Текст книги "По когтю льва (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 37 страниц)

– Орден справляется, – кратко, глухо сообщила Мира. Она думала о чём-то своём.

– Госпожа Вако! -

Лире показалось, она почувствовала, как вздрогнула Мира. А Ульрик продолжал:

– Прошло два года. Вам не кажется, что пора завершить историю?

– Историю? – еле слышно переспросила Мира. Голос бывшей вампирши был прежним: тонким и немного надтреснутым, но, когда Лира тихонько заглянула в гостиную, она увидела руку госпожи Вако – длинную худую старушечью кисть с узловатыми подагрическими пальцами. Время было безжалостно к исцелённой, сохранив ей из прошлого лишь голос.

– Да, историю carere morte, – повторил Ульрик.

– Увы, с нами нет ни Первого вампира, ни Избранной! Но, даже если б и Избранный, и Старейший были близко, для исцеления Макты Дара может не хватить. Я говорила это в начале беседы.

– Латэ говорил мне, давно, когда принимал меня в Орден… Вовсе не обязательно, чтобы Первого вампира исцелял последний Избранный. Глава Ордена считал, на это способен любой смертный человек. Первому нужна жизнь – но разве обязательно это должна быть его жизнь? Если кто-то захочет отдать ему свою, бескорыстно, из уважения к Старейшему…

– Только этот смертный хуже, чем умрёт. Он станет новым Первым вампиром… или существом, пострашнее carere morte.

– Это никем не доказано.

Мира усмехнулась – хриплый старушечий смешок:

– Хотите быть этим смертным, Ульрик?

Лира ждала отрицательного, может быть, гневного ответа, но Ульрик молчал. Он что, хочет этого?! Хочет отдать свою жизнь Первому? Хочет стать новым Мактой? Он совсем сошёл с ума?!

Беседа свернула с опасной темы, и Лира ушла в свою мастерскую, так и не показав мужу и гостье своего присутствия. Она чувствовала, Ульрик не хотел, чтобы жена слышала эти его рассуждения…

Вновь день за днём – успокаивающее, приятное однообразие… И молодые супруги долго не замечали, как страшно меняется мир вокруг. Лишённая защиты Арденсов страна перестала быть землёй Страха, и угроза войны с северянами из легкомысленной страшилки быстро превратилась в осязаемую и страшную реальность. Через Карду непрерывным потоком шли войска на север и северо-запад. Реддо, новоявленный Владыка Земли Страха, всерьёз опасался угрозы с севера, в то время как Дона бурлила – то “Гроздья” нарочно подкидывали дров в костёр всеобщей ярости. Социалистам в столице было всё мало, они поглядывали на восток – на Страну Восхода, где к власти пришёл подобный режим. Ради закружившего многим головы учения, “Гроздья”, не раздумывая, стёрли бы восточную границу. Пожалуй, Реддо следовало опасаться и за восточное направление тоже…

Что-то зрело глубоко внутри Земли Страха. Лира ощущала это шестым чувством Голоса Бездны. Проклятие carere morte слабело на глазах. Оно вопило, билось, агонизировало – но не могло умереть. А противоборствующая ему сила всё медлила с решающим ударом, и Лира понимала, почему. Проклятие разлито по их земле и глубоко проникло в каждый самый малый её кусочек. Оно – клей, скрепляющий бумажный мир Земли Страха. Уничтожь его – и рухнет всё.

Но вечность так продолжаться не могло. С нарастающим страхом Лира ждала конца… и что-то подобное терзало и Ульрика. Даже спокойными, без приступов боли ночами молодая супруга слышала, как он бормочет во сне. Чётко в этом больном тревожном бреду слышалось одно сочетание: “Сердце Бездны”. И Лира бредила и металась по постели вместе с мужем. Ей являлись те же видения, что и в достопамятную ночь близ Академии: проваливание вглубь истории Земли Страха к началу – к Арденсу, Атеру и Макте. Наутро Ульрик ничего не помнил, Лира же сжимала гудящую от распирающих её образов голову и заливалась безумным смехом: “Счастливый дурак! А я помню всё, всегда…”

Она смеялась, но ничего не говорила. Лилиане не положено упоминать Бездну. Бездна – дорожка, ведущая к Лире Диос. И Лира терпела. Два, три года… пять.

Со снами о “сердце Бездны” можно было как-то свыкнутся, но с другими – нет. От этих кошмаров Лира кричала. Она просыпалась от своего крика и долго, долго в темноте потом уговаривала себя снова попытаться уснуть. Ульрик обнимал её, спрашивал:

– Что тебе приснилось, милая?

Лира ещё по инерции всхлипывала, но отрицательно мотала головой: “Ничего особенного”. Как сказать, что ей снилась Лита? Лита, несчастная первая и последняя жертва вампирши. Лита, сестра… В зелёном бальном платье, с кровавой раной на груди…

Однажды ей снова снилась Лита. Она тихо, монотонно говорила что-то, а правую руку держала прижатой к груди и между пальцев сочилась кровь. Лира опять проснулась от собственного крика… и закричала ещё громче, увидев тот же призрак за окном: бледную, смертельно раненную деву с распущенными по плечам длинными тёмными волосами. Она стояла за окном и негромко постукивала по стеклу костяшками окровавленных пальцев, прося пустить её в дом.

Проснулся Ульрик, сонный, тёплый, уже привычно обнял кричащую Лиру:

– Ну что ты, милая. Это только сон…

– Там, за окном! Там! – она указала дрожащей рукой…

Призрак исчез. В окно билась большая бабочка, привлечённая горящим светильником на столе.

Лира потянулась и затушила лампаду, пока в бликах света на стекле ей не померещился кошмарный образ мёртвой.

– Нам надо поговорить, Ульрик, – дрожащим голосом объявила она темноте. – Я… Я так больше не могу!

– Что? – сонно спросил он и обнял крепче. Лира застонала мысленно, но всё же сообщила:

– Я не Лилиана. Ульрик, ты же понимаешь это… Я… Я – Лира!

– Не упоминай это имя, – он не отстранился, но заметно напрягся. – Не надо, Лили!

– Я – Лира! Убийца, предательница… твоя любимая! Я не могу больше молчать об этом, Ульрик! Лира страдала все эти годы! А ты не страдал? Довольно играть! Лилиана – игра, маска, не зови меня так больше, когда мы вдвоём!

– Лили…

– Вот опять. Твоё “Лили” убивает меня! Это нож в сердце! Тридцать раз в день! Ну что ты молчишь?

Ульрик тяжело вздохнул и зарылся лицом в её волосы.

– Для меня нож в сердце – имя Лира, – нехотя признался он. Лира похолодела.

“А чего ты ждала? Он мог сказать только это. Он ненавидит Лиру, ты – Лилиану, это давно ясно. Не удержала язык за зубами – и разрушила… разрушила всё!”

– Тогда… нам не стоит быть вместе, – непослушными губами прошептала она. – Раз мы друг друга убиваем…

– Лили…

– Прекрати называть меня так! – она снова зарыдала. – Знаешь, отчего сейчас кричала твоя Лилиана? Оттого, что увидела мёртвую Литу за окном! Ты помнишь Литу, Ульрик?

– А в чём ты винишь меня? …Убийца Избранной!

– Я освободила её…

– О, эта лицемерная ложь! – Ульрик отстранился. Он заговорил, оживлённо жестикулируя:

– В таком случае, охотники тоже “освобождают” вампиров ритуалом! Что, думаете, я утешать вас буду, сударыня? Хотите снова стать Лирой? Отлично! Только не скулите в подушку! Предательница, убийца, грешница, игрушка для плотских утех Владыки… Лгунья! Да-да, не отрицайте, вы знали, на что шли, когда там, в дверях, зачаровывали меня, чтобы я пропустил вас к Лите!

– Я никогда не зачаровывала тебя, Ульрик. Настоящей любви не нужно чар! – Лира всхлипнула.

– Знаешь, что выводит меня из себя: ты даже не раскаиваешься в убийстве!

– А к тебе вовсе не приходят тени убитых! Фанатик! Маньяк! Палач!

Наступила долгая тишина. Ульрик перебрался через Лиру на край кровати и опять зажёг лампаду.

– Великолепно говорите о любви, леди Лира, – холодно сказал он. Лицо молодого человека было замкнутым и злым, искорки бешенства плясали в глазах, но он был нарочито спокоен, чтобы казаться страшнее. Зрачки расширены от боли, движения скованы – опять она своей вспышкой вызвала очередной приступ его болезни! – Что же, сможете поцеловать теперь своего Палача?

Он зловеще засмеялся, но Лира потянулась к нему и прижалась губами к его холодным тонким губам. Давно они не целовались так страстно! Они покусывали друг друга, мечтая добраться до крови. Но не переступали последнюю черту, и от этого так сладко кружилась голова… До рассвета они не спали – воюя, любя. Они сгорали в пламени странной любви-ненависти и возрождались вновь – слитым, единым, целым. Лилиана была забыта. Вернулись Лира… и Палач.

– …Твои родители – великие люди!

– Мои родители – больные люди. Я вместо игры в кукол складывала и разбирала охотничьи арбалеты… Хорошо, что у нас нет детей: мы были б такими странными родителями! -

Наконец-то их общение стало искренним. Пусть супруги часто ссорились и страшно ругались – зато они теперь могли и радоваться, смеяться вместе. Темы Ордена, охотников, вампиров стали основными. Обсуждение достопамятного Бала Карды и его последствий – любимой.

Кошмары о Лите ушли – теперь супруги проговаривали их вслух, бросались страшными обвинениями, а потом мирились в постели. Не самая счастливая семейная пара, но, во всяком случае, эти скандалы-примирения были лучше прежнего нелепого, полного лжи спектакля.

Сны о Бездне, однако, не прекращались, и стали злее, навязчивее, как и странная боль Палача… Бездна словно требовала от них: действуйте же, делайте что-нибудь!

Так прошло ещё несколько лет. Тихим летним вечером они гуляли в кардинском парке и опять смеялись, обмениваясь историями из охотничьих рейдов. Но дорожка парка сделала поворот, открылась широкая аллея, по которой шла другая пара, и Ульрик и Лира приглушили смех. Впереди гуляла Мира со своим сыном.

Первый визит госпожи Вако в дом супругов стал и последним, но они иногда встречались, когда бывали в Карде и проходили Центральным парком. Мира часто гуляла тут: сначала с малышом, ещё некрепко держащимся на ногах, потом с белокурым чертёнком, убегавшим далеко вперёд по дорожке парка. С почемучкой, успевавшим задать сотню вопросов, пока они шли до конца тропинки, со щупленьким, короткостриженным, и оттого ещё более трогательным учеником первого класса лицея…

Сейчас рядом с Мирой шагал высокий для своих лет крепенький двенадцатилетний сорванец. Светловолосый, вихрастый с такой же как у Миры торопливой лёгкой походкой – всякому, кто вначале видел их со спины, казалось, что сын должен быть копией матери. Но это было не так: от Миры Донат взял только некую нервность черт. Глаза, улыбка были “не Вако”.

Бесед с главой охотников супруги Корвусы не заводили, ограничивались краткими приветствиями. Ульрик иногда порывался подойти к Мире, но Лире до сих пор удавалось его останавливать неожиданным вопросом или сменой темы беседы. Сегодня – не удалось.

– Леди Мира! – окликнул Ульрик, едва завидев госпожу Вако. Мира обернулась. Последовал обмен приветствиями. Ульрику не терпелось задать свой главный вопрос. Лира молчала, не препятствовала ему. Очень яростен был его напор, Ульрик так хотел знать всё о делах охотников! И Лира ждала с фаталистическим чувством: давно в их жизни всё идёт слишком гладко!

Она коротко улыбнулась Донату, как и прежде при встречах, но в этот раз мальчик насупился, считая себя слишком взрослым для таких знаков внимания.

– Госпожа Вако, близится очередной Бал вампиров…

– Да, мой дом его принимает, – Мира засмеялась.

– Если б сделать так, чтоб это был первый Бал без carere morte! Почему вы не хотите завершить историю бессмертных? Эта война тянется, тянется, а ведь довольно было б одной жертвы, последней жертвы!

Лира стиснула руку Ульрика. “Опять он хочет предложить себя?!”

– А я?! – шепнула она.

“Ульрик, а как же я?!”

– Я очень хочу завершить историю carere morte. И работаю над этим дни и ночи, – глаза Миры опасно сверкнули.

– Леди Мира, я давно ничего не слышу об охотниках… Вы оставили Карду?

– Мы не оставили конечную цель. Скоро вы услышите добрые вести… – загадочно пообещала та.

Две недели после этого разговора Лира дулась на супруга. Он помчался на подвиги, ни на секунду не задумавшись, на что обрекает жену!

Следующий год стал кошмаром. Всё время их совместной жизни боль Палача была постояльцем их дома, а теперь стала тираном. Ульрик почти не поднимался из постели. Все эти годы он пересиливал свои мучения, но чаша терпения переполнилась.

Лира не отходила от его постели. Только когда он начинал бредить: о Макте, о сердце Бездны, которое одно может потушить его боль, она вскакивала и металась по их спальне, как зверь в клетке. О, Лира понимала, чем кончится этот бред! Ульрик вознамерился подарить Макте свою жизнь!

– Как ты мог придумать такое: отдать свою жизнь Первому?! – в отчаянии крикнула она давно хранимое под сердцем однажды, когда он вновь забормотал о “зове Бездны”. – Ты? …Палач?!

Крикнула… и тут же понадеялась, что муж не расслышал. Но Ульрик с трудом разомкнул глаза.

– Милосердию меня научила ты, Лира. Ты и моя боль. Ещё десять лет назад я не мог бы помыслить такого, но сейчас…

– О, так это я тебя толкаю на смерть!

– Да… Нет! Как же ты не хочешь понять: Она ждёт этого от меня! Она требует! – хрипло от боли крикнул Ульрик, и Лира проглотила свою обиду. Охотнице не надо было расшифровывать, кто эта загадочная: “Она”…

Теперь с возрастающим страхом она ждала неминуемой развязки, и это случилось днём в конце осени. Звук, похожий на далёкие раскаты грома, заставил обоих прильнуть к окну. Восточный горизонт чернел, и тьма расползалась не с неба, а с земли. Странный чёрный туман окутывал Вастус.

Карда ждала войны с северянами, вечерние газеты были полны панических настроений, потому сначала Лира подумала, что этот звук и туман – последствия применения какого-то неизвестного Земле Страха оружия северян. Война началась! Но сейчас же Лира почувствовала изменения – те, которые мог чувствовать один лишь голос Бездны. Тонкие ручейки Её, пронизывавшие мир, сокращались, высыхали. Бездна словно вся стянулась к Вастусу. Её было много теперь лишь в самом источнике – яблоневом саду на руинах: глубокий-глубокий колодец…

Лира взглянула на мужа. Ульрик до того крепко спал, измученный ночными приступами боли, но сейчас проснулся.

– Мне снилось, что вампиров больше нет, – удивлённо констатировал он. – Тьма накрыла Вастус – и тут же схлынула… Что это гремит?

– Похоже… похоже Макта возвратился на Пустошь!

– Старейший близко? – Ульрик помолчал, прислушиваясь к своим ощущениям, и скоро его лицо искривила гримаса боли – Да, я чувствую это! Я слышу… слышу его зов, – забормотал он, опять поддавшись бреду. – Мне нужно туда… к нему… завершить всё… скорее, скорее!

Лира хотела запротестовать, но не стала. Муж бы всё равно не услышал её. От этой боли он становился безумен. Как страшно! Неужели излечить его может только смерть – смерть от руки Первого вампира?

Глава 34

ТУМАН ЛЖИ

Только бесценный опыт столкновений с вампирами в первой из жизней – жизни Избранного уберёг Винсента от смерти в этот раз. Неприятное ощущение чужого взгляда преследовало его с того момента, как он покинул оживлённую улицу Греди. Это ощущение он запомнил с юности, когда бывал объектом охоты вампиров. Но сейчас преследователь был не carere morte. Взгляд-из-тьмы был холодным, неприятным, но не голодным. Скорее всего, смертный убийца.

Винсент перешёл Красный мост. Мимоходом он глянул на отражение моста в синей от сумерек воде реки и успел заметить тёмную фигуру, мелькнувшую в дальнем его конце. Маловероятно, что это случайный прохожий! Теперь, узнав, Винсент мог бы легко уйти от него, но решил выяснить всё до конца. Кто подослал его? Недоброжелателей у Винсента всегда было гораздо больше, чем ему бы хотелось, и любопытно было узнать, кто же именно решился подослать к неугодному убийцу.

Он думал свернуть к Академии, но там вовсю кипели строительные работы. Винсент повернул в переулок за бывшим домом Диосов и скоро понял, что сглупил. Грохот с перекрёстка долетал и досюда, и он перестал слышать шаги преследователя. Только взгляд убийцы всё также давил на затылок.

“Готовится он напасть? Лучше места для незаметного нападения не найти…”

Ещё несколько шагов… Он был в середине переулка, а преследователь по-прежнему ничем не выдавал своего присутствия. Винсент начинал нервничать. Он сжал покрепче складной нож в кармане куртки.

Конец переулка. Впереди была улица Славы, людная и в тёмный вечерний час. Здесь Винсент не удержался, обернулся: позади никого не было. Никто не метнулся в тень дома или раскрытый подъезд. Что же, взгляд-из-тьмы и тень на мосту были самовнушением?

Убийца оказался хитрее. Пока Винсент вглядывался в темноту только что пройденного переулка, он подошёл по улице Славы и ударил ножом почти без замаха. Винсент не смог отвести удар, успел лишь немного отклониться в сторону, и нож вонзился не в сердце, а прошёл левее. Тут же убийца получил чувствительный удар в челюсть и отступил. Не отрывая от противника взгляда, Винсент достал свой складной нож, но он не понадобился. Человек, не выдержав и поединка взглядов, убегал. Скоро он затерялся среди прохожих, даже не заметивших небольшого инцидента, но Винсент успел увидеть его лицо. Это был человек из “Гроздьев”, мелкий прислужник Агера – хоть Агер и не выносил слова “прислужник”…

Что ж, чего-то подобного Винсент ждал давно. С тех пор, как “Гроздья” вошли в Парламент, он часто ругался с соратниками. Их пути, их понимание будущего мира Земли Страха всё больше различалось. Винсент становился неугоден “Гроздьям”. Кроме того, благодаря своим связям в самых разных кругах, он был опасен. Отпустить его с миром было уже нельзя. Только убить, причём, тайно, чтобы не вызвать гнев охотников.

Или цель сегодняшнего спектакля была иной: припугнуть? Винсент сначала хотел добиться ответа от Агера, потом передумал. Пожалуй, предупреждение было достаточным.

Он отыскал извозчика и велел ехать к дому Гесси. Рана на спине была, похоже, неопасной, но довольно болезненной, и он даже не мог её осмотреть.

Чужая Дона проносилась мимо, за окном экипажа. За три года, прошедших со смерти Арденсов, здесь изменилось всё, и Винсент до сих пор не хотел признавать новую Дону своей. Ну, не странно ли? Он, инициировавший эти перемены… Дона кипела, бурлила. Хитрые и сильные тени, невидимые людям, завладели ей, и этими тенями были не carere morte. То идея “Гроздьев” расползалась по городу, подобно новому проклятию. Реддо же, поглощенный склоками со странами-соседями, едва ли замечал это.

Закончился очередной рейд, и в доме Гесси, столичной штаб-квартире Ордена, было людно. Охотники обсуждали превратности ночи и не желали расходиться. Винсент с неудовольствием прислушивался к их беседам в соседней с врачебным кабинетом комнате, пока Алекс снимал с него остатки рубашки и осматривал рану на спине. Очень уж беззаботны были новенькие адепты: в охоте на вампиров, становившихся всё большей и большей редкостью, они видели скорее развлечение.

– У новеньких есть, по крайней мере, защита от вампиров? – спросил он охотника и с ещё большим неудовольствием отметил, что с возрастом становится желчным. Впрочем, может быть, виной раздражённого состояния Винсента была рана.

– Есть. Напрасно ты о них плохого мнения, – заметил Алекс. Он закончил осмотр и снял с водяной бани коробку с хирургическими принадлежностями. – Лёгкое не задето, тебе повезло: ребро остановило нож. Кто это тебя?

– Коллеги, – усмехнулся Винсент. – Не сошлись во мнениях.

– “Гроздья”?

– Да.

– Мне некогда. Я скажу Диане, она зашьёт рану. Голова не кружится?

– Немного.

– Будь здесь, -

Алекс ушёл. Винсент улёгся на кушетку на живот, обнял твёрдую больничную подушку и задумался.

“Гроздья” – строители идеального бесклассового общества, антермины – широко распахивающие объятия чужеземцам, новые мистики – уже проливающие слёзы по ещё недобитым вампирам… – и это верхушка айсберга, а под толщей воды – сторонники Арденсов, свита Дэви, друзья Реддо, шпионы северян и южан, агитаторы из Страны Восхода… – И все они раздирали Землю Страха на части. Газеты Доны соревновались по количеству вариантов локального “конца света”, сходясь лишь в одном: он наступит скоро. Винсент помнил, как он сам закручивал воронку этой бури. Когда он выпустил её из рук? И теперь уже не вернуться, не встать в её центре. Антермины давно ведут за ним охоту, как и северяне, ищущие в его крови следы “избранности”. С сегодняшнего вечера прибавились ещё и “Гроздья”…

Невесёлые мысли! И сосредоточиться мешала боль. Но вот отворилась дверь кабинета, и вошла девушка. То была не Диана – герцогиня Солен Реддо.

– Алекс мне рассказал. Лежи, я всё сделаю сама.

Она прошла к умывальнику и долго мыла руки. Они не виделись давно: Винсент был занят делами “Гроздьев”, а герцогиня постоянно сопровождала брата-Короля. Эта встреча была и желанной, и неожиданной. Винсент повернулся, что увидеть Солен, но в поле его зрения попадал только кусочек её платья. Платье было чёрным, с золотой отделкой. Необычно для Солен.

– Чёрное платье?!

– Почему бы и нет?

Герцогиня подошла, опустилась на кушетку. Теперь Винсент мог разглядеть её. И в чёрном Солен была великолепна, как всегда. Чёрный не портил цвет её кожи и, хоть и прибавлял лет, девушке не стоило этого стыдиться. Сейчас шёл подлинный расцвет её красоты.

Девушка аккуратно промыла рану антисептиком. Судя по быстрым действиям и отсутствию страха, ей доводилось обрабатывать раны прежде, хотя Винсент никогда не видел молодую герцогиню за этим занятием. Он приподнялся на локте, чтобы лучше разглядеть её.

– Кто тебя ранил?

– У тебя такое лицо… Сестра милосердия! Жаль, нет красок.

Солен улыбнулась одними губами, глаза остались сосредоточенными:

– Так кто тебя ранил? – она потянулась за инструментами. Винсент поморщился при виде кривой хирургической иглы в её руках:

– Агер подослал своего мелкого служку.

– Агер?!

– Да. Похоже, мои назидания, наконец, надоели “Гроздьям”. Я этого ждал, рано или поздно, хотя думал, они ограничатся устным предупреждением.

– “Гроздья” опять начали чистку в своих рядах. Я хотела тебя предупредить.

– Об очередной чистке я знал. Но не знал, что окажусь в списке неугодных.

– Мог бы согласиться с их планами на словах. Ты же так великолепно врёшь! – Винсенту почувствовалась некая мстительность в этом тоне, тем более что Солен приступила к наложению швов.

– Но, Солен, мне нужно было согласиться с их планами?! – возмутился он в передышке между стежками, пока Солен в очередной раз заправляла нить в иглу. – Они намерены открыть восточную границу!

– Сумасшедшие! – она снова пребольно ткнула его иглой.

– Король Реддо слишком увлёкся войной с северянами и упустил социалистов.

– “Свою цепную собачку” – так их называют.

– Знала бы ты, как это определение злит Агера! “Гроздья” не скрывают, что хотят присоединения Земли Страха к стране Восхода, и, что самое страшное, многие их в этом поддерживают. На подкреплённую мощью Востока страну Север не решиться напасть!

Солен заметно погрустнела, но о причине грусти не сказала. Винсент мужественно перетерпел последний стежок.

– Нужно наложить повязку, сядь, – глухо велела герцогиня, стирая кровь вокруг раны салфеткой. Винсент подчинился.

– Какая у тебя кожа белая! А рана была – как будто от охотничьего кинжала…

– Да, он и блестел, как серебряный. Видимо Агер боится, что иным меня до сих пор нельзя убить. “Гроздья” отвергают мистику вампиризма, но сегодня убийца сбежал, не выдержав моего взгляда… Смешно, правда, Солен?

Та не улыбнулась.

– Что ты будешь теперь делать? – спросила она, покончив с повязкой.

– Думаю, столицу мне придётся покинуть. Поеду в Карду. Прости… Теперь мы долго не увидимся.

Девушка вскинула на него глаза и снова быстро опустила, но Винсент успел прочитать в её взгляде смятение. Солен повернула голову в равнодушный профиль. Что она разглядывает в пустой белёной стене?

– Тогда я должна тебе кое-что сказать, – делано-спокойным тоном сказала она. – Нечто важное. Я… Я выхожу замуж. Прости.

Он равнодушно дёрнул плечом, причинив себе ненужную боль:

– Поздравляю. Кто этот счастливец?

– Брат осведомлён о планах “Гроздьях”. Война с Севером близка, но страна Восхода – наихудший из выходов. Вернир хочет укрепить союз с Югом. И поэтому выдаёт меня замуж за брата их Короля. Как в старые времена…

– Да.

– Он охотник! – поспешно сказала Солен, будто это было самым главным. – И герцог… Мы встречались в юности. Я помогала ему разделаться с одним carere morte, сбежавшим за границу.

Повисла неловкая пауза. Солен возвратилась к умывальнику и нарочно принялась греметь инструментами. Винсент больше не глядел на неё. “И этого я ожидал”, – вертелось на языке. Долгий по годам, но краткий по встречам роман, так и не перешедший из флирта во что-то большее… Даже боли нет, только какое-то усталое раздражение.

– Забери назад своё “прости”, Солен. Не утяжеляй прощание, ведь наше общение было таким лёгким! Мы люди разных кругов, хотя домом считаем одну Корону.

Герцогиня вспыхнула, но ничего не сказала. Резковато поставила коробку с инструментами на стол и развернулась к двери.

– Разве в статусах дело! – всё-таки не удержавшись, с досадой сказала она на пороге. – Не то, что у тебя нет титула, остановило меня! Что значат эти глупые слова?! Ничто! Но я же вижу: ты любишь Миру… и всегда будешь любить. Я восхищаюсь госпожой Вако, но быть её тенью не хочу.

Он не мог забыть эти слова. Хотел… и не мог. Даже когда Карда показалась на горизонте, когда панорама спящего беспробудным утренним сном города начала разворачиваться перед его глазами. Яркая, красивая, живая Карда – в любое другое время Винсент бы по-детски восторженно любовался ей, но не сейчас.

На вокзале Мира, улыбаясь, подошла к нему, на ходу протягивая руку для поцелуя. Парадокс: когда она была вампиршей, её глаза казались ужасно старыми для юного лица, а теперь на лице пожилой леди искрились глаза юной насмешливой девушки. А Винсент застыл, не сумев выдавить даже жалкой улыбки.

В последние годы он нечасто бывал в Карде, вообще, редко возвращался мыслями к Мире. Его удалённость от нее позволила Винсенту думать, что он перерос больную любовь к тетке. Он подсознательно спорил с герцогиней, отправляясь в этот раз в Карду: “Докажу вам, что не люблю!” и проиграл спор. Да, Солен права: ни расстояние, ни годы не способны приглушить его чувство. Оно сквозит в каждом его слове, в каждой его мысли, обращённой к Мире. Долго Винсенту удавалось обманывать себя, замещать это слово “любовь” другими. Забота, жалость, уважение – но всё это не то, и все они – ложь. Истина одна, и они с Мирой знают её давно…

– Здравствуй, тётя.

– Здравствуй. Как твоя рана?

– Так Алекс тебе уже доложил…

– Не Алекс, Солен. Тебе нужно было приехать ко мне раньше. Я сразу поняла, чем очередная чистка в партии может тебе грозить. И предупреждала, помнишь? Счастье, что ты серьёзно не пострадал!

Он усмехнулся, подал ей руку, и они пошли вдоль перрона:

– Пожалуй, я немного увлёкся делами “Гроздьев”. Но теперь свободен, и готов всецело посвятить себя служению Карде. Здесь есть интересные дела для такого как я, Мира?

– Ищи сам, – бывшая вампирша улыбнулась, показав острые клыки. – В Карде, как и всегда, всё вертится вокруг carere morte.

– Я читал, какие-то сумасшедшие мистики занялись здесь получением искусственного проклятия.

– Ты читал в “Вестнике”? Они всё переврали. Не искусственное проклятие – эти люди занимались просто изучением полезных свойств крови carere morte. Они обосновались в брошенном доме Митто, но, когда пошли нехорошие слухи, мои люди выгнали их из города.

– Правильно.

Мира поглядела с непонятным интересом:

– Изучение проклятия carere morte тебе не по душе, так?

– Если б я не был когда-то Избранным, возможно, мне понравился бы научный подход. Но я помню Дар, и отношение к нему Габриель и ей подобных не может мне нравиться.

– Carere morte не следует изучать? Но почему? Разве есть границы у познания?

Они тем временем выбрались на вокзальную площадь. Винсент увидел плакат “Гроздьев” на столбе и поморщился.

– И здесь они… Что вы сказали, тётя?

– Агитации в Карде до сих пор немного. Такие плакаты – большая редкость, не переживай. Я говорила про безграничность познания…

– Вам напомнить про безграничность Бездны? Мира, что с тобой, ты поддерживаешь этих сумасшедших?

Она смешалась:

– Нет, но… – Винсент по привычке повернул к бирже извозчиков, и Мира остановила его: – Лучше прогуляемся. Не возражаешь?

– Буду только рад.

Приятно и странно было гулять кардинским парком под руку с невысокой светловолосой дамой, вдыхать запах её тонких цветочных духов, слушать звонкий, тот же, что и в его детстве, голос… Мира была весела. Её рука легко, уютно лежала в его руке. Она не страшилась случайно задеть собеседника платьем или плечом, не стеснялась своих ярких глаз и звонкого голоса. Винсент размышлял, в чём причина такой почти непристойной при их истории благосклонности Миры, и вдруг понял: Мира попросту забыл о стене, всегда стоявшей между нею и племянником. Её мысли заняты сыном, чувства сгорели вместе со старой Академией. Об их больной несказанной любви помнит только Винсент.

Его рука окаменела, но Мира не заметила этого. Продолжила щебетать о странных исследователях проклятия carere morte:

– По правде сказать, у меня не было законных оснований прогонять их. Законность исследования carere morte и Дара всё-таки вне компетенции кого-либо…

– А ниточка к новому Избранному не найдена? – Винсент вспомнил своё давнее недоумение и порадовался, подумав, что его обсуждение поможет отвлечься от безумных мыслей о Мире. – Знаешь, в столице я всё размышлял над тайнами Латэ…

– Избранный, по-прежнему, невидимка. Так что Латэ?

– Он не просто закончил исследования Дара и проклятия – он запретил их! Странная смена мнения! И ведь это был его последний год в качестве главы Ордена… Ты помнишь тот год?

Мира усмехнулась:

– Тот год я провалялась без сознания после ранения. Ничем не могу помочь, Винсент.

– Эта тайна не даёт мне покоя давно. Если б Латэ оставил больше подсказок!

– Ты уверен, что он сам запретил продолжать им же начатые исследования? Может, это распоряжение отдал Карл, когда сменил Латэ на посту главы?

– Нет. И Карл вряд ли бы запретил эти исследования. Это сделал сам Латэ, причём он не рассказал свою тайну ни преемнику, ни кому бы то ни было в Ордене.

– Что было в тот год в Ордене? Ты смотрел архивы?

– Итоги, итоги, итоги. Латэ готовился передать все дела Карлу. Даже новичков во втором полугодии не посвящали, чтобы не менять готовую статистику. Посвятили всего одного.

– Кого? – Мира нахмурилась. – О, кажется, знаю. Ульрика Корвуса!

– Да, точно. Странно, правда? Что думаешь о нём?

– Ему надо было родиться двести лет назад, во времена фанатиков, вроде Диосов.

– Может быть. Но помнишь, тётя, когда мы ещё не отошли от удавшегося штурма “Тени Стража”, на волне радости выдвигались смелые предположения о том, к кому ушёл Дар после Габриель? Кто-то назвал тогда имя Корвуса.

– Корвус – Избранный? – Мира засмеялась, и Винсенту послышалась в этом смехе очень знакомое рыдание. – Нет, причём, определённо. Ульрик как-то раз попался Митто, уже после смерти Габриель. Адам обратил его в вампира, и во время инициации каких-то особенных свойств крови ни он, ни его подруга, не заметили. Ульрика потом исцелила Лира Диос – это я знаю уже со слов Корвуса.