Текст книги "Одаренные проклятием (СИ)"

Автор книги: Инна Щербакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 20 страниц)

  По мере повествования брови Ворона ползли все выше, а удивления и недоверия во взгляде мага становилось все больше. Но это только сначала. Потом – это было ясно без слов – он мне поверил. Так же безоговорочно, безусловно и безосновательно, как я поверила ему утром того дня, когда впервые проснулась здесь, в квартире Ворона. Я счастлива, что он вспомнил, что это такое – верить и доверять.

  Тихо охал, качая головой, Гаврила и то и дело нервно дергал себя за бороду. Переживает за нас обоих. Хороший он все-таки.

  – Почему ты решила, что хранитель говорил о родственнике? – хмуро спросил Ворон, когда поток моего красноречия иссяк. – Ведь ты не знаешь лексорского.

  – Догадалась, – с наигранной скромностью потупилась я. Для разнообразия неплохо и самой лекцию прочесть, тем более что Ворон явно растерян. Мой рассказ произвел на него впечатление сродни молнии, ударившей под ноги. – Ничего сложного, только интуиция и умозаключения по аналогии. Ты называешь меня 'авэ', что означает 'дочь' и 'ученица-заветница'. А хранитель по ходу своего рассказа часто повторял 'авэр-ат'. Слова 'авэ' и 'авэр-ат' определенно однокоренные, но они не равнозначны по смыслу. Остальное – дело интуиции.

  Я пытливо глянула на учителя, ожидая его реакции. А он не торопился подтвердить или опровергнуть мою догадку. Сидел, молчал, вертел в пальцах незажженную сигарету. И только когда начала ерзать на месте и от нетерпения постукивать ногтями по полу, наконец-то подал голос.

  – Возможно, ты права, девочка. Но 'авэр-ат' на русский язык можно перевести и как 'моя кровь'. И понять, что же имел в виду тот, кто назвал себя хранителем, по контексту мы не сможем, потому что других слов из монолога хранителя ты не запомнила.

  Я вздохнула и развела руками. Моя кровь. Кровь хранителя... Мне отчего-то кажется, что это не последняя встреча с человеком в черной мантии с загадочной татуировкой на запястье. Надеюсь, кода мы встретимся снова, он соизволит объяснить истинную суть своих слов, равно как и то, что он хотел от меня. А если нет? Что ж, от любопытства не умирают.

  – Ладно, поживем – увидим. Пока что у нас есть дела поважнее.

  Ворон встал, отшвырнул сигарету в угол – Гаврила проводил ее неодобрительным взглядом, но маг того даже не заметил – и указал мне на солнечный кристалл.

  – Поставь на место, Дара.

  Я послушно взяла наполненный Силой кристалл и быстро водрузила его на треножник, а потом отскочила подальше, дыша на замерзшие пальцы.

  В первые секунды ничего не происходило. А потом кристалл на треножнике ослепительно вспыхнул, обдав меня волной холода. Пол под ногами содрогнулся, будто бетонные плиты, из которых он был сложен, выгнулись горбом, и я, не удержавшись, шлепнулась на пятую точку. Глубокие трещины побежали по стенам, желтое пламя вырывалось из них. Оглушительный треск раздавался со всех сторон, и я, сжавшись в комок, изо всех сил зажала уши ладонями. Увесистый кусок штукатурки сорвался с потолка и обязательно придавил бы меня, если б вдруг не отлетел куда-то вправо. На плечо легла тяжелая ладонь учителя.

  – Ничего, сейчас пройдет, – несмотря на то, что творилось вокруг, голос Ворона звучал успокаивающе. – Потерпи немного, осталось чуть-чуть.

  Наверное, он уже сталкивался с чем-то подобным, и рушащийся потолок учителю не в новинку. Но мне-то от этого не легче. О-ой, у меня сейчас зубы крошится начнут! И барабанные перепонки лопнут!

  – Ничего, девочка, ничего, – продолжал Ворон, удерживая меня за плечи. – Тропу из одного мира в другой проложить непросто, для этого нужно пробить шкуры обоих, связать образовавшиеся пробоины коридором из обрывков оболочек и закрепить оба его конца мощными якорями.

  Я, наверное, еще никогда не слушала Ворона с таким вниманием и интересом, как сейчас, лежа на пыльном трясущемся полу и зажимая уши руками. Но Ворона я почему-то слышала, как и треск рвущихся защитных слоев моего родного мира. Или это просто стены трещат?

  – Один из таких якорей, кристалл, ты только что держала в руках – невозмутимо продолжал учитель – в природе такой найти невозможно, я потратил почти две сотни лет, чтобы его вырастить. Он сродни древним кристаллам, накопителям Силы, заложенным в основании замка Северный Страж. Я понятно объясняю?

  Я, как могла, заверила Ворона, что мне все понятно (а он даже не пытался сделать вид, что поверил мне), и вдруг ощутила, что пол подо мной перестал дрожать и качаться. Да и треск, будто взламывающий мою черепушку изнутри, утих. Фу-у, можно перевести дух. Что-то часто я в последнее время на полу валяюсь. Надо как-то исправлять положение.

  – Ну вот и все, авэ, – Ворон ободряюще похлопал меня по спине, и я невольно скривилась. Как раз по больному месту! – Никогда раньше такого не видел. Посмотри, Дара!

  Я, оставив такое бесполезное дело как приведение собственных волос в порядок, послушно повернула голову и обомлела.

  Там, где раньше была изрисованная непонятными символами стена, теперь колыхалось нечто похожее на желто-оранжевую занавеску из невесомого, но очень плотного шелка. Или на стену из клубов желто-оранжевого дыма. И оттуда, с той стороны завесы, тянуло свежим ветром, запахом воды и трав. Казалось, я даже слышу плеск волн, накатывающих на берег. А кристалл на треножнике, отдав накопленную энергию, вновь стал прозрачным.

  – Оно... это похоже на портал, – задумчиво протянула я, потирая лоб. – На те, через которые мы с тобой, м-м-м, путешествовали ранее. Но этот такой большой и почему-то желтый.

  – Это портал, – согласился Ворон. – Не спрашивай меня, почему он такой. Меня это, если честно, не интересует. Но я уверен, я чувствую, другой выход из портала ведет в мой родной мир.

  Я молча пожала плечами. По глазам учителя я видела, что больше всего ему сейчас хочется очертя голову броситься в портал, в мир, откуда давным-давно был изгнан за какой-то выдуманный грех, за который он продолжает казнить себя до сих пор. Но разве стремление защитить мир живых от вторжения Пятого – грех, повод для бесконечной боли? Ведь Ворон, истинный маг ордена Древнего Завета, не мог поступить иначе. И, я уверена, мой учитель тогда, пять сотен лет назад в Северном Страже, совершил настоящий подвиг, уплатив непомерно высокую цену. И расплачивается до сих пор. Как бы мне хотелось сказать ему все это. И еще о том, что случившееся – не его вина, что тогда у него не было другого выбора. Но я промолчала – от моих утешений Ворону стало бы еще больнее. Нет, не буду лишний раз бередить старую рану учителя.

  – Ох, страсти-то какие, – подал голос Гаврила Мефодьевич. – Ох, хвала Создателю, все целы и невредимы.

  Домовой заглянул в комнату из-за расколотой надвое двери, облегченно утер пот со лба, однако входить в комнату не стал.

  – Не удивляйся, – украдкой шепнул мне Ворон – Гаврила не может приблизиться к иномировому порталу. Он не человек, он целиком и полностью создание этого мира, и переход в иной мир убил бы его. Смотри, бледный какой.

  И, правда, выглядел Гаврила неважно. Наверняка ему сейчас плохо. Но домовой не уходит, он с тревогой смотрит на нас. В глазах его я вижу радостный блеск и вместе с ним великую печаль. И, кажется, понимаю, что это означает.

  – Дара, послушай...

  Учитель запнулся на полуслове, замолчал в нерешительности, но попытался донести до меня мысль, только что возникшую у него, еще раз.

  – Дара, это важно...

  – Я знаю, Ворон, – тихо отозвалась я, чувствуя огромный прилив нежности к ним обоим – к Ворону и к домовому.

  Я действительно знаю, что маг предложит мне сейчас. Он всей душой рвется домой, но и оставить меня, так опрометчиво взятую в ученики, здесь одну он не может. И от моего решения будет зависеть душевное спокойствие Ворона.

  Меня никто не ждет в моем родном мире, даже моя мать не помнит, что произвела меня на свет. Будет тяжело, очень тяжело, если я останусь здесь. Но так страшно покидать мир, в котором родилась, к которому привыкла. Знаю, Ворон принял бы любое мое решение. Он готов оставаться в моем мире сколь угодно долго, если того захочу я, даже зная: до того, к чему он стремился эти пять бесконечно долгих сотен лет, всего лишь шаг. Это жестоко.

  Я могу отказаться от ученичества... В этом случае Ворон не будет связан обязательством и ответственностью за меня. Но для мага-заветника, считающего меня дочерью, это как... это сродни плевку в лицо, если не хуже. Ворон этого не заслуживает. Он надежный друг и прекрасный учитель, и он многое сделал для меня. В конце концов, то, что я до сих пор жива и большей частью здорова – его заслуга.

  – Мне нужно собраться, – ответила я и кое-как, не без поддержки учителя встала. – Разгуливать по незнакомому миру в пижаме, причем грязной и кое-где порванной, я не намерена.

  Ворон ничего не ответил, но в глазах его было столько тепла, что мне стало стыдно за собственное малодушие и крамольные мысли об отказе от обучения. Столько пережить вместе и сбежать при малейшем намеке на неизведанное, забыв, что буду не одна, когда столкнусь нос к носу с этим неизведанным.

  – Сейчас половина первого дня, – подал голос Гаврила. Он счастливо улыбался и, кажется, готов был пуститься в пляс. – Твоих дома нету. Так что не торопись, собери все, что может понадобиться. Не на один день в иномирье отправляетесь. И раковину синюю не забудь. Раз уж тебе позволено ее забрать из того мира-на-грани, это не просто так. Держи при себе, детка. И поспешай, поспешай. Неужто самой не любопытно, что там, по другую сторону желтого тумана?

  Я улыбнулась. Любопытно, даже очень. Кто знает, какой он – другой мир? Одно дело знать его по рассказам Ворона, и совсем другое – увидеть все собственными глазами.

  В шаге от меня с легким хлопком открылся портал, обычный, маленький, багрово-серый, куда я, заверив Ворона и домового в своем скором возвращении, и вошла. Мгновение спустя я уже стояла в своей комнате, в квартире, в которой прожила всю жизнь, почти с рождения. Хотя, вряд ли я теперь могу назвать это место своим домом. Чувствуя, как слезы подступают к глазам, я чуть коснулась пальцами обоев, провела ладонью по поверхности письменного стола, присела на диванчик, на котором сплю... спала. Обняла игрушечного тигренка. Нет, хватит сантиментов! Так я вообще переезжать в другой мир живых раздумаю. И буду в одиночестве слоняться в толпе... Ну уж нет!

  Втянув голову в плечи, я достала из шкафа большую сумку и быстро скидала в нее одежду, которая, на мой взгляд, могла понадобиться в дальнем путешествии, несколько любимых книг, тигренка, свой фотоальбом, еще кое-что по мелочи. В общем, сумку я, пыхтя и сдержанно ругаясь сквозь зубы, кое-как дотянула до открытого портала и, запыхавшись, уселась на нее сверху. До чего ж тяжелая!

  И тут зазвонил телефон. Я бросилась в прихожую, умудрившись ни обо что не удариться при этом, и уже протянула руку, чтобы снять трубку, и замерла. Сомневаюсь, что могу ответить на звонок. Я и находиться-то здесь, по сути, права не имею... А телефон продолжал звонить. Ладно, отвечу. А если на том конце провода мама или папа, скажу, что ошиблись номером.

  Голос Аниного лечащего врача я узнала сразу. Она сухо попросила к телефону кого-нибудь из родственников Ани и, когда я заверила ее, что являюсь дочерью папиной троюродной сестры по материнской линии и непременно все передам родителям Ани, когда они вернуться домой, немного смягчилась и вкратце поведала, что сегодня утром Аня вышла из комы. Слаба, но организм, на первый взгляд, здоров, моя сестра скоро пойдет на поправку. Еще она рассказывала о том, какие продукты привезти, какие лекарства купить, но я, коротко попросив перезвонить попозже, опустила трубку на рычаг. Невежливо, но по-другому я не могла, и потом долго еще сидела на пуфике, прижимая ладони к бешено колотящемуся сердцу и заливаясь слезами. С Анютой все в порядке, она скоро выздоровеет. И все у нее будет просто замечательно, я этого очень хочу. С моей семьей все будет в порядке. А мне пора, больше у меня долгов в этом мире живых не осталось. Интересно, а как у Ворона с долгами на исторической родине? Будем надеяться, его кредиторы возвращения мага не дождались. Хотя как знать, может кто-то и доскрипел. Ворон рассказывал, что у него на родине продолжительность жизни больше. Что ж, поживем – увидим. А пока у меня первостепенная задача: пропихнуть сумку в портал.

  Дары не было уже полчаса, а маг все так же сидел на покрытом трещинами полу, не сводя возбужденно блестевших глаз с большого портала, курил одну сигарету за другой и негромко разговаривал с Гаврилой. Впрочем, вряд ли можно было назвать разговором обмен редкими короткими, будто обрубленными фразами.

  – Собраться не хочешь? – сухо поинтересовался домовой, потирая ладони.

  Ворон отрицательно качнул головой и обернулся через плечо.

  – Может, все-таки...

  – Нет, ты знаешь, – твердо ответил домовой. – Я бы хотел пойти с тобой. Привык уже к тебе, за родню считаю. Но покинуть этот мир не могу. Законы не мной писаны.

  Ворон нервно дернул плечом, но промолчал. Домовой итак знал все, что маг хотел сказать.

  – Можешь сколько угодно делать невозмутимое лицо, – проворчал домовой. – Но я-то знаю, что тебя что-то беспокоит. Сильно беспокоит. Тот, кто называет себя хранителем?

  Ворон на мгновение прикрыл лицо рукой.

  – Скорей его непонятный интерес к Даре. Или, может, он только мне и самой Даре непонятен. А для этого, гм, хранителя – Ворон готов был крайне нелестно, проще говоря, непечатно отозваться о неведомом похитителе юных волшебниц, однако вовремя вспомнил, что домового такие выражения отнюдь не радуют, – все очень даже ясно и закономерно.

  – Но хранитель защитил Дару от старой ведьмы, – задумчиво потер лоб домовой. – И фактически открыл портал в твой родной мир.

  – Но счет за его услуги может прийти такой, что моей ученице все случившееся за эту неделю лютиками покажется.

  – Ты уверен, что хранитель потребует от нее чего-то?...

  – Пусть только попробует, – пообещал маг, и в словах его слышались отголоски тяжелого боевого волшебства. – Я его тогда из-под земли достану.

  Однако Ворон, несмотря на боевой настрой, не мог отогнать предчувствия надвигающейся беды. И крохотный червячок сомнения начал – пока едва заметно для него самого – точить душу мага. Сомнения в способности защитить обретенную дочь от... Он и сам не понимал, откуда исходит угроза. В том, что эта угроза реальна, маг не сомневался ни минуты.

  – Помощь Хранителя не была столь уж необходимой, – задумчиво произнес он. – Дар авэ справился бы с угрозой. А 'помощь' похожа на очень большое надувательство. Вернее, на попытку увести наивную девочку в непролазные дебри, а то и еще куда-нибудь.

  – Главное, чтоб она сама не поверила, что чем-то обязана ему, – нахмурился Гаврила. – Молодая, наивная... Ты уж постарайся, чтоб у нее и мысли о возвращении долга не возникало.

  – Понял уже, – вздохнул Ворон.

  Какое-то время в комнате с порталом было тихо. Доносящийся из-за оранжевой завесы плеск волн казался оглушительно громким, а тиканье больших напольных часов в гостиной, по прихоти судьбы отлично слышное в каждой комнате, кроме спальни, разумеется, казалось едва ли не ударами молота по голове. Часы на запястье Ворона показали без четверти пять – вот-вот должна вернуться Дара. Пустая сигаретная пачка в считанные секунды сгорела в руке мага.

  – Непросто тебе без табачища придется, – вновь подал голос Гаврила Мефодьевич. – Ты говорил, у тебя на родине его не выращивают.

  – Посмотрим, – пожал плечами Ворон. – Может, и научились. Я давно не был... там.

  Гаврила развел руками. Видимо, этот жест означал 'поживем – увидим'. На миг мучительное сомнение – сказать или промолчать? – отразилось на лице маленького домового, а потом Гаврила звонко щелкнул пальцами и азартно воскликнул:

  – Ты не можешь назвать своим домом мир по ту сторону портала!

  Ворон промолчал.

  По малому порталу прошла легкая рябь – верный признак того, что на том конце коридора, пронзившего плотную ткань пространства и искривившего ее неправильной петлей, кто-то готов начать перемещение.

  Ворон смотрел на маленького домового, и не знал, какими словами можно выразить благодарность за опеку и безусловную дружбу, скрасившую безумно долгие годы вынужденной ссылки в этот мир, за поддержку в самые черные минуты его жизни, просто за то, что был рядом. Сотни банальных фраз готовы были сорваться с языка мага, но тот молчал.

  – Не говори ничего, мальчик, – тепло улыбнулся Гаврила. – Я и так все знаю. Ох, забавные вы, люди. И не смей воображать себе, что покидаешь меня совсем одного на произвол судьбы. А то обижусь. Обещай, что не будешь бессмысленно тратить время на поиски способа перетащить меня в этот... как его?.. а, Северный Страж!

  Ворон в ответ улыбнулся краешками губ и кивнул. Обещания давать он не стал, заранее зная, что не сдержит его.

  – Я подожду вашего возвращения, – Гаврила зачем-то нацепил на нос очки. – А вы оба – и ты, и Дарочка – вернетесь, будьте уверены. Уж ты-то бесспорно.

  Ворон недоверчиво изогнул бровь.

  – Я тебя неплохо изучил, человек, – посерьезнел Гаврила. – И скажу, что не видать тебе покоя до конца дней, буде такой однажды настанет. Это твой путь, твой крест, и никуда тебе от него не деться. Да ты и не захочешь, ведь так?

  Ворон, подумав, нехотя кивнул. Он сам избрал этот путь.

  – Но сейчас небеса посылают тебе великий дар, Ворон, – продолжал домовой. – Дар познания иного пути. Прими его и постарайся найти в себе силы, чтобы им воспользоваться, растопить ледяную корку, сжимающую твое сердце. Ведь появился человечек, дороже которого у тебя нет, да и не было никогда – твоя названная дочь. Судьба ее может зависеть от того, найдешь ли ты в себе силу жить иначе. По крайней мере, пока ваши пути не разойдутся. А я останусь здесь, и буду ждать вас. У меня много времени, Ворон, не забывай, что я тоже бессмертен.

  – Ты... не скучай тут... – только и вымолвил маг, во все глаза глядя на маленького домового.

  Гаврила шумно выпустил носом воздух, подбоченился и сварливо напомнил:

  – Мне вообще-то за время, пока я присматривал за одним бессмертным магом из неведомого мира (не знаешь его случаем?) тоже отдых положен. Что ж я, в конце концов, и здоровье на курорте каком-нибудь поправить не могу? Давно хотел в теплые страны, к морю отправиться, да недосуг все. А теперь благодать! Уж после такой нервной работенки сам Бог велел. Ох, а последняя неделька особо беспокойной выдалась... Ты что ж, девонька, вещевой склад ограбила?

  Ворон мельком глянул в сторону малого портала, уже зная, что он там увидит. Ну, так и есть: запыхавшаяся Дара, чуть слышно ругаясь сквозь зубы, с усилием протаскивает в портал трещащую по швам сумку, наверняка набитую всяким хламом. А сам портал при этом противно скрипел, и из его багрово-серого нутра сыпались искры – малые порталы не рассчитаны на то, чтобы через них весьма невежливо тащили нечто размером с небольшого бегемота. Но Дара не сдавалась, она морщилась, отмахивалась от летящих в лицо искр, и, до предела напрягая скромный мышечный потенциал, отпущенный ей природой, тянула сумку в комнату с порталом. И баул медленно, по сантиметру в пять минут, но продвигался.

  – Портал сейчас закроется сам собой, – не утерпел маг. – И все, что ты не успела протащить, отправится обратно.

  Но она успела – за секунду до того, как вход в пространственный коридор без следа растворился в воздухе, оставив после себя запах горелой проводки.

  – Да неужели... – выдохнула Дара и плюхнулась на пол рядом с сумкой, пытаясь отдышаться.

  Гаврила только руками всплеснул, но все насмешливо-ехидные замечания оставил при себе, пускай и знал, что ученица Ворона простит ему упражнения в остроумии. Домовой красноречиво глянул на мага, однако тот и не думал комментировать происходящее. Что ж, решил домовой, женщина есть женщина, этого даже обучение волшебству и все удары судьбы, обрушившиеся на ее голову за последние семь дней, изменить не могут.

  Девушка сменила пыльную пижаму на джинсы и курточку, зачем-то обмотала шею разноцветным шарфом и чуть заметно подкрасила глаза. На ногах были ботинки на толстой подошве и с высокой шнуровкой. Сразу видно: готовилась к путешествию, в котором могло произойти что угодно. Вот только понятие о том месте, в которое они с Вороном намерены отправиться, у нее очень и очень смутное, а о том, чего ждать от другого мира – и вовсе никакого. Поэтому, наверное, и сумка у нее такая... размером с небольшого бегемота. Бегемотов Гавриле Мефодьевичу вживую видеть не доводилось – не водятся они на Руси – но представить себе мог.

  – Аня сегодня очнулась, – тихо, как-то буднично поведала Дара, машинально приглаживая волосы и разглядывая мысок. – Ее лечащий врач позвонила. Сказала, Аня скоро поправится.

  Гаврила тяжко вздохнул, осторожно приблизился к ученице Ворона, поминутно косясь в сторону распахнутой двери в другой мир живых, и легонько похлопал девушку по плечу.

  – Я присмотрю за твоими, детка, – пообещал он. – Иди со спокойной душой, не беспокойся ни о чем.

  Дара не ответила, но благодарно пожала сухую ручку домового,.

  Ворон отшвырнул последний окурок, поднялся и подошел к ученице.

  – Передохнула, авэ? – ласково спросил маг.

  Дара подняла голову, коротко кивнула и вновь опустила взгляд. Мгновение – не больше, но Ворон успел заметить, что глаза ее красны от недавних слез.

  – Все будет хорошо, девочка, – негромко произнес маг. Это все, что он мог сказать ей сейчас.

  – Я знаю, – чуть слышно отозвалась Дара. Вряд ли ей нужны сейчас слова утешения.

  – А раз так, – деловито потер руки домовой – не будем терять времени на слезные прощания. А то у меня сериал через десять минут начинается. А потом сразу еще один.

  – Твоя правда, Гаврила.

  Ворон благодарно посмотрел на маленького домового, а тот только рукой махнул и отвернулся. Потом маг повесил на плечо сумку Дары и, еще раз посмотрев на Гаврилу, направился к порталу.

  Дара порывисто обняла домового, поцеловала в морщинистую щеку.

  – Ну-ну, полно, – смутился Гаврила – ступай, Дарочка. Не забывай старика. В гости заходи.

  Дара, пообещав навестить домового при первом удобном случае и попросив передать привет Гашу, нехотя встала и подошла к учителю.

  – Держись за меня, и чем крепче, тем лучше, – предупредил маг. – Порталы, особенно такие огромные, штука ненадежная. Одно неверное движение, и тебя забросит куда-нибудь не туда.

  Дара, в последний раз помахав рукой Гавриле, обеими руками ухватилась за ладонь учителя. Она закусила губу, но тут же одернула себя. В глазах ее поселилось беспокойство.

  – Я даже за границей не была ни разу, – вздохнула она. – А тут такое...

  Ворон не ответил. Поправив грозившую съехать с плеча сумку, он по локоть погрузил свободную руку в желто-оранжевый туман. Ничего. Пустота. Но шелест листвы и плеск волн стали громче. В голове мага отчего-то всплыли слова 'кровь хранителя', но Даре он предпочел о том не говорить. Так или иначе, хранитель еще даст о себе знать – сомнений на этот счет у мага не было, но авэ о том пока знать не надо. Она и так переживает, волнуется...

  – Идем что ли, – подала голос Дара. – Не хочется стоять... просто так. Перед смертью не надышишься.

  Ворон кивнул и, крепко удерживая холодные пальцы ученицы, первым вошел в полупрозрачное марево. Дара, чуть помедлив и в последний раз встретившись глазами с Гаврилой Мефодьевичем, следом за учителем шагнула в неведомое.

  В круглой зале было тихо. К потрескиванию белого огня он давно привык, и уже не замечал его. Ко всему со временем привыкаешь: к тому, что небо зеленое, море белое, а Сила видима и осязаема.

  Глерт, сидевший рядом с троном, неловко поерзал и виновато вздохнул. Хранитель строго посмотрел на него, и светящееся создание окончательно стушевалось, низко опустило голову и, кажется, даже уменьшилось в размерах.

  – Так мы с тобой долго не расстанемся, очень долго, – произнес Хранитель.

  Глерт съежился еще больше. Видно было, что он не желает ничего сильней, чем скрыться подальше от взора своего повелителя. Но не смеет. Знает, что виноват.

  – Я ведь предупреждал тебя, что эта девочка важна, – не повышая голоса, продолжил Хранитель. – Я верил, что ты справишься с простеньким поручением: сопроводить человеческую девчонку сюда. Я ошибался. Понимаю, ты самый молодой из моих глертов. В тебе кипит злость от отвращения к твоему нынешнему положению, к позорному для вас, эльфов, посмертию. Но, сам знаешь, просто так, ни за что, сюда не попадают. Наворотил ты дел при жизни, и все происходящее с тобой сейчас – плата за них.

  Глерт вскинул голову, лицо его исказилось мукой и яростью. Если бы взглядом можно было убивать, Хранитель уже лежал бы бездыханный у подножия собственного трона.

  – Можешь не стараться, я давно мертв, – высокомерно бросил Хранитель, прожигая несчастного глерта взглядом. – И ты, смею напомнить, тоже.

  Глерт прикрыл голову крыльями и начал потихоньку отползать за пределы огороженного огнями круга.

  – Я не закончил! – холодно произнес Хранитель, не глядя на провинившегося. – Знаю, ты презирал людей при жизни, а уж после смерти твоя ненависть возросла многократно. Но ты жил в том мире, так неужели у тебя не осталось теплого чувства к нему? К своим ныне живущим сородичам? Ты готов принести их в жертву собственной ненависти?

  Глерт с протяжным стоном обвалился на пол и, кажется, тихо заплакал. Хранитель бесстрастно продолжил обличительную речь – к слезам светящихся эльфоптиц ему не привыкать.

  – Тень Пятого уже нависла на миром, который мне поручено хранить, и я обязан сделать все возможное – и даже невозможное! – чтобы не допустить прихода черного божества на землю Лексора. Та девушка, Дара, из тех, кого на нашей общей родине называют 'адлари'. Сам знаешь, такие редко рождаются и, как правило, недолго живут. Сказать по секрету, она должна была умереть за миг до рождения, такова была ее судьба. Но я сумел выторговать ей жизнь, не просто так, разумеется.

  Она – то средство, с помощью которого я надеюсь не допустить Пятого в мир живых. А ты готов был разорвать надежду на спасение в клочья просто за то, что она человек. И за то, что осмелилась унизить тебя сочувствием. Ты разочаровал меня, но это ничто в сравнении с потерей надежды на спасение твоего родного мира.

  Глерт, казалось, мечтал лишь об одном: умереть во второй раз.

  – Ну полно, не убивайся так, – сменил гнев на милость повелитель глертов. – Поначалу всем трудно приходилось. Все привыкали понемногу. Иди к остальным, отдохни. Будешь нужен – я сам тебя призову. А до той поры не смей показываться мне на глаза.

  Глерт мгновенно взмыл под потолок залы – только его и видели. Где-то там, под самой крышей, у них что-то вроде насеста.

  Хранитель задумчиво уставился на черно-серебряную фреску, ту самую, что он показывал Даре. С той минуты ничего не изменилось, но повелитель глертов не отводил заинтересованного взгляда, а мысли его витали где-то далеко.

  Он думал о мире живых, о том, что осталось в нем после его, Хранителя, смерти. О зле, семена которого посеял его ученик, уверенный, что творит великое благо. О самом ученике, ослепленном ненавистью – совсем как этот глерт.

  А еще он постоянно возвращался мыслями к той черноволосой девушке, Даре. И понимал, что судьба, с которой он боролся бессчетное количество лет, наконец-то преподнесла ему великий дар. И от того, как он распорядится этим даром зависит выживание его родного мира. Он все просчитал, выверил до единого шага, до удара сердца. Но и сейчас все могло сорваться. И тогда... Нет, нельзя думать о провале, иначе можно накликать беду. Тем более, сейчас, когда он лично встретился с Дарой: его надежда на успех существенно возросла. Девочка с честью выдержала посланное ей судьбой испытание (на этот раз обошлось почти без участия Хранителя), не озлобилась, не позволила ненависти поселиться в собственном сердце. А это дорогого стоит. Это действительно великий дар.

  Хранитель прикрыл глаза и вновь скользнул взглядом по фреске, изображавшей двоих на краю пропасти. Да уж, немало тревог и волнения доставили ему эти семь дней, ведь все было слишком близко к тому, чтобы потерять Дару, а вместе с ней и надежду на спасение его родного мира. Но все обошлось. Дара уже перешла границу между мирами. Со временем она выполнит то, ради чего Хранитель выторговал ей жизнь. Да будет так.