Текст книги "Что известно реке (ЛП)"
Автор книги: Изабель Ибаньез
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 28 страниц)
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
После завтрака мистер Финкасл с Айседорой вышли прогуляться по палубе, при этом свою винтовку он перекинул через плечо. Девушка стояла в его тени, обхватив отца за локоть; теплые отношения между ними были более, чем очевидны. От боли у меня перехватило дыхание, она теплилась где-то между ребрами. Мы с папой тоже совершали долгие прогулки по нашему поместью, бесцельно бродя. Его было легко полюбить, и он не требовал многого для счастья. Его книги, чашка крепкого кофе, семья под боком и Египет — вот и все. Жаль, что я не интересовалась его родителями, какими они были, и были ли они близки. Я никогда не встречалась с ними, а теперь я потеряла шанс узнать больше о его воспитании.
С каждым новым днем я обнаруживала все больше вещей, которые отняла у меня их смерть.
Я смахнула слезы, продолжая смотреть на парочку отца с дочерью. Они вглядывались в воду, без сомнения, в поисках очередного крокодила, в которого можно было бы пустить пулю. После того, как они скрылись из виду, я повернулась к дяде. Он взял книгу с одной из полок и погрузился в чтение.
В этот момент меня поразило, насколько мало времени мы провели вместе. У моего дяди было так много секретов, и я сомневалась, что смогу узнать их все.
Но я могла с чего-то начать.
Уит поймал мой взгляд и улыбнулся, выражение его лица было на удивление нежным. Он налил себе еще чашку кофе, поднял ее, словно в тосте, и одними губами пожелал мне удачи, прежде чем встал и покинул салон. Я проводила его недоуменным взглядом, его интуиция меня глубоко поразила. Почему он не может все время притворяться негодяем? Накаченный негодяй, думающий только о собственном благополучии.
Это было бы гораздо легче простить.
Я отбросила тревожное чувство, будто падаю в яму, из которой не смогу выбраться, и сосредоточилась на дяде, который прятался за книгой в твердом переплете.
— Дядя, — начала я. — Не мог бы ты оторваться от чтения на десять минут?
— Тебе что-то нужно, Инез? — рассеянно спросил он.
Я опустилась на ближайший от него стул.
— Мы практически не общались с тех пор, как я приехала, если не считать тех раз, когда ты настаивал на моем отъезде.
— Что было бы весьма кстати, если бы ты послушалась, — сказал он с легкой улыбкой, откладывая книгу. Откинувшись на спинку стула, он скрестил руки на своем плоском животе, и начал изучать меня, следуя глазами по изгибу моей щеки, линии подбородка. Сложилось впечатление, будто он искал во мне черты своей сестры.
Сестры, что считала его преступником.
— Я скучаю по родителям, — тихо произнесла я. — Мое присутствие здесь помогает сохранить память о них.
На лице дяди отражалась вся его жизнь: морщины ведали о нерассказанных приключениях, шрамы свидетельствовали о моментах смертельной опасности, очки стали необходимы вследствие долгих лет, проведенных за книгами. В совокупности все говорило о том, что он был охотником за тайнами и любителем академических изысканий, что является отличительной чертой любого исследователя.
— Что ты хочешь узнать?
У меня перехватило дыхание. Много ли у меня еще будет подобных моментов? Где только мы вдвоем? Когда мы доберемся до острова Филы, его внимание и время могут быть рассеяны в тысячи разных направлений.
— Они провели в Египте семнадцать лет, были ли они счастливы здесь?
Дядя Рикардо издал тихий смешок.
— Знаешь ли ты, почему я пригласил их сюда?
— Тебе нужны были деньги, — сказала я бесцеремонно.
Он печально улыбнулся.
— Я потратил свои личные сбережения и отказывался принимать финансирование от организаций, требовавших взамен артефакты. Мы с Зази ломали голову в поисках решения, когда ей пришла идея обратиться к Кайо с Лурдес. Она считала, что это единственный способ сохранить связь для нас троих. Работа ее брата Абдуллы связала нас всех вместе… Но потом она умерла.
На его лице появилась тень глубокой скорби, отчего мне захотелось потянуться вперед и взять его за руку. Но осталась на месте, потому что откуда-то знала, что он остановится, стоит проявить к нему хоть каплю жалости.
А я не хотела этого.
— Я продолжил искать деньги, потому что верил в дело Абдуллы и потому что знал, что Зази не хотела бы, чтобы ее брат занимался этим в одиночку, — его челюсть расслабилась, стоило ему погрузиться в воспоминания. — Твой отец был счастлив с самого начала, но Лурдес потребовалось время, чтобы проникнуться Египтом. Но когда пришло время, она сильно влюбилась. Вскоре она стала неотъемлемой частью команды. Она была очень организованной, и я доверял ей финансы, веря, что она заплатит всем вовремя, отслеживая рабочие часы всей команды. Она была местной любимицей, всегда смешила всех своими проделками. В конце концов, она построила здесь свою жизнь.
— Она устраивала розыгрыши на месте раскопок? Это так не похоже на маму.
Моя мама умела себя вести, знала, когда и что нужно сказать и была любимицей высшего света Буэнос-Айреса.
— Такой она была в юности, — тихо сказал он. — Египет перевоспитал ее. Постарайся понять, она вышла замуж очень молодой, еще моложе, чем ты сейчас, за человека намного старше нее. Наши родители были строгими людьми, которые возлагали множество надежд на свою единственную дочь, и, хотя у них было доброе имя, у них совсем не было денег. Твой отец обогатился за счет упорного труда, разумных инвестиций и успеху железнодорожной отрасли. Тем не менее, это был хороший союз, и они оба нашли здесь покой. Стали теми, кем им суждено было стать.
— Но, чтобы проказничать…
Я осеклась. Эта мысль была настолько безумной, насколько недопустимым было ярко-красное платье в гардеробе моей мамы. Она никогда не была игривой со мной. Сердце сжалось от обиды, и я постаралась не думать о том, насколько мы могли быть счастливее, если бы она была со мной самой собой.
— У нее был старый шелковый платок, который уменьшал все укутанные в него предметы до размеров броши, — печаль оттеняла его улыбку. — Я не могу сосчитать, сколько моих туфель таким образом пропало.
Наконец, дар речи вернулся ко мне.
— Я с легкостью могу представить, как она всеми командует.
— К большому разочарованию Абдуллы. Он из того типа людей, который любит поддерживать порядок, но твоя мать пыталась дискредитировать его на каждом шагу. Я много раз был вынужден вставать между ними, — он горестно покачал головой. — Благодаря им двоим я всегда был в курсе того, чем и когда была занята команда. Во сколько все должны были прибыть, чтобы начать раскопки или сколько времени кто проработал. Она руководила всем и вела записи обо всех находках.
— Записи?
— Да, она… — он заколебался, а после решил не продолжать. — Для нее было важно следить за ходом событий.
— Где она хранила эти записи?
— Тебе это знать необязательно. Но раз уж мы заговорили об этом, хочу еще раз напомнить о необходимости соблюдать осторожность, обсуждая с кем-то аспекты своего пребывания здесь. Если тебе небезразлично дело всей моей жизни, то ты сохранишь увиденное и обнаруженное в тайне. Если не ради меня, то сделай это ради своих родителей.
— Ты можешь мне доверять.
— Я бы этого хотел, — сказал он с искренним сожалением, подчеркивая каждое слово. — Но не при таких обстоятельствах. Может, ты и часть семьи, Инез, но для меня ты чужой человек, и я не стану рисковать всем, боясь задеть твои чувства.
Он не знал меня достаточно хорошо, чтобы судить. У него не было времени, чтобы узнать меня получше. Мы были незнакомцами из-за его выбора, а не моего.
— Ну, ты и сам не доказал, что заслуживаешь доверия, — мои слова заставили его замолчать. — Я знаю, что ты что-то скрываешь, — обвинила я. В планах не было говорить нечто подобное, но, начав, я не могла остановиться. — Я слышала, что вы обсуждали с мистером Хейсом маму с папой, так что не смей отрицать это. Что на самом деле с ними произошло? Что ты недоговариваешь, дядя?
— Подслушиваешь под дверьми, Инез? Это недостойное поведение для молодой воспитанной леди.
Я всплеснула руками.
— Что ж, это вынужденная мера, раз ты продолжаешь лгать мне.
Он встал, приняв напряженную позу.
— Ты нанял мистера Финкасла, который притащил с собой столько оружия, что его хватило бы для снаряжения целого ополчения. Почему есть необходимость в охране на месте раскопок, дядя? Родители бы не одобрили такого количества оружия.
Его слова прозвучали громом среди ясного неба.
— Ты ничего не знаешь о своих родителях.
Я отшатнулась, будто от удара по лицу. Но он не лгал и, возможно, от этого было больнее всего. Даже спустя столетие я бы ни за что не поверила, что мои родители будут так безрассудно относиться к собственной жизни и отправятся в путешествие по пустыне без средств безопасности. Только не будь у них веских на то причин.
— Они что-то искали? — спросила я, ослепленная внезапной мыслью.
— Что?
— Они, — начала я медленно, с яростью в каждом слове. — что-то искали? Это ты их туда послал?
В глубине его ореховых глаз мелькнули какие-то эмоции. Возможно, это было чувство вины. Но мой дядя продолжал молчать, даже когда мой пульс участился. Он поправил очки, отводя взгляд в сторону. Мое сердце рухнуло вниз. Вот и все.
Мой дядя отправил их на верную смерть.
— Расскажи об их последнем дне. Расскажи, чем они занимались, — мой голос дрогнул. — Почему тебя не было с ними?
— Хватит, Инез, — сказал он, отходя от стола. — Тебе будет только больнее. Почему бы тебе не отдохнуть?
— Мы только начали…
— Мы продолжим разговор, когда ты успокоишься.
Я смотрела ему вслед, злясь на него и себя за то, что не могу контролировать свой характер. Карим вошел в салон, в его руках был кофейник со свежим кофе. Молча он налил мне еще одну чашку.
— Shokran, — сказала я. Затем взглянула на него. — И много ты услышал?
Карим улыбнулся.
— Мы на маленьком судне.
Так оно и было. Дядя не мог избегать меня вечно.
Я обнаружила Уита на палубе, он отдыхал в одном из мягких длинных кресел и записывал что-то в дневник. За его спиной Нил быстро огибал берега, земля которых вмещала в себя зеленые, коричневые и голубые оттенки. Пальмовые рощи периодически заполняли пейзаж. Окружающее великолепие не умаляло моего разочарования. Я опустилась на свободное место рядом с Уитом. Убрав волосы с лица, я посмотрела на страницу, на которой он делал записи. Мельком я заметила непонятные цифры и рисунки прежде, чем он захлопнул дневник.
Он пристально посмотрел на меня.
— Как прошел ваш разговор с дядей, любопытная варвара?
Я смутилась.
— Я вышла из себя.
Он цокнул.
— Думаю, мои родители отправились в тот день в пустыню, чтобы найти какой-то артефакт, место или может быть… Не знаю. Что-то, — сказала я, внимательно наблюдая за ним. — Мой дядя тоже отчаянно пытается это найти. Не знаешь, что это может быть?
Уит неторопливо пожал плечами.
— В Египте? Мы все что-то ищем.
Что-то в интонации его голоса меня насторожило. Неужели они с дядей искали одну вещь? Но его тоскливый тон заставил меня задуматься, что он мог искать нечто неосязаемое. Ничего из того, что можно было бы подержать в руках или продать.
— Я его не понимаю, — закипела я. — Я не вижу смысла в его решениях, его поведении. Его нежелании разговаривать со мной.
— У твоего дяди на все есть причины.
Я уловила нотки неодобрения в его голосе. Что-то, что натолкнуло на вопрос.
— Уит… Ты ему доверяешь?
Он пронзил меня прямым взглядом, который никак не сочетался с его расслабленной улыбкой.
— Отнюдь, сеньорита Оливера, во всем мире я доверяю только двум людям.
— Так мало? — я посмотрела на него, удерживая волосы, чтобы они не летели мне в лицо. Ветер крепчал. — Твоя семья, я полагаю. Родители?
Он поджал губы.
— Мои брат и сестра.
— Но не мать с отцом?
— Я бы не доверил им спасение собственной жизни, даже если бы горел заживо, — произнес он с легкой улыбкой.
Мне сложно было его понять. В его голосе не было ни капли огорчения, но он кривил губы, будто бы зная, что не сможет сохранить невозмутимый вид. Но какая-то часть меня все-таки понимала. Я начинала осознавать, что не могу доверять собственным родителям. Доверие тяжело было сохранить, когда между нами было так много секретов. Они меня любили, но не пускали в свою жизнь единственного ребенка. Это было трудно принять, а еще сложнее осознать. Нас настиг очередной порыв ветра и судно накренилось.
Я вздрогнула и в тревоге оглянулась.
Уит резко сел в шезлонге.
— Это же не…
Палуба застонала, когда Элефантину резко качнуло.
— Это нормально? — спросила я, чувствуя, как растет беспокойство.
Он велел подняться и подвел меня к перилам, указывая пальцем на темную бурлящую реку, в то время как ветер кружил вокруг нас, завывая подобно урагану. Вода бушевала, врезаясь и обтекая большие выступающие камни.
— Я должен найти капитана Хассана, — мрачно сказал Уит.
— С нами все будет в порядке? — но он не слышал меня, все его внимание было приковано к воде. По моей коже пробежался холодок, отчего волоски на руках встали дыбом.
Я ухватилась за ворот его рубашки одной рукой.
— Уит.
Он опустил взгляд, приоткрыв рот от удивления. Затем, его голубые глаза нашли мои. Он поднес ладонь к моей щеке, нерешительно и медленно, едва касаясь ее. В его глазах мелькнула тень чего-то холодного, и он опустил руку. Мне не хватало его прикосновений, хотя я никогда их не знала. Он мягко разжал мои пальцы и отступил назад, убирая с лица все эмоции, будто бы это был дверной проем, сквозь который никому нельзя было пройти.
Судно снова накренилось и что-то царапнуло дно Элефантины.
— Что это было?
— Возвращайся в свою каюту, — он оставил меня на палубе. — Я серьезно, Оливера.
Дахабие накренилась вправо, отчего я споткнулась и широко замахала руками, стараясь сохранить равновесие. Я сделала неуверенный шаг вперед, затем еще один, но судно снова качнулось и у меня внутри все перевернулось. Я попятилась обратно в салон. Остальная команда промчалась мимо, быстро переговариваясь на арабском. На их лицах была паника.
— Госпожа! Вам стоит вернуться в свою каюту! — выкрикнул Карим, проносясь мимо. — Здесь небезопасно!
— Как только отыщу своего дядю, — ответила я.
Но юноша уже скрылся из виду. Я вбежала в салон и увидела дядю, сворачивающего карту, разложенную на столе. Что-то ударило в окно, и я быстро обернулась, ахнув.
— Это песок? — спросила я.
В два шага дядя Рикардо настиг меня.
— Да, из пустыни.
Судно громко застонало, налетев на что-то твердое под нашими ногами. Он побледнел, а затем развернул меня и подтолкнул в сторону моей каюты.
— Оставайся у себя, пока я не разрешу выйти, Инез. Если мы перевернемся, лезь через окно. Оставь все. Ты поняла?
Оцепенев, я кивнула и бросилась выполнить указания, чувствуя собственное сердце в горле. Я закрыла за собой дверь и опустилась на пол, подтянув колени к груди. Нет, бездействовать в такой момент было неизмеримо глупо. Предположим, мы перевернемся и что тогда?
Я окинула комнату оценивающим взглядом.
Что мне можно потерять?
Ни одной вещи моих родителей. Они не имели большой ценности для посторонних, но для меня они были дороже всего на свете. Дахабие раскачивалась и стонала от сильных порывов ветра. Он завывал за окном, намереваясь погубить нас. Я поднялась на дрожащих ногах, расставив руки в стороны, и осторожными шагами направилась к ящикам под кроватью.
Громкое ругательство заставило меня замереть.
Это был мой дядя.
Я бросилась к выходу и выглянула в узкий коридор. Одна из дверей на противоположной стене была приоткрыта и раскачивалась в такт движениям судна. Она громко скрипела. Я вышла в коридор, распахнув рот—
Сквозь образовавшийся проем я увидела дядю. Дверь качнулась вперед, закрывая мне обзор, но затем вернулась назад. Я подошла ближе, мои шаги легко ступали по дереву. Мне показалось, будто мелькнуло что-то знакомое…
Дядя Рикардо быстро перебирал свои вещи — примерно также, как это делала я. В руках у него был блокнот, на обложке которого пышным цветом распустились пионы. Это были любимые цветы моей мамы. Я узнала бы ее дневник, где угодно.
Это я разрисовала обложку.
Мой дядя склонился над сундуком и достал несколько исписанных листов, быстро пробежался глазами по содержимому, а после сложил их пополам, чтобы спрятать их внутри дневника моей мамы. Интуиция подсказывала, что необходимо сейчас же ворваться внутрь и потребовать личные записи моей матери и это желание едва не захлестнуло меня. Но я сдержалась, в кои-то веки подумав, прежде, чем действовать. Если я ворвусь сейчас, он, скорее всего, снова солжет мне, а затем, черт его возьми, спрячет от меня ее вещи.
Лучше дождаться, когда он покинет каюту.
Дядя Рикардо выскочил наружу, наклонившись вперед, словно бык. Едва он скрылся на лестнице, я бросилась через узкий коридор, прикрыв за собой дверь.
Он оставил комнату убранной, сундук был заперт. Пробормотав проклятие, я опустилась на колени и извлекла из волос шпильку. Мне было известно, как взломать замок, благодаря привычке моего отца совершенствоваться в случайных талантах. Он мог задерживать дыхание под водой на три минуты, знал, как завязывать различные морские узлы и как их развязывать, а также какое-то время увлекался взломом.
Я воткнула острый кончик шпильки в замочную скважину и повернула ее в одну сторону, а когда это не помогло, попробовала в другую, мысленно поблагодарив тетю за то, что та запирала меня в спальне, когда я вела себя неподобающе. Замок открылся и, когда дахабие снова накренилась, я откинула крышку назад.
Мамин дневник лежал на стопке свернутых в трубочку карт.
Необходимо было время, чтобы прочесть каждую запись, но я не владела такой роскошью. В моем распоряжении была лишь сегодняшняя ночь пока остальные боролись за сохранение Элефантины. С этой мыслью я поспешила вернуться в свою каюту. Я собрала свои сумки и устроилась прямо под окном, пока песок бешено атаковал тонкое стекло. Если лодка перевернется, я бы хотела оказаться ближе к выходу.
Только после этого я начала читать.
И именно на последней странице я обнаружила запись, что изменила все.
Мы с братом никогда не сможем вернуться назад. Он пошел по пути, который я не могу принять, но мне сложно заставить себя обратиться к властям. Как я могу писать такое? Я должна! Должна! Его угрозы пугают меня. В последний раз, после нашей ссоры, я еле поднялась с пола. Рикардо сказал, что не хотел сделать мне больно, но так все и вышло.
Синяки до сих пор не сошли. Я не могу игнорировать правду.
Я боюсь за свою жизнь. Я боюсь за жизнь Кайо.
И я не знаю, как мне поступить. Он же мой брат.
Но он также убийца.
Сначала я не могла уловить смысл написанного. А потом каждое слово стало болезненно четким, с острыми краями и резкими линиями.
Угрозы.
Синяки.
Убийца.
Моя мама боялась за собственную жизнь. Я расстегнула воротник платья, задыхаясь и с трудом восстанавливая дыхание. Она жила, боясь того, что мог сделать ее брат. Отчаяние и безысходность, питающие каждую строчку, расставили все по своим местам. Словно туман рассеялся и мне открылось скрытое.
Кого дядя Рикардо убил?
И если он сделал это однажды, может сделать снова.
Все это время дядя отказывался сообщать мне подробности смерти родителей. И теперь я, наконец, поняла почему. Ответ был у меня перед глазами с самого начала. За окном бушевала буря. Она требовала своего. Я снова перечитала запись, и мое зрение затуманилось, когда я отчаянно пыталась прислушаться к тому, что пыталась подсказать мне моя интуиция. Все доказательства были налицо. Мой дядя не хотел, чтобы я оставалась в Египте. Он занимался незаконной деятельностью. Он отказывался рассказывать мне, что случилось с моими родителями. Письмо моей матери месье Масперо, в котором она умоляла о помощи. Любопытная карточка с изображением врат и указанным временем, местом и датой на обратной стороне. А теперь запись в дневнике, где мой дядя поднял на маму руку. Достаточно сильно, чтобы оставить синяки.
Истина железным кулаком сковала мое сердце.
Дядя убил моих родителей.
***
Мне пришлось сойти с Элефантины. Я потратила несколько секунд, чтобы собрать все свои вещи. Коридор был пуст. Команда, мой дядя, Уит и, я уверена, мистер Финкасл были на верхней палубе. Никто не заметил бы, как я поднесла свои вещи к перилам. Никто не заметил бы, что на дахабие стало на одного человека меньше. Я распахнула дверь, осмотрелась и поспешила по узкому коридору. Песок путался в моих волосах, делая их жесткими. Сверху доносились крики людей. Я добралась до перил, ремень сумки впивался мне в ладонь.
Внизу бурлила вода.
Я вспомнила, как река захлестнула меня с головой. Как она сковывала меня в своих объятиях. Дрожащей рукой я потянулась вперед, страх скрутил меня. Нерешительность подступила вплотную и через одно долгое мгновение я опустила руку.
Прыгать было глупо.
Мои шансы на выживание были невелики. Останься я на борту, моя судьба была бы столь же мрачной. Я вглядывалась в глубину реки и страх сжимал мое горло. В ней водились крокодилы и змеи, злое течение и порывистый ветер.
Но на Элефантине — убийца.
Я зажмурилась, пытаясь дышать. Я чувствовала песок на зубах, а подол моего платья яростно хлестал меня по ногам. Даже если я переживу бурю, даже если я выберусь из Нила, что я буду делать дальше? Как мне добраться до Фил?
Я распахнула глаза.
Вопрос поверг меня в шок. Всем своим существом я хотела покинуть судно, реку, Египет. И все же какая-то часть меня не хотела отворачиваться от родителей. Если я уеду, то никогда не узнаю правду об их гибели. Я никогда не узнаю, почему дядя убил их. Разум наконец взял верх над моим страхом. До сих пор дядя ничем не угрожал мне и не причинял вреда. Он был вежлив и, хотя раз вышел из себя, обнаружив меня на борту Элефантины, он не причинил мне боли.
Пока он верил в то, что я не знаю правды, я была в относительной безопасности.
Я медленно отошла от перил. Повернулась и пошла обратно в его каюту, чтобы вернуть дневник. Затем я вернулась к себе в каком-то трансе. Я доведу дело до конца.
Что бы ни случилось.
УИТ
Веревка обожгла ладонь. Палуба под моими ногами накренилась и закачалась, я согнул колени, чтобы не упасть. Остальные члены команды занимались парусами, пытаясь поймать ветер, чтобы помочь нам пережить бурю без ущерба для дахабие. Капитан Хассан выкрикивал указания, но его заглушал звук моего бешено стучащего о ребра сердца.
Судно содрогнулось. Дерево трещало и стонало, но я крепко держался за веревку. Каждый порыв ветра прижимал нас к берегу. Я был уверен, что в любой момент камни могут нанести достаточно ущерба, чтобы посадить нас на мель. Я вспомнил о книгах по химии, что прислала мне сестра и которые я не успел бы спасти, если бы нас накрыло водой. Они связывали меня с ней. Она знала о моей любви к точным наукам и о моем желании изучать строение мира. Я сильнее потянул за веревку, прикладывая все силы для сохранения этой связи.
Члены команды хаотично сновали вокруг, напряженные и хмурые.
Мимолетная мысль об Оливере мелькнула у меня в голове. Я обещал, что с ней ничего не случится. От раздражения я поджал губы. Я не имел права давать ей таких обещаний.
Единственная девушка, о которой я имел право думать, жила в Англии.
