Текст книги "Андрей Ярославич"
Автор книги: Ирина Горская
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 33 страниц)
Андрей приказал своим дружинникам остановиться. Неведомые всадники совсем приблизились. Один из них, худощавый, в островерхом шлеме с кольчужной сеткой, выехал вперед и обратился к Андрею. Первые слова показались, послышались Андрею даже непонятными, потому что говорил незнакомец таким густым и вместе с тем певучим голосом. Но тотчас Андрею сделался привычен и приятен его выговор, и уже все понимал Андрей. Ведь это был его родной язык, чуть иной в словах и фразах, в произношении, но все равно родной, тот, на котором Андрей и сам говорил.
Всадник наклонил голову с почтением, но и с достоинством. Сказал, что он посланец князя Даниила Романовича, ближний его человек, дворский, именем Андрей. Доверено ему показать великому князю Владимирскому Андрею Ярославичу земли Галичины и Волыни, богатство их и красоту, и с почетом сопроводить князя Владимирского в столицу. Даниил Романович жалует Андрею Ярославичу право «ходити по земле своей, и пшеницы много, и меду, и говяд, и овец доволе». Чтобы ни в чем не знали отказу ни сам Андрей Ярославич, ни служители его…
Андрей почувствовал, как лицо его, щеки заливает жаркая краска радости. Даниил встречает его торжественно и высылает к нему самого своего верного человека, храбрейшего полководца, столько побед одержавшего, дворского своего Андрея!..
Всадник окончил речь. Андрею так искренне хотелось приветить его, доброе и приятное сказать.
– Князя Даниила Романовича благодарю самым искренним образом. А то, что встречает меня и сопровождать будет храбрый дворский Андрей, известный своими победами, честь для меня!..
Андрей был совершенно искренен, и голос его звучал чисто и звонко.
Нарядные воины дворского Андрея ехали, словно бы окружив дружинников князя Владимирского. Сам дворский поехал с Андреем рядом, впереди всех. Юноша молчал, и видно было, что молчание это скрывает искреннюю взволнованность, почти восторженную. Дворский, человек уже немолодой, подивился про себя обаянию этого юноши, словно бы свыше одаренного такими небесными солнечными глазами и светлым лицом… Дворский почтительно предложил, чтобы Андрей задавал ему какие Андрею будет угодно вопросы о владениях князя Даниила, обо всем, что они увидят и встретят в пути. Андрей поблагодарил, но все еще не превозмог волнения. Заметив это, дворский, уже настроенный к Андрею доброжелательно, похвалил его коня, желая вернуть молодого князя к обыденной жизни, опустить бережно с этой высоты радужных надежд и блаженных ощущений… И эта простая похвала действительно вернула юношу к обыденной жизни. Он тоже заговорил просто, хотя и немного более возбужденно, нежели говорил обычно. Рассказал дворскому о Злате, вспомнил Льва и омрачился, но быстро справился с собою. Показал дворскому сокола, и тот был восхищен чудесной птицей. Андрей сказал, что эта птица – из земель, некогда принадлежавших мордовским князьям, предкам и родичам его матери. Земли эти обильны медом, пушными зверями и соколами. Мордовских ловчих птиц везут и во владения италийских, германских, франкских государей, так хороши эти птицы… Но пока Андрей говорил, печаль о матери омрачила его сердце и светлое лицо. Он хотел было сказать, что ныне эти земли – под властью Орды, но это был бы зачин разговора слишком серьезного для первой встречи. Однако дворский хорошо понял его и снова заговорил с ним легко и приятно. Сказал, что скоро они приедут в город Андреев, который – владение дворского, пожалованное ему князем Даниилом. Там встретят их сын дворского Константин с женой своей Маргаритой. Дворский полагал, что несколько дней отдыха будут полезны князю Андрею. И можно будет отправиться на охоту. Андрей вдруг понял, что этому храброму, такому мужественному человеку хочется и даже не терпится поохотиться с прекрасной ловчей птицей. Это простое желание у такого человека показалось Андрею трогательным. Андрей улыбнулся открыто и этой улыбкой еще более расположил знаменитого славного воеводу…
Петр, которому доверен был сокол, держал его на большой рукавице и ехал чуть поодаль от Андрея. Дворский то и дело на сокола поглядывал, как тот сидит в темном клобучке на рукавице. Эти нетерпеливые взгляды очень веселили Андрея, и уже все казалось ему чудесным, и радуга надежд оборачивалась самым чудесным действительным миром…
Завиднелись коричневые башни. На самом подъезде к Андрееву городу сделалась дорога широкой и людной – с повозками, пешими путниками и всадниками. Уже были наслышаны об Андрее, теснились к обочинам, глядели во все глаза…
«Да здесь, наверное, уже каждый встречный знает, зачем я приехал!»
Андрей покраснел невольно…
Люди кланялись дворскому и ему. Дворский остановил двух всадников, ехавших рядом с груженой повозкой. Заговорил с ними. Андрей и понимал и не понимал, это было еще одно славянское наречие. Он жадно разглядывал одежду всадников – шляпы, сапоги, короткие верхние платья неведомого ему покроя. Всадники почтительно склонили головы в ответ на его взгляд.
– Это чешские купцы, – пояснил дворский Андрею. – Они везут в королевство Чешское замки и ключи, сделанные в русских землях. Владения князя Даниила безопасны для проезда торговых людей…
Он говорил с таким спокойным достоинством, трудно было заподозрить его в хвастовстве…
Кажется, и здесь заведен был порядок, но как отличался этот порядок, создавший безопасное многолюдье, от упорядоченной безлюдной одичалости ордынских владений…
Андреев город представлял собой настоящую маленькую крепость. Дворец, выстроенный из камня и сильно укрепленный, был ее сердцем. Стены были высотой, должно быть, локтей в пятнадцать… Впервые Андрей увидел, как действует подъемный мост, увидел широкие зубчатые башни с бойницами…
– Добро пожаловать в мой дом, – произнес дворский серьезно.
Константин, сын дворского, вышел во двор – встретить и приветствовать гостя. Но его одежда и весь облик почти не отличались от одежды и обличья самого Андрея. Зато появившаяся вслед за ним совсем юная женщина тотчас приковала к себе все Андреево внимание. Платье на ней было с открытой шеей, волосы выбивались из-под округлого головного убора, высокого, с легким покрывалом, вьющимся назади.
«И дочь Даниила так одета?» – подумалось Андрею. Но тотчас он почти рассердился на себя за подобные ребяческие мысли…
Маргарита тотчас приметила сокола, подошла ближе, восхитилась. Она тоже, как и свекор ее, была страстна к охоте.
Тут же стали сговариваться, как устроить охоту. Молодая женщина держалась изящно и свободно, но одно движение – как откидывала голову и шея стройная будто вытягивалась, – одно лишь это движение выдавало горделивость. Тотчас было видно, что она здесь как ребенок, не знающий ни в чем отказа. Видно было, что муж любит ее, а свекор – балует. Легкая насмешливость и капризность чувствовались в ее веселости. Но это все было – от юности, а внезапная серьезность в глазах и это ощущение мягкости в спокойном очерке губ показывали суть ее натуры – искренность, доброту и верность. Молодой муж смотрел на нее влюбленно, выражение его лица показалось Андрею и восторженным, и растерянным каким-то, и смешным… Андрей теперь почти неосознанно пытался примерить на себя – вот его молодая жена идет по двору широкому, вымощенному округлыми сглаженными камнями, она ступает изящно и чуть приподымает платье нежными пальчиками, так, что носки башмачков становятся видны, а он смотрит на нее, и лицо у него смешное, как у сына дворского… Андрей улыбнулся. Приятно было подумать, что дочь Даниила моложе Маргариты, ей всего тринадцать лет. Молодость Андрей полагал очень важным достоинством своей возможной жены; моложе – значит красивее и вообще лучше. Маргарите было уже лет восемнадцать. Впрочем, и Константин был старше Андрея…
Обед в столовой горнице прошел весело. В этой маленькой семье все любили друг друга и были дружны. И снова Андрей подумал, как было бы хорошо, если бы Даниил оказался сходен с дворским, а сыновья Даниила и невестки были бы похожи на Константина и Маргариту. Как хорошо было бы с молодой женой в такой дружной семье!.. Но отец, кажется, не жаловал сыновей Даниила… Андрей сейчас не мог припомнить в точности слова отца. Да и не хотел припоминать. Зачем? Ведь ему хорошо сейчас, среди этих доброжелательных к нему людей, в этой радуге надежд… Зачем что-то такое припоминать, что может нарушить это его настроение!..
После обеда дворский настоял на том, чтобы Андрей лег отдохнуть. Андрей противился и говорил, что нет, совсем не утомился в долгом пути. Но на самом деле ему было приятно, что о нем так заботятся, пекутся. Отведенные ему покои были наряжены прекрасно, не хуже великокняжеских во Владимире. Какое же богатство у Даниила, если полководец его так богато живет… Никакой владимирский боярин не смог бы воздвигнуть себе такой замок! Уж на что в Новгороде живали богато, но нет, не до такого…
Андрей отпустил своего Петра, прилег на постель и видел над собой навес из тяжелой, блестящей зеленым светом парчи. Спать вовсе не хотелось. Но лежать в прекрасно убранной комнате, пребывая душой в этой радуге надежд, было хорошо. И совсем неприметно для себя Андрей уснул.
Миновало несколько дней – чудесно, легко и весело. Ездили на охоту с ловчими птицами. Маргарита в длинном синем платье сидела боком на особом седле и не отставала от мужчин. В Новгороде тоже были такие смелые, лихие женщины, одни садились в лодки, гребли умело и ловко. Но на охоту с мужчинами они бы, пожалуй, не отправились… Вот в летнем становище Сартака или в Каракоруме… Но вспоминать об Огул-Гаймиш совсем не хотелось и не надо было сейчас…
Андрея водили по самым разным покоям замка, показывали убранство. Он спросил, есть ли в замке книги. Дворский Андрей не знал грамоты, но его сын и невестка умели читать. И привели Андрея в особый покой, где на полицах сложены были книги. Было их малое число, но зато очень красиво переписаны и разрисованы чудесными рисунками. Язык этих книг отдален был от латыни – то были франкское и германское наречия. Андрей взял две книги в свой спальный покой и всю ночь, как в детстве, не гасил свечи. В одной книге собраны были стихи для песен, но это были не песнопения духовные, а песни мирские – о любви. И сейчас Андрею приятно было читать эти стихи. Ведь и он… и ему предстоит… Вторая книга была ему знакома – история любви красавицы Фламенки и рыцаря Гильема. Он раскрыл наугад и попал на описание встречи влюбленных в церкви в праздничную службу. Наплыв мыслей не давал ему читать дальше. Он отложил книгу и вспомнил свои отношения с Кириллом. Сразу после возвращения… В Галиче все обойдется, уладится хорошо, и тогда Андрею легче будет действовать во Владимире… Но нет, не изгонять Кирилла открыто, это будет почетный отъезд… Как бы это устроить?.. Думалось теперь спокойно, без этой грызущей сердце тревоги… Андрей снова раскрыл книгу и смотрел на яркие краски рисунков… Влюбленные сидели рядом и протягивали друг другу руки… И внезапно вспомнил детство – таким легким казался уход от всего мирского… Святой безумец Андрей Константинопольский, царица Онисима… Ефросиния… Мирское умеет уловлять в свои сети… Но сейчас Андрей не был уверен в дурноте мирского… И вот ведь и люди, сложившие эти прелестные стихи… И наверняка и Константин, и Маргарита… Стало быть, Андрей не одинок в этой своей неуверенности…
Следующий день был последний день Андреева гостевания у дворского. Наутро они собирались ехать дальше. Этот последний день выдался до того славным и погожим, что просто невозможно было не отправиться на прогулку. Константин и Маргарита снова показывали Андрею окрестности. Им, как и ему, более по душе были места безлюдные, где лес и луг представали в своей красоте первозданной. Выехав на широкий луг, увидевшийся ему совсем бескрайним, Андрей помчался вперед, туда, вдаль, где зелень травяная луговая туманилась, переливаясь в голубизну светлого неба. Константин весело окликал его. Маргарита горячила своего коня. Но никак не могли нагнать Андрея. А он приближался к этой непостижимой дали, но нет, небо не сливалось там с землей зеленой, а начинался темный лес. И Андрей пустил своего Злата шагом и въехал в темный лес. Он ничего не опасался. Ему казалось, что в землях Даниила, где все так хорошо для него складывается, не может ничего плохого с ним случиться.
И ехал он по тропе хорошей. Деревья сплетали, сгущали над его головой листву, будто шатер ладили ему. Птицы лесные запели, засвистали в густой листве. Это было чудесно…
И в неприметном движении Андрей выехал на поляну. Здесь лес раздался широко, но не по своей лесной воле. Человек воздвигнул здесь свое жилище. А другой человек это жилище разрушил. Андрей увидел перед собой развалины замка. Они были давними и потому не гляделись страшно или грустно. И лес уже наступал на них, стремясь прикрыть следы вражды человеческой. Копыта затопали по тропе, звонкие, подкованные. Андрей обернулся. Это был Константин. Андрей немного подивился, как это Константин оставил Маргариту. Они и на охоте, и на прогулках, и в замке держались рядом, будто опасались, береглись даже малой разлуки… Андрей увлеченно принялся расспрашивать, что это за развалины, кто был владелец этого замка и что здесь произошло. И вдруг заметил, что лицо Константина приняло замкнутое и чуть отчужденное выражение. Но Константин стал отвечать на его вопросы…
– Это замок Лазоря Домажирича…
И рассказал спокойно, однако все отводил глаза, и рассказал, что боярин Лазорь из богатого и знатного рода Домажиричей не желал признавать над собой власть князя Даниила. Супротивные деяния Домажирича невозможно было далее терпеть. И Даниил послал на него дворского Андрея с войском. Замок взят был приступом и разрушен. Лазорь Домажирич был убит при осаде. Многие его подданные, его жена и все его сыновья – погибли. Но его младшую дочь Маргариту дворский с дозволения князя увез в свой замок, ей едва минуло пять лет. Маргарита воспитана была вместе с Константином, единственным сыном полководца. Мать Константина относилась к девочке как к родной дочери, нарядно одевала, сама обучала рукоделию. А в искусстве чтения и письма наставила обоих детей особо для того приглашенная ученая монахиня из Угровского женского монастыря. Князь хотя и не давал воли попам, но Господа чтил, а обитель в Угровске основана им была для сестры его родной, Феодоры, настоятельницей жила Феодора в той обители. Угровские монахини славились ученостью своей. А та, что учила Константина и Маргариту, происходила из германских земель…
Юноши поворотили коней и медленно поехали назад, прочь от развалин. Рассказ Константина вовсе не поразил Андрея. Чернота и белизна, хорошее и дурное всегда перемешаны в этом мире. Но все же настроение как-то понизилось, тихо прокралась в сердце тревога. И почему-то подумалось о дороге обратной – домой, во Владимир-на-Клязьме. Снова – долгий-долгий путь через смоленские, черниговские земли… С юго-запада на северо-восток… Отец рассказывал, как сама Богоматерь вела Андрея, старшего сына князя Юрия, внука Владимира Мономаха, вела Андрея с дружиною из Киева во Владимир… С юга, с Южной Руси уводила… С юга, который Запад, – на север, который Восток… Но во Владимире не зажилось Андрею, в селе Боголюбове зажилось ему… Там и смерть… Но об этом не надо, не надо сейчас думать… Но уже представился глазам, будто въяве, сквозь лес южный, тающий в глазах пеленою смутною, сквозь высокие стволы и листву густую – Боголюбовский кремль славный и любимая церковь Покрова-на-Нерли…
«Мой брат– мой враг. А если прав он, а не я? Если его правота – просто в том, что он понял течение судьбы?.. И по течению этому пошел, не упрямит судьбу… Ведь судьбу не одолеешь, не вздыбишь… Так что же мне-то – не жить вовсе?..»
Константин говорил о своей матери, и Андрей отвлекся от мыслей своих мучительных, стал слушать…
Давняя тесная близость у князя Даниила с Унгарией – Венгерским королевством, в детстве находил там убежище от врагов своих. То воюет с венграми Даниил, то замиряется, то они ему – первые противники, а то – союзники самые близкие. Будущую свою супругу молодой дружинник Андрей углядел в Буде, куда сопровождал князя. Уже тогда приметил Даниил Андрея, милостником своим сделал, доверенным человеком. Нужен был Даниилу такой человек, бессемейный, простого рода, всем своим благополучием и счастьем обязанный высокому покровителю своему. По настоянию Даниила венгерский король принудил знатного боярина Баняи выдать дочь, красавицу Катарину, за воина Даниилова, Андрея…
– О матери молва шла по всему Унгарскому королевству. Вышиванию золотыми нитями по шелку, чтению и письму она обучалась в Германии, в знаменитом монастыре Гандерсгеймском, в том самом, где двести лет назад жила монахиня Гроссвита, ученостью не уступавашая самым ученым мужам. Последние четыре года мы ведь не жили здесь…
– И Константин рассказал, как приставил князь воспитательницей к своей юной дочери жену дворского Андрея…
– …В прошлом году мы потеряли мать, внезапная болезнь унесла ее; тогда и вернулись вновь в этот наш город, а то жили в Галиче при дворе… Отец и до сих пор горюет, не может утешиться. Я рад, что князь оказал ему честь, назначив сопровождать тебя; пусть эта поездка отвлечет отца от его горя. Мать очень любила его. Но и о знатном своем происхождении не забывала. Мечтала, чтобы мы с Маргаритой поженились, еще когда малыми детьми были мы, Домажиричи – знатный старый род, хотя и не в чести у князя. Потому отец и не желал нашего брака. Наверное, я бы не смог настоять на своем, нрав у меня мягкий, и отца я слишком чту, чтобы посметь ослушаться… Но Маргарита гордая и упрямая, она объявила моему отцу, воспитателю своему, что ничьей женой не будет, а только моей или уйдёт в монастырь. Но даже тогда она не попрекнула дворского Андрея страшной виною перед ней, ведь он убил ее отца! Но она не попрекнула, вот она какова… И не знаю, что сталось бы с нами, но мать упросила отца на смертном одре… О, как она была права! Теперь, видишь, мы живем дружно, и отец по-прежнему – первый человек для князя…
Андрею захотелось спросить, какова же дочь Даниила. Но вдруг он почел такие расспросы ниже своего достоинства. Или ему просто хотелось самому увидеть, и чтобы это его видение не предварялось ничьими словами о ней?..
Но рассказ Константина занял и отвлек Андрея.
– Прошу тебя, не говори при ней о том, что видел здесь…
– Но разве она не знает? – удивился Андрей.
– Конечно, знает, но мы не говорим об этом.
– Отчего? – вырвалось у Андрея. И тотчас смутился и, пытаясь скрыть смущение, опустил глаза на переднюю луку седла. Когда же он выучится сдерживать себя?! Константин сочтет его несведущим, ничего не смыслящим в людях, в их поступках и нравах…
– А зачем говорить о том, в чем уже нет смысла для нас, для меня и для нее? – Но Андрей понял, что Константин не спрашивает, а утверждает, и потому Андрей тоже не говорил более.
Но подумал: «Вот люди счастливые! Они все для себя расставили по своим местам. И не мечутся, не мучатся душою… Или это всего лишь видимость, а суть иная?..»
На лугу, там, где небо должно было сливаться с землей, а на самом деле начинался лес, ждала их Маргарита. Она шутливо побранила их за то, что они бросили ее одну. Заговорили о лесных угодьях, о зимней охоте на медведя. За беседой занятной не приметили, как добрались до замка…
Андрей стоял на конном дворе, смотрел, как водит один из конюхов замковых потного, разгоряченного Злата. В распахнутых двустворчатых воротах конюшни показался сам дворский. Андрей снова смутился. Теперь он узнал о домашней жизни этого человека нечто скрытое от глаз сторонних, и оттого неловко сделалось Андрею. Дворский подошел к нему с улыбкой, в который раз похвалил Злата; сказал конюху, чтобы тот не позабыл положить в кормушки куски соли-лизунца… Андрей решил ответить дружески на эти доверительность и заботу.
– Ваш замок очень красив, – сказал искренне.
– Куда моим скромным хоромам до Боголюбовского кремля! – полководец Даниила улыбнулся лукаво.
Андрею хотелось говорить прямо, и он снова не стал сдерживаться.
– Я вижу, здесь ведают о моих привычках. Да, я люблю Боголюбовский замок…
– Каждый человек окружен другими людьми, всегда готовыми говорить о нем и хорошее и дурное…
«Господи! Неужели он так проницателен и догадался, что именно я мог узнать о жизни его и его семейных? А трудно ли догадаться!..»
Пытаясь отогнать назойливые всполошенные мысли, Андрей снова заговорил:
– Я подумал, отчего такие замки не строят у нас, на северо-востоке? Должно быть, мало камня для таких построек…
– Мало камня? – С лица дворского не сходила улыбка, но в этой улыбке выражалось самое искреннее теплое дружелюбие к Андрею, и Андрей это ощутил явственно и успокоился… – Нет, не в камне дело, – продолжал дворский, – не в камне, а в том, что майората нет. Это когда все имущество наследует старший в роду. Стоит ли тратить силы и время на возведение замка-крепости, стоит ли заводить многое имущество, если знаешь, что завтра могут его отнять у тебя или будет оно раздроблено, поделено между многими наследниками…
Андрей подумал, что майорат несомненно способствует украшению владений правителя, но, с другой стороны, попробуй справься с боярином-бунтарем, засевшим в подобной замковой крепости! Андрей чуть было не высказал эти свои мысли вслух, но вовремя сообразил, что вовсе не следует огорчать и сердить дворского таким косвенным напоминанием о Домажириче…
Вечером простился Андрей со своими друзьями, Константином и Маргаритой. Все трое надеялись на самую скорую встречу. О цели приезда Андрея не говорили вовсе. Но уж для дворского и его детей цель эта не была тайной! Всем троим Андрей очень понравился, и они теперь желали ему всяческого добра и верили в скорую свадьбу. Дворский, впрочем, имел свои соображения и предчувствия, но обаяние этого юноши пересиливало самые трезвые и мудрые мысли и самые верные предчувствия!..
Выехали на самой заре, только-только утро забрезжило. Яркая алая полоса принарядила небо утренним нарядом. Солнце веселым блеском озарило нарядных всадников. Но теперь не одни лишь воины дворского гляделись красиво. Андрей приказал своим дружинникам начистить до самого яркого сверкания шлемы, кольчуги и оружие. Сам Андрей разубрался в праздничное платье; алый плащ за спиной, будто с неба на землю – к нему – полоса заревая… Конь золотистый – Злат, меч Полкан в ножнах серебряных… На дороге первые ранние путники и прохожие снимали круглые шапки и кланялись низко. И после долго глядели вслед. Этот юноша был словно солнце! Но не то далекое небесное, а милое близостью своей к людям, сказочное красное солнышко…
И, должно быть, это путешествие выдалось в жизни Андрея самым приятным.
Снова ему казалось, что все здесь ладно, весело, солнечно и обустроено разумно и хорошо. Люди приветствовали его на певучем наречии, но это наречие уже было совсем внятно его слуху и радовало. Дома в селах были тоже веселые, и пусть кровли соломой крыты, зато стены беленые разукрашены красной и синей краской. Приметны показались Андрею красные безрукавки, отороченные мехом, – одежда и мужчин и женщин, и шапки мужские с цветными лентами.
Встречались на пути всадники знатные, в красивых Доспехах, в цветных платьях из тканей дорогих. Почтительными приветствиями встречали дворского и молодого князя Владимирского. Попадались и замки с многоярусными башнями, каменные, высокие. Но Андрей увидел и несколько деревянных строений, почти таких же высоких и с такими же башнями, только деревянными. Проехали и мимо нескольких пепелищ и развалин. Андрей не стал спрашивать, но дворский сам коротко пояснил, что были это замки мятежных бояр из родов знатных – Арбузовичей, Молибоговичей, Домажиричей… При звуках последнего имени Андрей чуть вздрогнул, но голос дворского звучал ровно…
– Мятежники эти наказаны, как потребно, за свои злоумышления против князя…
Дворский Андрей был человек или очень сильный, или очень уж простой в чувствах своих…
Но Андрей, захваченный новыми впечатлениями, вскоре уже и не думал об этом.
Обильны были владения Даниила, богаты. Проезжие дороги полнились гружеными повозками и людьми, пешими и конными. Купцы с товарами ехали безопасно. Везли воск и шелка, шерсть и меха; и сукна из далекой страны, именуемой Фландрия. Кожи везли. Потому что земля Даниила обильна была всяким скотом, и овец, и быков, и лошадей довольно было. Но из Буды, из Унгарии-Венгрии везли серебро и пригоняли табуны совсем особенных коней, которые назывались «фари». Очень были хороши эти венгерские кони, однако на базаре конском в Дорогичине Андрею лучше глянулись половецкие лошади – «актаузы». Сам князь распорядился, чтобы Андрею ни в чем не было отказа. И когда заметил дворский, какими глазами смотрит юноша на коней в Дорогичине, тотчас взяли для Андрея двух самых славных коней, золотом за них заплатили.
Через Дорогичин шла торговля с литвой, ливами и эстами. Им везли выделанные в городах Даниила искусными кузнецами лемехи, серпы, косы. Но было что косить и жать и в землях Галичины и Волыни. Хлебные злаки поспевали в полях. В базарный день попали в Дорогичин. И пока через базар ехали, заглядывались люди на Андрея. Подносили ему и его спутникам хлеба пшеничные и ржаные, овсяные лепешки, намазанные конопляным маслом, пироги белые с горохом, с грибами, с говядиной. Дарили княжеских гостей медными и серебряными гривнами, затейливо резными костяными гребнями…
– Харен!.. Харен! Хорош, красив! – звучало, неслось отовсюду…
Андрей отдыхал душою. Во Владимире с ним сторожко держались, недоверчиво. Не до любования им рыло. Не верили в Андрееву власть, о себе тревожились, гадали – под чьей рукою могут уже в самое близкое время очутиться… А здесь Андрей был тем, чем и назначен был от природы быть, – правителем – жемчужной тучей. Он очень сожалел, что нечем ему отдарить новых своих доброжелателей. Но, кажется, одного его вида и милой улыбки им было довольно… Андрей невольно вспомнил, каким враждебным ему когда-то казалось новгородское торжище. Для того и вел его туда Александр – смутить, огорчить. А что вышло? Ведь и новгородцам Андрей глянулся… А что теперь с Александром? Жив ли?.. Не надо, не след об Александре думать сейчас. Что бы там ни было, Андрей не хочет смерти брату… Но и думать о нем не хочет, не хочет…
В Дорогичине ночевали в хоромах, где останавливался в свои наезды сам князь. Дом белокаменный был, покои богато убранные…
А самым прекрасным в галицко-волынских землях открылись для Андрея горы. И прежде, на пути в Каракорум, видывал он горы, но те горы были для него какие-то холодные, над людьми вздымались и будто не желали приближаться к людям. А в здешних горах душе его сделалось тепло. Высота их была радостной, и легко, нестрашно переходили в крутизну каменную плавные, мягкие очертания холмов. Зато луга сходны были с монгольскими – с головой уходишь в травы цветущие, и сетью живою раскидывается над растениями медоносными хоровое звучное жужжание… Люди в шкурах пасли стада овец. И сыр, большой, влажный молочно и округлый, являлся из кадки деревянной, как дитя из чрева матернего, как таинство… А вода плескучая горных источников так холодна и сладка была… Слушая рассказы и пояснения дворского о князе Данииле, Андрей все более проникался приязнью самой теплой и восхищением искренним. Отчасти, конечно, он заражался настроением своего спутника и сопроводителя, который боготворил князя. Теперь Андрей понял, почему дворский так спокойно говорил о Домажиричах; ведь, разоряя замок Лазоря, отца Маргариты, славный полководец исполнял волю своего боготворимого правителя, а в самой высшей справедливости этой воли он не сомневался никогда!.. И этому отношению, этому настрою трудно было не поддаться, видя перед собой воочию деяния князя. В сущности, Даниил Романович создал Галичину и Волынь. Его приказаниями основаны, выстроены были города – Угровск, Дорогичин, Данилов, Львов, Холм… Он создал Галицко-Волынскую Русь, он не дал погибнуть всему южнорусскому после падения Киева…
Андрей отстоял утреннюю службу в холмской церкви Иоанна Златоуста. Поклоны творил старательно и с раздумчивостью тихой. После залюбовался деревянной резьбой убранства. Наружу вышел и, отступив поодаль, глядел на четырехстолпную постройку, на каменную резьбу фасадную… Как это часто бывает, мысли, копившиеся исподволь, приняли вдруг очертания ясные… И вот что думалось… Александр и Даниил – великие правители, Андрей это знает и с этим своим знанием не спорит. К одному из них Андрей тянется, с другим не может согласиться, но оба – великие правители. И рано или поздно деяния их дадут плоды величия. Прежде – Александровы деяния, а в будущем и вовсе отдаленном – и Данииловы. Это знает Андрей. Но сам он, сам… Остро чувствует он сейчас, именно сейчас, что не судьба ему победы одерживать на битвенных полях, не суждено ему воздвигать и украшать города… Но неужели он всего лишь неудачник, правитель не на месте?.. Кирилл в одной из проповедей своих помянул правителей, неспособных истинное величие от ложного отличить. В Андрея сию стрелу свою наметил отравную. И Андрей смолчал. Не посмел окоротить… Все же – пастырь духовный… Срам!.. Но неужели так и запомнят его?.. Слабовольный, горячий, да неразумный, «сиротиночка, головушка бессчастная»… Нет!.. В метаниях его души, в напряжении мысли – своя суть, своя неведомая еще цель, которая будет уцелена. Когда-нибудь поймут и его величие, величие в отчаянии и унижении. Услышат его голос!..
Столица Даниилова – Галич – резные карнизы и стены фасадные, островерхие кровли – разубрана, разукрашена стягами цветными. Буда и Вена в праздничные дни свои столь красиво не разубирались.
Почти девять лет миновало с той поры печальной, как погромлен был город войсками тартаров-монголов. Но ныне Галич отстроен и вновь живет, цветет…
Андрей и его спутники и сопроводители ехали Подгородьем – ремесленными кварталами. И снова люди встречали и приветствовали Андрея с самым искренним радостным любованием. И цветные стяги, белокаменные дворцы и хоромы в праздничном убранстве – это все было – ради него!.. Но почему, почему? Что он доброго сотворил Даниилу?.. Вот уже едут «княжим городищем», близится дворец князя… Или это в память о союзе с отцом Андреевым, Феодором-Ярославом, князь встречает Андрея с такою пышностью? Разве они были так близки? Разве неведомо было Даниилу, что в помыслах о браке Андреевой Ярослав предпочел ему Гогенштауфена?.. Или вся эта пышная праздничность затеяна особо, напоказ? Напоказ – кому? Александру и Сараю? Напоказ – возможность, вероятность угрожающего им союза? Даниил так уверен в Андрее? Или просто уверен в этой необходимости показать им саму возможность, вероятность… чтобы поутихли, окоротились, лапы свои не тянули бы на русский юг…