильных мужей – напомнил Кинумирегуй.

–Но сделал это по приказу чужеземца, который говорил всем, что действует именем Солнцеликой и Духами Хранимой – сказал Локуримуй, представляющий ласунгского таки.

–Всё равно на Вахаку и прочих из "пану макаки", которые помогали Кирихиту творить бесчинства, лежит вина – вмешиваюсь я – Не такая большая, как на чужеземце, конечно. Потому думаю, что достаточным наказанием Вахаку за его доверчивость будет год улагу. На этот срок лишаю его своей властью как «пану олени» братства «пану макаки» должности «олени». Но из нашего братства его не изгоняю. Через год же совет «олени» и сотников «пану макаки» примет решение – поставить ли вновь Вахаку «олени» или же оставить в рядовых бойцах. Остальным же достаточно, на мой взгляд, и того, что им на пять лет будет запрещено находиться в Текоке и появляться пред Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками.

"Солидные и Разумные Мужи" недоумённо зашумели – слишком уж мягким выходил приговор. Я пробежался по господам-советникам тяжёлым взглядом. Из-за препоганейшего настроения ничего хорошего в моих глазах прочитать они не могли, потому недовольство стихло.

"Все были введены в заблуждение чужеземцем" – ещё раз повторяю официальную версию – "Они думали, что выполняют приказы повелительницы, хотя это было не так. Потому наказание должно быть именно таким, не слишком строгим". Десяток бойцов под командой Гоку за спиной придают нужную убедительность словам. И Солидные и Разумные Мужи соглашаются. Особой радости, правда, не видно. Публика тоже не сильно довольна принятым решением. Нехорошее настроение сегодня у народных масс. Как бы бойни не получилось, с неясным исходом: оцепление из вооружённых до зубов воинов вроде бы должно перемолоть неорганизованную толпу, но смогут ли макаки", а тем более регои, быстро и без сантиментов разобраться с "мирными" гражданами – как-никак, это же "свои".

Надо что-то делать. Фокусирую взгляд на приговорённом к смертной казни тузтце. Тот усмехается одними губами. На сером от напряжения лице ни кровинки. "Убить" – приказываю Гоку, показывая пальцем на толстяка-наёмника – "Немедленно". Сонай пожимает плечами, подскакивает к чужеземцу и скупым движением меча перерезает тому горло, затем с размаху отрубает голову и, держа за волосы, подымает на вытянутой руке. Толпа начинает орать в разнобой. Пробую разобрать, чего там кричат. Ага: кто о справедливости типулу-таками, кто жалеет, что не лично убил проклятого чужака.

"Отдайте труп и голову людям" – тихо распоряжаюсь своему начальнику охраны. Тот опять пожимает плечами и командует воинам. Двое хватают обезглавленное тело за руки и волочат его по земле. За ними тянется тёмная полоса. Оцепление расступается, пропуская. Десятки рук тянутся к казнённому. Кто-то вырывает у Гоку голову Кирхита – тут же её начинают кидать друг другу. Труп исчезает под шевелящейся людской массой. Кажется, обошлось. Не дело, конечно, марать кровью площадку перед помостом для заседаний и собраний, но лучше уж пусть это будет кровь одного человека, чем нескольких десятков или сотен.

Хорошо сидеть и ни о чём не думать. Последнее, правда, не получалось: события сегодняшнего дня всё крутились в голове: суд, выглядевший в моих глазах издевательством, толпа, жаждущая крови, казнь главного обвиняемого, на которого повесили всех собак, надругательство над трупом. Обитатели Тенука и окрестностей ещё продолжаются, судя по всему, глумиться над останками Кирхита, удовлетворяя жажду справедливой мести. Остальных подсудимых, хвала духам-покровителям, удалось под шумок увести – никто и не обратил внимания на исчезновение Вахаку и Ко.

"Пану олени" – оторвал меня от мрачных раздумий Гоку – "Народ разошёлся. Труп чужака лежит на площади. То есть, что от него осталось. Что с ним делать?"

"Закопать" – ответил я. Но тут же передумал: "Хотя нет, лучше привяжите к столбу, где обычно стоят наказанные".

–А голову куда?

–Найди кусок рыболововецкой сети, заверни в него, да и прикрепи к телу – начинаю раздражаться, неужели пятидесятник не может без меня справиться – Не найдёшь сеть, в мешок засуньте.

Меняю тему: "Вахаку как?"

–Сидит в доме для пойманных злоумышленников.

Тюрьма в Тенкуке отстроена совсем недавно, и в отличие от Мар-Хона, почти всегда пустовала. Так что моим проштрафившимся подчинённым сидеть в свежесрубленных помещениях довольно комфортно. Вреда не будет, а польза выйдет: пусть посидят, подумают над своим поведением. А завтра с утра отправятся в Кесу. Временно разжалованный "олени", скорее всего, будет за бригадира над остальными каторжниками – не такой уж Длинный садист, чтобы старого товарища заставлять работать как простого "улагу-хи". А рядовые "макаки" пополнят местный отряд верных центральному правительству сил.

А Кано с Паропе люди в ближайшее время точно понадобятся: пришёл черёд и Талу подминать под себя. За последние два года тамошние расклады уже изучены досконально и доложены мне во всех подробностях. И в отличие от Кесу, куда влезли под предлогом помощи "другу Ботуметаки" против непокорных подданных, в этом случае придётся свергать самого местного Главного Босса. С "сильными мужами" тех мест налажены контакты – обиженным на Тикоретаки сделаны намёки насчёт возможности поквитаться с вышестоящим начальником, вождям, ищущим своей выгоды, столь же завуалировано обещана куча разных благ и благодеяний со стороны Солнцеликой и Духами Хранимой. Дело только за подходящим поводом для вмешательства в местные дела. Ну, а уж предлог-то мы найдём. Не знаю ещё, будет ли "казусом для белли" мелкий конфликт между людьми талского таки и «макаками» или же всё начнётся с жалобы кого-нибудь из вассалов Тикоретаки. Ну, это не важно.... «Война план покажет».

Глава семнадцатая

В которой герой предаётся нерадостным мыслям на фоне официального торжества и после оного..

В прошлой своей жизни я никогда не любил демонстрации. По двум причинам. Во-первых, потому что 7 ноября и 1 мая редко баловали мой родной город погодой: либо слякоть, либо холодрыга. Во-вторых – время, на мой взгляд, можно было бы провести с куда большей пользой, чем топать в школьной колонне, неся транспаранты. В общем бесполезное и бессмысленное времяпровождение. Потому, когда на фоне перестроечного бардака в последних классах десятилетки демонстрационная обязаловка стала сугубо добровольной, я только порадовался и всем сердцем принял Гласность, Перестройку и Горбачёва. А самороспуск комсомола, сделавший ненужным членство в нём (о чём я подумывал, планируя поступление в ВУЗ), ещё добавил любви к реформам.

Как оказалось, даже если находиться на трибуне, любовь к данному мероприятию не появляется. У меня, по крайней мере, точно. Ну, то есть, трибуны в привычном мне виде в наличии не имелось. Вместо сего атрибута советской жизни приходилось стоять на резном балконе, обрамляющем второй этаж дворца верховных правителей Пеу. Наконец-то достроенное полгода назад, здание возвышалось над центральной площадью Тенука. А чего не возвышаться единственной двухэтажке столицы.

Советскую демонстрацию, разумеется, шествие сегодняшнее не напоминало ничуть. Да и всякие западные марши протеста, показываемые по телевизору, равно как и куда более унылые их доморощенные российские аналоги, на которые я насмотрелся в девяностые, действо тоже не и походило. Ведь на лицах подданных типулу-таками не читалось ни советского желания побыстрей отшагать обязательную программу и разойтись по домам, где ждёт выпивка и закуска, ни зарубежной суровой решительности, готовой в любой момент прорваться наружу в драке с полицией. Нет, папуасы проявляли неподдельный энтузиазм, непостижимым образом сочетая непринуждённое веселье с осознанием торжественности момента. Скорее уж происходящее находилось где-то между бразильским карнавалом и какой-то религиозной процессией.

Роскошных мулаток в павлиньих перьях, правда, среди проходящих внизу не наблюдалось и не предвиделось. В этом уж я был уверен на все сто – сам же утверждал порядок сегодняшнего шествия, попутно ознакомившись с тем, что там напридумывали подданные Солнцеликой и Духами Хранимой, дабы выразить радость по поводу очередной годовщины воцарения всеми обожаемой типулу-таками. Впрочем, самому смелому карнавальному оголению обитателей Рио-де-Жанейро далеко до скудности обыденного туземного гардероба. Так что ничем не прикрытых телес папуасских красавиц насмотреться мне ничто не мешает. А уж принимать провокационно-соблазнительные позы они умеют не хуже танцовщиц самбы (или чего там танцуют бразильские "шоколадки"). Наверное, эстетическое удовольствие от лицезрения прикрытых только набедренными повязками молодых девиц должно хотя бы отчасти компенсировать многочасовое пребывание в качестве официального чучела.

Но это подданные моей неформальной супруги веселятся, как могут. Мне радоваться некогда. Голова просто пухнет от проблем. Одна из них стоит всего в паре шагов от нас с Рами: почтенный Мудая-Хитва, чрезвычайный и полномочный посол Повелителя Четырёх Берегов Вохе в Пеу-Даринге. Ага, государство наше уже второй год именуется Островом Дареоев. Если честно, официальный представитель Старшего Брата на все сто процентов оправдал данное родителем имя: Мудая, он и есть Мудая.

Только благородный дон такого большого ума, как посланник, мог чуть ли не в открытую приударять за Солнцеликой и Духами Хранимой. То, что моя женщина с холодной вежливостью игнорировала ухаживания бравого экс-гвардейца, а за глаза именовала его тупоголовым болваном, конечно, утешало, но не сильно. Полагающий себя неотразимым вохеец не ослаблял натиск, не переходя, впрочем, приличий, свойственных родному социуму, куда более строгих, нежели папуасские. Столичная публика, на глазах которой разворачивалось представление, с нетерпением ожидало развязки, по некоторым сведениям, даже пари заключались – насколько хватит терпения Сонаваралинги-таки, и как колдун-полукровка будет разбираться с заморским выскочкой. За три года, прошедшие с установления официальных дипотношений между нашими странами, "сильные мужи" успели осознать, что Пеу по сравнению с Вохе – что мёрзнущая крыса перед быком. И потому многие со злорадством гадали: расправлюсь ли я с наглецом, рискуя вызвать гнев Тишпшок-Шшивоя, или же выставлю себя в незавидной роли рогоносца (неважно, мнимого или реального). Впрочем, доблестные тенукские "достойные сыны достойных отцов", при всей своей нелюбви ко мне, предпочитали "ан масс" оставаться зрителями этой пошлой комедии, дистанцируясь от любвеобильного чужеземца: всё-таки периодические принудительные командировки обладателей наиболее активной в ненужных аспектах гражданской позиции на строительство дорог и каналов способны и сущим дикарям привить хотя бы видимое уважение к существующей власти.

А вот желающие помочь мне в разрешении проблемы уже выстраиваются в очередь: добрая половина иностранных военных специалистов и "макак" с регоями вполне однозначно высказались, что готовы укоротить заморского нахала на голову. Причём мало кого смущает зловещая слава умелого и беспощадного бойца, тянущаяся за Мудаей. Как сказал Тагор: "Одного, двух, трёх, этот амк прикончит. А четвёртый сам до него мечом дотянется. Ну не четвёртый, так десятый". Причём тузтец, понимающий возможные международные осложнения, готов был организовать череду дуэлей таким образом, чтобы никаких претензий ко мне или типулу-таками не было.

Так что напрасно мои недоброжелатели из нашей элиты полагают, что причина, по которой брутальный, но неумный посланник Повелителя Четырёх Берегов до сих пор валяет податливых папуасских девок и глушит вино с тенукскими братьями по разуму, заключается в страхе перед силой стоящего за ним Вохе. То, что Мудая-Хитва продолжает безнаказанно вести с собутыльниками разговоры о том, как он захомутает Солнцеликую и Духами Хранимую, а соная-выскочку отдаст на расправу своим друзьям, не от его большой хитромудрости и способности плести интриги, и не от мощи родного государства. Единственная причина, почему всё ещё не отдана отмашка головорезам, жаждущим крови этого клоуна – заместитель посла.

В отличие от Мудаи-Хитвы, проклятый Тхурва-Шурым не вёл пьяных бесед, попахивающих заговором, и не демонстрировал намерений сексуального характера в отношении правительницы Пеу-Даринги. Он просто методично заводил знакомства в папуасской элите, плетя свою сеть. Причём всё это под сладкие речи, полные почтения к типулу-таками и её самому верному сподвижнику Сонаваралинге-таки. Придраться вроде бы было не к чему, но слишком большая осведомлённость вохейца во внутренних делах острова вкупе с всевозрастающим влиянием на моих подчинённых начинают мне не нравиться. Да и далёкие вохейские боссы к нему прислушиваются – иначе, почему этот крысёныш превратился за время службы при господине после из простого писца в старшего.

Вот и сейчас он стоит позади непосредственного своего начальника, с непередаваемым выражением лица – умильно-слащавым, заискивающим и одновременно преисполненным какого-то холуйского достоинства. Куцая бородёнка придавала господину старшему писцу совсем уж, на мой взгляд, идиотский вид. Посмотришь на такого, и вроде бы, нечего опасаться. Мои папуасы и воспринимают Тхурву как чморёныша, который ищет расположения уважаемых людей, делая достаточно дорогие подарки. Что не мешает столичным мужам внимать его речам.

Так что держу славного потомка Сжигателя Своих Кораблей в качестве резервного противовеса его подчинённому: насчёт интриг экс-гвардеец, конечно, сильно уступает старшему писцу, но это отчасти компенсируется знатностью рода и армейским напором.

Шествие меж тем началось. Первыми шли музыканты: барабаны, дудки, трещотки и... волынки. Инструмент, впервые привезённый на остров печальной памяти Кирхитом, неожиданно прижился в качестве неизменного атрибута папуасских военных оркестров. Народ наш почему-то решил, что именно этот выматывающий нервы звук лучше всего выражает милитаристский дух. Единственный ограничивающий распространение этого психотропного оружия фактор – дефицит коровьих шкур. Количество забиваемых на Пеу «кэрээсин» измерялось, самое большее, первыми десятками, и кожсырьё в массе шло на нужды промышленности: от мехов в деревенские кузни до передаточных ремней в механизмах, творимых тенхорабитскими мастерами и их местными выучениками и помощниками.

За оркестром, как и положено, промаршировала, бодро чеканя шаг и радуя глаз выправкой, охранно-церемониальная сотня "макак" – все сорок человек. Ну, на самом деле, гвардейцев, призванных демонстрировать подданным и иностранным гостям наши достижения в шагистике и парадных построениях, а попутно показывать, что Солнцеликую и Духами Хранимую с потомством есть кому защищать от возможных злоумышленников, за прошедшие три года усилиями коллег Тагора по цеху наёмников подготовлено целых семьдесят. Но ведь кого-то же нужно оставить на страже. Десяток сейчас стоит позади собравшихся на балконе высокопоставленных зрителей, остальные караулят входы в резиденцию.

Впереди шествовали с важным видом гвардейцы, вооружённые кремневыми ружьями – подарок Повелителя Четырёх Берегов своей "младшей сестре". Наладив массовое производство качественных мушкетов из ирсийских труб, прежнюю продукцию царских оружейных мастерских вохейцы стали передавать в войска наиболее надёжных вассалов и союзников. Делалось это с дальним прицелом: Тишпшок-Шшивою для реванша над тюленеловами требовалось как можно больше сил, способных хоть как-то противостоять палеовийцам, потому и вооружали и обучали стрелять из "громовых жезлов" тоутцев и прочих.

Мы в категорию тех, кому доверяют, попали стараниями клана Тушха. Досталось, конечно, не очень много – всего две дюжины. Из которых десяток совсем уж непригодных ни для чего, кроме как демонстрации публике, присутствовал на параде, а остальные определены в учебные пособия "макакам" и учащимся "Обители Сынов Достойных Отцов". Причём главной целью было даже не научить пользовать новым чудо-оружием, а просто приручить к нему моих орлов и будущих офицеров армии Пеу-Даринги: чтобы с одной стороны, не боялись производимого грохота, а с другой – осознавали действительную степень опасности, исходящей от "палеовийских жезлов". Измениться всё в лучшую сторону должно скоро: когда из нашей оружейной мастерской пойдут не единицы "стволов", как сейчас, а хотя бы десятки – тогда и начнётся относительно массовая подготовка стрелков.

За гвардейцами шла колонна Первого цаба «пану макаки». Не в полном, конечно составе – по полсотни от каждой из трёх «сотен», на которые разбит ныне батальон, призванный стать родоначальником вооружённых сил нашей страны. Хотя официально принято вохейское название для воинского соединения, про себя я именовал его частенько батальоном. Да и сотни, его составляющие, больше по численности на роты тянут.

Маршируют ненамного хуже охраны типулу-таками. И блеска оружия с доспехами не меньше. Немного грустно осознавать, что всё это великолепие вскоре станет бесполезным перед новыми методами ведения войны.