Текст книги "Legion Z (СИ)"
Автор книги: Ингмар Миваки
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 21 страниц)
Юджин в задумчивости посмотрел на Пита, слушавшего его с большим интересом.
– Ты никогда не задумывался над тем, что означает название «Гидрософт»? – спросил он, опустив подробности того, как он стал служить следующему поколению ненавистных ему талатонцев.
– Что? – вздрогнув, растерянно переспросил Пит. – Чтобы снимать напряжение с глаз, – пожал плечами он.
– Ерунда. В опреснители морской воды добавляют вещество, способное блокировать жажду. Я не знал об этих экспериментах. Название корпорации сменили, после того, как я умер. Корпорация, на которую ты работаешь, занимается не одним лишь программным обеспечением.
– Сказать всем, чтобы не пили воду? – попытался пошутить Пит, маскируя легкий шок от новости.
– Жажда подавляется не у всех одинаково. Легче – у тех, кто наиболее способен стать алмангами. За ними наблюдают, затем предлагают подписать договор.
– Популяция Тав ищет питьевые ресурсы по всему миру, и при этом уходит под воду, – с горечью заметил Пит. – То, что ты рассказал, чудовищно. Ничего подобного я не знал. Пит в задумчивости посмотрел на голубое сияние ячеек в стене. – Так значит, я принял эстафету, Юджин Ван, – задумчиво добавил он. – Возможно, скоро и я стану призраком.
Внезапно дух стал плотным и осязаемым Таким же, как Пит. Вместо светящегося купола и плаща на Юджине Ване теперь был элегантный, кофейного цвета свитер в обтяжку и темные брюки с хорошо наглаженными стрелками. Ноги оставались босыми. Юджин протянул ему руку, и они обменялись рукопожатием. Ладонь была теплой и плотной.
– Ничего себе, новость, – обалдело уставился на предшественника Пит. – Золотой рукав? – не слишком уверенно спросил он.
– Больше. Новые возможности легиона на Новой Земли, – пояснил свою неожиданную метаморфозу Юджин, и снова приобрел свой прежний вид. – Земля вступает в свои права, зог. Главный код – волновой. Генетический – всего лишь его составная часть. Доктор Ши на днях убедился в этом. Волновой код – золото, и за его носителями идет охота. Док хранит здесь свой бесценный материал, однако, в новом мире он сгодится разве что на заплатки алмангам. Мысль о том, что ключом к трансформации мира может явиться ставший человеком талатонец, ему противна. Юджин снова позволил себе легкую улыбку. – У зогов, что бы там не происходило снаружи, световой код Земли неизменен. Док в курсе. И он узнал, что вы способны встречаться на одной отметке волновой активности. Попав на нее раз, вы становитесь людьми. В бункере, где всех пасет марай, впервые появился человек. Не подведи нас всех, Пит. Именно ты освободил меня.
Это «не подведи» было последним, на чем заострил внимание Пит, когда Юджин Ван, посещавший зогов под именем духа Якши, растворился в пространстве, оставив его одного.
26. Что знаешь ты, чего не знаю я?
Съемная квартира Хайме в зоне SF на вид, как две капли воды была похожа на квартиру Пита. Не было только навеса над рабочим столом, а в остальном один в один.
Хайме с порога позвал Анну, но она не откликнулась. На стене в прихожей зазвонил белый телефон, и он снял трубку. В ухе послышались короткие гудки. Он еще немного постоял в ожидании. Земля наглядно продемонстрировала, на что в обозримом будущем будет способен каждый легионер.
В комнате он сел за ноутбук и проверил счет. Ему, как и другим легионерам, никто не разъяснял, как работает новая финансовая система легиона. Он распознал ее суть внутренним чутьем. Цепочка «отдал – отдал – отдал» развеселила бы любого гражданина старого мира. Явилась она во всем блеске мастерства легиона. Финансы курсировали строго внутри круга. Самое приятное в случае с легионом было именно то, что никому из зогов не приходилось преодолевать себя или бороться с искушением. Траты на себя действительно интересовали их в последнюю очередь.
Закончив дела со счетами, Хайме сел за виолончель. Впереди его ждал перелет в популяцию Сигма, куда его оркестр отправлялся на гастроли. Окружающая его обстановка стала исчезать. Хайме продолжал играть, и комнату стал наполнять розоватый свет. Он расползался и заполнял пространство вокруг, пока комната совсем не исчезла. Остался лишь музыкант со смычком и виолончель.
* * *
На темном, золотисто-зеленом пятне травы с россыпью белых звезд-цветов играло голубыми переливами озеро, – радужная оболочка птичьего глаза. Вокруг озера, по окружности тянулся светлый пух. Хайме находился внутри глаза совы и наблюдал за тем, что происходит под деревом, на ветке которого сидел. Лес вокруг был освещен мягким, серебристым светом. Ярче всего он светил там, где собрались люди. Грезившие лежали в разных позах: кто-то смирно, кто-то ворочался и шептал, погоняя своих медлительных детей на Талатоне.
– Я заметила слезу на щеке Йакима, – задрав голову вверх и глядя на сову, сказала Арити. – Он объявил, что рукав открыт.
– Но Йаким никогда не плачет, – ухнул Хайме, моргнув совиными глазами.
– Сегодня я поняла, что это не так. Йаким хочет, чтобы все были счастливы. Он переживает за всех, – пропела Арити, имя которой совпадало в обоих мирах.
– Но мы и так счастливы, – протяжным уханьем отозвался Хайме.
– Я про наших отпрысков, живущих в кукольном театре.
Хайме беспокойно хлопнул крыльями и потоптался на ветке.
– Не для того Всевышний делился и рассыпался на миллиарды частичек света, чтобы его дети попали в заточение, – продолжала Арити. Сняла с головы венок из дубовых листьев и поправила выпавший листок.
– Талатонцы видят Марс не таким, каким его видим мы, – сказала она.
– Для них он голый и пустынный, – согласно мигнул обоими глазами Хайме. – Для нас – цветущий сад.
– Несчастные дети, – сострадательно и протяжно пропела Арити, добавив в конце фразы что-то типа «лалала-тата» – частый припев в песнях о детях – хранителях света в плоском мире Талатона.
Наполненная бело-голубым светом, Арити подняла с травы яшмовый гребень, и стала расчесывать им волосы.
– Хайме, о чем вы тут беседуете, можно полюбопытствовать? – услышал одетый в свет Арити Хайме, и резко повернул голову на девяносто градусов. С другой стороны дерева сидел Кайа. В руках он держал золотистый саксофон, мундштук которого старательно протирал кусочком белой ткани. Надо сказать, все предметы на Земле, как, например, каменный гребень Арити или саксофон Кайи, появлялись в пространстве и исчезали по желанию людей.
– Питер попал в заточение? – полюбопытствовал Хайме, слетев с ветки вниз и превратившись в светового юношу. Лучшего имени для жителя Земли и не найдешь.
– Не волнуйся брат Хайме, со мной все в порядке, – отложив саксофон, улыбнулся Кайа.
– Я не мог остановить тебя. Хайме несколько раз нетерпеливо хлопнул крыльями.
– Ты же знаешь причину, – последовал ответ. – Стоит ли беспокоиться, мой мудрец.
– Мы выполняем программу, предписанную Кругом Тринадцати, – повторил то, что знал, Хайме, – В случае глобальных катаклизмов мы сохраним свет Земли. Затем он взял из рук Кайи саксофон, осмотрел его со всех сторон и сыграл короткую джазовую импровизацию.
– Браво, – похлопал в ладоши Кайа. – Это все так, конечно, но это не все, – добавил он.
– О чем ты, брат Кайа? Ты знаешь что-то, чего не знаю я? – спросил Хайме и отложил инструмент.
– Что ты знаешь об истории нашей родной Земли? – спросил Кайа.
– Золотые живут на Земле, которая внутри и снаружи Талатона. Программирующий сигнал на Талатон идет со спутника Джабраила. Он изменен враждующей с нами консолидацией Эйнара и его сторонников мараев. Они эедают захватить световые коды, из-за чего нам и пришлось мобилизовать зогов и собрать легион, – отчеканил Хайме. – Талатон – испорченная копия Земли, – добавил он.
– Это все, что ты знаешь? – улыбнулся Кайа.
– Все, – подтвердил Хайме.
– Раскрою тебе маленький секрет: «На Талатоне, в самых грубых тисках плоского мира живет истинный правитель Земли и Круга Тринадцати», – сообщил ему Кайа.
– Но ты не можешь знать наверняка, – не слишком уверенно возразил ему Хайме, сотрясаясь и вибрируя всем своим прекрасным, световым телом, от восторга.
– Пит знает, – отозвался Кайа и сам завибрировал от смеха. – Йаким – куратор Круга Тринадцати – ведет его на Талатоне. К тому же – он мой родной отец. Теперь ты все знаешь, и будь спокоен.
– Йаким – глава правительства Талатона, Мартин Форс?! Вот это сюрприз! Хайме живо отрастил крылья и снова поднялся в воздух. Немного развеялся, полетав вокруг дерева, и снова приземлился рядом с Кайей, превратившись в человека. Теперь у обоих за спиной покачивались обведенные золотистой линией, белые крылья.
– Кажется, я догадался о том, чего не знает даже молодежь Земли, – поделился Кайа. – Мартин Форс отвечает за третью экспедицию на Марс. Среди алмангов будет один зог, ставший человеком.
– Невероятно! Кто он? – пропел баритоном, переходящим в тенор, Хайме.
Кайа снова поднял саксофон и сыграл сложнейший джазовый пассаж. Хайме посмотрел по сторонам. Свет от игры Кайи стал ярче.
– На Талатоне я мечтал играть на саксофоне, но не было времени, – признался Кайа. – Ладно, полетели, – призвал он брата. Хайме встал и аккуратно раскрыл двухметровые крылья.
Вместе они облетели священный каньон братства, посмотрели, как люди готовятся к отправки в другие миры. Затем вернулись на поляну, и присоединились к сородичам. Оба не отличались от остальной молодежи Земли в том, что касалось чтения новостей, генерируемых анализатором.
– Давайте сравним результаты анализатора с собственными прогнозами, – предложил всем Кайа. – Бета пошла на шаг неслыханной щедрости. Юный президент предоставил населению популяции бессрочный займ на закупку оставшейся после пожаров древесины. Обозначены новые границы популяции Сигма. Возможно сдвижение границ в сторону Беты.
Анализатор продемонстрировал всем голограмму с залом дворца одного из мараев – правителя популяции Бета. Он сидел за столом переговоров с двумя покупателями.
– Этот намерен подписать договор о продаже Беты. Больше продавать нечего. Все разворовано или сгорело.
– И что же, продадут? – поинтересовался кто-то.
– Анализатор говорит, что такая возможность по-прежнему сохраняется. Мой прогноз – не успеют, – сказал Кайа, выпустив из рук шар, и тот завис между слушателями.
Рука бандита, сидящего за столом в зале дворца, дрогнул. Лицо исказила гримаса ужаса. Из открытого рта повалили клубы черного дыма. Охранники бросились к хрипевшему и агонизирующему главарю местной шайки ставленников мараев. Скрюченные пальцы мертвой хваткой держали усыпанную бриллиантами ручку с золотым пером. Ожидавшие подписания договора, вскочили с мест. Изо рта агонизирующего вместе с клубами дыма вырвалось последнее «хо-о», а вокруг уже танцевали и разливали по бокалам шампанское. Двери распахнулись, и в зал бодрым шагом, почти бегом влетел молодой претендент на только что освободившийся трон. Он выдернул лист с договором из скрюченной руки, оставив в намертво сжатых пальцах крошечный обрывок. Глаза марая зафиксировали последний отпечаток – прекрасное, юное лицо. Молодой человек чиркнул зажигалкой с надписью белым по черному «Охота», поджег договор и выпустил его из рук.
Новый правитель популяции Бета – кудрявый юноша из Сигмы – помахал у себя под носом рукой, разгоняя остатки дыма. Во дворце заиграла божественно прекрасная музыка.
* * *
Стелящийся по земле туман стал рассеиваться. Перед Хайме появился большой концертный зал. Он поднял смычок и заиграл, как в последний раз. И музыка снова захватила его, и он был музыкой. Мир был един. Впервые он явился Хайме с первыми ударами его сердца, еще в утробе матери.
Оркестр отыграл свой первый гастрольный концерт на следующий день после того, как Пит вернулся в бункер. В зале сидели родители Уны, и Хайме случайно остановил на них взгляд. Он улыбнулся им, как старым, добрым знакомым.
– Тебе понравились часы? – спросил он, склонившись к уху Анны во время третьего выхода на поклон.
– Ой, кажется, я забыла их дома, – ответила та.
27. Когда жарко
Небо точно прорвало. Не то, чтобы новость для зоны SF, но метро из-за снежных завалов закрыли впервые. Метель не утихала вторые сутки. Роботы-снегоуборщики работали без остановки. Они напоминали идущих строем жуков с горящими, оранжевыми глазами. Один за другим проходили они мимо Анны, возвращавшейся домой с репетиции.
Сковывающий движения, ледяной ветер с залива настойчиво пробирался под пальто. Никакого транспорта в поле зрения не было. Пришлось идти пешком. Белые, рябые волны налетали, трепали, кололи, толкали и били. Анна, казалось, ничего не замечала. Все ее мысли были о Хайме.
В какой-то момент она остановилась и толкнула дверь в первый попавшийся магазин, оставив позади метель и скрытого в ледяном вихре незнакомца, преследующего ее от самых дверей концертного зала.
Магазинчик торговал обувью. Небольшое помещение было украшено переносными, желтыми фонарями под старину. Внутри фонарей горели свечи. Ими и освещался зал. Ни электричества, ни продавца видно не было. Такие магазинчики открывались всего на пару недель, в праздники. Они не имели прибыли, как и все, что находилась офлайн, и сохранили их исключительно ради создания праздничного настроения. Анна взяла переносной фонарь, дошла до самого дальнего в зале стеллажа и села на деревянный стул перед ним. Преследователь вошел в магазин одновременно с вышедшим в зал продавцом. Ни с того, ни с сего на Анну напала дрожь. Усилием воли она опустила плечи, расслабилась и прикрыла глаза. Тракус на руке вспыхнул зеленым огоньком.
Когда она вновь открыла глаза, посетителя уже не было в зале. Продавец стоял возле витрины и активно жестикулировал, видимо, общаясь с кем-то через экран нейросинхронизации. Выглядел он весьма озабоченным. Анна нахмурилась, затем бросила взгляд на полку и увидела открытые туфли на высоком каблуке, – черные, отделанные по краю тонкой золотой каймой. То, что надо для первого свидания. Она только и успела, что примерить их. И шагу сделать не успела, как снаружи загудела сирена скорой помощи.
Она медленно двинулась через зал, всматриваясь в ночь по ту сторону витрины. Там, за стеклом, на носилках лежал мужчина. Тот самый, что несколько секунд назад так мило беседовал с продавцом.
– Он что-то забыл в машине, – поделился с ней продавец. – Сказал, что сейчас вернется. Там был кто-то еще.
– Кто-то ждал его? – спросила Анна. Оба наблюдали, как носилки закатили в машину.
– Почти ничего не видно из-за метели. Лучшее время для убийства.
Продавец и Анна обменялись взглядами.
– Я видел, как тот человек взял его за плечо, – поделился продавец.
– Он ударил его?
– Нет, просто коснулся его плеча и исчез.
– Послушайте, лучше не думайте об этом, – посоветовала Анна, и продавец вымученно улыбнулся, а когда она покинула магазин, запер его и опустил шторы.
Ветер дул в спину Анне, так что обратно она, можно сказать, долетела.
* * *
– Анна? – удивился Хайме, открыв дверь в артистическую, где он остался на ночь.
– Увидела свет, – смущенно оправдывалась та. – Мне пришлось вернуться. Транспорт не ходит.
Хайме посмотрел на ее ноги в новых туфлях.
– Золушка, – заключил он и, обменявшись с ней улыбками, пропустил ее в комнату.
– Замерзла? – спросил он.
– Немного, – ответила она.
Хайме достал из шкафчика коньяк, разлил по бокалам, передал один ей, и они устроились на диване.
– Позаимствовал у вокалистов, – подмигнул он.
– О, часы надела, – заметил он. Поднял бокал, они чокнулись и выпили.
Она достала из сумочки бумажный платок, промокнула губы, Хайме несколько мгновений с интересом изучал ее лицо. Это был не сон. Она была рядом, и они были одни.
– Такое впечатление, что у меня на голове антенна, – выдала она, и прыснула со смеху.
– Ты точно знаешь, куда идти в ночи, – улыбнулся он.
Сидели они очень близко друг от друга, так что Хайме видел, как вокруг зрачков в ее глазах танцуют золотистые звездочки. Она излучала тепло. Он взял ее руку и легонько пожал ее.
– Знаешь, это может показаться странным, но старик Розенталь передал мне эстафету, – сказала она, опустив взгляд на его руку.
– Хм. А мне Моцарт, – отозвался Хайме.
– Ну, нет. Это не в счет. Ты ведь не знал его лично. Я совсем о другом.
– Почему не в счет? Мы давно с ним водим дружбу. Он – мой учитель.
– Ну, это другое. Само собой разумеющийся факт. Моцарт ведь не желал тебе смерти.
– Ты ведь это не серьезно, да? Хайме отпустил руку, налил в бокалы еще на палец. Затем откинулся на спинку дивана и стал изучать ее с расстояния.
Анна посмотрела на циферблат коммуникатора. Чувствовала она себя явно не в своей тарелке, хоть и знала уже все про них с Хайме. В этом мире они еще не оставались вот так, наедине, так что можно сказать, это было их первое свидание.
– После смерти он неоднократно являлся мне во сне и молча давал те или иные указания. Это происходило перед каждым концертом, – поделилась она.
– Он давал тебе советы, – сказал Хайме. – Это прекрасно. При чем здесь пожелание смерти?
– Каждый раз, беря в руки скрипку, я уходила туда, где был он, – подняв на него кроткий взгляд, ответила она.
– Хм. Интересно. Возможно, тому виной скрипка, которая досталась тебе по наследству, – высказал предположение Хайме. Он прекрасно понял, о чем говорила Анна. Он и сам неоднократно умирал на сцене, и умирал на пике душевного подъема.
– Я думаю, его убили, – вдруг заявила Анна, нарушив только что возникшую ясность.
– Розенталя? Убили? Хайме поменял позу. Снова пересел поближе к ней.
Анна подтвердила кивком.
– Эта мысль неотступно преследовала меня с момента его смерти.
– Хм. Даже не знаю, что сказать на это, – растерянно пробормотал Хайме.
– Ничего не говори, – улыбнулась Анна. – Говорю же, чувствительная очень. Расскажи лучше о себе, – попросила она и сделала еще глоток. По лицу разлился румянец.
– Хм. Обо мне, – повторил Хайме. – Что ж, пожалуйста. Мне всегда и во всем везло – это факт. Я очень удачлив. Не так чувствителен, как ты. В ночь перед концертом я никогда не сплю, и потому старик Розенталь не может явиться ко мне, чтобы поучать и звать на тот свет.
Анна прыснула со смеху. Глядя на нее, Хайме и сам повеселел.
– Знаешь, а я бы не хотела жить сто лет, – с улыбкой сказала она. – Я хочу прожить один день, но в любви.
Этого было признание, и этого было достаточно. Вот он – подходящий момент. Хайме вспыхнул, как спичка. Любви, так долго не находившей выхода, был дан зеленый свет. Он взял бокал из ее рук и поставил его на пол. Аккуратно вытащил шпильку из ее волос. Разбросанные по плечам, они стали источать запах лаванды.
Они соединились, и свет внутри каждого из них вспыхнул ярче, как это бывает в самом начале отношений на Талатоне. Людям на Земле удалось законсервировать это состояние. Они постоянно жили с ощущением начала, ведь они умело управляли своим внутренним солнцем.
* * *
Утром он проснулся раньше нее. Аккуратно переложил ее голову на подушку и немного прогулялся по комнате. Выбрал пластинку из фонотеки и поставил ее на вертушку. В комнате тихо заиграла музыка – «Утешение» Листа. Безмятежное лицо Анны выражало полное умиротворение. На запястье мигал разноцветными огоньками тракус. Глядя на нее, Хайме одобрительно улыбнулся, Оделся и тихо вышел из комнаты.
Он вернулся в концертный зал и сел в кресло, в котором не так давно сидел Пит. Сколько он просидел так? Пять минут, час? Времени в этом зале не замечаешь.
– Ты думаешь о своем друге, – услышал он и повернул голову. Рядом с ним сидела Анна, а он и не заметил, как она пришла. Они сидели на тех же местах, что Пит с Ноа. Одета Анна была в концертное платье и новые туфли. Волосы аккуратно убраны. Она смотрела на сцену.
– Я был на Земле, и там говорил с ним, – поделился он. – Он всю жизнь доверял своей интуиции и не сомневался ни в одном из принятых решений. Ни тогда, когда в возрасте шестнадцати лет покинул дом, ни тогда, когда без колебаний выбрал будущую специализацию в университете и пришел работать в «Гидрософт». Но он споткнулся, когда встретил Ноа. Хайме горько усмехнулся. Некое медленное, интуитивное движение наподобие того, что вело все эти годы Пита, стало наполнять его сердце.
– Мартин Форс принес его в жертву, – сказал он, посмотрев Анне в глаза. – Он включил его в состав третьей экспедиции на Марс. Возможно, мы больше не увидим его.
– Что ты, Хайме…,– отрицательно покачала головой Анна.
– Это точные сведения. А Розенталя убил алманг Иаван, – просто добавил он.
– Зачем алмангу понадобилось убивать его? – нахмурилась она.
– Ты должна ответить сама на этот вопрос.
Анна сняла с руки тракус, передала Хайме, и тот положил его на одно из кресел.
– Это произошло из-за нас с тобой? – спросила она после недолгих раздумий.
– Да, – с грустной улыбкой несколько раз утвердительно кивнул Хайме.
– Знаешь, а я помню этого юношу. Он часто бывал на наших концертах. Похоже, расстояния не являлись для него помехой. Он молод. Юноша. Почти ребенок. Среднего роста, довольно худощав, белокожий, с темными волосами и грустными глазами. Я запомнила его взгляд.
Вспоминая внешность Иавана, Анна смотрела на сцену. Затем снова перевела взгляд на Хайме.
– Он выжидал, – заключила она.
– Иаван счел, что старик мешает тебе, – тихо, как будто стесняясь сотрясать пространство страшными словами, сказал Хайме. – Ты была лучшей в оркестре, но твой учитель не давал тебе раскрыться в полной мере.
– Дело не в этом, – возразила Анна.
– Он пытался соблазнить тебя? – догадался Хайме.
– Угу, – подтвердила Анна. – Не раз. Однажды я залепила ему пощечину. Незадолго до смерти он, как будто слетел с катушек. Стал шантажировать меня.
Анна виновато улыбнулась, Хайме же побелел от возмущения.
– Как именно он тебя шантажировал?
– Тобой.
– Мной? – скривил лицо Хайме.
– Да. Сказал, что найдет способ вышвырнуть тебя из оркестра.
– Вот, мерзавец, – сердито процедил сквозь зубы он. – И после всего этого ты считаешь его своим учителем?
– Конечно, – ничуть не смутившись, ответила Анна. – Ведь он утвердил меня в моем чувстве к тебе.
Хайме заглянул поочередно в ее глаза, затем наклонился, прошептал «dolce»[45], и они слились с Анной в долгом поцелуе.
28. Все очень просто, дорогой батюшка
– Ха-ха-ха, а вот и я, любезный отец Иоанн, – рассмеялся Соло. – В коем-то веке выбрался к тебе в гости.
Соло сидел на скамейке во внутреннем дворе старого храма, расположенного на холме. Рядом с ним был один из легионеров популяции Сигма – друг Соло, отец Иоанн, – полноватый священник с круглым лицом и рыжевато-каштановыми волосами, собранными в тугой хвост на затылке. С некоторых пор отец Иоанн летал, куда заблагорассудится, свободно перемещаясь в пространстве-времени. Увидев рядом Соло, страшно обрадовался.
– Красота, да и только, – радостно улыбнулся он и трижды расцеловал друга в щеки. – У нового мира большие преимущества. Отец Иоанн заговорщицки подмигнул.
– Да, дорогой. Я тоже очень рад нашей встрече, – расплылся в улыбке Соло.
Старый храм был совсем крохотным, дворик на две скамейки, зато с холма открывался прекрасный вид на городские дома, утопавшие в зелени.
– Я думал, у вас зима суровее, – заметил Соло.
– У нас день так, день эдак, – пояснил Иоанн.
Соло вытянул шею и стал что-то высматривая внизу, под холмом.
– Не вижу трансформаторных будок для бесплатной заправки электричеством, – констатировал он.
– Что за утопия, – отозвался Иоанн.
– А вот и не утопия. У нас через каждые сто метров стоят. Люди мы или не люди, в конце-то концов.
– Хм, не знал, – с интересом посмотрел на него собеседник. – У нас пока довольствуются старыми электростанциями. Они еще послужат лет тридцать, а то и пятьдесят. На них предоставлено около миллиона рабочих мест беженцам со всего мира.
– Сигма дает кров братьям по разуму, – понимающе кивнул Соло.
– Мы всегда умели дружить с соседями, но этого никто не ценил, – отозвался Иоанн, поглаживая кудрявую бороду. Большой серебряный крест на белой рясе сверкнул, отразив солнечный луч, и ослепил левый глаз Соло. Тот прищурился, глянул на собеседника, и рассмеялся.
Из внезапно налетевшей тучи посыпался снег. Большие, белые хлопья падали быстро и без наклона. Соло открыл рот и высунул язык.
– Каждый день я глажу своих прихожан по головке, – поделился батюшка. – Они выстраиваются ко мне в очередь, чтобы я их приголубил. Милосердие долгое время было не в почете, – вздохнул он.
– Ты – добрый, правильно делаешь, – согласился Соло.
– Хм. Батюшка таинственно улыбнулся. – Сидел я как-то раз на скамейке здесь, во дворе храма. Вот, как сейчас с тобой сидим. Пришел ко мне один писатель. Сел рядом и говорит: «Пришел я к вам с благой вестью». Сказал так и кристалл мне в ладонь вложил.
– Про непрерывные транзакции по кругу рассказал что? – полюбопытствовал Соло.
– Рассказал в числе прочего. Я в этом ничего не смыслю, но, когда узнал, не удивился. Сам понимаешь.
Соло кивнул.
– «Ни один легионер не потратил на себя лишнего», – сказал он. «Не вам, батюшка, объяснять, каковы рамки этих расходов», – говорит. «В этом мы с вами идентичны, иначе я бы к вам не пришел. Нас не так много, но мы знаем, что информационное поле с некоторых пор контролируется никаким не мировым правительством, а сами знаете, кем, и этот, сами знаете кто, обеспечивает нам защиту в одном – единственном, цельном мире на разных уровнях бытия. Не все умело играют на разных уровнях одновременно, так что такие, как мы с вами, должны показать им путь». Отец Иоанн улыбнулся и кивнул, как видно, мысленно соглашаясь с писателем.
Соло, выражение лица которого на протяжении всего рассказа Иоанна, оставалось серьезным и сосредоточенным, снова заулыбался.
– Писатель тебе только кристалл дал? Без часов? – уточнил он.
– Один кристалл, – подтвердил Иоанн
–. Постеснялся, значит. Кхе – кхе, – смутившись, покашлял Соло, маскируя смешок. – Мне было бы интересно расспросить этого писателя о Круге Тринадцати. Но вернемся к теме нашей беседы. Ты помнишь, как ростовщичество запретили?
– Конечно. Слава Богу! – перекрестился Иоанн.
– Популяция Альфа первой официально отказалась от жизни взаймы. Перед нашей с тобой встречей я побывал в прошлом – на месте их бывшего центрального банка. Представь себе одноэтажное здание. С одной стороны работает окно выдачи сосисок с тушеной капустой. Это для бывших чиновников, прибывших из Сигмы проводить на территории Альфы достойную старость, и неожиданно лишившихся всего своего имущества. Случилось это после провозглашения всеобщего нищенства с необходимостью отработок. С другой стороны здания вижу подиум с гильотиной. Зазывала приглашал всех зависимых от старой системы финансирования поразвлечься. Соло снова покашлял в кулак, и поднял смеющийся взгляд на Иоанна.
– Многие поднимались и трогали нож, на деле оказавшийся таким острым, что при одном только легком касании на пальцах выступала кровь, – с присущей ему экспрессией нагнетал Соло, доверительно склонившись к уху собеседника. – Суть развлечения заключалась в том, что нож тормозился пружиной за сантиметр до шеи, и здесь, что касается механизма, приходилось доверять всегдашней надежности популяции Альфа, в противном случае можно было реально лишиться головы.
– Ой, – подпрыгнул на скамейке Иоанн. – Вот это путешествие!
– Ага. Желающих поразвлечься было не счесть. Соло снова отодвинулся от собеседника. – Очередь кружила спиралью по площади, – закрутил он в воздухе спираль указательным пальцем. – В качестве бонуса разрешалось приспустить штаны и быть отстеганным легкой плетью. За двойное удовольствие законопослушное население Альфы охотно выкладывало кругленькую сумму. И это, замечу, в условиях строжайшей экономии и всеобщего нищенства.
Иоанн тяжело вздохнул и посмотрел на город внизу. Соло снял немного снега со спинки скамейки, слепил снежок и бросил его Иоанну. Тот поймал, подбросил несколько раз и отправил обратно – точно в ладонь Соло.
– Расскажи еще о себе, – попросил Соло. – Как ты жил раньше, до того, как попал в золотой рукав?
Иоанн кротко улыбнулся.
– С юных лет занимался тем, что размыкал связи с плоским миром, – начал он. – Семья моя благочестивая. Родители много трудились. У меня еще две сестры и брат. В детстве был чрезвычайно непоседливым. Что ни день, обязательно набедокурю. Вспомнив детство, Иоанн мечтательно улыбнулся. Лицо его, если убрать усы с бородой, было совершенно, как у ребенка.
– Почему ты стал размыкать связи, позволь полюбопытствовать? – спросил Соло.
– Началось с того, что я неожиданно для себя самого открыл, что меня утомляют разговоры о праздном и суетном, – посерьезнев, ответил тот. – Они в буквальном смысле вызывали у меня головную боль. Потом стало еще тяжелее. У меня заболела душа. Именно тогда я и сделал выбор.
– Выходит, ты забрался на этот холм, чтобы сделать себе еще больнее?
– Выходит, что так. Мне непременно надо было погрузиться в эту боль целиком и без остатка, чтобы ежеминутно помнить, откуда я прибыл, – открылся Иоанн. – Ну, вот, я вспомнил, и теперь мне ничего не страшно, – улыбнулся он. – В любом жизненном раскладе есть удивительная и захватывающая радость бытия.
– Сколько тебе лет? – удивленно и заинтересованно посмотрел на него Соло.
– Тридцать с хвостиком, – кротко улыбнулся Иоанн.
– Надо же! Как рано ты понял про все это. Соло в задумчивости покачал головой. – Мучил себя, мучил, значит, сжался – ужался, да и вовсе скрылся из виду. И, значит, еще до того, как стал священником, подсознательно чувствовал, что Земля держит тебя в хранилище света! На лице Соло появилось глубокомысленное выражение, и он посмотрел вдаль. – Значит, все, что продолжало жить на Талатоне – это, прости за грубость, кусок мяса и некоторые обязательства? – снова повернул он озабоченное лицо к собеседнику. – Зогу крайне необходимо, как минимум, прекратить удивляться чему бы то ни было, – добавил он. – Тогда действительно придет радость бытия. Хм. А ты веришь, что избрал свой путь сам?
– Я просто сократил его, – ответил Иоанн. – Можно было идти дольше. К моменту получения кристалла я уже был уловлен. Оставшееся на Талатоне мясо, как ты выразился, ходит на работу и рассказывает своей пастве о жизни после огненного крещения, – сказал он, после чего надолго замолчал. Отвернулся, и закрыл глаза, подставив лицо свежему ветру. Отец Иоанн всегда делал гигиенические паузы в разговорах, дабы не слишком утомлять собеседника и самого себя.
Некоторое время оба без напряжения молчали, отрешенно созерцая пейзаж. Вокруг них, на скамейке собралась большая подушка снега. Снег покрыл ноги по щиколотку, на плечах лежали сугробы, так что собеседники очутились в своеобразном снежном доме. После жары погода Сигмы действовала на Соло освежающе. Тело накопило жар за несколько десятков лет жизни в пустыне, и теперь потихоньку выпускало его.