Текст книги "Барби играет в куклы"

Автор книги: Ирина Алпатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 21 страниц)

– Нервы, Аркадий Петрович, – каким-то совершенно не своим голосом сказала Люшка и идиотски хихикнула. – Ксюша у нас девушка трепетная, нежная…

Мне стало противно и страшно, потому что Люшка была с ним заодно. И Аб…, да как там его, чёрт подери, смотрел на меня с довольством. Ему было приятно слушать её наглый бред про трепетную девушку. И я, кажется, вела себя так, как мне и следовало себя вести, как он и ожидал… Надо сказать про его имя! Я набрала воздух в лёгкие, и… жених к кому-то повернулся и объявил: "Пора"!

Я не пошла в лифт. Только не в эту клетку с такой прорвой народа, где все будут многозначительно дышать мне в лицо. Мы спускались по лестнице и без конца сталкивались с какими-то людьми, то есть с моими соседями. И каждый считал своим долгом что-то такое сказать. А я думала только об одном – не упасть бы с лестницы, только не сейчас.

Мы вышли из подъезда, и я увидела картинку: вот по улице несётся невеста, сбежавшая из-под венца. Я обожала такие сцены, это было так здорово! А я, а мне… понадобилось бы несколько секунд, что бы скинуть туфли и помчаться… в какую сторону? И как же это делается, а? Где они берут силы, эти сбежавшие невесты? Да я уже давно поняла, что играю не свою роль, меня пора выгонять со сцены! Никуда я не побежала, а послушно полезла в раскрытую темную пасть машины и услышала, как за спиной с лязгом сомкнулись железные челюсти.

Величественная женщина с дурацкой красной лентой через плечо для начала обозвала нас брачующимися. Или в этом слове была какая-то ненормальность, или оно очень точно отражало суть дела. Я разобраться не успела, потому что меня стали спрашивать «согласна ли я взять в мужья…». Ну допустим, не согласна, что это меняло? И я пролепетала, что требовалось. Зато умудрилась уронить кольцо. И, кажется, произвела фурор. Стоявшие за нашей спиной гости как-то разом встрепенулись, ахнули, зашелестели шепотом что-то про приметы.

Кольцо звякнуло о мраморный пол и покатилось, было, куда подальше, но мой величественный жених… я растерянно разжала ладонь и прочла – Аркадий (идиотка Люшка не написала отчества), так вот, величественный Аркадий, с ловкостью кота, охотившегося на мышь, вдруг прыгнул и поймал ускользавшую добычу. Я с трудом заставила себя взглянуть на жениха. Он вроде чуть улыбался, но даже эта едва заметная улыбка была натянутой. И, кажется, он покраснел, хотя под загаром поди разбери. Ужас… Больше я ни на кого не смотрела.

Потом мы снова ехали, потом шли. Вокруг пахло тонкими духами и еще чем-то приторным. Причем настолько сильно, что меня всё время чуть подташнивало, и ещё в ушах постоянно стоял тихий навязчивый звон, и это очень мешало. Я слышала, что мне, то есть нам что-то говорят, но почти ничего не понимала. Нет, кое что до меня, к сожалению, все-таки доходило. Например, когда один высокий здоровый господин сказал:

– Какая прэлесть… – и смачно поцеловал кончики пальцев.

Это был комплимент, по крайней мере, он так считал, но лучше бы я эту идиотскую фразу не расслышала. Наконец все уселись за столы, и заседание началось.

– Ну что ж, господа, позвольте мне начать, – поднялся тот же самый господин.

Я досчитала до трех и осторожно подняла на говорившего глаза, но не выше бабочки под толстым подбородком. Господин слегка расплывался, но было очевидно, что всё в нем на самом высоком уровне – и эта самая бабочка, и костюм, и жесты, и бархатный раскатистый голос. И тон был таким… игриво-уважительным. Выступавший сказал, что вот сегодня они теряют своего холостого товарища (одобрительный смех в зале). Далее выступающий дал краткую характеристику самому "товарищу" (аплодисменты и смех).

А я, наконец, рискнула очень осторожно посмотреть на гостей. Узкий круг оказался довольно широким, с моей точки зрения, и на меня никто вроде бы особо уж не смотрел, а совсем рядом сидел дядька со свекольно красной физиономией и зализанными на бок редкими волосами. Кого-то он мне напоминал… Я взглянула на него еще раз. Го-о-споди… Да это же Полковник! А тут еще нудный гость стал желать Аркадию и э…э… У меня задрожали руки, и я чуть не опрокинула бокал, вот когда все посмотрели на меня. А этот важный дурак все тянул свое "э" и даже пальцами щёлкнул, подскажите, мол имя этой особы. Но Полковник почему-то подсказывать не стал, кажется, он делал вид, что никакого отношения ко мне не имеет. А мой жених, возможно, моего имени тоже не помнил, почему нет. И тогда идиот с бабочкой промычал: "Зэфир… прэлестный зэфир…". Тут все-таки очнулась Люшка и гаркнула на весь зал: Ксения! и чертов дурак наконец закончил свой якобы тост и, с явным облегчением высосав содержимое бокала, тоже рявкнул: "Горько!".

Аскольд встал, а я продолжала сидеть. Потому что голова у меня была сама по себе, только что выпитое шампанское куском льда застряло в груди, зад и не собирался отрываться от стула, а ноги делали вид, что их вовсе нет – они куда-то вышли. Меня потащили вверх, опять же под мой многострадальный локоть, да еще в этот момент Люшка довольно больно пнула как раз по отсутствующим ногам.

То есть жених поставил таки меня на ноги, обнял и поцеловал. Мне показалось, что поцелуй длился бесконечно, и после окончания процедуры я почти рухнула на свое место. Ну и пусть он только что вытирал рот салфеткой, губы у него всё равно были мокрые. Потом, когда гости активно ели и пили, я вдруг подумала, что уж лучше плясать на сцене в цветном сарафане, как Верочка Флеер, чем сидеть здесь. Но эта мысль страшно запоздала.

Смешно, но от незабываемого в жизни каждой девушки события у меня остались довольно скудные воспоминания – дядька, тянущий свое бесконечное "э…", багровый Полковник, мы танцуем свадебный вальс – на самом деле Арнольд таскает меня за собой как набитый соломой тюк; Люшка в кровавом платье, то прилепленная к какому-то толстому господину, то шепчущая мне в ухо жарким шепотом: "Не сиди с такой рожей, улыбайся"! Ага, я и улыбалась. Подружкин напарник сначала вроде бы ходил за ней по доброй воле, а потом она уже таскала его за галстук, как прицеп. Он был заметно ниже Люшки ростом, маленький, круглый и лысый, всё время вытирал лоб платком, и Люшка называла его каким-то странным именем, то ли Тузик, то ли Пузик.

Оказывается, я тоже могу напиться. Это только для тех, кто меня совсем не знает, такое заявление может показаться смешным. А я сделала своё личное открытие – два бокала шампанского, ну может быть три, могут превратить меня в фурию или ведьму, и никакого помела не надо.

Правда, Люшка потом утверждала, что дело не ограничилось тремя бокалами, и даже четырьмя вроде бы тоже. "Считай, ты одна высосала всю бутылку". Она врала, но поймать ее на этом было невозможно, потому что я действительно не всё помнила, и количество выпитого мною шампанского в подругиных мемуарах варьировалось в зависимости от ее настроения. Далее Люшка утверждала, что от этой дозы я на некоторое время впала в некое подобие столбняка и стала похожа "точь-в-точь на куклу, ту самую". Я даже моргать перестала, уверяла подруга.

Стало быть, я выглядела абсолютной идиоткой, во что верить ну никак не хотелось. Всё-таки жаль, что я не помнила правды. Нет, кое что в памяти все-таки всплывало, но это были как раз такие эпизоды, каким я бы предпочла полную амнезию.

То есть, я себя помнила в машине, опять же эпизодически – там было невыносимо тесно и душно, как в гробу. Я подумала о смерти и вспомнила, что не попрощалась с Георгом. И стала кричать, что никуда не поеду без него, и умирать тоже без него не собираюсь. Но это было еще не всё. Я стала хлестать букетом вроде бы жениха, хотя до кого же ещё я могла дотянуться?

– Ты его обзывала, ты орала, что он ну этот, вроде Адольф, и что тебе это не нравится, – занудливо перечисляла мои грехи Люшка.

– Почему это обзывала? – пыталась я оправдаться. – Адольф это имя, а не оскорбление. И вообще, откуда ты всё это знаешь, если в машине тебя точно не было?

– Тогда ещё не было, но потом твой Аркадий позвонил мне по сотовому и спросил, про какого Георга ты все время орёшь как резаная. Хочешь верь, хочешь нет, но ты его достала, ты прямо взбесилась. Тебя можно было прямиком сдавать в психушку. Я по телефону слышала, как ты вопишь про какого-то… а, вспомнила, Арчибальда, я даже сначала подумала, что он с вами в машине.

Всё, что говорила Люшка, было просто ужасно, и я попыталась обвинить её в оговоре.

– Откуда он узнал номер твоего телефона?

– Ну дак я и дала, мало ли что.

– Послушай! А букет?! Откуда он взялся? Ты сама говорила, что отняла его у меня, потому что я ничего бросать не хотела.

– А вот тут будь спок! Твой букетик, то есть невестин, у меня, уж я с тобой справилась, я его у тебя сразу отняла. Ты мочалила другой, я черенки потом видела, длииинные… Шикарные розы… были. Уж я тебя знаю и твоего котика знаю, а такого не ожидала. Короче, я сразу к тебе поехала, вы там уже были, ловили Георга. То есть ты не ловила, шофёр ловил. А ты прямо из кожи лезла: "Георг, взять их! Хватай Арчибальда"! А какой у тебя был голос… лучше, чем у Пугачёвой. Твой муженёк, мне кажется, даже прижух слегка.

Ужас! Я многое отдала бы за то, чтобы уличить Люшку во лжи, ну или хотя бы в преувеличении, но отдельные эпизоды, застрявшие в памяти, опять же упрямо твердили, что она не так уж далека от истины. Я и в самом деле помнила Георга, похожего на пушистую молнию. Ух, как же он носился по квартире и как же он орал! Вначале его пытался поймать какой-то мужик в тёмном костюме, и мой котик дрался с ним как лев. В итоге Георг окопался на шкафу, а мужик с расцарапанной до крови щекой отступил. Ага, вспомнила, он ругался и поминал ёшкиного кота. Точно! Так вот кто это был! Потом он заявил, что эту падлу надо прямо сейчас усыпить, ну тут уж я ему сказала. Я объяснила, кого тут надо усыпить. Люшка… да, точно, она там уже откуда-то взялась и успокаивала этого… Артура или меня, или всех сразу. Но при этом она сама орала будь здоров как и предлагала вызвать МЧС.

Не знаю, кто все-таки поймал Георга и как. Не помню. Но в конце концов у меня в руках оказалась наволочка, в которой копошился мой геройский кот. Когда я, выйдя на улицу, хотела дать ему подышать воздухом, водитель заорал, что не сядет за руль, если эта сволочь окажется на свободе. Артур на него прикрикнул, он вроде стал оправдываться. В машину мы сели в очень взвинченном состоянии. Потом я все время проверяла, жив ли Георг, дышит ли, и совершенно не подготовилась к дельнейшим событиям.

Мы приехали к высотному дому с просторным холлом, я даже вначале подумала, что это гостиница. Арчибальд как-то совсем невежливо протащил меня через этот самый холл в лифт. Он, кажется, был зол и я начала приходить в себя. Голова кружилась, в горле стоял противный ком, но в моем сознании мелькнула догадка, что подошёл к концу не только торжественный вечер, но и вся моя предшествующая ему жизнь.

Мы вошли в квартиру, Аскольд включил свет, и я даже присела от неожиданности. Нет, это была не гостиница, это был Эрмитаж: полы сверкали как ледяной каток, в многочисленных зеркалах отражались хрустальные люстры, странно, что не грянул орган или что-нибудь в этом роде, он был бы кстати. Я выронила из ослабевших рук наволочку, а из нее с тяжелым шлепком вывалился мой котик. На секунду Георг замер, припав к сверкающему паркету, а потом странными высокими скачками помчался под ближайший диван. Наш любезный хозяин, кажется, напрягся, но затем приобнял меня за плечи и чуть подтолкнул вперёд. Я сжалась. А что если сесть на пол у входной двери, как тогда у Федоры? Вдруг поможет.

– Оглядись, – бархатным голосом посоветовал Арсений и, к счастью, отпустил меня. Легко сказать "оглядись", если я почти ослепла. Я поднесла к глазам левую ладонь – как же… Люшкина шпаргалка, написанная для меня на перчатке шариковой ручкой, расплылась на влажном шелке бесформенным фиолетовым пятном. Это пятно и стало последней каплей.

– Я не знаю, как вас зовут, – сказала я. – Вот тут было написано ваше имя, но от него ничего не осталось.

– Ты устала, чика.

Но уж если я начала, остановить меня не так просто.

– И вы не знаете, как меня зовут. А я не скажу. Но уж точно не чика. – Теперь, когда я объяснила ему суть дела, он должен был понять, что произошла ошибка. И нельзя незнакомым людям изображать из себя мужа и жену. Это глупо.

– Ну что же, давай познакомимся ещё раз. Меня зовут Аркадий, а как зовут тебя, красавица?

Зря он это затеял. Во-первых, его имя, не успев долететь до моих ушей, мыльным пузырьком лопнуло в воздухе – пых! и нет его. А своё я говорить не собиралась. Не буду знакомиться, не хочу. И, пожалуй, пусть меня с этой минуты и в самом деле зовут Семёном, уж про это Арчибальд точно никогда не прознает. Если Люшка не проболтается. Надо будет её предупредить под страхом смерти.

– Нет, я буду вас звать Арчибальдом.

– Не вас, а тебя, не Арчибальд, а Аркадий.

Отчего это его улыбка напомнила оскал? И отчего у него такие блестящие белые зубы? Прямо как осколки разбитой чашки… Вставные, наверное.

– И еще мне не нравится ваш одеколон. Вот.

– Ксения, детка, ты устала, понервничала. Тебе пора баиньки…

Фу, какая гадость эти его уси-пуси!

Спальня мне не понравилась с первого взгляда, оказывается, это только по телеку такие кровати смотрятся классно. А в жизни по такому стадиону только мяч гонять, и до середины можно добраться минут за десять, да и то если быстрым шагом. В зеркальном шкафу отразились некие тени, тоже изображавшие невесту и жениха. И за каким таким чёртом на полке в головах постели горели свечи!?

Да-да, и такое я видела в кино, там речь шла, кажется, о вампирах. Артур, между прочим, на такую роль запросто тянул, и грима не надо. Он сел на край кровати и потянул меня за собой и теперь, похоже, обдумывал, с какого бока за меня лучше приняться. Решил начать с руки и стал стягивать с нее перчатку.

Нет, я не была абсолютной дурой и понимала, что вот сейчас Арчибальд пересчитает губами мои пальцы, а потом примется за всё остальное. Я чуть отодвинулась и едва удержалась от вопля – так и есть, на покрывале уже лежало чьё-то бездыханное тело! Арчибальд схватил его и с усилием отшвырнул в сторону. Бегемот! Я проводила глазами белую тушку, описавшую в воздухе небольшую дугу и с мягким шлепком приземлившуюся где-то за кроватью, и даже позавидовала ей. Я-то осталась…

Медуза, то есть губы Арчибальда поползли вверх по моей голой руке, оставляя на коже влажную дорожку. Я в панике посмотрела на склоненную голову – даже в неровном свете свечей была видна небольшая лысина. Бр-р, меня передернуло. А он, он догадался и перешёл к активным действиям, бородка защекотала мне шею. Я затряслась и попыталась отодвинуться, но жених только обнял меня еще крепче.

Надо было слушаться Люшку, надо было так напиться, чтобы отключится совсем и проснуться через год. Или два… Но тут же стало ясно, что выпила я как раз достаточно, просто вино заблудилось и ударило не в голову, как следовало, а подкатило к горлу, и теперь плескалось, просясь наружу. Мы упали на постель, то есть Арчибальд упал и уронил меня, его борода теперь щекотала мне шею и грудь, а я сейчас заору, или захохочу, ой, нет, меня стошнит… Я так и не успела решиться хоть на что-нибудь…

Альфред сам как-то страшно захохотал и отпрянул назад. Он вскочил и запрыгал по комнате, извиваясь всем телом. Оцепенев от ужаса, я решила, что вот сейчас, в полумраке, передо мной исполняется что-то вроде пляски смерти, ясное дело, моей. Артур вроде как порывался встать на мостик и при этом издавал дикие звуки. И до меня не сразу дошло, что он не хохочет, а орёт и ругается, и не пляшет, а пытается стряхнуть с себя Георга. Потому что Георг вскочил ему на спину, и висел теперь в виде рюкзака на рубашке и при этом шипел как закипевший чайник. Он решил оградить меня от гнусных домогательств, вот что!

Вот тут всё-таки захохотала я, хотя сразу перешла на икоту. В комнате стало темно, и запахло чем-то палёным. Мой кот остался верен себе, или нет, верен мне. И неважно, что в итоге он забился под необъятную кровать и затаился. Георг сделал свое дело.

При свете ночника, который не сразу смог включить Арчибальд, стало видно, что один из подсвечников лежит на постели, второй – на роскошном ковре. И если у кого-то из присутствующих и было романтическое настроение, то от него не осталось и следа, вернее след-то остался, в виде подпалин на простынях и неприятной вони в воздухе.

Жених, то есть муж, вначале, подбадривая себя ужасными ругательствами, попытался приподнять кровать, чтобы добраться до Георга, но не тут-то было – кроватка не сдвинулась и на сантиметр. Тогда он выбежал из спальни, грозясь прибить эту мразь. Ну что же, прежде чем он доберется до Георга, ему еще нужно будет как-то справиться со мной.

Чем закончилась брачная ночь? Я оказала пострадавшему первую медицинскую помощь – поскольку он очень нервничал и йода не нашёл, то я обработала нешуточные царапины, кажется, коньяком. Пациент шипел и ругался сквозь зубы, потом принял панацею внутрь и заявил, что не может спать в комнате, где затаилась эта…, не буду повторять оскорбления в адрес Георга. Он, то есть Артур, постанывал, мотал головой и скрипел зубами, а потом взял бутылку с лекарством и ушёл в другую комнату и назад уже не вернулся.

– Да, наделал ты дел, – прошептала я Георгу, пытаясь заглянуть под ложе. Но он прикинулся глухим и никак не отреагировал. Главное, подумала я, теперь он наверняка доживет до утра, а там я что-нибудь придумаю.

В спальне было очень тихо, я то ли спала, то ли грезила наяву. Несколько раз вскакивала, будто увидела кошмар, и всякий раз в надежде, что вот, наконец, я проснулась, и окажется, что не было на самом деле ничего: ни свадьбы, ни Арчибальда, ни этой комнаты. Увы…

И еще совсем не кстати в голове засела мысль, что вот у Арчибальда старая морщинистая шея, совсем как у Полковника, уж про лысину вообще молчу. Как можно испытывать одновременно жалость и отвращение, не понимаю, но я испытывала.

Меня разбудил Георг и сделал это довольно хамски – ударом лапы по щеке. Понятно, героям позволено всё, тем более голодным. У меня вместо головы был гудящий котёл, во рту горечь. Так вот оно какое – утречко после первой брачной ночи. Я осторожно привстала – рядом никого. Уже хорошо, да и Георг вел себя так, что я хоть и не сразу, но поверила в удачу – в квартире мы остались одни. Я огляделась, взяла чужой халат, валявшийся рядом, и осторожно в него завернулась. И не надо смотреть на меня осуждающее, да, довольно противно, но не ходить же мне в свадебном платье.

– Потом переоденусь, – пообещала я вслух, – а сейчас умываться и на камбуз. Ужасно пить хочется.

Я только-только успела поразиться простору и зеркальному сиянию ванной комнаты, как моя нога поехала на чем-то скользком, выписала замысловатое па, и я рухнула на пол, больно ушибив бок. Да что же это такое! Я не сразу села, подозревая самое ужасное, но слава богу, конечности были на месте и даже в рабочем состоянии. Салфетка! Бумажная салфетка со следами какой-то гадости… она оказалась почти у самого лица… и я осторожно ее понюхала. Кажется, это был крем для бритья. Я со стоном поднялась на четвереньки, потом осторожно распрямилась и оглянулась на Георга, неподвижно стоявшего на пороге. Я цела, сообщила я коту, и нам с тобой, кажется, отомстили.

Огромная комната была заставлена стеклянными шкафами, наполненными фарфоровыми фигурками. Вначале мне показалось, что статуэткам нет числа, но потом поняла, что они просто отражаются в зеркальных задних стенках. Вон и себя я уже насчитала по меньшей мере в количестве десяти штук. Слишком много.

С камбузом тоже оказалось всё непросто. Кухня мало походила на саму себя – скромный уголок с нескромного вида плитой, явно дорогой и навороченной. Я остановилась, растерянно оглядываясь по сторонам – неужели здесь кто-то что-то готовит? А насчёт поесть я даже не говорю. Дело в том, что эта так называемая кухня была абсолютно новой, стерильной и ненастоящей. Даже чайник "Тефаль" казался только что спрыгнувшим со страниц каталога. Того и гляди подойдет продавец-консультант и с дежурной улыбкой спросит – желаете посмотреть? А Георг желал пожрать, о чем и не преминул громко напомнить. Я двинулась вдоль стены, открывая и закрывая немногочисленные шкафы, везде пусто, ага, в одном нашлись тарелки и высокие стаканы, но и только.

Наверное, с таким воплем древние охотники убивали несчастного мамонта, с каким я обнаружила за одной из дверок замаскированный холодильник. Хотели утаить от нас, гады.

Ну и чего тут, чего? – засуетился Георг, тоже заглядывая внутрь. Ну-у, я предложила ему мясное ассорти и консервы из крабов, Джордж сделал вид, что он и не такое едал и, подумав, выбрал крабов.

– Слушай, – сказала я, – а может Арчибальд не настоящий, может он пришелец? Я такое кино видела, они ничего не едят и не пьют, а еда в холодильнике – это для отвода глаз.

Потом, успокоившись, я обнаружила и банку кофе, и красивую коробку с чаем, но не пить же его из этих немыслимых стаканов. Где-то я видела чашки, ах да, в комнате в стеклянном шкафчике. Я открыла крошечным ключиком дверцу и достала самую простенькую, вон даже трещинка видна на стенке.

Чай благоухал райскими ароматами, но это не спасало. Невозможно есть и пить в витрине мебельного магазина, даже Полковнику здесь вряд ли понравится и я, прихватив чашку, задумчиво огляделась. Мне было неясно, где здесь вообще можно пристроиться, если кругом сплошь музейные экспонаты. И где же ест сам хозяин?

В конце концов я выбрала то, что напоминало кабинет, ну хотя бы потому, что там стояли нормальный стол с компьютером, стул, и даже диван. На диване сидел опять же здоровенный белый бегемот и с тупым видом смотрел на меня. Брат того, из спальни, что ли? Ни фига себе, игрушечка…

Ах, вот оно что, вот где был кощеев сундук с секретом! Рядом с компьютером почему-то лежала на боку кофейная чашка и стояла тарелка с некими неаппетитными кусками. Я даже покосилась на бегемота – не он ли здесь лопал?

На стенах висели картины, но совсем не было книг – кабинеты тоже бывают разные. Я немного покрутилась на стуле, ничего особенного, компьютер… нет, не стоит трогать, еще чего испорчу. Затем, поколебавшись, потянула за ручку один из ящиков стола – пусто. Два других ящика я уже открыла нахально – декорации они и есть декорации: какие-то блокноты, пара совершенно обыкновенных ручек, скрепки, ножичек для разрезания бумаги. Такой красивый важный стол, и такое ничтожное содержимое…

А что ты искала? – спросила ехидна. – Чего ты потеряла в чужом столе? У тебя что, спецзадание? Но я не была расположена с ней пререкаться. Да, искала. У человека должны быть какие-то фотографии, мелочи… Вот даже у меня есть открытка с домиком. А если говорить откровенно, ехидна была права – в глубине души я надеялась найти что-то такое… такое… Ну чтобы мне всё стало ясно про Арчибальда, что положило бы конец этому странному спектаклю.

Что ясно? Какой конец, чему? – не отставала ехидна. – Ну хватит, заткнись! – велела я и решительно встала. Теперь важно не оставить здесь своих следов, мало ли что. Я старательно сделала вид, что не вижу помойку на столе, и убрала только свою чашку.

До кухни я не дошла, застряла по дороге: посидела на аристократическом диване с гнутой спинкой (на самом краешке), осторожно потрогала зеркальную поверхность круглого стола, с ума можно сойти от страха – вдруг поцарапаешь. А уж высокие стеклянные шкафы! В них стояли самые разные фарфоровые фигурки: публика была симпатичная – кокетливые дамы с собачками и без, хорошенькие крестьянки с корзинками.

Вот только, сколько я ни вглядывалась, сколько ни прислушивалась, так и не смогла услышать их шепот, смех, разговоры – они молчали. Они были сами по себе, им не было до меня никакого дела, не то, что моим овечкам. Я отогнала мысль о своем доме и обо всех, кто там остался.

Слева у стены стояли на специальных подставках две головы, наверное, мраморные, они сильно смахивали на фотографии их учебника истории. Ничего себе, неужели настоящие?! Если бы здесь оказался Лёвчик, уж он бы эти головы точно опознал. Я вздохнула.

Головы смотрели на меня строго – а ты кто такая? Господи, как же всё это протирать от пыли? Что если я что-нибудь уроню, разобью, сломаю? Теперь я смотрела на них почти с ужасом, да и у Джорджа был, между прочим, довольно растерянный вид. Он поспал, поел и теперь осторожно ходил вокруг меня явно недоумевая – что это мы здесь забыли? Пора и честь знать. Я все еще в смятении разглядывала головы, что и спасло одного из античных дядек от гибели.

Чем-то он Георгу не понравился, а может наоборот, кот решил познакомиться с ним поближе. Короче, Георг прыгнул, постамент или что это было, зашатался и начал медленно заваливаться набок. Я взвыла страшным голосом и, позабыв про ушибленный бок, тоже прыгнула и поймала голову в нескольких сантиметрах от пола. Это было самым настоящим чудом! Мой кот-хулиган и тот выглядел потрясенным, то ли его поразил мой беспримерный прыжок, то ли дикий вой, но он смотрел на меня так, будто увидел первый раз в жизни.

– Пошёл вон, – прошипела я, – твое место под кроватью!

Потом я, конечно, пожалела об этих словах, но в ту минуту всё ещё тряслась от пережитого ужаса. Георг между тем дернул хвостом и удалился именно в указанном мной направлении. Ладно, потом извинюсь.

Я мрачно посмотрела на дядек – уж мне-то было известно, что это только начало, а затем подняла взгляд на портрет, висевший как раз между головами в неглубокой нише. Картина была очень темной и как-то не привлекала внимания, но это только на первый взгляд.

Ну вот, на меня смотрел еще один сурового вида господин, весь в чёрном, только белоснежный кружевной воротник топорщился крахмальными складками. Мужчина держал руку на поясе, на рукоятке кинжала. Да, воинственный, видать, был дяденька. Ишь, чистоплюй, смотрит на меня, будто я козявка какая. Или нет, если бы он мог заговорить, то совершенно точно повторил бы мои слова: пошла вон! Маркиз Карабас да и только. А если бы я сшила такую куклу, она, то есть он точно заткнул бы Генри за пояс. Или нет? Я повернулась к портрету спиной, не стану обращать внимание на разных там надменных типов.

Тут открылась входная дверь, и кто-то вошёл, и еще послышался звук мелких-мелких шажочков. К моим ногам подбежала крошечная крыска, нет, собачка, и залилась игрушечным лаем. И вся она была совершенно игрушечной – разве может носить нормальная настоящая собака трусы? Причем, трусы в веселенький белый горошек.

– Мими, девочка, где ты?

Я уставилась на дверь, чуть ли не ожидая вторую собаку, может быть, чуть покрупнее. Потому что у невидимки был точно такой же голос, как у гороховой псинки, только она не лаяла, а говорила. И в самом деле, зацокали по паркету коготки… нет, как оказалось, каблуки. В комнату вошла очень странная дама и уставилась, в свою очередь, на меня.

– Здрасьте… – наверное, мне нужно было бы присесть в этом, как его… а, реверансе…

– Ну, а где же Аркадий? Где мой сын? – воинственно пропищала дама.

Я не успела ничего ответить, потому что из спальни раздался странный шум, сильно напоминавший звуки драки. Боже мой, я только теперь сообразила, что крыска исчезла из поля зрения, и теперь стало ясно, куда именно. Я бросилась на помощь Георгу, дама неожиданно резво побежала за мной.

Всё действо происходило под кроватью, там возились, рычали и визжали. И визг издавал явно не Георг.

– Георг, ко мне! – что было силы заорала я.

– Что это? Кто это? – верещала у меня за спиной дама. – Я требую немедленно прекратить! Уберите своего пса! Мими, девочка моя, ко мне!

– Георг! Немедленно прекрати! – надсаживалась я. Дело явно принимало скверный оборот. Где в этом доме швабра?!

Тут, к моему облегчению, с воплями и стонами из-под кровати выскочила эта чёртова Мими, бросилась к своей хозяйке и попыталась вскарабкаться по ней как по стволу дерева.

– Кошмар! – закричала дама и стала стряхивать с себя собачонку. – Нет, нет, ты меня испачкаешь… Кошмар! – Тогда животинка, плача, побежала из комнаты, а хозяйка, почему-то пригнувшись, засеменила следом. Тощие ноги в дорогих туфлях покинули спальню последними.

Уф-ф, собачка была жива и, кажется, невредима, хотя… ну и что из того, что теперь на ней не было её шикарных трусов?

– Ты что натворил, подлец? Ты знаешь, чья это кр…. собака? – теперь уже шёпотом спросила я. Ответом мне был тихий рык.

За дверью стенали на два голоса, и я обречённо пошла туда.

– Мими, малышка, эта дрянь сделала тебе больно? Нет, не лезь ко мне! Посиди, посиди рядом с мамой…

Мими рядом с мамой сидеть не хотела, она была уже в прихожей и явно хотела уйти вон из этого дома. Её хозяйка нервно достала из сумки телефон и позвонила, точнее, приказала какому-то Борису подняться в квартиру. Я насторожилась.

К моему великому облегчению пришедший Борис очень бережно взял на руки пострадавшую и, выслушав наставления, унес её в машину. То есть никаких карательных мер против Георга пока не затевалось.

Дама, осмотрев себя в зеркальце и поправив лицо, откашлялась. Ну вот, теперь пришел мой черёд.

– Итак, ты и есть очередная прихоть моего сына.

Чёрт возьми, я еще никогда не была ничьей прихотью. Может, оно и ничего? Я шмыгнула носом и потупилась.

Дама откровенно меня разглядывала, и я догадывалась, что она никак эту самую прихоть понять не может. А она сама? Чёрные глаза, обведенные тушью, алый рот чуть не до ушей. И уши… большие, хрящеватые, да вдобавок на них покачиваются массивные серьги… Летучая мышь, да и только. Лёвчик точно потерял бы сознание, завидев всё это.

Вскоре дама бросила свое бесполезное занятие и вернулась к нашим баранам.

– Где Аркадий?

Ого, она спросила так, будто подозревала, что его труп лежит, к примеру, под кроватью, в логове пса Георга.

– Не знаю, то есть на работе, наверное.

– На утро после свадьбы? Очень мило. Хотя, учитывая все обстоятельства, все вполне логично. Вряд ли можно считать эту затею серьезным делом. Но на работе его нет, я звонила, и сотовый молчит. И домашний телефон тоже, между прочим, молчит.

Я понятия не имела, какие такие обстоятельства она учла, и почему все телефоны молчат, и есть ли выход из нашей тупиковой ситуации. У меня даже мелькнула мысль что, возможно, придётся сознаться в чем угодно, лишь бы мадам, наконец, на что-нибудь решилась – либо уйти, либо как-то разобраться со мной. И тут, точно черт из табакерки, явился ее сынок.

– Сын! – она протянула обе лапки, унизанные перстнями, ему навстречу. Королева-мать в заточении… Виктоша поставила бы ей "отлично".