Текст книги "Я, Великий И Ужасный (СИ)"

Автор книги: Изяслав Кацман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 31 страниц)

–Говори правду – слегка повысив громкость начал, я. На маленького тагирийца и орать не надо: достаточно только придать голосу чуть больше строгости, чтобы тот почувствовал гнев руководства – Что ты задумал?

– Убежать не хотел – виновато понурив голову и не глядя в глаза, ответил Ньёнгно – Хотел брата искать. Сюда привезти.

–Ты думаешь, что его ещё можно найти?

–Не знаю – тагириец робко встретился со мной взглядом – Я плохого не хотел.

–Допустим, найдёшь ты его. Что дальше? Откуда выкуп возьмёшь?

–Я тонопу собираю.

–Как? – мне аж стало интересно, каким образом не отлучающийся никуда от загона для телят чужак умудряется разживаться валютой.

–Я о брате рассказал Туни и Охиу. Они захотели помочь.

Понятно, ребятишки здесь проводят не всё время: и к матери бегают, и с друзьями играют, так почему бы и не полазить на мелководье в поисках ракушек. Всё-таки хороших детишек Ванимуй подобрал в помощники к моему главному скотнику: знакомы с Ньёнгно несколько месяцев, а вот, поди ж, начали собирать деньги на выкуп сородича нового друга.

–И много собрали? – полюбопытствовал я.

Тагириец рванул в сторону хижины. Вернулся он через минуту, держа на вытянутой руке связку тонопу. «Это всё» – пояснил он. Не густо, не густо. Чуть больше сотни. Учитывая, что раб стоит в три-четыре раза дороже взрослого быка, а последний тянет на две тысячи ракушек. Долго же будет Ньёнгно собирать.

–А что умеет делать твой брат?

–За витуками ухаживать. Лучше, чем я. Лечить их. У него бы Уонба не умерла – добавил, вновь помрачнев.

–Ладно, собирай ракушки дальше. Может, к тому времени, когда сможем послать тебя за витуками, сможешь собрать столько, чтобы брата выкупить.

Это я так, ради утешения сказал: копить восемь или десять тысяч ракушек тагирийцу долго придётся.

"От чего умерла Уонба?" – сменил я тему – "Можно использовать её шкуру и сухожилия?"

Вопрос отнюдь не праздный: телячью шкуру неплохо пустить на щиты или, ещё лучше, на дополнительные меха в медеплавильную мастерскую, а жилы пригодятся для изготовления тетивы.

–Чокгьо – сказал Ньёнгно.

–Что?

В течение следующего часа я выслушал лекцию о болезнях скота: симптомы, насколько велика вероятность смерти животного, передается ли людям, смертельна ли для них. Зараза, сгубившая тёлочку, относилась, к счастью, к не опасным для человека. В отличие от "суюнги" и "исшовами". Если первая выкашивала до четверти заболевших, на уцелевших оставляя отметины шрамов от заживших язв, то пережившие вторую исчислялись единицами.

В общем, никаких препятствий для утилизации бренных останков несчастной животины не имелось.

"Тогда я прикажу Тагору, чтобы он занялся трупом" – тагириец в ответ на эти мои слова послушно кивнул.

Столь печально начавшийся день продолжился в медеплавильной мастерской, где Тухупу отчитывался об успехах и жаловался на проблемы. К первым можно отнести то, что уже начала получаться подгонка свойств меди по отработанной в Хау-По методике – повторным сплавлением кусков металла с разной твёрдостью. А ко вторым – конфликты между бунса, занятых неквалифицированным трудом, и мархонцами, работающими непосредственно в медеплавильне и на шлифовке готовых изделий. Особенно напряжённой ситуация стала после недавнего мятежа. Тухупу с несколькими помощниками из числа «макак» пока что умудрялся не допускать драк и членовредительства с обеих сторон, но долго, по его словам, так продолжаться не могло. Я пообещал заведующему металлургическим производством что-нибудь придумать. Придётся, наверное, убирать южан отсюда и заменять их занятым на полях отребьем из припортовых трущоб. А гастарбайтеров, наоборот, переводить на сельхозработы.

Но это были ещё не все неприятности. Как оказалось, за последние несколько дней, пока мы гоняли по Болотному краю бунтовщиков, а потом отмечали победу, несколько человек попались на кражах продукции. Причём не "лимитчики"-бунса, а полноправные мархонские обитатели. Мне за три года, что довелось заведовать металлургией на востоке острова, с несунами сталкиваться не приходилось: ни при Ратикуитаки, ни позже, когда медеплавильня стала бизнесом братства "пану макаки" – если кому-то хотелось заполучить в собственность нож или топорик, спрашивали меня или Атакануя. И что теперь делать с расхитителями рабовладельческой собственности? Спустить им с рук – совсем охренеют; выгнать к едрене фене из мастерской – кто работать будет; оставить на своих местах, назначив за покушение на собственность типулу-таками десяток палочных ударов – такой вой поднимется среди друзей и родственников наказанных, у нас ведь здесь далеко не тирания или абсолютная монархия.

На первый раз решил ограничиться переводом на десять дней в подсобные рабочие. Несмотря на то, что таскать и толочь руду да жечь уголь из местной разновидности ивняка, в общем-то, куда безопасней для здоровья, чем стоять в жаре над плавящейся медью и дышать едким дымом, наказанные вид имели понурый. Но и этого мне показалось мало, и я разразился речью о недопустимости хищения монархического имущества. Надеюсь, что страх перед демонами Закон, Правосудие, Уголовный Кодекс и Десять Лет Колонии Строгого Режима вкупе с временным понижением в должности окажет благотворное влияние на нестойкие души.

Удовлетворённый жалким видом правонарушителей, я двинулся от медеплавильни к Цитадели, как про себя именовал резиденцию таки на холме. За последние месяцы возведение укреплений неплохо продвинулось – фактически незащищённой оставалась только северо-западная, самая крутая сторона. Моя свита топала в нескольких шагах позади.

Ладно, сегодня вроде бы с несунами разобрался. Но на будущее нужно совершить вокруг мастерских колдовской обряд попомпезней и пошумней, дабы всем отныне и навсегда стало ясно, что демоны Закон, Правосудие, Уголовный Кодекс и Десять Лет Колонии Строгого Режима твёрдо стоят на страже собственности правительницы Пеу.

На холме царило необычное для полуденного зноя оживление. Странно – не в папуасском стиле активность в самые жаркие часы. Это полусумасшедший Сонаваралинга может таскаться по солнцепёку, а охрана вынуждена сопровождать его по служебному долгу. А рядовой и не очень рядовой туземец сиесту нарушать станет только в случае какого-то ЧП: войны, пожара или наводнения. Но пожаром не пахло, наводнения по относительно сухой погоде не предвиделось, военной угрозы тоже неоткуда ожидать. Да и творящийся внутри крепостных стен кипеш мало походил на деятельность, развиваемую в случае тревоги. Скорее уж на какое-то предвкушение праздника – вон уже и угощение готовят.

Приглядевшись, я с удивлением обнаружил среди публики, кучкующейся вокруг помоста для коллективных мероприятий, регоев-текокцев. А в следующий момент предо мной предстал радостный Вахаку, бодро оттарабанивший, что он со своими людьми прибыл в Мар-Хон, столицу Хона, сопровождая Солнцеликую и Духами Хранимую типулу-таками Раминаганиву, которая соскучилась по своему верному Сонаваралинге-таки, пану олени братства пану макаки.

Сердце у меня ёкнуло. Можно сказать, даже в пятки ушло. Не забывая, правда, бешено колотиться в груди. Не слыша собственного голоса, я поинтересовался у здоровяка-текокца, а где же сама наша повелительница и покровительница.

–С твоей Таниу беседует – простодушно ответил Вахаку.

–Где?!

–В её хижине – несколько удивлённый моей непонятливостью пояснил тот. Ну, в самом деле, не на помосте же для гостей общаться слабому полу. Типулу-таками, конечно, туда пустят со свитой, но другим женщинам делать там нечего.

Я посмотрел на жилище моей наложницы: вроде бы воплей оттуда не доносится, стены ходуном не ходят, вырванные клочья волос и предметы домашнего обихода из дверного проёма не летят. Но всё равно, как-то боязно идти туда. Нет, реально: так я себя последний раз чувствовал в тот день, когда шёл в сопровождении Длинного и Ко в центр Хау-По, где Вахаку разбирался с покойником Ратикуи. Пожалуй, тогда даже легче было – хотя бы не пялилась на меня добрая сотня народу.

Старательно изображая преданного вассала и пылкого любовника в одном флаконе, спешащего к своей госпоже и возлюбленной, я прошествовал к хижине Таниу. Публика почтенно расступалась перед Сонаваралингой. И в десяти шагах никаких признаков скандала. И у отсутствующего в туземных хижинах порога.... Слегка удивлённый, захожу внутрь. Некоторое время глаза привыкают к царящему полумраку. Хозяйка жилища лежит на циновках, высокая гостья сидит рядом, прислонившись к стенке. Моё появление прерывает беседу – вполне дружескую.

"Рад видеть мою повелительницу" – автоматически срываются с губ слова стандартного приветствия.

«Ралинга!» – с радостным воплем Солнцеликая и Духами Хранимая виснет у меня на плечах. «Как я по тебе соскучился, Рами» – отвечаю, сжимая её в объятиях – «Не ожидал».

–Но я же по тебе тоже соскучилась – ответила таками. Теперь она опирается больше на пол хижины, но льнуть ко мне не перестаёт.

Таниу смотрит несколько грустно.

–Ты уже успела, как я погляжу, познакомиться с управительницей здешним моим хозяйством.

–А мы с ней и так знакомы – правительница повернулась к Таниу, улыбаясь – Её муж был регоем у моего деда.

–До встречи, Таниу, надеюсь, мы ещё с тобой поболтаем – говорит на прощание Раминаганива, увлекая меня прочь из хижины управительницы. Куда только? Понятно стало через пару минут, когда мы оказались возле одного из обычно пустовавших строений, вокруг которого суетилась стайка женщин из числа прислужниц Солнцеликой и Духами Хранимой.

"Таками, твоё обиталище готово" – произносит тётка постарше – "Если тебе угодно, можешь отдыхать с дороги".

"Я бы сначала омыла дорожную грязь" – говорит Рами – "Ралинга, где здесь ближайший ручей. Или где вы тут моетесь".

"Родник бьёт в восточной части нашего пау" – отвечаю – «Если хочешь, могу тебя проводить туда».

Мне и самому не мешает ополоснуться: как никак полдня сегодня на ногах, уже успел пропотеть, да и грязи нахватать и даже ароматов коровника.

Протопали полсотни метров до места, где на поверхность выходит источник, заполняющий небольшую впадину. На ступеньках, ведущих вниз, я галантно подавал правительнице руку, благосклонно принятую. До недавнего времени воду таскали отсюда в бамбуковых цилиндрах и небольших глиняных кувшинах.

По моему распоряжению провели некоторое благоустройство территории. Часть воды, ранее льющейся в яму, а из неё уже свободно перетекавшей вниз по склону, отвели по бамбуковому водопроводу под небольшим наклоном вдоль всего юго-восточного края холма. Чтобы люди не спотыкались о трубы и не разломали в итоге дорогое сооружение, при пересечении с тропой их положили в углубление, над которым устроили основательный деревянный мостик. Через каждые пятнадцать-двадцать шагов трубы соединялись открытыми желобками, из которых и черпали воду. Отсутствие запорных кранов, равно как и не очень высокая герметичность соединений приводили к сырости и грязи вдоль всего водовода – впрочем, учитывая, что здесь полгода дождливый сезон, а в остальное время с неба льёт не регулярно, но временами сильно, особой роли это не играло. В отличие от того, что приходилось по-прежнему таскать воду вверх по склону. Конечно, теперь с самого дальнего края пау не нужно было топать к роднику, но всё равно, большинству обитателей Цитадели приходилось мотаться с неудобной и маловместительной туземной посудой за десятки метров от своих хижин – мне было больно смотреть, как женщины весь день бегают туда-сюда за водой для варки корнеплодов и прочих хозяйственных нужд. К сожалению, сделать не то что насос, качающий воду вверх, но даже примитивное водоподъёмное колесо, при наличном уровне технического оснащения – большая проблема. Сектант, правда, обещал подумать, но сколько он будет кумекать, одному Тобу-Нокоре известно, особенно учитывая, сколько времени занимает у плотника выполнение функций переводчика при Шонеке.

Заканчивался водовод в небольшом углублении, выложенном камнями, в котором могли плескаться все обитатели цитадели. Удавалось это, правда, только в дождливое время, когда водоём заполнялся мутной водой. В "полусухой" же сезон яма почти полностью пересыхала: только на самом дне сохранялось немного жижи, коей брезговали даже неприхотливые и ничего не понимающие в санитарии туземцы.

Хорошо, что в моём распоряжении был верхний бассейн, предназначенный исключительно для "белых" людей. Пользовался им в основном я, и те, кто получал допуск: "олени" и командиры отдельных отрядов, верхушка мархонских регоев, да Таниу с дочкой. Ну и белые люди без кавычек, то есть Шонек и Хиштта тоже могли там плескаться. Вот Сектант подобной привилегии был лишён.

Кстати, судя по всему, папуасы воспринимали допуск к купальне для начальства, просто как некое признание определённого статуса – о том, что там более чистая вода как-то никто не думал. И, в общем-то, справедливо, со своей, папуасской точки зрения: глина на каменном дне накапливалась точно так же, как и в бассейне для широких народных масс; ветки, листья всякие и там, и там плавают; попавшая в воду грязь с человеческих тел невидна; ну, а "микарубу" – это вообще духи такие, с которыми у Сонаваралингатаки какие-то сложные отношения – не то он борется с ними, не то, наоборот, на врагов своих натравливает.

Мы плюхнулись в мутноватую холодную воду. В такой долго не просидишь. Много бы сейчас отдал за обыкновенную баню: каким же дураком был я в прошлой жизни, когда, гостя у бабки в деревне, не любил мыться в старой деревянной бане, которая казалась мне убогой и негигиеничной по сравнению с душем в городской квартире. Здесь же атрибуты благоустроенного жилья, судя по всему, не светят в принципе, да и самая простенькая баня с бачком для нагрева воды и парой тазов в обозримом будущем не предвидится.

И как хорошо всё-таки было в Бонко, где во всех трёх местах жительства до реки топать приходилось не больше сотни метров – не то, что здесь, в Мар-Хоне. В общем, проживание на укреплённом и господствующем над окрестностями холме имеет и свои минусы.

-У тебя здесь, в Мар-Хоне, хорошая управительница – сказала неожиданно Рами, уютно устроившись на моём плече. Я напрягся. Днём и вечером нам было не до разговоров, само собой: начали «отмечать» встречу после недельной разлуки ещё возле источника, наплевав на то, что кто-то может увидеть, продолжили уже в подготовленной свитой Солнцеликой и Духами Хранимой хижине. Но теперь, когда сил на продолжение не было ни у меня, ни у таками....

–Да – согласился я. А что ещё остаётся делать, коль это правда: доставшая мне в наследство от предшественника женщина действительно отлично справлялась с огромным хозяйством хонского наместника.

–Я хочу видеть Таниу в своём окружении – продолжила юная правительница – Чтобы она занималась нашим домом и полем в Тенуке.

Занятно: моя царственная подруга так походя употребляет слово "наше" применительно к семейным владениям. Интересно, когда в ЗАГС пойдём?

–А кто здесь будет вместо неё следить за всем? – вопрос вполне резонный. И соскальзывая со скользкой темы, предлагаю – Может вообще тебе перебраться сюда? Скоро здесь начнутся твориться большие дела.

–Не получится – подумав, отвечает Рами – Дом типулу в Тенуке. Оттуда они правят Пеу. Так было и так будет. Люди по-другому не поймут.

–Ну и кого мне вместо Таниу здесь оставлять? – повторил я вопрос.

–Пусть она сама выберет из своих помощниц. Тем более, теперь здесь меньше народу постоянно живёт: пану макаки кто в Тинсоке, кто в Талу. А хорошая управляющая хозяйством нужна. Да и твой ребёнок будет под присмотром – последняя фраза произнесена всё так же буднично.

–И давно ты знаешь о том, что именно от меня Таниу понесла? – как можно спокойнее спрашиваю.

–Слухи быстро разносятся – ответила таками.

–И ты так спокойно об этом говоришь?

–Мужчине нужна женщина – философски заметила Рами – Не одна, так другая. Хорошо, что твоё семя попало в Таниу, родня которой только в своей вэйской глуши что-то значит. Хуже, если бы ты заделал ребёнка дочери какого-нибудь большого человека из Тенука или Мар-Хона. Тогда, подстрекаемый родственниками, этот ребёнок мог бы стать врагом нашим с тобой сыновьям. А так он будет помощником своим братьям, если его вырастить и окружить заботой.

–Ты что, меня совсем не ревнуешь к Таниу? – обескуражено спрашиваю: ох уж эта загадочная папуасская душа – то полгода дуется на вполне невинное сравнение с оставшейся далеко сестрой, то прагматично и цинично рассуждает о беременной от меня любовнице.

–Ревную – вздыхает Рами – А что делать....

–Не знаю – брякаю я – Вытравить плод Таниу, мне отрезать причиндалы.

–Она-то чем виновата – осуждающе отвечает таками – Куда ей деваться было, когда муж погиб, и вы пришли.

Ага, будто я насильно заставлял безутешную вдову крутить задницей передо мной и вообще подавать недвусмысленные намёки.

–А причиндалы тебе отрезать... Они мне ещё пригодятся – с этими словами мой бесёнок приступает к действиям, которые истолковать можно лишь однозначно.

К прерванному разговору вернуться удалось только неизвестно через какое время. На этот раз нарушил молчание я сам.

–Насчёт того, что Таниу с будущим ребёнком не следует упускать из виду – сама придумала, или кто подсказал? – спрашиваю.

–Дядя и Ламими так говорили.

Я вспомнил вторую жену Рамикуитаки – полноватую тётку, железной рукой управляющую хозяйством ласунгского таки и держащую семейство и окружение в страхе. Такое ощущение, что и сам правитель Ласунга побаивался свою супружницу. Верная соратница и боевая подруга.

–А если будет дочка?

–Таниу говорит, что по всем приметам сын родится.

–А ты с ней самой-то говорила, что хочешь её видеть распорядительницей хозяйства?

–Прямо нет. Только хвалила, какой здесь порядок, и что хотела бы такую же управительницу себе в Тенук. А сейчас самое время её пригласить: прежде домом и полем заведовала Наринива, жена Поте, которому запретили появляться мне на глаза после мятежа "крысоудых".

–Хорошо, тогда можешь забирать Таниу с собой – отвечаю – Главное, чтобы она дорогу смогла одолеть.

–Ничего, мы будем отдыхать почаще – последние слова Рами звучат совсем сонно.

А через пару минут отрубаюсь и я.

Утро было ясным, хотя ночью, судя по лужам, шёл дождь. Надо же, как крепко спалось – абсолютно ничего не слышал. Осторожно передвинув чуть в сторону от себя посапывающую во сне Рами, я встал. Тэми только что-то неразборчиво пробормотала, не открывая глаз. В который раз поражаюсь этой её способности – хоть из пушки стреляй, не проснётся. Ну да ладно, пускай отдыхает: важные государственные дела подождут. В отличие от тех, которые сегодня предстоят мне.

Аккуратно, стараясь не шуметь, нацепил набедренную повязку и выбрался из покоев Солнцеликой и Духами Хранимой. Под навесом у входа столкнулся с верной спутницей повелительницы старой Тамаривой. И ведь хватает у неё сил таскаться за своей воспитанницей десятки километров пешком. Кормилица тэми окинула меня своим обычным насмешливым взглядом. Я быстренько проскользнул мимо бабки, в очередной раз поймав себя на том, что побаиваюсь старую каргу. Вот ведь идиотизм какой-то: многочисленных регоев, "сильных мужей" и прочих из числа своих политических противников не боюсь, а перед старой ведьмой действительно тушуюсь. Понятно было бы, относись она ко мне столь же неприязненно, как к большинству окружающих. Так нет же – старуха, конечно, к Сонаваралинге никакого пиетета и опасливого уважения не высказывала, однако смотрела, пускай и насмешливо, но доброжелательно. Точнее, снисходительно. Остальным же частенько доставалось от Тамаривы по полной – причём бабку не останавливал никакой высокий статус. Ну не существовало для неё авторитетов.

Возле "хозблока" – длинного навеса с очагами, где готовилась еда на всех обитателей Цитадели, наткнулся на Шонека в сопровождении Сектанта и Ного, двоюродного брата Ванимуя. Встретивший свой восемнадцатый дождливый сезон парнишка должен был отправиться в прошлом году в числе отобранных и утверждённых молодых дареоев учиться мореходному делу на вохейских кораблях и знакомиться с миром за пределами Пеу. Но в бунсанской кампании ухитрился сломать ногу, причём не в бою, а самым идиотским образом – застрял в сучьях затянутого в трясину дерева и неудачно высвободился. Так что пришлось ему оставаться дома.

После разговора насчёт преподавательской карьеры в новом учебном заведении тенхорабитский Вестник решил ускорить освоение туземного языка. Лучшей кандидатуры в качестве помощника, чем Ного, учивший вохейский в течение нескольких месяцев для "загранкомандировки", у меня не нашлось. Вот теперь родственник Ванимуя и сопровождает чужеземца повсюду, разъясняя тому вещи, насчёт которых не может ответить Сектант. Заодно и сам подтягивает свои познания в языке заморских торговцев.

Я поел горячей каши из коя, запив успевшим остыть кипятком. Данное новшество с трудом приживалось среди папуасов, но значительное сокращение желудочно-кишечных инфекций, которое мне удалось связать с введённым мною правилом не пить сырую воду, всё же мало-помалу способствовало распространению сего полезного для здоровья обычая. Разумеется, пришлось ознакомить наших дам, ответственных за кухню и готовку еды, с заклинаниями, которые должны сопровождать кипячение набранной из водовода жидкости в глиняных горшках. И то прогресс – теперь народ сознательно проводит гигиенически-магическую процедуру для борьбы с духами «микарубу», а не из страха, что Сонаваралингатаки натравит злокозненных духов поноса на ослушников.

Ел без особого аппетита. Потому что предстояло мне сегодня довольно скользкое и малоприятное дело. В общем, наверное, следовало заняться этим ещё пару-тройку дней тому назад. Но я всё откладывал, находя для себя оправдания то в неизбежном праздновании по случаю усмирения мятежа, то в необходимости решать накопившуюся текучку. Вчера, например, помешало неожиданное прибытие в Мар-Хон Солнцеликой и Духами Хранимой типулу-таками. Но тянуть дальше было уже невыносимо.

Отставив в сторону плошку с кашей и кивнув в знак благодарности кухаркам, я направился в дальний угол Цитадели, где проживали мальчики, взятые в заложники у бунса и тинса. С громким топотом и шумом вошёл в хижину, и крикнул: "Вставайте, отродья болотных червей!" Ребятишки испуганно и недоуменно смотрели на меня.

"Боху!" – рявкнул я. Щуплый мальчишка лет десяти в страхе подскочил.

"Тароме! Коре! Локуро! Ики! Тотму! Похонве!" – продолжал я выкрикивать имена – "Выходите наружу!"

Семеро ребятишек выстроились напротив меня в неровный ряд. Я шёл вдоль шеренги и заглядывал в глаза каждому. В душе моей не было ненависти к этим пацанам. В конечном счёте, они виноваты куда меньше своих родичей, обнаживших оружие против моих "макак". Но по законам этого сурового мира семя мятежников необходимо уничтожить наравне с самими мятежниками.

Я долго вглядывался в глаза каждого из семёрки, пытаясь понять: можно ли оставлять их в живых, или же лучше прикончить волчат заранее. Ничего личного – только забота о благе Пеу: с одной стороны, на фиг не нужны юные мстители, с другой, несколько нерационально разбрасываться людьми, тем более что они уже начали учиться тагоровой азбуке для папуасов.

Пройдя справа налево вдоль ряда, я пошёл в обратном порядке, стараясь прочесть во взглядах юных заложников как можно больше. Они были самого разного возраста: от семи до тринадцати лет. И самой разной внешности. То, что удалось разглядеть в их глазах, вполне меня устраивало: страх, непонимание. Только у одного взгляд мне не понравился – у одиннадцатилетнего Тотму. Страх там был. Но ещё больше ненависти и упрямства. Во второй раз, встретившись взглядом с ужасным колдуном Сонаваралингой, щенок смотрел скорее испуганно, чем злобно. Но это уже ничего не меняло – страх пройдёт или перегорит, превратившись в жажду мести.

"Идите, приведите себя в порядок. Духи велели, чтобы вы сегодня с утра не принимали пищи. Можете только пить воду" – приказал я – "А потом приходите на площадь, где я разбираю жалобы". И, не оглядываясь, двинулся прочь. Мне предстояла подготовка к очень ответственной процедуре.

Солнце начало припекать в полную силу, когда на площади в центре Цитадели, где обычно проходили собрания обитателей нашего пау и решались судебные споры, собрались практически всех, кто находился сегодня в крепости. Мальчишки понуро стояли, окружённые толпой зрителей. Когда я оставил их утром, то почти сразу же, хотя и несколько запоздало, подумал, как бы не вздумали сбежать со страху. Потому приказал парочке «макак» взять этих семерых под наблюдение. Конечно, если бы кто-нибудь из них успел смыться раньше, чем появятся бойцы, я выглядели бы полным идиотом, причём не только в собственных глазах. Но к счастью, никому из мятежного отродья такая мысль в голову не пришла.

Кресло, с которого я судил и рядил, возвышалось на помосте. Но в этот раз ему суждено пустовать. Сегодня будет совсем другое действие.

В левой руке моей висела переносная кадильница, чадящая едким дымом. В правой – трещотка. В общем – великий и ужасный Сонаваралингатаки, пану олени братства пану макаки, свергающий и возводящий на престол правителей Пеу, готов совершить очередное колдовство. Судя по опасливо-любопытным лицам собравшихся, народ готовится к чему-то новенькому и доселе невиданному. Надеюсь не разочаровать почтенную публику.

Я молча прошёлся вдоль стоящих рядком "клиентов" (или "пациентов"?), заглядывая в глаза. "Ваши отцы, старшие браться или иные родичи – гнусные предатели и изменники" – начал я – "Одни из них нашли свою смерть, когда мы вместе с верными типулу-таками людьми Бунсана и Тинсока, наказывали их. Иные же живы. Теперь судьбы их в руках Тобу-Нокоре и духов. Но речь не о ваших родственниках-изменниках. Речь о вашей участи". Трещотка в моей руке ожила, наполняя окружающее пространство какофонией.

Взгляд мой случайно скользнул в сторону "судебного" кресла. Нет, пустовать ему сегодня не довелось – там уселась Солнцеликая и Духами Хранимая. Женская часть её свиты расположилась чуть ниже. Рядовому папуасу и подумать страшно, занять используемое для важных общественных функций сидение, принадлежащее Сонаваралинге-таки. Но типулу-таками, стоящая выше всех на Пеу и обладающая магической силой, унаследованной от череды великих предков, могла не бояться ни гнева "пану макаки", ни вредных воздействий со стороны потусторонних сущностей. Чертыхнувшись про себя, однако, не стал менять сценария представления: в конце-концов, Рами не кисейная барышня, кровищи видала немало.

"Ты, Коре!" – начал я – "Ты, Тароме! Ты, Похонве! Ты, Локуро! Ты, Боху! Ты, Ики! Ты, Тотму! Все вы дурное семя, отродье предателей. Издревле дареои Пеу знают, что от дурного дерева не будет хорошего семени. И от дурного семени не жди хорошего дерева. И сказано предками: изведи дурное семя, и сруби дурное дерево".

Мальчишки испуганно глядели: кто на меня, кто в окружающую толпу, словно ища поддержки и сочувствия. Но не было в глазах присутствующих ни того, ни другого. Да и напрасно ждать их в сердце Хона, где предания, идущие из глубины веков перечисляют обиды и урон со стороны людей Болотного края, да полнятся геройствами и победами над южными соседями.

"Да! По древним законам вы должны умереть!" – повысив голос, продолжил я – "Но духи поведали мне, что вам уготована иная судьба! Но рано радоваться!". Переведя дух, я вновь пошёл вдоль шеренги пацанов.

"Коре, сын Тохомуя. Тароме, сын Току. Локуро, сын Бунхве. Боху, сын Боху. Ики, сын Линиу.... А ты Тотму, сын Тохомуя..." – поймав глаза последнего взглядом, я замолчал на миг и сказал: "Твоя судьба не заботит духов". И найдя взглядом стоящего в переднем ряду Гоку, приказал: "Убей его. Быстро. Чтобы не мучился".

Командир разведчиков сделал три шага из толпы, молниеносное движение вохейского клинка, и подросток-тинса падает на землю с перерезанным горлом. Зрители зашевелились: нет, никто, не закатывает глаза, не бьётся в истерике, не валится в обморок – не те здесь времена, чтобы ужасаться при виде убийства; но события приобретали необычный оборот.

"Ты, которого назвали когда-то Ики" – вернулся я к прерванному колдовству – "Я Сонаваралингатаки, волей морского владыки Тобу-Нокоре забираю твоё прежнее имя. Отныне ты никто и звать тебя никак". Шесть человек, шесть повторений одной и той же фразы, с заменой только имени.

"Ты, лишённый имени" – толкаю экс-Ики в сторону трупа Тонму – "Это то, что было когда-то Ики. Вот нож, бей его". Мальчишка вяло берёт медный клинок в руку. "Бей!" – мой крик подстёгивает его, и детская рука колет в грудь – несильно, чуть прокалывая коричневую кожу. "Сильнее!" – рявкаю я – "Убей!" Тот послушно заносит нож и со всех своих невеликих силёнок вонзает в труп. И ещё, и ещё. Оттаскиваю лишённого имени, убившего самого себя. И тяну следующего: "Убей Боху! Убей!". На теле мёртвого подростка прибавляется ещё несколько ран.

Ну, вот каждый из шести нанёс свою порцию ударов. Я стою над исколотым трупом Тонму. На бурой земле выделяется неровный тёмный овал. Только сейчас нос мой уловил тяжёлый густой запах вытекшей крови. Состояние можно передать одним словом: опустошённость. Ничего не хочется делать. Но нужно завершить начатое.

"Ваши имена и ваши души вот здесь" – трясу перед "клиентами" кадильницей. "Тагор!" – с трудом сдерживаюсь, чтобы не перейти на крик. "Уведи этих шестерых" – пальцем показываю куда-то в сторону стоящих с ошалевшим видом ребятишек, измазанных в чужой крови – "Сейчас они никто. А ты должен сделать из них воинов, верных типулу-таками. Начни сегодня".

Тузтец появляется откуда-то сзади меня. Коротким взмахом руки командует следовать за ним. Шестёрка лишённых имени и прошлого детей покорно следует за ним. О примерной методике тренировок "контингента" мы с бывшим "солдатом удачи" успели переговорить загодя, пока я готовился к колдованию. Ничего необычного не придумалось, так что бедным детишкам предстояли несколько недель физических упражнений с утра до вечера – чтобы не оставалось времени на лишние мысли, и самый минимальный паёк – чтобы опять же не было сил на лишние мысли и переживания. Надеюсь, такой режим вкупе с вдалбливанием в детские головёнки установки, что они никто, а звать их никак – поломает им психику достаточно сильно. А затем можно будет, ослабив режим, начать забивать головы полезными для будущего Пеу идеями.

Я остался один среди толпы, внимательно ждущей продолжения. "Возьмите тело Коре-Тароме-Похонве-Локуро-Боху-Ики-Тотму и предайте его земле" – мой голос звучал в полной тишине – "То, что принадлежит повелителям Пеу, должно быть пожрано землёй, которой владеет дом Пилапи Объединителя. Так велят духи". После этих слов я пошёл прочь, не интересуясь, как будет выполняться последнее моё распоряжение – на площади достаточно тех, кто проследит, чтобы труп оттащили на выделенный под кладбище пустырь и закопали поглубже.