Текст книги "Гамсун. Мечтатель и завоеватель"

Автор книги: Ингар Коллоен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 32 (всего у книги 35 страниц)

Во время перерыва все присутствующие пошли перекусить в расположенное неподалеку на площади кафе. Здесь престарелый подсудимый просто преобразился. После того как он съел пончик и выпил безалкогольного пива, он принялся раздавать присутствующим сигары, и никто, ни судьи, ни обвинитель, не смог отказаться. Атмосфера разрядилась, восьмидесятивосьмилетний обвиняемый оказался душой компании. Ему опять удалось срежиссировать для себя блистательную роль: несмотря ни на что, он – независимая личность, в перерыве судебного заседания он одаривает своих обвинителей сигарами, изумляя всех своим поведением.

Блистательная интермедия перед финальной сценой спектакля.

Было уже почти половина второго, когда судьи и обвинитель заняли свои места.

– Слово предоставляется Кнуту Гамсуну, – объявил председатель.

Тут все снова увидели, что Гамсун абсолютно ничего не слышит и не в состоянии следить за происходящим. Стрей сказала ему, что теперь пришла его очередь выступать. Вряд ли он помнил, что ранее, до перерыва, говорил Винье, а также и его адвокат Сигрид Стрей. Он поднялся со своего места. На нем по-прежнему было пальто, при этом он не остался стоять за столом, а сделал несколько шагов вперед и остановился перед Эйде и другими членами суда. Небольшой зал, где происходило судебное заседание, всего-то размером в 50 квадратных метров, был так переполнен, что всем сидящим на своих местах в зале казалось, что Гамсун, встав во весь рост, как бы возвышается над всеми.

Двое из присутствующих в зале заранее знали, что он скажет. Они это слышали более пяти месяцев тому назад в Арендале. Гирлёфф позаботился о том, чтобы Гамсун не забыл взять свои бумаги. А Сигрид Стрей подготовила линию защиты так, чтобы она соответствовала тому, что он будет говорить.

Но как он с этим справится?

В начале своей речи он огласил список своих прегрешений, позволив себе иронию по поводу всех, кто причастен к правосудию, – правда, его слова звучали здесь менее связно, нежели на репетиции. Однако после некоторого спотыкания и пауз он наконец собрался с мыслями, отложил бумаги в сторону и начал уверенно говорить.

В присутствии прессы он усилил некоторые акценты, и его речь стала более эмоциональной. В целом же он произнес то, что и было задумано ранее, в той же последовательности и теми же словами. Говорил он долго.

Он не был членом партии «Национальное единство». Во время оккупации случилось так, что он все более и более отдалялся от людей, замкнувшись в собственном доме. Он работал над статьями, и никто не указал ему на то, что он пишет неправильные вещи, никто, ни один человек во всей стране, он пытался предостеречь соотечественников не делать ничего провоцирующего, того, за что они могут быть наказаны или даже убиты оккупационными властями. Он поведал окружающим о том, как жил, балансируя между поддержкой оккупационных властей и оказанием помощи норвежцам, попавшим в беду.

И вот уже вскоре перед всеми стоял не обвиняемый, 88-летний Кнут Гамсун, а некий пастор, который с воодушевлением старался донести до всех свою проповедь. Теперь он уже не старался быть дипломатичным или что-то скрывать, как планировал первоначально, как это было в той речи, которую он произносил в конторе своего адвоката. Теперь он открыто заявлял: «Я думал о Норвегии, которой было суждено занять высокое положение среди стран Европы. Эта идея привлекала меня с самого начала. И даже больше, она меня вдохновила, полностью завладела мной. Не знаю, в какой степени мне удалось полностью послужить ей за все это время, что я провел в одиночестве. Я полагал, что для Норвегии – это великая идея, и я по-прежнему считаю, что для Норвегии это была великая и прекрасная идея, достойная того, чтобы бороться за ее воплощение» [4: 193].

Таким образом, Кнут Гамсун ни в чем не раскаивался.

Он говорил уже двадцать минут, а потом еще пятнадцать. Бегство короля и правительства привело его в ярость. Он никогда не считал себя предателем и не был таковым. Те, кто обвиняет его в предательстве, через сто лет будут совершенно забыты. Сам-то он может подождать, у него впереди еще есть время, независимо от того, будет ли он жив или мертв. Он спокоен за себя, совесть его чиста.

Хотя пафос его речи все нарастал, но апогей ее был уже давно позади. Это стало очевидно всем находящимся в зале, когда он заявил, что продолжает оставаться одержимым идеей, что Германия – ведущая нация в Европе.

Представитель государственного обвинения Одд Винье был человеком дотошным и сообразительным. Речь Гамсуна предоставила в его распоряжение сведения, которые он мог бы использовать по своему усмотрению. Но он не стал этого делать, так как ему вполне хватило тех фактов, которые у него уже были. Адвокат Стрей в своем выступлении приложила все усилия, чтобы полностью опровергнуть обвинение в том, что Гамсун был членом «Национального единства».

У обвинителя возник повод для реплики, и он вполне использовал эту возможность:

– Достаточно того, что Гамсун предоставил свое всемирно известное имя в распоряжение нацистов, – разве одно это не является актом сотрудничества с ними, актом пособничества деятельности той партии, которая стоит вне закона?

И немыслимо себе представить, что в такой ситуации факт невступления в эту партию может освободить обвиняемого от возмещения нанесенного стране ущерба.

Тут же Сигрид Стрей выступила с ответной репликой:

– Если мы придем к заключению, что Гамсун все-таки не был членом «Национального единства», но при этом будет принято решение, что он тем не менее все же должен выплачивать компенсацию нанесенного ущерба, то это будет чем-то совсем новым в судебной практике. – И она напомнила о том, что ни одна страна не требовала подобной компенсации с лиц, которые не состояли в партии, но поддерживали оккупационный режим.

Сверре Эйде объявил, что приговор будет вынесен через неделю. Однако пресса вынесла свой приговор уже на следующий день. «Верденс Ганг» задала тон, который подхватило большинство газет: «Вот какое впечатление оставляет суд над Гамсуном: старый и слепой великан пробирается по лесу, идет по одному ему известному пути, в то время как его тяжелой поступи мешает путающийся под ногами мелкий кустарник. Быть может, именно так он пробирался и во время войны, когда нанес нам этот невероятный ущерб? Мой ответ – однозначное „да“. Его собственная эффектная защитительная речь, кажется, свидетельствует против него, но я считаю, она подтверждает мое мнение. Все его фразы, его паузы обладают той же драматической силой, что и его газетные статьи и сентенции, которыми так ловко пользовались нацисты в своей пропаганде <…>. Каков, собственно говоря, мой вывод из всего этого: Гамсун, этот слепой великан, так же продирался по лесной чаще и во время войны, и мы не можем считать его недееспособным и морально осуждать. Для самого Гамсуна сложившаяся ситуация – это трагедия, но для истории литературы – это драма, которая завершилась гораздо лучше, нежели мы ожидали» [507]507
  Оскар Хасселькниппе в норвежской «Верденс Ганг» от 17.12.1947.


[Закрыть].

Имя журналиста, который рассказал в своей статье о процессе над Гамсуном, было Оскар Хасселькниппе. Этот человек был одним из руководителей движения Сопротивления в норвежской столице и стоял в течение двух последних лет в самых первых рядах тех, кто боролся с немецкими оккупантами и квислинговцами не на жизнь, а на смерть.

Таким образом, в деле Гамсуна наметился новый поворот.

Журналистам сообщили, что приговор Гамсуну будет вынесен в пятницу. Приговор был оглашен только в семь часов вечера. Председательствующий, судья Сверре Эйде, объяснил задержку следующим образом: дело в том, что у него ушло много времени на разъяснение присяжным некоторых юридических понятий. Двое из присяжных – сельский казначей и крестьянин – не согласились с его аргументами. Они были неколебимы. Эти двое, не имеющие юридического образования, твердо стояли на том, что Гамсуна после января 1942 года следует считать членом «Национального единства», это на его совести и поэтому он должен нести соответствующую ответственность. Участники процесса, имеющие юридическое образование, не нашли достоверных свидетельств того, что Гамсун все же дал свое согласие вступить в нацистскую партию [508]508
  См. примеч. 504.


[Закрыть].

То есть знающие закон оправдали Гамсуна, те же, кто не знал закона, осудили его. Не смотря на то, что приговор был вынесен на основании мнения преобладающего большинства, выявленного демократическим подсчетом голосов, мнение присяжных, не имеющих юридического образования, оказалось решающим. Гамсун был обязан компенсировать ущерб, нанесенный им Норвегии.

Сигрид Стрей тут же подсчитала, что в общей сложности супруги Гамсун должны были выплатить сумму, равную 575 000 крон, что неизбежно приведет их к банкротству, а это противоречит вступившему в силу закону о предателях.

Пресса же, напротив, считала, что Гамсуну был вынесен слишком мягкий приговор. На страницах газет замелькало слово «скандал». На пятый день Рождества Гамсун и его адвокат подали апелляцию на решение гримстадского суда. Сигрид Стрей удалось разузнать, кто именно в Верховном суде будет участвовать в принятии решения по делу Гамсуна в связи с поданной апелляцией, и ее надежда на возможность благополучного исхода укрепилась. Она узнала, что это решение будет зависеть в том числе от одного из судей, который скептически относился к чрезмерно жесткой линии в отношении выплат компенсаций по этой статье.

В течение весны 1948 года Гамсун неоднократно торжественно заверял всех, что не состоял в «Национальном единстве», в то время как Сигрид Стрей вела собственное расследование. Ей удалось побеседовать со многими бывшими функционерами этой партии, как на местном, так и на центральном уровне, и полученные ею сведения полностью подтверждали версию Гамсуна. Стрей добилась письменного свидетельства от сотрудника центрального аппарата «Национального единства» о том, что Гамсун не прошел необходимые процедуры для того, чтобы стать полноправным членом этой партии [509]509
  X. Р. Блом Сёренсен – Сигрид Стрей от 31.01.1948, архив Сигрид Стрей. По просьбе издательства «Гюльдендаль» и автора данной книги адвокаты Като Шиётс и Анин Киерульф внимательно ознакомились с материалами, связанными с вынесением Верховным судом решения по делу Гамсуна. См. Като Шиётс, Анин Киерульф «Верховный суд и Кнут Гамсун».


[Закрыть].

Интересно, что как раз в это время в дар королю Хокону VII за его вклад в борьбу против немецких оккупантов от имени норвежского народа была преподнесена «Новая Норвегия». Незадолго до этого «Дагбладет» поместила две карикатуры с комментариями, демонстрировавшие возвышение короля Хокона VII, которого назвали народным, и свержение короля писателей Гамсуна. Норвегию посетил Уинстон Черчилль, который приехал поблагодарить короля за его неоценимый вклад в борьбу против фашизма.

Во время встречи с королем Черчилль спросил, оглядывая зал:

– А где же здесь сидят все ваши великие норвежские писатели?

– Они все уже умерли, за исключением Гамсуна, а тот сидит в тюрьме, – ответил король [510]510
  Рангвальд Блике в норвежской «Дагбладет» от 15.05.1948.


[Закрыть].

С юридической точки зрения действия Гамсуна не попадали в сферу уголовной ответственности. Так же как его нельзя было судить за пронемецкие статьи, существенным был вопрос о том, состоял ли он в единственной разрешенной в период оккупации партии. Сам он никогда не отрицал, что поддерживал правительство Квислинга. Но официально в его партию он никогда не вступал, у него не было членского билета, он не платил взносы. Если бы была найдена собственноручно заполненная им анкета, это могло стать решающим аргументом.

За полтора дня до поездки Сигрид Стрей в Осло для выступления в Верховном суде она отправила Гамсуну текст своей речи. В ней пункт за пунктом она последовательно излагала свои аргументы в его защиту [511]511
  Текст выступления Сигрид Стрей, высланный Гамсуну 16.06.1948, HPA-NBO. См. также Сигрид Стрей «Мой клиент Кнут Гамсун».


[Закрыть].

Ко всем прочим аргументам она добавила также и разъяснения ответственного сотрудника отдела учета «Национального единства», касающиеся процедуры приема в партию. Он однозначно утверждал, что Гамсун не был членом партии, так как для этого необходимо было пройти четыре определенных этапа. В случае же Гамсуна имелось только одно свидетельство – его анкета. Вывод Стрей был таков, что во время суда над Гамсуном были нарушены некоторые общепринятые юридические нормы. Это относилось и к толкованию законов, и к критериям установления факта членства подсудимого в «Национальном единстве». Гамсун, как установлено, не прошел требуемые по уставу четыре этапа необходимой процедуры.

В пятницу 18 июня 1948 года Сигрид Стрей выступила в Верховном суде. На следующий день речь держал представитель государственного обвинения, в данном случае это был глава Комитета по возмещению нанесенного ущерба. В противоположность Сигрид Стрей в его распоряжении не оказалось каких бы то ни было новых материалов по этому делу. И он предложил пересмотреть первоначально назначенную максимальную сумму возмещения ущерба.

В следующий вторник взволнованная Сигрид Стрей пришла в Верховный суд. Здесь один из судей сообщил ей об окончательно принятом решении. Верховный суд принял решение считать факт членства Гамсуна в «Национальном единстве» доказанным. На вопрос, каково ее мнение на этот счет, она ответила, что разочарована и что Гамсун сочтет такое решение юридическим убийством. Она также была крайне удивлена, что сумма возмещения ущерба, нанесенного семьей Гамсун государству, была уменьшена лишь на 100 000 крон. Когда она попросила уточнить, из чего складывается эта сумма, судья разъяснил ей, что в расчет берется стоимость всего имущества семьи Гамсун.

Когда Гамсуну стал известен приговор, то он телеграфировал Сигрид Стрей: «Не расстраивайтесь. От имени нашего будущего я благодарю Вас за блестящую защиту. Вы разобрались в сути дела и спасли правду. Все остальное вне Вашей власти!» [512]512
  Гамсун – Сигрид Стрей, телеграмма от 24.06.1948.


[Закрыть]

Странно быть мертвым, хотя еще не умер

В тот день, когда Гамсун получил извещение о том, что пять судей Верховного суда Норвегии окончательно признали его виновным, он написал две фразы как последний аккорд той книги, над которой работал в течение последних трех лет: «Иванов день, тысяча девятьсот сорок восьмого года. Сегодня Верховный суд вынес решение, и я заканчиваю свои записки».

Итак, в свои 89 лет он закончил еще одну книгу.

Но издавать ее никто не хотел. Даже Харальд Григ, директор «Гюльдендаля», издательства, где Кнут Гамсун был самым крупным акционером, был против публикации.

Перед Рождеством 1947 года Гамсун переехал в Нёрхольм. Для этого у него были определенные причины. Книга была почти закончена. Марии в Нёрхольме не было, она все еще продолжала отбывать свой тюремный срок. Он решил вступить в борьбу за Нёрхольм. В связи с тем, что название усадьбы непосредственно ассоциировалось с именами самого Гамсуна, Марии и их двух сыновей, оно стало одним из самых выразительных символов нацизма. Предполагалось, что колоссальная сумма, наложенная в качестве штрафа на обоих супругов, неминуемо будет грозить принудительным аукционом, и с усадьбой Нёрхольм как с символом нацизма будет покончено навсегда.

Вот этой-то радости Гамсун и не хотел доставить своим победителям.

В начале зимы 1946 года, выйдя из психиатрической клиники, Гамсун сразу же написал письмо Харальду Григу, в котором содержалась просьба о содействии в решении некоторых экономических вопросов. До войны Григ множество раз оказывал Гамсуну подобную помощь. Причем делал это всегда с готовностью, никогда не забывая заверить Гамсуна в том, что для него всегда огромная радость быть полезным самому выдающемуся автору «Гюльдендаля» и главному акционеру издательства.

Но на этот раз Григ даже не ответил ему сам, перепоручив это управляющему. Тогда Гамсун написал Григу еще одно письмо: «Дорогой Григ, я хотел бы знать, что произошло между нами? Если это не мое „предательство“, то, значит, есть что-то другое. Я не могу понять, что происходит, и был бы благодарен за разъяснение. Я понимаю, что для многих и в Норвегии, и в мире я уже мертв, но вряд ли ты хочешь продемонстрировать мне именно это. Что же это такое? Я с открытой душой спрашиваю, что же все-таки такого я сделал или не сделал?» [513]513
  Гамсун – Харальду Григу от 22.03.1946.


[Закрыть]

Григу понадобилось несколько дней, чтобы сформулировать свой ответ.

В нем он написал о судьбе, вине и долге. Он признает, что без экономической и литературной мощи Гамсуна не было бы возможности двадцать два года назад выкупить «Гюльдендаль» у датчан. Он также признает, что неограниченное доверие, которое оказывал ему самый крупный акционер издательства, и позволило ему занять столь высокое положение, а также обрести другие блага. С другой стороны, было бы несправедливо не отметить, что он всегда был невероятно хорошим издателем для Гамсуна. Таким образом, они сослужили друг другу хорошую службу и никто не остался внакладе.

Судьба, вина и долг. Был ли Григ обязан Гамсуну своей жизнью? Пробыв в лагере немногим более года, он вышел на свободу осенью 1942 года. В то время как многие узники этого лагеря были отправлены в Германию, где их ждали голод, страшные страдания и смерть. Какую роль сыграл в его освобождении Гамсун? Григ знал, что Гамсуна просили вмешаться в его судьбу. И при этом существовало несколько версий того, как повел себя Гамсун. Некоторые утверждают, что он решительно отказался. Другие считают, что это он тщательно проинструктировал Марию и Туре перед их визитом к Йозефу Тербовену. Последняя встреча Гамсуна с Григом состоялась в 1941 году, и Гамсун просил Грига действовать осторожно. Это предостережение можно было истолковать двояко. Григ принял его как дружеское участие, но не было ли в нем также и угрозы? За свое освобождение Григ в письме поблагодарил Марию [514]514
  Харальд Григ – Марии Гамсун от 24.09.1942, NBO. В своих «Воспоминаниях издателя» Григ пишет, что у него никогда не было полной ясности относительно роли Гамсуна в его освобождении, но он считает, что, несомненно, Гамсун принял в этом участие.


[Закрыть].

После того как в 1943 году самолет, управляемый братом Харальда, прославленным норвежским поэтом Нурдалем Григом, был сбит над Берлином, а Кнут Гамсун продолжал насмехаться над героями Сопротивления и желать Германии благополучия и военных побед, все было кончено между этими двумя людьми.

Они оказались по разные стороны баррикад, когда шла борьба не на жизнь, а на смерть.

Эти свои соображения и хотел высказать Харальд Григ Гамсуну, сочиняя вслух письмо, которое стенографировала его секретарша, чтобы потом отпечатать на машинке. Но в конце концов он все же решил написать письмо от руки такого содержания: «Дорогой Гамсун! Ты хочешь знать, „что произошло между нами“. Ответ очень простой. В той борьбе не на жизнь, а на смерть, которая шла, мы стояли по разные стороны баррикад – и продолжаем стоять сейчас. Мало кем я восхищался так, как тобой, и кого так любил. И никто не разочаровал меня так, как ты» [515]515
  Харальд Григ – Гамсуну от 31.03.1946, получено 5.04.46. См. Туре Гамсун «Спустя вечность». Секретарша Харальда Грига Бодиль Тон рассказала биографу о том, как ее шеф в течение несколько дней сочинял ответ Гамсуну.


[Закрыть].

Когда Григ сообщил Гамсуну, что по-прежнему считает его своим смертельным врагом, то он не знал, что этот старец пишет новую книгу. Григ думал, что в первые послевоенные годы спроса на книги Гамсуна не будет. Он полагал, что должно пройти какое-то время, прежде чем рынок будет готов к новым изданиям его книг. По его мнению, это станет возможным только в связи со столетним юбилеем писателя в 1959 году, когда, вероятно, удастся соединить читательские интересы отвернувшихся от него представителей двух теперешних поколений и людей более младшего возраста, которых его предательство во время войны будет задевать гораздо меньше. Кроме того, Григ был уверен, что время Гамсуна как основного владельца акций издательства уже прошло. Он не сможет долго владеть акциями, учитывая, что ему самому, его жене и двум сыновьям придется по решению суда выплачивать огромные штрафы.

Свое письмо Григ закончил следующими словами: «Я понимаю, что это письмо, касающееся наших с тобой отношений, причинит тебе боль. Я хочу, чтобы ты знал: мне так же больно, как и тебе».

В тот же день в ответ на письмо своего старого друга Гамсун написал прямо на конверте письма Грига следующие слова: «Дорогой Григ. Благодарю тебя за это письмо. Это как подарок. Больше мне нечего сказать. Твой Кнут Гамсун» [516]516
  Гамсун – Харальду Григу от 5.04.1946. См. Туре Гамсун «Спустя вечность».


[Закрыть].

Григ не стал долго размышлять над тем, за что, собственно говоря, его благодарил Гамсун. При этом он не мог не отметить, что Гамсун по-прежнему обладает удивительным даром находить нужные слова. Ведь он сумел напомнить издателю об их давних взаимоотношениях, когда один из них чем-то был обязан другому. Но слова Гамсуна в данном случае следовало понимать буквально. Ведь своим письмом Григ избавил Туре от подозрений Гамсуна в том, что именно он дал понять Григу, что отец в определенный момент не захотел быть вовлеченным в хлопоты, связанные с его освобождением [517]517
  Гамсун – Туре Гамсуну от 5.04.1946.


[Закрыть].

В общем-то взаимоотношения Гамсуна с издателями часто подвергались суровым испытаниям, в результате чего нередко в конце концов наступал разрыв. Но эти конфликты имели лишь небольшие отрицательные последствия и в целом, они так или иначе оказывались выгодными Гамсуну. В начале лета 1947 года Гамсун в полной мере осознал последствия своего разрыва с Григом. «Что толку, что я продолжаю писать, – издателя у меня теперь нет. Как странно быть мертвым, хотя еще не умер», – так писал он Туре [518]518
  Гамсун – Туре Гамсуну от 19.07.1946.


[Закрыть].

Писатель, владевший шестой частью всего имущества «Гюльдендаля», фактически лишился возможности здесь издаваться. Продолжая считать Гамсуна своим смертельным врагом, Григ попробует уничтожить его как писателя и в пределах Норвегии, и за рубежом. Тем самым он возьмет его за горло экономически и принудит продать акции издательства.

Но Гамсун в борьбе за владение акциями оказался дьявольским противником.

И вот он сделал для этого первый ход.

Он предоставил в распоряжение Туре свои авторские права, наделив его всеми необходимыми полномочиями, при этом показал себя и как неутомимый наставник. Интерес к переизданию произведений Гамсуна проявило итальянское издательство «Мондадори», а также издательство «Хосе Ханес» в Испании. В Германии прежние издательства были закрыты странами-победительницами. Гамсун посоветовал Туре обратиться к новым немецким издательствам. И вскоре некоторые из них заинтересовались изданием книг Гамсуна. Раньше у него были определенные суммы на счетах немецких издательств, но административные власти стран-победительниц изъяли все ценности, принадлежащие лицам, которые так или иначе, были связаны с врагом в период немецкой оккупации. И в список таких лиц был включен нобелевский лауреат, удостоенный этого звания за свое «идеалистическое» творчество, посвященное воспеванию труда земледельца.

В начале 1947 года Гамсун позволил просочиться в прессу информации о том, что он пишет новую книгу. Без удивления, но с чувством разочарования он был вынужден признать, что Григ и «Гюльдендаль» не проявили ни малейших признаков того, что готовы клюнуть на эту наживку. Поэтому он решил, что пришло время проявить свою писательскую мощь в полную силу.

В первые дни 1948 года он попросил Сигрид Стрей помочь ему полностью разорвать все отношения с «Гюльдендалем» и отозвать все права на переиздания своих книг. Григ дал понять, что если Гамсун хочет осуществить свой замысел, то тогда ему придется «выкупить себя». Гамсун пришел в ярость. Письмо, сочиненное Гамсуном и подписанное именем его адвоката, не произвело на Грига должного впечатления. Избранная Гамсуном стратегия конфронтации не продвинула дело ни на шаг вперед.

Вскоре Сигрид Стрей известила его о своем приезде в Нёрхольм. После решения Верховного суда перед ней стояла весьма нелегкая задача спасти усадьбу Гамсуна от банкротства и принудительной продажи. Но чтобы подобная надежда могла осуществиться, ей было необходимо убедить Гамсуна в том, что ему следует достичь какого-то компромисса с Григом.

В Осло она узнала две шокировавшие ее новости. Первая – это решение Верховного суда. Вторая заключалась в том, что Григ давно предпринял действия, направленные на то, чтобы обеспечить себе покупку 200 акций издательства «Гюльдендаль», которыми владела семья Гамсун. Это стало известно Сигрид Стрей от представителей Комитета по возмещению нанесенного ущерба. Оказалось, что Григ обратился туда с прошением, еще до того как состоялось заседание Верховного суда, которого издатель с нетерпением ожидал. Таким образом, стало ясно, что заявление Грига о том, что его разногласия с Кнутом Гамсуном носят исключительно политический характер, – явная ложь.

Сигрид Стрей связалась с банком. Сколько могут стоить принадлежащие Гамсуну акции «Гюльдендаля»? «Тысяча крон за акцию» – таков был ответ. После этого она позаботилась о том, чтобы через некоего посредника четко довести до сведения Грига, что акции продаваться не будут. Реакция последовала быстрее, нежели она ожидала. Григ изъявил желание встретиться с ней.

Впервые за долгие годы Гамсун ощутил вкус победы. Григ мог только гадать, каким образом его бывший партнер по игре в покер может использовать три свои козырные карты: права на свои старые произведения, рукопись новой книги и принадлежащие ему акции издательства.

Гамсун передал адвокату фрагмент рукописи своей новой книги «На заросших тропинках». Стрей попросила разрешения показать ее компетентному человеку, Максу Тау, который это лето, как и предыдущие, проводил в окрестностях Арендала. «Я даже не мог себе представить, чтобы человек в его возрасте, прошедший через такое, был в состоянии так писать. Его страницы завораживают, в этой книге мастерство Гамсуна снова проявилось во всей полноте», – высказывался он о книге чуть позднее [519]519
  Макс Тау «Несмотря ни на что».


[Закрыть]. На следующий день он прибежал к Сигрид Стрей.

– Он вполне сохранил и свой творческий потенциал, и волю к жизни, его новая книга получит всемирную известность!

Высокая оценка, высказанная Тау, еще более укрепила Стрей в том, что в руках у Гамсуна действительно хорошие карты.

Львиные когти

20 июля 1948 года неутомимая Сигрид Стрей в который раз предприняла действия в интересах своего клиента Кнута Гамсуна, которому служила уже в течение 18 лет. И на этот раз дело была связано с Гримстадом, но только сейчас ей предстояло не выступление в зале суда, а переговоры в гостиной отеля, где была назначена ее встреча с Григом.

Очень довольная их результатами, Стрей немедленно известила о них и Гамсуна. Если руководство «Гюльдендаля» получит гарантии, что акции Гамсуна не попадут в чужие руки, оно готово предоставить ему заем в 400 000 крон. При этом издательство готово выплачивать ему пожизненное содержание в размере 20 000 крон в год в качестве аванса в счет будущих процентных отчислений, связанных с дальнейшим выпуском его произведений.

Вместо того чтобы обрадоваться, Гамсун пришел в ярость. Он отверг предложение «Гюльдендаля» и уведомил Стрей о своих планах: он намерен заложить Нёрхольм и акции, все, что он имеет, ради того, чтобы откупиться от «Гюльдендаля» и Грига, откупиться любой ценой. Ведь Григ заявил о невозможности издания книги «На заросших тропинках» при жизни Гамсуна.

Сигрид Стрей оказалась в трудном положении.

Она знала, что, когда речь идет о том, чтобы истребовать деньги в качестве возмещения нанесенного ущерба, норвежское государство не будет считаться ни с чем. Гамсуну предстояло выплатить 325 000 крон, не считая суммы в 150 000 крон, которую должна была выплатить Мария. Теперь ее неугомонный клиент просил найти издательство, готовое выкупить у «Гюльдендаля» за сумму в полмиллиона крон склад с его книгами и одновременно дать ему взаймы несколько сот тысяч крон. Но ведь это же совершенно невозможно!

Сигрид Стрей была человеком рациональным. Она знала, только два реальных способа избавить Гамсуна от экономического краха, теперь, когда его главной целью стало издание новой книги: либо отговорить Гамсуна от этого предприятия, либо убедить Грига издать ее немедленно.

После того как Сигрид Стрей внимательно обдумала ситуацию, ультиматум Гамсуна уже перестал ее удивлять. Она знала Кнута Гамсуна очень давно. Годами супруги из Нёрхольма, каждый по отдельности, приезжали к ней, выдвигали друг против друга различные обвинения. Как часто Мария Гамсун пыталась рассказать ей как женщине, какую цену платили она и дети за то, что творчество занимало главное место в его жизни.

И вот теперь Стрей воочию увидела проявление той безжалостности и неумолимости Гамсуна, о которой говорила Мария.

Несмотря ни на что, она все же попыталась убедить Гамсуна отказаться от ультиматума из-за опасности экономического краха. При этом она была готова в своей тактике сделать поворот на 180 градусов. Поэтому адвокат попросила Грига о новой встрече. Наряду с рукописью и заявкой на издание книги своего клиента она предоставила Григу письмо Гамсуна к ней, в нем говорилось: «Книга, несомненно, будет продаваться, доверьтесь моему мнению и замолвите за нее слово. Я больше никогда не попрошу Вас ни о чем в этой жизни. Эту зиму я не переживу, через несколько дней мне будет 90» [520]520
  Гамсун – Сигрид Стрей от 26.07.1948. См. Сигрид Стрей «Мой клиент Кнут Гамсун».


[Закрыть].

Прочитав рукопись, Григ еще больше утвердился в мнении, что книгу «На заросших тропинках» издавать нельзя. Об этом он известил Сигрид Стрей. Дело в том, что эта новая книга Гамсуна не оставляла камня на камне от утверждения о стойком ослаблении умственных способностей автора. «Читая рукопись, все время замечаешь следы львиных когтей», – заключил Григ. По его мнению, рукопись еще раз показала, что «та позиция, которую Гамсун занимал во время войны, осталась неизменной. Это не только следует из его защитительной речи на суде, которая приводится здесь целиком, но проходит красной нитью через все повествование» [521]521
  Харальд Григ – Сигрид Стрей от 31.07.1948, HPA-NBO. См. также Сигрид Стрей «Мой клиент Кнут Гамсун», Харальд Григ «Воспоминания издателя».


[Закрыть].

Стрей пришлось использовать все свое терпение и изворотливость, чтобы Гамсун не предпринял какого-то рокового шага. Ей удалось уговорить Гамсуна сыграть с Григом еще одну игру. Зондирование почвы в другом крупнейшем норвежском издательстве, «Аскехауг», не дало никаких результатов.

Она также отвергла еще одну идею Гамсуна: издать книгу в маленьком, незаметном издательстве, быть может, даже образовать свое собственное. Стрей нашла неотразимый аргумент против: будут говорить, что писатель деградировал.

В середине августа издатель Григ и адвокат Стрей вновь встретились, на этот в Крагерё.

Что больше всего беспокоило Грига, так это судьба акций, принадлежащих семье Гамсун. Владение этими акциями, конечно же, означало власть над издательством. Григу были известны семейные тайны семьи Гамсун. Он знал, что Эллинор помещена в психиатрическую клинику Осло, при этом благодаря тому, что отец перевел многие акции на ее имя, является одним из крупнейших акционеров «Гюльдендаля». То же самое относится и к Сесилии, которая собиралась уже во второй раз разводиться. Акционер Туре тоже намеревался разводиться и при разводе обязан был передать своей бывшей жене гораздо больше, чем он владел и зарабатывал. Воевавший на восточном фронте Арилд был четвертым акционером «Гюльдендаля». Вскоре он станет полноправным владельцем Нёрхольма, этой денежной кубышки. А какими правами на акции обладала Мария?

Григ и другие члены правления издательства считали крайне важным собрать все эти пушки вместе на палубе корабля под названием «Гюльдендаль». Когда Григ узнал, что Гамсун по-прежнему категорически против продажи акций «Гюльдендалю», то он попытался найти какой-то другой способ сохранения контроля над акциями. Григ сообщил, что под гарантию сохранения 100 акций за «Гюльдендалем» может обещать Гамсуну заем в 200 000 крон и еще 150 000 крон в качестве аванса в счет будущих доходов с его книг. За это Григ получал соответствующее право дополнительных голосов и преимущественного права покупки акций у его детей. Он также просил предоставить исключительное право «Гюльдендалю» на издание произведений Гамсуна.