Текст книги "Что известно реке (ЛП)"

Автор книги: Изабель Ибаньез

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 28 страниц)

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Я подошла к Киоску Траяна, солнце стояло высоко в лазурном небе. В Древнем Египте бог Ра царствовал над солнцем и небом, даруя тепло и жизнь. И на Филах, отрезанном от большинства современных удобств, легко было представить, как он направляет мои шаги, пока я спускаюсь в чрево Ложа Фараона. Мой урок с Айседорой прошел хорошо, и, хотя я не получила бы никаких наград за свою стрельбу, я могла позволить себе гордиться своей меткостью.

Айседора со своим безрассудством. После того, как наставила на меня пистолет, она продолжила вести себя, как обычно. Наблюдательная и задумчивая, веселая и собранная, с ямочками на щеках. Она вела себя так, словно до этого не угрожала мне оружием. Но, возможно, в этом и был смысл.

Может, она хотела сказать, чтобы я была осторожнее?

— Оливера?

Я вернулась в настоящее.

Рядом раздались шаги, и на лестничной площадке замаячил свет, а следом появилась мускулистая фигура Уита.

— Вижу, все еще цела.

Он произнес это с дразнящей интонацией, но я уловила в его тоне нотки облегчения.

— Она хороший учитель.

— Что ты о ней думаешь?

Я задумалась.

— Она мне нравится, — медленно произнесла я. — Она не совсем соответствует образу английской розы, хорошо воспитанной и застегнутой на все пуговицы, но я считаю, что в этом состоит ее привлекательность. Она хитрая, расчетливая и очаровательная, когда хочет быть таковой. Я прежде не встречала никого, кто был бы на нее похож. А ты что думаешь?

— Ее сложно прочесть, мне трудно определить.

— Айседора прямо как… Ты.

Я думала, он обидится, но, к моему удивлению, он кивнул.

— Именно.

— Так вот почему она тебе не нравится. Ты не можешь ей доверять.

— Оливера, я сам себе не могу доверять.

Он вел нас по туннелям, пока мы не нырнули в новое помещение, недавно обнаруженное, еще сохранившее вкус пыли и дыма от взрыва динамитной шашки. Над нами висел сгусток темноты, черный и зловещий. Вдоль скалистой стены были сложены большие валуны. Комната была узкой, и я закашлялась, прочищая легкие от задымленного воздуха. Уит надежно установил свечу между двумя камнями и бросил свой пиджак на высокий валун, а затем повернулся ко мне лицом.

Его щеки были перепачканы грязью, а отблеск свечи отбрасывал на его черты тени. Только голубизна его глаз ярко выделилась в полумраке.

— Что мы здесь делаем?

— Назовем это моим рождественским подарком для тебя, — сказал он с легкой улыбкой. Он велел мне встать рядом катушкой длинной веревки, лежащей на земле, другой конец которой тянулся высоко вверх и исчезал в темноте высокого потолка.

— Мой рождественский подарок, — повторила я, когда он обвязывал веревку вокруг моей талии. Его дыхание касалось моей щеки, когда он молча завязывал узел. Я подняла подбородок и посмотрела на его склонившееся лицо, он сосредоточился исключительно на работе.

Уит достал из кармана жилетки заколдованную сандалию моего дяди и протянул мне.

— Застегни ремешок, — сказал он.

Я так и сделала, кончик ботинка тут же загорелся огненно-синим цветом. Затем, не церемонясь, он полез по валунам, все выше и выше, пока я не потеряла его из виду в непроглядной темноте комнаты.

— Уит? — позвала я.

— Я здесь, — ответил он. Его голос эхом отдавался внизу. — Ты готова?

— Если это необходимо.

Его слабый смешок донесся до моих ушей.

— Держись за веревку свободной рукой, Оливера. Не кричи.

— Не— а!

Резкий рывок оторвал меня от земли и понес вверх. Уит пролетел мимо меня, спускаясь вниз и я едва успела заметить его улыбку, прежде чем оказалась под потолком, удерживаемая его весом, когда он практически достиг земли. Голубое пламя освещало неровные стены пещеры, и чем выше я поднималась, тем более гладкими они становились. Уит замедлил подъем.

— Видишь? — спросил он.

Я прищурилась, опираясь на ноги, чтобы повернуться.

— Нет. Что я должна— Miércoles!

Я смотрела на ряд древних картин в голубых, зеленых и красных тонах. Женщина, сотканная из звезд, только что проглотившая солнце и луну, чтобы они прошли через ее тело и возродились на рассвете.

— Это богиня Нуит⁸⁴, — прошептала я.

От жара светоча пот струился по моему лицу, а ладони стали скользкими, но мне было все равно. Я смотрела на нечто настолько невероятное, что у меня перехватило дыхание от тоски. Я была невесома, казалось, я парила над землей, и только веревка служила напоминанием, что я не одна.

Уит дернул, и я посмотрела вниз. Он был едва виден. Я свистнула, и он опустил меня вниз, медленно и осторожно. Когда мои ноги коснулись земли, он ослабил узел на моей талии. Его руки были надежными и уверенными, и я хотела, чтобы они исследовали мое тело.

— Это было прекрасно, — я прочистила горло, преодолевая себя. — Gracias.

Он улыбнулся. Это была одна из его настоящих улыбок.

— Feliz Navidad, Инез.

Я прочистила горло.

— У меня тоже есть кое-что для тебя.

— Неужели?

Не встречаясь с ним взглядом, я нагнулась, подбирая свою сумку, и начала в ней копаться. Я достала альбом и пролистала его до середины. Один лист был аккуратно вырван, и на нем был набросок Уитфорда Хейса. Но не тот, что я сделала в Гроппи, несколько недель назад. На этом рисунке Уит был изображен таким, каким я его всегда помнила. Его прямой взгляд, эмоции, таящиеся на поверхности. Я молча протянула ему рисунок. Он вытер руки о штанины брюк и осторожно принял его у меня. Он поднял глаза. Его рот открылся, но затем также быстро закрылся. Словно он не мог заставить себя поделиться мыслями.

— Спасибо, — хрипло пробормотал он. — Но ты не подписала его.

— А, — спохватилась я. — Я думала, что подписала. У тебя есть ручка? Карандаш?

Он рассеяно кивнул, его внимание по-прежнему было приковано к рисунку.

— В кармане моего пиджака.

Я подошла к тому месту, где он его бросил, и порылась в карманах. В них встречались самые разные вещи. Перо, носовой платок, разменные египетские монеты, нож. Уитфорд Хейс был готов ко всему.

Я продолжила рыться.

— А зачем тебе спички?

— На случай, если потребуется что-то взорвать.

Усмехнувшись, я продолжила поиски. Мои пальцы нащупали что-то маленькое и гладкое. Из любопытства я извлекла это и с удивлением обнаружила свою пуговицу, которую, как мне казалось, я потеряла. Она пропала в тот день в порту.

Когда я впервые встретила Уита.

Я молча протянула ее ему.

— Почему это у тебя?

Он поднял взгляд от рисунка и застыл на месте. Два флага насыщенного красного цвета застилали его щеки.

— Я искала ее, — сказала я, заполняя тишину, когда стало ясно, что ответа не будет. — Почему ты ее взял?

— Она свободно болталась, — ответил он, слегка защищаясь.

Я ждала, чувствуя, что это еще не все.

Он провел руками по волосам и бросил на меня немного раздраженный взгляд.

— Я не знаю, — сказал он наконец. — Твоя мама много рассказывала о тебе, о книгах, которые ты читала, о твоих проделках с тетей и кузинами. Что ты любишь кушать, как сильно ты любишь кофе. В тот день на причале я ожидал встретить кого-то, кого уже заочно знал, но ты смогла меня удивить. Мне хотелось смеяться, когда ты убегала от меня с той наглой улыбкой на лице, — по мне растеклось теплое сияние. — Я не смог заставить себя выкинуть пуговицу… — он вздохнул, а затем тихо добавил. — Или вернуть ее.

Я покраснела, понимая, как дорого ему стоило показать свою уязвимую сторону мне. Говорить о любых чувствах по отношению ко мне. Не задумываясь, я хотела спрятать пуговицу в кармане, но Уит протянул руку ладонью вверх.

Я недоверчиво рассмеялась.

— Ты хочешь оставить ее себе?

Он молча кивнул.

Я отдала ему. Затем он аккуратно свернул свой подарок и положил его вместе с пуговицей в карман пиджака, его руки слегка дрожали.

— И тебя с Рождеством, Уит.

Мои чувства к нему изменились, стали глубже, несмотря на все мои усилия. Мне было неприятно, что я не была откровенна в своих чувствах, когда у меня была такая возможность. Мне потребовалась вся выдержка, чтобы не поцеловать его снова.

Разочарование захлестнуло меня. Теперь было слишком поздно. У него была невеста. Кто-то ждал его дома. И пока мои чувства углублялись, он испытывал ко мне лишь влечение.

А влечение — это еще не любовь.

Я прочистила горло, мои глаза горели, а щеки пылали.

— Нам пора идти.

Но никто из нас не сдвинулся с места. Тишина обволакивала нас. Возможно, мы были единственными людьми на Филах. Или во всем мире.

— Я был помолвлен с десяти лет, — тихо сказал он. — Моя семья все организовала. Мы встречались с ней лишь дважды.

— Почему ты мне это говоришь?

Он опустил голову, его внимание было приковано к носкам его поношенных ботинок. Затем он вздохнул и встретился со мной взглядом.

— Ты права. Это не имеет значения, и никогда не имело.

Мое дыхание вырвалось из меня на длинном выдохе. Должна ли я почувствовать облегчение? Возможно, да.

— Мы всегда будем друзьями, Оливера.

С нарочитой осторожностью он взял меня за руку. Его мозолистая ладонь грубо обхватила мою. Он переплел наши пальцы, и я задрожала. Его глаза потеплели, когда он медленно, так медленно, приблизил мою руку к своим губам. Он оставил нежный и долгий поцелуй на тыльной стороне моего запястья.

Я чувствовала его всеми потаенными уголками своего тела. Уит опустил мою руку и вывел меня из туннелей на солнечный свет.

От его подарка мне стало только хуже.

***

Я присоединилась к остальным после того, как они прочитали молитвы за полуденной трапезой, и в этот раз беседа была скудной и неловкой. Команда, казалось, чувствовала, что напряжение между мной и дядей больше обычного. Жара притягивалась к моему льняному дорожному платью, мятому и перепачканному брызгами краски и грязи. Это была моя официальная рабочая одежда, что значило, что я носила ее почти каждый день. По ночам я пыталась отстирать худшие пятна, но от следов пустыни так просто не избавишься.

Эльвира была бы в ужасе.

Я с острой болью скучала по ней, и мысленно я обращалась к ней намного чаще, чем ожидала. Я знала, чем были наполнены ее дни несмотря на то, что сама находилась в другом мире. Завтрак ранним утром — но без кофе — и затем уроки. Перерыв на легкий обед, а затем светские рауты по району. Поздний ужин, а затем сон. Но мне всегда удавалось каким-то образом вырваться из рутины, и Эльвира следовала за мной.

Маленькие приключения с хихикающей тенью, следовавшей за мной по пятам.

Жаль, что я не догадалась взять с собой что-нибудь из ее вещей, хотя бы ради того, чтобы почувствовать ее рядом. Вызвать в памяти ее улыбку и звук голоса.

Когда обед закончился, мой дядя и Абдулла тихо посовещались с мистером Финкаслом и Айседорой, а еще через минуту они позвали Уита и меня присоединиться к ним недалеко от лагеря.

— Ты взяла свои вещи? — ровным голосом поинтересовался дядя, когда я присоединилась к ним. Я жестом указала на свою сумку, в которой лежал скетчбук, угольные карандаши и краски.

— Команда догадывается, чем мы занимаемся? — спросил Уит.

— Это должно было быть секретом, — сказал Абдулла. — Естественно, все знают.

— Отошлите их, — раздался хрипловатый голос. Мистер Финкасл стоял между колоннами, выстроившимися во внутреннем дворе, наполовину скрытый тенью. Он вышел вперед с винтовкой наперевес и с тревогой посмотрел в сторону входа в храм. — Не стоит им доверять.

Обычно улыбающийся Абдулла напрягся. Его плечи стали напряженными.

— И почему же, мистер Финкасл?

— Не отвечайте, — огрызнулся дядя Рикардо. — Как я уже неоднократно говорил, мне нет дела до вашего мнения. Я нанял вас для выполнения работы и не позволю вам проявлять неуважения к членам команды. Это ясно?

Айседора напряглась от резкого тона моего дяди. Ее рука поползла к карману. Я знала, что она в нем прячет.

— Вы усложняете мне работу, — сказал мистер Финкасл, а затем направился к первому пилону, его спина была прямой, натянутой, как струна. Он мог бы маршировать на передовой, готовый отдать свою жизнь за бога и страну. Его преданность тревожила меня.

— Он никогда ни в чем не терпел неудач, — сказала Айседора. — И он хорош в своем деле. Вы должны позволить ему делать свою работу.

Она удалилась вслед за отцом целенаправленными шагами. Словно хотела дать понять, что не убегает от нас.

— Я не должен был позволять тебе нанимать его, Рикардо, — сказал Абдулла, когда Айседора скрылась из виду.

Мой дядя смотрел вслед удаляющемуся мистеру Финкаслу.

— Ты знаешь, почему я настаивал на этом.

Взгляд Уита метнулся ко мне. Из-за моей матери, преступницы и контрабандистки, и ее неудачной связи с Компанией.

Горячий стыд подступил к горлу, на вкус подобный кислоте.

Я скорее почувствовала, чем увидела, как дядя Рикардо нахмурился, и от него волнами исходило недовольство. Не произнеся ни слова, он прошел вперед и скрылся в храме, на ходу застегивая ремешок сандалии. Выскочила искра, огонек, и свет полился с кончика носа обуви. Мы последовали за ним, а затем он жестом пропустим Абдуллу вперед. Мы все были спокойны и сосредоточены, идя одним строем через переднюю комнату и сокровищницу.

Внезапно послышался чей-то юный крик. Обернувшись, я увидела мистера Финкасла держащего Карима за шиворот его длинной светлой туники. Он брыкался, целясь в голень мистера Финкасла, но его низкий рост не давал ему никаких преимуществ.

— Отпустите его, — рявкнул Абдулла.

— Он следил за вами—

— Он вряд ли опасен. Отпустите его, — мой дядя шагнул вперед и указательным пальцем показал на Карима, который яростно извивался, пытаясь вырваться из железной хватки мистера Финкасла.

— Где один, там и другие, — сказал мистер Финкасл, но следом грубо отпустил Карима. Он метнул яростный взгляд в сторону моего дяди, а затем исчез на лестнице.

— Он угроза, — с отвращением произнес Абдулла. — Пойдем, Карим, ты можешь присоединиться к нам.

— Но веди себя хорошо, — предупредил дядя Рикардо. — И ради Бога, ничего не ломай.

Карим кивнул, его теплые карие глаза вспыхнули. Он вытер руки о свою длинную галабею⁸⁵ и улыбнулся мне. Уит с трудом скрыл ухмылку, а потом жестом велел Кариму идти вперед. Мы все вместе надавили на плитки, и потайная дверь отворилась с громким стоном, нарушившим глубокую тишину. Впереди толстая стена преграждала нам путь, высокие двери были заперты и запечатаны тяжелой веревкой, продетой через обе медные ручки. Тяжелое чувство вторжения легло на мои плечи. Мы потревожили нечто, что оставалось скрытым, защищенным от посторонних глаз.

Мы должны были оставить их в мире и покое.

Я взглянула на Абдуллу, и на его лице было такое же выражение тревоги и беспокойства.

— О чем ты задумался? — спросил Рикардо, внимательно следя за своим шурином. — Ты передумал?

— Мы уже говорили об этом, — сказал Абдулла с легким раздражением. — Я бы предпочел оставить усыпальницу нетронутой, но знаю, что найдутся и те, которые не разделят моего мнения. Боюсь, я пожалею, если дам заднюю, не задокументировав и не изучив увиденное до того, как это священное место будет уничтожено, — Абдулла вздохнул. — Не спрашивай меня больше. Мы идем дальше.

Рикардо отошел в сторону.

— Тогда разматывай веревку.

Абдулла шагнул вперед и принялся за работу. Уит подтолкнул меня и указал на две статуи, стоящие по обе стороны от двойных дверей. Раньше я их не замечала. Это были высокие женщины в длинных одеяниях, которые выглядели скорее греческими, чем египетскими, по крайней мере на мой неосведомленный взгляд, и изготовлены они были с особой искусностью. Сразу на ум пришел Шекспир.

— Ирада и Хармиана? — догадалась я. — Прислужницы Клеопатры?

Дядя Рикардо кивнул.

— Охраняют ее и сейчас, в загробном мире.

— К тем людям, что внушают нам боязнь, не можем мы питать большой любви⁸⁶, — процитировала я. — У Хармианы лучшие строчки.

— Неправда, — возразил Уит. — Пора кончать, царица. Угас наш день, и сумрак нас зовет⁸⁷. Мне было жаль их обеих.

Я понимала его. Две молодые женщины, обреченные умереть вместе со своей царицей, их преданность привела их в подземный мир, в будущее, где отныне не было места светлым дням, над всем властвовала лишь непроглядная тьма.

Уит задумчиво смотрел на меня.

— Как думаешь, всех троих погубила змея или яд?

Я прокрутила в голове все свои познания о Клеопатре, почерпнутые из прочитанного у историка Плутарха и из воспоминаний самой царицы, просочившихся под мою кожу.

— Она была знаменита стратегическим мышлением и тщательной планировкой, и мне кажется немыслимым, чтобы она вверила свою судьбу дикому животному. Разве аспиды не известны, как медлительные змеи? — я покачала головой. — Нет, я считаю, она спланировала свою смерть.

— Тогда, болиголов, — сказал Уит. — Я солидарен с тобой, но согласись, легенда с аспидом выглядит куда драматичнее, ведь эта змея была символом правящей семьи Египта.

В комнате воцарилась удивительная тишина, и я обернулась, ожидая увидеть проход в стене. Но вместо этого Абдулла и дядя Рикардо уставились на нас с Уитом с озадаченными выражениями на лицах.

— Вы уже закончили свою нездоровую дискуссию? — сухо спросил дядя Рикардо.

Я покраснела и отвернулась от Уита. Абдулла закончил развязывать веревку и передал ее Уиту. Затем он посмотрел на моего дядю, и они вместе толкнули дверь, она распахнулась, открывая перед нами комнату, погруженную в кромешный мрак. Теплый воздух, вырвавшийся наружу, обдувал мое лицо и трепал волосы. Он был с древним привкусом, напоминающем о давно погребенных тайнах и затененных комнатах, окруженных каменными стенами.

Огонь всех свечей дико колебался и беспорядочно гас. Плоская чернота постепенно погрузила нас в темноту. Карим вздохнул, и я потянулась к нему, нащупав его узкие плечи. Я приобняла его, давая понять, что он не один. Даже если так казалось. Кто-то подошел ко мне ближе, крупная фигура, от которой исходил запах пота и кожи. Уит.

Он коснулся моих пальцев, и я разжала стиснутые челюсти.

— Отставить панику, — сказал Абдулла. — Рикардо, сандалия?

Послышался приглушенный звук, мой дядя поспешил зажечь светоч. Голубое пламя вспыхнуло, и я вздохнула с облегчением. Мужчины чиркнули спичками и заново зажгли свечи. Я наклонилась вперед, чтобы проверить Карима.

— С тобой все в порядке?

Он кивнул и смущенно улыбнулся. Я еще раз сжала его худые плечи. Мы все прошли вперед, держа в руках различные источники света. Дыхание застряло в горле, а сердце сильно ударилось о ребра. Две тысячи лет эта комната пребывала в тишине и безвестности. Ее великолепие было скрыто под камнем и песком.

Но теперь это в прошлом.

Я находилась в месте, где когда-то бывали древние египтяне. Вдыхала тот же самый некогда загерметизированный воздух, ощущала давление четырех стен, окружавших нас. Я моргнула, фокусируя зрение, и медленно комната предстала передо мной, очертания стали четкими и ясными. Напротив возвышался помост, на котором покоился саркофаг, возвышаясь над двумя другими, стоящими по бокам от него. Во рту заиграл вкус роз, и я, не приглядываясь, поняла, кто покоился в центре.

Последний фараон Египта.

Клеопатра.

— Плутарх ошибся. Его не кремировали — Марк Антоний слева, — хрипло произнес дядя Рикардо.

— Цезарион справа, — сказал Абдулла. Саркофаг первенца Клеопатры и Цезаря был отмечен несколькими знаками, и над ним возвышалась огромная статуя. Над головой статуи находился Хорус⁸⁸ в облике сокола, широко раскинувшего крылья, словно тот парил над землей.

— Как любезно со стороны Августа, что он позволил похоронить их вместе, — сухо заметил Уит.

— К любезности это не имеет отношения, — заметил дядя Рикардо. — Это стратегия. Он не хотел, чтобы в Египте вспыхнула гражданская война, так как Клеопатра в свое время считалась богиней. Не забывай, что у Августа были еще дети.

— Они изображены вместе с ней на стенах, — сказал Абдулла. — Необыкновенно.

Я почувствовала, что не могу быстро рассмотреть все детали в комнате. Красивые скарабеи украшали стены, их крылья были широко распахнуты. Сотни статуй окружали три саркофага, многие из них были в форме диковинных животных, а у одной из стен стояло одиннадцать длинных весел.

— Для солнечной ладьи, — сказал Уит, проследив за моим взглядом. — На ней они должны были отправиться в загробный мир.

— Посмотрите на это! — воскликнул Карим.

Мы все, как один, посмотрели в его сторону. Лицо моего дяди исказилось от ужаса. Карим стоял у банки, одной рукой придерживая крышку, а другой зачерпывая то, что находилось внутри. Темная густая жидкость покрыла его указательный палец.

Карим поднес ее к губам.

— Нет! — выкрикнул Абдулла.

Слишком поздно, Карим уже лизнул липкую массу. Выражение его лица стало задумчивым, затем он усмехнулся и положил крышку на место.

— Это мёд.

— Этому меду более двух тысяч лет, — сказал дядя Рикардо. — Не могу поверить, что ты взял в рот нечто подобное.

Карим пожал плечами.

— Вкусно пахло.

Уит качнулся и наполовину обернулся ко мне, в уголках его глаз залегли морщинки. Я не смогла сдержаться и разразилась смехом. Абдулла, хихикая, взъерошил волосы Карима.

— Больше никакого меда, — ласково произнес Абдулла. — Иди и помоги команде.

Карим убежал, шлепая сандалиями по камню.

Дядя Рикардо покачал головой, бормоча что-то себе под нос. Затем он сконцентрировался на насущном. Я слушала, как Абдулла с дядей обсуждали различные изображения на стенах. На северной — Клеопатра с богиней Нуит. На западной стене изображены двенадцать часов Амдуата⁸⁹, а на восточной — первое заклинание из Книги мертвых. В завершение, на южной стене была изображена Клеопатра с различными древнеегипетскими божествами: Анубисом, богом мертвых, его шакалья голова была свернута набок; Исида; Хатхор.

И наконец, ее саркофаг огибала эллинистическая картина сражения при Акциуме — дня, когда царица царей потеряла все. Клеопатра стояла на носу шестивесельного военного судна, а ее солдаты гребли к месту ее последней битвы с Октавианом. Одержав победу, он взял имя Август.

Все внутри гробницы было покрыто золотом. Моя мать захотела бы приложить к этому руки и украсть все, что можно было. Время неслось с невероятной скоростью, расстояние между нами непрерывно увеличивалось. Мне хотелось выбежать наружу и помчаться за ней.

— Инез, у тебя много работы, — сказал дядя Рикардо, видя меня насквозь. — Лучше начать немедленно.

***

К концу дня я с трудом могла разогнуть пальцы на правой руке. Их сильно сводило судорогой и болью, но я могла позволить себе гордиться успехами в рисовании усыпальницы. Я ввалилась в свою комнату, пыльная и грязная, со слезящимися глазами, слишком уставшая даже для того, чтобы поесть. Я поставила горящую свечу на стопку книг рядом со своей постелью и сразу же направилась к умывальнику. Вымыв лицо, шею и руки, я опустилась на одеяла и пообещала себе не двигаться пару часов.

Это продлилось всего мгновение.

Беспокойство завязалось в узел глубоко в животе. Я металась по комнате взволнованно, хлопая в ладоши. Я не могла поверить, что дядя решил оставить меня, когда я сама во всем виновата. Отчаянное желание наладить отношения между нами почти задушило меня. Мне нужно было что-то сделать, хоть что-то, чтобы отвлечься. Я подумала о том, чтобы сходит к Уиту, но заставила себя остаться.

Я больше не могла ходить к нему.

Я осмотрела комнату, и мой взгляд упал на письмо тети Лорены, оставленное сверху на ящике. Мне действительно не стоило быть такой трусихой. Что она могла написать такого, что могло бы сравниться с пережитым мной за сегодня?

Со стоном я извлекла письмо из конверта. Я ожидала обнаружить кучу листов, но там было всего две страницы, сложенные как попало.

Нахмурившись, я села, щурясь в тусклом свете, и прочитала первое.

Дорогая Инез,

Не знаю, с чего начать. Ты не ответила на мое последнее письмо, потому я решила, что оно, должно быть, затерялось в пути. Нет простого способа сообщить это.

Эльвира пропала.

Я нахожусь на пределе своих сил. От нее нет никаких вестей, и власти ничем не могут помочь. Вернись домой. Я умоляю тебя.

Вернись домой.

Лорена

Следующие несколько секунд прошли как в тумане, словно плыли перед глазами, бессмысленные и неправильные. Как Эльвира могла пропасть? Моя тетя ошиблась, она… Я смахнула слезы, вспомнив о первом письме, которое она написала вскоре после моего приезда в Египет. Я принялась обыскивать свою комнату, разбрасывая книги, выворачивая холщовую сумку и ругаясь при этом. Письмо упорно пряталось от меня. Как я могла быть столь беспечной?

И тут я вспомнила о втором листке, что был вложен в конверт. Дрожащими руками я достала его и проглотила каждую букву до последней строчки.

Инез,

Моя сестра никогда не поступила бы столь безрассудно, если бы не твое влияние. Я предупреждала тебя, что тайком выбраться в Буэнос-Айрес — значит навлечь на себя беду. Теперь она не вернулась домой, и это твоя вина, что ты показала ей этот путь. Мы боимся, что ее похитили — или хуже.

Если с Эльвирой что-нибудь случиться, то я никогда тебя не прощу.

И можешь быть уверена, что я позабочусь о том, чтобы ты была несчастна до конца своих дней.

Амаранта

— Черт возьми, — разрыдалась я.

— Боже правый! — воскликнул Уит у меня за спиной. — Что, черт возьми, случилось на этот раз?

Я лихорадочно обернулась. Он отвел в сторону занавеску, его черты лица были напряжены, а лицо хмурым.

— Уит! Я должна найти своего дядю.

Он шагнул в мою комнату.

— Что случилось? Ты побледнела.

— Где мой дядя?

Он осторожно обхватил меня руками, и я отпрянула, отчаянно желая найти дядю Рикардо. Они только поужинали и он, должно быть, еще не спит.

— Мне нужно выдвигаться!

— Спокойно, Инез, — пробормотал он, гладя меня по волосам. — Куда?

— В Буэнос-Айрес!

Он напрягся и отстранился, достаточно далеко, чтобы посмотреть на меня сверху вниз, на его красивом лице отражалось беспокойство.

— Ты— он осекся, его губы приоткрылись. — Ты покидаешь Египет?

Я выдохнула и попыталась обуздать ужас, накинувшийся на меня стервятником.

— Моя кузина Эльвира пропала. Тетя дважды пыталась мне сообщить об этом, но я, как дура, игнорировала ее письма.

— Подожди. Может быть, это уловка?

Я моргнула.

— Что?

— Твоя тетя могла тебе солгать? Возможно, она придумала это, чтобы заставить тебя вернуться домой.

Эта мысль не приходила мне в голову, но едва слова прозвучали, я уже качала головой.

— Она бы не стала делать ничего подобного. Не после того, через что мне пришлось пройти после известия о смерти родителей. Она не стала бы выдумывать что-то подобное в отношении Эльвиры, — я зажмурилась. Несмотря на то, что я произнесла эти слова, я с трудом в них верила.

Уит осторожно вывел меня из маленькой комнаты. Когда мы нашли моего дядю, читавшего на своей импровизированной кровати, меня снова трясло, а по лицу текли слезы.

Он отбросил журнал в сторону и вскочил на ноги.

— Qué pasó? Что случилось?

— Эльвира, — начала я. Его губы сжались в узкую линию, когда я закончила объясняться, а после протянула ему скомканное письмо.

Дядя пристально посмотрел на меня, меж его темных бровей пролегла глубокая морщина, а затем он прочитал письмо один раз, потом второй. Меня охватил ужас. Как быть, если он не поверит, что письмо от моей тети? Как быть, если он не поверит мне?

Я лгала ему. Предала.

Дядя Рикардо мог отказаться взять меня с собой. Он мог назвать меня лгуньей и дурой. И то, и другое было правдой.

Напряжение между нами нарастало, я ждала, затаив дыхание.

— Я отвезу тебя обратно в Каир, — тихо сказал он. — Собирайся.

УИТ

Инез покинула комнату, ее юбка обвивала лодыжки. Я переключил свое внимание на Рикардо. Поскольку они с Инез собирались в Каир, мне выпала удачная возможность, чтобы затронуть тему, которая давно гноилась у меня в голове. Мне не хотелось говорить об этом, но я должен был это сделать. Время уже давно пришло.

Рикардо устало провел рукой по лицу.

— Ну и бардак.

— Я знаю.

Рикардо склонился над журналом, где я вел тщательный учет всех найденных артефактов. Он хмурился, осматривая испещренную записями страницу. Его вещи были разбросаны по узкой комнате, образуя беспорядок. Он предпочитал кидаться вещами, когда не мог кричать.

— Все это время оно было здесь, — сказал он.

— Что именно?

— Предательство Инез, — произнес он, указывая пальцем на лист. — Она старалась отдавать только копии, но не всегда. Голубая змея пропала. Она будет стоить целое состояние, идеальная фигурка аспида, убившего Клеопатру. Единственная змея во всей гробнице.

— Ты все еще злишься на нее.

— Не думаю, что когда-нибудь наступит день, когда я не буду злиться, — устало сказал он. — Почему ты не в ярости?

Я облокотился на стену, скрестил лодыжки и пожал плечами.

— Как ты думаешь, насколько хорошо она знала свою мать?

— Это не оправдание.

— Я думаю, оно и есть, — тихо сказал я. — Лурдес стала чужой для собственной дочери. Инез не знала, что та ведет здесь двойную жизнь; она не знала, насколько хорошая лгунья ее мать. И не забывай, что Инез считала свою мать мертвой. Мы тоже так решили, когда неделями не могли найти ее. Помнишь, как ты решил, что Кураторы убили ее?

— Это было до того, как я узнал о ее предательстве, — сказал Рикардо, захлопывая журнал. — Чего ты хочешь?