Текст книги "Барби играет в куклы"

Автор книги: Ирина Алпатова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 21 страниц)

Вот ужас! Было очевидно, что я продолжаю катиться по наклонной плоскости. Какое поле деятельности открывалось для педагогического таланта Полковника! Ну и пусть. А Бабтоне я обязательно признаюсь, что заныкала подарок, но только потом, позже. Я погладила по гладкой головке пастушку, пощекотала овечку и положила в стол, пока, ребята.

Автобус подошел до безобразия быстро. Вот так всегда, когда куда-нибудь торопишься, его не дождешься, а когда думаешь, что лучше бы он застрял в бессрочной пробке, он тут как тут. Я загрузилась в полупустой салон, но садиться не стала – иначе моя скромная юбочка в помятом виде будет выглядеть еще скромнее.

На задней площадке стояли Он и Она. Он без конца прижимался губами к ее спутанным волосам и что-то в них бормотал, а она повторяла: "ну, а он че, да иди ты… а она че"? И еще она без конца шмыгала носом. Я старалась не смотреть на эту сопливую лохматую идиотку и все равно смотрела. Лет ей было примерно столько же, сколько и мне, обыкновенная, вон и ноги чуть кривые, и говорит, будто рот набит картошкой, а этот балбес смотрит на нее, как на принцессу. Интересно, она когда-нибудь глядится в зеркало и если да, то что о себе думает? Что-то подсказывало мне, что у этой кривоногой никаких конфликтов с зеркалом не было. Или она здорово притворялась? Вот я бы не хихикала и не хрюкала носом каждую секунду, если бы кто-то шептал мне вот так на ухо. Оно у меня даже зачесалось от такой мысли, и я запретила себе смотреть на сладкую парочку.

Уже подходя к знакомому дому, я оробела. Всю дорогу моя голова была занята глупыми посторонними мыслями, и я почти не думала о том, что меня ждет. А теперь вот, чуть ли не под самыми дверями спохватилась: ой, а как все будет? Как я войду, что скажу? И вдруг там целая компания, хотя тетя что-то говорила про семейный круг… И эта компания будет гоготать и подталкивать друг друга локтями, смотри мол на эту рыжую сову. А сова еще и книжку достанет, вот умора-то будет.

– Ты чего это под дверью стоишь, племяшка?

Я даже подпрыгнула от неожиданности. Ну конечно, рядом стоял невесть откуда взявшийся дядя Толя и весело смотрел на меня. Он толкнул дверь – заходи, и зычно крикнул:

– Михаил, принимай гостей! – и потянул с моих плеч куртку.

Ну зачем было так вопить, да еще про гостей. Ну какой я гость, тоже мне. А теперь вот выперся в прихожую Мишенька, за ним горой маячит братец и оба, поди, недоумевают, кого это еще тут встречать с почетом. И теперь я жалела, что не было никакой компании, ведь тогда можно было бы уйти на кухню к тете и там отсидеться. А тут пришлось проделать весь этот идиотский ритуал с вручением подарка и при этом смотреть на именинника так, что бы его не видеть. Потом началась старая песня: Мишенька, положи себе то, Толя, возьми это. Я успокоилась и даже рискнула прикинуть, что мог означать мой сон. Надо будет спросить Бабтоню.

А вот не надо было заниматься разгадыванием шарад за столом, потому что кусок кулинарного творения тети Вали нагло лежал на скатерти в масляной лужице, и эта лужица задумчиво растекалась вширь. Опять! Лучше бы это была моя "чистенькая скромненькая юбочка", и вообще все это уже было, и только распоследние тупые коровы могут повторять такие номера "на бис". Тетя Валя чуть заметно вздохнула и проворно накрыла пятно салфеткой. Ну пятно-то спрятать можно, а вот мой позор нельзя было прикрыть ничем. И еще я зачем-то посмотрела на старшего брата. Конечно, дяденька Денис внимательно смотрел на меня взглядом исследователя, столкнувшегося с редким видом идиотизма. Правда, он быстро спохватилс, и отвел глаза. И тетя Валя наверняка посочувствовала маме – от такой дурищи кто угодно сбежит.

А взгляд этого крокодила потом мучил меня весь вечер. Лучше бы так посмотрели на меня все трое: тетка, дядя Толя, Мишенька, но только не он.

Бабтоня жаждала подробностей, можно подумать, что я побывала на приме в Букингемском дворце. Она смотрела на меня с праздничным видом и было ясно, что скупым рассказом типа ну посидели, ну поговорили от неё не отделаться. Не расстраивать же человека, в самом деле, и я постаралась все живописать в деталях, даже в таких, которых не было – вроде того, что именинник собственноручно наливал мне чай, предлагал пирожные, в общем, выдумывала разную фигню. Само собой, реальные подробности я предусмотрительно опустила.

– Все-таки Валентина умеет воспитывать детей, – сделала Бабтоня неожиданный для меня вывод. Ни хрена себе, детей… воспитывать… Это Мишенька-то воспитанный ребенок?! И вообще, на что такое Бабтоня намекает?

Мне окончательно сделалось так паршиво, что я молча пошла за пастушкой.

– Вот, – сказала я, поставив свой незаконно добытый трофей перед Бабтоней, – я передумала и подарила ему книгу. Забирай.

Я не смотрела ни на пастушку, ни на Бабтоню, да ну их всех. И даже не сразу поняла, что она мне такое говорит, ну в смысле, чтобы я оставила это у себя. Все-таки Бабтоня многое умеет замечать даже одним глазом.

Короче, потом я водрузила дружную парочку прямо перед собой на столе, возле лампы. Теперь они были моими, теперь я была владелицей чего-то настоящего, что любили и чем дорожили. Я почувствовала себя тем самым Кощеем Бессмертным, владеющим несметными сокровищами. Я тоже буду любить своих овечек и, может быть, и они полюбят меня и признают своей хозяйкой. Конечно, у меня были еще куранты, но их нельзя была взять в ладони и согревать, и бояться разбить. Да, все-таки день закончился не так уж плохо, даже, можно сказать, хорошо закончился.

Летние каникулы все-таки начались. И чего это я так их ждала? Люшка стала приходить всё реже, а потом исчезла совсем. В нашу последнюю встречу она по-прежнему сразу взгромоздилась на постель, немыслимо переплела свои вмиг загоревшие ножищи, но это была уже не прежняя Люша. Теперь от нее незнакомо пахло, она обзавелась какими-то новыми словечками, а иногда я ловила на себе ее странный, чуть отрешенный взгляд, будто Люшка силилась вспомнить, а кто я, собственно, такая. Ну вот, она тоже становилась совсем как Полковник. Подруга внимательно рассматривала свои руки, еще бы – одна половина ногтей была синей, другая красной, а я тем временем, несколько опешив, таращилась на ее волосы.

Обалдеть можно, у павлина в зоопарке точно бы перья повылезали от зависти, потому что на Люшкиной голове присутствовали все цвета радуги, похоже, что какой-то сумасшедший художник вытирал о ее волосы свою видавшую виды палитру. Впрочем, неизвестно, что бы произошло с павлином, а Полковник точно должен быть в ауте, это он открывал Люшке дверь.

Она трещала без умолку, свистела, шипела и булькала, а в моей голове в каком-то замысловатом хороводе переплетались Зайки, Мухи, Сергуны. Но как же Люша встряхивала своим немыслимым оперением! Такого движения я раньше у нее тоже не замечала. И неужели было время, когда я не хотела, что бы она ко мне приходила?

После Люшиного ухода я встала перед часами и стала рассматривать в стекле свое отражение. Да, часы – это то, что надо: вон она я, но не в отвратительных деталях, а так, лишь в самых общих чертах. Но даже эти самые общие черты мне не нравились. Я натягивала руками юбку – ужас, какая я жирная, приподнимала повыше подол – ноги… ноги толстые, спасибо, что не кривые. В конце концов, я взяла в руки Златовласку: будь довольна, что я не набила тебя ватой до отказа, а то сидела бы сейчас вместо грелки на чайнике.

Бабтоня поделилась со мной радостью: "Внучек Лёвочка приезжает". Ну приезжает и приезжает. Я представила себе краснощекого карапуза, которого начнут усиленно кормить пирогами, а мне, может быть, доверят иногда гулять с ним. С этой моей фантазией произошло то же самое, что и с остальными, то есть она оказалась похожей на действительность точно так же, как я похожа на английскую королеву.

Внучек приехал, и Бабтоня привела его знакомиться. Нда, краснощекий карапуз… Насчет цвета щек я угадала правильно, но к щекам прилагался крошка на голову выше меня, причем, очень упитанный. И кого-то он мне жутко напоминал. Я минут пять растерянно таращилась на долгожданного Лёвочку, а Бабтоня гордо смотрела на него снизу вверх и всё приговаривала, вот он, мол, у меня какой… вот вы и познакомились…

Потом Бабтоня и внучек-переросток ушли, а я пошла в свою комнату переживать. И эти… тоже мне, ходики, пробили с невозмутимым видом семь вечера, будто всё шло как надо. А меня, между прочим, предал последний человек, которого я любила. Да-да, теперь Бабтоня будет ходить вокруг этого балбеса, а про одинокую девочку Ксению и не вспомнит. И пусть не ждут меня на эти свои пироги, я навеки запрусь у себя и буду умирать голодной смертью.

Потом я представила толстомордого Лёвочку, уплетающего Бабтонину выпечку. Кого же он все-таки мне напоминает? Страшная догадка промелькнула в голове и заставила меня подойти к часам. Точно! Я с негодованием смотрела на себя в стекло. Да, в этот день все были против меня, даже куранты. Вон он, этот самый толстопуз, только в юбке, таращился на меня. Как я сразу не сообразила: внучек был щекастым как я, толстым как я, очкастым как я. Итак, у тетушки совы появился братец филин. Вот это открытие… И амурчик определенно смотрел на меня с ехидством! А сам-то…

Но! Я не картавила и, надеюсь, не сопела, и однажды даже смогла влепить одному придурку… И я, больше не сомневаясь и не стеная, пошла на пироги и без малейшей робости глядела на филина Лёвчика и он, кажется, смущался куда больше, чем я в свои худшие минуты. Хотя, насчет смущения я видимо ошиблась, или все-таки от робости он так много жрал? Молчал и жрал, за него говорила Бабтоня. И что выяснилось? А то, что мальчик старше меня на год (всего-то), к бабушке приехал отдохнуть и окрепнуть. Ни фига себе, подумала я, куда же еще крепнуть дальше и от чего это он так устал?

Внучек уписывал за обе щеки угощение, при этом периодически утыкался носом в раскрытую на коленях книгу и следующий пирог брал не глядя, на ощупь. Определенно, это был и Татин внук тоже – годами лежавшая без дела книга теперь обильно посыпалась крошками – мальчик любил читать. И я успокоилась, отчего-то решив, что уж этого типа можно не опасаться, вообще не брать в расчет: он будет целыми днями есть, уткнувшись в книгу, потом отвалит восвояси, а мы с Бабтоней заживем по-прежнему.

Но Лёвчик очень скоро меня удивил. Я в тот момент увлеченно вышивала на лице Златовласки бровки. Я возлагала на них большие надежды: пусть будут домиком, как у Люши, тогда, возможно, они с Жирафой быстрее поладят. И вот в такой ответственный момент в дверь позвонили. Я на секунду обрадовалась – неужели Люшка объявилась но, открыв дверь, сначала обалдела, а потом рассердилась, увидев на пороге громко сопящего Лёвчика. Так мы не договаривались!

Братец филин топтался в дверях и уходить, судя по всему, не собирался. Мы стояли, пялясь друг на друга через очки, и молчали. Наконец до меня дошло, что Лёвчик не может раствориться в воздухе, сколько бы я его не гипнотизировала, и мне пришлось отступить. А он только этого и ждал и уверенно потопал прямиком в комнату, спасибо, не на кухню. Ну погоди, мстительно подумала я, сейчас Георг тебе покажет, сейчас полетят клочки по закоулочкам. Странное дело, Георг рвать непрошенного гостя не захотел. Он лишь отпрянул от протянутой руки и раздраженно улегся на шкафу. Как! И это всё?!

– Симпатичный котик, – как ни в чем не бывало изрек Лёвчик и подошел к погребенному под ворохом лоскутков столу, тут же навалившись на него своим толстым пузом. Первым делом он взял в руки пастушку и поднес к самому носу, понюхать что ли? Я насторожилась.

– Это ценная вещь, мой дед коллекциониговал такие. К сожалению, почти ничего не осталось.

На что это он намекает?

– Бабтоня мне подарила, насовсем, – почти воинственно объявила я, и тут же вспомнила Голована. Он бы еще добавил: безд-возд-мезд-но…

Лёвчик только кивнул и поставил фигурку на место. И вроде бы тут же о ней позабыл.

– Кгасиво… – объявил он, ухватив теперь уже Златовласку. Зачем-то проверил на прочность её руки и потянулся за следующей жертвой.

Я молчала, обалдев от такого нахальства, а потом и от удивления. Лёвчик оглядывал кукол так, как если бы он был, к примеру, не Лёвчиком, а Люшей. Нет, даже Люшка не была так внимательна. Сосед сопел, разглаживал на кукольных нарядах складочки, поправлял банты и оборки. Ненормальный какой-то… Я как завороженная смотрела на его длинные тонкие пальцы, которые, похоже, достались ему от какого-то другого тела, даже у Люшки не было таких пальцев.

– Ты позволишь тебе помогать? – каким-то писклявым голосом осведомился Лёвчик, блеснув на меня очками.

Чего, чего? Он что, совсем рехнулся, на фиг он мне сдался? Между тем громкость сопения стала максимальной и я, непонятно почему, согласно кивнула. Да черт с ним, все равно ему быстро надоест.

Не тут-то было. Лёвчик принялся за дело с поразительным рвением и показывал мне как мэтру результаты – как, хорошо? И я даже начала на него покрикивать и чуть-чуть командовать, довольно приятное, между прочим, занятие. А он старался вовсю и, если говорить честно, делал все лучше, чем я. И мы болтали о чем угодно: школе, одноклассниках, фильмах, куклах. И у нас все-таки очень похожие руки, как оказалось. Я это заметила не сразу и вначале даже удивилась. А потом стало приятно – еще бы, обнаружить у себя хоть что-то красивое после столь долгих бесплодных поисков.

Левчик был особенно неравнодушен к Долли, точнее к ее гардеробу: вот тут можно было заложить складочку, а тут оборка не нужна. Мне это, в конце концов, надоело, и я сказала:

– Забирай её себе и одевай сам. – Все-таки я отдавала Долли в хорошие руки.

– Ты что, сегьезно?! – обрадовался Лёвчик.

Вот чудик-то. Он смотрел на меня так, будто я предложила ему ключи от квартиры, где деньги лежат.

– Нет, тебе пгавда не жалко?

В общем, выиграли мы оба. Левчик теперь обшивал свою ненаглядную Долли, а я могла от начала до конца "лепить" своих кукол, как умела. В заветном сундуке мы теперь копались напару, и в этом тоже что-то было: два старьевщика роются в старых вещах, расхваливая их друг другу, обсуждая каждый симпатичный пустячок. Из нас получились дружелюбные старьевщики, не жадные.

Вот что меня беспокоило, так это грядущая встреча Полковника и Левчика. Ну не мог же наш сосед не попадаться Полковнику на глаза вечно. И я начала тревожиться, что эта встреча будет драматичной. Пусть Полковник постоянно пропадал в своих командировках, роковая минута неминуемо приближалась. И вот они сошлись…

Полковник в кои-то веки появился днем и тут же выстроился на пороге светелки с инспекцией, я даже глазом моргнуть не успела. Естественно, он прямо таки замер, едва сделав шаг, и уставился леденящим душу взглядом на Лёвчика. Лёвчик, сидевший на моей постели с иголкой в руках и тихо мирно работавший себе, безмолвно и кротко глядел на окаменевшего Полковника. При этом он всё дергал и дергал туго натянутую нитку, будто затягивал узлом вдруг повисшую тишину. Совершенно багровый Полковник смотрел на Лёвчика и… не находил слов. Просто ужас, как в комнате было тихо, а я так вообще перестала дышать. Потом Полковник дернул на шее ворот рубашки, с жутким скрипом сделал свое фирменное фуэте, то есть развернулся на пятках и исчез. У меня от напряжения раскалывалась голова – так я прислушивалась, уж не побежал ли он за оружием, и если вздумает стрелять, то с кого начнет?

– Кто это? Я, кажется, не поздоговался? – удивленно сказал Левчик, все еще дергая эту чертову нитку, заело у него что ли.

Вот сейчас прибежит Полковник с берданом, поздороваются… У меня даже не сразу прорезался голос: "Это Полковник". Ну сейчас начнется, кто да что.

– Ааа…, – протянул Лёвчик таким тоном, будто я рассказала ему всю биографию Полковника, – а где у нас были белые пуговки?

Минуты шли, а Полковник не подавал никаких признаков жизни, может, он сделал себе харакири? Как же, жди, хорошо, если тебе самой не придется это делать, предупредила меня проснувшаяся ехидна. А Лёвчик продолжал безмятежно шить, будто и не было никакого Полковника. И я тогда первый раз подумала, что Лёвчик все-таки прелесть.

– Ксения! – Лёвчик, наконец, ушел и я, собственно, ждала, когда раздастся этот воинственный клич, призывавший меня на кухню.

– Что это за тип?

– Это внук Бабтони, он приехал погостить.

– Почему он сидел на твоей койке? – вроде бы сбавил тон Полковник. – Ты соображаешь, как ты себя ведешь?

– В моей комнате только один стул и на нем сидела я. И я веду себя нормально. Мы оба ведем себя нормально.

– Я требую, что бы этот… внук или кто он там, не смел валяться на твоей койке.

– Хорошо, он будет сидеть на стуле.

Полковник, видать, что-то прикинул и потребовал, чтобы я немедленно купила второй стул, денег он даст. Надо же, я ожидала чего угодно, но только не этого. Неужели все? Я осторожно повернулась и собралась уходить. Как бы не так.

– Ксения! – А я-то было разлетелась.

– А что он такое делал?

– Шил. Он любит шить.

– Кхе, – изрек Полковник и пристально посмотрел на меня. Смотри не смотри, а это чистая правда. – Армия по нем плачет, вот что.

Я все гадала, успеют ли познакомиться Люша и Левчик, все-таки лето было не бесконечным, и даже попрыгунье-стрекозе пора было подумать о зимовке. Стрекоза и объявилась.

Ну что же. Это мне лето добавило лишних веснушек и ничего больше, а Люшке… Люшке оно прибавило всего – уверенности, взрослости, красоты. Да, вот именно, красоты. В первую секунду, увидев подругу, я просто потеряла дар речи. Вначале подумала: какой ужас, потом: как здорово! То есть я подумала все сразу, потому что Люшка заплела на голове, черт знает, сколько косичек и теперь смахивала на африканку. Вон и на длинной коричневой шее у неё висело что-то сильно напоминавшее тигриные клыки. Да-а, Люшка вернулась с удачной охоты…

Я не знала, что говорить и что делать-то? Прикинуться слепой… Но моя отвисшая челюсть и так уже все за меня сказала. А Люшка держалась как ни в чем не бывало, вроде она всегда так вот выглядела, двигалась, смотрела. Только когда она сказала: "Семён, у тебя есть что пожрать?", я наконец-то перевела дух. Слава богу, это была все-таки Люшка.

У меня всегда было "что пожрать", потому что Полковник держал меня в постоянной боевой готовности. "Щи да каша в доме должны быть всегда", это я уяснила четко.

– Ну че у тебя нового, рассказывай, – велела подруга, уминая котлеты с овощным рагу.

Я молчала. Я не просто молчала, я думала о том, что сейчас Люшка поест и уйдет. Совсем. Потому что ну зачем я ей нужна? Как, ну как я могла так бездарно провести лето?! Нужно было хоть что-то сделать, может быть покраситься в какой-нибудь… решительный цвет. А теперь вот попробуй сию секунду сообразить, что можно выдать интересного. Точнее, что можно придумать интересного, потому как со мной даже неинтересное отродясь не происходило.

Люшка смотрела на меня взглядом эксперта, проводящего бесчеловечный опыт. Я помыла тарелки, неровен час, появится Полковник и застукает нас на кухне. Для меня так и оставалось загадкой, как он поведет себя в этой ситуации, но узнавать ответ мне почему-то не хотелось.

– Пошли в комнату, – предложила я.

– Привет, Жора, ну у тебя и морда стала – бери циркуль и обводи!

Георг презрительно отвернулся, будто слышал это только вчера. Слава богу, новая Люша повела себя по-старому – вскарабкалась на кровать и развалилась с видом нагулявшейся кошки. И выдула свой фирменный пузырь. Я покосилась на босые Люшкины ноги, и здесь полный порядок – большой палец с облупленным лаком занят привычным делом. Я все еще таращилась на подругу, ревниво отыскивая старые приметы, когда придушенно пискнул дверной звонок. Ну вот, я еще не успела прийти в себя, а уже началась новая сцена: те же и Лёвчик.

Лёвчик, ясное дело, деловито протопал в светелку и остановился, неприятно удивленный – ну как же, его насест был занят, а на спецстуле он сидеть не любил. Сосед изумленно таращился на нахальную девицу и для пущей ясности протер очки.

– Лёвчик, это Люша. Люша, это Лёвчик.

Именно так, кажется, ведут себя нормальные воспитанные люди. Только эти двое, похоже, ничего про воспитанных людей не слышали и свирепо пялились друг на друга. Так, если сейчас появится еще и Полковник, то мне точно придется лезть в укрытие, чтобы уцелеть.

Как ни странно, первым пришел в себя Лёвчик. Он сделал шаг к ложу и, уставив на Люшку указательный палец, объявил:

– Тебе бы пошли шаговагы и тюгбан.

– Чё ты сказал? – Люшин тон был очень многообещающим, она стала подниматься, явно собираясь принять боевую стойку. А может быть врежет и без стойки, она умеет. Вот только схватки, то есть избиения Лёвчика мне и не хватало!

Всё. Я даже зажмурила глаза. Уж если Полковника Люшка назвала старым хреном, то судьбу Лёвчика было просто страшно представить. А он, похоже, не понимал, что его честь и здоровье под угрозой и вроде совсем не обращал внимания на её боевые маневры.

– У тебя восточный тип кгасоты. Ты похожа на пэги.

– Че-че?

Вот заладила.

– Он говорит, что ты похожа на пэри. Эта такая восточная фея.

Ну ни фига себе, Лёвчик отмочил. Люшка у нас – пэри, а я-то по простоте своей думала, что она похожа на африканку. Восточная красавица тем временем окончательно сползла с кровати и потащилась к часам – взглянуть на свое отражение. Я не стала дожидаться результатов, мало ли что, и скомандовала Лёвчику:

– Ты пока иди, потом зайдешь. – Лёвчик не очень охотно, но подчинился.

– Ну и где ты этого придурка откопала? – при этом Люшка всё всматривалась в стекло часов. Это и вывело меня из терпения.

– Если он придурок, то зачем ты потащилась проверять его слова?

Ну, в общем, мне было немного обидно. Да что там, мне было обидно много. Лёвчик гад, конечно. Таскался ко мне каждый день, мало того, что сидел у меня почти сутками, так я его еще и подкармливала, будто мало ему было Бабтониной стряпни. И не важно, что он у меня вроде подопытного кролика – я испытывала на нем новые рецепты, ведь Полковник для такой роли не годился, что не так, еще и прибить может, если выживет. Короче, как лопать, так ко мне, а как пэри называть, так Люшку.

Но злиться на них дольше минуты я не могла. Я, как мне казалось, оправдала Лёвчика, когда объяснила подруге, что он безобидный и хорошо шьет. И конечно простила подруге насмешливое замечание:

– И что, ты проторчала все лето дома? Слушай, Семён, пора бы уж с куклами завязывать, ты уже вроде большая девочка. И этот, который безобидный. Вы с ним на пару шили? Не, ну сказать кому, подохнут от смеха.

Действительно. Я уже и сама прекрасно поняла, что провела не просто самое бездарное, но и самое идиотское лето в своей жизни. А ведь тоже туда же, что-то там загадывала, крыльями махала, дура толстая. И ладно бы только Люша, но и тетя Валя время от времени шелестела что-то подобное. "Ксения, деточка, ты только не заиграйся в куклы-то, все-таки тебе уже пятнадцать. Так можно и главное в жизни пропустить". Интересно, что она под этим главным подразумевала – беготню по магазинам, щи для Мишеньки и остальной компании?

Мне, между прочим, летом уже шестнадцать стукнуло, но никто не заметил, даже Бабтоня – закрутилась она со своим внучком, правда, не только с ним, две недели в больнице пролежала с давлением. Нет, на Бабтоню я уж никак не могла обижаться, плевать на день рождения, лишь бы она была в порядке. А насчет тети Вали… можно было бы провести эксперимент: сколько лет я буду для неё пятнадцатилетней. А для себя?

Мне казалось, что я помню, как меня в этот день поздравляла мама. Был такой ритуал – она мне что-то вручала, целовала в лоб и говорила: "Беги, милая, играй". Ну или что-то в этом роде. Всё. Вот только эти самые подарки почему-то никак не хотели вспоминаться, с чем же именно я бежала играть.

А мне, особенно раньше, ужасно хотелось наградить почетным званием "мамин подарок" ну хотя бы побитого жизнью пупса или потертого плюшевого медвежонка свекольного цвета. Я присваивала это звание то одному, то другому, но подлог давал о себе знать – игрушки играли ответственную роль из рук вон плохо. И я никак не могла вспомнить, куда же подевались куклы? Ведь были они у меня, точно были, а как же иначе. Вот с Полковником дело обстояло куда проще. Если он в этот исключительный день не оказывался в отъезде, то я находила на кухонном столе купюру – беги, милая, играй.

Люшке я все-таки сказала про свой преклонный возраст. Бровки домиком, рентгеновский взгляд: и че, ты так весь этот день дома и просидела? Не, Семён, ты у нас больная на всю голову.

Люша решила устроить мне праздник хотя бы и задним числом. И что дернуло меня согласиться? Да, я стала старше на целый год, даже подросла на пять сантиметров, но как-то упустила из виду, что мои мозги за процессом роста не успевают, отстают то есть, и довольно сильно. Нельзя сказать, что меня не мучили дурные предчувствия, мучили, да еще как. Я прекрасно помнила свой поход на Мишенькин праздничек, еще бы мне его не помнить. Но еще сильней меня разбирало любопытство – как и с кем проводит свое время Люша. И вот он – знаменательный день – когда я смогу шагнуть во взрослую жизнь. То, что эта жизнь именно взрослая, я совершенно не сомневалась. Люшка была тому лучшей гарантией.

Главное, я старательно гнала от себя, правда не очень далеко, одну суперсекретную мысль – кто знает, может быть там, куда она меня зовет, будет ну не Ричард Гир, конечно, (я же не полная идиотка, чтобы на это рассчитывать), а кто-то ну хоть чуть-чуть на него похожий. Тот факт, что я-то уж точно не Красотка, я решительно отметала, зачем портить себе удовольствие.

Про Красотку мне вспомнилось не просто так. Люшка зашла за мной в полном боевом раскрасе и при этом выглядела, по моему мнению, лет на двадцать пять, не меньше. И при этом здорово напоминала Красоткину подружку, ну ту самую. Такое вот Люшино превращение меня здорово напугало: незнакомая опасная девица – это раз, и при этом я со своими очками, курносым носом ну и всем остальным – это два. Такая парочка сгодилась бы разве что для цирка, но никак не для выхода в свет. Оказалось, что Люша была такого же мнения, но она не стала, подобно Бабтоне, искать неведомо что в моем шкафу, а притащила "правильный прикид" и косметику с собой.

Да, все познается в сравнении. Я, тревожно разглядывая немыслимое нечто в виде резиновой трубы, с тоской вспоминала свою старую юбку. Кто сказал, что она никуда не годится? А это вот, что ничего не прикрывает и тисками сжимает мой зад и бедра, оно годится? А майка, которую Люшка называла топом? Этот топ выставлял напоказ мой толстый живот и обтягивал грудь так, что в любую минуту грозил треснуть по швам. Но это было еще не всё. Самой ужасной огромной каплей, жирной точкой или чем там еще стали Люшкины туфли на шпильках. Я могла бы засунуть в одну из них сразу обе ноги, но мою взбесившуюся добрую фею это совершенно не волновало. Она набила в длинные чуть загнутые носы вату, а туда ее вошло ужас сколько, и велела мне обуть эти штуки, и даже собственноручно обвязала вокруг моих щиколоток какие-то шнурки. "Не, Семён, ты что ли пойдешь в физкультурных тапках или в своих туфлях "прощай молодость"? На самом-то деле я никуда и ни в чем уже не хотела идти, но кто бы меня слушал.

Нет, я не только не была похожа на Красотку, я не годилась даже на роль самой распоследней девицы из ее квартала, то есть она бы меня с собой на "работу" не взяла, чтобы не позориться. Я попыталась содрать с себя эти тряпки, но вот черт, вылезать из них было еще труднее, чем влезать. Тем более что Люшка решительно не хотела мне помогать, а только орала, что я последняя идиотка и тупая дура. Просто дуры ей было мало.

Всё это закончилось тем, что на мою красную потную физиономию она наложила пудру, румяна и еще невесть что, щеткой начесала мне волосы и поволокла к "зеркалу" – смотри, какой класс. Ага, на меня глянула маска сорокалетней ведьмы со стоящими дыбом волосами, черными провалами глазниц и огромным ртом вампира. Куранты взревели, амур чуть не выронил лук, и я в ужасе отпрянула, мне показалось, что часы от пережитого шока слетели с катушек и начали бить в неположенное время. Оказалось, что уже восемь вечера, но честное слово, часы взвыли не своим голосом.

Ну почему Полковник в это время не торчал дома! Почему он не вышел и не наорал на нас, и не запихнул меня обратно в комнату! Я бы упала ему в ноги и поклялась в вечном послушании и покорности. Между тем Люшка опрыскала меня какой-то резко пахнущей гадостью и поволокла вон из квартиры. И я все отлично видела откуда-то сверху: юркий черный паук тащит за собой одурманенную муху, которая лишь слабо трепыхает крыльями и даже не жужжит. На самом деле мухе очень хочется заорать: о-о-о…. помогите… спасите! Но она стиснута в резиновом коконе и никак не может сделать вдох, так что уж там говорить про выдох.

Люшка всю дорогу трещала, но я не понимала ни слова. Ну вот, я так мечтала о каком-нибудь приключении, но кто сказал, что именно о таком? Нет, я была согласна сесть себе спокойненько и посмотреть по ящику историю про некую бестолковую дуру, которая затеяла очередную глупость, но я совершеннее не была согласна с тем, чтобы это меня, именно меня тащили в ужасной одежде, едва ковыляющую в каких-то ужасных туфлях в ужасное место. Остановите сеанс, я покину зал!

Вот оно! Над дверью мельтешили разноцветные лампочки, издевательски мне подмигивая. Бар?! Мне туда не надо! Я мечтала когда-нибудь зайти в такое вот место?! Я представляла себя с неким молодым человеком за столиком?! Я шутила, честное слово я шутила, ничего подобного я не собиралась делать всерьез. Черт! Я чуть не врезалась в Люшкину спину, когда она резко затормозила в дверях.

Люшка не позволила мне надеть очки – еще чего, на кого ты будешь в этих гляделках похожа! Но лучше бы я уж вышла из дома с черной повязкой на глазах, так было бы честнее. Народ расступался бы передо мной, и можно было бы зычным голосом говорить: пррапустите! Пррапустите убогую! Я вот и без повязки почти ничего не видела и ощущала себя в темном лесу, точнее, джунглях. Цепкое Люшкино щупальце снова схватило мое запястье и поволокло куда-то вглубь в полумрак зала. Стеклянные створки за спиной с мягким шелестом закрылись и все, я умерла.

Потом оказалось, что нет, не умерла, все это было еще впереди. Мы протиснулись к столику, за которым сидели какие-то люди и, кажется, они сразу замолчали. А может быть, это у меня от волнения и неловкости заложило уши. Кто-то потянул меня вниз, и я села, да нет, чего там, я плюхнулась на стул со всего маха.