Текст книги "Гамсун. Мечтатель и завоеватель"

Автор книги: Ингар Коллоен

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 35 страниц)

Мария очень просила его дать ей почитать корректуру. А прочтя, почувствовала негодование и обиду за всех женщин. Неужели он считал, что все они, все до единой, безответственные, пустые и легкомысленные, неужели на его пути не встречались другие женщины? Она просила его больше не писать от первого лица [201]201
  Там же.


[Закрыть].

Он признавался многим, что страшно доволен «заключением книги», главный герой убежден, что, когда человеку полста, то он «играет под сурдинку». К тому же для постоянного довольства самим собой и всем окружающим необходима известная доля скудоумия. А светлые минуты бывают у каждого. «Осужденный сидит на телеге, которая везет его к эшафоту, гвоздь мешает ему сидеть. Он отодвигается в сторону и испытывает облегчение. <…> Надо подпирать судьбу плечом, вернее, подставлять ей спину. От этого ноют мышцы и кости, от этого до срока седеют волосы, но странник благодарит Бога за дарованную ему жизнь, жить было интересно. <…> Право жить есть такой щедрый, такой незаслуженный дар, что он с лихвой окупает все горести жизни, все до единой» [3: 128] – так философствует герой Гамсуна в книге «Странник играет под сурдинку».

«Я не спешу. Мне все равно, где не быть», – этими словами заканчивается книга.

Мария, которой в ноябре 1909 года исполнилось двадцать восемь лет, была иного мнения.

Он нарушил обещание найти для них усадьбу. Вероятно, он это сделает к весне, успокаивал он ее, а пока он вернулся к работе над пьесой, которую начал в Кристиании. Чтобы целиком сосредоточиться на этом, он решил быть подальше от жены и отправился в свою «хижину писателя».

Дело не шло, но все же он не хотел отказаться от замысла драмы, главной героиней которой должна была стать актриса.

Он был недоволен собой, но зло срывал на ком попало.

Он возложил вину на русского переводчика за плохое почтовое сообщение между медвежьим углом в норвежской долине и Санкт-Петербургом, а также обрушился на русское издательство «Знание», которое не желало выплачивать ему большой аванс. Между делом он даже пытается обратиться к норвежскому королю, чтобы Его Величество попытался найти способ влияния на русские издательства и журналы, которые печатают его произведения, не выплачивая гонорара [202]202
  Гамсун – Хансену от 9.12.1909.


[Закрыть].

Россия постепенно становилась экономически все более важной для него, после того как в 1907 году он заключил договор с издательством в Санкт-Петербурге. Чтобы помешать «пиратским» изданиям, Гамсун взял на себя обязательство передавать в «Знание» рукописи своих произведений за два месяца до того, как они попадут в руки норвежско-датских, немецких и других издателей. В связи с этим ему была обещана ежемесячная значительная сумма в рублях. В русских театрах также начали ставить его драмы. В знаменитом Московском художественном театре известная актриса Мария Николаевна Германова играла Элину в трилогии об Иваре Карено.

Незадолго до свадьбы с Марией в одном столичном ресторане Гамсун встретился с другой Марией, с красивой русской женщиной Марией Николаевной Германовой, отчего у первой чуть не произошел нервный срыв. Впрочем, еще одной Марии, другой русской даме, повезло гораздо меньше.

С ним жаждала встретиться Мария Благовещенская, которая писала ему, что готова умереть, если Гамсун не согласится на встречу с ней. Она забросала его письмами, в которых соблазняла его портретом Достоевского, куклой для дочери Виктории, конфетами, трубкой и прекрасным табаком. Он отказался от встречи с ней и подарков. Тогда она написала ему письмо с обвинениями. Благовещенская требовала извинений. Она напомнила ему, что талант, которым он обладает, – это природный дар, а не его собственная заслуга. «Конечно же, известно, что писатели – народ капризный. Но я лично отнюдь не намерена мириться с Вашими капризами, я не буду склоняться с любезной улыбкой под ударом, который Вы мне нанесли» [203]203
  Мария Благовещенская – Гамсуну от 11.08.1909, 9.09.1909, 5.12.1909, 9.12.1909, 15.12.1909. HPA-NBO. Гамсун – Благовещенской от 13.12.1909 (черновик письма), HPA-NBO.


[Закрыть]. Теперь-то она наконец излечилась от своего увлечения Гамсуном.

Рецензии на «Странник играет под сурдинку» были в основном позитивными. «Франкфуртер Цайтунг» купила права на то, чтобы печатать роман частями. И тем не менее роман не так уж хорошо продавался, Гамсун винил в этом издательство, он считал, что оно недостаточно рекламировало книгу.

Ему были нужны деньги. После всех городских мытарств он хотел вернуться к спокойной деревенской жизни. Мысль о том, чтобы поселиться в Нурланне, все более укреплялась. Он написал статью, в которой прославлял этот край, который назвал «сказочной страной» на севере. «Нурланнцы – добродушные и терпеливые люди. Их легко сбить с пути. У них сильная поэтическая традиция. Их память хранит множество разных историй и легенд о местных крупных торговых домах, об их расцвете и закате. В душах этих людей живут сказания и предания, они отнюдь не прозябают в убогом существовании, как здесь, на юге. Жители севера связаны с кипучей рыболовной деятельностью, естественно, у них куда более широкий кругозор, нежели у южан» [5: 147] [204]204
  Статья «Теолог в Сказочной стране» в норвежской «Моргенбладет» от 5.01.1910.


[Закрыть].

В то же время у него возникла идея приобрести большую усадьбу в центральной части Норвегии. Мария этого не хотела. Она постоянно убеждала его, что стремится к тихой, исполненной труда жизни: «Столько лет я скиталась по разным съемным квартирам. И с тобой разве не так было, мой любимый? Жизнь человеческая не так уж длинна. Мне бы уже хотелось иметь свой дом, мужа и детей, ведь мне скоро будет двадцать девять лет. Кажется, и ты хочешь того же самого, неужели нет? Однажды зимой ты нарисовал наш будущий дом, и я так радовалась этому. Но в своих немых молитвах, обращенных к Богу, я просила, чтобы наш домик становился все меньше и меньше. Я прошу тебя, нам не нужен дворец. От всего сердца прошу тебя, пусть у нас будет скромный дом и хозяйство с двумя коровами» [205]205
  Мария Гамсун – Гамсуну, середина мая 1910. Мария Гамсун «Радуга».


[Закрыть].

Троны Ибсена и Бьёрнсона освободились

В течение двух лет Гамсун упорно трудился над рукописью пьесы, за право постановки которой, как он надеялся, будут бороться лучшие европейские театры, ведь именно так бывало с пьесами Ибсена, хотя, по мнению Гамсуна, тот этого не заслуживал. В начале лета 1910 года пьеса была закончена. Он был доволен придуманным названием «У жизни в лапах».

Директор Московского художественного театра Владимир Немирович-Данченко получил текст пьесы. Ответ был невнятный. Королевский копенгагенский театр также не проявил явного интереса. В конце концов пришел ответ от Немировича-Данченко, что пьеса будет поставлена, но, скорее всего, перед новым 1911 годом.

Гамсун приложил усилия, чтобы выяснить у директора театра и через издательство «Знание» причину задержки. Как оказалось, ни театральному директору, ни издательству «Знание» не нравился перевод на русский язык, выполненный Петром и Анной Ганзенами. Уже в 1908 году Максим Горький, связанный с издательством «Знание», характеризовал стиль их перевода «Бенони» как вульгарный. И когда супруги надумали посетить Гамсуна в Норвегии, он решительно отказался от встречи с ними. По этой причине они прекратили переводить его книги. Тогда Гамсун обратился к журналисту русского происхождения, жившему в Кристиании, Менарту Левину, с которым переписывался в течение двух лет. Левин связался со своей соотечественницей, также жившей в Норвегии, Раисой Тираспольской. Она сделала перевод, и тогда из Санкт-Петербурга последовали более обнадеживающие сигналы.

Было получено сообщение из театра в Дюссельдорфе о подписании контракта на постановку этой драмы. В Кристиании директор Национального театра Вильгельм Краг обещал поставить «У жизни в лапах» в течение осеннего сезона.

Первоначальный замысел Гамсуна состоял в том, чтобы написать пьесу специально для Марии. После двух лет кипящей страстями жизни с бывшей актрисой, которую он неустанно оберегал от соблазна вернуться в театр, к этой, как он считал, балаганной и порочной жизни, смыслом его драмы стал протест против городской среды как таковой и театра вместе с ней.

Юлиана Гиле замужем за человеком намного старше себя. Бывшая певица из кабаре постоянно лжет и обманывает его. Каждый ее очередной любовник – представитель все более низкого сословия.

«Понимаешь ли ты, какова моя судьба? Участь подобных мне – опускаться все ниже и ниже. Помнишь, как я твердила: все закончится негром? Так и случилось. И мой негр отнюдь не стар и не безобразен», – говорит она в первом действии пьесы ^{48} .

И все происходит именно так, как она говорит. В финальной сцене она раскрывает объятия восемнадцатилетнему негру – слуге, которого искатель приключений Пер Баст привез с собой из Африки. Тот самый Баст, которого она убивает из-за того, что он предпочел ей более юную Фанни.

В городе подвергаются разложению и старые, и молодые, представители всех сословий, но никакая среда не является столь губительной, как театральная, – такова главная тема пьесы Гамсуна.

Весной 1910 года умер Бьёрнсон. После того как Гамсун заклеймил его в 1903 году как предателя за то, что тот согласился принять Нобелевскую премию из рук шведов, теперь он вновь предпринял попытку сблизиться – показать свою общность с ним.

Он посвятил Бьёрнсону стихотворение, в котором тот предстает масштабной личностью: писатель и политик – духовный лидер нации.

На такую же роль в качестве преемника Бьёрнсона претендовал и сам Гамсун. Это ощутимо в романе «Под осенней звездой» и еще более – в его продолжении «Странник играет под сурдинку».

В это же время он разразился негодующей статьей, которая была напечатана в «Верденс Ганг» в Кристиании и в «Политикен» в Копенгагене. Вся страна стала прибежищем иностранных туристов, негодовал он, иностранцы повсюду, на горных дорогах, на берегах рек, в усадьбах, на сетерах… И стар и млад спешат отворить калитку в межевой ограде, стоят, держа в кулаке картуз, чтобы поймать брошенную из автомобиля монетку. А в доме мать и дочь готовы из кожи вон вылезти, лишь бы угодить иноземным господам. Когда-то гордые и благородные норвежские крестьяне превратили всю страну в некий отель, а британцы низвели их до уровня обезьян. У нас нет времени возделывать землю, мы должны лишь услужливо открывать калитки для гостей: «Теперь мы можем купить кофе и сразу расплатиться, мы можем повесить гардины на окна новенькой дачки, мы можем „спикать“ с шофером. Но мы утратили нашу неприхотливость, наш душевный покой, наши милые добрые привычки. <…> Англосакс ввел современный дикарский взгляд на существование, англосакс сбил жизнь с колеи» [5: 139–140] [206]206
  Статья «Слово к нам» в норвежской «Верденс Ганг» и датской «Политикен» от 3.07.1910.


[Закрыть].

Да, сильно сказано.

Ощущая себя наследником Бьёрнсона, он ввязался также и в полемику вокруг Свальбарда Шпицбергена ^{49} . Когда Фритьоф Нансен, в противоположность многим норвежцам, поддержал решение правительства пригласить Россию и Швецию на переговоры по поводу статуса островов, Гамсун обвинил героя-полярника в непатриотичном поведении.

Летом 1910 года он получил правительственное уведомление, что его хотят наградить орденом Святого Улафа. По всеобщему мнению, был как раз подходящий повод – пятидесятилетний юбилей, который приходился, как все считали, на 4 августа 1910 года. Многие коллеги уговаривали его принять награду хотя бы ради поддержания престижа профессии писателя. Но он поблагодарил и отказался.

Было ли это проявлением обиды в связи с отказом ему в государственной стипендии в 1899 году? Или он боялся, что кто-то мог ехидно припомнить ему все высказанные им ранее устно и запечатленные на бумаге слова о том, что почести приходят вместе с наступлением старости? Не думал ли он о том, что, становясь кавалером ордена, он как бы взваливает на себя дополнительную ношу как король писателей, хёвдинг среди собратьев. Все эти соображения могли играть определенную роль, но, видимо, дело было и в другом. Гамсун просто боялся быть разоблаченным в связи с подлинным годом своего рождения.

Он поведал об этом в письме датскому библиотекарю, писателю и библиографу Карлу Дюмрейхеру. Кое-что он доверительно рассказал и о других вещах. Он считал, что это могло быть интересно для газетчиков. Единственное, что он по-настоящему любил сочинять, – это стихи. Но поскольку основная часть его доходов поступает из-за границы, а там стихи продаются плохо, так же как и нелегко поддаются переводу, он продолжает писать романы. Художественную литературу он не читает, ему больше нравятся описания исторических событий, а также жизнь выдающихся личностей. А хуже всего для него писать пьесы [207]207
  Гамсун – Дюмрейхеру, июль. 1910. Материал послужил основой для статьи, которая была напечатана в датской «Тильскуерен» в 1910 г.


[Закрыть].

При этом он, несомненно, гордился тем, что Национальный театр осуществил постановку его драмы «У жизни в лапах». Да и гонорар более 1200 крон был весьма кстати. В Дюссельдорфе спектакль шел девятнадцать вечеров и имел, судя по всему, успех. В Москве должны были поставить пьесу к Рождеству, но руководитель МХАТа уволил режиссера-постановщика и взялся за дело сам ^{50} , так что премьера отложилась на весну. В Германии в издательстве «Ланген» наконец вышла в свет вторая часть трилогии об Иваре Карено, «Игра жизни». На немецком языке вышел также и роман «Странник играет под сурдинку».

Источниками большей части доходов Гамсуна в последние несколько лет были публикации в России и Германии.

Гамсуны арендовали маленький домик в Эльверуме, в маленьком городке в центральной части Норвегии, где прошло детство и отрочество Марии.

Гамсун потерял значительную часть волос, несмотря на обращение ко все новым и новым дорогостоящим методам лечения, сулившим замечательные результаты. Его ужасно мучил ишиас, даже постоянный массаж не помогал. То и дело он простужался и был вынужден соблюдать постельный режим. Однажды он заказал себе чудодейственный электрический пояс. И вдруг на самом деле почувствовал себя лучше. По этому случаю Гамсун послал его изобретателю шутливое благодарственное послание.

Как раз в это время пришло письмо из Хамарёя, от друга детства Гамсуна Георга Ульсена. В письме были важные новости: там продавалась прекрасная усадьба.

Гамсун прекрасно знал усадьбу Скугхейм. Она принадлежала самому ленсману.

Более тридцати лет назад он посетил Бьёрнсона в Аулестаде. Именно так он хотел теперь жить и сам, прочно стоять обеими ногами на собственной земле и пристально и чутко наблюдать за природой, готовясь встретить очередную смену времен года.

Попытка вернуться к своим корням

Весной 1911 года Гамсун вернулся домой, в Нурланн. Теперь уже навсегда – так внушал он себе. Он давно начал убеждать Марию в том, что крестьянская жизнь излечит ее, испорченную городской жизнью, и сотворит чудеса с ним.

Мария хотела переехать в Скугхейм немедленно. Они осмотрели усадьбу, приехав туда рано утром, в марте, ей все понравилось. Дом в хорошем состоянии, перед ним несколько старых берез. Совсем рядом проходила дорога, на другой стороне которой находился магазин. Местность слегка холмистая, и пахотные земли обращены к солнцу. Другие смотрят на море, к берегу подступает лиственный лес. Гамсун показал ей Глимму, морское течение с опасными водоворотами. Внутри дома была приятная крестьянская обстановка.

Но Гамсуна далеко не все устраивало. По его мнению, дом требовал значительной перестройки, поскольку они собирались жить здесь постоянно. Большую часть суток Гамсун проводил, наблюдая за работами в непосредственной близости от усадьбы, и постоянно строил новые планы.

В начале лета они наконец переехали. На полу во всех комнатах были расстелены ковры. В гостиной – красного цвета, в столовой – зеленого. Мебель в стиле ампир. На втором этаже находились спальня и большая комната, которая должна была стать его кабинетом. Гамсун придавал огромное значение общему стилю дома.

Даже когда он просто интересовался ценами на оконное стекло и черепицу, то особенно подчеркивал, что нуждается в красной черепице: «чтобы в целом облик дома соответствовал стилю дома сельского судьи» [208]208
  Мария Гамсун описывает свое первое впечатление от Хамарёя в «Радуге». Гамсун в письме компании Storm, Bull & Co. 19.05.1911.


[Закрыть].

Шли недели и месяцы, а Гамсун все еще не спешил знакомить жену со свекровью. Прошло уже полгода их жизни в Нурланне, а этого все еще не произошло.

Во время обустройства дома им не раз случалось проходить мимо дома его матери. Когда они приехали в Хамарёй, то журналисты из «Верденс Ганг» взяли интервью у матери прославленного писателя, возвратившегося в родные места, у его брата и друга детства. Последний рассказал о том, что брат матери жестоко избивал Гамсуна в детстве. Это интервью возбудило любопытство Марии к тому, в каких условиях жил ее муж в юные годы. Она спросила его, как так случилось, что он оказался в доме у дяди, и супруг ответил ей:

– Он был почтмейстером, а у меня был такой красивый почерк [209]209
  Мария Гамсун «Радуга». Интервью с сыном священника Юханнесом Николайсеном, братом Гамсуна Уле Педерсеном, а также матерью Торой Педерсен было опубликовано в норвежской «Верденс Ганг» от 6.03.1911.


[Закрыть].

Когда она принялась расспрашивать подробно, то он пробормотал что-то вроде того, что все они были в руках у дяди. Тогда Мария не удержалась и спросила, а как же мать могла снова отослать его к дяде, после того как он прибежал от него зверски избитый. Он попытался прекратить дальнейшие расспросы, заявив, что она должна понимать, что они были бедны, а родители жертвовали ради детей всем, особенно мать.

Мария давно хотела познакомиться со свекровью. Сам Гамсун посетил свою мать только однажды, сразу после приезда. Он неохотно рассказывал о своей встрече с матерью. Кажется, Гамсун не мог смириться с тем, что она состарилась, он лишь поведал Марии, что мать стала тенью самой себя и страшно изменилась с тех пор, как он видел ее последний раз одиннадцать лет назад.

Смерть отца четыре года назад впервые натолкнула его на мысль об отрицании четвертой заповеди, той, где говорится о необходимости почитать родителей. Возвращение в Хамарёй и встреча с заметно постаревшей матерью явились важным стимулом к написанию сомнительной статьи, которую он озаглавил «Чти детей своих». Видимо, в облике своей матери он в чем-то увидел самого себя через двадцать-тридцать лет. Статья во многом дополнила и углубила материал одной из его лекций.

Ему была отвратительна старость: «…старое животное, например старая лошадь, никогда не выглядит так безобразно, как старый человек. Пожилые некрасиво ходят, сутулятся, лысеют, их взгляд тускнеет. Старики некрасиво едят… Почтенная старость – это состояние разложения, но мы сделали старость хорошим общественным положением. Старики – уже мертвецы, просто их еще не похоронили» [10: 370–379] [210]210
  Статья «Чти детей своих» в норвежской «Верденс Ганг» и датской «Политикен» от 29.12.1911, 7.01.1912, 16.01.1912 и 21.01.1912.


[Закрыть].

Однажды, уже будучи беременной на четвертом месяце, Мария поехала на бричке в Гамсунд к своей свекрови. Ее супруг был в отъезде. Тора жила в маленьком домике в соответствии с договором пожизненного содержания, вместе с теми, кто ей помогал. Ей шел восемьдесят первый год, и, по мнению невестки, она походила на мумию. Она была почти глухой, один глаз ослеп уже давно, другой еще немного видел. Тора была невероятно худа. Голос у нее был пронзительный и чересчур громкий, причем говорила она на диалекте своего детства, так, как говорили у них там, в Гудбрандсдалене, в тех местах, которые она покинула уже около пятидесяти лет назад. Хотя один из сыновей Торы был сапожником и она носила обувь, изготовленную им, по случаю приезда невестки она принарядилась, надела остроносые покупные туфли [211]211
  Мария Гамсун «Радуга».


[Закрыть].

Наконец Гамсун вернулся домой и сообщил жене, что закончил книгу, над которой работал. Но потом стал вдруг требовать у издательства вернуть корректуру. Дело в том, что он решил отказаться от издания книги. Для такого шага у него были свои причины.

Он получал авансы и гонорары из разных стран – таким образом, теперь его финансовое положение решительно улучшилось. Он вел переговоры с русским издательством, где он должен был получить за свою рукопись пять тысяч рублей. Это позволило бы ему выплачивать ежемесячную заработную плату нескольким рабочим в течение года. Россия становилась для него все более важным рынком. И посему он попытался убедить норвежские власти повлиять на Россию с тем, чтобы она подписала договор о взаимных обязательствах, связанных с авторскими правами. Такой договор не позволил бы русским издательствам и периодическим изданиям публиковать произведения Гамсуна, не выплачивая ему гонорар. Он также установил контакт с норвежской миссией в Москве и консульством в Санкт-Петербурге, рассчитывая на их помощь в получении гонорара. Главной же причиной для отказа от издания книги явилось просто собственное недовольство Гамсуна результатами своего труда.

Перед тем как Марии предстояло родить первенца, в начале марта 1912 года, ее супруг решил уехать.

Через два дня он получил телеграмму от Марии о том, что у него родился сын. Он тут же заказал ящик ярко-красных апельсинов, который посыльный должен был доставить Марии и ребенку. У заезжего торговца он приобрел для Марии шляпу и огромное страусиное перо: «Ну вот, ты теперь со мной не расплатишься, даже если мы с тобой пролежим в постели всю Троицу» [212]212
  Гамсун – Марии Гамсун от 23.03.1912.


[Закрыть], – озорно шутил он.

Мария думала о крещении младенца. Отец решил, что его должны назвать Туре. Следует проявить уважение к старшему поколению из Гамсунда. Но при этом отец ребенка и не думал возвращаться домой. Мария описывала ему, как красив малыш, как она лежала рядом с ним по ночам и не смыкала глаз, потому что не могла оторвать от него взгляда. Он писал ей, что она должна проявлять как можно больше нежности к их сыну.

Он вернулся домой только через два месяца. Мария долго размышляла о том, какие слова ее муж, писатель, произнесет, впервые увидев своего сына. Это был самый конец апреля 1912 года. Он долго вглядывался в личико Туре, а потом произнес:

– У него удивительно красивые ноздри [213]213
  Мария Гамсун «Радуга».


[Закрыть].

После рождения сына началась еще более активная деятельность, связанная с благоустройством усадьбы и ведением крестьянского хозяйства. Старший сын Гамсуна, наследник, должен иметь право гордиться своей усадьбой. Скугхейм должен стать усадьбой, о которой будут с уважением говорить в окрестных приходах. Писать для него было важным как никогда, его слова обрели невиданную значимость. Писатель должен воспевать труд на земле. В статье «Слово к нам» он ставит диагноз больному обществу и предлагает средство исцеления: «Надо вынуть руки из карманов и приняться работу. Тогда наш народ не станет нацией содержателей гостиниц и обслуги. Мы должны осушить наши болота, насадить леса, освоить огромную провинцию Нурланн» [214]214
  «Слово к нам» в норвежской «Верденс Ганг» и датской «Политикен» от 3.07.1910 [5: 139–146].


[Закрыть].

Как раз этим-то он и занимался в то время.

Ранее ради денег он предпринимал попытки сочинять пьесы. Но пришло время, когда это стало невыносимым. Он предпочел продолжать писать романы. Как-то раз Мария пришла в большую комнату и застала его стоящим у печки – он бросал в огонь целые страницы и небольшие листочки, заполненные его изящным почерком. Четыре года назад он убедил ее написать заявление об уходе из Национального театра. Теперь он сам, бросая в пламя листок за листком, сжигал мосты, связывающие его с театром. Мария должна была воспринимать это как победу.

Первоначально он намеревался закончить в течение года и пьесу, и роман. Теперь он вовсю торопился с романом. Летом 1912 года он засел за работу в своей большой комнате. Женщины в доме едва дышали и ходили на цыпочках, боялись смеяться и громко разговаривать, греметь кастрюлями или обращаться к нему, если он только сам не проявит желание вступить в разговор.

Наследник тоже оказался смышленым парнишкой. Он быстро усвоил, что стоит ему издать малейший звук, как отец тут же подходит к нему, берет на руки и начинает с ним играть или призовет к этому маму.

Этим летом в Скугхейм приехала его дочь Виктория. Отцу показалось, что его дочь слишком любит играть и что у нее нет чувства ответственности. Когда она уехала, он написал Берлиот письмо с жалобами. Та пыталась защитить дочь [215]215
  Берлиот Гамсун – Гамсуну от 1.10.1912, HPA-NBO.


[Закрыть].

Гамсун отправился в местечко Юнкердал – это во внутренней части страны, всего в трех милях от шведской границы. Со времени своего пребывания в Вальдресе в 80-х годах, когда он чудесным образом излечился после возвращения из Америки, он проникся убеждением в целебности континентального климата. Но при этом его тревожили мысли о том, что Скугхейм остается без его хозяйского глаза. Он посылал Марии длинные письма, в которых напоминал ей, что листья турнепса и картофеля боятся заморозков, что пахоту надо продолжать, что агроному нужно напомнить, откуда брать торф для пашни – из того же места, где и в прошлом году. Он подсчитал, что в этом году его, наверное, наберется сорок возов. Он спрашивал также, починили ли телефон, заказали ли кузнецу дымоуловители. С кузнецом ей следует быть любезной. Может быть, кузнец смог бы что-то наладить и в печке в гостиной так, чтобы она перестала гудеть, это гудение действует ему на нервы. Привыкла ли она сама и горничные ходить за водой по аллее? Проветривала ли она подвал? Сад нужно глубоко перекопать и внести удобрение. Он сам бы с удовольствием сел на трактор и перепахал бы тот неплодородный участок, что рядом с домом, где живут работники. Мария должна проследить, чтобы земля была распределена ровным и не слишком тонким слоем повсюду, для этого можно брать землю и на пустыре, там, где раньше была конюшня. Что касается запаса дров, то их вполне достаточно, так что не нужно рубить деревья, из-за этого только расширяются болота [216]216
  Гамсун – Марии Гамсун от 19.09, 24.09, 26.09. и 1.10.1912.


[Закрыть].

Гамсун не только тревожится, но и радуется хорошим результатам, полученным от ведения хозяйства: был выращен хороший урожай картофеля – 60 центнеров. А чувство радости тут же вновь вытеснялось новыми заботами. Хорошо ли себя чувствует свинья в хлеву? Сделан ли проем в стойле у коровы Розмарин так, чтобы телочке Квите было удобно сосать? Убрали ли с поля валуны, из-за которых была повреждена жатка? Необходимо поменять упряжь у Буланки…

В этом рыбацком сообществе, в котором они теперь жили, оказалось немало семей, где всем заправляли женщины, все обязанности по хозяйству оказались возложенными на их плечи, но это не были такие большие хозяйства, как Скугхейм. А вот Мария вынуждена была вставать в шесть утра, и работа ее продолжалась до самого позднего вечера. Утром и вечером она работала в хлеву, постоянно надо было готовить и подавать еду, порой каждая трапеза продолжалась в две смены, ведь у них было так много работников. Были и другие дела, в которых она должна была принимать участие, ведь хозяйство постоянно расширялось, Гамсун затевал все новые постройки, осушение болот, прокладку новых дорог. Ей приходилось присматривать за уборкой камней, вникать в севооборот, следить за распашкой целины.

Она была против его отъездов ради творчества. Она воспринимала это как предательство. Ведь они обещали друг другу жить именно такой жизнью, работать на земле, трудиться на литературной ниве и рожать детей, в священном триединстве. Но так не получалось.

Его творчеству подчинялось все, и теперь тоже. Он говорил, что должен писать много как никогда, для того чтобы быть в состоянии оплачивать все расходы. Она попыталась убедить его в том, что постройки в Скугхейме не должны быть столь грандиозными и многочисленными, что не следует расширять дальше пашни, что лично ей вполне хватило бы ухода за тремя коровами, свиньей и несколькими курами.

О себе Мария говорила, что она уже привыкла к этой земле. А он? В нем постоянно боролись между собой писатель и крестьянин. Как их примирить? Мысль о том, что будет, если писатель одолеет крестьянина, не давала ей покоя по ночам [217]217
  Мария Гамсун «Радуга».


[Закрыть].

Просто истерия и сплошной комок нервов

Уже осенью 1912 года, спустя всего полтора года, как они стали жить на Хамарёе, Мария получила письмо от мужа, в котором были написаны как раз те слова, которых она опасалась больше всего на свете: «Боюсь, мы не сможем содержать эту усадьбу, она высасывает из меня все силы, я становлюсь как бесформенное желе. Я вынужден постоянно думать о ней. Мне надо каким-то образом отойти от всего этого, чтобы я ощутил себя здоровым и мог снова писать. О Господи, что же нам делать?» [218]218
  Гамсун – Марии Гамсун от 1.10.1912.


[Закрыть]

Гамсун написал это в то время, когда у него уже была близка к завершению новая книга. Он назвал ее «Последняя радость». Он начал работу над ней еще перед окончательным разрывом с Берлиот в 1906 году. Главный герой покинул город и поселился в чаще лесов. «Я удалился в леса ради уединения, а также ради того железа, которое я храню в себе и которое раскаливается. Моя первоначальная цель была раскалить мое железо, но, конечно же, было бы смехотворным утверждать, что это легкое дело. И я даже не знаю, есть ли у меня это железо и способен ли я раскалять его дальше, даже если оно у меня есть».

Кнут Гамсун отнюдь не кокетничал, когда употреблял эту метафору, говоря о своем страхе больше не иметь в себе той повышенной творческой температуры, которая необходима писателю, чтобы он мог сгибать и поворачивать чувства, мысли и слова, подобно кузнецу, работающему с раскаленным железом. В течение долгих лет в своих устных выступлениях, статьях и письмах он говорил о том, что писательское мастерство деградирует вместе со старостью творца. В прошлом году ему не удалось завершить книгу, как он предполагал. И вот теперь эту книгу надо было закончить, чтобы вовремя отдать в издательство. Тогда она успеет выйти к рождественским продажам. Ведь ему так нужны деньги.

И здесь, в этой книге, он вновь возвращается к теме морального падения женщины в норвежском обществе. Действие происходит в крестьянской усадьбе высоко в горах, куда имеют обыкновение приезжать иностранные туристы. Паразитический извращенный образ жизни туристов угрожает чувству собственного достоинства владельца усадьбы и нарушает обычный ритм его жизни. Критические стрелы, направленные Гамсуном против туризма в его статье «Слово к нам» от 1910 года, в этом романе разят еще сильнее. Написанное в статье было проникнуто горечью, здесь – ненавистью. В горный пансион приезжают два пожилых, праздных, нелюбезных англичанина.

Главный герой застает их ночью в хлеву за непристойным занятием и вот таким образом размышляет о них: «Пороки идут своим чередом, как и добродетель, ничто не ново, все возвращается и повторяется. Римляне владычествовали над всем миром – прекрасно. О, римляне были могущественны, они были непобедимы, они позволяли себе жить безоглядно, и вот в один прекрасный день на них стали сыпаться кары, их внуки стали проигрывать одно сражение за другим, и эти внуки в недоумении оглядывались назад. Колесо фортуны повернулось, и римляне больше не царили над всем миром.

Какое мне дело до двух англичан, ведь я местный житель, норвежец, мне оставалось только помалкивать, глядя на все проделки могущественных туристов. Сами же они принадлежали к нации всесветных бродяг и спортсменов, полной пороков, которую покарает когда-нибудь гибелью справедливая судьба в лице Германии».

Гамсун способен теперь на более резкие суждения.

Впрочем, одну из героинь романа ждет спасение, несмотря на то что она связалась сначала с неким пришлым соблазнителем, современным молодым человеком, позднее – с деревенскими парнями, ставшими наглыми и циничными, а потом с актером. Ее спасает Николай, столяр и земледелец. «Она так и светилась счастьем, особой материнской красотой. Ее глаза были полны мистической доброты, которой я не замечал прежде».