Текст книги "Барби играет в куклы"
Автор книги: Ирина Алпатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)
Каменный гость ушёл, как ни странно, без громовых раскатов и всяческих природных катаклизмов. Я сидела на кухне, зажав между колен окольцованную руку. Палец, Тот самый, я чувствовала отдельно, самого по себе. Когда в дверь позвонили снова, я ничуть не удивилась: все правильно, за явлением первым должно следовать явление второе, за кулисами еще толпится тьма народу.
– Был? Ушёл?! Ну чё?
Да-да, Люшка явилась как раз вовремя, возможно, она поселилась на время у соседей или оккупировала подъезд, чтобы не пропустить в шоу чего-нибудь особо интересное. Вот я и сунула ей под нос растопыренную пятерню.
– Ну ни хрена себе, тихоня ты наша! Браслетики из бусин не брала – не моё… Правильно, бац – и колечко с брюликом! Небольшой, но брюлик!
– Настоящий?! – я с ужасом смотрела на обыкновенное, если честно, кольцо.
– Точняк, – заявила специалистка, которая не носила ничего кроме металлических и деревянных украшений. – Брюлик, уж я-то знаю. Это значит, он решился, да… Отпад! И даже это самое… ну, не переспав сначала. Как в каменном веке. Отпад!
– Люшь, он меня чикой назвал… это кто? – На самом деле мне казалось, что это как-то всё разъяснит, и все не так страшно, как кажется.
Люшка закатила глаза, наморщила лоб, вроде бы вспоминая, а потом спросила:
– А это на каком?
– Да откуда я знаю, ясно только, что не английский… Вроде испанский или итальянский…
– Ну и я не этот, который по языкам, сама переводи. Не, ну надо же, чика… В этом что-то есть. – И она пристально на меня посмотрела.
– Я не должна была брать его, я не хотела, так нельзя, – заскулила я.
– Что значит, нельзя? Чего ты не хотела? Все путем, Семен. Ты, считай, в лотерею выйграла, одна из миллиона. Это же свобода! Будешь сама себе хозяйка, не сидеть же тебе вечно с твоим хр…, Полковником. Не вздумай взбрыкнуть, Сема, потом всю жизнь локти кусать будешь.
Я всё-таки осталась одна, если не считать кольца и Той, которая сидела в шкафу. Если бы не Георг, с независимым видом слонявшийся по квартире, я бы сошла с ума. Я безуспешно пыталась сложить в одну картинку блестящие чёрные глаза, руку, цепко державшую мои пальцы, бородку, пахнувшую дорогой парфюмерией, губы… Их вообще лучше не вспоминать – что-то мокрое и мягкое, как медуза. Короче, всё дробилось, распадалось на кусочки и выглядело невзаправдашним. До тех пор, пока Люшка не взвыла страшным голосом "брюлик!" и чуть было не оторвала мне палец.
Вот с этой минуты всё стало страшным и серьезным. То есть, со мной не шутили, меня действительно собирались взять "под защиту". Вот только кто, скажите на милость, защитил бы меня от самого защитника?
Когда я, совершенно разбитая, но потерявшая вдруг способность сидеть на одном месте более пяти минут, потащилась в свою любимую тихую гавань – к Бабтоне, она переполошилась. Суть переполоха сводилась к тому, что как же так, почему она-то ничего не знала, и человека этого не знала? Как же так? Хотя оно конечно, дело молодое. Но с другой стороны, хорошо ли я его знаю? И ей бы посмотреть не грех, мало ли какие проходимцы на свете бывают. Хотя с другой стороны, если человек хороший и порядочный… А он хоть кто по специальности?
– Руководитель, – у меня почему-то нашлось именно это слово. И оно произвело на Бабтоню самое благоприятное впечатление. По ее понятиям в руководителях могли числиться только порядочные и солидные люди. А уж когда она увидела кольцо, то с энтузиазмом заявила:
– Да, вот уж в правду говорят – судьба и на печке найдет, а еще вот есть поговорка – суженого на коне не объедешь…, – Бабтоня на минутку призадумалась и что-то еще вспомнила и уже собиралась процитировать, но запнулась и вдруг начала сморкаться.
– А к тебе-то он хорошо относится?
Вообще то да, хорошо. Только это слово было здесь совершенно ни при чём, оно было из какой-то другой истории. Я пожала плечами, а Бабтоня снова громко высморкалась.
В общем, она вела себя совершенно не так, как надо. Она должна была сказать – да куда тебе замуж, ты же еще совсем ребёнок, или вспомнить что-нибудь драматическое на тему ранних браков. И тогда можно было бы как-нибудь от всего этого отвертеться. Ну походила я один вечер с дорогим кольцом на пальце, ну с кем не бывает. А потом я могла бы сказать, как в сериале: не могу принять… и всё такое. И тогда Он… а Он достанет нож и меня зарежет. Тьфу, дурость какая. Бабтоня про мой сценарий ничего не знала и приводила совсем не те примеры, какие надо, мол, она сама вот довыбиралась и что? Одной тоже ох как несладко. А я и не знала, что она когда-то выбирала.
Я снова вернулась в светёлку к своим. Георг сидел на подоконнике и смотрел в окно. Он меня не одобрял, ясное дело. Уж как я себя не одобряла! Генри ухмылялся из-под маски как последний дурак, и усмешка его скорее походила на оскал.
Что же мне теперь делать? Как там Бабтоня насчет суженого говорила? На коне его не объедешь? Я представила себя на коне, сидеть было неудобно, тем более что конь фыркал и пятился. Еще бы, под уздцы его держал какой-то человек, ну понятно кто и зачем. Да, мне даже пришлось потрясти головой, потому что картинка получилась как живая. Потом, позже я поняла, что дядька был другой, не Аскольд. Какого черта он болтается у меня, то есть у коня, под ногами?
Вот правильно говорят, что утро вечера мудренее. Именно утром, спустя несколько дней после того, как меня окольцевали, я первым делом наступила на Вояку, который свалился со своего насеста. Как же мне сразу не пришло такое в голову – я не могу выходить замуж без папенькиного позволения! Я сказала это вслух, и Георг, валявшийся на постели, посмотрел на меня с сожалением – дескать, и кто же это у нас папенька?
– Молчи! – шикнула я, – ты ничего не понимаешь. Сегодня так и скажу – без позволения отца не могу. Так нельзя.
Чем больше я над этим думала, тем больше мне нравилась моя идея. А что, родительское благословение вещь правильная. А уж Полковник, если что, так благословит… А то ишь, вцепился в меня, обрадовался что заступиться некому. Последняя фраза прочно застряла у меня в голове – вот в этом и было дело. Лёвчик ушел в глубокое подполье, обиделся, видите ли, на моё предательство. Люшка на почве подготовки к предстоящей свадьбе вообще умом тронулась, хотя на самом деле никакой такой подготовки и не наблюдалось. Мне срочно требовался заступник.
Я пришла с работы, и мне навстречу вышел… Полковник. Не помню, когда ещё я так радовалась его появлению. Вот теперь все встанет на свои места. Уж Полковник всё разложит по полочкам. Он, судя по всему, уже как раз к этому приступил. Интересно, что бы сказал Каменный Гость, если бы увидел, как Полковник обращается с его подарком. А тот обращался, можно сказать, безобразно: в вытянутой руке, точно дохлую крысу, он держал златокудрую красавицу, причем за ногу. А уж физиономия у него была…
– Я хочу, – объявил Полковник, – я категорически требую, чтобы в мое отсутствие ты не смела совать в мой шкаф чёрт знает что. И что это за веники, которые торчат изо всех банок? Чем вообще ты здесь занималась?
Я вслушивалась в сладостные звуки его скрипучего голоса и была согласна с каждым его словом. Да, вот именно – чёрт знает что, и именно веники. И я сказала то, чего говорить не собиралась, пока, по крайней мере:
– Я не хожу на курсы бухгалтеров, я даже и не начинала. За меня учится Шв… ну в общем одна девчонка. Я работаю в салоне уборщицей. Вот.
Если бы Полковник в эту самую минуту взял и убил меня, я бы приняла мученическую смерть с облегчением. Может быть, я даже этого хотела. Ну а если я чего хочу… фиг он стал меня убивать. Он стоял, пытаясь просверлить во мне дырку своим взглядом, и не находил слов, подумать только. На этот раз его состояние мне ужасно нравилось, правильное было состояние, очень подходящее. Потому что у меня для него имелось еще одно очень важное сообщение, а к сообщению прилагалась просьба. Мне хотелось попросить Полковника, чтобы он шуганул жениха, желательно вместе со всеми подарками, включая кольцо. Скорее всего, он сам это скоро сделает, без всякой подсказки.
И тут… чу… раздались шаги Каменного Гостя, то есть звонок… Я заметалась перед дверью, испугавшись сама не знаю чего. Полковник пристально смотрел на меня и ждал, и тот, за дверью, тоже ждал. Пришлось открывать. Так как это надо делать, в смысле, представить их друг другу? Каменный Гость – Полковник, Полковник – Каменный Гость? Хотя суетилась я напрасно, могла вообще куда-нибудь уйти, потому что на меня никто не обращал внимания. Шел обмен взглядами. В тишине.
– Ксения, оставь нас на минутку. – Я даже не поняла толком, кто именно это сказал – тот или другой, впрочем, какая разница, и с готовность нырнула к себе в комнату, плотно-плотно прикрыв дверь. За нею вроде бы было тихо.
Минутка растянулась на неопределенное время, а я при этом изображала маятник, мерно раскачиваясь на стуле – туда-сюда, туда-сюда. Вот за стеной что-то покатилось по полу, и я сбилась с ритма, чуть не упав. И уставилась на дверь. Вот она сейчас распахнется, и на пороге встанет Полковник с труп… нет, это уж слишком, с клочьями бороды поверженного врага. И я покорно омою его раны, в смысле раны Полковника. А вдруг не Полковник предстанет? Я испугалась. Как хотите, а Полковник мне не чужой в отличие от некоторых.
На пороге никто не встал, меня вызвали, как в старые добрые времена, на ковёр. Вот только повод, увы, был не тот, что раньше. Аристотель со снисходительным видом сидел за столом и надменно улыбался в нетронутую бороду, а Полковник стоял у окна, засунув руки в карманы галифе.
– Аркадий Петрович объяснил мне ситуацию. Я не возражаю, если конечно и ты…
Что-что он сказал? Он не возражает?! Против чего? Я смотрела на Полковника и не верила собственным ушам. Нет, он точно это сказал, хотя вид у него был какой-то странный, вроде бы озадаченный. Мне стало невыносимо душно, разве можно на нашей маленькой кухне толпиться такой прорве народа. Может быть, Гость подумал то же самое, потому что с грохотом отодвинулся от стола и поднялся.
– Мне пора, я позже позвоню, – непонятно кому сказал он и двинулся к выходу. А я поползла вдоль стенки, вроде как указывая ему путь. На самом деле меня просто не очень хорошо держали ноги, и я боялась упасть прямо здесь, в коридоре и устроить затор. Потом я еще ждала, что Полковник рявкнет, призывая меня, и все еще как-то устроится, но в доме царила прямо таки мертвая тишина.
– Полковник меня предал, – сказала я Люшке на следующий день. – Он сдал меня с потрохами. Сдрейфил. Терпеть не может бородатых и вообще… всяких модников, а тут на всё наплевал. "Я не возражаю"… За свою шкуру испугался, то есть за место. Он только мной командовать и может, а когда надо что-то, так от него никакой пользы. Даже историю с курсами проглотил, не пикнул. Лишь бы меня сбыть с рук.
Люшку поведение Полковника занимало мало, даже скорее вообще не занимало. Она теперь почти двадцать четыре часа в сутки исполняла танец с саблями, правда, за спиной моего, о господи, жениха.
– Венчаться будете? Что?! Как не знаешь? Как это ни за что не будете!!! Ни хрена себе, сейчас все нормальные люди венчаются, это шикарно. Вон Людке ее мужик такое венчание закатил… Вообще хотел попа в парк вывезти, палатки поставить, ну как за границей. Но поп заупрямился, сказал нельзя. Но всё равно получилось очень круто. А твой что, денег жалеет? И куда он тебя потом повезёт, в смысле после свадьбы? Ну не говорит ничего, так спроси, а еще лучше, сразу скажи – хочу в Египет на верблюдах кататься или там на Багамы, тоже круто. А еще лучше в это, как его… ну на шоколадку похоже, а, Баунти – райское наслаждение. Людка со своим ездила, говорит – полный отпад.
Люшка ухитрялась думать обо всём и обо всех сразу, может быть, поэтому я позволила себе впасть в некое подобие летаргического сна. Я всё слышала, всё видела, даже кое-что понимала, но при этом оставалась совершенно безучастной ко всему, что происходило вокруг. То есть прочно заняла место в зрительном зале и наблюдала за странным спектаклем, где актеры постоянно упоминали имя главной героини, моей тезки, и при этом время от времени подавали реплики прямо в зал, непосредственно мне. Я при этом могла отвечать, а могла сделать вид, что ничего не слышу. В ходе спектакля это решительно ничего не меняло, он знай себе шел своим чередом.
Подруга провела воспитательную работу с Лёвчиком, потребовав чтобы он перестал валять дурака. Его дуракаваляние заключалось в том, что Лёвчик, глядя куда-то выше моей головы, объявил, что он "в глупом фагсе пгинимать участие не намеген". На самом деле, было сказано очень даже неплохо, я бы тоже хотела это сказать, но не смела. И Полковник меня предал…
– Наша чика выходит замуж первый раз, а ты говниться надумал. Вот ты у неё сколько кастрюль борща слопал, а?
– Да уж поменьше твоего, – огрызнулся Лёвчик, но потом все-таки, видимо, сосчитал кастрюли и пообещал взять себя в руки и помочь. И очень кстати, потому что я как огня боялась всяких этих салонов для новобрачных. Несмотря на Люшкины завывания я упёрлась, то есть железно встала на том, что ни в какой свадебный салон не пойду. Ну как бы я смогла что-то говорить надменным дивам, царившим среди кружев и шелков и при этом еще выбирать из вороха чего-то невесомого и летящего. Да я из примерочной кабины ни за что не выйду, мне придется там остаться пожизненно. Хватит с меня одного салона, того в котором я работаю.
– Это ты хорошо придумала, – похвалила Люшка, – они должны причесать тебя бесплатно, как свою. Вот Милка, когда собиралась замуж…
Я даже обиделась, заподозренная в разработке военной операции. – Я ничего не придумывала, и никакая я не своя, если работаю там без году неделю.
– Ну это мы посмотрим, – пообещала вконец распоясавшаяся подруга.
– Я ничего не хочу, никаких салонов вообще, ни своих, ни чужих. – У меня начали окончательно сдавать нервы.
– Тогда выбирай – или мы тебя несем в ЗАГС в твоей любимой коробочке с ба-а-альшим розовым бантом или, скажем, в кружевном мешке. А еще можно чадру напялить, тоже хорошо. Но тебе ведь придется там всякие вещи говорить, типа, что ты согласна быть этому своему подругой в горе и радости и еще руками шевелить – обмен кольцами и всё такое. Потом еще поцеловаться. Из мешка все это делать будет трудно, так что решай. А вот жалко, – тут у Люшки заблестели глаза, – что у нас нельзя жениться по доверенности, как за границей. Я бы, так и быть, пострадала за тебя. Уж я бы там показала… – ее явно занесло, и Люшка предусмотрительно замолчала.
– Люшь, а давай ты за него пойдешь. Честное слово, я бы только обрадовалась. – На какой-то сумасшедший миг мне показалось, что такое и правда возможно. Люшка перестала орать и размахивать руками и, серьезно посмотрев на меня, сказала совершенно нормальным голосом:
– Но он тебя выбрал, а не меня. И потом, Семён, для тебя это отличный выход. Ну вот что бы ты стала делать дальше, а? Полы мыть или селедкой в ларьке торговать? Так куда тебе, ты же у нас эта, как там твой говорит, чика… – тут Люшка все-таки не выдержала и фыркнула, но я совершенно не обиделась, потому что и в самом деле чувствовала себя полной абсолютной чикой. И ведь Он меня полюбил, разве нет?
Куда ты лезешь, дурочка? Да у него таких соплюшек пруд пруди, ты уже пятая… Так, кажется, сказал голос в трубке? Я знала, всегда знала, что эта пластмассовая сволочь, телефон, меня ненавидит и никогда не скажет мне ничего хорошего, но все-таки подошла и взяла трубку, чтобы в очередной раз попасться.
– А вы кто? А вы что? – это всё, что я смогла проблеять в ответ.
Нет, голос не должен был так вот со мной поступать, он должен был все объяснить, тем более я готова была слушать. Само собой, эта тварь больше не заквакала, и я напрасно кружила рядом, готовая вопреки всему снова схватить трубку. Я, кажется, где-то такое видела: вот героиня, прекрасная даже в своем смятении, мечется по своему прекрасному дому, а в другом кадре – коварная соперница, или нет, кто-то таинственный плетёт свою паутину… Вот только Арсений Петрович, даже со своей точно приклеенной бородкой, в этот сценарий вписываться не хотел. Но я готова была закрыть на это глаза – а вдруг женщина могла сообщить мне что-то такое, что позволило бы мне запереться в своей комнате и все поломать, то есть все то, что он затеял.
Люшка… нет, она даже не захотела толком меня выслушать.
– А чё это ты должна обращать внимание на какую-то стерву? Да ты, Сенька, у нас совсем чиканутая. Обозлённая баба, которую он бросил, теперь бесится. Так пускай, наплевать и растереть. И чё в этом такого? Ты же не думала, что он как и ты, всё это время в соседней коробке сидел, тебя ждал (вот дались ей эти коробки). Он дядька интересный, толк в бабах знает, тебя вон раз, и разглядел. Слушай, а может это Наташка, а? А ведь она очень даже может, гадина такая. Эх, если бы точно знать, можно было бы на нее накапать – вдруг бы он ее выпер с работы…
Люшка уже было мечтательно закатила глаза, кажется, совсем позабыв о главной теме, но все-таки опомнилась и поспешила меня "утешить":
– Не бери в голову, таких звонков, может быть, еще много будет. Пятая, десятая… ну и что? Мы же не знаем, на что он способен.
Вот в этом и было всё дело, мы не знали. И звонок оставил противное ощущение. И голос… я ему почему-то поверила, а может, мне просто хотелось верить. И неужели в самом деле пятая?
– Ты лучше вот о чём подумай, ну про это самое, про первую брачную ночь. Уж на это он сподвигнется.
Подругу эта тема очень волновала и, пожалуй, раздражала. Может, он больной? Тогда че женится, хотя, потом разберемся… А я разбираться не хотела, с моей точки зрения, это был главный, а может быть, и единственный плюс в моем женихе.
Люшка уже который раз пыталась завести свою шарманку, но я ничего не хотела слышать, даже от неё, хотя прекрасно понимала, что уж это-то верх глупости. Люшка тоже так считала, только на свой лад.
– Не дергайся, а слушай меня. Ты главное, перед этим делом побольше выпей, тогда будет порядок. Так все делают. А тогда уже тебе будет на всё наплевать.
– Меня стошнит, – завопила я, – прямо сейчас.
– А щас-то чего? А тогда очень может, а чтобы не стошнило, я и говорю, выпей побольше…
Накануне свадьбы я совершенно не могла уснуть. Господи, ну сделай так, чтобы утром ничего не произошло! Ну бывает же так, жених вдруг подумает – ба, да что это я делаю, да зачем мне всё это надо? И я не расстроюсь, ни капельки не расстроюсь!
И платье… Оно висело поникшей розовой тряпочкой на стуле и совсем не выглядело торжественным. Ну не пришлось ему побывать на выпускном вечере, так и свадьбу можно пропустить. Потом я обязательно найду повод, чтобы его надеть, я клянусь. Платье, между прочим, тоже не возражало против такого поворота дел, я это чувствовала.
Люшка бушевала как заправский тайфун, когда узнала, что я собираюсь надеть именно этот наряд. Она-то думала, она-то надеялась, да что же он так жлобится! Я даже заступилась за Арнольда – он не жлобится, он предлагал деньги, честное слово! Я сама настояла, я сама так захотела. Имею я право хоть на чем-то настоять?
Георг, подумав, запрыгнул, было, на стул и совершенно непочтительно попытался устроиться среди розовых оборок. А я и не собиралась возражать. Интересно, испорченный наряд может быть поводом для отмены свадьбы? Георг такую ответственность на себя взваливать не захотел и через минуту спрыгнул с таким звуком, будто упал мешок средних размеров, ещё через пять минут мешок мирно спал, придавив мне ноги. А я так и не смогла заснуть.
Кукла сидела лицом к окну и тоже смотрела в темноту. Я так и не решилась засунуть ее куда-нибудь с глаз долой – уж лучше пусть будет на виду, а то я невесть что насочиняю. По крайней мере, я очень подозревала, что в любой момент она может обернуться и озарить меня сияющим взглядом, почти как прожектор. Может, опять сунуть ее в шкаф к Полковнику? Он, дав свое высочайшее разрешение на брак, снова исчез. И это в такое-то время! "Слинял от греха подальше", как-то странно объяснила его отсутствие Люшка. Козетта и та, между прочим, утёрла мне нос. Она надавала пощёчин Генри и объявила, что уезжает в неизвестном направлении – вот вам и малохольная. Одним словом, утром я встала с больной головой.
Подружка невесты, похоже, ночевала под дверью, потому что едва я успела принять душ и почистить зубы, как она была тут как тут. В первую секунду, увидев в дверях подругу, я отшатнулась, придушено пискнув. В поднятой вверх руке Люшка держала огромный чёрный мешок. Что это? Зачем?! Сотрудница похоронной компании, не сводя с меня гипнотизирующего взгляда, длинным бесцеремонным звонком позвонила в соседнюю дверь и рявкнула, не дожидаясь ответа: "Выходи, подлый трус"!
Лёвчик появился минут через десять, и вид у него был не многим лучше моего. Тоже трещит голова, сразу же определила я.
– Немедленно измени морду лица, – уже через секунду скомандовала ему подруженька.
– Ты сначала на свою взгляни внимательно, – огрызнулся Лёвчик. Ничего не скажешь, знаменательный денёк начинался так, как надо.
– Я-то в порядке. А вот ты… Семён, можно сказать, жить начинает, а он тут корчит из себя принца Чарльза. Ты бы ещё с траурным венком припёрся. Не смей портить нам праздник!
Нам! Праздник! Именно поэтому она заявилась с чёрным мешком?
Люшка с громким треском рванула на мешке молнию, и я зажмурилась. Из чёрного нутра хлынула сверкающая алая кровь, тьфу, то есть ткань… И через секунду подруга любовно встряхивала нечто невозможно яркое, усыпанное серебристыми блестками.
– Ты что, на свадьбе главной быть собигаешься, да? – буквально взвился вдруг очнувшийся от спячки Лёвчик. – В конце концов, это пгаздник Ксении, а она тут выпендгиться гешила, понимаешь.
– Да, вот и решила. Так и задумано: наша кроткая розовенькая чика, наш поросеночек, и рядом я – роковая женщина. Про контрасты че-нибудь слышал? Вот пусть все и видят, какое редкое сокровище отхватил молодой муженек! Не то, что я – ам! И съела!
– Заткнитесь оба! Или это я пооткусываю вам головы, – почти завизжала я неожиданно даже для самой себя.
– Ну вот, и в Семёне зверь просыпается, – всё таки сказала последнее слово Люшка, хотя бы и шёпотом.
Зверь во мне, к сожалению, издох, не прожив и минуты. Иначе я ни за что не потащилась бы с Люшкой в салон, где меня усадили в кресло и накрыли красной в белый горох накидкой. Ага, перезрелый мухомор… я стыдливо опустила глаза и больше в зеркало не смотрела.
Люшка буквально шантажировала меня накануне. – Не пойдёшь в салон, значит, тебя причешу я. – Она хищно посмотрела на мои волосы и сделала своими когтистыми пальцами стригущее движение. Газонокосильщик какой-то.
Полина, которую я, между прочим, изо всех мастеров особенно побаивалась, так и сяк крутила мою голову, но при этом болтала с Люшкой, будто они знают друг друга сто лет. А я очень успешно изображала неживой предмет и потела под скрипучей накидкой.
В конце концов, из кресла в зеркале напротив поднялся некто, вроде бы отдаленно напоминающий меня. Полина, может быть, ждала от меня восторгов, не знаю, но я смогла выдавить лишь придушенное "спасибо", мечтая сию секунду оказаться у себя дома.
Только в ванной я решилась взглянуть на свое отражение внимательно. Да, я выглядела довольно мило со сложным сооружением из волос и розочек, чудом державшемся на моём темечке. Этакая тридцатилетняя тётенька, решившая тряхнуть стариной. Все-таки не зря я относилась к Полине с подозрением, неужели это и в самом деле то, что надо? Ну ладно Люшина голова выглядела точно после ведьминского шабаша, всё равно это было лучше, чем моя налаченная пирамида. Пожалуй, надо было отдаться в Люшкины руки.
Со всеми предосторожностями она стала натягивать на меня платье. Ну и кто там у нас отражался в стекле курантов? Может быть, Жанна д" Арк, которую поведут на костёр? Нет, у той всё-таки было в жизни боевое прошлое, не то, что у меня. Мне, скорее всего, подходила роль жирного тельца, которого вот-вот поволокут на заклание. Хотя надо признать честно – Лёвчик превзошел самого себя, и платье сидело на мне ну очень даже неплохо, а для савана так просто даже прекрасно. Где надо – узкое, где надо – оборочки, оно не показывало ничего такого, чего я уж особенно стеснялась. Вон даже окорочка в высоком разрезе выглядели вполне прилично. Хотя о чем это я…
Люша критически оглядела меня и полезла… ну конечно же в свою вечную сумку. Господи, даже в такой ситуации она не решилась с ней расстаться. Но я ошиблась – ап, и из пасти торбы выпорхнула малюсенькая блестящая сумочка под цвет Люшкиного платья, а из сумочки, в свою очередь, наша иллюзионистка достала что-то совсем уж крошечное, воздушно-белое и легкомысленное.
– Вот, натягивай давай, – она протянула мне это что-то с видом матери-королевы, вручающей своей дочери-дурнушке корону.
Фитюлька напоминала резинку для волос и едва ли могла мне пригодиться. Люшка ход моих мыслей угадала и, забрав ее обратно, скомандовала:
– Давай, поднимай ногу. Повыше поднимай, на коленях что ли мне ползать…
Ну вот, и Люшка не выдержала, начала заговариваться. Ничего не понимая, я смотрела, разинув рот, как она р-раз, и натянула кружавчики мне на ногу, как раз туда, где заканчивался разрез.
– Интересно, там будет хоть один козёл, которому эта подвязка пригодится?
Как это пригодится? Что значит пригодится, если речь идет о вещи, надетой мне на ногу? Да еще она может понадобиться или не понадобиться какому-то козлу… Я начала живо стаскивать дефицитную подвязку с ноги, но подруга схватила меня за руку:
– Нет, ты у нас всем чикам чика. Твой Аркадий чё у тебя с ноги снимать будет, ты подумала? – Естественно, я не подумала и думать не собиралась. Люшка навоображала себе что-то ненормальное, но я в этом участвовать не хотела. И я еще решительней потянула эту дрянь прочь.
– Теперь на всех приличных свадьбах так делают! – бесновалась Люшка. – Он, жених, снимает и бросает! Причём в мужиков. Кто поймает, тот женится следующим…
– Ну да, ну да, пгедставляю, – снова проснулся Лёвчик, – он кидает, а все мужчины – вгассыпную…
– Я про мужиков говорю, а не про… а, ладно, чё с тобой связываться. Вот ты, – Люшка уставила на меня кровавый ноготь, – подвязку, тьфу, мужика для меня пожалела – переживу. Но учти, уж я-то точно никуда не побегу, когда ты букет бросать будешь. Так что бросай прицельно, точно в меня. Не промахнись!
У меня теперь явственно засосало под ложечкой. Еще и это! Такая ответственность на моих плечах… нет, это мне не по силам.
– Тогда я требую бинокль. Вначале ты машешь мне рукой, я смотрю в бинокль – точно ли это ты машешь, и потом кидаю. И попадаю… может быть… – Желудок начало сводить по настоящему.
– Не боись, Семён, я буду рядом, так что ты, главное, кинь, а уж я не подкачаю. – Это точно, единственный предмет, по которому у Люшки в школе была твердая пятерка – физкультура.
– Ладно, у нас мало времени, садись давай, – Люшка потащила поближе к окну стул и свою сумищу.
Еще и это… Я даже не сопротивлялась – после прически, забабаханной Полиной, уже вряд ли что-нибудь могло изуродовать невесту больше… И я отвернулась от маленького зеркальца, которое пыталась сунуть мне под нос подруга, достаточно было того, что мое лицо стало весить на пару килограммов больше, то есть я его так ощущала.
– Ты увлеклась, – попытался, было, встрять в процесс Лёвчик, но Люшка процедила сквозь зубы: "Невесту должно быть хорошо видно", – и он покорно замолчал.
Лёвчик посмотрел на часы и объявил, что позовет Бабтоню – пора. А меня скрутило окончательно, того и гляди стошнит. Мне было ужасно стыдно, что ни Бабтоню, ни тётю Валю на свадьбу не пригласили. Вот как-то так всем само собой стало ясно, что им там делать нечего. Будет очень узкий круг. Очень. К сожалению, не настолько узкий, что бы и я туда не смогла поместиться. «У нас потом еще будет возможность, вот и моя мадрэ так решила…» сказал жених. Я так и не поняла, что он имел в виду. У нас что, будет еще несколько дублей? И я только-только узнала о наличии «мадрэ»…
– Всё в порядке, – бодро сказала тётя. – Я на такие мероприятия давно не хожу. Ты потом всё-всё расскажешь.
Тетя Валя притворялась и притворялась плохо. Ей очень хотелось пойти, я видела. А Бабтоня теперь вот вначале закричала, что все такие красивые, что она ну никого не узнаёт, потом молитвенно сложила руки и запричитала: "Де-е-точка…" и залилась слезами. Я только и ждала сигнала – у меня тут же открылись шлюзы и потекли потоки соплей и слёз.
– Разрешите панихиду считать открытой, – возмутилась Люшка и кинулась меня душить. То есть это мне так вначале показалось, а на самом деле она стала задирать мне голову назад, между прочим, очень грубо. В этом деле ее неожиданно поддержал Лёвчик.
– Не смей геветь! Ты попогтишь весь макияж. Пгекгати!
Ну естественно, что я всё "попортила", и Люшка, под аккомпанемент вздохов и сопения принялась делать мне лицо заново. Лёвчик стоял рядом и смотрел на меня так, будто мне отпиливают голову, причём без наркоза. Он меня жалел. У меня снова стали наливаться слезами глаза, и тогда Люшка сказала страшным шёпотом: "Только зареви мне еще раз. Убью!".
Мы всё-таки успели. Когда оголтело зазвонил звонок, все было готово. Бабтоня засуетилась в прихожей, а Лёвчик молча поднёс к моему лицу зеркало. Оттуда на меня глянула застывшая маска, и я отпрянула.
Вошел… мой жених, красивый и страшный, почему-то с ним были еще какие-то люди. То есть я больше никого не ждала, да я и его не очень ждала, если уж честно. Странно, но никто не смеялся, скорее даже наоборот, гости были серьезны и почти торжественны. Какой-то очень высокий человек, которого все звали просто по имени, стал откупоривать бутылки – "на посошок". А мне срочно понадобилось в туалет, и я поскакала туда бодрым аллюром. Потом я мыла руки, долго и тщательно, почему-то ко мне ворвалась Люшка и яростно зашептала, сколько ещё я буду тут рассиживать. А что же это Полковник не постучал в дверь ванной? Ах да, его же нет дома.
– Я не помню Его имени, – лихарадочно объяснила я подруге. – Понимаешь, совсем не помню. Я не могу за него выйти.
– Это у тебя припадок от волнения. Я тебе на перчатке напишу, вот где ладонь, и ты будешь туда смотреть, когда надо.
– Люша, если у меня такие припадки, то мне замуж вообще нельзя. Меня надо лечить, долго-долго…
И тут на пороге ванной комнаты возник этот человек. – У нас какие-то проблемы? – спросил он.
Вот оно! Сейчас я должна честно сказать, что да, у меня серьезные проблемы с головой, потому что я никак не могу запомнить, как его зовут. И тогда всё решится само собой.
