Текст книги "Вампиры: Когда ночь сменяет ночь Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Ирина Тигиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 31 (всего у книги 34 страниц)

– Патрик, – я бережно прислонила его к спинке дивана. – Ты меня слышишь?..

Он глубоко вздохнул и чуть слышно прошелестел:

– Песчаный… дождь…

– Ему нужно побольше пить, – посоветовал брат Фрэнсис. – Чтобы яд быстрее вышел из организма.

Патрик постепенно приходил в себя и даже попытался увернуться от стакана, поднесённого к его рту. Я погладила его по волосам.

– Выпей, тебе сразу станет легче.

Он послушно сделал несколько глотков, правда, был настолько слаб, что мне пришлось поддержать ему голову. Но пульс его уже возвращался в нормальный ритм. Через какое-то время брат Фрэнсис пощупал мальчику лоб, проверил зрачки и уверил, что состояние его больше не внушает опасений. Я укутала Патрика в одеяло, он слабо сжал мою ладонь и не отпускал руку, пока его не сморил сон.

[1] Matteo (итал.) – Матфей, один из четырёх апостолов-евангелистов.

[2] Evangelium secundum Ioannem (лат.) – Евангелие от Иоанна.

[3] Евангелия от Матфея (24:28).

* * *

Все, кроме брата Клеомена, Доминика и меня, уже вышли в соседнюю комнату. Когда Патрик заснул, брат Клеомен тронул меня за плечо:

– Идите, дочь моя, вам обоим следует присутствовать при обсуждении. Я останусь здесь и позову вас в случае необходимости.

Поколебавшись одно мгновение, я поднялась с дивана.

– Не ожидал, что он настолько к тебе привязан, – хмыкнул Доминик, едва мы вышли за дверь. – И не думал, что ты настолько привязана к нему.

– Мне жаль его… По большому счёту, никому, кроме брата Клеомена, нет до него дела. Этот изверг аббат был готов не то что ввести яд, а заживо скормить мальчика змеям, лишь бы получить нужную информацию.

Доминик усмехнулся и распахнул передо мной дверь. "Обсуждение" было в самом разгаре.

– Фигуры четырёх апостолов всё время повторяются в видениях Патрика, – объяснял отец Энтони. – А сейчас он говорил цитатами из Евангелий. Место должно быть как-то связано с ними.

– Может, где они родились или где проповедовали? – неуверенно предположил брат Томас.

Аббат Джозеф озадаченно потирал подбородок.

– Там, где встречаются пустыня и море, и разные твари земные соседствуют на одной поверхности…

– Может, апокалиптических животных как-то соотнести с земными тварями? – предложила я. – Они ведь окружают Божий Престол, то есть как бы находятся на одном уровне…

– "И первое животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное подобно орлу летящему", – процитировал аббат Джозеф.

На несколько секунд повисла тишина, которую нарушил восторженный вопль отца Энтони:

– Ну, конечно! Эти существа ведь считаются символами евангелистов! Апостол Марк в начале своего Евангелия описывает пустыню и его часто изображают со львом…

– "Глас вопиющего в пустыне: приготовьте путь Господу, прямыми сделайте стези Ему", – повторил брат Томас слова, произнесённые Патриком.

– …Лука начинает своё Евангелие с описания жертвоприношения и ассоциируется с тельцом – символом жертвы.

– "Тогда явился ему Ангел Господень, стоя по правую сторону жертвенника кадильного…"– процитировал брат Фрэнсис.

– Матфей начинает Евангелие с человечекой родословной Христа, и символ его – человек, – продолжил отец Энтони. – И, наконец, Евангелие от Иоанна, из которого Патрик цитировал последним.

– Иоанн ведь ассоциируется с орлом?.. – вспомнила я.

– …потому что "подобно орлу возносится в высшие сферы". Но это – не единственное значение орла. В христианской традиции он также считался символом гибели.

– "Где будет труп, там соберутся орлы", – невозмутимо проронил Доминик.

– Именно! – отец Энтони обвёл собравшихся сияющими глазами. – Разве это не очевидно? И как мы не поняли сразу! Человек символизирует всё Человечество, которому грозит опасность. Телец – это жертва, что откроет ворота в назначенный час. Орёл – гибель, грозящая всему живому, если это произойдёт. И лев – это…

– Пустыня, – вырвалось у аббата и меня.

– …"Потому что земля эта будет пустынею"! Пустыня считалась обиталищем демонов с древнейших времён. Место, где они вырвутся в мир людей – пустыня! Которая… соседствует с океаном… Или морем. Кстати, тоже символом бесовсих полчищ…

– И скалами, – добавил брат Уильям.

– "Где выход сторожит огромный пёс… а вход освещает светильник без света"… – повторила я. – В рисунках Патрика попадался пёс и другие животные, вроде бы никак между собой не связанные… Птицы с длинными шеями, обезьяна…

– "Там, где разные твари земные соседствуют на одной поверхности", – подсказал брат Томас.

– "Где под небом раскинулись жертвенные чаши", – как бы про себя проговорил Доминик. – "И в преисподнюю ведут тропы мёртвых". Я должен видеть эти рисунки.

Отец Энтони торопливо засеменил к столику в противополжном конце комнаты.

– Я всегда ношу их с собой в надежде, что меня посетит озарение…

На ходу раскрыв объёмную папку, он выхватил несколько листов и протянул их Доминику.

– Мне нужны все, – лаконично бросил тот.

Несколько секунд Доминик сосредоточенно перебирал листы, пару раз кивнул и поднял на меня глаза.

– Какими были последние слова демонёныша?

– Описание места. Жертвенные чаши, тропы мёртвых…

– Самые последние, – уточнил Доминик.

На мгновение задумавшись, я вспомнила:

– "Песчаный дождь."

– "Печанный дождь", – Доминик вернул листы отцу Энтони. – Так на наречии кечуа называется пустынный полуостров на юге Перу. Он покрыт красным песком, постоянный морской ветер носит его по всей территории. Паракас[1].

– Паракас… – хором подхватили несколько голосов.

– Полуостров называют ещё "землёй мёртвых". Под его песками скрыт целый некрополь. Запутанная система тоннелей и погребальных камер, сотни и сотни мумифицированных мертвецов, захороненных в одинаковых позах: колени прижаты к подбородку, лица застыли в широкой улыбке.

– Лабиринт призраков… – прошептала я. – Обозначение ворот в потусторонний мир…

Аббат Джозеф, который, услышав название полуострова, напряжённо морщил лоб, вскинул на нас просветлевший взгляд:

– "Канделябр Паракаса" – вот откуда мне это знакомо. Он ведь находится там же – гигантский геоглиф[2] на склоне холма со стороны океана. По форме он напоминает канделябр с тремя "рожками".

– "Светильник без света", – подтвердил Доминик.

Отец Энтони внимательно рассматривал рисунки.

– Полуостров подходит по многим параметрам… Вот, смотрите, изображение этого самого канделябра… И всё же я не понимаю… Пёс, сторожащий выход, твари земные, соседствующие на одной поверхности… Нарисованные Патриком животные и птицы скорее напоминают геоглифы в…

Последние два слова он и Доминик произнесли одновременно:

– …пустыне Наска.

– Рисунки Наски[3],– закивали итальянцы. – Огромные начертанные на земле символы никому неизвестного назначения! Геометрические фигуры, изображения животных и птиц…

– Обезьяна, собака, орёл, фламинго, паук… – перебирал листы отец Энтони. – Патрик всё это видел. Непонятно лишь… Полуостров расположен в паре сотен километров от пустыни Наска, так каким образом?..

– Очень просто, – пожал плечами Доминик. – Известно ведь, что народы, жившие на территории Южной Америки, имели с демонами особые отношения. А древние жители Перу были, очевидно, кем-то вроде "избранных", и контакт с ними был особенно тесным.

– Куско… – вспомнила я. – Это ведь тоже в Перу, и именно там в прошлом году мы видели целые полчища демонов…

Доминик улыбнулся при упоминании той ночи.

– "Куско" в переводе с кечуа означает "Пуп Земли", иными словами – центр. Вероятно, город служил своеобразным ориентиром. Недаром он был построен в форме пумы – животного, которое в религии инков ассоциировалось с миром людей. Змея была символом подземного мира, орёл – мира небесного. Человеческий мир находится как бы посредине, и именно на плечи людей ложится обязанность наладить магическую связь с потусторонним миром, в котором обитают их "боги". Геоглифы Наски – не что иное, как попытка установить эту связь. Уверен, они были созданы смертными по наущению "богов". Теперь пришло время, когда последние могут воспользоваться когда-то подготовленным для них "каналом". Посредством этих символов они вырвутся на свободу. Остальное произойдёт на полуострове Паракас.

– Что произойдёт? – не понял брат Фрэнсис. – Битва?

– Жертвоприношение. Здесь оно должно быть совершено, чтобы последняя окова пала. Очевидно, некрополь отмечает место в человеческом мире, где высшими силами была когда-то запечатана преисподняя.

– Пёс, охраняющий выход, и светильник, освещающий вход, – подытожил отец Энтони. – Всё сходится…

– И не только это. Земля Паракаса тоже покрыта символами: сложная комбинация из линий и круглых ям, расположенных в определенной последовательности…

– "Тропы мёртвых", – догадалась я.

– …и раскинувшиеся под небом жертвенные чаши. Бьюсь об заклад, эти ямы предназначены для наших сердец.

Загадка была разгадана. В ночь ноябрьского полнолуния ворота, через которые бесчисленные духи вернутся в наш мир будут распахнуты настолько широко, что границы между мирами практически исчезнут. Но духи и демоны ходят разными дорогами – я ошибалась, полагая, что последние воспользуются "общим" коридором. Для демонов распахнётся особая "дверь" – в пустыне Наска. А Паракас – полуостров-могильник, поверхность которого испещрена "жертвенными чашами" для сердец мне подобных – последняя преграда между миропорядком и хаосом. Как только все "чаши" будут наполнены, преграда падёт, и миропорядок станет синонимом хаоса. Скорее всего, за всем этим последует вмешательство высших сил, возможно, они снова одержат верх, но для миров и их населяющих существ, это уже не будет иметь значения. Их уже не будет…

Слабый крик нарушил повисшую тишину. Я с ужасом узнала голос Патрика и не помня себя бросилась в соседнюю комнату. Брат Клеомен успокаивающе гладил мальчика по волосам. Увидев меня, Патрик слабо зашевелился и, едва я присела рядом, прижался к моей груди.

– Что произошло?

– Патрику приснился кошмар, – покачал головой брат Клеомен. – Не бойся, сын мой, это был сон. Сейчас принесу тебе воды…

В комнату вошёл брат Фрэнсис, а за ним брат Томас и брат Уильям, аббат Джозеф и отец Энтони. В просвете приоткрытой двери мелькнули светящиеся ехидством глаза Доминика…

– Всё хорошо, – я поцеловала Патрика в макушку. – Мы здесь, рядом с тобой.

– Да… И они тоже…

– Кто – они? – не поняла я.

Патрик неуверенно покосился на брата Клеомена, уже возвращавшегося со стаканом воды в руке, на остальных, выстроившихся вдоль стены…

– Спасибо, отец, – я забрала у него стакан. – Можно я немного побуду с Патриком одна?

Преподобный брат устало кивнул, и через несколько секунд комната опустела.

– Что всё-таки случилось?

Патрик вздохнул, собираясь с духом, и сильно вздрогнул, когда рядом с диваном материализовался Доминик.

– Не бойся, – улыбнулась я. – Это – Доминик. Кажется, официально вы ещё не знакомы.

Патрик исподлобья посмотрел на Доминика и придвинулся ко мне.

– Это ведь помогло? Вы знаете, где всё произойдёт?

– Да. Благодаря тебе.

– В этот раз всё было по-другому. Обычно я будто проваливаюсь в тёмную яму… а потом меня вытаскивают из неё, и я снова вижу свет… Сейчас я знал, что нахожусь в этой комнате, но предметы и люди в ней выглядели по-другому… Вокруг них появились тени разных цветов. Я видел вас всех, но словно из параллельной реальности. В конце комнаты как будто открылся коридор, и я пошёл по нему. И чем дальше шёл, тем больше понимал, что не должен в нём находиться… Мне начали являться образы, и я понимал их значение… Но потом появились они… Вообще-то это не в первый раз, я уже видел их раньше… Но сейчас и они увидели меня…

– Ты говоришь о демонах?..

– Они злятся, что я видел так много… Вы не должны были знать… Они замыслили ловушку, но не успели всё подготовить и наложить заклятие…

Я повернулась к пристроившемуся на подлокотнике Доминику.

– Наверное, что-то вроде заклинания, которым они держали в подчинении Эдреда, – пожал тот плечами. – Очевидно, мы в самом деле должны явиться туда, как овцы для заклания.

– На Паракас? Они смогут настолько подавить нашу волю?

– Вспомни Великое Сожжение нагов. Думаю, в случае с нами история развивалась бы приблизительно так же.

– Они всё равно попытаются это сделать… – Патрик жалобно заглянул мне в глаза.

– Но, кто предупреждён, тот вооружён, – ухмыльнулся Доминик. – А мы теперь предупреждены.

Я рассеянно перебирала встрёпанные волосы Патрика.

– Ты сказал, они тебя видели… Что это значит?

– Мне кажется… они меня ищут. Они были в моём сне… Оглядывались и оглядывались вокруг…

Доминик с издёвкой рассмеялся.

– Может, даже назначили вознаграждение за твою голову? Вот уж поистине важная задача накануне битвы, которой они ждали тысячи лет! – он легко спрыгнул с подлокотника. – Нам пора, рассвет близко.

Немного поколебавшись, я решила не говорить пока ничего брату Клеомену и только посоветовала не оставлять Патрика одного. У Доминика моя тревога за мальчика вызывала откровенное раздражение.

– Ты слишком избаловала его вниманием!

– Но если они и правда его ищут?

– И что? Собираешься оберегать покой этого отродья каждую ночь? Сейчас у нас полно забот и без его мании преследования.

Это было правдой – другие бессмертные и наши союзники должны узнать о месте, где произойдёт битва. Не скрывая досады, что снова приходится расставаться, Доминик пообещал вернуться на следующую ночь, поцеловал меня долгим поцелуем и исчез. А я бросилась искать мобильник. Мания преследования – разве не этим же страдал племянник кардинала Орефичи перед тем, как умер при "весьма странных обстоятельствах"? Через несколько гудков в мобильнике раздался голос отца Фредерика:

– Рад вашему звонку, дочь моя…

[1] Паракас – полуостров в Перу и одноимённый национальный парк. Национальный парк расположен на одном из самых пустынных берегов региона Ика.

[2] Геоглиф – нанесённый на землю геометрический или фигурный узор. Многие геоглифы настолько велики, что их можно рассмотреть только с воздуха.

[3] Местность Наска практически не заселена людьми и отличается крайне сухим климатом. Рисунки или линии Наска – геоглифы, вычерченные в земном грунте. Их создание ок. 2500 лет назад приписывается народу Наска, занимавшему эту территорию до прихода инков. Большинство геоглифов покрывают поверхность плато Наска – возвышенность протяжённостью в 150 км. в тени Анд. Некоторые рисунки представляют собой изображения животных, птиц и насекомых – обезьяны, птицы, касатки, ламы, паука, ящерицы, некоторые – простые геометрические фигуры. Поражает величина этих изображений – в отдельных случаях она колеблется от 150 до 200 м. Равнина с изображениями Наска имеет статус сакральной зоны и раскопки здесь запрещены.

Глава 25

Мы встретились, как обычно, в библиотеке собора. Преподобный отец тут же взял меня за руки и повернул их ладонями вверх, внимательно рассматривая запястья.

– Кардинал вскользь проронил, что ожоги могут остаться навсегда. Правда, Энтони уверял, что не заметил никаких шрамов, но я всё же хотел убедиться.

– Всё прошло, – улыбнулась я.

Отец Фредерик тоже было улыбнулся, но сразу посерьёзнел.

– Я знаю о видении Патрика от Энтони. Думаю, мне снова придётся отправиться в Италию.

– К кардиналу Орефичи? Как раз о нём, точнее о его племяннике, я хотела спросить вас, отец.

К сожалению, ничего конкретного о "мании преследования" умершего мальчика отец Фредерик не знал. Но тотчас связался с кардиналом, и тот милостиво согласился на встречу в базилике деи Фрари той же ночью ближе к рассвету. Дожидаясь назначенного часа, я долго беседовала с преподобным отцом, подробнее рассказала о сеансе и о намерении демонов лишить бессмертных воли…

– Не волнуйтесь насчёт их заклинаний, дочь моя. Уверен, что в арсенале Его Высокопреосвященства найдётся немало "антидотов", способных нейтрализовать их силу. Кардинал – не самый приятный человек, но в деле борьбы с демоническими силами знает толк.

– Честное слово, мне всё больше хочется посмотреть на эту битву. Такой ещё, наверное, не было. Смертные, бессмертные, демоны, полудемоны, колдуны, маги, потусторонние существа всех мастей. И, в довершение всего, католическое духовенство.

– Кто мог представить какой-то год назад, что до этого дойдёт? – вздохнул отец Фредерик. – Вы помните, как впервые появились в этом соборе?

– Конечно. Вы ещё сравнили меня с падшим ангелом.

Отец Фредерик невесело рассмеялся.

– С тех пор столько всего произошло… Возможно, сейчас я разговариваю с вами в последний раз…

– Не в последний. Я обязательно навещу вас перед битвой.

В глазах отца Фредерика мелькнула искорка, будто его посетила счастливая мысль.

– Почти все наши встречи до сих пор имели привкус апокалипсиса. Так пусть хотя бы следующая будет далека от всего, что с ним связано. Каждый год в первую субботу октября в Льеже устраивают La Nocturne или Праздник Свечей. Тысячи и тысячи их горят на улицах города всю ночь. Вы ведь знаете нашу цитадель и ведущую к ней Монтань де Бюрен[1]? Огни свечей покрывают её ковром, образуя узоры, точно в калейдоскопе. Это незабываемое зрелище. А, кроме того, музыка, представления, фейерверки… Буду рад, если вы и ваши друзья всё увидите. Может, это – последний Праздник Свечей человеческого мира…

– Спасибо, отец. Значит, до первой субботы октября.

– Неподалёку от Монтань де Бюрен на улице Хорс-Шато есть маленькая капелла Святого Сердца Христова. Буду ждать вас у входа после заката.

– Непременно приду, – пообещала я.

В базилике деи Фрари я появилась немного раньше назначенного часа. Под величественными сводами царило безмолвие. Луна светила сквозь витражные окна, заливая ярким светом неф. Я остановилась перед надгробием, на которое обратила внимание в прошлый раз. Огромный барельеф в форме пирамиды, к которому ведут несколько ступеней. На нижних ступенях – изваяния двух женщин со скорбно опущенными головами. В центре пирамиды – приоткрытая дверь, за ней чернеет пустота. Крылатый лев охраняет вход, возле льва расположился ангел с перевёрнутым факелом в руках[2], а перед самой дверью, словно заглядывая в вечность, замерла задрапированная в длинную накидку фигура, прижимающая к груди похожий на амфору сосуд. Над входом выгравировано имя: Канова… Предрасстветную тишину нарушил едва различимый шорох приближающихся шагов, неровное биение человеческого сердца…

– Вижу, вас заинтересовала эта гробница, – вместо приветствия констатировал кардинал. – Здесь покоится великий скульптор, Антонио Канова. Точнее, его сердце.

– Сердце?..

– В той урне, – кардинал указал на сосуд в руках укутанной в накидку фигуры. – Тело Кановы погребено в мавзолее в Поссаньо.

– Как видно, обычай вырывать сердца был принят не только у диких ацтеков.

– Не приравнивайте языческое варварство к выражению христианского почтения, – резко возразил кардинал. – Ничто не внушает такого уважения, как смерть – по крайней мере, человеческим существам.

– Будь это так, мы не стояли бы сейчас на пороге апокалипсиса. Имей человеческие существа уважение к смерти, наложенные на демонов оковы держались бы до сих пор.

– Вы путаете уважение к смерти с уважением к жизни. Первое свойственно каждому, особенно когда дело касается его самого. Насчёт второго вы, к сожалению, правы. Из-за недостатка уважения к жизни люди веками несли друг другу смерть. И теперь вражеские полчища готовы завладеть нашим миром. Но вы ведь хотели говорить со мной не об этом?

– Нет. О вашем племяннике. Как он погиб?

– Почему вы решили, что он погиб?

– Значит, умер своей смертью?

Несколько секунд кардинал испытующе буравил меня блестящими глазками.

– Отец Джоффредо и брат Бартоло рассказали о том, что произошло в монастыре. Об этом мальчике и о вашей опеке над ним. Вы не хотели, чтобы «проводником» был он.

– Не хотела. И, судя по всему, оказалась права. Патрик уверен, что те, за кем он "подглядывал" по настоянию аббата, его ищут. В этом что-то есть?

– Да. И, скорее всего, мальчик обречён.

– Обречён?.. – с ужасом повторила я.

– Алессандро умер не своей смертью. Он погиб, потому что мог видеть то, что должно было оставаться сокрытым. Как и многие другие…

– Какие другие?

– Обладающие "потусторонним" зрением. Люди с подобным даром существовали всегда, а во времена бедствий число их возрастает. Чаще всего это дети, чьи души не погрязли во грехе, а разум не закоснел в скептицизме. Некоторые теряют эту способность после того, как угроза миновала, остальные продолжают жить с ней до конца дней. Но сейчас всё гораздо серьёзнее. То, что открывается этим "избранным", способно смешать планы наших врагов. Поэтому они посылают за ними "палачей". Алессандро пал одним из первых…

– Но демоны ведь не могут убивать смертных – иначе они нарушат договор!

– "Палачи" – не демоны, хотя и связаны с ними. Они же охотятся за сердцами вам подобных.

– Полу-демоны, – процедила я.

– Должно быть, ваш "проводник" обладает большой духовной силой, если они не могли найти его до сих пор. Думаю, действие яда отправило его сознание дальше, чем обычно, а дух сделало более уязвимым. Потому они и смогли его "увидеть". Теперь им знакомо его лицо… Мне известны заклинания, защищающие от колдовства и злых духов, но "палачи" – наполовину люди, против них заклинания бессильны. Уберечь с их помощью Алессандро не удалось…

– Но почему… – я запнулась. – Вы ведь и раньше слышали о Патрике. Так почему, зная о грозящей ему опасности, не предупредили о ней?

– Я говорил об этом аббату…

– …аббату Джозефу? Когда?

– Когда он был здесь около месяца назад…

Кажется, каменный пол пошёл трещинами, когда я, с силой оттолкнувшись от него, унеслась прочь. Не помню, когда в последний раз испытывала такую ярость…

Монастырь только начинал пробуждаться, но аббат уже был в своём кабинете – из-под двери пробивался свет. Склонившись над столом, он перебирал какие-то листы, когда, словно жаждущий мщения дух, я возникла за его спиной. Видимо, что-то почувствовав, аббат обернулся и тут же вскочил из-за стола.

– Дочь моя…

– Дочь? А Патрика вы, конечно, называете "сын". И потому, как истинно любящий отец, принесли его в жертву!

– Я не понимаю…

– Вы знали, какая опасность ему грозит, и всё же настояли на сеансе! Теперь они видели его и уничтожат, как уничтожили многих с его даром!

Я медленно наступала, аббат начал пятиться.

– Дочь моя…

– Если вы ещё раз назовёте меня так, я вырву вам язык.

– Как вы можете думать, что я желаю Патрику зла… Я позволил ему находиться здесь, хотя знал, кто он… Делал всё для его благополучия… И сейчас сделаю всё, чтобы его защитить!.. Через несколько часов мальчика перевезут в отдалённый монастырь, где его не смогут найти…

– Демонам знакомо его лицо, они найдут его везде!

– Не на освящённой земле. Нашу обитель они знают – скорее всего, видели её глазами Патрика. Но в другом монастыре он будет в безопасности, я в этом уверен…

– Уверены? Вы также были "уверены" в безопасности сеанса, зная, что это небезопасно! Вы отправили сознание Патрика в путешествие по преисподней. И, клянусь, если с ним что-то случится, я отправлю вас туда же!

Аббат побледнел, но в голосе вдруг прозвучала твёрдость.

– Вы можете угрожать мне, можете исполнить угрозу. Я поступил, как должен был поступить. Ничьё сознание не проникло бы так далеко, никому не открылось бы то, что открылось ему. Спасение человечества требует жертв, и, если одной из них окажется Патрик… значит, так должно быть. И, возможно… так лучше… В нём ведь течёт кровь демона… Сейчас он невинен, но кто знает, что будет, когда он вырастет и познает соблазны мира? Пока душа его незапятнана, ему открыт путь в Царство…

– Попытайтесь утешить этим брата Клеомена. Я мыслю проще. Если Патрик погибнет, виновник его гибели отправится следом. И, честное слово, хоронить вас придётся в закрытом гробу!

Убравшись от перепуганного аббата, я на несколько секунд задержалась во дворе школы-интерната. Окно комнаты Патрика было занавешено, и я постаралась представить, что сейчас мальчик спокойно спит, а через пару часов проснётся и отправится в "отдалённый монастырь", где будет в безопасности… Но самовнушение ничего не дало, и я отправилась к Эдреду.

Проигнорировав его просьбу назначать встречи заранее, я привычно возникла перед дверью дома-шкатулки… и торопливо юркнула в тень тропических кустов. Эдред был с Андроником, и говорили они обо… мне. Притаившись в сени гигантского похожего на фикус растения, я могла не только слышать, но и видеть их обоих через стеклянную стену. Андроник развалился на кушетке, Эдред стоял спиной ко мне.

– Потому что она раз приветливо посмотрела на тебя, ты готов за неё в огонь и в воду? – презрительно выговаривал Андроник. – Это создание с невинным личиком и задумчивым взглядом, прекрасное, словно фея, и на вид такое хрупкое, на самом деле обладает железной волей, хитростью десяти таких, как ты, и расчётливостью, какой бы позавидовал любой делец. Ты крепко запутался в её сетях. Она это прекрасно понимает и не ослабит их, пока не получит всё, что ей от тебя нужно.

– Кто сказал, что я против? – буркнул Эдред.

– Судя по всему, она затуманила последние остатки твоего разума. Но поступай как знаешь. Я тебя предупредил, и на этом мой долг обратившего заканчивается.

– Твой долго обратившего? – расхохотался Эдред. – Может, разум мой и затуманен, но не зрение. Или, думаешь, я не замечаю, как при виде этого "создания с невинным личиком" затуманивается твой взгляд?

– Её красота будит во мне определённые желания, – равнодушно согласился Андроник. – Но, в отличие от тебя, я сохраняю рассудок, когда её вижу.

– Ради неё надеюсь, что это так. Ты не привык прощать тем, кто вынуждает тебя терять голову.

Изобразив раздражение, Андроник поднялся с кушетки.

– Мне надоел этот разговор.

В следующее мгновение он исчез, и, опасаясь, что Эдред последует его примеру, я торопливо шмыгнула в дом.

– Так, значит, ты не прочь поболтаться в моих сетях?

Эдред обернулся с такой стремительностью, что, казалось, затылок просто принял форму лица.

– Как давно ты… Я ведь просил здесь не появляться!

– Но теперь я на месте, так что…

– Он прав, да? Я вызываю у тебя отвращение. Ты терпишь меня, только потому, что я тебе нужен… время от времени.

У меня появилось настойчивое желание свернуть шею Андронику – как подлинная змея, он очень умело использовал свой яд.

– И что ты хочешь услышать? – тон получился резковатым, я об этом тут же пожалела. Губы Эдреда болезненно сжались, плечи ссутулились ещё больше.

– То, что я хочу услышать, ты не скажешь никогда…

Он вдруг отвернулся, уставившись куда-то в темноту за стеклянной стеной, голос прозвучал безучастно:

– Так что тебе нужно? Иначе ведь ты бы не пришла…

Я рассказала о сеансе, о месте битвы и об опасности, грозившей Патрику. Эдред изучал застывшего на стекле ночного мотылька.

– Символ, оберегающий меня от Арента, – осторожно продолжила я. – Может, тебе известно похожее средство, действующее в мире людей и оберегающее от демонов и их отпрысков?

– Состав зелья должен быть другим. Символов должно быть три. Хочешь, чтобы я нанёс их на тело демонёныша?

– Буду у тебя в долгу, – радостно кивнула я.

– Хорошо.

– Встретимся тогда в нашем убежище в Индии? Я приведу Патрика с собой.

Молчание.

Я переминалась с ноги на ногу, впервые не зная, как вести себя с ним. Но добавить к разговору было нечего, и, собираясь исчезнуть, я отступила к входной двери. Забавная привычка из человеческой жизни, будто мне в самом деле нужна дверь, чтобы покинуть дом…

– Спасибо, Эдред.

Эдред сосредоточенно изучал свои пальцы, превращавшие в пыль крылышки несчастного мотылька…

[1] Монтань де Бюрен – франц. Montagne de Bueren, «гора Бюрена», лестница из 374 ступеней, ведущая к цитадели, где в 19 в. располагался военный форт. Названа так в честь аристократа, Винсента де Бюрена, в 15 в. оборонявшего город от бургундских захватчиков.

[2] Изображение перевёрнутого (погашенного) факела на надгробиях символизировало смерть.

* * *

Когда прошлой ночью «навещала» аббата, я была в таком бешенстве, что не спросила, куда именно собираются перевезти Патрика. Но брат Клеомен и отец Энтони, конечно, тоже владели этой информацией. Утолив жажду, я успела в монастырь до начала утренней литургии и застала их обоих в сильной тревоге. Брат Клеомен, чуть не всхлипывая, бросился мне навстречу.

– Патрик… Сопровождавшие его братья не отзвонились, как было оговорено…

Для отвода глаз преподобный брат остался в монастыре и сейчас корил себя не переставая:

– Мы думали, так будет лучше, но я должен был поехать с ним! Боже Всемогущий, как я мог оставить его одного?.. Как…

– Он мёртв? – я не узнала собственного голоса.

Брат Клеомен воззрился на меня с неподдельным ужасом.

– У нас просто нет вестей, – вмешался отец Энтони. – Ни в монастырь, ни сопровождающим мальчика братьям дозвониться не удаётся…

– Что это за монастырь? – гаркнула я.

– Аббатство… Святой… Марии… – с трудом выдавил брат Клеомен.

– Где?

– В Лаграсе[1]… на юге Франции…

– Дьявол! – прошипела я и бешено сорвалась с места.

В Англии до рассвета оставалось чуть больше часа. На материке, в том числе и на юге Франции, он почти наступил…

Аббатство казалось вымершим – ни огонька, ни пения псалмов. Серые стены, тёмные окна и тяжёлое, ни с чем не сравнимое ощущение смерти, витавшей в предрассветном воздухе… Я пронеслась по внутреннему дворику, маленькому кладбищу: тишина повсюду, только вдалеке раздался крик петуха… По венам уже расходилась дрожь – вот-вот сверкнёт первый солнечный луч… Как одержимая, я бросилась к стоявшей особняком часовенке. Наверное, никогда не узнаю, почему была уверена, что Патрик там. Видимо, обострившиеся до предела чувства сами указали дорогу. На мгновение передо мной мелькнуло безжизненное человеческое тело, простёртые каменные ладони какого-то святого, зелёные глаза Патрика, стоявшего у подножия его статуи… лицом к лицу со своим "палачом"… Рука "палача" дёрнулась, будто он что-то метнул: уже закружившись в вихре вместе с Патриком, я услышала свист рассекаемого воздуха…

Приземлившись возле пруда, где мы не раз "заслушивались" пением жаб, я выпустила Патрика из рук. Он неловко качнулся, быстро отвернулся, и его вырвало.

– Прости… – я погладила его по волосам. – Ты ведь не перемещался подобным образом, да ещё и с такой скоростью…

– Не смотри на меня… – прошелестел он.

Испытывая невероятное облегчение, что мальчик жив, я рассмеялась.

– Какой же ты глупый!

Патрик доковылял до пруда и, освежив лицо, вроде бы пришёл в себя – даже щёки порозовели. И мне, странным образом, как будто передались его ощущения – как будто и моя неживая кровь вдруг понеслась по венам и прилила к голове… Вытерев ладони о джинсы, Патрик поднял на меня глаза и с ужасом выдохнул: