Текст книги "Веридор. Одержимый принц (СИ)"

Автор книги: Ирина Литвинова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 37 страниц)

Глава 8 (2) О доводах ума, чутье коня и засаде врага

Два часа неподвижности, за которые трое слуг Светлейшей успели дотащить его до Вихры, погрузить в лодку и отчалить в сторону устья, показались Аду вечностью. От собственной беспомощности на глаза чуть ли не слезы наворачивались. Вот что ему мешало не геройствовать, а сразу порезать руку о кинжал и призвать отца. Юноша знал ответ, но все равно не хотел признаваться даже в мыслях самому себе. Он просто не хотел показаться слабаком перед Кандором. Глубоко в душе Синдбад завидовал Черной Тридцатке и Раю: они были элитой армии, сильнейшими из сильнейших. Как однажды выразился Гвейн: «Статус обязывает – мы же дети самого Жестокого короля, самого могущественного мага и самого искусного воина в мире». А он тоже был сыном великого короля, только вот величия в нем не было ни на грош. Ни воин, ни маг. Даже то, что кристалл а Магической Пещере показал, что у него сразу два королевских Дара, бесполезно. Какой в них прок, если пользоваться ими он не может. Отец ничего не смог ему объяснить и дядя до сих пор отмалчивается. Что ему думать, как пробудить силу? А никак, все равно конец его близко, на что красноречиво указывал разговор «светлейших» псов:

– И какого демона мы тягаем этого в реку? Какая разница как ему подыхать? Зарыли бы на месте его в землю и дело с концом! – в голос возмущался стихийник, которому, к слову, не составляло особого труда взвалить Ада на плечо и одному доставить куда угодно.

– Ага, чтобы нас кто-то у дворцовых стен и заприметил! – не соглашался с ним ведьмак. – Но вот зачем именно топить, тоже не понимаю. Куда как проще на бережку под ивой какой по-тихому прикопать, может, даже не добивая, там и земля помягче будет…

– Госпожа сказала топить, значит топить, – ледяным голосом отрезал проклятийник и, покосившись на Ада, добавил. – Не захотел ты, парень, со срамной болезнью ходить и намек не понял, чтоб убирался, пока ноги при тебе, да и другие жизненно важные органы целы. Ну, а у недогадливых одна дорожка – на речное дно.

Они уложили юношу на дно лодки и, спокойно рассевшись по лавкам, поплыли через всю столицу. Голова Ада была немного наклонена вбок, и он видел, как проплывает мимо него мостовая набережной и слоняющиеся перед полуденным зноем зеваки. Они то, глядя на одинокое простое суденышко, думали, что это четверо друзей выбрались на речную прогулку и один из них, симпатичный златокудрый голубоглазы юноша, решил прилечь и полюбоваться небом и городскими улицами, пока его товарищи неспешно гребут по течению. И никто, абсолютно никто не мог понять Ада, заметить его отчаяние, услышать его крики о помощи. Никто не мог ему помочь, в том числе и он сам. Когда лодка, мерно покачиваясь на волнах, пересекала черту города, мысли о безысходности вытеснили другие, не менее беспросветные. Ад думал о близких, которые так никогда и не узнают, что с ним случилось. Мать заметит его отсутствие быстрее всех, скорее всего, уже к вечеру, но решит повременить с паникой и поднимет весь дворец на поиски только к завтрашнему полудню. И ничего удивительного, он ведь частенько пропадал на денек-два то в лаборатории, то с какой-нибудь красавицей. А потом все будут искать его, искать, в то время как от него даже трупа не останется – река упокаивает несчастных надежнее земли.

– Ну, думаю, хорош, можно здесь! – провозгласил громила, выпуская из рук весло и расправляя могучие, шириной в аршин плечи.

– Может, тебе хоть глаза закрыть? – как-то неуверенно спросил ведьмак, все это время украдкой поглядывающий на него. Как будто Ад мог ответить!

Не мог, но вои подумать над вопросом – вполне. Юноша вдруг понял, что ему очень страшно смотреть в глаза собственной смерти. Наверное, слепо ждать мига, когда твоя жизнь оборвется, намного хуже. Но сейчас он был готов на что угодно, лишь бы не видеть последние холодные приготовления к собственному убийству: как поднимается проклятиник, как громила прикидывает на глаз глубину водоема, как ведьмак задумчиво проводит большим пальцем по лезвию ножа, словно раздумывая над тем, не проявить ли ем великодушие и не зарезать ли его предварительно, чтоб один взмах лезвия – и все, разом перерезанное горло, мгновенно остекленевший взгляд и навеки замершее сердце.

– Бросай, и дело с концом, – жестко отрезал проклятийник. – Делать нечего, с покойником реверансы разводить.

С покойником… как последний гвоздь в крышку гроба. Осознание, что вот она, последняя минута его жизни, чугунной плитой навалилась на Ада и в глазах снова предательски заблестело. Боги, да он был готов валяться на коленях и умолять о пощаде, готов был хоть душу продать Светлейшей, только бы не упасть через несколько секунд в объятия смерти и не остаться в них навсегда!

Но судьба немилосердна и скупа на чудеса. Вот и сейчас ничто не спасло его: ни один из слуг Светлейшей не сжалился над ним, ни одной живой души не было в округе. Да и что может какой-то случайный прохожий против такой свиты? Стихиний рывком поднял его на руки и уже приготовился размахнуться и выбросить за борт. Голова Ада безвольно мотнулась в сторону и его взору предстал один из берегов, а одновременно с этим уха коснулось лошадиное ржание и стук копыт. К реке стрелой примчался черный всадник и, осадив под собой вороного, прищурился, рассматривая, как трое мужиков топят мальчишку. За мгновение до того, как громила бросил его, Ад осознал: это Гвейн. Просо сидит верхом на шикарном скакуне и равнодушно смотрит, как его убивают. Приворот на крови не давал Тейше власти над поступками Гвейна, а опутать ментальной сетью чернокнижника не под силу человеку. Он прекрасно понимал, что его, Ада, сейчас убьют, и сознательно не вмешивался. Они ошиблись! Свалили все на чудо-приворот, предположили загадочное участие Порсула в некой закулисной игре, а все оказалось гораздо проще. Лидер Черной Тридцатки – обыкновенный заговорщик, но его будут до последнего оправдывать те, кто его любят. Дай Боги, хоть отец во время одумается и поймет, что такой, как Гвейн, заслуживает только эшафота…

А дальше мир взорвался шумом всплеска воды, и разом стало холодно и мерзко, тело затопили ужас и река. Его медленно тянуло ко дну, все такого же неподвижного. Свет – вот последнее, к чему он всей душой тянулся, перед тем как его сознание окончательно сорвалось во тьму…

Глава 9 О неожиданных откровениях, конюшенных стихах и неутешительных выводах

Джанго не бросился за Мраком только потому, что в этом не было ни капли смысла: ни настигнуть коня, ни тем более обогнать его он не мог, к тому же если уж тотем не сможет защитить, то опоздавший он сгодится разве что как маг Смерти. Однако же этот пока неизвестный случай не давал ему покоя, и было от чего.

Живо вспомнился тревожный "семейный совет". Когда они все неделю назад собирались в подземном "храме языческих Богов и Единого", Конда высказала предположение, что Тейша – не человеческая девушка, так как ни одному простому магу не одолеть чернокнижника даже хитростью. На вопрос, кто же она тогда, принцесса заявила, что в восточной мифологии есть магическое существо, которое в силах обернуться человеком так искусно, что ни у кого и не возникнет мысли о подмене – джин. Услышав это, Ад и Рай воззрились на сестру с милыми улыбками и иронией в глазах, мол, милая девочка сказочек порсульских на ночь перечитала. Кандор тоже поначалу отнесся к этой гипотезе скептически, ибо в заморских тварях и тварюшках был несилен и в их существование верил слабо. Но что Жестокий король никогда не подвергал сомнению, так это слова своего брата, а кронгерцог-корсар, покопавшись в памяти, пришел к выводу, что из всех известных ему существ, только джины могли принять форму, полностью идентичную человеческой, о чем и поведал всем присутствующим. Теперь уже все сосредоточенно хмурились, но все равно до конца не верили в воплощение сказочного персонажа не просто в реальной жизни, а еще и в непосредственной близости.

– Может, можно как-нибудь убедиться, что она джин? – первым подал голос Рай.

– Конечно! – тут же встрепенулась язвительность кронгерцога. – Можно подложить её под Кандора, и если после первого же раза не понесет, значит, и правда не человеческая девка.

– А чего чуть кого-то к постели склонить надо, та сразу Кандор? – недовольно поморщился король.

– Так кто у нас тут маг Жизни? Брат, сие твоя природа, можно сказать, склоняем тебя к твоим же склонностям. Не зря ж ты наделал – сказать страшно, зависть душит! – аж тридцать три сына. Кому как не тебе со всей ответственностью, прям как ты умеешь, подойти к такому важному делу…

– А у меня есть другое предложение, – недобро прищурился Кандор. – А давайте запрем Тейшу в лаборатории, где Джанго какое-нибудь зельице первого порядка варить будет. Ежели после взрыва она не взлетит на воздух вместе со всем дворцовым крылом, значит, однозначно не человек.

Только лорд Див, вопреки обыкновению, был мрачен, молчалив и задумчив. Он даже не отреагировал на перепалку Кандора и Джанго, одним мертвым голосом оборвав их на очередном колком замечании:

– Гвейна милосерднее убить.

Все мигом затихли. Слова главного министра прозвучали как приговор, в первое мгновение никто даже не помыслил об их неправильности, настолько далек от сомнений был тон бывалого демона.

– Если Тейша джин, то при отсутствии какого-либо сопротивления со стороны жертвы она способна опутать Гвейна ментальной сетью. Он всего лишь оружие в руках е хозяина, причем сильное оружие, которое не жалко, потому что таких черных тридцатников у нас, соответственно, тридцать, Гвейн просто самый сильный из них. Его будут бросать в самые рискованные и откровенно самоубийственные предприятия, зная, что если что-то не под силу ему, значит, и никому другому. Ему могут приказать драться до смерти с Раем и я не могу с уверенностью утверждать, что мой внук выиграет, даже принимая во внимание его демоническую сущность и Дар Воина. Гвейн может спровоцировать схватку с тобой, Кандор, и опять же я не могу абсолютно точно сказать, что победа достанется тебе. Гвейна мы знаем, слава Богами, больше тридцати лет. Двужильный – это как раз про него. Сколько я помню, он еще ни разу не выходил проигравшим в реальном бою, с кем бы он ни сражался.

– Но лорд Див! – не выдержала Конда. – Как Гвейн, пускай и чернокнижник, но все же смертный человек, может одолеть демона?!

– Одной левой, – ответил за дедушку Рай. – Однажды на последнем курсе Академии мы вместе вылезли в Гиблые Топи на поиски дипломного проекта – антрацитовой гидры-сорокоглавки. Препротивная болотная тварь, к тому же ядовитая, причем вся: и жало, и хвостовой нарост, и даже чешуя местами. Гидру то мы не нашли, зато напоролись на стадо низших демонов-тинников, тоже мало приятного. Ну, вдвоем мы десятка три порубали и хотели было уходить, как тут выползает из грязи огромная демоница, оглядывает трупы всех своих мелких самцов, естественно, и нас заметила. Я, признаться, со страху в демона перекинулся. А у этой самки глазищи как загорятся. Один бросок – и она меня уже куда-то утаскивает. Хвала Богам, есть не сразу начала.

– Она тебя, наверное, не их гастрономических соображений, а в целях продолжения рода заграбастала, – хохотнул Джанго. – А что, вполне логично: всех её самцов вы приговорили, вот теперь и возмещайте.

– Ну, её истинных мотивов я так и не узнал – меня спас Гвейн. Один из самых ловких тинников умудрился распороть ему правое предплечье от верха до самого локтя и продырявить правую ладонь ровнехонько по середине. А он перекинул меч в другую руку и бросился отбивать меня у демоницы. Минут семь он её одной левой теснил, пока она наконец меня не бросила и не кинулась на него. Ну, тут и я очнулся и, подхватив тело ближайшего тинника одной рукой, а шиворот Гвейна – другой, поспешно убрался куда подальше. Пришлось удирать от демоницы и по воздуху, но меня размах крыльев оказался раза в полтора больше, быстро оторвались.

У Конды мелькнула мысль, что Рай, должно быть, очень крупный демон. А какого они вообще размера, высшие демоны? Тут же в голове вспыхнуло непреодолимое желание посмотреть на брата в демоническом облике, а если откажется оборачиваться, то самой как-нибудь спровоцировать его, но эта идея была поспешно задвинута на задний план. Не время сейчас, да и отец грозился, если сын вдруг перекинется без его одобрения, пожизненно сослать того в Хаос. Но от одного вопроса принцесса все же не смогла удержаться:

– А зачем ты с собой мертвого демона утащил?

– Так диплом же надо было сдавать!

– Ты вместо того, чтобы думать о дикой демонице, волокущей тебя в свою нору для спаривания, думал о дипломе? – изумленно выгнул брови Джанго.

– А я все время думал о дипломе, – чистосердечно признался Эзраэль. – Его ж на следующий день уже сдавать надо было.

– Мда, тяжела она, студенческая доля… – выразительно вздохнул кронгерцог.

– Думаю, все убедились, что Гвейн достойный противник для любого, – сухо продолжал лорд Див. – Но даже если предположить, что каким-то феноменальным образом нам удастся не напороться на его клинок и как-нибудь освободить от ментальной сети, то приворот никому не по зубам. Скажите, Ваша Светлость, правда ли, что ваш старший племянник – чернокнижник?

Джанго молча кивнул, у догадываясь, чему клонит демон.

– Значит, у него есть единственная и он не может соединиться с ней. Медленно, но верно Гвейн начнет сходить с ума и в лучшем случае (а может и в худшем, для кого как) потеряет рассудок.

– А в худшем умрет? – догадался Рай.

– Ни то, ни другое, – мрачно проговорил Джанго. – Он просто покончит с собой спустя не очень продолжительное время.

– Дядя, а у тебя есть единственная? – вдруг спросла Конда.

Кандор вздрогнул. Он никогда не думал об этом и почему-то был убежден, что брат все тот же развратный гуляка, каким был в юности. Однако призадумавшись, король понял, что не раз видел представительниц древнейшей профессии на борту кронгерцога-пирата, но никогда ни одна из них не обреталась на коленях самого капитана. Бывший наследный принц не флиртовал с придворными дамами: не красовался перед юными леди, едва-едва вошедшими в брачный возраст и буквально вчера представленными ко двору, и не наставлял рога многочисленным придворным-мужьям. Не слышал Кандор и о бастардах брата.

Джанго упер пронзительный взгляд прямо в племянницу и долю секунды подозрительно щурился. Раю даже показалось, что мысль дяди стала слышимой: "Сообразительная девочка… Неужели во всем мире нашелся-таки кто-то, кому удастся раскусить меня?" Однако уже в следующее мгновение лицо его просветлело, и он, плутовато осклабившись, ответил собственным вопросом:

– А у тебя, Конда, есть возлюбленный?

Боевой настрой девушки улетучился, как по волшебству, и она оторвалась от насмешливого лица дяди, будто бы мельком мазнув взглядом сначала по Раю, потом по Аду. А на неё пристально глядели две пары совершенно разных глаз с абсолютно одинаковым выражением: жадностью и лихорадочной надеждой.

– Отставить лирические отступления, – пресек эти переглядывания Жестокий король. – Значит так, Гвейна не трогать, даже близко не подходить и, если вдруг почуете его рядом, уносите ноги…

Эзраэль не удержался и презрительно фыркнул на последнее указание.

– А особо гордые и оттого недалекие будут не драпать, а тактически отступать, – вставил кронгерцог, словно ни к кому не обращаясь и игнорируя яростную вспышку, исказившую лицо Одержимого принца.

– Далее, – невозмутимо продолжал Кандор. – Ждем известий из Порсула. Если кто и докопается до ответа, то только Лихой. Пока же ты, Джанго, проведешь ритуал призыва тотемов для Ада, Рая и Конда как можно скорее.

– Дополнительная сила и безопасность, – понимающе кивнул кронгерцог. – Все сделаю. На третью неделю луны.

– Поздновато, – недовольно покачал головой король. – План Светлейшей с отравленным гребнем для Конды и проклятым перстнем для Ада провалился, а значит, она скорее всего начнет предпринимать более решительные шаги. Да и на Гвейне уже два покушения и, как ни хотелось бы верить в обратное, новые не за горами…

Из размышлений кронгерцога вырвал вопрос Кандора:

– Слушай, брат, мы с Синдбадом так и не выяснили, что не так с его Дарами. К моему стыду, я понятия не имел, что у моего сына проблемы с магическим резервом. Судя по его поведению, он довольно сильный маг Жизни, – на этом месте Джанго усмехнулся; как же, отличительные черты всех магов Жизни бросались в глаза: едят за троих раз в день, спят по пять часов дважды в неделю, сильны несмотря на внешнюю невпечатляющую комплекцию, выносливы как волы и без женщины могут продержаться дольше трех дней только в случае смертельной опасности или прикладывая титанические усилия, чтобы заглушить зов самой Жизни. – Я вообще не понмаю, как такое возможно, фактически на двадцать лет "продырявить резерв", чтобы из него сила вытекала, стоит к ней только потянуться.

– Конечно, ты не понимаешь, – невесело усмехнулся Джанго. – Ты же у нас е старший в семье и не с рождения наследник, вот тебя и не учили. Дело в печати рода, Кандор. Если коротко и по сути, то ставит старший в роду, причем сковать может только Дары, отличные от его собственного, видит он же, снимает тот, кто поставил.

– А Ад тут при чем? – не понял король. – Не ты же навесил на него эту дрянь?!

– Если бы я навесил, я бы тебе не признался, – фыркнул кронгерцог. – Это дело рук того, кто считался старшим в роду после моего изгнания и сожжения. Его-то я и искал почти месяц и, не поверишь, нашел! – и внимательно глянул на Кандора, пытаясь понять, знает брат о "сером короле" или нет.

Тайно ничего вытягивать не пришлось, Его Величество сам тяжело вздохул и устало растер лицо руками со словами:

– Мог просто у меня спросить, я бы тебе все рассказал.

– И когда же ты узнал про восточного кузена? – спросил Джанго.

– Когда этот самый кузен первый раз попытался бросить мне вызов, предварительно озвучив причину своего намерения: он всем сердцем любит мою очаровательную невесту, свадьба с которой у меня не за горами.

Джанго так и застыл на месте. Он сам был не робкого десятка, но вряд ли бы решился открыто бросить такое признание в лицо своему правителю.

– Да-да, Скоморох всегда отличался искренностью и храбростью, порой перерастающей в отсутствие чувства самосохранения. Тогда он рассказал мне, что участвовал вместе со мной в поединке за "венец" Истинного Наследника и достоин Лилиан не меньше меня. Я тогда замучился растолковывать ему, что ничего против их взаимных чувств не имею, даже наоборот, безмерно рад за них, но свадьбу отменить ну никак не могу. Этот бесстрашный инициативный кандидат в покойники по три раза на дню пытался вызвать меня на поединок, все порывался или вырвать свою возлюбленную из навязанных брачных уз, или с честью сложить голову на поле боя.

– Мда, "любовная лихорадка" – это сила, – пробормотал Джанго, а сам думал, знает ли Кандор о Кандиде.

Король слабо улыбнулся: ему нравилась образность брата. Правда, Его Величество никогда не сравнивал любовь с болезнью, но жизнь порой наглядно демонстрировала, что пресловутые чувства выливаются в легкую форму помешательства.

– Кандор… – тихо позвал брата кронгерцг, решив обходными путями подобраться к щекотливой теме. – Скажи, почему ты назначил учителем Конды именно меня? Ведь в королевстве пруд пруди ученых магов, которые поли бы за честь обучать дочь короля.

Жестокий король давно изучил своего брата, и от него не укрылось, что это осторожный намек. Что ж, этим и должно было все кончиться, он сам давно решил, что если кому-то и откроет тайну, то только Джанго. Поэтому он ответил честно и сказал даже больше, чем хотел, откровения сами полились рекой, как будто давно ждали, когда же он выговорится:

– Любой учитель повел бы Конду в Магическую Пещеру, чтобы узнать её Дары и впоследствии развивать их. Ученные маги далеко не дураки, им доподлинно известны законы наследственной передачи магии. Если внешнее несходство вполне объяснимо (мол, каштановые волосы юной принцессе, должно быть, от какой-то пра-пра-пра-бабки достались демон знает по какой линии, а кожа необычного оттенка, потому что она в разгар Красной Смерти родилась и все это последствия чумы двадцатилетней давности), то магия точна и глупым домыслам не поддется. Если бы Скоморох был при дворе все то время, что Конда взрослела, естественно, ни для кого бы не было секретом его отцовство. Даже не знаю, как бы мы ту ситуацию разрешали. У меня как вариант был план подарить другу какое-нибудь графство на юге и отправить Лилиан туда "погостить". Но Скоморох был резко против: не нужно ему ничего, видите ли, даже если королевский подарок с лихвой искуплен его собственной кровью. Знаешь, я специально заказал "Сильных мира сего", чтобы иметь возможность хоть иногда смотреть на его "живой" портрет и на несколько мгновений представлять, что он рядом со мной, совсем как раньше, даже угол нужной страницы примял и книгу на первый стелажу двери поставил, чтобы долго не искать. Мне его очень не хватает, Джанго, – голос Жестокого короля неожиданно дрогнул. – Знать, что второго такого человека не было и не будет и такого друга ты больше никогда в жизни не найдешь, и тут же вспоминать, что он погиб, спасая тебя, а ты – величайший маг, в Хаос! – единственное, что смог для него сделать, это быстро убить, чтоб не мучался… это больно. Он был невероятен: всю время, что я его знал, он не пытался вырвать у жизни все, что можно и что нельзя, а добивался, доказывал – не кому-то, а сам себе! – что он заслужил что-то. Хотя только для себя он желал только Лилиан. Знаешь, до нашей встречи я думал, что равняться на кого-то – это черта тех, кто сам и себя ничего не представляет. А узнав Скомороха, я понял, что я многому мог бы у него поучиться. А еще – что мне никогда с ним не сравниться. Честное слово, если бы тогда на отборе победил Скоморох, для меня было бы честью служить такому королю. Он был лучшим, Джанго. Намного лучше меня.

Джанго раньше никогда не слышал от брата таких длинных исповедей, да и утверждений, что кто-то превзошел его. Кронгерцог не помнил брата до своего сожжения, а когда они встретились на его судне, увидел перед собой уверенного и твердого короля, по праву считающегося сильнейшим правителем всего магического ира. Джанго не довелось познакомиться со Скоморохом, однако о его подвигах он был наслышан. Наверное, брат по большей части прав насчет него. Только одно не мог принять Джанго: утверждение, что Скоморох мог бы стать лучшим правителем, чем Жестокий король. По мнению кронгерцога, если кому-то и было место на престоле Веридора, так это Кандору.

Однако Джанго развивать эту тему не стал – были вопросы и насущнее.

– Слушай, Кандор… а ко мне не так давно во се приходили Рагнар и Веридора. Кроме того, что помогли мне с "серым королем", они сказали мне, что ты сделал метки только для троих претендентов. Как я понимаю, у артефакт Конды только защитный.

– Правильно понимаешь, – кивнул Кандор. – Мое решение ты знаешь. Конде нет нужды участвовать в отборе. Более того, я против этого. Конечно, никого не убьют, но заключительные поединки обычно без пострадавших не обходятся, да и испытания – жесткая штука.

– Кандор, а тебе что досталось испытанием? – неожиданно для самого себя заинтересовался Джанго.

Король молчал несколько минут, так что кронгерцог уже думал, что ничего от брата не добьется, но, миновав задние ворота, Его Величество неожиданно повернул к конюшням и уверенным шагом направился к дальнему деннику. Там Кандор присел на корточки и, поманив брата, указал на что-то, накарябанное на стене примерно в метр от настила. Джанго нагнулся и всмотрелся в достаточно глубокие царапины.

"Я сохраню лицо перед двором,

Не уронив короны с головы

И проглотив слова, что королем

Великим не признали меня вы.

Предательство и ненависть наградой

Мне стали за мечту и за любовь.

Но, – пусть считают меня слабым! -

Готов принять от вас я чашу с ядом вновь.

Не хочешь видеть? Что ж, придется мне уйти,

Приняв, что наши ценности, увы, не совпадают.

Пока я грезил вечную любовь средь лжи найти,

Тобою долг и нормы поведенья леди заправляют.

Тебя судить, признаюсь, сил не хватит,

А выкинуть из памяти – тем паче.

Живи, как разум или сердце тебе скажет,

Мне остается лишь желать тебе удачи."

Вот что за шедевр украшал стену конюшни, и подпись под этим творением стояла: "К.В."

– Твой, что ли, полет вдохновения? – удивленно вскинул брови Джанго.

Кандор только согласно кивнул.

– А почему в конюшне на стене? На бумаге что, не судьба было?

– Ей нравился этот денник, – мечтательно улыбнулся король. – Она терпеть не могла верховую езду, но лошадей очень любила, к тому же "истинной леди положено уметь с достоинством и изяществом гарцевать на объезжанной смирной кобыле". Однажды я рискнул посадить её на жеребца, давно укрощённого мной лично и вообще кроткого, так кто-то из слуг сдури проболтался, что лошадь под ней мужского пола, так какой крик она подняла!… Она бы точно увидела мое послание здесь, когда уезжала. А письмо сожгла бы, даже не глянув.

– Та отравительница, за жизнь которой ты бился с Инквизитором? – догадался кронгерцог и, получив утвердительный ответ, спросил, кто же она такая?

Джанго видел, что брату тяжело вспоминать дела давно минувших дней, но все же он нашел в себе силы сказать:

– Это, в общем, не тайна. Нинель Монруа, дальняя родственница короля Сараты, кажется, троюродная племянница. Нелли… моя первая любовь.

На этом скупые объяснения Кандора закончились, но Джанго и так все было ясно. Он любил, она его предала. Как поступить с ней и что делать с чувствами? Вот испытание. Интересно, а Боги решили, что Кандор прошел его или нет?