Текст книги "Седьмой царевич. Том 4 и Том 5 (СИ)"
Автор книги: Иван Шаман
Жанры:
Боевая фантастика
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)
Меч всегда останется мечом. Просто может быть длинным, словно копьё, оставляющим длинны след и так далее. Как форма воина это лишь совокупность пяти символов, из которых он состоит.
Стихийная магия – порождение хаоса. Чистая энергия, содержащаяся во всём сущем от кажущихся мёртвыми камней, до ярчайших звёзд. Поддаётся ли она каким-то законам? Разве что Эйнштейновской теореме перехода энергии в массу и обратно. Да и то не всегда. Любые формы, размеры, условия – всё, что маленький человеческий мозг в состоянии представить, а сродство со стихией воплотить.
И самая чистая из форм, которые я знаю и понимаю, – деление атомов в термоядерном взрыве. Правда, тут нужны все четыре стихии, и просто прорва энергии на старт. А ещё есть проблема в расстоянии, ведь практически невозможно в точности представить то, что находится вне зоны твоей прямой видимости, а зону поражения даже минимальным ядерным взрывом никто не отменял.
Так и получалось, что единственный шанс использовать нечто по-настоящему мощное – синергия, абсолютный баланс между стихийной и символьной магией. Баланс между идеальным, холодным, неизменным Порядком и неустойчивым, вечно меняющимся Хаосом.
– Спасибо за заботу, – наконец сказал я, когда ректор уже собирался уходить. – Вы правы, училище даёт нам очень много. И я, пожалуй, с удовольствием отучился бы положенное время. Но, к сожалению, у меня его нет.
– Ты умереть торопишься, что ли? – нахмурился Пётр Алексеевич.
– Скорее, хочу успеть получить от жизни всё, что в моих силах. А заодно сделать так, чтобы этот мир продержался как можно дольше. Не для кого-то абстрактного, кого я даже в лицо не видел. Для своих, – кивнул я на товарищей, и ректор лишь покачал головой.
– Точно псих, – тихо проговорил он, садясь в кресло. Им с полковником симпатичная стюардесса уже налила янтарную жидкость в ребристые стаканы, и на яблочный сок она что-то не сильно похожа была.
Жаль, что они могут расслабляться только так, если вообще расслабляются.
– Ты сейчас всерьёз? – развернувшись ко мне, спросил Туча. – Ну, про конец света? Вырвавшиеся паразиты – это, конечно, проблема, но восемнадцать лет назад и не такое было. Люди тоже думали, что всё, конец. Один ядерный конфликт между Индией и Пакистаном чего стоит. А ещё, говорят, одновременно с появлением пирамид и испытаний, сами Древние в наш мир проникнуть пытались.
– Не пытались, а вошли, – наставительно поправил его Алабаев. – Да только что-то у них там не сработало. И они оказались под столицей с голой жопой. Вообще без всего, и пёрли через обелиск на протяжении почти трёх месяцев, пока их тактичками не закидали. У меня отец там был, на передовой.
– Герой, – не стал спорить я, и Константин гордо улыбнулся.
– Кстати, мы скоро будем к Аркаиму подлетать, – заметила Хана. – Каждый раз, как столицу вижу, поражаюсь, а ведь всего двадцать лет назад начали отстраиваться.
Спустя пять минут все, кроме разве что экипажа и княжеских детей, прильнули к иллюминаторам. Ведь восхититься было чему.
Внизу, словно гигантский серебряный серп, брошенный на бархатное ложе земли, раскинулся Новый Аркаим, столица Российской империи. Из окна она казалась живым существом, застывшим в момент роста: на широком, тучном основании кипела жизнь, сверкали иглы небоскрёбов из стекла и хромовой стали, оплетённые паутиной скоростных магистралей, где неслись, сверкая фарами, потоки машин. Изумрудные пятна фешенебельных парков манили тенистыми аллеями. Это был фасад империи, её глянцевая витрина, кричащая о прогрессе.
Но стоило приглядеться, и иллюзия начинала трещать по швам. Чем ближе к внутренней части полумесяца, тем стремительнее менялся пейзаж. Небоскрёбы сникали, уступая место особнякам из тёмного, векового камня, а затем и вовсе расходились, давая простор гигантским поместьям. Здесь не было места суете. Здесь царила тишина, купленная силой и неприличными деньгами. Воздух, казалось, был гуще и пах не выхлопами, а кипарисом и влажным мхом. Но и это было лишь иллюзией.
– Великие!.. – выдохнул Туча, прилипший к стеклу. Его голос дрожал от благоговейного ужаса. – Смотрите, у них даже на крышах гербы! Или во внутренних дворах…
Он был прав. На плоских кровлях дворцов или в центрах идеально подстриженных лужаек красовались геральдические символы такого размера, что их без труда можно было опознать из самолёта. Это были не просто украшения – это были знамёна, брошенные на землю, заявления о власти, видимые из космоса.
– Годуновы, Авдеевы, Серебряные, Морозовы… – наперебой сыпали фамилии товарищи, словно играя в игру «угадай клан». – А вон там, смотри, дворец Романовых!
С последним утверждением я бы поспорил. Дворец? Это слово пахнет позолотой, музыкой вальса, шелестом платьев на балу. То, что проплывало под нами, не имело к этому никакого отношения.
С высоты открывался вид не на дворец, а на форт, на цитадель. Грозная, звездообразная крепость, будто сошедшая со страниц учебников по фортификации начала позапрошлого века, но отстроенная недавно. Глухие, отвесные стены, способные выдержать прямое попадание снаряда, сухие рвы, превращённые в сады-лабиринты с единственной, очевидно, тропой, ведущей к смерти. По какой бредовой прихоти правящая семья решила превратить своё родовое гнездо в такой оплот паранойи?
Но когда наш лайнер, заложив вираж, пошёл на снижение к аэропорту, расположенному где-то на самом кончике серпа, все эти вопросы вылетели из головы.
Внутренний край полумесяца представлял собой нечто немыслимое – сплошную, колоссальную стену. Она тянулась на многие километры, описывая идеальную дугу, и была обращена вогнутой кромкой внутрь, в сторону некой точки на горизонте, которую при посадке было уже не разглядеть.
Она не была похожа на обычное оборонительное сооружение. Слишком высока, слишком массивна, слишком технологически сложна. Всё слишком. По её гребню бегали огни патрульных машин, а с внутренней стороны угадывались артиллерийские установки, скрытые шлюзы, мощные бастионы.
Одно стало очевидно с первой же секунды: люди отчаянно хотели от чего-то защититься. Но парадокс заключался в том, что они построили свою блестящую столицу в опаснейшей близости от этой угрозы.
Причина такому безумству была очевидна даже мне прошлому. Там, в центре долины, которую полукругом охватывала столица, стоял временный дворец императора. Символ его силы и власти. А ещё единственный в России обелиск, находящийся вне пирамиды. Место, где проводили инициацию.
Именно здесь, в бутафорских стенах из гипсокартона и пеноблоков, претворяющихся мрамором и гранитом. Под сводами, украшенными великолепной мозаикой, напечатанной на натяжных потолках. Стояло одно из главных сокровищ нашей страны. И одновременно одна из самых опасных угроз.
Любой, кто дотрагивался до обелиска императора, считался прошедшим испытание, просто так, сразу. И в награду ему давалось столько символов, сколько могла выдержать та капелька крови Древних, которую он унаследовал.
Но за всё приходилось платить, и раз в полтора года обелиск активировался, погружая долину в Испытание. Уже не для шести кандидатов, для всей империи. И лишь слаженная работа одарённых и военных помогала избегать жертв, которые в противном случае исчислялись бы десятками миллионов.
За восемнадцать лет с первого вторжения, когда в этот мир попытались пробиться Древние, эта равнина была щедро напоена кровью. Да так, что на ней с огромным трудом росла трава. Деревья не приживались. Те куцые аллеи, которые вели к временному дворцу – были высажены уже взрослыми, прямо в привозной земле.
Потому что за полтора года ни одно дерево не успевало вырасти достаточно высоко, а голая, как тарелка, степь, могла раздражать многих аристократов. Да и самого императора, скорее всего, бесила.
Он не мог отказаться от преимущества, что давал обелиск всей империи, но и терпеть угрозу не мог. А как человек не глупый, сегодняшний правитель прекрасно понимал: если у тебя есть слабость, нужно обратить её в силу или, по крайней мере, сделать вид, что происходит всё именно так, как ты решил.
Вот и появилась такая аномалия, прекрасная, кишащая жизнью, сующая в глаза лоск и блеск стекла столица. Мегаполис, возникший вокруг городища, которому было больше четырёх тысяч лет. Теперь, конечно, от культурного и исторического памятника ничего не осталось. Но за всё приходится платить.
– Спасибо за то, что были с нами. Надеюсь, полёт вам понравился, – вежливо улыбаясь, проговорил вышедший из кабины пилот. И когда мы уже начали подниматься, извиняясь, преградил нам дорогу: – Первыми выходят княжич и княжна Серебряные, их уже ожидают.
– Ну ничего себе, – выглянув в окно, присвистнул Тим. – Вот это я понимаю, эскорт. Они бы ещё танк подогнали.
Тут он был прав: за парочкой пожаловала целая моторизированная рота. При этом я говорю не просто об БМП и солдатах, а о полноценных доспехах с экзоскелетами. Пятеро из сотни вооружённых до зубов бойцов были облачены в такую броню, что делало их на две головы выше. Человек десять, даже в мешковатой форме, выглядели словно переростки-бодибилдеры, с бугрящимися под противоосколочными костюмами мышцами – бойцы, прошедшие боевую химеризацию. Ну и бронетранспортёры с двадцатимиллиметровыми автоматическими пушками тоже со счетов сбрасывать не приходилось.
– Кажется, твоя угроза подействовала, – усмехнувшись, сказал я Насте.
– Скорее уж твоё «позвоните родителям», – фыркнула в ответ девушка.
– Ну, зато теперь ясно, что они относятся к нам крайне серьёзно.
Даже, пожалуй, чересчур. Такую армаду, особенно если в доспехах – одарённые с боевыми символами или маги, даже мне будет одолеть непросто. Нет, я, конечно, могу выкрутиться, а в крайнем случае сбежать, активировав связь с испытанием. Только вот в этом не было никакой нужды. Я прилетел добровольно и продолжил провокацию Насти тоже не просто так.
Что бы они там ни думали, Серебряные сейчас показывали не силу, а страх. Призвав в аэропорт боевое крыло дружины, они буквально признавались в том, что есть причина для конфликта и они готовы применять оружие.
Глупо. Повелись на провокацию, как дети. Скорее всего, сработал материнский инстинкт Натальи Серебряной, той самой, что министр по делам аристократов.
Мог ли её муж быть не в курсе дел, которые супруга проворачивала за его спиной? Теоретически – мог. Крайне вряд ли, но чем чёрт не шутит. Так или иначе – они показали себя, а значит, я на правильном пути. И если мне придётся выступить против всей империи, чтобы спасти мать – так тому и быть.
* * *
Новая столица Российской империи. Аркаим.

Глава 10
Процессия Серебряных укатила сразу, не задерживаясь. И выглядело это достаточно забавно, почти как бегство. И от кого? От вышедшей из самолёта группы из двух заслуженных ветеранов и пятёрки младших сержантов?
Даже то, что за нами приехали старые и достаточно обшарпанные «газельки»-микроавтобусы не испортило мне начавшего подниматься настроения. Если есть цель – значит есть с чем работать. А дорогу осилит идущий.
– Грузимся, – скомандовал ректор, и сам подал пример, забравшись в самый потрёпанный авто. И этот шаг был вполне продуманный, показывающий, что его высокоблагородие майор смиренно принимает всё, что ему даёт империя.
А мы? В данный момент мы являлись просто кадетами, да ещё и подчинёнными Петра Алексеевича. Выпендрёж тут вообще неуместен. Тем более что выпендриваться перед правителем империи, в которой ты живёшь, – это всё равно что пытаться облаять слона. Ему это будет совершенно безразлично, а ты лишь потратишь время.
Едва мы залезли внутрь, как микроавтобусы тронулись, и несмотря на внешний вид, двигались они плавно и почти бесшумно. Правда, и дорога до дворца, а мы ехали именно туда, была идеально ровной. Никаких заплаток или стыков, словно скатерть постелили, или ковровую дорожку раскатали.
Рассказывать о мёртвой долине вокруг единственного комплекса зданий, было особенно нечего. Гигантское поле, уходящее с двух сторон за горизонт, и ограниченное лишь стенами новой столицы. Ветер гулял, создавая в высокой траве настоящие волны, напоминавшие морские.
И только высаженные вдоль пути аккуратными аллейками деревья напоминали, что мы не в монгольской или донской степи, а рядом с древним городом. Реки, если здесь когда-то и были, теперь сровняло с землёй. Ни одного овражка или ямки. Хотя кое-где виднелись едва заметные холмики. Порывшись в воспоминаниях, я определил их как испытанные доты и дзоты, увы, совершенно бесполезные против той угрозы, что скрывалась в центре долины.
– А когда следующее Испытание? – спросил я, когда заметил уже третий встречный грузовик, в кузове которого виднелись какие-то кресла и свёрнутые ковры.
– Дней двадцать, – немного нервно ответил Туча, тоже заметивший странность. – Мы на него не попадаем. Точно тебе говорю, не сегодня.
– Они говорят «ночей», – не к месту заметил Алабаев.
– Кто «они»? – приподняв бровь, спросила Хана, которая как раз убедилась, что Пушистик надёжно уснул.
– Ликвидаторы и Защитники, – пожав плечами, ответил Костя. – Предки мои из последних были. Ну, мама из ликвидаторов, а отец… в общем он сюда не выбрался.
– Чего, блин? – удивлённо воскликнул Туча. – Я же его на поступлении видел.
– А, не… это дядя Арсен. Кремень мужик, как отец мне. Будущий глава рода, – не без гордости произнёс Алабаев.
Дальше его пытали попеременно Тимофей и Ханна. Я думал о своём, стараясь выстроить в голове будущий разговор с императором и княжеской четой Серебряных. Настя тоже молчала, не вмешиваясь в споры. Но краем сознания я всё же отмечал необычную судьбу Кости.
Рождённый после первого Бедствия, он стал ребёнком, которого заносили внутрь испытаний. Возможно, единственным. И уж точно одним из немногих, кто выжил. Самое абсурдное и впечатляющее – испытание, проходящее раз в полтора года, открывалось не только для нашего мира, но и ещё для одного, о котором толком ничего было неизвестно.
Просто, потому что никто из нас, людей, рождённых в этом мире, не мог попасть на ту сторону. И никто из них – рождённых за второй гранью, не мог попасть к нам. Но встречались в Испытании.
Первые несколько циклов это держалось в строжайшем секрете. Но умным достаточно и намёков, так что главы дворянских родов скоро сообразили, что высокотехнологичные доспехи, оружие и техника появляются у императора не из воздуха, а в результате обмена с той стороной. Им нужны были редкоземельные металлы, уран и плутоний. Иногда куда более простые вещи – зерно, в больших количествах, и прочая долго хранящаяся еда. А иногда этот союз приводил к странным последствиям.
Костя как раз был одним из таких. Внезапная влюблённость одарённой девушки из гордого кавказского рода, и храброго воителя с той стороны. Роман, продлившийся чуть меньше девяноста дней, в которые они вместе отбивали потоки тварей, стремившихся вырваться в наш мир и уничтожить всё живое.
– Хорошо, что они почти никогда не добираются до нашей границы, – заметил Костя. – И хорошо, что наше правительство давно сняло эмбарго на нанесение тактических ядерных ударов.
– Хочешь сказать, что каждый новый сезон начинают с ядерки? – не веря переспросила Хана. – Это же пипец, как вредно! Там радиация должна быть – вмиг без костюма РХБЗ поджаришься.
– Так, испытания каждый раз разные, – пожав плечами, ответил Алабаев.
– Как и в пирамидах, – кивнул я. – А с отцом что?
– Ну, мать говорит, что она после родов несколько раз меня брала с собой в испытание, когда уже безопасно было. Что он радовался, приносил всякие мелкие подарки, а потом ей просто сказали, что он умер. Мне тогда четыре было, но я этот момент хорошо помню. Её лицо тогда… – Костя поморщился, отворачиваясь к окну. – В общем, погиб он, во время одного из бедствий, они там постоянно, а не как у нас. Маме достался кулон с фоткой, а мне какое-то благословление.
– Какое-то? – уточнила Ханна.
– Понятия не имею, что это значит, – пожал плечами Алабаев. – Да и плевать мне. Вот дядя Арсен – отличный мужик, и рядом всегда, и поможет, если надо, и научит. А этот, ну его… любовь любовью, но разве не понятно сразу было, что затея обречена на провал? Он же к нам прийти не мог. Да и мы к нему тоже.
– Получается ты дитя двух миров? – озадачился Туча. – А если, ну знаешь, попробовать тебе на ту сторону перейти?
– Да брось. Зачем мне это? Да и родился-то я в этом мире, – отмахнулся Костя, которому явно продолжение разговора не сильно нравилось. Честно сказать, мне от отца тоже достались только проблемы, так что я совершенно не горел желанием встречаться с его старыми друзьями. Тем более что именно они похитили мою маму, единственного близкого человека, что у меня оставался.
– К дворцу подъезжаем, – сказала Настя, вырвав меня из задумчивости и одновременно меняя тему для разговора. – Надеюсь, всё нормально пройдёт.
– Я тоже. Иначе придётся развязать маленькую, но кровопролитную войну.
– Я с тобой, – проговорила девушка, положив ладонь поверх моей. – Но желательно всё же обойтись без крови. И уж точно без войны.
– Знаю, – только и ответил я, не став убирать руку. Через минуту машины остановились перед центральной лестницей, и у нас невольно перехватило дух. Пусть временный дворец и был подделкой, исполнена она была на высочайшем уровне.
Само это место дышало скорбью по тысячам жизней, положенных с обеих сторон. Пропитанное кровью тысяч людей и миллионов монстров, оно по праву считалось самым жутким и завораживающим местом в империи. За восемнадцать лет, прошедших с первого вторжения, эта равнина была так щедро напоена кровью и болью, что земля будто окаменела от ужаса.
И на этом мрачном пьедестале стояло оно – здание-иллюзия, дворец-обманка. Его фасад, ослепляющий белизной и отполированным до зеркального блеска камнем, был бутафорией. За тонкими плитами мрамора скрывался пеноблок, а величественные колонны, казавшиеся монолитными гранитными исполинами, были полыми гипсокартонными муляжами.
Под сводами, украшенными великолепной, сложнейшей мозаикой, скрывалась обычная потолочная плёнка с цифровой печатью. Всё здесь кричало о фальши, но кричало так громко и так уверенно, что ложь становилась убедительнее правды.
Широкие золочёные врата вели не в зал, а в длинную, затемнённую галерею. Воздух здесь был густой и неподвижный, пахнущий озоном от скрытых систем безопасности и сладковатым ароматом дорогих духов, маскирующих запах пота и страха.
Стены были отделаны съёмными панелями из тёмного дерева, в котором тонули массивные рамы с пейзажами и портретами предков – копиями, разумеется. Сейчас, при подготовке к очередному бедствию, оригиналы сняли и вывезли, и там, где размеры рам не совпадали, оставались выцветшие следы.
Под ногами мягко пружинил ковёр цвета старой крови, поглощающий любой звук. Шаги по нему были беззвучны, будто ты уже стал призраком. Единственным источником света были узкие светильники, встроенные в пол, чьи лучи выхватывали из тьмы детали: идеальную резьбу на фальшивых панелях, холодный блеск глаз на портретах. Эта галерея была предназначена для одного – подавить, ослепить и подготовить гостя к главному.
В первый раз, на инициации, зал не произвёл на меня такого гнетущего впечатления, и сейчас разумом я понимал, что и для чего сделано, но чувства обманывались и кричали о том, что передо мной истинное величие, требующее беспрекословного подчинения.
Шестиугольный, как и само сокровище империи, идеально выверенный зал, был лишь оболочкой для Обелиска. Гиганта, уходящего на десяток метров вниз под пол, и вверх. Мы могли видеть лишь часть его, а археологи, впервые обнаружившие обелиск в городище Аркаима, и вовсе откопали лишь верхушку. Тогда серую и мутную, но сейчас по чёрной, словно бескрайний космос, поверхности бежали золотые символы Древних.
Некоторые я без труда узнавал, сам пользовался не один десяток раз. Для того чтобы различить другие, часто находящиеся словно в глубине, приходилось тщательно присматриваться и угадывать контуры. Третьи же были и вовсе словно специально превращены в непознаваемые фигуры диковинных зверей или птиц.
Но это было нормально. Почти. Ведь кроме золотых символов на обелиске обнаружились и редкие, но хорошо видимые зелёные символы. Искажённый язык магии порядка, которым пользовался архилич, которого нам так и не удалось победить. Могло ли такое случиться, что он пришёл не из пирамиды, а из этого испытания?
Раньше эта мысль меня не посещала, а теперь пронзила словно молния. Если это так, то ничто не поможет. Нет никакой перспективы. Нет толка в том, чтобы закрывать испытания в пирамидах. Просто нет.
Я должен был решить эту головоломку и чем быстрее, тем лучше. Но прямо сейчас моя цель иная, и отвлекаться от неё нельзя. От этого зависит жизнь мамы. Остальное можно решить позже.
«Или сбежать», – проскользнула в голове предательская мыслишка. Если нет возможности победить, нужно знать, когда пора отступить. И ведь если подумать, у меня даже было куда.
Мир паразитов – крайне опасный для нормальных людей, но одарённые, если им оказывать необходимую поддержку, там вполне могут освоиться. Да, без техники, но противник понятен. Мы сможем его победить. Отодвинуть границы от обелиска, достаточно, чтобы можно было жить. Начать охотиться на паразитов, отбить город, а там, чем чёрт не шутит, и весь остальной мир. Главное, чтобы лич не забрался к нам…
Плохая мысль. Малодушная. Трусливая. Сбежать. Увести тех, кто дорог. Спрятаться и плюнуть на остальной мир. Поменять одну трагедию на другую. Но как крайний вариант. Нет. Я уже всё для себя решил. Мы сумеем победить, только нужно успеть закончить с одной проблемой, до появления новой.
Вначале разберёмся с похитителями. Потом с паразитами, а дальше и с зомби справимся, и лича обратно в саркофаг загоним.
Когда я очнулся от мыслей, мы уже прошли галерею и зал обелиска и вошли в зал для приёмов.
Это была идеальная, до мельчайших деталей, копия одного из залов Эрмитажа. Тот же паркет, та же позолота на лепнине, те же хрустальные люстры, отражающиеся в отполированном до зеркального блеска полу. Те же барельефы и мозаика.
Золото и мрамор. Возможно, даже настоящий. Кровавая ковровая дорожка, ведущая в центр гигантского помещения с потолками, находящимися на высоте семи метров, чтобы увидеть гербы на них, приходилось задирать голову.
Но здесь, в этом месте, его великолепие казалось жутковатым. Он был безжизненным, стерильным, как фотография. Не хватало духа истории, надышанного поколениями, не было теней в углах. Яркий, ровный свет софитов, скрытых в карнизах, не оставлял тайн.
Это была не копия, а чучело прошлого, многовекового величия, поставленное здесь для одной цели: напомнить, что империя всё ещё сильна, всё ещё прекрасна и всё контролирует. Именно здесь император, восседая на точной копии трона своих предков, принимал послов и героев, дотронувшихся до Обелиска.
Удивительно, но прямо сейчас он восседал на престоле, в окружении своих слуг, помощников и лакеев. Хотя возле него и не было никого ниже губернатора, генерала или министра. Чуть ближе к нам стояло несколько высокопоставленных и очень богатых просителей. А возможно героев, что показали себя в прошлом и удостоились этой чести.
Войдя в зал, мы автоматически стали последними. И по виду полковника с майором, ждать своей очереди нам придётся довольно долго.
Не знаю, с чего я вообще решил, что к императору вызвали лишь нас, и он примет кадета и его попечителя сразу, по первому требованию. Скорее всего, наоборот – нам страшно повезло, что в расписании правителя империи появилось крохотное пятиминутное окошко, и он согласился вписать туда наши имена.
А уж когда я вслушался в то, что говорили просители, понял, что моя проблема, пусть и самая важная для меня лично, для остальных покажется сущим пустяком.
Послы бывших южных республик, вновь влившиеся в состав империи после ядерной войны, жаловались на наплывы мутантов с территории бывшего Пакистана. Большинство мутантов являлись просто облучёнными больными людьми. Угрозу они представляли в первую очередь для самих себя. Воровали, пытались грабить, когда видели беззащитных жертв. Несли с собой заразу и неустроенность.
Но были и другие. В попытке выжить обе державы, в которых в прошлом жило под два миллиарда человек, не стеснялись в способах и испытывали любые методы. Включая нестабильные штаммы химеризации. Люди, вместо того чтобы стать суперсолдатами, вырождались в жутких мутантов, редко сохранявших полноценный разум. Но даже звери, если они достаточно сильны, могут представлять опасность. Эти же существа, которых людьми можно было назвать лишь с большим трудом, имели разум десятилетнего ребёнка, и злобу ста взрослых.
В последние несколько недель нападения на деревни и села происходили регулярно, требовалось вмешательство военных, которых император стянул к столице. И послы губернаторов очень просили оставить им хотя бы пару дивизий. Или разрешить собрать собственное вооружённое ополчение.
Выслушав их мольбы, император пообещал подумать. Но даже мне, с другого конца зала, было видно, что он либо совершенно равнодушен к их бедам, либо считает жертвы необходимыми в свете будущего испытания.
– Слушай, а если всю технику сейчас к столице стягивают, это выходит, и паразиты из нашего испытания могут быть здесь? – неожиданно толкнув меня в бок, спросил Тимофей. – А если они в самый разгар боевых действий обращаться начнут?
– Это будет жопа, – тихо прокомментировала Настя, и тут я с ней был совершенно согласен. Одна проблема наслоится на другую, оборона может не выдержать, и когда фронт посыплется, мы с теплотой будем вспоминать редкое исчезновение людей от одиночных паразитов.
Следующая проблема, с которой обратилась группа военных, касалась вышедшего из-под контроля эксперимента. Двадцать лет назад вышедшего, если я правильно понял. Полуразумные обезьяны куролесили в районе Абхазии, устраивая погромы и поджоги. А несколько недель назад было замечено даже нечто напоминающее вооружённое формирование из горилл.
Просьба была простая: разрешить использование бронетехники и авиации для решения этого вопроса раз и навсегда. Вот только свидетельства были одиночные, жертвы малочисленные, а горная местность всегда осложняла любые военные действия и могла привести к затяжной операции. Правда, ответ меня удивил.
– … император милостиво разрешает вам применение любых средств после того, как ваши части исполнят свой долг на передовой, – проговорил один из министров, и я увидел, как скривились лица просителей. Стойко выдержал лишь один, остальные, когда с поклоном отошли и отвернулись, чуть не вслух ругались матом.
– А какие потери при прохождении испытания? – поинтересовался я у Тучи.
– От двух до пятнадцати тысяч человек, – невозмутимо ответил товарищ. – Обычно меньше, но бывает и полная жопа. Но зато среди мирных потерь нет. Почти.
Две тысячи для государства, в котором проживают больше двухсот пятидесяти миллионов – это не так чтобы много. Но и немало. Теперь понятно, почему у них такие лица. Кто-то из этих просителей может вовсе не пережить испытание, вместе с вверенными ему войсками.
– Кавалер ордена Николая Чудотворца, дважды герой империи, майор Пётр Алексеевич Буйнов, – объявил конферансье, и нас пригласили подойти ближе. Правда, вперёд к императорскому трону вышел лишь ректор и, нисколько не сомневаясь, встал на одно колено.
– Встаньте, – раздался тихий приказ. – Говорите.
– Ваше императорское величество, прошу прощения, что пришлось воспользоваться правом героя полковника Носова, – произнёс Пётр Алексеевич и замер в поклоне, дожидаясь, пока правитель махнёт ладонью, разрешив продолжать. – Моя прошлая просьба, о сохранности некой Екатерины Красновой… боюсь, она была нарушена. Женщину похитили прямо из больницы, машину скорой помощи, в которой её увезли – сожгли, лечащего врача пристрелили.
– Вы хотите сказать, что некто посмел ослушаться приказа императора? – проговорил один из помощников. – Или считаете, что самодержец не исполнил своего слова?
– Ни в коем случае, я бы не посмел, – вновь склонился ректор. – Однако, если позволите. На её сына было совершено покушение, довольно топорное и в то же время изощрённое. Некий судья выездной военной канцелярии, приговорил её сына, Святослава Ивановича Краснова и его товарищей по команде, к казни через Испытание. Новое, только открытое в нашем крае.
– И у вас есть доказательства вашим словам? Если дети пропали и след остыл…
– Прошу прощения, но дети не пропали. Вот они, за моей спиной. Они прошли Испытание, все шестеро вернулись обратно. Более того, пользуясь своими дарами, они сумели справиться с продажным судьёй и даже изъяли у него телефон, – медленно, не совершая резких движений, майор достал поломанный корпус и извлёк из него сим-карту. – Здесь список всех совершенных звонков и переписка.
– Вы желаете обвинить кого-то конкретного? – раздался новый голос от трона. К сожалению, мне было не видно, кто именно говорил, вообще не рекомендовалось поднимать голову, пока не разрешат.
– Боюсь, что так. На этом телефоне есть переписка с вашей супругой, генерал, – сказал Пётр Алексеевич, и зал взорвался тысячей шепотков. Возмущение всё нарастало, уже начали раздаваться гневные оклики и обвинения в клевете. А затем всё мгновенно стихло, и я услышал спокойный, сухой голос.
– Эти обвинения слишком серьёзны. Надеюсь, что и доказательства соответствующие, а не косвенные, – проговорил император. – В противном случае вам не сносить головы.
– К сожалению, судья умер и не может дать показаний. Но у меня есть список звонков, переписка и свидетельства выживших, – вновь склонившись, сказал ректор. – Поэтому я и привёл их с собой. А ещё, потому что Святослав сумел закрыть Испытание, дезактивировав обелиск.
– И он здесь? Пусть подойдёт. Можешь поднять глаза, юноша.
Стоило мне выпрямиться, как я столкнулся взглядом с сидящим на троне правителем. Ещё достаточно молодой, не старше сорока пяти, но уже с сединой в волосах и на висках. Не по годам крепкий мужчина, в церемониальной мантии, аккуратно наброшенной поверх удобного, но от этого не менее стильного чёрного делового костюма. Он был до синевы выбрит, предельно собран, и в то же время чувствовалось, что император в своей тарелке.
Ответственность за сотни миллионов человек не тяготила его, а лишь поддерживала. Он точно знал, что нужно делать, или, по крайней мере, был уверен, что знал. И в то же время где-то в глубине его серо-голубых глаз я заметил шевельнувшееся смятение. Узнавание.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного, ведь он мог быть знаком с моим отцом лично. Что меня поразило, так это следующие его слова.








