Текст книги "Земные наши заботы"

Автор книги: Иван Филоненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 21 страниц)

процессов, рубим тот сук, на котором сидим, а точнее – плугом пресекаем

полезные нам действия матушки-природы.

Не правда ли, основная мысль этого вывода до того проста, что с первого

взгляда даже мудрено понять всю ее важность. Однако, вспомним: до познания

всех простых истин человечество шло тысячелетиями и обнаруживало их усилиями

величайших гениев.

Итак, Мальцев дерзнул, отверг одно учение, вернулся к началу пути, по

которому наука зашла в тупик, и пошел совсем по другому, по которому никто

до него не ходил.

А что делать теперь? Молча продолжать опыты? Молчать только потому, что

учение, которое оказалось в тупике, принадлежит авторитетному имени? Нет,

Мальцев помалкивать не мог. И он едет в Москву, стучится в кабинет министра

сельского хозяйства СССР Ивана Александровича Бенедиктова.

Решил: если уж начинать, то начинать надо с самого верха, не ждать, когда

дойдут его мысли до верха через множество инстанций изрядно искаженными,

многократно оспоренными и опровергнутыми. Не надо забывать, что все ученые

продолжали исповедовать теорию Вильямса, значит, всячески отстаивать ее

будут и оборонять. Все, что противоречит ей, обругают и прочь погонят.

И достучался! Министр пригласил ученых: пусть, мол, послушают дерзкого

колхозного полевода.

– Рассказал я. Одни, как говорится, в бороды посмеялись, другие не очень-

то и вслушивались, однако некоторые вроде бы задумались. А я уже тому был

рад, что высказался...

А чтобы закрепить за собой право работать не тайком, он еще одну

«вылазку» сделал: опубликовал в областной газете «Красный Курган» первую

свою статью, в которой и изложил суть дела.

Я читал ту статью от 9 марта 1949 года. Читал ее же, но перепечатанную

газетой через четверть века. Много смысла в этой перепечатке: и то, что и

через четверть века идеи великого российского земледельца не устарели, и то,

что за это время мы так и не осознали губительного действия отвального

плуга, продолжаем нарушать естественный ход почвенных процессов, что

промышленность и по сей день выпускает отвальных плугов гораздо больше, чем

орудий для безотвальной обработки почвы, и что... Многое можно перечислить

тут, в том числе и желание напомнить читателям, что практическое применение

законов природы, согласно которым и свершаются почвообразовательные

процессы, принадлежит не кому-то, а Терентию Семеновичу Мальцеву. Он же

разработал и теорию безотвальной обработки почвы, не нарушающей этих

процессов.

Он обосновал и доказал: и на землях, введенных в хозяйственный оборот,

можно создавать такие условия, при которых все без исключения растения будут

обогащать почву органическим веществом, улучшать ее физическое состояние и

тем самым повышать почвенное плодородие. Обосновал просто и кратко, без

привычных в таких случаях формул и наукообразных форм, без ссылок, сносок,

таблиц, графиков и списка использованной литературы. Он поступил так, как

поступает всякий одаренный и потому щедрый человек – делился мыслями и

опытом с другими: показывал, рассказывал, выступал с короткими статьями,

обращаясь в них к широкому кругу читателей.

Ему советовали: надо закрепить за собой авторство новой системы

земледелия. Он лишь улыбался: мол, работать надо, а не бумажками

обзаводиться. И продолжал работать. Не славы он ждал, а признания, внимания

не к своей персоне, а к системе земледелия. Он дорогу другим прокладывал.

И признание действительно пришло. Способствовало этому решение ЦК партии

созвать в зауральском селе Всесоюзное совещание. И оно состоялось. Даже два

подряд. Оба – по мальцевской системе земледелия. Одно в августе, другое в

октябре 1954 года. Самыми желанными на этих совещаниях гостями были для

Мальцева казахстанские целинники. Именно к ним обращаясь, он поотечески

советовал:

Вы приступили к освоению целины, этого народного богатства, серьезно

подумайте и поработайте, чтобы не повторять неосознанных ошибок наших

предков, которые, распахивая целину, очень быстро разрушали ее плодородие.

И предупредил:

– Если будете применять безотвальную обработку почвы, то не копируйте

нашу технологию, шаблон в этом деле не только вреден, но и недопустим. Тоже

подумайте, поработайте, особенно над тем, как лучше сохранить стерню – в

ваших условиях она будет и снег задерживать, и защищать почву от выдувания.

А что касается орудий для безотвальной обработки почвы, то они могут быть и

не такие, как у нас. Мы применяем те, какие есть под руками.

Показал им и участок, на котором он ведет свои наблюдения, – залежное

поле, которое, к великой радости Мальцева, двадцать лет не знало никакой

обработки, лишь кони паслись на нем

Вот она, та лаборатория, в которой творит свою нескончаемую работу сама

природа: созидает – разрушая, разрушает – созидая Какой из этих процессов

преобладает? – вот вопрос, не дававший покоя пытливому исследователю. И

залежная дернина, в которой и происходят эти процессы, ничьей волей не

управляемые, надолго стала его лабораторией.

Да, самое сильное разрушение происходит именно здесь, в дернине. Отсюда

же растения больше всего берут для себя пищи. Казалось бы, именно верхний

слой и должен больше всего истощаться. Но он не истощается, а нарастает.

Нарастает и потенциальное плодородие. Значит, где больше разрушается, там

еще больше создается? Выходит, растения отдают в почву больше, чем они берут

из нее? Что ж, такова диалектика природы. Будь иначе, не образовалась бы и

дернина, не было бы и почвы.

В этой способности растений отдавать в почву больше, чем они берут из

нее, и проявляет себя закон возрастающего плодородия, как один из законов

природы исторического характера. На нем, на этом законе и основывает Мальцев

свои агрономические приемы, которые в наибольшей мере способствовали бы

проявлению этого полезнейшего для земледельца закона природы.

Часть этого поля Мальцев распахал привычным всем плугом и продолжает

пахать из года в год до сей поры – здесь традиционное земледелие. Рядом —

участок, который с 1953 года обрабатывается только дисковыми лущильниками.

– Вот, смотрите, – показывает Мальцев гостям. – На непаханой пшеница

лучше, и в любой год здесь центнера на полтора собираем больше. На почву

обратите внимание, на вспаханной она уже с фиолетовым отливом, на непаханой

– с коричневым, это органические вещества дают ей такой оттенок. На

вспаханной идет процесс разрушения и органики, и структуры. И начался этот

разрушительный процесс сразу же, как только пахать начали залежь. На

непаханой этого разрушения нет.

Недавно я перечитал стенограмму тех совещаний, которые триумфом можно

назвать.

«В истории нашей советской агрономической науки, – говорил заместитель

директора Сибирского НИИ зернового хозяйства П. А. Яхтенфельд, – работы

Терентия Семеновича Мальцева являются исключительным примером единства науки

и передовой практики. Особенно ценным является то, что выводы и работы свои

Терентий Семенович выражает не в форме застывших канонов, а в виде

дальнейших исканий, постановки новых и новых вопросов повышения плодородия

наших почв и подъема урожайности». Такого же мнения были и другие ученые. И

ни одного несогласного с Мальцевым. А ведь он разрушал то, что казалось

незыблемым. Разрушал не в безлюдном пространстве, на этом «незыблемом»

сидели все, кто представлял агрономическую науку. И если он вывел эту науку

из длительного застоя, как говорили на этих совещаниях в один голос, то тем

самым и укорил ученых.

Сам Мальцев не хотел, не думал никого корить ни словом, ни тоном, ни

жестом. Да и неразумно винить человечество, что открытие не было сделано

раньше. Он хотел другого – чтобы ученые подхватили и продолжили то, что

начал он, потому что понимал: разрешение этой важнейшей задачи не может быть

делом единичного ума. Поэтому не утверждал, а спрашивал ученых, подсказывая

им, в каком направлении надо искать:

– Скажите мне, люди науки, определенно, повышают однолетние растения

плодородие почвы или снижают его?

Он, как истинный экспериментатор, все еще сомневался в том, в чем был

убежден: а вдруг найдутся факты, которые поколеблют это убеждение?

На его вопрос, на его призыв откликнулся академик Т. Д. Лысенко,

президент ВАСХНИЛ:

– Кто даст ответ на этот труднейший для науки вопрос, если не сам

Мальцев, который не только теоретически, но и практически ответил уже на

него. Он ответил на этот вопрос устойчиво высокими урожаями.

Зря вы так, хотел сказать Мальцев, направление только еще прокладывается,

и впереди очень много работы.

Понимаю, неловко было ученым. Колхозный полевод узнал о природе и ее

законах больше, чем самые эрудированные профессора. Правда, полевод этот уже

имел основательную теоретическую подготовку, так что смущать могло лишь то,

что эту подготовку получил он не в стенах института, а «самоуком». Читал,

размышлял, искал ответа на те вопросы, которые не экзаменатор задавал ему, а

сама жизнь, практика, природа и его ищущий ум. Словом, смущало, как и до сих

пор многих смущает, то, что знания его, высокая эрудиция естествоиспытателя

не удостоверены дипломами. Однако неловкость эту ученые, к их чести, в себе

одолели; слишком убедительны были доводы.

Правда, приняв безотвальную обработку почвы как агротехнический прием,

многие аграрники и философы вовсе не обратили внимания на те диалектические

законы, которые и легли в основу теории возрастающего плодородия почвы. То

есть не обратили внимания на суть открытых явлений. А может, не поняли.

Оказывается, и простые истины бывают очень трудны для понимания.

Наиболее ярко, пожалуй, это непонимание обнаружилось в трудах бывшего

тогда директором Почвенного института Академии наук СССР И. В. Тюрина,

который продолжал доказывать, что чем выше урожай, полученный с помощью

хорошей агротехники, но без удобрений, тем быстрее истощается почва. Так

что, дорогой земледелец, если будешь стремиться к увеличению урожая за счет

хорошей обработки почвы, то тебя ждет неизбежная убыль потенциального

плодородия. Что и говорить, не очень радостная перспектива. Однако

объективная ли?

Нет. И Мальцев яростно и открыто восстал против такого взгляда. Каким бы

путем ни был выращен высокий урожай (с удобрением или без него), но если он

выращен с помощью хорошей агротехники, то он не только не истощит запасы

органических веществ в почве, а еще и увеличит их. При условии, конечно,

если мы сами не помешаем этому.

Абсурд, скажет агроном, прочитав такое утверждение. Если бы земля не

истощалась, то и пары не нужны были бы, за сохранение которых сам же Мальцев

выдерживал настоящие баталии. Да и можно ли спорить против истины,

подтверждаемой практикой. Признаться, эти же доводы и я ему выставил.

– Плоха та наука, которая слепо следует за практикой, а не ведет ее за

собой, – ответил он. – Богатый травостой, а стало быть, богатый урожай

позволяет и в почве оставлять больше органических веществ, чем при скудном

урожае. Для этого нужно толково и разумно использовать пожнивные остатки,

действуя в согласии с установившимся в природе порядком. А природа самые

тучные почвы там создала, где климат благоприятнее и травостой гуще.

Да, чем богаче урожай, доказывает Мальцев, опираясь на законы природы,

тем больше оставляют растения материала, необходимого для образования

почвенного перегноя, – корней, стерни, соломы. Именно за счет высоких

урожаев мы и можем насыщать почву элементами плодородия, «перекачивая» их из

воздуха. Один из них – азот, самое ценное для обогащения почвы вещество.

Если при этом еще и удобрения вносить, то растения, получая из почвы больше

пищи, еще больше возьмут ее из воздуха и тем самым щедрее удобрят почву.

– При правильном ведении земледелия хлебопашец не входит в противоречие с

законами природы, и природа выступает полноправной участницей того

агротехнического процесса, который осуществляет человек во имя своего

пропитания. Она словно говорит человеку: ладно, бери себе вершки, а мне

корешки оставь. И оставь их там, где они есть, не смещай их с уготовленного

им места, не закапывай их, а я сотворю из них, – из корешков и пожнивных

остатков – свежую пищу не только для почвенной микрофлоры, но и для новых

растений, которые ты высеешь на следующий год.

Что это именно так, а не иначе, подтверждали и данные, полученные в

результате двухлетних наблюдений, которые проводила на мальцевских полях

специальная группа ученых, работавшая по заданию Академии наук СССР. Вот ее

выводы: при безотвальной системе земледелия водный и пищевой режим пшеницы

складывается более благоприятно, чем при обычной агротехнике; улучшаются

физические свойства почв, больше накапливается влаги и питательных веществ,

интенсивно развивается микрофлора; вес и объем корневой системы пшеницы

значительно больше, чем при обычной обработке;

при этой системе наблюдается экономное и эффективное расходование растениями

запасов влаги в почве.

Конечно, эти выводы, подтверждающие преимущества безотвальной системы

земледелия, Мальцев знал и до совещаний. Однако ни на совещаниях, ни потом

(никогда и нигде) ни словом о них не обмолвился. А мог бы сказать при

случае: мол, вот и результаты исследований подтверждают мою правоту. В самом

деле, почему бы и не сослаться?

Однажды я спросил об этом Терентия Семеновича.

Он ответил:

– Кто наблюдал, тот и скажет. Как же я присвою чужую работу, в которой не

участвовал? Нет, не могу я говорить о том, что не мной добыто и чего я,

следовательно, хорошо не знаю. А вдруг исследования эти сделаны не совсем

добросовестно? Может такое быть?.. В истории науки такое случалось.

Кажется, все ясно. Казалось, одержана полная победа. Однако именно в эти

дни, когда проходили уже упоминавшиеся совещания – на дворе была осень 1954

года, – ученые продолжали вести яростный спор, как лучше распахивать

целинные и залежные земли: глубоко или мелко, куда, в какой слой захоронить

дернину. Целину уже распахивали, и глубоко, и мелко, по-всякому. Об одном

спора не было: можно ли, получив в первые годы высокий урожай, сохранить

плодородие на длительное время или даже увеличивать его?

И Мальцев, лежа в больнице, пишет письмо: прятать дерницу никуда не надо!

В нем он не только предупреждает о недопустимости вспашки с оборотом пласта

(приводил я уже эти строчки), но и дает подробные советы, как и что нужно

сделать, чтобы беды не случилось. Советует как заботливый хозяин-земледелец,

которого болезнь отлучила от поля, на котором целинники ведут работу, —

слышал, ведут не совсем так, как нужно. Советует, как лучше сохранить и

умножить плодородие осваиваемых земель, на сколько сантиметров нужно

фрезеровать, а потом дисковать дернину «хорошо отточенными дисками» (а если

фрезы в хозяйстве не окажется, то сразу начать с дискования). «Дернину не

нужно всю прорезывать, если она имеет порядочную толщину». «Пусть люди

подумают, как это лучше сделать, и не обязательно, как мы делали, а может,

найдутся лучшие методы».

Смелое это было письмо, а еще смелее мысли в нем, проникнутые высокой

ответственностью перед обществом и страной.

Здесь мне хочется прервать свой рассказ, чтобы напомнить вот эти слова,

сказанные однажды Мальцевым: «Меня и выучили и воспитали книги». И

воспитали...

Я снимаю с полки и листаю том сочинений Писарева, вслух читаю те места,

которые помечены рукой Мальцева. Терентий Семенович слушает, в знак согласия

кивает головой, потом задумчиво говорит

– Не перестаю удивляться уму этих людей... Писарева возьмите, Белинского

или Чернышевского: писали о литературе, о литературных делах, а умом

охватывали все стороны человеческой жизни и деятельности. – Помолчал, потом

спросил: – Как думаете, есть сейчас такие критики, такие умы?..

Задавая этот неожиданный для меня вопрос, Мальцев (так мне показалось)

ждал, надеялся услышать утвердительный ответ. Больше того, мне показалось,

что отрицательный ответ способен разрушить в нем какие-то надежды, разрушить

что-то такое, без чего жизнь наша в настоящем и в будущем окажется скучной,

без мысли, поддерживающей и ведущей человека. Поэтому, не дождавшись моего

ответа, он сказал:

– Может, они и есть, а мы их не знаем, не слышим их...

– Должно быть, есть, – согласился я, думая вот о чем. Размышления великих

критиков о русской литературе (о литературе, не о земледелии) привлекали и

продолжают привлекать внимание Мальцева не меньше, чем ученые труды

знаменитых земледельцев. Потому, наверно, что в размышлениях этих (как и в

обстоятельных суждениях Гоголя и Герцена, Льва Толстого и Жан-Жака Руссо,

Рабиндраната Тагора и Садриддина Айни) Мальцев находит ту нравственную

опору, без которой трудно было бы осознать жизнь, как без одоления

философских трудов классиков материалистического учения трудно, а то и

невозможно было бы создать свое учение, давшее отечественной нашей науке

новое направление.

Не случайно, читая Писарева, Мальцев подчеркнул и вот эту строку:

«Мы богаты и сильны трудами этих великих людей...»

А Рабиндранат Тагор убедил его в том, что «настоящий ум не крадется

темным кривым переулком, он открыто идет по ровному, широкому и прямому, как

царская дорога, пути».

Однако вернемся к письму.

Целинники услышали Мальцева, но уразумели тревогу его не все и не сразу.

Первыми осознали те, кто побывал в гостях у Мальцева на тех двух совещаниях,

которые созывались в 1954 году. Они слушали его убедительные доводы, сами

выступали на тех совещаниях, выступали и дома, призывая «смелее внедрять

новую систему обработки почвы», провозглашая: «Систему Т. С. Мальцева – на

поля Казахстана». Однако окончательно уразумели лишь после того, как злого

джинна выпустили, который и загулял по распаханной степи пыльной бурей,

снявшей, где можно было снять, рыхлый пахотный слой – самый плодородный

Понимаю, трудно было отказаться от классического земледелия. Веками

человек пахал, а теперь, выходит, творил безумие? Веками любовался он

вспаханным полем – ни соринки на нем, ни соломинки, все вспахано и прибрано.

Видно, что поработал на славу, в пух взбив землю. Нет, не иронизирую я.

Действительно трудно. Бунтует и сам земледелец, и те, кто руководит

земледельцем. Не в давние пятидесятые годы, а совсем недавно я своими ушами

слышал, как председатель колхоза, четверть века проработавший агрономом

(председатель на Украине известный, а колхоз на всю страну знаменит),

сопротивлялся внедрению поверхностной обработки почвы.

– Когда говорят о поверхностной обработке, – проговорил он в телефонную

трубку (кто-то из района наседал), – я невольно думаю о поверхностном

отношении к делу, за которым нет ничего – ни урожая, ни доходов, ни

перспективы...

А вот другие наблюдения, вынесенные из недавней поездки по Сибири. Был

холодный, ветреный май. Ездил я по степным районам и видел, как дороги

переметало почвой, словно поземкой, как семена, высеянные в пашню, через

два-три дня оказывались на поверхности – прикрывавший их слой плодородного

чернозема был унесен ветром. И все это потому, подумалось мне, что нет

лесных полос, нет защиты.

– И защиты нет, – откликнулся председатель колхоза Александр Васильевич

Перевалов, когда я сказал ему об этом, – но главная беда наша в том, что

хлебороб никак не может преодолеть вековые привычки свои и перейти на

безотвальную обработку почвы. – И раскрыл причину: – При обработке без

оборота пласта стерня остается незапаханной, и поэтому земля кажется ему

невозделанной, не прибранной, да и пашня не такая мягкая, не такая рыхлая.

– И продолжает наносить урон земле и урожаю.

– Не примени мы безотвальную обработку почвы, то тоже без урожая остались

бы. Она нам сохраняет влагу в почве и почву от выветривания.

Без урожая были бы потому, что весна здесь, как правило, сухая и

холодная. Сам видел в мае прошлогодние незаплывшие трещины в земле. Однако

температурные перепады – ночью до минус двенадцати градусов (это во второй-

то половине мая!), а днем до двадцати пяти жары, – продолжали вытягивать и

ту малую влагу, которой жила растительность. От этого в природе не

чувствовалось ни весеннего буйства, ни торжества и радости. В этих условиях

переворот пласта означает не что иное, как «просушивание» и без того сухой

почвы.

Перевалов преодолел психологический барьер, и теперь колхоз, который он

возглавляет (а колхоз находится на землях с вечно мерзлой основой, где июнь

– еще не лето, а июль – уже не лето), получает в среднем по 20 центнеров

пшеницы с гектара, а в благоприятные годы – и по 30 с лишним центнеров.

Урожаи если и не рекордные, то на уровне передовых хозяйств Иркутской

области, находящихся в несравнимо лучших почвенно-климатических условиях —

не на вечной мерзлоте они.

Так оно и есть, и сегодня еще образцом земледельческой культуры считается

то поле, которое тщательно и многократно обработано плугом обработано так,

что никаких растительных остатков после уборки урожая, тех самых остатков

(корни, стерня, измельченная солома), которые и пополняют верхний слой почвы

органическими веществами, на поверхности нет Все на глубину запаханы, где

они минерализуются никак не способствуя повышению плодородия.

И самый характерный, как мне показалось, случай. От Мальцева я заехал в

хозяйство, в том же Шадринском районе, о котором давно уже слышал много

хорошего. Отличное хозяйство! Крепкое отстроенное. Однако в поле я увидел ту

самую прибранность (глубокой осенью дело было), которая достигается лишь

плугом. Как же так? Мальцев давным-давно, чуть не тридцать лет назад, дал

плугу отставку, и вовсе не потому, что можно так, а можно и по-другому, а во

имя матушки-земли, во имя сбережения ее плодородия. А тут, не в дальних

далях, а рядом, чуть не за межой, все еще пахать продолжают. И запахивают не

только плодородный слой и пожнивные остатки, но и те полезные нам бактерии,

которые живут па поверхности и дружно работают над созданием органических

веществ. Выпахивают наверх нижний слой, в котором живут вредные бактерии.

– А нам не страшно, – у нас поля лесом окружены, так что ветровой эрозии

не бывает, – ответили специалисты. Они были убеждены, что мальцевскую

агротехнику знают и понимают, что она там нужна, где выдувает, там стерня

служит защитой.

Что ж, незапаханная стерня в разных зонах может выполнять самую разную

роль. В Зауралье она снег на полях задерживает (как и в других районах, где

ветры не обкрадывают почву), в Казахстане защищает почву и посевы от

выдувания. С учетом этих особенностей и технологии полевых работ строятся, и

подбираются соответствующие почвообрабатывающие орудия.

– В каждом районе должна быть своя технология, приспособленная к местным

условиям, – всегда предупреждал и продолжает предупреждать Мальцев. – Однако

главная цель всюду одна – создать наилучшие условия, при которых растения

будут выполнять свойственную им работу – обогащать почву органическим

веществом. И чем лучше будет разработана технология, тем полнее проявит себя

закон прогрессивного увеличения плодородия. Очень полезный для нашего блага

закон.

И вот тут как раз к месту повторить: да знаем ли мы Мальцева? Нет, не его

лично, а ту философию земледелия, которую исповедует он, опираясь на

диалектические законы природы? Не думаю, что теперь этот вопрос покажется

нелепым. Не знаем. Не знаем главного. Как это ни покажется странным, но

именно закон прогрессивного увеличения почвенного плодородия, доказанный

Мальцевым на практике, еще и сегодня не обрел прав гражданства, до сих пор

не принят он «на вооружение» ни философией, ни агрономической наукой. Нет,

не подумайте, что вокруг этого все еще идут споры. В том-то и дело, что даже

разговоров нет. Ученые хранят полное молчание. Молчат, будто никакого слова

сказано не было, будто никто ничего не слышал. Терпеливо молчат и философы.

Спокойно продолжают молчать и аграрники. Так что основополагающий для

сельского хозяйства закон, на который должны опираться земледелие и

агрономическая наука, игнорируются и практикой и наукой. Не отсюда ли и

технология поверхностной обработки почвы внедряется слабо? Ей

сопротивляются, ее компрометируют неумением, действительно поверхностным

отношением к ней.

Ну что вы, скажут ученые, только почвозащитная система земледелия

применяется сегодня на площади свыше 30 миллионов гектаров. Именно она

помогла приостановить ветровую эрозию, улучшить условия для накопления

перегноя в почве и обеспечить дополнительный сбор миллионов тонн зерна.

Верно, и применяется, и приостановила, и обеспечила. Но не остановила и

не прекратила. И сегодня в Краснодарском крае, например, где хорошо помнят

черную бурю 1969 года, донесшую кубанскую землю до Италии, больше половины

пашни по-прежнему подвержено ветровой эрозии. Именно она, эрозия, ежегодно

наносит здесь ущерб земледелию на миллионы рублей. И одна из главных причин

этого, так считают и ученые, – повсеместное применение плуга как основного

орудия обработки почвы.

Могут сказать, при здешних климатических условиях и плугом можно пахать,

а можно и плоскорезами вести обработку. Что ж, вот выводы ученых.

Ветроустойчивость тех же кубанских полей, обработанных плоскорезами,

возрастает по сравнению с теми, где прошел плуг, многократно. И влага лучше

сохраняется (а ведь именно ее часто и не хватает для хорошего урожая). И

плодородие повышается, а значит, и урожайность. Это не предположения.

Известно, например, что урожайность пшеницы, высеваемой на Кубани по

поверхностной обработке почвы, повысилась в среднем на 4,5 центнера с

гектара.

И все же плугом пахать привычнее, а может, и проще. Во всяком случае, это

умеет делать каждый тракторист. А вот в соревновании пахарей по безотвальной

обработке почвы, которое проводилось в Краснодарском крае, только восемь из

28 участников сумели правильно подготовить механизмы к работе. А ведь на

краевое это состязание съехались не случайные люди, приехали лучшие

механизаторы, ставшие чемпионами в своих районах.

Так что до полного вытеснения плуга еще далеко. И главная причина тут не

в нехватке специальных механизмов (хотя их действительно не хватает), а в

том, что мы еще не осознали той главной цели, которой и служит безотвальная

система земледелия. Где считают, что она против выветривания, а от ветра

есть и иная защита – леса и лесные полосы да кулисные посевы разные. Где

полагают, что стерня сохраняется для снегозадержания, а задержать его можно

и другими способами – теми же кулисными посевами и лесополосами. А где и

вовсе нет нужды ни в том, ни в другом – в нечерноземных областях, например.

Значит, и не нужна она, эта странная и такая непривычная безотвальная

система земледелия.

Невольно мне вспоминается вот какая ситуация. В июле 1953 года (за год до

тех двух совещаний) на техническом совете Министерства сельского хозяйства

СССР Мальцев докладывал о смысле и сути безотвальной системы земледелия. Ему

аплодировали, хвалили. Но хвалили как-то странно. Вот лишь один образчик

похвалы и доказательств: «Агротехническая система товарища Мальцева хороша,

но применять ее нельзя».

– Почему? – спросил он.

– Потому что это дело у вас, товарищ Мальцев, выйдет, а у других не

выйдет, – пояснил ему президент ВАСХНИЛ Лысенко.

В результате после трех дней обсуждения приняли расплывчатые предложения,

но и те легли «под сукно». В штабе отрасли не торопились сказать свое слово.

– Тогда я не поверил академику Лысенко, что у других не выйдет, потому

что дело это казалось мне простым, понятным и легко выполнимым, —

рассказывал Мальцев, вспомнив этот разговор. – Однако жизнь показала, что

действительно не у всех оно выходит. Сколько угодно было и есть

компрометаций этого дела, которое у нас выходит хорошо и которым мы

пользуемся уже три десятилетия.

Перед нами лежала «Правда». В ней была опубликована беседа с первым

секретарем Полтавского обкома партии Ф. Т. Моргуном, убежденным сторонником

безотвальной системы земледелия, которая ныне энергично внедряется на

Полтавщине. Вот что он сказал:

«Эффект ее в условиях нашей области – плюс три центнера зерна с гектара.

Это 300 тысяч тонн хлеба дополнительно к обычному нашему караваю. А вот

Гринь, агроном из колхоза «Дружба» Полтавского района, против новшества.

Года три назад чуть не уволили его – мне уж пришлось вмешиваться...

А недавно просматриваю районные газеты. Вижу – статья «Плоскорез на

службе урожая и природы». Сравнительные цифры, красноречивые факты,

стройность в изложении мысли. Какой, думаю, умница автор, как глубоко

безотвальную систему изучил и полюбил. Гляжу в конец статьи: а это агроном

колхоза «Дружба» В. Гринь!

Приспособился человек? Нет, таких людей можно только переубедить, если

есть, конечно, чем».

Переубеждать есть чем. Но, к сожалению, не хватает тех, кто нес бы это

убеждение. Чтобы не быть голословным, сошлюсь еще раз на публикацию

«Правды»:

«Почти восемьдесят процентов угодий Башкирии подвержено водной и ветровой

эрозии. В среднем ежегодно гектар пашни теряет около восьми тонн гумуса, а

ущерб от этого исчисляется многими миллионами рублей. Выход из положения

известен: почвозащитная система. Но ее применение и нынешней весной

сдерживается из-за недооценки важного дела некоторыми руководителями

хозяйств. Кому, как не штабу отрасли, помочь земледельцам глубоко понять

необходимость новых агроприемов? Руки, как видим, не доходят до самого

главного – внедрения в производство научных достижений, передового опыта».

На недавней встрече с учеными-аграрниками, о которой уже упоминалось,

Мальцев «читал» популярную лекцию по философии земледелия. В кавычки я взял

слово «читал» потому, что Мальцев никогда, ни с какой трибуны не читает по

писаному, он говорит, беседует со своими слушателями. Мысли вслух. Вот как,

пожалуй, можно точнее всего охарактеризовать его беседы. И не только те, что

ведет он в аудиториях, но и беседы с радиослушателями, телезрителями,

читателями газет и журналов. Высказывает Мальцев то, что думает, в чем

убедил его труд на земле. И, как с каждым интересным собеседником, с ним

можно соглашаться, можно спорить, но нельзя остаться безучастным в этом

серьезном разговоре, касается ли он проблем нравственного воспитания или

чисто агрономических проблем. Правда, и агрономические проблемы приобретают

в его суждениях окраску общечеловеческих, без решения которых голодно и

неуютно будет нам на земле.

Однако отвлекся я. Ученые, с интересом выслушав его, попросили

сформулировать закон возрастающего плодородия.

Терентий Семенович улыбнулся каким-то своим мыслям, сказал

– Нам известен принцип действия этого закона. В согласии с ним

разработана и система земледелия. Ну а как сформулировать этот закон?.. Вы

это сделаете лучше меня.

Смотрел я на Мальцева и вот о чем думал. Почему никто и никогда не