Текст книги "Гамсун. Мечтатель и завоеватель"

Автор книги: Ингар Коллоен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 35 страниц)

Ингар Слеттен Коллоен
ГАМСУН. МЕЧТАТЕЛЬ И ЗАВОЕВАТЕЛЬ

По-прежнему непостижимый

Что знает о Кнуте Гамсуне большинство из нас?

Что это норвежский писатель, который написал «Голод», «Пана», «Викторию». Тот, о котором А. Куприн сказал: «Он пишет так же, как говорит, как думает, как мечтает, как поет птица, как растет дерево. Все его отступления, сказки, сны, восторги, бред, которые были бы нелепы и тяжелы у другого, составляют его тонкую пышную прелесть» ^{1} . «…Изменчивое, сверкающее бесконечными переливами многообразие жизни» – так охарактеризовал его художественную реальность современный норвежский исследователь Ларе Роар Лангслет.

Это Гамсуна искушала мечта о том, что Норвегия «должна занять выдающееся место в мировом великогерманском сообществе». Это он призывал во время войны норвежских юношей бросать оружие и написал некролог Гитлера, который отправил в редакцию «Афтенпостен» накануне дня капитуляции Германии, и остался верен своим иллюзиям до конца.

Кто он? Аристократ духа, нобелевский лауреат (правда, при этом не закончивший даже средней школы), бродяга, скиталец, странник, неудачливый эмигрант в Америку, которая поразила его своей бездуховностью, от тяжкого труда и тоски заболевший там туберкулезом и приехавший умирать на родину, неожиданно для всех чудесным образом исцелившийся? Крестьянин, как он любил себя называть, потому что и родители, и все более дальние предки его были крестьянами и крестьянская жизнь, быт, образ мысли были для него идеалом?

Гамсун ненавидел театр – в то же время писал пьесы, женился на актрисе.

Выступал против соблазнов большого города, призывал довольствоваться малым – и при этом стремился устроить свое крестьянское хозяйство и жизнь семьи с размахом, в юности увлекался азартными играми, да, собственно, в чем-то всю жизнь оставался игроком.

Ненавидел прогресс – и питал любовь к автомобилям, всевозможным техническим новшествам.

Изобличал Америку, а потом раскаивался и назвал книгу «О духовной жизни современной Америки» грехом своей юности.

Этот ряд можно продолжить.

Он весь соткан из противоречий.

О Гамсуне написано очень много как при жизни, так и после смерти.

В связи с семидесятилетним юбилеем были изданы две биографии: Эйнаром Скавланом – главным редактором одной из центральных норвежских газет, «Дагбладет», а также профессором Гамбургского университета Вальтером Берендсоном (правда, обоих Гамсун не жаловал).

Психоаналитиком Трюгве Бротёем была написана книга «Жизненный цикл».

Существуют две замечательные книги старшего сына писателя Туре Гамсуна, переведенные на русский язык, а также две книги мемуаров его жены Марии.

Есть и мемуары людей из его ближайшего окружения. Воспоминания шведской писательницы Марики Стьернстедт, а также друга, норвежского писателя Кристиана Гирлёффа…

Прекрасная биография, написанная Робертом Фергюсоном, «Кнут Гамсун – загадка», а также фундаментальные и одновременно увлекательно написанные труды профессора Ларса Фроде Ларсена, исследования Мартина Нага, Нильса Магне Кнутсена и позднее – исследования профессора Эрика Эгеберга.

Вышедшая несколько лет назад в Финляндии книга «Кнут Гамсун, анархист и модернист» профессора Тармо Куннаса.

И это далеко не все.

Журналист и писатель Ингар Слеттен Коллоен, по собственному признанию, потратил пять лет своей жизни (что говорит об основательности его труда, где фактически каждая строчка имеет документальное подтверждение) на написание двухтомника «Кнут Гамсун. Мечтатель и завоеватель». Сокращенную, то есть специально подготовленную «интернациональную» версию биографии мы и представляем нашим читателям (в течение этого юбилейного года она выходит также в Дании, Англии, США, Германии, Китае, Латвии, Эстонии, а возможно, и где-то еще).

Гамсун предстает в ней и как мечтатель, страстно любящий природу, жизнь, творчество, и как завоеватель, борец за свое место на литературном Олимпе и в обществе, завоеватель в любви, завоеватель в политике, увы, поддержавший Гитлера, в котором увидел воплощение ницшеанского идеала.

В предлагаемой читателю гамсуновской биографии Коллоена увлекает стремление осмыслить психологию Гамсуна как художника слова, автора гениальных произведений и в то же время психологию личности, частного лица, с присущими ему как достоинствами, так и человеческими слабостями и страстями, порой умевшего хитрить и лукавить, отстаивая свои интересы.

Гамсун любил и благословлял земное существование человека, этот краткий и неповторимый миг, и все его творчество насыщено энергией этой любви. Отсюда стойкая привязанность (или негодование по политическим соображениям) к Гамсуну тех, кому за восемьдесят, и интерес тех, кому около шестнадцати (а свидетельством тому множество аллюзий, цитат и псевдоцитат в творчестве молодых по всему миру).

На севере Норвегии, в родных местах Гамсуна, на Хамарёй, открывается новый шестиэтажный исследовательский центр, но поможет ли он кому-то до концапонять его феномен? Вряд ли…

«В любом человеке содержится гораздо больше роковых противоречий, нежели мы можем представить себе» – вот итог изысканий Коллоена.

По-прежнему читаемый, по прежнему притягательный, писатель остается неуловимым. Неразгаданная тайна. Кнут Гамсун.

Элеонора Панкратова

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Гений и предатель

Норвежский писатель Кнут Гамсун (1859–1952) вошел в мировую литературу благодаря своим произведениям «Голод», «Мистерии», «Пан», «Виктория», а также удостоенному Нобелевской премии роману «Плоды земли». Случилось так, что бедный мальчик с далекой заброшенной окраины Европы, образование которого сводилось всего-навсего к 252 школьным дням, стал творческой личностью, оказавшей влияние на несколько поколений писателей.

«Диккенс нашего поколения», – с восторгом восклицал Генри Миллер. «Он заслужил Нобелевскую премию как никто другой», – заявлял Томас Манн. Герман Гессе называл Гамсуна своим любимым писателем. Исаак Башевис Зингер: «Гамсун во всех смыслах является отцом современной литературы, благодаря своей субъективности, благодаря своему импрессионизму, благодаря умению использовать ретроспективу, благодаря своей лиричности».

Но при этом Гамсун стоит в одном ряду с теми художниками и интеллектуалами, которые поддерживали тоталитарные режимы. В то время когда Гамсун еще активно занимался творчеством, его перо превозносило Адольфа Гитлера. И таким образом Гамсун вышел из сферы искусства на арену мировой политики. После окончания Второй мировой войны состоялся процесс над Кнутом Гамсуном, он был признан виновным в соответствии с предъявленными ему политическими обвинениями.

В тот же самый день, когда был объявлен приговор, восьмидесятидевятилетний писатель выводит дрожащей рукой заключительную фразу в рукописи своей последней книги «На заросших тропинках»: «Иванов день, тысяча девятьсот сорок восьмого года. Сегодня Верховный суд вынес решение, и я заканчиваю свои записки» [4: 233].

И это стало последней, завершающей точкой, тем конечным пунктом, куда пришел гений, изменивший мировую литературу, и одновременно политик, осужденный за предательство своей страны.

А как же все началось?

До «железных ночей»

Воды Атлантического океана глубоко врезаются в норвежскую землю. Но воды ни одного фьорда не проникают настолько глубоко, чтобы коснуться самого подножья горных массивов. И вот там, в долине у подножья Гальхёпигген, самой высокой горной вершины Норвегии, 4 августа 1859 года родился Кнут Гамсун, который стал четвертым ребенком в семье [1]1
  Имя Гамсуна – Кнут было записано в свое время в церковной книге со звонкой согласной на конце – Кнуд. Фамилию, по тогдашнему обычаю, он стал носить по имени своего отца – Педерсен, то есть сын Педера. Когда он вырос, то обрел фамилию Гамсунд по названию усадьбы Гамсунд, где прошло его детство в Нурланне, впоследствии убрал последнюю букву фамилии.


[Закрыть].

Август называли здесь месяцем «железных ночей», ведь именно тогда часто приходили холода и за считанные дни земледельцам приходилось готовиться к приходу новой зимы. Надо было сторожить урожай, спасать зерно. Они жгли солому, устраивали множество костров, и если делали это сноровисто и при этом ветер дул в нужную сторону, то дым спасительной пеленой окутывал будущий урожай. Больше всего на свете они страшились августовских морозов – «железных ночей».

Отец Гамсуна, Педер Педерсен, сражался с морозами на арендованной земле, на земле, принадлежащей его шурину Уле Ульсену. Отец был человек подвижный, как ртуть, беспробудный пьяница, отчаянный бабник, ему вечно не хватало денег. Наиболее богобоязненные считали, что он одержим дьяволом. Другие – что в этом он просто пошел в мать. Ведь у нее в роду были такие, кто бросался в реку и вешался. В роду у его отца также было полно помешанных, но сам он был человек мягкий и спокойный.

Кнуту Гамсуну было всего несколько месяцев, когда его дядя, брат матери, после нескольких лет отсутствия внезапно вернулся домой. Уле Ульсен наградил младенцами множество женщин в разных частях страны, не женившись ни на одной из них. За удовольствие, как известно, надо платить, а он и не думал, так что им занялись судебные органы, последовали штрафы, взыскание алиментов, от выплаты которых он успешно уклонялся. Дело дошло до того, что теперь ему уже грозил принудительный аукцион как со стороны властей, так и со стороны частных лиц. Он остро нуждался в деньгах и объявил о продаже своей усадьбы в кратчайший срок.

Отец Гамсуна надеялся, что сможет выкупить усадьбу, выплачивая ее стоимость своему шурину в течение многих лет, и сделал отчаянную попытку предотвратить катастрофу. Он предпринял длительное путешествие через полстраны, за полярный круг. Здесь жил другой брат его жены, который переселился в эти края несколько лет тому назад. Но тот, как оказалось, не собирался спасать усадьбу предков. Теперь у отца Гамсуна в жизни оставалось только две возможности. Первая – эмигрировать в Америку, подобно множеству других своих соотечественников, число которых в Америке в следующее десятилетие составило два миллиона человек – это почти треть населения Норвегии. В Америке лишь число эмигрантов из Ирландии превысило эту цифру. Альтернативой эмиграции могла стать аренда маленькой усадьбы, которую зажиточный Ханс Ульсен собирался приобрести на полуострове Хамарёй, там же, где он арендовал землю, в пасторской усадьбе.

И вот, за два месяца до того, как маленькому Кнуту исполнилось три года, все семейство, в котором уже было пятеро детей, покинуло свой родной горный край. Путешествие на север, за полярный круг заняло три недели. Сначала они ехали на лошади, потом шли по старому пути паломников до Тронхейма, а дальше добирались пароходом. Они проделали путь, равный тому, что привел бы их из Норвегии в Италию, если бы они двигались на юг, а не на север.

Это был Иванов день 1862 года.

Исход на север

Бабушка маленького Кнута Гамсуна всегда отличалась слабыми нервами и не прожила и четырех месяцев в суровом морском краю. После ее похорон совсем пала духом Тора Педерсен, мать Кнута Гамсуна. В 1864 году она родила своего шестого ребенка – девочку.

Пятилетний Кнут и его сестренка Анна Мария, младше его почти вдвое, постоянно ссорились между собой, а также оба были недовольны тем, что новорожденная София Мария поглощала все внимание матери, ведь именно ее, а не одного из них, та постоянно держала на руках. Кнут был уже великоват, чтобы мать заботилась о нем так же, как о младших сестренках, и еще слишком мал, чтобы играть со старшими братьями, которым было тогда восемь, десять и тринадцать лет.

Мать чувствовала себя все хуже и хуже. У нее было все меньше сил, чтобы нянчить детей и вести хозяйство, готовить еду и помогать супругу в хлеву и на полевых работах. Тот почти круглые сутки надрывался в своем маленьком, но требующем больших усилий хозяйстве, а также портняжничал.

Усадьба могла прокормить их, если только урожай не губили весенние заморозки, летние проливные дожди и, напротив, засухи или же ранние осенние холода. Родители рассчитывали, что портняжное ремесло принесет доход, достаточный и для оплаты аренды шурину, и для покупки инвентаря и всего необходимого. Но в округе хватало портных, и потому заработок был невелик. К тому же отец Гамсуна еще и не умел истребовать деньги с тех, кто ему задолжал.

Когда жена слегла после смерти своей матери и рождения шестого ребенка, ему ничего не оставалось, как обратиться в школьный совет с просьбой сократить для старшего сына Педера, которому исполнилось тогда тринадцать лет, минимальный обязательный период посещения школы по причине того, что «в течение всего года хвори одолевали мою семью, и для меня было бы крайне затруднительно, чтобы все мои дети школьного возраста постоянно находились в школе» [2]2
  Письмо Педера Педерсена в школьный комитет на Хамарёе от 28.08.1865. См. Ларе Фроде Ларсен «Молодой Гамсун».


[Закрыть].

Новорожденная девочка София Мария круглые сутки надрывалась от плача, что-то неладно было у нее то ли с бедром, то ли с нижней частью позвоночника. Чтобы хоть как-то облегчить положение матери, девочку еще до того, как ей исполнился годик, отвезли из усадьбы Гамсунд за восемь километров в административный центр – селение Престейд, где в пасторской усадьбе жил брат матери, Ханс Ульсен.

Ханс Ульсен приобрел дом на дворе пасторской усадьбы и с усердием трудился на земле, которую арендовал у церкви, сдавая в аренду другую усадьбу, Гамсунд, своему зятю с сестрой. Он торговал также тканями, был почтмейстером, а еще заведовал библиотекой, учрежденной Обществом любителей чтения.

Человек он был обеспеченный и при этом неженатый. Хозяйством занималась экономка, которую он привез из Лома ^{2} . Возможно, первоначально было задумано так, что София Мария побудет в усадьбе у дяди лишь некоторое время, но она так и не вернулась домой к родителям, братишкам и сестренкам. Ханс Ульсен и акушерка, которая жила у него в доме, взялись опекать ее. Акушерка была родом из Гудбрандсдалена, Ханс Ульсен привез ее вместе с экономкой и одним из своих работников. Так постепенно на Хамарёе в Салтене, в провинции Нурланн сформировалась целая колония переселенцев из Гудбрандсдалена.

Во второй половине шестидесятых годов XIX столетия тяжелые годы бывали один за другим. В апреле-мае сугробы оседали, но снег не таял. Поля оставались под снегом. Земля все еще была промерзшей, хотя уже наступала пора пахать, боронить и сеять. Нельзя было выгонять скот. Коровы давали все меньше молока, стельные коровы лежали в лежку перед отелом, который чаще всего был неудачным. Не было фуража. Отец Гамсуна был вынужден забивать своих коров. Всходы были поздние, зерно не успевало созреть, а его уже надо было собирать, пока не наступили «железные ночи».

Семье не хватало еды. В 1867 году стало одним ртом меньше. Старший сын и наследник, Педер, шестнадцати лет от роду, эмигрировал в Америку.

Климат в тех краях такой суровый, урожаи такие скудные, что и условия жизни за последние годы ухудшились и стали такими же, как в начале столетия. Именно в эти годы, когда Гам суну было от семи до десяти лет, он постоянно слышал от родителей и дедушки о страшной нужде в конце Наполеоновских войн. Зерна не хватало, и ни братское королевство Дания, никакая иная страна не оказали продовольственной помощи Норвегии. Англичане блокировали все норвежские гавани, и в страну не поступало никакого зерна – ни для выпечки хлеба, ни для посева. И именно англичане помешали Норвегии стать самостоятельным государством после мирных переговоров в 1814 году. После четырехсотлетнего правления Дании Норвегия была вынуждена заключить унию со Швецией.

Маленький Кнут постоянно слышал истории о том, как англичане обходились с Норвегией. В руках Англии находилась вся мировая торговля. С детских лет в сознании Кнута Гамсуна такие понятия, как голод, нужда, война и англичане, оказались тесно взаимосвязаны. Вот когда Гамсуну и была привита ненависть к Англии.

Ему еще не исполнилось одиннадцати лет, когда мать родила седьмого ребенка, мальчика. После беременности и родов душевное состояние матери ухудшилось. Она часто была молчаливой, лицо ее казалось застывшим, взгляд – неподвижным. Случалось, что она выбегала из дома и бегала по полям или вдоль дороги. Все слышали, как она невнятно кричала что-то [3]3
  Нервную болезнь своей бабушки и ее странное поведение описывает в своей книге старший сын писателя – Туре Гамсун. Совершенно очевидно, что обо всем этом он узнал от своего отца. Гамсун Т.«Кнут Гамсун – мой отец». М.: Терра, 1999.


[Закрыть].

Есть все основания полагать, что уже в этот период своего детства Гамсун начал размышлять о том, что происходит с его матерью, почему она так странно ведет себя. Вероятно, ее поведение пугало его, он страдал, ему не хватало ее любви и заботы, в которых он нуждался. Может быть, впоследствии он и сам переживал подобное исступление. Его интерес к необычным душевным состояниям явно возрастал по мере написания таких книг, как «Голод», «Мистерии», что вполне может указывать на то, что корни подобного интереса следует искать в детстве.

А может быть, интерес Гамсуна к слову возник потому, что мать, находясь в помрачении рассудка, никак не могла найти нужные слова?

После Рождества, зимой, когда ему было уже девять лет, он начал ходить в школу. Закон требовал от местных властей, чтобы каждый ребенок школьного возраста посещал школу не менее девяти недель в течение учебного года, но в Хамарёе ситуация была такова, что большинство семей могли позволить своим детям ходить в школу только четыре недели. У местной коммуны были низкие доходы, налоги платили немногие, и те, кто платил, считали, что не должны оплачивать своими деньгами пребывание в школе детей из бедных семей, ведь все равно сразу же после конфирмации те начинали работать и становились рыбаками, ремесленниками, сельскохозяйственными рабочими или эмигрировали в Америку…

Кнут Гамсун уже умел читать и писать, братья научили его грамоте. Несколько лет назад он как-то однажды написал свое имя на запотевшем оконном стекле. Кнут подолгу вглядывался в написанные буквы, оберегал их, чтобы никто не стер. Это были его буквы, эти буквы принадлежали ему безраздельно [4]4
  Мать Кнута Гамсуна Тора Педерсен один раз в жизни дала интервью газете «Верденс Ганг» 6 марта 1911 года. Она рассказала, как ее прославленный сын с раннего возраста полюбил слова и научился писать, как мешали ему и смеялись над ним его братья и сестры.


[Закрыть].

Постепенно наладилась учеба Гамсуна в школе в Престейде. Здесь он жил у своего дяди, чей дом находился во дворе пасторской усадьбы. Даже на выходные дни он не мог возвращаться домой к родителям, братишкам и сестренкам. Он должен был помогать дяде: колоть дрова, складывать их в ящики, носить воду для людей и животных, убирать навоз, приносить сено, загонять скотину домой…

Ему не нравилось жить у Ханса Ульсена.

Когда Гамсуну исполнилось двенадцать лет, его родители заключили соглашение с Хансом Ульсеном, которого все более и более одолевал паркинсонизм. Согласно договоренности, Кнут должен был жить у дяди, помогать ему по хозяйству, а также и в работе почтмейстера. С точки зрения родителей Гамсуна, это было вполне разумное решение. Ведь им теперь не надо было покупать ему еду и одежду, к тому же, вполне вероятно, им казалось, что их одаренному сыну не помешает вращаться в той среде, в которой вращался их дядя, среди самых важных персон округи: пастора, звонаря, ленсмана ^{3} …

Здесь же жила сестра Кнута София Мария, которая была младше его на пять лет, и акушерка, которую вместе с братом Ханс Ульсен привез из родного горного края, – все они занимались его хозяйством. Говорили они на гудбрандсдальском диалекте, так же как и родители и братья Кнута, когда обращались к отцу и матери. В то же время, как и другие дети из Хамарёя, Гамсун владел местным салтенским диалектом.

Кнут Гамсун всеми силами пытался отменить договор между родителями и дядей. Он делал все наперекор Хансу Ульсену, и всякий раз это заканчивалось жестоким наказанием. Однажды он даже нарочно поранил топором ногу, думая, что это поможет ему вернуться домой. Мать навестила его. Но не забрала с собой в Гамсунд. В другой раз он решил уплыть на лодке. Обнаружив, что весел нет, он оттолкнул лодку от берега и поплыл по воле волн. Его нашли и вернули дяде. Много раз пытался он бежать. С этим было покончено после того, как его поймал сам ленсман на пути из пасторской усадьбы в Гамсунд. Кнут отправился туда ранним морозным утром, без верхней одежды, деревянные башмаки были надеты прямо на босые ноги.

Морское течение Глимма, часто причудливо менявшее свое направление, доходило до берега, где находилась пасторская усадьба. Порой Глимма бурлила, как адский котел. Юный Гамсун часто стоял на берегу и вглядывался в буруны. Одно движение навстречу – и ты навсегда избавлен от всех страданий [5]5
  В упомянутом выше интервью мать Кнута Гамсуна рассказывает также о том, как, живя у дяди, Гамсун очень тосковал по дому. Корреспондент взял интервью и у Юханнеса Николайсена, сына местного священника. Николайсен жил в той же пасторской усадьбе. Он рассказывал, что Ханс Ульсен избивал племянника до полусмерти и тот несколько раз убегал от него. Эпизод с лодкой приводится в книге Улава Эслебё «Гамсун через стиль». Автор этого исследования опирается на рассказ Туре Гамсуна. С воспоминаниями детства перекликается новелла «Привидение», которую Гамсун включил в небольшой цикл «Кое-что из пережитого» в сборнике «Подлесок».


[Закрыть].

Вот Кнуту исполнилось тринадцать, потом четырнадцать лет, он уже вполне научился ненавидеть, терпеть, противостоять, не покоряться. Пребывание Кнута у дяди было связано с необходимостью работать и за себя, и за сестренку. Ханс Ульсен мучал племянника, пока не добивался того, чтобы тот делал именно то, что от него требовали. За разные провинности и ошибки дядя избивал его. Если мальчик пытался как-то уклониться от работы, то его принуждали работать еще больше. Если он жаловался на скудную невкусную еду, его отправляли спать голодным.

Дядина домоправительница изощрялась в экономии, в том чтобы растянуть продукты на более длительный период, да и к приготовлению еды она относилась не так, как обычно это делают любящие жены и матери [6]6
  О том, что дядя морил его голодом, Гамсун рассказывает в своей книге «На заросших тропинках».


[Закрыть].

Большую часть времени дядя проводил полулежа в своем кабинете или в почтовой конторе, где он дремал, а потом, внезапно пробудившись, начинал просматривать бухгалтерские книги, отчеты, готовый при этом в любой момент наброситься с палкой на племянника.

Иногда Кнуту приходилось помогать дяде есть – из-за болезни тому трудно было управляться с ложкой, вилкой и ножом.

Довольно быстро он открыл для себя, что дядя, к счастью, не в состоянии читать его мысли.

Согласно договоренности между родителями Кнута и его дядей, мальчик должен был пробыть в его доме до конфирмации, до лета, когда ему исполнятся полные пятнадцать лет, но Гамсун стремился как можно скорее покинуть дом ненавистного родственника. Все более подверженный своей болезни, дядя уже никак не мог удерживать племянника: прогрессирующая болезнь совсем сломила сорокапятилетнего мужчину. К весне 1874 года дядя был вынужден передать свои обязанности почтмейстера пастору, и Кнут решил, что время для бунта пришло.

Он хотел решительно отказаться работать на дядю и жить у него. К тому же он не хотел проходить конфирмацию у священника, к которому потерял уважение. Ведь пастор и не подумал заступиться за него, когда его собственный сын рассказал ему, что совсем неподалеку, на другом конце усадьбы, Ханс Ульсен бьет и мучает своего племянника. Именно эти тяжелые детские впечатления и послужили почвой для негативного отношения Гамсуна к священникам на всю последующую жизнь. Это нашло отражение и в его творчестве, где, за редким исключением, пасторы – всегда отрицательные персонажи [7]7
  Во время проводившейся в 1945–1946 году судебно-медицинской психиатрической экспертизы, отвечая на вопросы о своем детстве Гамсун писал: «Мой дом был беден, но я его бесконечно любил, я плакал и благодарил Бога всякий раз, когда имел возможность улизнуть домой от дяди, который тиранил меня и морил голодом». Заключение о состоянии здоровья Гамсуна подписано и составлено Г. Лангфельдом и Э. Эдегордом.


[Закрыть]. У него возникло двойственное отношение и к божественным силам. В доме его детства царил милосердный Иисус, а в доме своего дяди Кнут встретился с суровым, карающим Богом. Он боялся ветхозаветного Бога и молился Иисусу из Нового Завета. Порой его молитвы бывали услышаны и ему выпадало везти почту в ту сторону, где находились его родной дом и мама. Тогда он плакал от радости и благодарил Господа Иисуса.

Кнуту было хорошо известно, что по закону каждый обязан пройти конфирмацию. Всю свою жизнь он слышал рассказы о счастливом прошлом своего рода со стороны матери. Ему говорили, что в его жилах течет благородная кровь лучшей части крестьянского сословия. И потому он решил, что пройдет конфирмацию в прекрасном горном краю, откуда происходили его родители, в Ломе, там, где горный перевал ведет в долину Гудбрандсдален, там, где сам он жил до двух с половиной лет.

Он написал своему крестному, приветливому человеку, родственнику матери. Тот охотно согласился оплатить дорогу Кнута и его проживание, с тем чтобы крестник помог по хозяйству в доме и в лавке, которую держал крестный.

В конце марта – начале апреля Кнут отправился в долгий путь, сначала на маленькой шхуне до Будё, потом на пароходе до Тронхейма, а там – то на перекладных, то пешком сквозь Дуврские горы в Гудбрандскую долину через примыкающий к ней перевал. В его чемодане лежал аттестат, выписанный директором школы, с тройкой за поведение. Самая плохая оценка, которую только можно получить. По письму у него было 1,5 – это была самая высокая оценка, на которую мог рассчитывать сын портного, арендатора маленькой усадьбы. По библейской истории и Закону Божьему у него была средняя оценка – 2. В соответствии с тогдашними правилами Кнут должен был посетить минимум 292 занятия в школе в течение шести лет, но такой возможности у него не было, так как в его помощи нуждались дома.

Таким образом, 252 дня в сельской школе – вот и все образование, которое великий писатель получил в своей жизни.

Отец снабдил Гамсуна двумя комплектами новой одежды. Мать передала через него привет самым значительным людям селения и тщательно проинструктировала сына, как ему следует себя вести, чтобы расположить к себе хозяев усадьбы, ее троюродного брата Тостена Хестхагена и его жены Рагнхильд.

Это была пожилая бездетная чета, люди хорошо обеспеченные.

Встреча с Ломом стала для Кнута разочарованием. Оказалось, что ничего особенного там нет. Домик, где они жили и который мать вспоминала с такой печалью, новый владелец приспособил под кузницу. Поля оказались отнюдь не такими большими и ровными, как рассказывали родители и бабушка. А камней на этих полях было еще больше, чем в Гамсунде.

Жизнь Кнута у крестного и его работа в лавке оказались совсем не такими, как представлял себе мальчик. Там, на Хамарёе, ему доводилось наблюдать, как продавцы стояли за прилавком, переминаясь с ноги на ногу, заложив большой палец в карман жилетки, нетерпеливо перебирая пальцами, как бы заманивая покупателей, либо, перегнувшись через прилавок, вступали в долгие задушевные разговоры с симпатичными им покупателями. Крестный же по большей части доверял ему лишь носить товары да бегать по разным поручениям.

Тостен Хестхаген быстро понял, что Кнут – мальчик весьма сообразительный, хотя порой его ни с того ни с сего одолевают разные причуды. То он вдруг начинал задирать нос перед самыми уважаемыми покупателями, так что они шли с жалобами к крестному и грозились, что начнут покупать в других лавках. То вдруг пускался в такие длинные разговоры с клиентами, как будто бы лавка принадлежала ему.

Рагнхильд Хестхаген позаботилась о том, чтобы у мальчика была своя отдельная комната наверху. Здесь Кнут мог часами читать и писать. Если книга ему нравилась, то, не дочитав до конца, он откладывал ее в сторону. В сознании рождались собственные слова, они начинали одолевать его. И надо было как можно скорее записать их, пока они не смешались с теми, что он прочитал. После таких приступов вдохновения он спускался вниз в радостном возбуждении. Позднее Рагнхильд Хестхаген рассказывала, каким он был в такие минуты. Но если в комнате кроме крестных оказывался кто-то еще, то он становился язвительным и несговорчивым.

Прошло чуть более полугода, и Гамсун прошел конфирмацию и уехал из Лома.

Он добился того, чего хотел, – сумел освободиться от власти Ханса Ульсена и необходимости унижаться перед местным пастором из Хамарёя. Во многих своих произведениях впоследствии он создаст образы не вызывающих симпатии священников.

Облагодетельствованный властелином Нурланна

В конце октября – начале ноября 1874 года Гамсун вернулся на Хамарёй. Он не собирался возвращаться в пасторскую усадьбу к своему дяде Хансу Ульсену. Волею судеб он нашел приют у одного из самых могущественных людей в Нурланне, Николая Вальсе.

С раннего детства Кнут был наслышан об этом предпринимателе, который в середине шестидесятых создал большое рыболовецкое хозяйство. Там занимались в основном ловлей сельди в районе маяка на острове Транёй, вблизи Вест-фьорда, в стороне от Лофотенских островов и островов Вестеролен.

Одной из дочерей этого человека, властелина здешних мест, была Лаура, всего на полгода моложе новоявленного помощника в лавке. В главном доме Вальсё обитало много разного народа. Кнут жил в мансарде, а Лаура вместе с сестрой – этажом ниже. Они встречались по нескольку раз в день. Обучалась она на дому. Ее вытянутое личико, тонкие руки, нежная шея, выступавшая из воротничка блузки, маленькие ушки, густые волосы, алый рот, выражение ее лица – все это лишило его сна. В своих записках, которым он доверил свои чувства к Лауре, он писал, что, когда он ее встретил, перед ним разверзлись небеса, душа его ликовала и он ощущал дуновение ангельских крыльев от всех предметов, к которым она прикасалась [8]8
  Несомненно, что первой любовью Гамсуна была дочь купца Лаура Вальсё. Он не раз обращался к ее образу в своем раннем творчестве и давал ее имя героиням своих произведений.


[Закрыть].

Во многих своих книгах Гамсун будет описывать, как сводит с ума нурланнское лето и людей, и животных, и цветы.

Пятнадцатилетний Кнут оказался здесь в счастливые для местных жителей-рыбаков времена, когда улов сельди побил все рекорды. Никому не удалось тогда выловить столько рыбы, как местному купцу Вальсё, на его долю пришлось больше трети всей добычи во всем Нурланне. Нередко местные парни входили в лавку насвистывая, но когда дело доходило до платежа, их покупательский азарт угасал, и они начинали говорить о грядущих уловах и будущих доходах. Приказчики все же почтительно выслушивали таких клиентов, всем своим видом давая понять готовность предоставить кредит.

Подобного наплыва покупателей никто не мог припомнить. Ведь здесь были не только телеграф и лавка, но и частная лоцманская контора, пароходная экспедиция, почта, угольный склад, ледовый погреб, хлебопекарня, разного рода трактиры, харчевни и постоялый двор, многочисленные предприятия по переработке рыбы. У Вальсё была мастерская по изготовлению неводов, собственное предприятие по разделке рыбы, грузовая шхуна, солильня, сушильня, свои острова с птичьими базарами, откуда ему везли яйца и пух. Все это, а также саму дичь он возил на продажу собственным пароходом на юг страны.

Кнут Гамсун прекрасно понимал, что Вальсё, этому нурланнскому властелину, постоянно приходится строить прогнозы будущих уловов, вкладывать деньги в различные предприятия и быть готовым стремительно реагировать на новые открывающиеся возможности или неожиданно возникающие препятствия.

Этому расчетливому денежному тузу была необходима безоглядная смелость азартного игрока при умении все просчитывать на несколько ходов вперед.

Впервые Гамсун встретил человека, на которого он безоговорочно смотрел снизу вверх.

Независимый ни от кого человек, которого окружают многие тайны, порой безжалостный и непреклонный, а порой мягкий и деликатный по отношению к тому, кто заслужил его милость. И всемогущий, прежде всего – всемогущий. В целом ряде своих романов Гамсун выразит свое восхищение предприимчивыми и сильными торговыми королями.

Сам юный Гамсун в это время обзавелся часами с массивной серебряной цепью, которая свисала между средней петлицей его жилета и левым внутренним карманом. Скоро ему не будут давать прохода парни, которые то и дело, глядя с восторгом на его часы, будут спрашивать, который час.

А потом сельди не стало. Пустое море, толща воды, где не серебрится рыба.