Текст книги "Барби играет в куклы"
Автор книги: Ирина Алпатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)
– Ты чё болтаешь, дура! – совершенно натурально возмутилась Люша. – Просто ты не как все, Семён. У тебя, может, талант, вон ты каких кукол делаешь. Тебе только в цветке жить, как Дюймовочке! – Люшка искала и не находила слов, еще бы, у неё с враньём всегда не очень хорошо получалось. – И с такой внешностью тебе трудно будет, – мрачно закончила она.
Вот тут я, наконец, заревела, а Люшка заорала, что я совершенно неправильно ее поняла. Да уж, утешать она умеет.
Итак, осень стояла на пороге, а у меня ничего не изменилось. Пока я ещё могла обманывать себя иллюзией летних каникул, но она таяла, таяла вместе с солнечными днями, и я чувствовала себя безнадёжной двоечницей, прогуливающей уроки. Каждый день я ждала, что Полковник выведет меня на чистую воду и разыграется вариант страшной сцены: Иван Грозный убивает свою дочь.
– Если бы ты работала в какой-нибудь другой фирме, то могла бы за меня похлопотать, – сказала я подруге. Смешно, конечно, но только не в случае с Люшкой, уж она если куда влезет, то через пять минут станет там своей. И мне теперь Люшкина работа казалась очень даже привлекательной, хотя я так и не могла понять, чем же конкретно она там занимается. Если бы надо всем этим не маячила зловещая тень Полковника, то чем черт не шутит…
– Я вообще-то его не вижу никогда, вроде он в другом офисе торчит, – задумчиво сказала подруга. Но это она его не видела, а уж он наверняка видел всё, что ему надо.
Лёвчик носился по каким-то показам, Люшка, почти перестав упоминать его съехавшую крышу, бегала вместе с ним. Наш Диор отрастил себе волосы до плеч и все время эдак откидывал их рукой, чтобы не мешали. Меня этот его жест жутко раздражал – уж здорово напоминал еще одного любителя встряхивать гривкой. Ладно Люшка – она без конца поправляла и начесывала свои космы, каждую неделю окрашенные в новый цвет, при этом они раз от разу становились все больше похожими на воронье гнездо. Я вообще совершенно не удивилась бы, если однажды оттуда с карканьем вылетела стая птиц.
В доме было три вещи, которые я не любила: мундир, гантели и телефон. Потому что они были из компании Полковника или даже его соучастниками. Мундир я, пожалуй, скорее недолюбливала, он был такой же самодовольный и надменный как Полковник. Гантели раздражали, а телефон я презирала – эта чертова штука со спесивым видом стояла в коридоре и, даже в отсутствие Полковника, служила ему. То есть, если телефон и звонил, то только для того, чтобы потребовать Полковника. А меня как будто в квартире вообще не было или я была чем-то вроде автоответчика.
Но однажды голос в трубке, убедившись, что Полковника нет дома, вдруг осведомился: а с кем я говорю? Я прямо-таки опешила, вот тебе на, с чего это вдруг заинтересовались моей персоной?
И с какой стати в моей памяти, как чертик из табакерки, выскочила Федора? И это она, а не я, брякнула:
– Я здесь домоправительница!
– Понятно, – сказал голос таким тоном, что мне стало понятно, что ему ничего не понятно, – тогда передайте Георгию Алекс…
Дядька на том конце провода не мог видеть, что трубка выскользнула из моей вспотевшей ладони, и что-то продолжал говорить. А эта вертлявая гадина крутилась и никак не давалась мне в руки. Когда же, наконец, я схватила добычу и прижала ее к уху, то услышала только последние слова:
– … не забудьте передать. – И всё, отбой.
– Сволочь! – сказала я телефону. – Это ты нарочно всё подстроил. Стоишь тут и звонишь когда не нужно. И вообще, я не обязана отвечать и хоть лопни, я больше не подойду!
– Позвонил какой-то козёл, требовал Полковника, – сказала я беззаботным тоном всем, кто был в комнате. А у этих всех, то есть у кукол и Георга, как мне показалось, был довольно озабоченный вид. Даже пофигистка Жирафа таращилась на меня не без сочувствия, дескать, похоже ты вляпалась, голубушка.
– Плевать, пусть сами договариваются, я им не нанималась – продолжала я хорохориться. Вояка просто лопался от возмущения, за что и был повернут лицом к стене. Вот только не надо меня учить!
Я прибралась, приготовила обед, и уже просто не знала, что еще должна сделать домоправительница. Явился Полковник, и даже через стену было слышно, как он хлебал на кухне борщ. Нет, ну это просто цирк – мы топаем кривенькими ножками как разъяренный слон, мы втягиваем воду, будто у нас хобот, а не тонкие змеиные губки. Да неприятель в любой момент, если бы захотел, мог узнать, где находится Полковник, как только тот начнет есть или двигаться. В данный момент у неприятеля ощутимо сосало под ложечкой.
Я шила, когда вновь зазвонил телефон, и больно уколола палец. И сразу, буквально с первого слова, поняла, что попалась. Полковник вначале коротко ответил, потом что-то слушал, а потом громко спросил:
– Кто?! Какая домработница!? Я разберусь.
Ага, уж он разберётся. В считанные секунды я решила, что на расправу пойду в коридор, не надо никаких побоищ в светёлке.
– Ты понимаешь, что подвела меня? Ты не соизволила передать мне важную информацию! И что такое ты несёшь по телефону? Что ты этим хочешь сказать? – гремел Полковник на весь дом. – В какое положение ты меня ставишь?!
Вопросов было так много, что я даже не пыталась ответить. Тем более что и в самом деле его подвела, ишь как кипятится. В конце концов, мне было велено не подходить к телефону – это раз, и взяться за ум – это два. Когда буря утихла, я подумала что, может быть, стоило заодно признаться и в другом преступлении. Нет, это было бы слишком, пусть уж Машка учится себе. А про работу в фирме я никогда всерьёз и не думала, все равно Полковник этого не допустил бы.
Люшка рассудила иначе.
Через пару дней она пришла сама не своя, а это состояние было для неё совершенно не характерным. Она позабыла про свои с таким трудом приобретенные хорошие манеры, без конца выдувала пузыри из жвачки, и можно было не сомневаться, что палец на ноге выделывает свои обычные фокусы. Было совершенно очевидно, что Люшка пытается решить какую-то жутко сложную задачу. Не усидев на месте, она начала кружить по комнате, затем уставилась на куранты и даже что-то там начала размазывать по стеклу, то есть стала наводить чистоту, видите ли.
Часы не выдержали первыми и как-то нервно начали отбивать удары. Они определенно находили Люшкино поведение вызывающим. А она вздрогнула и, оставив куранты в покое, снова рухнула на кровать, чуть не продавив матрац. Теперь подруга буравила взглядом меня, и я продержалась еще меньше, чем мои часики.
– Ну хватит уже, ты скоро во мне взглядом дырку протрёшь. Чего тебе надо?
– Наметились очень крутые кастинги, у меня есть шанс, – замогильным голосом объявила Люшка.
– Так это же хорошо! Или нет? – я никак не могла понять её настроения.
– Это клёво, это отпадно! – завопила Люшка так, что мы с Георгом вздрогнули. – Но всё это не у нас, а в Питере. И займёт примерно неделю, а может и меньше. А у меня работа… И я упущу такой шанс засветиться… И ехать уже послезавтра, – мне даже показалось, что она вот-вот начнет заламывать руки.
Было нечто прямо таки трогательное в том, как трепетно Люшка стала относиться к своим обязанностям. И я попалась:
– Надо что-то придумать, Люшь.
Ясное дело, что только я по своей наивности могла предположить, будто Люшка может хотя бы однажды растеряться или впасть в уныние. Сама того не подозревая, я подала нужную ей реплику, и подруга тут же за неё ухватилась.
– Конечно! Мы и сделаем, Семён! Ты меня на недельку подменишь, по тихому.
– Что ты болтаешь? Как это я тебя подменю, да еще без подготовки? Я же ничего не знаю и не умею!
– Чё ты не умеешь, ну чё ты не умеешь? Полы пылесосить и пыль протирать?
Я не сразу сообразила, про что это Люшка толкует, и с удивлением уставилась на неё.
– Ну да, – сказала она, – а ты думала, я там отделом заведую? Я убираюсь. Пока. Потом видно будет.
Да уж, полы я мыть умела, но тут мне пришла в голову другая мысль:
– И что ты предлагаешь? Я должна буду напялить черный парик, затянуться бинтами как мумия и встать на ходули? И мне там любой скажет: привет, Люша! Ты сегодня выглядишь на все сто!
На Люшку описанная сцена никакого впечатления не произвела:
– Какие бинты, какие ходули? Ты чё, ненормальная? – деловито спросила она. – Я говорила с Костиком из охраны, он сказал, что пропустит.
– Да причём здесь какой-то Костик, нашла себе начальника! Полковник меня тоже пропустит?
– Успокойся, нет там твоего Полковника, я тебе уже говорила. Он у них в охране вроде за главного и в главном офисе торчит. И не на проходной, естественно. Я сколько работаю, его ни разу не видела.
Сколько она работает… Во-первых, работала Люшка без году неделя, во-вторых, это была она а не я. Стоит мне только появиться, как Полковник материализуется из воздуха и спросит: а ты что здесь делаешь?!
– Да ну и что? – взвилась подруга, – пусть даже и так. А что тут такого, вдруг я заболела. И это только на неделю, даже на пять дней, если уж точно. Пойдешь в понедельник, а я тебе щас всё расскажу, где что и как.
В день «икс» я чувствовала себя знаменитой шпионкой Мата Хари и еще шкодливой кошкой, кем в большей степени, сказать трудно. Я шла заступать на трудовую вахту и сама себя успокаивала – час ранний, все Костики, Игорьки из охраны предупреждены о том, что придет как бы не совсем Люша. Короче, придет одна идиотка.
Утро было под стать моему состоянию – вчера вовсю светило солнце, а тут нате вам – зарядил мелкий гнусный дождик. Только для вас!
Цитадель была уже недалеко, я невольно замедлила шаг. Все, осталось только перейти неширокую улицу и отступать будет некуда. Пропуская машины, а невольно засмотрелась на бабульку, стоявшую на противоположной стороне.
Господи, куртка как у меня и очки точь-в-точь мои – найди десять отличий… Разве что только скомканный белый пакет в руке. Короче, бабушка выглядела пугало пугалом, но ей это было простительно, а вот мне… При этом старушка вела себя очень, я бы сказала, раскованно – она вовсю размахивала этим своим пакетом, вроде бы регулировала движение, показывая: проезжайте, проезжайте! А потом, видимо, выбрав подходящий автомобиль, предпринимала робкую попытку броситься ему под колёса. По крайней мере, так это выглядело со стороны. Наконец негустой поток машин иссяк, и бабуля тронулась в путь.
Из ниоткуда слева от меня совершенно бесшумно появилась черная иномарка и… дисциплинировано затормозила, давая бабке пройти. Тут и бабуля затормозила посреди дороги и начала энергично семафорить своим пакетом – езжай, мол, езжай, а уж я под тебя кинусь. Водитель, судя по всему, видел бабку насквозь и лишь коротко нетерпеливо ей посигналил.
Ну я-то что стою, глазею, спохватилась я. Мне же на работу! И рванула вперед – а бабушка, видно недовольная таким поворотом событий, – назад, на исходную позицию.
В общем, я с опозданием поняла, что водитель уступал дорогу именно сумасшедшей бабусе-камикадзе, а не мне. На меня он вроде как вообще не обращал внимания и поэтому, как только упрямая старушка отправилась на свой пост, тихо так, аккуратно на меня наехал. Нет, скорее, несильно толкнул в бок. Я выронила сумку и зонт, и вот он-то как раз и отлетел под колеса другого автомобиля и приказал долго жить.
Бабуля, замахав пакетом как флагом, начала торжествующее орать – не её, так хоть меня попытались задавить, олигархи поганые, скоро весь простой народ передавют… То обстоятельство, что я даже не упала, бабушку, по-видимому, немного разочаровало, но ведь был еще погибший зонтик и моя нога, наконец. Да, а еще упали очки, и я попыталась их найти и поднять. Ну хотя бы то, что от них осталось.
– Да ёшкин кот, это что же такое, а?! Вы куда все лезете, а?! – орал выскочивший из машины водитель.
Вообще-то я тоже не очень понимала, что здесь такое творится. И вообще, ёшкин кот это кто, я что ли? А водитель к этому моменту уже разошелся вовсю, я ждала, что он вот-вот попытается завершить только что начатое им дело, то есть меня прибьёт. И рядом с ним появился еще кто-то в тёмном.
Я и в лучшие минуты не была зорким соколом, а уж в такой-то момент, да еще без очков… Этот кто-то наклонился и поднял то, что я искала, да еще и спросил типа как я себя чувствую. Я чувствовала себя чудесно, поэтому зажала в руке предмет, бывший только что моими очками и, стиснув зубы, захромала прочь.
Водитель и бабуля всё ещё дуэтом орали у меня за спиной каждый свою партию, но я сосредоточилась на главном – не упасть на глазах у всех. Я прихромала в ближайший скверик и рухнула на мокрую скамью. Славненько начался мой первый трудовой день! Если так и дальше пойдет, через неделю Люша обнаружит только мои составные части. Как удачно, что сумка все-таки снова оказалась у меня в руках, хотя бы и такая перепачканная. Я высморкалась в бумажный платок, немного отдышалась и осторожно поднялась – боль в ноге была вполне терпимой. Можно ковылять дальше.
Ну что же, Костик, или как там его, встретил меня очень вежливо, по крайней мере голос его был именно таким. Лицо я видела не очень отчетливо, и это было приятное лицо, без лишних подробностей.
Да, обслуживающий персонал в лице Люши был не сильно обременен работой, подумала я, приступив к делу. Бумаги трогать нельзя, с места на место ничего не переставлять и не перекладывать, ничего не включать и не выключать и так далее. Протёр, пропылесосил, мусор вынес и свободен. Но так упруго и шустро всё это выглядело только с Люшкиных слов.
Я, приволакивая скулящую ногу, осторожно ползала среди столов, чуть ли не обнюхивая полы – а вдруг я что-то не замечу? В очках одно стекло вылетело напрочь, другое треснуло вдоль, и я попыталась воспользоваться им как моноклем. Нет, не стоит – треснувший пополам кабинет выглядел просто плачевно. Волосы все время выбивались из-под шарфа, и я с шумом их сдувала: пошли прочь, и так ни черта не вижу!
И кресла здесь были какие-то совершенно легкомысленные, стоит чуть задеть, как они тут же начинают крутиться. Я бы, пожалуй, посидела на таком, но не в этот день – нога всё время просилась домой, ей хотелось покоя. А вот любопытно, в кабинете у Полковника тоже стоит такое кресло? И вдруг он, прикрыв свои свинцовые глазки, вертится на нем туда-сюда? Мысль о Полковнике подействовала на меня как холодный душ. Я велела ноге заткнуться и лихорадочно принялась за дело. Не хватало еще, чтобы меня здесь застукали сотрудники.
"Обслуживающий персонал должен быть невидимым" – вспомнила я. Этот девиз Люшка выдала без запинки, а уж если ей что-то смогли внушить, значит, дело серьёзное.
– Но если тебя там никто не видит, то зачем ты так красишься? – удивилась я.
– Во-первых, я ТАК крашусь всегда, даже ночью, – оскорбилась Люшка, – а во-вторых, я должна выглядеть классно в любую минуту, мало ли что.
Вообще-то Люшка выглядела действительно классно без вороньего гнезда на голове и без своего боевого раскраса, но такой я видела её только в "помывочные" дни, то есть когда она пользовалась нашей ванной. Вот тогда оттуда выходила очень симпатичная девчонка с нормальным лицом, и даже выражение глаз было совершенно другим – оттаявшим и беззащитным. Но это бывало не часто.
Покончив, наконец, с уборкой, я пробиралась к дверям чуть ли не размазываясь по стенкам – разведчик выходит с вражеской территории с важным донесением. Пусть никакого донесения не было, ощущала я себя именно так.
– Порядок? – приветливо спросил парень у входа, когда я попыталась прошмыгнуть мимо него не хромая.
Но что бы я, да еще "прошмыгнуть"… Чего уж там, я прошептала "до свидания…" и поковыляла к двери. Он, конечно, хороший парень, поэтому не стал смеяться вслух, глядя мне вслед.
Дома я оценила нанесенный мне урон – колено сгибается плохо, болят локоть и бок, а на бедре расплылось огромное синее пятно. Ну что же, я никогда не любила толстые белые окорочка? Вот, получи для разнообразия окорочок разноцветный.
У Бабтони конечно же нашлась какая-то подходящая штука для растираний: моя персональная скорая помощь стучала дверцами шкафчиков, разглядывала на свет и нюхала содержимое бесконечных баночек и скляночек и при этом успела поведать историю некой Галины, которая просто так упала, не сильно, потому что тут же встала, лечить ногу ничем не стала, а через месяц – всё, она уже была без ноги, пришлось резать.
– Но хоть резала-то не она сама? – в тот момент меня Бабтонины ужастики несколько раздражали.
– Да что ты, детонька, – Бабтоня на полном серьёзе всплеснула руками, – доктора резали, доктора. Вот, сейчас натрись, а потом еще на ночь, и всё как рукой снимет.
К сожалению, оптимистичный Бабтонин прогноз не оправдался и все последующие дни я, скрежеща зубами и придумывая самые страшные кары для Люшки, выполняла свою трудовую повинность. Правда, боль была вполне терпимой, и тяжело было только утром, пока я натирала ушибы зельем и "расхаживалась", приноравливаясь к ноющей конечности. Спасибо Полковнику, который сделал мне большое одолжение, то есть в очередной раз убыл в неизвестном направлении. Я могла, не таясь, постонать и даже поругаться сквозь зубы, готовя свою ногу к трудовому подвигу, и не выдумывать никаких историй про неудачную стычку со шкафом.
Лёвчик, увидев меня в новом амплуа, выдал очередной перл:
– Ты так тгогательно пгипадаешь на ногу…
Именно очередной, потому что в последнее время он всё чаще впадал в какое-то восторженно-экзальтированное состояние, всё у него было либо "тгогательным" либо "пгелестным". Остальное, не трогательное и не прелестное, подпадало под емкое и краткое – "кошмаг". А еще он завел идиотскую привычку называть меня куколкой: а что, посмотги на себя в зегкало, куколка и есть…
– Но если ты ляпнешь это при ком-то чужом, я перестану с тобой разговаривать, навсегда! Ты меня понял?
– Да понял, куколка, понял. Твоим волосам нужно пгидать дополнительный оттенок.
– Если ты от меня не отстанешь, я вообще остригусь наголо. Вот только представь: толстая, слепая, хромая, да еще и лысая корова! – А что, и в самом деле, мой портрет приобретал недостающую ему завершенность.
– Куколка, у тебя вредный хагактег, но тебе это даже идет, – миролюбиво сказал сумасшедший Лёвчик.
А вот с этим я никак не могла согласиться, потому что у меня отличный характер, ну пусть не отличный, а просто хороший. Это единственное, что у меня есть хорошего, и вот этого достояния Лёвчик пытался меня лишить.
– И потом. Почему ты без конца ходишь в этом своем пуловеге? Твой стиль – гомантический! – Лёвчик оседлал своего любимого конька и понесся верхом на нем во весь опор. – Вот пгеставь: юбка здесь заужена, а здесь вот складки… блузка с таким вот воготником… – он всё для наглядности показывал на себе, отставив толстую ногу. Я зажмурила глаза – бурёнка из Маслёнкина подмигнула мне игриво и выдула толстыми губами огромный розовый пузырь.
Когда Лёвчик ушёл, я взяла в руки свое сокровище – Пастушку с Гео…, то есть с овечкой. Вот как это так получается – вон и ножки у неё толстенькие, в смысле у девушки, а как хороша, не то, что некоторые. Я попыталась, стоя перед курантами, принять изящную позу, ну так, чуть-чуть, чтобы не бередить ногу. Амур зажмурился, а часы чуть было не остановились, теперь уже навеки.
К концу недели появилась Люша и в нашем сумасшедшем доме стало совсем весело.
– Я на работу забегала, порядок. Ребята сказали, что вообще никто ничего не заметил. Так что зря ты дрейфила.
На неё моя пострадавшая нога не произвела никакого впечатления, а я, между прочим, все еще хромала. И вообще, на Люшку теперь вообще ничего не могло произвести впечатления кроме того обстоятельства, что она могла бы стать профессиональной моделью. Время от времени она застывала во всяких неестественных позах, будто кто-то скомандовал ей: замри! И в такие моменты Люшка здорово смахивала на куклу, у которой внезапно кончился завод. И еще они с Лёвчиком затеяли чуть ли не соревнования, кто изящнее откинет волосы с лица, элегантнее замотается в длинные шарфы, похожие на удавку.
– Прекратите дергать головами, вы смахиваете на парочку паралитиков, – не выдержала я. Эти двое лишь на секунду замерли, взглянув на меня с осуждением, и принялись за своё: Люшка снова начала размахивать руками с когтями немыслимого цвета и длины, а Лёвчик, открыв рот, ей внимать. Еще бы, наша звезда рассказывала про показы. Нет, я нисколько не удивилась, когда вконец очумевшая Люшка мечтательно сказала:
– Вот бы твой устроил тебя в школу манекенщиц! Я бы там была самой лучшей, я бы так училась…
Это было уже верхом наглости, даже в исполнении Люшки, и я заявила:
– На этих курсах я бы стала учиться сама и тоже стала бы самой лучшей, даже лучше тебя.
В наступившей тишине я гордо продефилировала в ванную, а куда же еще? И даже смело посмотрела на себя в зеркало. А что, если без очков, то я даже очень ничего: глаза, нос, рот – всё на месте. И мой замечательный характер при мне.
Я внимательно читала в газете раздел «Требуются…». Ну что же, требовались люди с образованием, со знанием, с умением и прочее. На худой конец, нужны были коммуникабельные, энергичные, с хорошими внешними данными. То есть, как ни крути, я не требовалась. Никому. А что если дать объявление самой? Допустим, скромная, хозяйственная… или это из другого раздела? А может, как раз и откликнется понимающий человек… Я задумалась над тем, что же могло означать слово «понимающий». Заявилась Люшка и всё испортила. Я не успела убрать газету, да и почему, собственно, я должна была прятаться?
– Только не надо перечислять, где я не могу работать, ты лучше подскажи, где могу, – я решила упредить возможные Люшкины возражения.
А она смотрела на меня как-то странно, вроде бы чуть скептически и оценивающе, и покусывала нижнюю губу. Это у неё появилась новая манера помогать мыслительному процессу.
– Всё, – объявила я несколько минут спустя, – готово, ты всё съела.
– Что? – Люшка прервала процедуру и встрепенулась. – Что готово, кого съела?
– Ты съела всю помаду с нижней губы, теперь давай выкладывай, что тебя гложет. Что ты еще придумала?
– Вообще-то это ты у нас, Денисова, вечно всё придумываешь, – вдруг загадочно сказала Люшка.
– Я?! И что же я, интересно, придумываю, да еще и вечно?
Я терпеть не могла, когда Люшка называла меня по фамилии. Это происходило редко, но всякий раз в адрес Денисовой звучала какая-нибудь глупость или колкость.
– Конечно, придумываешь. Зачем тебе понадобилось хромать, когда ты меня подменяла? Костик прямо изохался: "Надо же, такая лапочка, и хромая…". И такой вид у него делается, будто это я тебя искалечила, а потом за себя работать заставила.
Огромным усилием воли я заставила себя не думать про лапочку – это подождёт, и не без удовольствия ответила наглой Люшке:
– Если бы ты, Галошко, слушала не только себя, но и других, то тебе не пришлось бы задавать людям глупые вопросы. Но так и быть, в двух словах я тебе повторю, почему я хромаю.
– Ладно, Ксенофонт, не злись, – подруга вроде бы виновато вздохнула. – Я и правда со своими делами замоталась. А пожрать у тебя есть что?
Ясное дело, что это был знак окончательного примирения. Я всегда удивлялась, куда помещается то, что Люшка съедает. Она ела в два раза больше Полковника, и при этом была тощей как веревка. Нет, ну в самом деле, как же еда в ней распределялась, позабыв превратиться в жиры? Причём вторую тарелку борща Люшка ела уже не без изящества, вспомнив о хороших манерах и грядущей светской жизни. Хорошие манеры выражались в том, что подруга сидела с прямой спиной и подносила ко рту полупустую ложку, при этом еще ухитряясь манерно поджимать губы. Аристократка фигова.
– Есть надо бесшумно, от хлеба не откусывать, а отламывать, – не удержалась я от комментариев. Сказалась школа тети Вали.
– От блин, – чуть не поперхнулась Люшка, – я и так нормально ем, не видишь что ли.
– Вижу, но тётя поставила бы тебе троечку, может, даже с минусом.
Вообще-то Люшка сама попросила однажды "подучить манерам", но на критику реагировала довольно бурно. А тут не взвилась, а лишь тяжело вздохнула.
– Да я тут познакомилась с одним, солидный такой дядька, он меня в ресторан пригласил, так я, блин, вся извелась, пока ела. Там поналожили всяких вилок и ножей до чёрта. Пожрать нормально нельзя.
– Нет, Люшь, ты все-таки молодец, работаешь вот, знакомишься, по показам ездишь, к чему-то стремишься…
Мне вдруг увиделась та сцена, где Люшка сидела на страшной кровати с синим лицом, и вот она передо мной сейчас: Люшка карабкалась изо всех сил, я это знала, чувствовала. Ей никто не читал морали, но и не клал стопочку денег на расходы.
– Люшь, ты молодец, – повторила я, – это я бестолочь.
– Ну ты другое дело, – авторитетно заявила подруга и задумчиво повозила ложкой в тарелке. – Тебе всегда будет легче, по жизни.
Мое благостное настроение лопнуло как мыльный пузырь. Интересно, где она прочла эту мудрую мысль, уж не на дне ли тарелки, и не она ли как-то говорила прямо противоположное? Наелась и теперь издевается. Вот и корми её после этого! Конечно, я не дралась с Полковником на кружках, никто не посягал на мою честь, но так загибать про мою легкую жизнь…
– И в чем же мне будет легче? – спросила я, вполне готовая услышать какую-нибудь Люшкину глупость.
– А с тобой всегда кто-то будет носиться. Вон как Лёвчик, как твой Полковник. Ты такая… такая… – Люшка дирижировала дурацкой ложкой, а я как завороженная смотрела на неё. – Ты куколка, понимаешь? Тебя хочется положить в коробочку, чтобы не сломалась, и перевязать бантиком.
– Нет, постой, что ты несёшь! Кто со мной носится? Какая-то коробочка, бантик… Это какая же мне нужна коробочка, а? Ты вот по показам ходишь, по этим своим языкам, а меня туда даже в темноте с совком и веником не выпустят, чтобы не позорилась.
– Не выпустят, – совершенно серьезно подтвердила моя любимая подруга. – Ты не для этого, ты для частной коллекции, я так считаю. И хватит дурью маяться – ах, я толстая, ах, я уродина. "Лапочка" ты наша хроменькая – передразнила она кого-то. – И колбасы что ли дай, что-то я разволновалась.
Люша давно ушла, а я всё торчала на кухне. Ну вот, посидела подружка, наболтала невесть чего и удалилась с чувством исполненного долга. И вообще, стол выглядел так, будто за ним пировал оголодавший великан, наконец-то дорвавшийся до жрат…, пардон, до еды.
В тот же вечер поскребся в дверь и Лёвчик. Я уже давно заметила, что если эти двое приходили не одновременно, то всё равно партией, один за другим. Но сосед был, по крайней мере, сыт и, кажется, всем доволен.
– Люшка сравнила меня с куклой, – не выдержала я.
Лёвчик уставился на меня взглядом эксперта, и я почувствовала, что краснею. Всё-таки я зарвалась.
– А я тебе давно говогю… Ты, конечно, извини, не Багби, но вообще похожа. Если бы ты мне догевилась…
– То ты попытался бы превратить меня в неё, – закончила я Лёвочкину мысль. – И её создатели тебя бы засудили, потому что Барби-толстушка никому не нужна.
Лёвчик не обратил на мои слова никакого внимания, он сидел на табурете и, раскачиваясь туда-сюда, грыз ногти. Вот любопытно: я, в отличие от моих интеллектуальных друзей, не шевелила пальцами ног, не вращала глазами, не надувала губы. Означало ли это, что в моей голове не происходили никакие мыслительные процессы? Левчик между тем причмокнул, покончив с очередным пальцем, и изрек:
– Нет, зачем Багби, Багби ни пги чём. Но из тебя бы получилась такая мягкая гомантичная кошечка…. В смысле, женственная…
Вот это да! Это был воистину вечер открытий. Я могла выбирать между коробкой с бантом и корзиночкой с мягким матрасиком. Здорово! Вот Полковник наклоняется над корзинкой, брезгливо берет кошечку за шкирку… Главное, не нужно представлять всё это в натуральную величину и тогда можно улыбнуться.
В понедельник днём зазвонил телефон. Кто говорит? – Слон. Но было ясно, что какой-нибудь очередной дядька на том конце провода детских книжек не помнит, если вообще он был когда-нибудь ребенком. И ответь я так, Полковник отправит меня в психушку.
– Нечего тут трезвонить, – сказала я телефону, – Полковника нет дома, а нам, домоправительницам, не велено брать трубку.
Но эта жаба не унималась и продолжала занудливо квакать. Тогда я пообещала ее придушить, перерезать провод, разбить о стенку – помогло.
Ну-с, сказала я своим ребятам, кого следующего примем в нашу компанию? Вот ты, Козетта, довыпендриваешься, сейчас как сошью девушку неземной красоты, и она уведет у тебя Генри. Или сделаю для Жирафы друга, а ты, на них глядя, будешь им завидовать.
Я взяла в руки тряпичную головку и задумалась. Это был очень важный момент, когда еще ничего нет: ни черточки, ни точки, ни штриха, и всё – характер, настроение – на кончике моей иглы. Что-то сейчас получится?
Чёрт побери, ничего не получится! Что же это за день такой, а? То телефон трезвонил до хрипоты, теперь кто-то обрывал дверной звонок. Лёвчик так наглеть не мог, Бабтоня тем более. Стало быть, я отправилась убивать Люшку.
– Не, ты чё трубку не берешь, блин? Ну ведь знаю что дома, звоню-звоню, ни фига!
Я не успела возмутиться и ответить нахалке, потому что следом за Люшкой вошёл какой-то парень, вроде бы знакомый…
– Собирайся, – заорала Люшка, – поедем ключи искать!
– Какие ключи? Где?
– А я знаю, где? Куда засунула, там и будешь искать. Наташка уже всю контору на уши поставила, меня выгнать грозится.
Я ничего не понимала. Нет, понимала, что что-то стряслось, и виновата в этом я. Парень стоял и молча смотрел на нас. А Люшка изображала из себя укротителя в цирке, ей только не хватало кнута, чтобы заставить меня двигаться быстрее. Дрессированная собачка, то есть я, суетилась, тычась во все углы и изображая бурную деятельность. Этот чужой человек мне страшно мешал, я и так ничего не соображала, даже квартира мне казалась чужой и набитой совершенно лишними вещами. Вот Георг нисколечко не растерялся, уж он остался верен себе. Выйдя в коридор и обнаружив самца да еще постороннего, наш котик взвыл страшным голосом, пытаясь запугать врага и повергнуть его в бегство.
– Вот это зверюга, – сказал парень уважительно и даже чуть попятился.
Комплимент не произвел на Георга никакого впечатления, он продолжал психическую атаку. Это было просто ужасно: я бестолково хватаюсь то за сумку, то за туфли; Георг орет, как резаный; Люшка о чем-то трещит, не закрывая рта. Наконец именно Люшка можно сказать задвинула кота в комнату и прикрыла дверь.
– Он дерганый очень, – мимоходом пояснила она незнакомцу, – его, видать, когда-то мужики очень обижали, он теперь их видеть не может.
Да, в нашем доме дерганым был не только кот…
В машине Люша немного успокоилась и более внятно объяснила мне, что Наташка обнаружила пропажу ключей от своего сейфа и обвинила её, а она ни сном ни духом, а Наташке ничего не докажешь, она с ножом у горла требует ключи, а Люшка их в глаза не видела и всё такое. Само собой, я их не видела тоже.
