Текст книги "Барби играет в куклы"
Автор книги: Ирина Алпатова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 21 страниц)
Да-да, в этом вопросе я была готова её поддержать, один только юный журналист по кличке Чупа чего стоил. Сам дебил, и кличка у него дебильная. А Люшка с её нравами была сама по себе.
– Знаете что, давайте-ка кофейку попьём, раз уж у нас образовалась компания.
Я согласилась, не раздумывая, и с души свалился огромный камень, даже стало легче дышать. Ведь не станет человек пить кофе со стервой и сволочью, по крайней мере, этот человек.
– Извините, а вас как зовут? У меня на имена не очень хорошая память. – Я удивлялась собственной смелости.
– Елена Петровна. А вас действительно Ксенией зовут? Я-то на свою пока не жалуюсь.
– Да, – моим щекам снова стало жарко. Отдувайся теперь за Люшины фокусы.
Подумать только, я пила кофе и болтала с человеком, которого узнала лишь несколько часов назад, и тем не менее, чувствовала себя как рыба в воде. Я думала, что только Бабтоня способна приручить человека с первого, нет, со второго взгляда, а тут вот нашёлся ещё один такой. И даже квартиры их были по-своему похожи.
С Еленой Петровной было поразительно легко, и я рассказала ей всё – про маму, Полковника, тётю Валю и даже про Дениса, но про Дениса совсем чуть-чуть, лишь несколько слов, просто объяснила откуда мы знакомы. А она мне тоже про себя рассказала, фотографии всякие показывала. Офигеть можно, но бабуля могла бы стать олимпийской чемпионкой по конькобежному спорту, если бы не получила тяжелую травму. А напоследок Елена Петровна мне почти приказала:
– Так, приходи в гости, когда время будет. Приходи обязательно! – и якобы грозно постучала палкой об пол.
– Где тебя носит! Я уже третий раз захожу, – накинулась на меня с порога Люшка. Я даже решила было, что она так никого и не нашла, и весь её нерастраченный огонь мне придется принять на себя. Но к счастью, ошиблась
– Прикинь, когда я к старухе через балкон полезла и она меня в оборот взяла, Танька за тобой побежала, а этот придурок, видите ли, за пивом попёрся, не нашел другого времени. А в квартиру вернулся, когда уже его братан пришёл, ну и слинял незаметно, сволочь. Он братишку-то побаивается, козёл!
Люшка была похожа в этот момент на фурию – волосы дыбом, глаза горят. Вообще-то из неё красивая фурия получилась, эффектная, и такой она мне нравилась гораздо больше, чем тогда у Дениса на диване. Возможно, эту сцену я вспомнила слишком ясно и даже смогла невольно свои воспоминания телепатировать, потому что подвижная Люшкина физиономия вдруг стала мечтательной-мечтательной, и подруга сказала:
– Слушай, а крутой братан у Чупы, да? Я просто охренела, когда его увидела. А ты даже мне не намекнула ни разу, что такой кадр имеется.
– Не знаю, что ты там разглядела, только он… зануда и… старый. – Мне совершенно не понравился такой поворот в разговоре, Люшкины мысли явно устремились в ненужном направлении, что она тут же наглядно продемонстрировала:
– Понимала бы ты что в мужиках! Старый… Да я такому старичку и стакан водички бы подала и постельку на ночь согрела.
Вот, я так и знала! В той квартире я увидела наглую опасную Люшку, и теперь она снова выпускала когти. Нужно было как-то её остановить, не дать ей войти в образ окончательно.
– Он на таких как ты и смотреть не станет!
Господи, зачем я это брякнула! У меня получилось грубо, ужасно грубо, и я не то хотела сказать.
– Он всех презирает, понимаешь? И меня, и всех… Его даже тётка, как мне кажется, побаивается. – Теперь мне и в самом деле казалось, что тётя Валя трепещет перед Денисом, а может, и дядя Толя тоже.
– Ну да, это я заметила, – неожиданно согласилась Люшка. Я даже посмотрела на неё с подозрением – не издевается ли. Нет, она была совершенно серьезна.
– Ничего, я ему козью морду устроила, чтоб не выпендривался. Он меня вспомнит…
– Как это? – мне показалось, что подруга бредит.
– А вот, – она подняла руку и позвенела браслетами, – мы пока сидели, я одну штуку за подушку затолкала. Будет ему маленькая радость…
Всё-таки у Люшки были дикие представления о радостях, хотя бы и маленьких. Да какое Денису дело до дешёвой безделушки? Нет, определённо у Люшки на сексуальной почве начались неполадки с головой. Но уже через минуту всё вернулось на круги своя, и я в сотый раз убедилась, что если у кого неполадки и есть, так это… не будем показывать пальцем.
– Его баба придёт и найдёт браслет обязательно. И устроит ему маленький шухер, а может, и большой. – В голосе Люшки явно слышалась надежда.
Баба? Какая еще баба? У Дениса есть баба?!!
– Конечно есть, я кое-что заметила, пока там была, а чё? – Почему Люшка ответила, разве я крикнула это вслух?
У меня, возможно, остановилось дыхание, и отнялись ноги, потому что я вошла в ступор или куда еще можно войти, когда увидишь такое. На пороге нашей квартиры стоял не кто-нибудь, а этот… с бородкой. Я позабыла не только его имя-отчество, но и своё собственноё имя в тот момент ни за что бы не вспомнила.
Человек стоял не просто так, а увешанный какими-то яркими пакетами и свёртками, и всё это медленно и неумолимо стало на меня надвигаться. Ну и мелькнула у меня мысль – а что если проскочить мимо и вон из квартиры? Вот нет меня дома, и не было. И я здесь вообще не живу. Померещилась я гостю и точка. Пусть сидит тут со своими пакетами, пока не посинеет, а я поживу у Бабтони, уж она меня не выдаст.
А этот… ага, вспомнила, Арнольд, уже хозяйничал на кухне прямо как у себя дома – там что-то упало и покатилось по полу, а он негромко чертыхнулся. Ну ни хрена себе, как говорит моя дорогая подруга, я значит стою в коридоре, а он там, на кухне шурует… Что вообще происходит? Дорогой гость, видимо, тоже спохватился и начальственным голосом позвал:
– Ксения Георгиевна, ну где же вы? Я тут без вас нахозяйничаю.
Ксения Георгиевна как испуганная крыса выглянула из тёмного коридора: нет, ну в самом деле, чего припёрся? И ещё стоит посредине моей крохотной кухоньки и охорашивает огромный веник, то есть букет цветов. Но когда-то мне всё равно придётся туда пойти. На счёт раз-два…
– Вот, – сказал гость, – вы из-за меня пострадали, и не однократно, и я счёл необходимым искупить свою вину.
Да уж, лучше способа не придумал. Я взяла увесистый букет и обречённо оглядела заваленный всякой снедью стол. Судя по всему, искупление планировалось на неделю, а то и на две.
– Я бы с удовольствием пригласил вас в ресторан, но подумал, что едва ли вы согласитесь так вот сразу… – Это он правильно подумал, сразу я ни-ни, и не сразу тоже.
– И я решил, что это от нас никуда не уйдёт, а пока посидим просто, по-домашнему. Да вы поставьте цветы в воду, Ксения… если позволите вас так называть.
Ну как же, очень ему было нужно моё позволение. На самом деле меня просто ставили в известность, и я почувствовала, что меня охватывает паника. Что говорит этой чужой холёный дядька? Что именно от нас никуда не уйдет? И как, спрашивается, с ним можно сидеть по-домашнему… Он, что, издевается?! Не помню, чтобы я говорила ему свое имя, не помню, чтобы он его спрашивал.
Я, шаря по углам, будто слепая, принялась искать вазу, хотя ничего похожего у нас в доме не было. Ведро там, кастрюли – это пожалуйста, но ваза… Зато получилась картинка: большой рыжий таракан (Бабтоня называет их пруссачками) очумело носится по квартире, хотя причём здесь пруссачки… И я едва не взвизгнула от неожиданности, увидев гостя прямо перед собой в собственной комнате.
– Я нашёл банку, пустую трехлитровую, – как-то вкрадчиво сообщил он и показал мне добычу. – Можете поставить в неё или нет, давайте я сам.
Так, откуда у меня в комнате взялась трехлитровая банка? Или это Люшка как-то притаскивала в ней огурцы? И что, она жрала их прямо здесь, в моей светёлке? Что ещё сейчас отыщет этот дядька? Вдруг это будет плесневелый кусочек хлеба? А господин сыщик, видимо, решил доконать меня окончательно, потому что вместо того, чтобы взять у меня из деревянных рук букет, взял мои пальцы и сжал их. А они потные! Или ледяные? Пока он не разобрался, я отпрыгнула от него как дикая кошка, рискуя лишиться руки. И что себе думает этот негодяй Георг?! Где он вообще есть, защитник фигов?
Только когда Арсений, в конце концов, ушёл, я вспомнила, что он вроде бы Артур. Ну и наплевать, я все равно молчала как рыба и не помню ни словечка из того, что он тут говорил. Или он тоже молчал? И после его ухода в коридоре осталось облако непонятного терпкого запаха. Я взяла полотенце и стала его разгонять.
– Ну и кто ты после этого есть, а? На дядю Толю, значит, кидаться – это мы мастера, да? Люшку, значит, царапать – это пожалуйста, Лёвчика обижать – это сколько угодно. А где же ты сейчас был, паршивец? – Я готова была разойтись не на шутку, но остановилась. Весь вид Георга говорил, что сейчас он меня не поймет. Он был в бешеном возмущении или возмущенном бешенстве, но свою вину признавать не желал. "Еще буду я тут мараться", говорило его насупленное лицо. А мне нужно еще было идти на кухню и, что-то делать со всеми этими дарами.
Что если я зайду, а там стерильно чистый пустой стол, и не стоит на подоконнике огромный наглый букет? Вдруг мне всё померещилось… Но у Георга был слишком всклокоченный вид, а у меня противно дрожали руки. Нет, не померещилось.
Я как следует умылась, в зеркало смотреться не стала – ни к чему. На меня и так уже посмотрели, будь здоров. До сих пор по телу бегали противные колючие мурашки, и я, подумав, встала под душ, вдруг поможет.
Как такие вещи теперь называются – благотворительная акция что ли? Пришёл благодетель, покормил, даже снизошёл и прикоснулся царственной рукой к убогой. Вот только с выражением своего лица ничего не смог сделать, да и не старался – пришёл с надменной миной и ушёл с ней же.
Эх, был бы здесь Полковник, он бы ещё, пожалуй, поиграл с господином в гляделки, и вопрос – кто бы кого переглядел. Хотя неизвестно, как бы Полковник повёл себя со своим начальством. От этой мысли мне стало еще хуже. "Мы скоро увидимся"… Ага, буду ждать с нетерпением. Я сгребла продовольствие в холодильник, и он потрясённо заурчал, еще бы, такого богатства в его вечно полупустой утробе никогда не водилось.
Нужно сшить придворного шута, решила я. И не какую-нибудь язву с ехидным лицом, а доброго увальня вроде Лёвчика, и балахон пусть носит как у него, и нос пусть будет картошкой. И никаких масок, пусть будет полная ясность. Шут сшился за вечер, даже слишком быстро, просто лихорадочно быстро. Может быть, потому что время от времени звонил телефон, а я пыталась сделать вид, что ужасно занята и не слышу мерзкого кваканья?
– Ну как, ты в порядке? – спросила я шута. – Пожалуй, тебя будут звать Галетой. – Он не возражал. Я немножко подумала и надушила его из очередного пробника, подброшенного Люшкой. Ну вот, теперь Галета еще и благоухал.
Следующие два дня были тихими, как будто про меня все-все позабыли. Вот и хорошо. Мне совершенно не хотелось куда либо выходить, или с кем-нибудь разговаривать. Почему-то на ум пришла мысль про осажденную крепость, между прочим, с большими запасами продовольствия.
Вечером второго дня великого сидения явилась Люшка, конечно взвинченная и конечно голодная. С порога определив, что Полковника все ещё нет дома, она ринулась к холодильнику. Я уже собралась было сказать, что щи скорее всего прокисли, но тут подруга так взвыла, что я чуть не прикусила язык. Ах, ну конечно – мародёры напали на продовольственный склад.
– Ты что, ограбила супермаркет? – закричала Люша из холодильника. Вначале она попыталась произвести ревизию, не отходя, так сказать, от кассы, потом плюнула на бесполезную затею и стала выгружать на стол всё подряд.
– Ого, ты ешь мидии? А это что ещё не по-нашему написано и почему здесь нарисован паук? Сёма, ты что, заболела? А тут есть нормальная колбаса? Это что, Полковник что ли разжился? Ты чё молчишь-то?
– Я просто жду, когда ты вылезешь из холодильника, не могу же я разговаривать с твоей задницей.
– Ах, ну да, мы же нежные, – Люшка вылезла на свет божий, что-то уже жуя, и оглядела превратившийся в свалку стол. – Ну давай, рассказывай, а я пока поем, – блаженно вздохнула она и взялась за дело. Но надо отдать ей должное, минут через десять она все-таки жевать перестала и потрясенно уставилась на меня.
– Ни фига себе… Вот ведь работаю там с самого ранья, просто вкалываю, можно сказать, и ни черта никого не вижу, кроме охраны. А тут раз, и готово. И ведь ясно же, что всё это не в соседней бакалее куплено. И чего это он тебя кормить надумал…
Мне очень захотелось бросить в неё первым, что попадёт под руку, и я уже схватила кусочек чего-то розового но, понюхав его, передумала и положила в рот. Вкусно!
– В общем, он перешёл к делу, – эксперт что-то смачно обсасывал, рыская по столу глазами. – Только как-то странно он тебя снимает.
– Что значит снимает? Что ты болтаешь! – закричала я. Наверное, прежде всего потому, что Люшка что-то такое угадала. – Я не твои подружки-модельки, я…
– Конечно, я и говорю, сидела себе в коробке с бантом, пришел богатенький Буратино и решил – беру. Ты вот говоришь – седой. Так они как раз куколок и любят, оно для них самое то, что надо.
У меня вдруг свело желудок, то ли от розовенького кусочка, то ли от Люшкиных слов.
Неужели Аристарх-как-там-его действительно решил брать? Иначе как объяснить то, что он дважды или трижды заявлялся ко мне на следующей неделе. На недокормленную я уж точно никак не походила, да и он не был похож на доброго самаритянина, так что, кажется, самые ужасные Люшкины предположения начинали сбываться.
Гость приходил, минут пять беседовал со мной ни о чем, затем с величественным видом открывал принесенную с собой газету и с умным видом ее просматривал. Ему что, больше негде этим заниматься? Затем он уходил, а я хваталась за полотенце. Вот у Полковника всю жизнь в ванной стоял одеколон "Тройной", других он не признавал. А тут ходят, пахнут фиг знает чем… И я принималась работать ветродуем с удвоенной силой.
В понедельник я начала свою трудовую жизнь. "Не нужно так суетиться" – сказала мне Светлана после того, как об меня в очередной раз едва не споткнулся мастер. Да-да, я прекрасно запомнила, что должна быть как бы невидимой, но я в таком качестве… Поэтому невидимка сидела в засаде, чувствуя себя охотником на дикого носорога, а на самом деле просто ждала момента, когда сможет убрать остатки чьего-нибудь скальпа так незаметно, будто они испарились сами собой. И всё равно мне работа нравилась, хотя бы потому что я была не дома. Туда в любой момент могли нагрянуть гости. И вообще, если бы было можно, я с удовольствием поселилась бы прямо в салоне, вот только Георга прихватила.
На Люшку известие о моих трудовых подвигах не произвело никакого впечатления. Еще бы, теперь её интересовали совершенно другие события. Она приходила ко мне, нет, правильнее сказать навещала меня с таким видом, с каким люди приходят к тяжелобольному человеку: они пытаются развлечь его, а сами каждую минуту приглядываются – а не появился ли новый ужасный симптом. Дело дошло до того, что я тоже начала к себе присматриваться – может, у меня выросли огромные уши или прорезался третий глаз, ну должно было со мной произойти что-то такое, что могло объяснить странное поведение этого ненормального господина?
Он тоже, похоже, присматривался – приезжал, усаживался на кухне (а где же ещё), вроде как пил кофе, читал, а сам присматривался. То есть иногда бросал на меня взгляд из-за газеты. При этом Аскольд время от времени что-то рассказывал про Лондон, Париж и другие города мира. Голос у него был красивый и говорил он красиво. Я вообще не понимала как он, такой умный может тратить на меня время. То есть он вроде как что-то решал, только чего там решать-то?
Сама не знаю почему, мне это дело напомнило покупку, к примеру, пальто. Время от времени Полковник давал Бабтоне денег на "приобретение добротной вещи" для меня. Бабтоня, по его мнению, должна была проследить за дурой-девчонкой, ни на что путное не способной. Конечно, уж сама Бабтоня так не считала, но подходила к доверенному ей делу крайне ответственно – мы обходили десяток магазинов в поисках подходящей цены и качества. Присматривала-то в основном Бабтоня, время от времени тревожно спрашивая: "Ну что? Это, да? Берем"? Я брать не хотела. Ну кто в нашем классе ходил в пальто? Разве что всем известный конь. Я хотела куртку. "Но Он же сказал "пальто" – взывала к моему здравому смыслу Бабтоня. То есть на нее давил груз ответственности. И лишь только когда я твердо говорила, что пусть любое куплено пальто сам Полковник и носит, она сдавалась. Ну так вот, даже присмотренную наконец куртку мы не покупали сразу. Бабтоня вздыхала, предлагала "подумать" и мы ни с чем шли домой. И только когда она окончательно убеждалась, что и на второй и на третий день выбранная вещь выглядела точно так же как и в первый, эпохальное событие свершалось. И так было всегда.
И вот теперь вроде как на меня смотрели и думали – подойдёт не подойдёт…, приду-ка я завтра… И даже вид у господина покупателя был вроде кисловатый, видать, моё качество вызывало у него какие-то сомнения.
Во время одного из визитов на огонёк занесло Лёвчика. Вот не ходил, не ходил, а тут нате вам, заявился. Акакий Акакиевич воззрился на несчастного немигающим взглядом сытого удава, который сейчас есть не станет – у него эти кролики вот уже где сидят – но на потом он прикидывает – с какого конца будет удобнее это слопать?
Лёвчик под таким вот взглядом заметно покраснел, вспотел, засопел и сказал оскорблённым тоном:
– Я, Ксения, к тебе потом зайду.
Я его прекрасно поняла: потом, это когда здесь не будет этого козла. То есть нет, не знаю откуда в моей голове взялся козел… В общем, я взглянула на гостя испуганно, уж не подслушал ли он мои крамольные мысли. Лёвчик удалился, хлопнув всеми, какими только можно дверями. А мой дорогой гость даже не снизошел до вопроса, кто это, мол, такой. Вот так.
Нет, все, решительно все трусливо покидали поля боя, оставляя меня один на один с превосходящими силами противника. Лёвчик – ушел, хотя и очень громко. Георг прячется где-то в светёлке, талантливо изображая, будто его здесь нет, и никогда не было. Полковник… От него вообще нет ни слуху ни духу. А что если Этот держит его… в темнице… Зачем?! – несколько визгливо осведомилась ехидна. Причём осведомилась так громко и явственно, что я вздрогнула и чуть не уронила новые очки.
– Тебе холодно? – снисходительно спросил мм… Арнольд. Когда он успел перейти на "ты"? Я энергично замотала головой и снова попыталась уронить очки.
– Тебе нужно носить линзы, это очень удобно. И тогда ничто уже не испортит твое очаровательное личико…
В первую секунду мне показалось, что я ослышалась, во вторую – что мне плеснули в лицо кипятком. Что он тут такое несёт! Ещё и издевается…
Ап… Ан… Аскольд наслаждался моим невменяемым состоянием. Я хоть ничего и не видела, но знала это абсолютно точно. И я его за это ненавидела, вот честное слово.
Платок! Я дернулась так, будто сквозь меня пропустили тысячу вольт. Как только за моим гостем закроется дверь, я буду мучиться – опять не вернула ценную вещь. И я кинулась за платком, кажется, слегка напугав при этом его владельца.
– Вот, это ваше. – Я положила аккуратно сложенный квадратик на стол.
– Что это?
Ей богу, Арчибальд растерялся.
– Ну как же, ваш платок. Я его постирала. Спасибо. – Я уже начала жалеть, что затеяла этот разговор. Вот и Арчибальд смотрит на меня как на ненормальную.
– Да выкинь ты его, было бы о чём говорить.
Гость поднялся и пошел к двери, даже не притронувшись к своей вещичке. Выкинь… Вот сам бы и выкидывал.
Оставшись, наконец, одна, я который раз с удивлением подумала, что он пробыл у меня каких-то десять-пятнадцать минут. Не может быть! Но куранты величественно отбили положенное количество ударов, всем своим видом говоря, что уж они-то никогда не ошибаются. А я думала, что прошла целая вечность, ну лет десять точно. И что теперь делать с этой штуковиной? Выкидывать было все-таки жалко и немного… боязно. Короче, я взяла платок почему-то за самый уголочек и понесла его в шкаф, а куда же еще, и засунула в туфлю…
Да уж, странные у меня набираются трофеи, хорошо бы на этом положить моей коллекции конец. И нужно будет заказать себе еще одну пару очков – такие, чтобы в пол-лица и в самой страшной оправе.
Потом явилась дежурная сестра-сиделка, то есть Люшка. Видимо, по запаху съестного она безошибочно определяла нужный момент.
– Ну чё? – с порога заорала она. – Чё он сегодня делал? Опять ничего?! И не лез?! Может, он импотент? Ну он хоть чё-нибудь говорил?
"Чё-нибудь" он говорил, но я совершенно не могла воспроизвести чё именно, что-то про поездку на…, нет, хоть убей, не помню…
– Да так, – пожала плечами я, – про то, что линзы удобнее очков.
Люшка поизучала меня пару секунд и поставила диагноз – больной.
– Но это ничего, Семён, – завела она, не дождавшись от меня никакой реакции, – мог бы конечно вместо жратвы деньжат подбросить, если уж он такой добрый. Но в конце концов это лучше чем ничего. Но че он тянет резину, не пойму! Тебе нельзя его упускать, потнимаешь? Это же такой шанс, зашибись!
У меня от Люшкиных стонов начинала болеть голова и сводило желудок. Я тоже хотела, чтобы мой новый знакомый перестал "тянуть резину" и исчез из моей жизни. Он все давно искупил и исправил, теперь именно его присутствие было для меня настоящей каторгой.
Галошко, как я уже стала подмечать, могла бы по совместительству работать вороной, той самой, про которую говорят "накаркала". Потому что она, в конце концов, довыступалась и Аристарх в самом деле решил мне кое-что подбросить. Презент, так сказать.
Увидев его в дверях с очередным пакетом, я почувствовала острое желание завыть. Ну не надо мне ничего, не надо! А благодетель уже доставал большущую коробку с… Барби, кажется. Лучше бы это была она! Потому что в коробке, как выяснилось, лежало НЕЧТО или, правильнее сказать НЕКТО.
– Как я понял, ты любишь куклы. Я и сам ценю красивые вещи. А вот эта… согласись, вы с ней похожи.
Ни с чем подобным я согласиться не могла. Кукла была изумительно, невозможно красива в дымке золотистых волос, с нежным синим взглядом из-под длинных ресниц. Моя вполне уютная кухня вдруг поблекла, и новая чашка приобрела жалкий побитый вид. Да что там чашка, я сама себя почувствовала побитой и жалкой. Гость посидел, наслаждаясь этой сценой, и вроде как сочувственно тронул меня за руку, мол, ну я пошутил и теперь откланиваюсь, а ты приходи в себя.
Красавицу звали Лили. Интересно, подумала я, и как же теперь все остальные к этому отнесутся? Я вздохнула и потащилась в светёлку. Естественно, народ выпал в осадок, когда увидел Лили, даже Георг в оцепенении постоял перед ней, но близко так и не подошёл. Нам всем было неловко, всем кроме Лили, которая продолжала невозмутимо озмирать нас ясными голубыми глазами. Я осторожно усадила её на столе, стараясь не встречаться взглядом с Козеттой, и пошла мыть посуду. Пусть приглядятся друг к другу, попривыкнут.
Когда заявилась Люшка и прогалопировала, было, на кухню, я сказала ей со странным мстительным чувством:
– Он, к твоему сведению, сегодня кое-что мне подарил.
– Что? – едва не задохнулась моя алчная подруга.
– Там, на столе… сидит.
Люшка чуть было не опрокинула всю наличную мебель, кинувшись смотреть на подарок. Я не стала торопиться следом, пусть она справится с первым впечатлением сама, без моей помощи.
– Ни хрена себе, он совсем двинутый, – как-то не очень уверенно сказала Люшка, глядя на куклу.
Но вот что интересно, своими загребущими лапками она красавицу хватать не стала, созерцала на расстоянии. А кукла смотрела на нас. Мне показалось, что выражение ее лица за последние полчаса изменилось, то есть стало еще лучезарнее, хотя куда уж больше, и сидела она как-то немного иначе. Или нет?
На самом деле двинутой здесь была я, но зачем обращать Люшино внимание на столь очевидные факты. – Я не знаю, куда ее деть, – объяснила я обреченно.
– А чё? – нет, всё-таки Люшка вела себя необычно. Она как бы не очень удивилась моим словам, и испытующе смотрела на подарок. Может, тоже что-то такое чувствовала?
– Она жутких денег стоит, мне так кажется. Она, кажется, это… коллекционная.
Если подруга думала таким способом меня утешить, то сильно просчиталась. Я с неприязнью смотрела на жутко дорогую и, кажется, коллекционную куклу. Час от часу не легче.
– По-моему, она нас подслушивает, – как-то само собой прошептала я.
– А чё, мы ничего такого не говорим, – понизив голос, ответила Люшка и, вдруг опомнившись, рявкнула: – Не, ну тут все ненормальные, и ты, и я уже вот…
– И Георг. Он даже её обнюхивать не стал, представляешь? Он вообще странный стал в последнее время. У него кажется этот… депрессняк. Может, её куда-нибудь отнести?
Вообще-то я очень живо вспомнила одну картину: контейнер с отбросами, кукла простирает ко мне руки… Не знаю, зачем вспомнила.
– Я тебе точно говорю – кукла дорогая, – как будто прочла мои мысли Люша, – вдруг он завтра решит её забрать. Мало ли какие у него придури.
Да, я тоже почему-то о таком подумала.
Люшка как-то довольно быстро собралась уходить, даже деликатесы так, лишь чуть поковыряла. Следом, точно отсидев в засаде, ко мне пришел Лёвчик. Он был неподкупен, в том смысле, что от угощения отказался наотрез и усиленно рассматривал меня сквозь свои окуляры. Строго так, с осуждением.
– Ну и кто этот твой каменный гость? – высоким голосом вопросил он. Похоже, это мучило его не один день.
– Почему это каменный? – не поняла я. Но чем-то меня вопрос зацепил.
Лёвчик в нескольких словах объяснил мне про гостя, отослав к первоисточнику. Но дальше литературной темы разговор не заладился. Сосед обиженно сопел, а у меня в голове вертелась его фраза. Я показала ему подарок, надеясь непонятно на что. Лёвчик был краток. "Это стоит денег", – объявил он и поджал губы. Как, и это всё? В конце концов, мы сходили к нему за томиком Пушкина.
Мне было жаль Донну Анну, и Дона Гуана тоже было жаль. С Каменным гостем, то есть со статуей Командора было сложнее. Почему Лёвчик приплел сюда Адриана Петровича? Из-за бороды или чёрных глаз? Последняя сцена трагедии, хотя бы и маленькой, особенно запала мне в душу: Каменный гость под жуткий грохот забирает с собой Дона Гуана. Хм, а кого он заберёт с собой в нашем случае, если что?
А что если отнести Лили в шкаф к Полковнику, пусть коротает время на пару с Мундиром? Я пристально посмотрела на куклу, она была непробиваемо безмятежна. Да уж, даже Долли до неё далеко. В общем, я так и сделала и когда закрывала дверцу шкафа, Лили послала мне на прощание нежный взгляд и счастливую улыбку. Может, она идиотка?
Даже теперь, в отсутствие новенькой мои куклы выглядели по меньшей мере бледно, и вид у них был растерянный. Что это было? – как бы вопрошали они. Козетта сидела с остановившимся взглядом и весьма глупо улыбалась, Генри, который не совсем Генри недобро скалился из-под маски. Да и Галета с возложенными на него обязанностями справлялся плохо, то есть никак не справлялся – на его физиономии застыло несколько ошарашенное выражение: куда это, мол, я попал, что это тут происходит? И никто ничего не знал, кроме автора всей этой кутерьмы – Каменного гостя. Вот он взял, да и внес ясность.
Гость пришёл на следующий день, к счастью без коробок. Он взял меня за руку. К этому я немного приноровилась, то есть представила, что нахожусь на приёме у врача – неприятно, но надо потерпеть. И запах его одеколона… Может, заказать Полковнику противогаз?
– Я считаю, что такая девушка не может жить одна без поддержки, – сказал Арчибальд, цепко сжимая моя пальцы.
Еще как может, хотела возразить я с жаром, но лишь шевельнула пересохшими губами. Похоже, что через пальцы в мой организм поступал какой-то парализующий яд, совершенно лишавший меня воли. Да ещё немигающий взгляд Гостя… Он, о господи, поднёс мою руку к губам… поднёс, значит, и стал медленно откусывать…, то есть нет, целовать пальцы. Один, другой, третий… когда же они, наконец, кончатся! Лучше бы мне потерять сознание, в панике подумала я и попыталась отнять у изувера свою руку. Получилось как всегда, то есть еще хуже, потому что Арчибальд только крепче сжал мою конечность и теперь уже всю меня целиком потянул к себе. Его черные немигающие глаза приближались, приближались…, и я зажмурилась раньше, чем они приблизились вплотную. После чего мягкие мокрые губы прижались к моему рту, а борода защекотала мне щёки.
По-моему, я на несколько секунд потеряла сознание – нервно-паралитический газ в виде одеколона и ядовитые укусы сделали свое дело.
– Посмотри на меня, – приказал Он, прекратив, наконец, экзекуцию.
Сказано было так, что мне пришлось подчиниться – я приоткрыла один глаз, второй никак не хотел разлепляться, и Каменный Гость сказал ласково и снисходительно: "Ну же, чика, неужели я такой страшный?
– Да! – подумать только, у меня вдруг прорезался голос. Я посмотрела на Гостя испуганно, но и с надеждой – а вдруг он теперь обидится и отстанет.
Но ничего подобно, увы, не произошло. Этот снова потянул к губам мою руку (далась она ему) и явно не рассердился и не обиделся, он был доволен. А потом достал из кармана ма-а-ленькую коробочку и показал мне. Коробочка распахнула свою ма-аленькую алую пасть и сверкнула хищным оскалом. То есть сверкнула все-таки не она, а кольцо, которое в ней лежало.
Да, бывает и так. Рука принадлежала мне, но я её не чувствовала. И смотрела со стороны, как какой-то мужчина надевает на эту самую руку кольцо. Она была совершенно безвольная, покорная и ужасно противная, потому что один из её пальцев послушно нырнул в тоненький обруч с камешком. Аскольд в который уже раз потянул ко рту окольцованную конечность и снова поцеловал, на этот раз, как мне показалось, именно камушек. Ну понятно, он им дорожил.
– Угадал! – сказал он. – Ты должна выйти за меня замуж, чика.
– Нет! Я не могу! – Я попыталась стянуть кольцо, но Аскольд помешал, взяв меня за руку.
Это был ужасный момент, но он, кажется, так не думал. Артур нисколько не обиделся – он просто не обратил на мой вопль никакого внимания! И покровительственно похлопад меня по руке.
– Ты прелесть. Поверь, чика, я знаю, что делаю. Ты то, что нужно. Милая, наивная, такой и должна быть моя жена.
Должна… А все потому, что рука взяла и позволила напялить на неё это кольцо. Его теперь было не стряхнуть, мне показалось, что теперь мне вовек не снять его с пальца.
Сколько раз я видела такие сцены по телеку и умилялась, идиотка. Вот и допрыгалась, снова кто-то где-то напутал, и со мной по ошибке проделали эту вещь. Вот сейчас кто-то из зрителей засвистит из зала, и меня выведут со сцены с позором. А я и сама готова уйти, убежать, улететь. Но никто не засвистел, и мы доиграли дурацкую сцену до конца. То есть я сидела, упорно глядя куда угодно, только не на Аскольда, а он говорил бархатным голосом всякие глупости про мою неземную красоту. Могла ли я представить, что такая замечательная вещь как объяснение в любви может выглядеть так идиотски? Неужели об этом я мечтала?!
