Текст книги "Что известно реке (ЛП)"

Автор книги: Изабель Ибаньез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Две недели спустя гробница так и не была открыта. После очередного обсуждения в штабе, Абдулла и Рикардо решили сначала все задокументировать, а только потом разрушать печать. Команда землекопов продолжала трудиться под Киоском Траяна, медленно, но верно, продвигаясь под храм Исиды. Под нашими ногами был настоящий лабиринт, и Уит больше всего времени проводил там, помогая пробираться через каждую комнату. Когда в его руках не было мешка с порохом, его можно было найти рядом со мной в передней комнате, скрупулезно вносящим артефакт за артефактом в толстый журнал в кожаном переплете, разительно отличающийся от того альбома, в котором я делала наброски. Казалось, он интересовался артефактами не меньше Абдуллы и моего дяди, и постоянно осматривал комнату, будто бы искал что-то конкретное. А если так оно и было, то он никогда не говорил мне, что именно пытается найти.

Даже Айседору привлекли к этой кропотливой работе, но она никогда не жаловалась на монотонность. Иногда она приходила вперед меня, склонялась над блокнотом и тщательно записывала каждый артефакт своей секции.

Дни тянулись медленно. Уит работал рядом, но стоило ему скрыться в соседней комнате, как я доставала платок и уменьшала все, что переливалось камнями или было сделано из золота.

Это была, безусловно, худшая часть моего дня.

Но стоило дяде Рикардо пройти мимо, оценивающе оглядывая богатства, мое чувство вины ослабевало. Он поднял несколько украшений, усыпанных драгоценными камнями, и у меня сжался живот от мысли, не прикидывает ли он стоимость. К счастью, Абдулла поймал его на этом и отругал за его глупость.

За едой всегда шла оживленная беседа, Абдулла развлекал нас рассказами о своих детях и внуках. А после мы с мамой встречались на берегу реки, скрываясь за высокими кустами папируса. За две недели мне удалось уменьшить около двухсот артефактов. Я старалась выносить те предметы, которые не были задокументированы или которые легко было упустить из-за их местонахождения или размера.

Но я все равно нервничала и не могла скрыть своего волнения от мамы. Я протянула ей вещи, которые уменьшила за день, питая глубокую ненависть к себе, и она поймала меня за руку.

— Что случилось? — спросила она.

Я и забыла, что она видит меня насквозь.

— Я просто хотела бы, чтобы был другой способ, — пробормотала я. — Дядя Рикардо следит, чтобы все артефакты были записаны. Зачем ему это делать, если он планирует их украсть?

— Инез, подумай хорошенько, — сказала она. — Все записанное, может быть вычеркнуто, переписано или даже вырвано. Кто ведет записи в конце дня? Твой дядя?

Я подумала о журнале в кожаном переплете, который большую часть дня находился в руках Уита или Айседоры. Но, когда день угасал, книга оказывалась в руках моего дяди, а не Абдуллы. У него она хранилась до следующего утра, пока он не возвращал ее Уиту для продолжения работы. Дядя легко мог подделать записи, но разве бы Уит не заметил бы этого? Айседора казалась слишком наблюдательной, чтобы не заметить никаких странных изменений.

Вот только… Туда буквально заносились сотни известняковых статуй, лодок и украшений. Я бы не заметила, будь некоторые из них стерты или вычеркнуты.

Мама правильно подметила.

— Мой друг будет здесь завтра, Инез, — прошептала мама, сжав мою руку. — Ты готова уехать?

Я покачала головой.

— Я соберу вещи сегодня вечером.

***

К следующему утру все мои вещи снова лежали в моей сумке. Я оглядела свою тесную комнату, рассматривая линялый ковер, пустой ящик, служивший тумбочкой, и свой тонкий спальный мешок. Я провела на этом острове практически месяц, работая бок о бок с командой — если не была одной из них. Я знала каждого по имени.

И каждый день я страдала от мысли, что мой дядя собирается предать их. Я хотела их предупредить, но, как мудро заметила моя мама, мы не знали, кому можно доверять. Некоторые люди из команды могли работать на тех же преступников, что и мой дядя. Расхищение гробниц было древней профессией в Египте.

Я покинула комнату, надев льняную юбку и жакет, которые, хоть и были чистыми, но сохраняли следы долгих часов, проведенных под землей. Я подошла к лагерю, потирая руки, чтобы побороть озноб. Уит поприветствовал меня, подняв свою оловянную кружку. Я ощутила исходящий от нее запах кофе. Устроившись на свободной циновке, я чувствовала на себе пристальный взгляд дяди.

Я с благодарностью приняла от Карима чашку чая. В моих мыслях только и крутилось, что это мой последний день на Филах.

Давно сдерживаемые эмоции вот-вот грозились вырваться на поверхность. Я опустила взгляд, стараясь скрыть слезящиеся глаза. Я чувствовала облегчение, оставляя позади своего жалкого дядюшку. И за артефакты, которые мне удалось вынести у него под носом. Месье Масперо позаботится о том, чтобы им нашлось место на новом музее Каира. Затем он отправит сотрудников отдела Древностей в Филы, что еще больше нарушит планы моего дяди.

Но какая-то маленькая и тихая часть меня сопротивлялась необходимости покинуть Уита.

В сотый раз я напомнила себе, что он женится. Самым мудрым и наименее болезненным решением было двигаться дальше. Ничего хорошего не будет от тоски по тому, кто никогда не сможет быть рядом.

Айседора присела на корточки возле меня и грациозно опустилась на колени, держа кружку с горячим чаем. Она не пролила ни капли.

— Ты выглядишь удивительно отдохнувшей для человека, спящего в лагере.

— Я много практиковалась, — она посмотрела на меня, на ее лице были ямочки. — Знаешь, ты такая лисица. Столько секретов.

— А?

— Ты никогда не зовешь его по имени.

Разговор между нами иссяк. Я постаралась сохранить нейтральное выражение лица, несмотря на предательский румянец, расцветший на моих щеках.

— Чье?

Она изогнула медовую бровь.

— Мистера Хейса, разумеется.

— Просто он не так часто мелькает в разговорах, — сказала я через некоторое время.

— Не думаю, что дело в этом.

Я повернулась к ней лицом, расположив ноги так, что они едва не касались ее объемной юбки. Она сделала показной глоток из кружки, в ее светлых глазах затаилось веселье. Ее радость меня нервировала. Мне не нравилось думать, что мои чувства столь очевидны, особенно потому, что они меня раздражали с самого начала.

— И в чем же по твоему мнению дело?

— Ты видела, как он на тебя смотрит? Так… Так по-собственнически.

— Он женится, — сказала я ровным тоном. — Его взгляд не имеет значения.

— Прискорбно, — сказала она. — Он не скучный, в то время как большинство мужчин именно такие.

— А ты представляешь собой нечто большее, чем кажется на первый взгляд, Айседора, — сказала я, нарочно осмотрев ее ухоженный образ. Я знала, что она прятала при себе оружие.

— Как и ты, — сказала она.

Пронзительный шум донесся со стороны судна, пришвартованного у дальнего берега Филы.

— Dios, что на этот раз? — прорычал дядя Рикардо, вырвав меня из размышлений.

Уит сидел напротив меня, изучая записи в своем дневнике. После вспышки моего дяди он поднял голову и встретился со мной взглядом, на его губах заиграла легкая ухмылка.

Я перевела взгляд в сторону, куда в данный момент смотрел дядя, и увидела группу людей, гребущих к песчаной отмели. Один из мужчин показался мне смутно знакомым. Мой дядя регулярно выражал недовольство по поводу туристов, заполонивших реку. Остров Филы пусть и находился в стороне от других достопримечательностей Фив, являлся одним из самых популярных мест. Не зря его называли жемчужиной Нила.

— Компания путешествующих леди, — мистер Финкасл прикрыл глаза от солнечного света одной рукой, а другую держал над револьвером. — И несколько джентльменов. Определенно, американцы.

— Определенно некстати, — пробормотал мой дядя.

Я навострила уши. Может быть, один из них — доверенное лицо моей матери?

Туристы, даже не подозревающие, что здесь им не рады, весело приближались к нам, громко переговариваясь между собой. Дядя Рикардо бросил умоляющий взгляд в сторону Уита, губы которого растянулись в широкой ухмылке, он захлопнул свой дневник и вскочил на ноги. Он перехватил группу до того, как они успели добраться до нашего лагеря.

Уит продемонстрировал свое обаяние и несколько леди засияли от удовольствия. Я с сочувствием покачала головой. Маска мистера Хейса, которую он надевал для всех остальных, была на месте. Когда я снова посмотрела, то обнаружила, что Уит наблюдает за мной. Мои глаза метнулись к одной из прелестных дам, и я вздернула брови.

Он бесстрастно качнул плечами, и я засмеялась просто для того, чтобы скрыть боль, раздирающую мое сердце. Уит по-прежнему не рассказывал мне о своей службе в армии или о семье, но между нами все равно возникла легкая дружеская связь. Он искал моего общества каждый раз, когда у него появлялось свободная минутка. Я знала, что он принесет мне ужин, когда время уже клонилось к ночи, а я застряла в храме, заканчивая последние эскизы, а я в свою очередь всегда следила, чтобы по утрам его кофе был горячим. Это было далеко не все, но, по крайней мере, между нами была парочка мелочей, который казались настоящими.

Я встала, отряхнула льняную юбку от песка и направилась в сторону храма, как делала каждое утро после завтрака. Когда я проходила мимо, дядя Рикардо поднял голову и посмотрел на меня.

— Инез, ты почти закончила?

Я старалась сохранить приятный тон. С каждый днем это давалось все труднее и труднее. Я жила в страхе, что он узнает мою тайну. Я едва сдерживала свое горе и гнев в его присутствии.

— Закончила с перерисовкой передней комнаты, детальные эскизы сокровищницы также готовы и уже сделала первый покрас. Осталось добавить деталей.

— Хорошо, — сказал он.

— Рикардо! — позвал Уит.

Дядя застонал в свою чашку с чаем. Раздраженно вздохнув, он встал и потащился к группе туристов. Они все смотрели на него с благоговением, археолог в своей естественной среде обитания: взлохмаченные густые волосы, практичные брюки и потертые сапоги до колен, морщинистое лицо загорело и обветрено от нещадного солнца. В окружении памятников древности он представлял собой весьма эффектный образ, и я сообразила, почему далеко не одна дама начала обмахиваться веером.

Я уже собиралась продолжить путь к храму, когда дядя внезапно развернулся и, топая, вернулся к нам, его лицо стало мрачным. Он обратно опустился на камень, который использовал в качестве импровизированного стула. Из его смуглого кулака торчало два письма.

Любопытство заставило меня задержаться.

— Что это?

Абдулла усмехнулся.

— Приглашение?

Дядя Рикардо заметно обдумывал свой ответ, его хмурый взгляд становился все красноречивее с каждой новой секундой. Если бы кто-то писал его портрет, то выражение лица у него было бы именно такое. Мой дядя в своем самом естественном состоянии.

— Ненавижу, когда ты так самодоволен, — проворчал дядя в ответ.

Я присела на камень.

— От кого приглашение?

— Оно на новогодний бал, который ежегодно организует Шепард, — весело сказал Абдулла. — Ваш дядя никогда его не посещает.

— Почему ты не хочешь сходить? — вклинилась я.

Дядя вздрогнул.

— Потому что, Инез, это значит отлучиться от работы, в то время как кучу всего еще предстоит сделать. Я никогда не объявлю о наших находках, и хотя я доверяю большинству членов нашей команды, я знаю, что наивно полагать, будто бы наше открытие останется незамеченным в течение долгого времени. Необходимо зафиксировать все найденное с надлежащей и непредвзятой объективностью, пока Филы не посетили некомпетентные господа, называющие себя археологами. Идиоты, все они.

Он почти убедил меня. Но я вспомнила его жесткое выражение лица, когда он говорил о папе, вспомнила, как он заставил меня поверить, что оба моих родителя погибли, потерявшись в пустыне.

Моему дяде следовало бы играть в театре. Он бы заработал целое состояние.

— Во время бала здесь никого не будет, — мягко заметил Абдулла, подхватывая нить разговора. — Не забывай, что я буду следить за порядком, так как меня не приглашали.

— Как я и говорил — идиоты, — сказал дядя Рикардо. — Большинство из них — знаменитые расхитители гробниц, крадущие все, что плохо лежит. И я имею в виду все: саркофаги с мумиями, обелиски, сфинксы. Буквально тысячи артефактов. Остались единицы, — сказал мой дядя. — заботящиеся о надлежащем ведении записей; понимающих, необходимость знаний и сохранения прошлого Египта.

— Но поскольку они египтяне, их часто исключают, как и меня, — сказал Абдулла с тихой яростью. — И до тех пор, пока я не потеряю возможность делать исследования, ничего из найденных нами вещей, не будет передано Службе Древностей.

Мое сердце разрывалось от жалости к нему. Предательство моего дяди могло подкосить его.

— Рикардо, — Абдулла протянул руку. — Дай мне это, пожалуйста.

Дядя молча передал второе письмо Абдулле. Тот прочитал его один раз, потом второй.

— Я не понимаю, — сказал Абдулла. — Масперо отменил твой фирман? Но почему?

Лицо дяди исказилось от гнева.

— Подозреваю, что сэр Ивлин имеет к этому непосредственное отношение, этот ублюдок.

— Тебе следует присутствовать на балу, — сказал Абдулла. — И все исправить. Ты знаешь, что поставлено на карту.

— Зази ненавидела каирские приемы, — запротестовал Рикардо.

— Ненавидела, — согласился Абдулла.

— Но она ходила со мной.

Абдулла уже качал головой.

— Мой приезд только усложнит ситуацию. Ты это знаешь.

— Но—

— Я знаю свою сестру, и она сказала бы тебе сходить.

Рикардо застонал.

— Мы можем скрыть—

— Этого будет недостаточно, чтобы одурачить опытного археолога, — Абдулла наклонился вперед, нахмурив брови. — Подумай о том, чего хотела бы Зази, Рикардо.

Мой дядя неверящим взглядом уставился на своего шурина. Но постепенно он сдался под тяжестью спокойной твердости Абдуллы.

— Хорошо, я поеду. После Навидада.

Я как-то совсем запамятовала о приближающемся Рождестве. Мы никогда не праздновали его всей семьей день в день. Мои родители каждый год уезжали в Египет, и мы обменивались подарками после их возвращения. Прошлогодний раз был последним для меня и моего отца. Жаль, что я не знала об этом. Я была замкнута и угрюма, раздраженная тем, что мне в утешение устроили праздник зимой, в то время как все остальные в Буэнос-Айресе праздновали его как положено в декабре, летом.⁸⁰

Когда папа предложил сыграть партию в шахматы, я отказалась.

Я взяла свои принадлежности и встала, готовясь наконец вернуться к работе. Уит продолжал беседовать с симпатичными туристками, и я старательно избегала смотреть на него.

— Инез, — позвал дядя, когда я проходила мимо. Я остановилась и подняла бровь. Он не отрывал взгляда от своей кружки, его пальцы крепко сжимали ручку. — Завтра, с первыми лучами солнца мы сломаем печать.

Каким-то образом мне удалось сохранить нейтральное выражение лица, словно его близость не вызывала дрожь во всем моем теле. Дядя с любопытством посмотрел на меня, и я переступила с ноги на ногу под его пристальным взглядом. Меж его бровей появилась резкая линия. Мне показалось, что отсутствие у меня реакции смутило его, учитывая, как долго и упорно я уговаривала его позволить мне присоединиться к команде.

Я заставила себя улыбнуться, пытаясь скрыть правду.

К тому времени, как гробницу откроют, меня уже давно не будет.

***

Уит нашел меня несколько часов спустя, сгорбившейся над альбомом, старательно вырисовывающей детали шкатулки, инкрустированной жемчугом и бирюзой. Он стоял позади меня, наблюдая за работой.

— Ты сделала ее слишком большой, — прокомментировал он.

Я повернулась и посмотрела на него.

— Нет, не сделала.

— Почему ты хмуришься?

— Я не хмурюсь, — сказала я, ненавидя подвох в своем голосе. — Почему ты не со своими новыми друзьями?

— Они, увы, уехали, — сказал он. — Но они передали письмо для тебя. Оно от некого джентльмена, который, похоже, был весьма раздосадован, когда я отказался раскрывать твое местонахождение.

Мои брови поднялись.

— Я не знаю никаких джентльменов.

Уит строго посмотрел на меня.

— Он просил передать, что все еще надеется на совместный ужин, когда ты вернешься в Каир.

Я задумалась, а потом мои глаза расширились.

— Должно быть, это мистер Бартон; он остановился в Шепарде.

— Хммм. Как вы с ним познакомились?

Я внимательно посмотрела на него.

— Он пригласил меня на ужин.

— На ужин, — повторил он. — Как мило с его стороны.

— Тебя это беспокоит?

Он пожал плечами.

— Нет, Оливера. С чего бы?

Его слова звучали бесстрастно, но я заметила, как уголки его губ напряглись. У меня отпала челюсть.

— Ты ревнуешь.

Он издал смешок.

— Чертовски маловероятно.

— Должна признать, что меня удивляет твое поведение, — сказала я. — Или ты думал, что я не замечу, что ты не можешь оторвать от меня глаз?

— Твой дядя попросил меня присматривать за тобой, — огрызнулся Уит. — Если я и смотрю, то только для того, чтобы убедиться, что ты не попала в беду.

— Я знаю, как себя вести, — сказала я с легкой обидой.

— Ха, — усмехнулся он себе под нос.

Мы сверлили друг друга взглядом в течение нескольких минут, недовольство волнами исходило от него. Я вздернула бровь, предлагая ему объясниться. Но он упрямо молчал в течение невыносимо долгой паузы. Затем, уже гораздо более спокойным голосом, он спросил:

— Тебе нужно письмо или нет?

Я протянула руку.

Только два человека знали, что меня можно найти в Египте, и я догадывалась, как они отнеслись к тому, что я уехала, не попрощавшись. Я оставила письмо, но могла только догадываться, как приняла это моя тетя. Чувство вины было мучительным, и, хотя я не жалела, что обманула ее, я жалела, что оставила кузину. Но если бы я поделилась с Эльвирой своими планами, она бы захотела присоединиться. А если бы она присоединилась, то тетя пошла бы на все, чтобы вернуть ее. Я не могла так рисковать.

— Ну так отдай его мне.

Уит покопался в кармане и извлек два конверта. Он бегло осмотрел их оба, а затем протянул мне мой, а второй сунул обратно в карман, слегка нахмурившись. Передо мной был аккуратный и четкий почерк моей тети. Я так и не прочла ее первое письмо и, честно говоря, не помнила, куда его дела. Я не видела его уже несколько недель с тех пор, как мы покинули Каир. Вздрогнув, я положила конверт на страницы своего альбома для рисования.

Уит поднял брови.

— От кого оно?

— Как мистер Бартон узнал, где меня искать?

— Кто-то из персонала Шепарда, должно быть, предположил, что ты будешь с Рикардо. От кого письмо?

— Я прочитаю его позже.

— Я не это спрашивал.

— Это тебя не касается, Уит.

— А если это важно? — надавил он.

— Поверь мне, это не так, — я сузила глаза. — Я думала, мы не обсуждаем личное.

Он закатил глаза и опустился рядом со мной, прижав свои длинные ноги поближе к телу, чтобы ничего не опрокинуть.

— Не обсуждаем, если оно тебя не расстраивает.

— Я не расстроена.

— Я знаю, когда ты расстроена, Оливера, — сказал Уит. — У тебя все на лице написано.

— Тогда перестань смотреть на мое лицо, — резко ответила я.

Уит открыл рот, но тут же захлопнул его.

— Что ты хотел сказать?

— Абсолютно ничего полезного, — пробормотал он.

— Я скажу от кого мое, если ты скажешь от кого твое, — сказала я. — Проныра.

Его глаза опустились к карману.

— Оно от моего отца.

— О.

Он редко говорил о своей семье. Мне бы не хотелось давить на него, но он своими вопросами вынуждает меня.

Уит больше ничего не говорил, поэтому я прочистила горло и сказала:

— Мое пришло от моей тети. Она, должно быть, в ярости.

— Наверное, она хочет, чтобы ты вернулась домой.

— Держу пари, твоя семья хочет того же.

Его руки сжались. Напряжение исходило от него, как пар от кастрюли кипящей воды. Мы посидели в тишине и, когда стало ясно, что он больше ничего не скажет, я продолжила работу.

— Завтра мы откроем гробницу, — внезапно сказал Уит. — Дядя говорил тебе?

Я сжала губы в тонкую линию и кивнула.

— Почему ты не радуешься?

Я бы так и сделала. Время, проведенное в Египте, смягчило мою обиду; просторная пустыня очаровала меня своими храмами и миллионами тайн, скрытыми под золотом песков. Люди здесь были сердечными, добрыми и невероятно гостеприимными. Я стала частью команды, и осознание того, что мы все трудимся во имя общей цели, кружило голову, опьяняло так, как я не ожидала. Я хотела быть рядом с ними во время открытия гробницы.

Невозможно, потому что меня к тому времени здесь уже не будет. Я прочистила горло и постаралась говорить бесстрастным тоном. Мне только пришло в голову, что это, вероятно, последний раз, когда я остаюсь наедине с мистером Уотфордом Хейсом. Я встретила его взгляд, зная, что не стану отвечать на его вопрос, потому что не хотела снова лгать. Меня тошнило от тайн, от необходимости прятаться, от тяжелого бремени, давящего на плечи.

Я хотела быть честной настолько, насколько это было возможно, и начать это делать прямо сейчас.

Тогда все закончится.

Закончится, не успев начаться.

— Уит, я собираюсь сказать тебе кое-что, и мне нужно, чтобы ты молчал. Я не хочу знать, что ты об этом думаешь или что мог бы сказать. Я просто хочу быть с тобой честной. Ясно?

Он сузил глаза.

— Мне это не понравится, да?

— Скорее всего, — призналась я.

— Тогда не говори.

— Я буду жалеть, если не скажу.

Уит поджал губы, его плечи напряглись, словно готовясь к смертельному удару.

Я глубоко вздохнула и заставила себя посмотреть ему в глаза. Они были грозными и ледяными. Я задрожала.

— Меня влечет к тебе, Уит. Больше, чем я могла ожидать, — больше, чем к другу, но я сдержала эти слова. У меня все еще оставалась гордость, и она безжалостно управляла мной. — У нас нет завтрашнего дня, у нас нет даже сегодняшнего. Но я хотела, чтобы ты знал, что я чувствую. Даже если ты не чувствуешь того же.

Он смотрел на меня, не говоря ни слова. Он молчал, пока я сидела, и продолжил молчать, когда я начала собирать свои вещи. И только, когда я собралась уходить на дрожащих ногах, он наконец заговорил.

— Инез, — прошептал он хрипло. — Это происходит с нами обоими.

Я приостановилась, плечи напряглись и мне захотелось броситься в его объятия. Отдаться тому, чего мы оба желали. Но это было невозможно. Он собирался жениться. Я сомкнула челюсти и вышла из комнаты, а затем поднялась по лестнице, сердце неистово билось всю дорогу до моей комнаты.

Через несколько часов я уеду с моей матерью, транспортируя сотни артефактов в Каир, где они будут в безопасности от загребущих лап дяди Рикардо.

Я должна была чувствовать облегчение. Но я не могла перестать думать о том, что, возможно, совершила ошибку, рассказав ему о своих чувствах.

УИТ

Черт бы меня побрал.

Свет факела отбрасывал на стену мерцающие тени. Когда Инез уходила, ее сладкий аромат шлейфом тянулся за ней, медленно сводя меня с ума. Она держалась прямо, будто на ее плечах лежала вся тяжесть мира. Было бы проще, если бы она промолчала, а я был дураком, сказав то, что сказал. Это не лучше, чем ложь. Дрожащими руками я достал письмо отца и прочитал каждую строчку, сердце стучало в горле.

Уитфорд,

Я устал писать одно и то же снова и снова. Твоя мать не знает, что делать. Я не знаю, сколько еще она сможет выдержать. Это последнее письмо, прежде чем я приеду лично.

Ты не обрадуешься моему приезду, я обещаю тебе.

Возвращайся домой.

— А

Внутри меня разверзлась зияющая дыра, грозящая поглотить меня целиком. Я так и не нашел пергамент, несмотря на то, что потратил на поиски несколько недель. Это было тщетное, безрассудное желание. Ничто больше не держало меня здесь. Я поднялся, сохраняя спокойствие, и подошел к факелу.

И предал письмо огню.