Текст книги "Идеальное преступление"

Автор книги: Иван Сербин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 25 страниц)

Андрей запустил двигатель и покатил вдоль бульвара. Уже выезжая на Садовое кольцо, он увидел, как метрах в двадцати позади вспыхнули фары мощного автомобиля. «Ленд-Крузер»? Он самый, родимый. Андрей оскалился диковато. Ну уж нет, дамочка. На сей раз ничего у вас не получится. Он, Андрей, не станет нервничать и паниковать. Спокойно, спокойно, спокойно. Едем, словно ничего не замечаем. Пусть теперь эта дохлая рыбина понервничает. А мы уж как-нибудь, лесом. Андрей сунул в рот сигарету, прикурил и, только втянув в легкие омерзительный мутный дым, понял, что прикурил со стороны фильтра. Вот тебе и «не нервничай».

Как ему удалось добраться до дома, Андрей помнил плохо. Он пытался следить за дорогой и за джипом одновременно, отчего сознание словно раздваивалось. «Ленд-Крузер» шел следом, выдерживая расстояние в несколько десятков метров. Между ними то и дело вклинивались машины, потому и прочитать номер иномарки не представлялось возможным. Андрей был уверен, что поездка не может закончиться благополучно. Он подсознательно ждал беды. Когда тебя преследует труп, сидящий за рулем «Ленд-Крузера», это к неприятностям. Есть такая народная примета. Но минуты шли, а ничего не происходило. Джип бесстрастно висел на хвосте у «Жигулей». Покровское-Стрешнево, площадь Курчатова, улица Максимова. Ничего.

Андрей свернул во двор, припарковался за коротким рядком серебристых «ракушек». «Ленд-Крузер» не стал забираться настолько далеко, остановился между двумя желтыми арочками. Андрей повернул голову. Расстояние между машинами было не меньше двадцати метров, однако джип освещался фонарем и номер его читался вполне отчетливо: Х521ХХ 50rus. А номерок-то областной, с непонятным злым торжеством подумал Андрей. Все, мать, ты попалась. Завтра с утра он попросит ТриТэ «пробить» номер через своих знакомых на Петровке – и пишите письма, шлите деньги.

Андрей выбрался из салона «девятки», включил сигнализацию. Бросил взгляд в сторону иномарки. На лице его было написано превосходство, присущее людям, посвященным в тайны многих интриг.

– Ты попалась, – пробормотал он. – Попалась!

Словно в ответ на эти его слова, джип моргнул фарами, медленно развернулся и выкатился со двора. Андрей же гордо и независимо дошагал до подъезда и поднялся домой. Он уже чувствовал себя победителем.

25 Октября. Вечер. Волин

На обратном пути Волин заглянул в магазин, купил пакет печенья «курабье». Будет хоть что в желудок закинуть. Целый день не ел, живот подводило. Помахивая пакетом, взбежал по ступенькам прокуратуры, толкнул крашенную коричневым суриком дверь и… едва не налетел на Главного. Тот явно собирался уходить. Оно и понятно. У начальства день нормированный. Предполагается, что оно, начальство, свое отпахало в молодую следовательскую бытность.

– A-а, Аркадий Николаевич, – с неловкой радушностью оживился Главный. – Ну? Как дела?

– Как сажа бела, – без большой приязни буркнул Волин, останавливаясь только лишь из соображений субординации.

«Подставь» его коллега – прошел бы мимо и руки бы не подал. И не взглянул бы даже. А так… Надо было ему еще минут пять в магазине поторчать. А теперь вот с этим пакетом в руках…

– Что там с нашим задержанным?

– С МОИМ задержанным все в порядке. – Тон Волина был сухим и ломким, как облетевший по осени лист. – Дает показания.

– Ну, молодец. – Главный расплылся в довольной улыбке. – Мне днем Леонид Леопольдович звонил, так я ему прямо в глаза сказал: Аркадий Николаевич – один из лучших следователей даже не района там или округа – Москвы! У него не то что этот ваш… как его?..

– Скобцов, – подсказал Волин иронично.

– Вот-вот, Скобцов, – не обращая внимания на иронию, поддакнул Главный, – у него холодильник «Розенлев» разговорится. Без переводчика, – и засмеялся собственной корявой шутке.

– Спасибо за лестный отзыв.

Волин вдруг разозлился. Его вообще раздражала эта манера Главного – сперва «напрячь» человека чуть ли не до сердечного приступа, а потом делать вид, будто ничего не случилось.

– Ну, ты же меня знаешь, Аркадий Николаевич. Я человек прямой – что думаю, то и говорю.

– А во сколько вам звонил Вихрев?

– Да где-то около двенадцати. Интересовался, как продвигается расследование, скоро ли ждать результата. По-человечески-то его можно понять. Единственная дочь. Надежда, можно сказать, и опора. – Главный наклонился к Волину, добавил негромко: – Но я ему так и ответил: мол, делаем все, что в наших силах. Только мы же не похоронная контора. Следствие вести – не гробы сколачивать. Тут точный срок не назовешь. Постараемся закончить побыстрее. – Главный выпрямился, и по его сияющему лицу было видно, что он безумно гордится собственной смелостью и отчаянной принципиальностью, тем более что и то и другое ничем ему не грозило. – Можно сказать, рубанул правду-матку прямо в глаза.

– Ну да. Аж щепки полетели, – вздохнул Волин.

– Ты это к чему? – прищурился Главный.

– Да так. К слову пришлось. Ладно, пойду.

– Погоди, Аркадий Николаевич. Ты мне-то скажи, как дело продвигается?

– Нормально продвигается. Живо.

– За три дня закончишь? – озаботился Главный.

– Так ведь у нас не похоронная контора. Мы не гробы сколачиваем, – развел руками Волин и улыбнулся. Не без ехидства. – Тут точный срок, сами понимаете, назвать трудно. Но постараемся.

– Ты, Волин, вот что, – Главный привычно перешел на обращение по фамилии и укоризненно потряс пальцем. – Ты не балуй. Я, между прочим, твой непосредственный начальник и имею право в любой момент затребовать отчет о ходе расследования.

– Вот я и отчитываюсь: стараемся.

– Кстати, почему ты оставляешь посторонних людей в своем кабинете, а сам куда-то уходишь?

– Во-первых, это не посторонние, а члены следственной группы, – пояснил Волин. – Во-вторых, все рабочие документы я запер в сейф. В-третьих, вы сами просили закончить побыстрее. Если мы будем снимать со Скобцова показания по шесть часов в день, то закончим только к следующему июню.

Главный пожевал губами.

– Ладно. Но смотри, Волин, если что, отвечать придется тебе.

– Я понял. Да, вот еще. – Волин указал в сторону своего кабинета. – Поскольку мы вынуждены работать с утра и до позднего вечера, нельзя ли организовать что-нибудь вроде кухни с доставкой? Нет, оперов-то я могу отпустить пообедать, Русницкого тоже. Сам могу сходить. А как быть со Скобцовым? Позавтракать-то он в СИЗО успевает, а вот с обедом и ужином пролетает, как фанера. Что делать?

– Ну, Волин. – Главный тяжко вздохнул. Не любил он проблем. Впрочем, кто ж их любит? – Ну, пойдете обедать, зайдите в магазин, купите ему булочку какую-нибудь. Пирожок. Лимонаду бутылку. Чеки потом представишь в бухгалтерию, мы компенсируем.

– Да, вы компенсируете. Года три дожидаться придется. – Сейчас Волин мог позволить себе быть храбрым и саркастичным. – Во-первых, кормить его за свой счет у меня нет ни малейшего желания. Да и средств тоже нет. Пирожок без начинки стоит столько – закачаетесь. Думаю, что и ребята из опергруппы не слишком забогатели на бюджетном окладе. Во-вторых, согласно нормам Скобцову положены не булочки с пирожками и лимонадом, а суп, второе и все такое прочее. Так что он вполне может жалобу на нас накатать и будет, между прочим, совершенно прав. По шапке же за самоуправство дадут не вам, а мне – как следователю, возглавляющему группу. Чего я совершенно не желаю. В-третьих, на скором расследовании настаивал тоже не я, а Вихрев. Вот пусть он и оказывает спонсорскую помощь.

– Ты, Волин, не того. Не зарывайся, – буркнул Главный, понимая, однако, что выход из ситуации придется искать именно ему. – Как скажешь иногда, так хоть стой, хоть падай… Вихрев, спонсорскую помощь. Это ж додуматься надо. – Он помедлил, размышляя. – Слушай, Волин, а что, этого Скобцова обязательно в прокуратуру каждый день таскать? Допрашивали бы его прямо в СИЗО. И вам удобнее – он там все время будет под присмотром, – и с кормежкой вопрос решится.

– Вот только мне придется каждый день тратить два лишних часа на дорогу, да еще минут сорок на разную волокиту в СИЗО. Благодарю покорно. – Сейчас сила была на стороне Волина, чем он и не преминул воспользоваться. Глядя мимо Главного, сказал категорично и твердо: – Одним словом, если завтра Скобцова не накормят обедом, как положено, в два часа дня, я кладу дело вам на стол, еду в аэропорт и улетаю на юга. В законный, между прочим, отпуск.

Волин, не дожидаясь дальнейших расспросов, повернулся и зашагал по коридору. Настроение у него исправилось так же быстро, как и испортилось. Маленькая, можно даже сказать, пустячная месть, – да и не месть, в сущности, а так… – а гляди ж ты, какой мощный положительный заряд эмоций.

Он толкнул дверь кабинета как раз в тот момент, когда Скобцов произнес фразу: «Я вышел в сквер…»

При его появлении все присутствующие повернули головы. Волин отметил сидящего у двери Амира, кивнул, приветствуя, обратил внимание на появившиеся на столе компьютерные распечатки.

Больше других Волину обрадовался Русницкий. Выключив магнитофон, лейтенант оживился:

– Хорошо, что вы пришли, Аркадий Николаевич. Тут ваш начальник заглядывал. Очень удивился, что вас нет.

– И что ты ему сказал? – спросил Волин, стаскивая пальто.

– Сказал, что вы вышли поесть. – Русницкий выбрался из-за стола, добавил, подумав секунду: – По-моему, он здорово разозлился.

– Я с ним уже разговаривал, – ответил Волин, присаживаясь.

Скобцов выжидательно смотрел на него. Волин взял со стола распечатки, пролистал.

– Я на всякий случай снял копии за четыре дня, – объяснил Амир. – Тут все разговоры и с телефона задержанного, и с телефона Чернозерского.

– Я понял.

Волин отыскал утро восемнадцатого октября. Из показаний Скобцова следует, что они с Чернозерским разговаривали трижды. Первый раз около девяти… Так, вот этот звонок. Девять ноль три. Скобцов звонит Чернозерскому и предупреждает, что задерживается. Звонок отражен в обоих счетах. Затем в начале одиннадцатого. Чернозерский позвонил и потребовал выгнать ростовчан. Где? Так, это звонок начальника кредитного отдела о платежках. А звонок Чернозерского?.. Нету. До одиннадцати Чернозерский вообще никому не звонил. А следующий звонок в начале двенадцатого. Чернозерский справляется, как прошли переговоры с ростовчанами. Честно говоря, именно такого результата Волин и ожидал. Девятнадцатое… Утром звонков нет. Чернозерский звонил Скобцову всего один раз, в начале шестого вечера. Это зафиксировано в обоих счетах. Зато в счете Скобцова отражены любопытные звонки. Во-первых, в начале четвертого ночи он с кем-то разговаривал… Волин сильно подозревал, что абонентом был Тимофей Тимурович Третьяков. И потом, с трех часов дня и практически до половины пятого вечера, непрерывные звонки. От тридцати до сорока секунд каждый. А ведь Скобцов утверждает, что он в это время спал. Интересно.

Волин снял трубку со служебного «Панасоника», набрал номер Чернозерского. Ждать ему почти не пришлось.

Судя по голосу, Чернозерский был не в настроении. Впрочем, Волина это не удивило.

– Виталий Михайлович?

– Да? – буркнул тот. – Кто это?

– Следователь Волин вас беспокоит.

– А-а, – Чернозерский заговорил спокойнее, однако ощущалось, что спокойствие это стоит ему больших усилий. – Чему обязан?

– Виталий Михайлович, я хотел задать вам один вопрос.

– Слушаю?

– Девятнадцатого числа, перед самым отлетом в Швецию, вы звонили Скобцову?

– Да, звонил, – вздохнул тот. – По отзывам ростовчан, Андрей блестяще провел переговоры относительно кредита, и… я хотел его поздравить. Там… возникла очень сложная, конфликтная ситуация и… одним словом, я подумал, что не повредит поддержать парня.

– В разговоре вы упомянули, что полтора часа не могли дозвониться и едва не опоздали на самолет, это так?

– Совершенно верно.

– И сказали, что, очевидно, у Андрея Даниловича барахлит телефон. Возможно, села батарея.

– Это вам Андрей наплел? – В голосе Чернозерского прорезалось раздражение. – Батарея. Мозги у него сели. Окончательно.

– То есть вы не упоминали об испорченном телефоне? Я правильно понимаю?

– Я сказал, что полтора часа не мог дозвониться. И это истинная правда. Сперва телефон Андрея не отвечал, а потом было беспросветно занято. С кем уж он там трепался столько времени, я не знаю, но пробиться было абсолютно невозможно. После Андрей и вовсе перестал отзываться. Я попытался дозвониться по обычному телефону, но и на это у меня ушло около получаса.

– Тоже никто не снимал трубку?

– Да нет. Занято было кромешно. Я уж подумал, придется улетать, так и не поговорив с ним.

– Угу. Спасибо, Виталий Михайлович. Кстати, вы не могли бы сегодня подъехать в прокуратуру? Нам понадобится зафиксировать ваши показания.

– Хорошо, – пробурчал Чернозерский. – Только раньше восьми я не смогу.

– Отлично. Подъезжайте к восьми.

– Договорились.

Короткие гудки. Чернозерский был очень экономным человеком и на лишнее «до свидания» денег не тратил. Волин положил трубку на рычаг, посмотрел на Скобцова.

– Скажите, Андрей Данилович, какой у вас телефон?

– «Эриксон».

– Вы давно им пользуетесь?

– Год, – подумав секунду, ответил тот. – Даже год и полтора месяца.

– Прекрасно. А скажите, как часто возникали недоразумения между вами и телефонной компанией по поводу ошибок в счетах?

– Не припомню ни одного случая. А что?

– Хорошо. Андрей Данилович, тогда ответьте, что вы делали девятнадцатого октября с трех до пяти часов дня?

– Я же говорил, – тот неуверенно улыбнулся. – Спал. Спал у себя в кабинете.

– Сколько может работать ваш «Эриксон» без подзарядки батареи?

– Три с половиной часа разговоров и около тридцати в режиме «ожидания».

– Когда вы последний раз заряжали батарею?

– Ночью. Я всегда ставлю ее заряжаться на ночь.

– Ночью с восемнадцатого на девятнадцатое?

– Совершенно верно.

– А точнее?

– Поставил около часа, вытащил утром.

– Каков цикл полной зарядки батареи?

– Четыре часа.

– Иначе говоря, вы зарядили батарею полностью.

– Да.

Волин пробежал глазами счет, прикинул время звонков. Трех часов никак не набиралось.

– В таком случае как вы объясните тот факт, что уже к пяти часам вечера батарея села, особенно если учесть, что в течение дня вам, по вашим собственным словам, никто не звонил?

Скобцов открыл было рот, затем закрыл, растерянно оглянулся. Оперативники с любопытством смотрели на него. Задержанный пожал плечами.

– Не знаю, честное слово. Я об этом не подумал.

– Хорошо. Об этом вы не подумали, – кивнул Волин, выводя в «колдуне» жирный знак вопроса. – Следующий вопрос. Как могло случиться, что в телефонном счете за девятнадцатое октября по вашему номеру зафиксировано… – он прикинул на глаз, – …около четырех десятков звонков, подавляющая часть из которых – в период с трех часов дня до половины пятого вечера?

– Не знаю, честное слово, – пробормотал, еще больше теряясь, Скобцов. – Я в это время спал и не мог никому звонить. Должно быть, оператор что-то напутал.

– Так, – весело произнес «кожаный» Паша. – Все интереснее и интереснее.

– Кому вы звонили в три часа ночи с восемнадцатого на девятнадцатое? – не повышая голоса, спросил Волин.

– Никому, – Скобцов подобрался. Взгляд его стал угрюмым и затравленным. – Я в это время спал у себя дома, – резко добавил он.

– Тогда почему данный звонок внесен в счет?

– Я не знаю, что записано в вашем идиотском счете! – почти выкрикнул Скобцов. – Когда весь этот произвол закончится, я подам в суд на телефонную компанию!

– Пошли старые песни о главном, – усмехнулся рыжий Стас.

– Руки поднимите, – попросил задержанного Волин.

– Зачем?

– Руки поднимите. – Скобцов послушно поднял руки, и Волин увидел пустые манжеты. – Вы носите запонки?

– А при чем здесь?..

– Будьте добры ответить. Вы носите запонки?

– Их носит половина персонала банка. Это вроде традиции, – вопрос явно сбил Скобцова с толку, хотя и не уменьшил его агрессивности. – А что?

– Вы всегда ими пользуетесь?

– Если это важно… Всегда, – кивнул Скобцов. – Раньше я терпеть их не мог. Они имеют неприятное свойство расстегиваться и теряться в самый неудобный момент. Но Таня настаивала на том, чтобы я их носил.

– Значит, Таня настаивала?

– Сначала. А потом я и сам привык.

– Так. А у вас есть запонки с инициалами?

– Есть, – кивнул Скобцов. – Подарок Татьяны на годовщину свадьбы. Кстати, это были единственные запонки, которые мне действительно нравились.

– Опишите их, пожалуйста.

– Одиннадцать граммов золота пятьсот восемьдесят пятой пробы. По пять с половиной граммов в каждой. Квадратные. Внутри рисунок. По диагонали две буквы, вязью: А, перекрывающая С.

– Где вы их приобрели?

– Моя жена заказывала их в ювелирной мастерской.

Агрессивность Скобцова сменилась холодностью, граничащей с высокомерием. Волин не раз сталкивался с подобным поведением. Своеобразный способ защиты. По идее, скоро должны последовать угрозы. Мол, буду жаловаться Генеральному прокурору, в Верховный суд и так далее. Вплоть до международного трибунала в Гааге. Это он уже проходил – и не раз.

– Вы можете назвать адрес мастерской?

– Не я же их заказывал, – презрительно фыркнул Скобцов. – Поинтересуйтесь у Татьяны.

– Как по-вашему, где эти запонки могут быть сейчас? – спросил Волин.

– Не знаю, – безразлично пожал плечами тот. – Я не видел их уже дней десять, если не больше. Должны быть дома. Попросите мою жену, она найдет.

– Да нету их у тебя дома, – с сардонической усмешкой пробормотал «кожаный» Паша. – И знаешь почему? Потому что мы изъяли их в качестве вещдоков. Первую из твоей квартиры, вторую… Сказать откуда? – Скобцов высокомерно молчал и смотрел в сторону. – Из квартиры убитой Светланы Вихревой. Эта запонка лежала на кровати, в складках постельного белья. Она расстегнулась в момент убийства, но ты этого не заметил!

– Повторяю еще раз, я не видел эти запонки уже дней десять, – абсолютно ледяным тоном произнес Скобцов.

– Конечно, – усмехнулся Паша. – Еще скажи, что и машину у тебя угоняли каждую ночь. А утром аккуратно ставили на место.

– Может, и угоняли, откуда мне знать? – огрызнулся Скобцов. – У вас эксперты есть, вот пусть они и скажут.

– Не хочешь, значит, «чистосердечное» делать? – неприятно усмехнулся Паша. – Ну-ну.

– Я вообще отказываюсь давать какие-либо показания в вашем присутствии.

Волин вздохнул. Надо было им сначала дослушать Скобцова до конца. Не судьба, знать, Главному обеды заказывать. Придется снимать показания со Скобцова в СИЗО. А иначе как? Не беседовать же с ним без охраны? Чревато. В любом варианте на этот вечер разговоры исчерпаны. Скобцову нужно дать время успокоиться.

– На сегодня, пожалуй, все, – сказал Волин, выключая магнитофон.

В комнате сразу стало шумно. Оперативники поднимались, громко отодвигая стулья. Было видно, что сидеть на одном месте им до смерти надоело. Пока рыжий Стас пристегивал Скобцова наручниками к собственному запястью, Волин повернулся к Амиру:

– Спасибо за распечатки. Хорошая работа.

– Да не за что, – пожал плечами тот.

– У меня к вам будет еще одна просьба. Выясните завтра, кому звонил Скобцов с трех до половины пятого дня.

– Хорошо, – кивнул оперативник.

– Аркадий Николаевич, – «кожаный» Паша натягивал свой «фирменный» плащ, – завтра во сколько подъезжать?

– Завтра подъезжать не нужно. Я сам поеду в СИЗО.

Волин вытащил из магнитофона кассету с записью показаний и сунул в карман пиджака. Дома прослушает. В спокойной, так сказать, обстановке. Кстати, надо бы позвонить в аэропорт, выяснить, что там с рейсом до Сочи. Не то чтобы он совсем уж не доверял отечественным авиакомпаниям, но… в последнее время как-то не слишком удачно у них дела складываются.

– До свидания, Аркадий Николаевич, – бросил на прощание Амир.

– До свидания, – кивнул оперативнику Волин.

– Всего доброго, – это «кожаный» Паша.

– До свидания, – жизнерадостно гаркнул рыжий Стас.

– Кстати, – Волин поднял голову, взглянул на Пашу, – а где запонка, о которой вы говорили?

– Запонка?

– Та, которую нашли в квартире Светланы Вихревой.

– Ах, эта… А в деле ее разве нет?

– Я, во всяком случае, ее там не видел.

– Наверное, у Сан Саныча в сейфе осталась, – пробормотал Паша. – Я завтра завезу.

– Да уж, хотелось бы. Заодно проверьте, может быть, там еще какие-нибудь улики завалялись.

Паша засмеялся:

– Обязательно.

Оперативники вышли, и в кабинете сразу стало свободнее.

– Значит, Скобцов – убийца, – не то спросил, не то констатировал Русницкий.

– Факты, Георгий, упрямая вещь. Против них не попрешь. – Теперь, когда магнитофон лежал в сейфе, Волин смог включить чайник. Банка с кофе, стаканы, сахар, печенье. – Ты, кстати, обедал?

– Не успел.

– Наваливайся. – Волин развязал пакет с печеньем, дождался, пока закипит чайник, налил в стаканы кипяток, бросил кофе. – Сахар клади сам. Вопрос теперь заключается не в том, виновен Скобцов или нет, а в том, сумасшедший он или обычный симулянт.

– А вы-то сами как думаете? – Русницкий с удовольствием потягивал кофе.

– Если он симулянт, то очень талантливый. – Волин умял пару печенья. – Нам бы записки эти разгадать, сразу бы все встало на свои места.

– Почему вы так думаете?

– Ну зачем-то же Скобцов их оставлял? – Он отправил в рот еще одно печенье. – Знаешь что, Георгий, ты завтра с утра съезди еще раз в банк и порасспроси сотрудников, не замечалось ли раньше за Скобцовым каких-либо странностей. Сумасшествие, оно, если есть, должно было как-то проявляться. Ну и вообще, побеседуй насчет того, чем он жил, чем дышал. Были ли увлечения какие-нибудь. Хобби.

– А при чем здесь увлечения? – недоумевающе поинтересовался Русницкий.

– Составляя записки-загадки, Скобцов должен был на чем-то основываться. Личный опыт, какие-то соображения, прошлая жизнь. Девиц-то он отбирал по какому-то признаку. Возможно, хобби имеет к этому самое непосредственное отношение. Допустим, встречались на корте или в бассейне или марки коллекционировали. Не знаю, но что-то такое должно быть.

– Ладно, – кивнул лейтенант. – Порасспрошу. Только вот…

– Что?

– Я подумал: может быть, Павел прав? Зачем нам отгадывать загадки, раз убийца все равно уже пойман?

– Затем, что в этих записках скрыты его самые тайные помыслы. Сущность его внутреннего мира, если хочешь. В них то, что покоится в самой глубине души Скобцова. Вот так, Георгий. Поверь мне, разгадав загадки, мы сможем с девяностопроцентной гарантией сказать, действительно он сумасшедший или только притворяется.

– Вы так уверенно это говорите, – улыбнулся Русницкий.

– Просто есть кое-какой жизненный опыт. – Волин допил кофе. – Кстати, а что у нас с данными на Чернозерского и Татьяну Скобцову?

– Я отправил запрос, сказали, к завтрашнему дню, возможно, что-то проявится.

– Если они говорят «к завтрашнему», надо закладываться дня на три, – пробормотал Волин.

Их разговор прервал жесткий стук в дверь. По этому стуку, требовательному, решительному, несложно было предположить, КТО пришел.

– Похоже, господин Чернозерский пожаловал, – сказал негромко Волин.

Он хотел добавить «войдите», но не успел. Стучавший не стал дожидаться официального разрешения и вошел сам. Волин не ошибся. Это оказался Чернозерский. Председатель правления, он же и президент банка «Кредитный», пребывал в дурном расположении духа.

– Добрый вечер, – хмуро сказал Чернозерский. – Вы вроде просили подъехать?

– Просил, просил, – кивнул Волин. – Проходите, присаживайтесь.

Насчет «проходите» – это он явно опоздал. Чернозерский прошел сам, огляделся, плюхнулся на свободный стул. Тот самый, на котором не так давно сидел Скобцов. Волин несколько секунд разглядывал Чернозерского. Невысокий, плотно сбитый, непропорциональный, как кукла, сделанная неумелым кукольником. Стрижка короткая, отчего округлое, грубоватое лицо казалось еще круглее. Черты резкие, волевые. Дорогой костюм, пальто. На запястье массивные золотые часы на тяжелом браслете. Запонки, булавка для галстука. Все золотое, дорогое, лучшее. Сотовый телефон в кармане пиджака.

– У меня мало времени, – предупредил Чернозерский.

И совершенно зря. Волин давления не переносил. Особенно от подобных типов. Он неторопливо убрал со стола остатки трапезы, достал чистый бланк протокола, принялся заполнять, задавая общие вопросы. Имя, фамилия, отчество, год рождения, место прописки…

– Ну-с, начнем, пожалуй, – добавил Волин, когда необходимые графы были заполнены. Чернозерский стрельнул в него неприязненным взглядом. – Скажите, как давно вы знаете Андрея Даниловича Скобцова?

– Года полтора.

– Хороший сотрудник?

– Отличный, – раздраженно ответил Чернозерский. – Если бы Скобцов был плохим сотрудником, он не дорос бы до кресла моего зама. Временами у меня создавалось впечатление, что он намеренно старается казаться более неумелым, чем на самом деле.

– Вы хотите сказать, что иногда Андрей Данилович специально совершал ошибки?

– Именно это я и сказал. Совершал ошибки или не принимал решений, которые мог принять.

– Возможно, они просто не приходили ему в голову?

– Ничуть не бывало. Скобцов – уникум. Когда он бывал в ударе, то находил такие решения, что даже мне не приходили в голову. Изящные, невероятно умные и тонкие. Я еще ни разу в жизни не встречал человека, который умел бы просчитывать ситуацию так далеко, как он. Этот парень, мать его, – гений. Иногда мне даже казалось, что он более достоин кресла президента банка, чем я.

– Вот как? – Заявление Чернозерского удивило Волина: Подобное признание ему доводилось слышать впервые.

– Да. Но временами Скобцов был похож на школьника, совершенно не смыслящего в банковском деле. Вдруг становился вялым, инертным, апатичным. Даже подпись свою боялся поставить под уже заверенным договором. – Чернозерский вздохнул. – К сожалению, его комбинации приносили банку слишком много денег.

– Почему «к сожалению»?

Чернозерский криво усмехнулся.

– Если бы это было не так, я бы его выгнал давным-давно, и тогда… возможно тогда не случилось бы того, что случилось. Черт, не могу себе этого простить…

Он отвернулся, но Волин успел заметить блеснувшие на глазах Чернозерского слезы.

А еще успел подумать, что нарисованная Чернозерским картина подозрительно напоминает шизофрению с раздвоением личности. Одна личность – яркая, умная, цепкая; вторая – вялая, пассивная. Если так дело и обстояло, то интересно было бы выяснить, какая из этих личностей настоящая. Какой из Скобцовых сидел днем у него в кабинете?

Чернозерский прерывисто вздохнул. Так вздыхают люди, старающиеся сдержать рыдания. Он был достаточно сильным человеком. Ему понадобилось лишь несколько секунд на то, чтобы взять себя в руки. Когда Чернозерский повернулся, на глазах его не было слез, хотя лицо стало чуть более жестким.

– Я не знаю, что мне делать дальше, – пробормотал он. – Не знаю. Теперь, наверное, придется уходить из банка.

– Вопрос стоит настолько остро?

– Мой тесть не самый мягкий человек. Может быть, Леонид Леопольдович не вышвырнул бы меня после смерти дочери. Его правило: «Личное не должно смешиваться с бизнесом». Но вот потери денег он мне не простит, поскольку считает, что за поступки Скобцова должен отвечать я. Андрей ведь мой протеже.

– Какой потери денег? – насторожился Волин.

– А вы что, не знали? – Чернозерский снова усмехнулся. Пусто и обреченно. – Этот тип украл у нас пятьдесят миллионов долларов.

– Каким образом?

– Самым банальным. – Чернозерский в двух словах обрисовал ситуацию. – Судя по всему, в Питере у него была заготовлена «база». За один день он умудрился раскидать эти чертовы пятьдесят миллионов так, что мы их просто не можем найти.

Чернозерский достал из кармана тяжелый портсигар, закурил, даже не подумав спросить разрешения.

– А каковы были шансы, что… эта афера увенчается успехом? – задумчиво спросил Волин.

– Практически стопроцентные, – ответил без раздумий Чернозерский. – Тем более что ростовчане – партнеры Леонида Леопольдовича. Собственно говоря, – он вздохнул, – успех этой, как вы выразились, аферы был предопределен заранее.

– Как, по-вашему, мог ли Скобцов рассчитывать на то, что хищение останется незамеченным?

– Абсолютно исключено, – покачал головой Чернозерский.

– В таком случае, – спросил Русницкий, – какой смысл красть эти деньги? Ему ведь «пожизненное» светит, как минимум.

– Вы не понимаете? Я же говорил, Скобцов, мать его, – гений. Он убивает мою жену, «косит» под дурака – а актер он, поверьте, ничуть не худший, чем бизнесмен, – его лет пять-шесть маринуют в «дурке», а потом выпускают. Дальше – дело техники, но… – Чернозерский наклонился к столу и сказал доверительно: – Не для протокола. Мне не слишком приятно признавать, но я уверен, что Скобцов заранее продумал план бегства за «бугор». А еще я уверен в том, что этот парень настолько хорош, что его никто и никогда не сумеет найти. Как и украденные им деньги. Если бы букмекеры принимали ставки, я бы рискнул поставить на Скобцова все свое имущество, до последней рубашки, и при этом спал бы спокойно.

– Даже так? – Волин раскрыл «колдуна», принялся задумчиво чертить в нем абстрактные узоры.

– Да. Я могу ненавидеть Скобцова, но при этом надо отдавать ему должное. Он – гений. Настоящий гений. И в моих словах нет и грамма преувеличения.

– Так. – Волин задумался.

Из рассказа Чернозерского получалось, что Скобцов действительно просчитывал ситуацию на много ходов вперед. И, еще будучи клерком, имитировал шизофрению, зная, что это послужит ему алиби через несколько лет. И правда, гений. Такой бы умище да в мирных целях…

– А как получилось, что вы обратили внимание на обычного клерка?

– О, это длинная история. – Чернозерский тускло улыбнулся. – Он прислал мне несколько докладных записок с предложениями по операциям, которые через него проходили. Достаточно было даже беглого взгляда, чтобы понять: этот парень – блестящий финансист, с потрясающим чутьем и хваткой бульдога.

– Эти докладные сохранились?

– Нет, разумеется. Все-таки прошло больше двух лет. – Чернозерский погасил окурок в пепельнице, забросил ногу на ногу и сцепил руки на колене. – Я начал внимательно следить за Скобцовым и постепенно тянуть его вверх. Иметь такого зама – мечта для банкира. Конечно, многие обижались, считая, что их незаслуженно обошли, но, поверьте, в Скобцова можно было влюбиться. Кто же знал, что у этого парня на уме?

– Виталий Михайлович, – Волин упорно продолжал чертить узоры, – возможно, мой вопрос покажется вам не слишком приятным…

– Вы хотите спросить о Светлане?

– Именно.

– Что ж… Я был в курсе ее измен. – Чернозерский сказал это на удивление спокойно, словно речь шла о пустяке. – Но я очень любил свою жену. Вы видели ее фотографию? – Он полез в карман пиджака.

– Мы видели… – начал было Русницкий, но Волин жестом остановил его.