Текст книги "По когтю льва (СИ)"

Автор книги: Ирина Якимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 26 (всего у книги 37 страниц)

Мирно тикали часы в саквояже, этот стук создавал ритм для псалмов, которые читал охотник…

Исподтишка Давид следил за Асседи. Король повторял молитву вместе со всеми. Что это? Королева плачет под маской… И глаза Рете блестят от слёз. Освобождение – все они сейчас искренне молятся о нём.

Давид раскрыл саквояж – чуть-чуть – и быстро вытащил флягу со снадобьем. Он разлил содержимое фляжек по бокалам, стоявшим на столике в центре круга кресел. Договаривая последние слова молитвы, люди в серых плащах взяли по бокалу и возвратились в свои кресла.

– Молите об освобождении! – крикнул Давид и осушил свой бокал. Чудесное снадобье оказалось горьким. Обыкновенная горечь травяного настоя. Охотник выпил его до дна, до безвкусного осадка на дне, и оглядел собрание.

Они ожидали мгновенного действия и теперь были обескуражены. Многие удивлённо переглядывались. Асседи неподвижно сидел в кресле, отдавшись созерцанию внутренних изменений. Но кровь всё также жаркими волнами стучала в ушах. Метка Арденсов была на месте.

– Нужно время, – негромко сказал Давид.

Они повторил молитвы ещё раз, и ещё. Асседи поигрывал бокалом в руке. Часы неумолимо отсчитывали секунду за секундой, и всё дальше становилась картинка площади Ратуши в мыслях охотника. И призрак Миры исчез. Неужели Давид понадеялся выйти отсюда? Метку не уничтожить, и Арденсы обречены. Два часа, всего два часа… Нет, теперь уже час… или меньше?

Герцогиня Рете в соседнем кресле, была без сознания. Голова Адоры склонилась на грудь. Очень неживой выглядела тонкая кисть, свесившаяся с подлокотника кресла. Давид осторожно пощупал пульс. Сердце Адоры не билось.

– Я по-прежнему чувствую метку, – заявил Асседи.

Верно. Её жжение по-прежнему распространялось с каждым ударом сердца. Давид обвёл глазами собрание:

– Попробуем снова.

Та же церемония: снадобье разлил по бокалам, выпили, и Давид снова забормотал молитвы, теперь в два раза быстрее – времени оставалось мало.

Но собравшиеся почувствовали его нервозность, тревогу. И молитвы не действовали. Асседи занервничал. Несколько раз он порывался встать. И Гесси уже терзала мысль: как задержать их всех в зале до семи часов.

– Я больше не чувствую метку, – поднялась и Королева, собираясь уйти.

“Врёт!”

– Мы не прекратим, пока в моей фляге не останется ни капли снадобья, а метка не исчезнет! – отрезал Гесси.

Королева вернулась на место. Но недовольство собравшихся зрело, Давид чувствовал это… Темнота сгущалась. Часы в саквояже стучали всё громче… или это его сердце забилось в паническом ужасе? Давиду привиделись бездонные глаза Миры, и он мысленно попросил у этих глаз прощения. За то, что не вернётся. За что, что более не отразится в них.

Чёрный вихрь ворвался в двери зала и разбился в пыль. Тьма растеклась по стенам, а в центре её проявилось уплотнение. Там, в коконе из тьмы, был человек. Он взмахнул руками, и тень вокруг него обрела окончательную форму: огромные перепончатые крылья.

– Макта! – пронеслось по кругу. Люди повскакивали с кресел. Испуганно закричали дети, завизжали женщины. Асседи кликнул охрану, но та не отозвалась. Конечно, Первый уже убил их.

“Макта! Значит, Дэви всё же оказался слаб против Первого…” – Давид не успел обрадоваться. Вампир вошёл в центр круга и скинул крылатое обличье. Это был не Макта. Другой, моложавый и худой, с длинными седыми волосами. Светлые холодные глаза искали главного. Давид поднялся:

– Кто вы, назовитесь! Откуда узнали о собрании? Вы – посланник Макты?

“…Или от Дэви?” – он не договорил, бросил быстрый взгляд на сумку с бомбой. Протянуть время до запланированного взрыва с посланником Дэви вряд ли удастся. Остаётся самому поджечь фитиль…

– Можно сказать, что я – посланник Макты, – согласился вампир, и Давид облегчённо выдохнул и забыл пока о фитиле. – Я его первое дитя, и судьба моего отца – моя судьба.

– Не слышал о тебе.

– Значит, всё правильно. Никто не слышал.

– Моей метки больше нет. Можешь проверить это и сообщить Фонсу, – обратился к вампиру Асседи. Король снял маску, но остальные, перепуганные до полусмерти, не обратили внимания на явление Его Величества собранию.

Вампир развернулся к нему:

– И что, Арденс?

– Мы чисты перед Мактой! – громогласно объявил Асседи, и развёл руки, ладонями к посланнику Макты: открытый беззлобный жест. Да, он был прав: Арденсы чисты. Давид прислушался к себе и понял, что больше не чувствует жжения метки.

Первый сын Макты засмеялся, и на зал опять обрушилась тьма. Давиду почудилось, это десятки крылатых теней единым вихрем ворвались в зал из тёмных коридоров Ратуши. Что-то сильно толкнуло охотника в середину груди, и от резкой боли Давид потерял сознание. Когда он открыл глаза, то сначала видел только расплывчатые серые пятна. Потом охотник различил: пятна эти – серые плащи распростёртых на полу людей.

Арденсы были мертвы. Ни следа крови, ни малейших ран Давид не заметил, но, тем не менее, все восемнадцать человек были мертвы.

Охотник поднялся, на ещё нетвёрдых ногах побрёл к телу Асседи, лежавшему в кресле, запрокинув голову на спинку. На всякий случай, он пощупал Королю вену на шее. Пульс не бился.

Вампир стоял поодаль, никаких иных теней, его помощников, рядом не было. Первый сын Макты равнодушно наблюдал за действиями охотника. Он ничуть не утратил в силе, тьма по-прежнему расползалась от его фигуры. Давид проверил пульс у младшей участницы собрания, снял маску с ребенка и недрогнувшей рукой закрыл девочке глаза.

– Почему ты убил их? Они избавились от метки!

– Почему я должен был их пощадить? – вампир опять захохотал. – Никто здесь не заслуживал жизни! Долгие годы они трусливо прятались от Старейшего и плодились, плодились… А теперь вообразили, что чудо спасёт их? Надеялись легко избавиться от самого Макты? Не вышло! Они лишь выбрали кратчайший и удобнейший из путей к смерти!

Давид постарался взять себя в руки: предстоял важный разговор. Но ноги дрожали. Он сел обратно в кресло, достал из внутреннего кармана сюртука фляжку с коньяком, глотнул немного и только тогда заметил:

– Значит, ненависть ты унаследовал от отца…

Вампир дрогнул, светлые глаза обратились на охотника.

– Вовсе нет. У меня иная цель. Может быть, сейчас я погорячился… Неважно!

– А где сам Макта?

– Дэви забрал его тело после боя.

Давид усмехнулся. Алкоголь ударил в голову: как и все Арденсы он не ел ничего сутки, готовясь к ритуалу. И странный вампир больше не пугал охотника, он скорее боялся, что теперь не сумеет выдержать вежливый почтительный тон в беседе с ним.

– И ты не помог отцу в битве?

– Я уступил пока Владыке. Когда Дэви соберёт достаточно силы, чтобы пасть, я явлюсь.

– В грядущих битвах с Дэви ты выступишь на стороне Ордена?

Вампир оценивающе оглядел охотника:

– Я выступлю на своей стороне, – процедил он. – Иди, Арденс. От метки ты избавлен.

Я пощадил тебя, мне понравилось твоё смирение перед смертью. Радуйся же своей второй жизни!

Тьма вновь заклубилась вокруг него, взметнулась двумя крылами. Огромная крылатая тень поднялась под потолок зала и, разбив стекло, вылетела в окно. Там её подхватил чёрный вихрь десятков таких же теней, и вампир ушёл.

Давид глотнул ещё коньяку. Потом поднял с пола саквояж, раскрыл его. Механизм бомбы нарочно не был закрыт полностью, чтобы облегчить охотнику манипуляции с фитилём и заводом часов. И Давид перерезал фитиль бомбы кинжалом, даже не взглянув на циферблат.

Часы тикали, отсчитывая теперь равнодушные, не наполненные тревогой ожидания секунды. Давид поднялся. Он легонько пожал на прощание руку Адоры и покинул зал. За дверями его лежала охрана: эти люди были живы, только в глубоком обмороке.

Яркий дневной свет на миг ослепил охотника. Давид почти ничего не видел, когда спускался по ступеням Ратуши. От боя часов задрожало здание. Сколько они пробили: шесть… семь?

С площади к нему бежали люди, и охотник машинально пошёл им навстречу. Первым Давида за плечо схватил Винсент.

– Бомба обезврежена, – успокоил его охотник. – А Арденсы все мертвы. У нас был странный гость…

– Макта?

– Его первый сын.

– А ты избавлен от метки? – новый вопрос, холодный и острый, как кинжал в сердце. Давид усмехнулся:

– Да, я исцелён от проклятой метки. В лаборатории моего дома можно это проверить. Снадобье подействовало.

Он отстранил Винсента и пошёл на площадь Ратуши. Там стояла одинокая женская фигурка. С каждым мгновением охотник видел её всё чётче. Невысокая, хрупкая женщина в скромном синем платье теребила в руках свои перчатки. Голова была склонена, лицо скрыто нелепой, какой-то девчоночьей шляпкой. Но, заслышав его шаги, дама вскинула голову. Это была Дара Меренс.

Охотница была страшно бледна, но не плакала, хотя её губы кривись, как для рыдания. Она смотрела ему в глаза – всё время только в глаза, – и так пронзительно, как не умел ни Дэви, ни сам Первый вампир.

Давид постарался не отразить своего удивления на лице. Дара… Так значит, это она писала записку? Или Мира прислала подругу встретить его? Нет, невозможно. И нельзя это спрашивать…

– Вернулся! – выдохнула Дара и, не выдержав, кинулась к нему. Тонкие холодные руки обхватили его за шею, горячая щека прильнула к его щеке. Тело Дары дрожало, но она не отстранялась. Наверное, боялась, отступив, увидеть холодность в его взгляде.

Призрак Миры не возвращался. Мира осталась там, в Карде, в белом саду, посвятившая остаток жизни маленькому сыну и не нуждающаяся в его любви. Давид улыбнулся и обнял Дару.

– Меня спасло твоё письмо, – сказал он и добавил, тише: – Любимая…

Глава 31

ЛИРА ВЫБИРАЕТ

Убийство барона Корвуса и его гостьи инсценировать оказалось легко. Новообращённый вампир Ульрик якобы убил сперва Лиру, не выдержав вампирского голода, потом, осознав совершенное, – себя. И Митто подтверждал, что обращал барона Корвуса, а с губ Хелены в это время не сходила тонкая ироническая улыбка. Чтобы убедить Дэви в подлинности истории, охотники даже организовали фальшивые похороны барона Корвуса, положив в гроб тело какого-то новообращенного юноши, не пережившего попытку исцеления. Так Ульрик и Лира стали ещё одними трагическими персонажами сказок Карды. Ещё одна печальная история любви из мира carere morte! Лира смеялась, она даже мечтала, как расскажет эту сказку детям… Но скоро её настроение резко изменилось. Она осознала, какое страшное будущее их ждёт, и уже пожалела, что сказка о бароне-Палаче и его невесте не осуществилась. Сейчас она предпочла бы лёгкую смерть от руки любимого годам в очередной темнице-убежище.

Скоро Лира получила приглашение прийти в церковь Микаэля. Госпоже Вако вздумалось встретитья с предательницей Диос… Лира раздумывала, но, в конце концов, если она не придёт сама, придут за ней – и со вздохом отправилась на встречу.

Весенним вечером Лира подходила к церкви Микаэля. Улица была пуста – ни одного прохожего, и экипажи все сворачивали раньше, не заезжая на мрачную оконечность Короны. Девушка шла, не торопясь, слушая звук своих шагов и шорох платья, шелест листвы и травы, шепоток звёзд вверху – таинственные ночные разговоры земли и неба.

От темного провала двери в церковь отделилась фигура: маленькая дама в узком синем платье, с высокой причёской. Лира узнала её мгновенно, хотя они не так много раз встречались близко. Мира Вако.

Женщина поманила девушку к себе и отступила назад.

Лира послушно стала подниматься по ступеням к церкви, но каждый следующий шаг давался ей всё большим и большим трудом. Знакомые белые, толстые стены старинного здания… Здесь проходило посвящение Избранной, Литы. Здесь Лира пыталась помешать охотникам, но проиграла. Она неслась огромными скачками через эти ступени, сжимая в руке кинжал, с которого через час или два закапает серебряными слезами кровь Избранной.

Здесь впервые за вечность вампиров по-настоящему засияло солнышко Дара, возвещая закат carere morte и начало новой эры. И Лира ненавидела это место. Здесь у неё возникло намерение зарезать Избранную, чтобы обессилить её Дар. Здесь она прокляла Ульрика, и, возможно, именно её проклятие сделало из него Палача. Отсюда началась история убийцы Диос.

Трепеща, Лира отворила дверь церкви. Но внутренняя обстановка совсем не напоминала страшную ночь Девятнадцатого Бала Карды. Теперь церковь была действующей.

“Много раз здесь протёрли пол, уничтожили капли твоей крови и твоих слёз. Твои следы и следы Литы давно затоптаны, никто и никогда не проследит ваш с Избранной путь. Осталась только память, безжалостная и точная. И её никто не сотрёт, не уничтожит”.

Мира ожидала её в проходе между скамьями. Госпожа Вако стояла, склонив голову, и беззвучно наигрывала что-то на спинке скамьи. Услышав шаги Лиры, она обернулась.

– Присядь, – тихо и доброжелательно попросила она и сама устроилась на первой в ряду скамье. Лира осторожно присела на краешек. Последний раз они говорили с Мирой перед штурмом “Тени Стража”, когда Лира была пленницей охотников, и тот краткий обмен репликами вряд ли можно было назвать дружеским. Сейчас улыбка Миры была вполне доброжелательной, и знакомый взгляд – задумчивый и с хитринкой – в этом взгляде Лире померещился Латэ, старый глава Ордена…

Пора было начинать разговор, но они молчали. Охотница-вампирша и вампирша-охотница: такие разные и странно одинаковые судьбы. Столько лет они шли рядом, но по разные стороны зеркала, повторяя путь и все движения друг друга, а теперь, объединившись, не могут связать двух слов! Такие разные… и похожие в главном – предательстве своей стороны. И как различны их судьбы, несмотря на совпадение основных вех пути! Одна – потерявшая много, но и обретшая много, сумевшая победить проклятие и подчинить чудо. Другая – странная, словно бы застывшая в самом начале пути, статуя, равнодушно озирающая холодными мраморными глазами мир, бегущий вдаль… без нее. Обе предавали и убивали – почему же на одну молятся, а другую презирают и на преданной, и на принявшей стороне? Неужели дело только в выборе цвета: черный или белый? Но обе стороны старинного противостояния давным давно поблекли, посерели. Предательство, убийство вампиров не тяжелее и не легче предательства и убийства охотников: одна и та же борьба идет в душе предателя и убийцы… В чем же дело? Они обе сражались за то, что им дорого. Но в глазах зрителей, увы, а может быть, к счастью, битва за дорогих сердцу людей милее и простительней защиты неясных идеалов…

– Перед моим посвящением в охотники Латэ точно также пригласил меня в часовню у Академии, – наконец, задумчиво призналась Мира, отвлекши Лиру от странных печальных мыслей. – Тогда он возглавлял охотников, а я была вампиршей-предательницей, которую ненавидели на стороне carere morte и не принимали на стороне их убийц.

– И вы решили также пригласить меня?

– Да. Наверное, я выгляжу глуповато, но… я твёрдо решила говорить с тобой, как с подругой, хотя понять и принять твой стиль жизни нелегко, – Мира вздохнула. – И всё же в чём-то мы похожи, Лира Диос: две предательницы, поменявшие сторону. Может быть, поэтому я не могу тебя ненавидеть: чувствую в глубине души, что сама такая же!

Лиру неприятно поразило созвучие мыслей Миры собственным. Она зябко повела плечами, и Мира приняла это за знак равнодушия:

– Тебе всё равно? Нет, я никогда тебя не пойму, Диос, – она засмеялась. – И всё же я благодарна тебе. Именно ты пробудила мою защиту охотника. Интересно… Единственным, кто по-настоящему напугал меня, так, чтобы я осознала свой щит, была смешная девчонка, потомственная охотница, слабенькая Низшая – не старейший и не Владыка вампиров!

– Да ну? – хмуро заметила Лира. Её было неприятно и странно, что немолодая и незнакомая по сути дама пытается говорить с ней, как с любимой сестричкой. Как ни старалась Мира, изобразить приязнь у неё не получалось. Что этой Вако на самом деле надо?

– Латэ не захотел меня изолировать от охотников, наоборот, он решил подружить меня с ними. Сначала я считала тренировки ещё одним утончённым издевательством, но постепенно поняла: так Латэ создавал мне условия, чтобы я нашла себе в Ордене друзей, подобие семьи. Как я понимаю, Дэви не делал для тебя подобного?

Лира усмехнулась:

– Я – голос Бездны! Carere morte шарахались от меня, как… как от солнца!

– Чувствовать волю Бездны – важнейшее твоё умение, но всё-таки я пощадила тебя не из-за него.

– Да, Ульрик говорил. Из-за того, что во мне принимал участие Первый…

– Опять угадала лишь отчасти, Диос! – Мира помолчала. – Латэ сделал для меня так много, а я не успела отблагодарить его. И я хотела сделать что-то подобное для кого-то…

Обида – такая горькая, что даже в горле запершило. Лира вскочила.

– Довольно за меня решать! Я не хочу в Орден! Мы совсем не похожи леди Вако! Мне не нужно ваше “подобие семьи”, я слишком знаю, что это такое, мои родители были охотниками! Я не хочу участвовать в вашей войне! Я не такая, как вы! -

Она осеклась. Мира вскинула на неё глаза – прозрачные, удивлённые, молодые, ничуть не злые, и у Лиры слова застряли в горле.

– Пока война затрагивала лишь ночную часть мира, ты могла закрыть глаза и забыть о ней. Но сейчас война захватила всю Землю Страха, и тебе придётся участвовать в ней вне зависимости от твоего желания, – прищурившись, заметила госпожа Вако.

– Понимаю. Конечно, если вы пожелаете, я встану вместе с вами в битве против Дэви, против вампиров, – хрипло заверила Лира. – Как человек, как бывший охотник. Но лучше, – поверьте! – для всех, если глашатая Бездны просто оставят в покое. Истинная Бездна – безразличная к людям сущность, и я – Её голос. В этой войне я принимаю сторону своей Госпожи, а она говорит мне сейчас о детях своей любви… -

Лира замолчала, немного напуганная своей вспышкой, но радостная оттого, что наконец-то сказала всё, что её терзало, вслух. Эхо её обиды долго ещё звенело под сводами храма. Мира улыбнулась – знакомая улыбка Латэ:

– Ты так и не дала мне договорить, Диос. Сначала я хотела вернуть тебя в Орден, потом поняла, что ты всегда была нейтральной к обеим сторонам противостояния. Может быть, действительно, такова позиция ммм… истинной Бездны? Лишь иногда твои глаза застилает ненужная жалость, и тогда ты делаешь глупости, которые обращаются предательством. Сначала жалела себя, потом, накануне штурма замка Дэви, Владыку. Сейчас почему-то жалеешь меня, поэтому легко соглашаешься на очередное предательство и уже готова идти в бой на стороне Ордена. Но ты не нужна мне в охотниках, Лира, ты просто нужна мне живой. И ещё кое-что. Ты – ниточка к Первому вампиру, и я надеюсь с твоей помощью выйти на него. Дэви где-то прячет его тело…

Лира отказывалась себе признаться в этом, но она встрепенулась, обрадовалась. Приятно чувствовать себя кому-то в чём-то нужной!

– То есть, вам нужна помощь голоса Бездны?

– Именно. Ты согласишься?

– А у меня есть выбор?

– Не язви. Выбор есть всегда. Диос, я не хочу, чтобы ты считала себя моей пленницей! Это сотрудничество, полезное обеим сторонам, – Мира замолчала. А Лира подняла голову: ей послышалось знакомое трепетание крыльев бабочки. Но под сводами храма заплутал лишь одинокий огонёк свечи.

– Хорошо, я попробую, – прошептала она.

– Отлично! Прислушивайся к себе почаще. Может быть, ты найдёшь путь к Первому вампиру. Тогда сразу сообщи мне. А сейчас беги к своему Палачу, Диос, – Мира улыбнулась. – Надеюсь, в новых битвах мы с твоей Бездной будем по одну сторону.

– Я вас не жалею, – тихо сказала Лира. – Уважаю.

Мира удивлённо подняла брови.

– Даже так? Не буду особенно радоваться, твоё уважение – вовсе не залог преданности!

– У меня одна Госпожа.

– Да, я понимаю, – прозрачные синие глаза госпожи Вако усмехались. – Страшная война, Диос! Но, я думаю, она справедлива. Это не моя война, и не война Ордена, даже не война Дэви. А знаешь, чья?

– Чья?

– Правды! Ложь копилась в Земле Страха столько столетий: гигантские напластования лжи… И однажды они взорвались, как вулкан!

Лира вспомнила историю Арденсов, услышанную давным-давно от Винсента, и скривилась:

– Наверное, вы правы… Вот только странная правда: никого не щадит!

Мира улыбнулась.

– А правда беспощадна, Лира, – она вздохнула. На этом их единственный разговор закончился.

Скоро Лира нащупала нить к Первому вампиру. Но охотникам это не сообщила, решила прежде проверить сама. И через неделю после разговора с Мирой сбежала. С собой она взяла только сумку с некоторыми записями да дорожный плащ Ульрика.

Причиной бегства был не только Старейший, но и обида. Она жгла глаза Лиры всю неделю, но не выливалась слезами. Только отойдя подальше от убежища, девушка решилась пролить эту влагу, едкую, как кислота. Подумать только! Всю неделю она откликалась на имя Лилиана! Всю неделю отвечала на влюблённые взгляды Ульрика натужной улыбкой! Она надеялась, наедине возлюбленный будет звать её Лирой, но Ульрик прилежно играл назначенную им роль. Сам он взял себе имя Лорн – имя великого предка Лиры – не иначе, чтобы позлить последнюю Диос!

У стоянки извозчиков Лира утёрла слёзы, пригладила волосы, расправила воротничок платья – постаралась приблизиться к образу молодой, красивой, благовоспитанной леди. Но холодный ветер растрепал волосы и опять завернул угол воротничка. А глаза – как скрыть эти сочащиеся кислотой колодцы? В них потерянная, но не забытая вечность carere morte. И на самом дне теплится, никак не желая погаснуть слабый, жалкий огонёк любви.

Лира развернула дорожный плащ, надела его, накинула капюшон. Став безликой серой фигуркой, она почувствовала себя чуть лучше. Девушка выбрала экипаж с поднятым верхом. Даже не поглядев на возницу, пробормотала:

– Западный вокзал, пожалуйста, – тут Лира нервно оглянулась: ей послышались быстрые шаги Ульрика у себя за спиной.

На вокзале у входа в здание собралась толпа. Люди волновались, переговаривались. Они читали какой-то листок, вывешенный на стене рядом с дверями. Но Лира не стала останавливаться: она торопилась на поезд.

Девушка прошмыгнула в здание и сразу направилась к кассам. Купила билет в Дону и мимоходом удивилась, что обычной очереди нет. Паровоз подали к платформе, и она снова прошла мимо толпы, так и не поинтересовавшись, что случилось.

Купе было пусто, и Лиру обрадовало это обстоятельство. Попутчики ей были не нужны, она любила быть одна. Девушка устроилась у окна и следила, как дома Сальтуса уменьшаются в размерах и постепенно сливаются с синей полосой леса на горизонте.

Она направлялась в Дону. Зов Старейшего исходил оттуда, с юго-востока…

В пути, предвкушая встречу со столицей, Лира вызывала в памяти любимые с детства картинки Доны: Набережную, Золотой мост, северные вокзалы-Близнецы, театр на Греди, парк Академии… Но грезила так недолго. Ульрик – вот был единственный воистину яркий мысленный образ.

“Ну не глупа ли ты, Лира? Сбежала сейчас, когда он назвал тебя невестой. Сейчас, когда он согласился забыть Бал Карды и отвратительную роль Лиры Диос. Наконец, сбежала, ничего не сказав о задании Миры – боялась, что он последует за тобой! Ты скоро станешь женой Палача, а супруги во всём должны быть вместе… Что же бежишь прочь, одна? Какие несвоевременные капризы!”

Лира горько усмехнулась и неожиданно пожалела, что одна в купе. Ах, сейчас она была бы рада поделиться с кем-нибудь своим недоумением, своими вопросами. Вывалить на незнакомца этот огромный груз и с удовольствием смотреть, как сторонний неэмоциональный человек расставляет всё по полочкам.

Поезд прибыл в Дону тёплым, почти летним вечером. Идя по вокзальной площади, Лира наслаждалась: высокое, глубоко-синее в зените, оранжево-жёлтое на западном крае небо, тёплый ветер, несущий сотни чарующих запахов от распускающийся цветов. В такой спокойный, уютный вечер на улицах должно быть много нянек с детьми и парочек!

Но Лира не видела ни тех, ни других, и войти в волшебное состояние покоя и отрешённости не удавалось. Дона была сама не своя. У людей тревога на лицах, все спешили куда-то: не обычная радостная вокзальная суета – встречи, прощания… – иное, непонятное.

Лира даже остановилась, огляделась, силясь понять, в чём причина тревожной суматохи, и мальчишка – разносчик тут же сунул ей в руку газету. Лира машинально полезла за мелочью в карман, но мальчик уже убежал. Тогда Лира развернула газету. Это был “Вестник”. Сразу бросился в глаза крупно набранный заголовок на первой странице:

“КОНЕЦ ДИНАСТИИ АССЕДИ!”

Лира ударилась в чтение, не замечая болезненных тычков – её толкали спешащие к стоянке извозчиков люди. В “Вестнике”, против обыкновения, была написана какая-то чушь: все, ведущие свой род от Арденса, якобы собрались в одном месте и совершили коллективное самоубийство. Статья была желчная, ядовитая, полная издевательств над умершими, совершенно чуждая пафосному “Вестнику” и заканчивалась фразой: “Покончено с последним страхом Земли Страха, а значит, существовать этой жалкой стране осталось недолго!” – Эта фраза по мнению автора статьи должна была звучать оптимистически.

Лира недоумённо нахмурилась, она вгляделась в название газеты и теперь разобрала помельче набранные после узнаваемого “Вестника” слова: “новой жизни”. “Вестник новой жизни”, значит. То-то и бумага показалась ей дешёвой и неприятной на ощупь. Но правду ли здесь пишут? Она оглянулась на прохожих и прочитала тот же вопрос на их лицах. Тогда Лира бросилась к стоянке извозчиков.

– К Первой Королевской, – приказала она, ни на секунду не задумавшись, высыпала из кармана на ладонь остатки свои денежных средств. – Пяти монет хватит?

– К Первой… Что это?

– Новенький, что ли? Первая Королевская Академия!

Тот непонимающе дёрнул плечами.

– Парк у реки! Красный мост!

– Так далеко не поеду. Неспокойно там. До Золотого моста.

Лира вынуждена была согласиться, так как на того же извозчика претендовала пожилая пара. Экипаж покатился по улице Греди, а Лира опять развернула газету и перечитала статью. Опять не поверив её язвительному тону, спросила извозчика:

– Правда, что говорят про Арденсов? Коллективное самоубийство! Ведь это невозможно… – она длинно, путано принялась объяснять, почему это невозможно, но возница опять дёрнул плечом:

– Что ж тут невозможного? Всё верно. Восемнадцать трупов.

– И вся династия Асседи?

– И вся… династия… Асседи! – он хлестнул лошадь, и та побежала быстрее. – Вы что же, ничего не знаете, госпожа?

– Нет!

– Вы зачем в Дону приехали? Что-то важное?

– Эээ… Нет.

– Тогда уезжайте, – бросил он и больше за весь путь не проронил ни слова. У Золотого моста Лира вышла, как договаривались, и побрела вперёд, против течения Сермы – к Красному мосту Макты.

“Неспокойно” – возница подобрал самое мягкое слово из возможных. Пока девушка шла, мимо дважды пронеслись пожарные обозы. На разные голоса пели полицейские свистки на тёмных улицах. Скоро Лира увидела разграбление дома – богатого особняка, окнами выходящего на Набережную, и постаралась побыстрее прошмыгнуть мимо. Однако она успела заметить, что у многих ночных грабителей были странные значки с изображением рябиновой грозди на одежде.

Несколько раз, Лире показалось, она замечала крылатые тени в небе… Но это были не дикари, вышедшие в ночь поохотиться. Эти carere morte вели себя скорее как разведчики. Они вовсе не снижались за хорошей добычей, скользили высоко в тучах.

Впереди веселились люди – большая группа. У всех на груди такие же значки, у двоих флаги – с тем же изображением рябины, многие были вооружены. Они оживлённо обсуждали что-то, и Лира, угадав, что к не обладающим подобным значком, компания вряд ли отнесётся благосклонно, постаралась обойти их подальше. Однако скоро Лира остановилась: перед ней на мостовой серебрились рассыпанные монетки. Их было много – серебряная площадка, будто из рыбьей чешуи, протянулась на несколько шагов. Лире представилось, что кто-то нарочно швырял их тут в воздух, показывая, что эти кружочки с изображением Короля Асседи и герба Арденсов больше не имеют над ним власти… Но девушке было далеко до возвышенных материй: двадцатка, стащенная у Ульрика в компенсацию всех унижений того времени, когда девушка считалась его пленницей, подошла к концу. Лира воровато огляделась и принялась собирать монетки.

Скоро карманы плаща наполнились и потяжелели, но неизвестно откуда взявшаяся жадность толкала Лиру продолжать. Подобрать ещё одну. И ещё…

– Что это ты тут делаешь? – раздался гневный оклик.

Лира обернулась, в испуге прижала свою сумку к груди. От группы людей к ней спешили трое. Все молодые люди, по виду, студенты.

– Ничего… -

Она поспешно выбросила последние подобранные монетки. Но это не помогло.

– Выворачивай карманы! – потребовал старший из подошедших. – Не стыдно подбирать кровавые деньги?

– У меня ничего нет. Не трогайте меня! – один уже бесцеремонно обшаривал её карманы. – Пустите!

Второй обхватил сзади за плечи, чтобы не сопротивлялась. Лира вскрикнула, забилась в сильных мужских руках. Но всё было напрасно. От группы людей донесся лишь хохот и поощряющие выкрики.

– Да она из вампиров! – вдруг заметил самый симпатичный и пребольно оттянул девушке верхнюю губу, показав друзьям её маленькие острые клыки. – Дикарка! Что, непросто жить в мире Арденсов: пришлось даже побираться? Так идём с нами, среди “Гроздьев” много таких, как ты.

– Благодарю, – Лира озиралась, тщетно ища, к кому обратиться за помощью. – Но я – не дикарка, и ваш путь…

– Не нравится тебе наш путь, а? Ты из вампиров Дэви! Подружка Арденсов, значит?

Лире некогда было разбираться, каким образом вампиры в сознании этих людей стали друзьями Арденсов. Она заметила среди группы собравшихся высокого светловолосого худого человека с тонкими чертами лица – Винсента, и крикнула:

– Помогите!

Винсент не услышал её. Он с незнакомой ожесточённой усмешкой втолковывал что-то сопровождающему: молодому рыжеволосому, грубоватому на вид человеку.

– Подружка Арденсов… – усмехнулся самый симпатичный из трёх мучителей Лиры и резво потянул нож из ножен у пояса. – А знаешь, что твои клыки теперь вне закона? Твои защитнички все мертвы!

Он приставил рукоять ножа к её правому верхнему клыку и с силой надавил. Лира замычала и попробовала укусить чужие наглые пальцы.

– Ах, ты кусаться? – как-то мимоходом удивился он. – Марк, выруби-ка её, мешает…

– Эй! Эй! Стойте! – крикнул знакомый голос. Мучители отступили от жертвы с явной неохотой.

– Это своя. Она наша, – торопливо уверил их Винсент. – Из семьи охотников.

– У неё клыки!

– Я за неё поручаюсь, – он отцепил брошь с рябиновым гербом от своей куртки и приколол Лире на грудь. – Идите к Агеру, у него есть для вас работа! – прикрикнул Винсент на мучителей Лиры. Те ретировались, и они остались вдвоём. Тогда девушка осмелилась поднять голову, взглянуть в лицо своему спасителю.