Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Инесса Клюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 30 страниц)
– Ну, мне нетрудно было, Стас. Честно, – «и очень хотелось что-то приготовить для тебя». Вторую часть реплики я, по понятным причинам, не озвучила.
Стас приоткрывает крышку одного из контейнера, разглядывает содержимое и хочет продегустировать, но внезапно передумывает и возвращает крышку на место.
– Ладно, позже. Ты есть будешь, Вероник?
– Нет. Какие планы?
– Пока не стемнело, можем погулять в лесу. А вечером придумаем что-нибудь.
– Минуточку, доложу в холодильник продукты… А снега там немного, в лесу?
– Не провалишься. А провалишься – вытащу, – успокаивает Стас, и его серые глаза ласково смотрят на меня, – пойду включу котел. Когда придем, в доме потеплеет.
Я готова идти с ним куда угодно.
Быстро складываю продукты в холодильник, застегиваю пуховик и надеваю сапоги.
Стас возвращается в куртке цвета хаки, с черной шапкой на голове.
– Экипировка? – показываю на куртку.
– Да. Шарф и шапка тоже имеются, дорогая. При полном параде, все как надо.
– Только на природу надеваешь? А в городе?
– Да ну, – Стас легко отмахивается от моих назойливых вопросов, – город – это город…
И мне не о чем спорить. Но вязаные шарф и шапку я ему подарю все равно. Может, сумею уговорить их надеть – это очень хорошо мне удавалось с контингентом от двенадцати до семнадцати лет. Можно сказать, я дипломированный уговорщик по надеванию шапок, шарфов, теплой одежды, получению положительных отметок, участию в олимпиадах и конкурсах… Нина Петровна, конечно, уговаривает еще лучше, зато я – от чистого сердца.
Пристегиваю карабинчик поводка к ошейнику Жужика – боюсь, убежит. Мы выходит со Стасом на улицу. По пути Стас открывает дверцу машины и захватывает с заднего сиденья небольшой рюкзачок, повергая меня в благоговение. Как настоящий походник, он даже на небольшую прогулку в лес берет обмундирование.
– Фонарик, спички, еда? – интересуюсь я.
– Ну да. И еще кое-что. Идти до леса здесь недолго, минут двадцать пешком – обрыв и Волга. Если быстро, успеем дойти и вернуться до темноты. Ты как?
– Видно Волгу? Ну, пойдем быстрее! – чуть не подпрыгиваю от любопытства.
Уважительно смотрю на Стаса и его рюкзак. Настоящие походники (я пересекалась с ними в юности) тоже были такими. Даже в недалекие отлучки от лагеря брали жилетки с сотней карманов, где лежало все самое необходимое – от ножа и фонарика до спичек и небольших запасов еды.
Как я люблю говорить с пятиклашками о рассказе Виктора Петровича Астафьева «Васюткино озеро»! Он всегда читается и анализируется с полным аншлагом: дети дружно хотят пересказать мне текст о мальчике, потерявшемся в тайге, но проявившим огромную силу духа и с достоинством преодолевшем испытания, которые выдержит не каждый взрослый. «Идешь на день – хлеба бери на неделю», «Тайга хлипких не любит» – громко зачитывают они мне пословицы из рассказа, находя их в тексте. И как внимательно слушают о том, что рассказ написан по детским воспоминаниям писателя и что мальчик по имени Витя много-много лет назад по правде заблудился в тайге! Как сам искал дорогу домой, превозмогая голод, усталость и страх… Потому, наверно, и читается рассказ с интересом, что за ним – настоящие сомнения, отчаяние, надежды.
Все должно быть подтверждено жизнью, прочувствовано и прожито.
Мы со Стасом минут пять идем по дороге, мимо заборов различной высоты (я бы определила их как «очень высокие» и «очень-очень высокие»). Потом коттеджный поселок заканчивается. Начинается лес.
Старые деревья с огромными стволами перемежаются с молоденькими тоненькими стволиками, пеньками и поваленными деревьями. Протоптана тропинка – прямо по снегу. Его, как и обещал Стас, не очень много: где-то по щиколотку, может, чуть выше.
– В январе здесь сугробы, не пройдешь. Ребята ездят на вездеходах, но я что-то никак не куплю себе. Да и бываю за городом нечасто, так, на выходные, да и то не на каждые. А некоторые круглый год живут здесь, ездят в город. Полтора часа по трассе – и на месте, удобно. Пробки только на въезде в город… Может, когда-нибудь перееду сюда. На пенсии.
Последняя фраза нравится и успокаивает: значит, никакие переезды на планируются. Мы будем встречаться.
– Места… чудесные! Я ни разу не была здесь, когда ходили в походы. Больше за Волгой, переправляемся на тот берег…
– А я остался здесь из-за Волги. В том числе, – Стас берет меня за руку, и мы быстрым шагом идем по утоптанному снегу.
– Остался?
– Я ж из Москвы сам. Мо-осквич! Не скажешь? У меня там родители, сестра. А я уехал…
– Из Москвы? Все же туда, наоборот…
– А что в ней хорошего? Ну, деньги, возможности. Вот моя семья и развлекается со своими бизнесами. Сестра – та горы сворачивает. Молодая, сильная, расчетливая. Насмотрелся на это все во-от так, – Стас проводит ребром ладони по горлу, – хотел на Кавказе остаться сначала, или в Краснодаре, а потом вспомнил, как здесь красиво, какая река, природа – и приехал. Я в Поволжье год по контракту служил, пока в Дагестан обратно не перебросили. Наелся юга как не знаю кто. А домой не хотелось. Какая разница, где начинать торговать, правда? Здесь даже легче, чем в Москве – конкуренции меньше. Рынок сбыта, конечно, тоже не такой, но… ой, заболтался. Смотри, какое дерево. Местная достопримечательность. Старый дуб, сотня лет – точно есть.
Дуб поразил меня. Его огромный и мощный ствол в метрах пяти от земли раздваивался, и уже два ствола тянулись раскидистыми ветвями к небу.
Видно было, что дуб старый, даже не очень внимательному и разбирающемуся в этом человеку: несколько крупных веток обломилось, кое-где треснула кора, дупло, образовавшееся в месте, где стволы разрастались, говорило о том, что дерево начинает умирать. Но дуб сдаваться времени не собирался, и нерушимо стоял, смиренно перенося все удары природы.
– Прямо как в «Войне и мире». Эпизод под кодовым названием «встреча с дубом». Если еще увижу и небо Аустерлица, тогда полный набор князя Болконского в постижении истины… – бормочу я.
– Че-го? Вероник, хоре меня пугать!
– М-м…Правильно говорят, меньше знаешь – крепче спишь. Не обращай внимания.
– Это верно. Но жить скучно.
Некоторое время мы, не произнося ни слова, продолжаем идти по тропинке. Жужик бежит рядом со Стасом, не рискуя отлучиться: Стас взял у меня поводок, потому что обалдевший пес, почувствовавший свободу, рвался с поводка. Узнав твердую руку Стаса, он чуть успокоился и, вертя головой изо всех сил, вращая ошалевшими глазами, все же покорно трусит рядом с ним.
– Кто здесь ходит? Этот маршрут популярен?
– Местные. Еще бы не популярен! Прямой путь до Волги. И не заплутаешь – здесь везде на деревьях метки. Гляди, – указывает мне Стас на помеченные синей и красной краской деревья, – не отойдешь от тропы.
– И все равно рюкзак взял?
– Так мало ли че. Мне привычнее.
– Летом, здесь, наверное, виды еще лучше.
– Да. Но зимой свои плюсы, не считаешь?
– Мы в походы ходили только летом, никогда – зимой. Максимум – ранней осенью…
– А в армии не спрашивают, хочешь или нет. Приказали – поехали. Хоть в лес, хоть в болото, хоть к папуасам…Волгу уже видать.
Лес заканчивается обрывистым берегом. Стас останавливается и хватает меня за куртку.
– Притормози, дорогая. Стой здесь, любуйся. Близко к обрыву лучше не подходить.
Белый лед на реке перемежается в середине с серо-синими проталинами, над которыми поднимается белая дымка.
Улыбаюсь и смотрю на Волгу. Жужик не выносит долгого пребывания на одном месте и громко и горестно скулит.
– Будешь носиться в другом месте. Знаю тебя: почуешь свободу, унесешься хрен знает куда, потом лови где угодно! – парирует Стас. Приобнимает меня одной рукой:
– Замерзла?
– Немного, но я бы еще постояла…
– Стой на здоровье! Даже если темнеть будет, придем куда надо, – Стас прижимает меня к себе еще крепче, – теплее?
– Да, спасибо.
Мне уже не до красот зимней Волги, холод сменяется приятным жаром во всем теле. Одновременно сладко и горько: так призрачны, мимолетны и нестабильны сейчас наши отношения. Как лепестки яблонь. Сегодня они – часть цветка, а завтра ветер несет их к земле. Но в этом и вся прелесть. Не зря же японцы несколько дней подряд приходят посидеть в цветущие вишневые сады и смотрят, как распускается и угасает вишневый цвет…
Холодные губы Стаса чуть касаются моей щеки, а когда я поворачиваю лицо к нему, и моих губ.
– Замерзла. Губы ледяные. Согреться не хочешь?
– Как?
– Пробежаться, а? Ты ж у нас великая бегунья! Наблюдал года два за тобой и думал, когда же бегать нормально научишься…
– Я научилась, – возмущаюсь я.
– Научилось она! Даже не знаешь, что сначала разминочку делают. Начинают бежать длинные дистанции не торопясь, а не стартуют, будто от маньяка сваливают.
– Э-э…
Стас целует меня еще раз, но это уже не легкое прикосновение, а долгий и глубокий поцелуй. Жужик нагло тявкает, и Стас отрывается от моих губ.
– Цензура, блин! Бежим!
Мы бежим, взявшись за руки, по утоптанному снегу.
– Дыши носом, – говорит Стас, повернув голову и мельком посмотрев на меня. Через некоторое время я останавливаюсь, и он – тоже.
– Набегалась? – с ласковой усмешкой спрашивает Стас, проводя по моему лицу тыльной стороной ладони.
– Да, – выдыхаю я, переводя дыхание.
– Не стой на месте после бега. Пойдем.
Не-ет, товарищи. Зимние пробежки, когда холодный воздух попадает в легкие, не мое. И не понимаю, почему в таком восторге Стас.
Он останавливается на краю леса, снимает с плеч рюкзак.
– Никогда не пила горячий чай в зимнем лесу? Обалденное ощущение! Всего год отслужил по первому контракту в Поволжье. На юге зимы были хорошие! Здесь – похолоднее намного. Кое у кого из наших были термосы. Чай с сахаром и лимоном в поля – вообще дело. Конечно, пить надо аккуратно – зима, все такое, но оно того стоило…
– Вы жили в полях?
– Ну, как в полях? В полях – так называли просто. На природе, в учебных центрах. Лес, горы, поля, болота – что попадется. Зимой или осенью если – зимних палатках, с печкой… Месяц, может два… – Стас наливает мне дымящегося чая в съемную крышку термоса, – попробуй.
Отпиваю глоток. Да, чай согревает, и пить его очень приятно, но еще приятнее – смотреть в серые глаза Стаса, в которых не плещется постоянная насмешка.
Его язык больше не изрекает колких фраз, к которым, впрочем, у меня уже выработался неплохой иммунитет.
«С любым хулиганами можно договориться», – золотое правило Розы Андреевны. Неужели я смогла договориться с моим?
Протягиваю кружку Стасу, он наливает немного чая себе и выпивает – медленно, смакуя каждый глоток.
– Обожаю так делать. Неправильно, может быть, но здорово.
Стас мне доверяет. Ниточка его доверия тонкая-тонкая: я чувствую ее стеклянную хрупкость наработанным учительским чутьем, но ее протягивают именно мне.
И последним человеком я буду, если начну вспоминать былые обиды и не возьмусь за второй конец.
– Нальешь еще?
– Конечно, – Стас щедро плескает мне чая в кружку, – только сейчас пойдем домой. Станет жарко, вспотеешь, и надо, чтобы не простыть, в тепло.
– Ты специально приберег чай на конец похода? Продумал все, – смотрю восхищенно на Стаса.
– Я ж не в первый раз здесь в лесу гуляю. Пойдем потихоньку, как допьешь.
– Ага, – растягивая удовольствие, пью очень медленно. Смотрю на деревья вокруг, на небо, только-только начинающее темнеть, и чувствую, как Ты проходишь близко-близко и, словно перышком, прикасаешься к моей душе.
Я так счастлива, Отче. В белом холодном лесу, отчужденном от всего мира высокими стволами деревьев, счастлива здесь и сейчас, позабыв о прошлом, не думая о будущем.
Просто идти рядом со Стасом, беспечно шагая по снежному ковру, смотреть в Твое безграничное серое небо, не ощущая холода. Без страха и сомнений, каждой клеточкой посылать в полутьму чувство любви к Тебе – огромной любви и благодарности.
Все не зря. Каждый мой шаг – через Тебя, и каждый мой вздох – с Тобой.
Слезы выступают на глазах. Когда не можешь вынести красоты, которую невозможно охватить и вместить твоей душе, именно они помогают удержаться на грани.
Я почти не чувствую своего тела – словно меня нет, словно я совсем невесома. И нет ничего: ни моей жизни, ни суетливых желаний и эгоистичных чаяний. Эти мгновения дарят самое дорогое, что бы я могла найти в жизни – ощущение Твоего присутствия во всем.
Стас молчит, лишь берет меня за руку. Наверное, заметил на моих глазах слезы, но ничего не скажет о них. И не будет смеяться и подкалывать меня. Почему-то я в этом уверена.
Когда перебежки отпущенного с поводка Жужика от дерева к дереву отвлекают внимание Стаса, незаметно вытираю слезинки. Чувства такой силы не бывают продолжительными – долго не вынесешь, постепенно они затухают, и остается лишь воспоминание о них. Но даже воспоминание ценно.
– Иди сюда, Жужка! – зовет Стас пса, и тот, повиливая хвостом, бежит ко мне и Стасу…
Первым делом Стас приказал одеться в сухое.
Переодевшись, я разогрела на небольшой Стасовой кухоньке курицу, пирожки и блины. Стас заявил после ужина, что объелся и, довольный, изрек:
– А вообще-то я хотел еще баню предложить.
– Завтра, – кивнула я. Сегодня слишком много праздника.
– Как скажешь. Тогда – вечерние чтения?
– А у вас нет предложений получше? – интересуюсь, доедая пирожок.
– Камин, – показывает пальцем Стас.
– Здорово. Мне чем-то помочь?
– Да сиди, – машет рукой. Откуда-то Стас приносит дрова и начинает растапливать камин.
В комнате потемнело, и Стас включил неяркий свет.
После розжига провел меня по дому, бегло показав второй этаж, и мы вернулись обратно.
Стас подвинул к камину небольшой диванчик, принес пледы.
– Забирайся. Все как надо: холодная зима, камин, плед. Еще можно замакарить глинтвейн…
– Глинтвейн? А у тебя есть вино, апельсин и специи?
– Вероничка, ты обо мне плохо думаешь. Все есть, конечно.
– Стас, мы глинтвейн, помню, на костре варили! О-о!
– Ну так давай повторим! Чем камин – не костер? Конечно, можно и на улице, но сезон не тот. Сделаем…
И мы варим глинтвейн на решетке камина. Наевшийся консервов Жужик приполз полежать рядом с диваном. Вернее, сначала – рядом. Потом пес поставил передние лапы на диван и попытался ко мне залезть.
– Это что за незаконное занимание чужой территории? – сразу же отфутболил его Стас, грозно повысив голос, и Жужику пришлось довольствоваться подстилкой на полу. Стас поспешил сесть рядом со мной на диван.
– Вот дела. Отлучишься ненадолго, и твое место займут на счет раз.
Сидел рядом со мной Стас чисто символически. Устроился около камина, осторожно помешивая вино.
Отблеск огня попал на тонкую стальную полоску – Стас наклонился, и движение обнажило странный предмет на его пояснице. Вернее, стальную рукоятку ножа.
– Ты всегда носишь с собой ножики? Даже сюда?
Стас завел руку за спину, ближе к пояснице, и вытащил хитро спрятанный нож.
– Не холодно с ним? Он же у тебя прямо к коже?
– Нет, не прямо. Здесь не видно, но сам нож в кожаном чехле. Чехол вшит в джинсы, так что он мне не мешает. Только помогает всегда. Не люблю быть безоружным – мало ли что, – Стас вертит нож в руках, и я наблюдаю за опасно-игривыми переборами пальцев.
– Держи, – перехватывая мой взгляд, протягивает его мне.
Это тот самый нож, который я уже разок видела на уроке.
– Я с ним знакома, – хочу отдать нож обратно, но Стас ухмыляется:
– Да бери уже. Мой тебе подарочек.
– В смысле?
– У меня еще есть. А нож – это друг и товарищ. И колбасу отрезать, и, веревки, если руки тебе связали. Тысяча применений! Еще маникюр можно делать…
– Ста-ас! – возмущенно перебиваю его я, несогласная с неприкрытым цинизмом.
Стас еще раз хмыкает:
– Положи в карманчик куртки. У тебя есть один внутренний, я видел. Вот в него и положи. Не говорю, что пригодится, пусть просто полежит. Незаменимая вещь. Могу по этому поводу рассказать адын паучитэльный история…
– Не надо, – изо всех сил мотаю головой, – не надо мне твоих историй, Стас. Наслушалась уже. Не порть вечер.
– Как скажешь, дорогая, – Стас придирчиво рассматривает кастрюльку с вином, – Кажется, нормально.
И снимает ее с огня. Хитроумный Жужик тянется к ней любознательной мордой: ему до всего есть дело.
– Где у тебя бокалы, Стас? – откидываю плед и встаю с дивана.
– В шкафчике…верхнем, самом левом.
Здесь? – подхожу к гарнитуру и показываю на шкафчик.
– Да. Доставай уже, чего как не родная…
Вытаскиваю бокалы, немного ополаскиваю их под струей воды и возвращаюсь к камину.
Стас осторожно разливает получившийся напиток.
– Как у тебя здорово получилось, – продегустировав глинтвейн, восхищаюсь я.
– Да как обычно, – но Стасу нравится похвала.
Подсаживаюсь поближе к камину, прямо на подстилку к Жужику. Стас берет с дивана подушку и устраивается рядом.
Пьем вино и смотрим на огонь. «Все слова уже сказаны, все песни допеты».
– Вероника… Разговор есть.
– М-м-м, – не отрываю взгляд от огня.
Рука Стаса прикасается к моей спине. Он не торопится говорить: гладит меня, словно кошку, заправляет за ухо выбившуюся из хвоста прядь, проводит подушечками пальцев по щеке…
– Бросай своего мормона, Вероничка. Нам с тобой он не нужен, правда?
– Нам? – поворачиваюсь к Стасу, не веря своим ушам.
– Да. Если мы будем продолжать встречаться и дальше, мормон явно лишний. Или лишний я… – в голосе Стаса слышу хорошо скрываемое волнение. Скорее не его звук, а только отзвук, но оно намекает мне на многое.
– Я ничего гарантировать не могу, но…черт! Вероника, сама все понимаешь. Никто не знает, что случится завтра, но я бы хотел, чтобы… короче, чтобы мы были вдвоем. Без третьего лишнего.
– Да я уже… Да, Стас. Ты прав. Я перестаю встречаться с Робертом. Обещаю, – прямо и открыто смотрю на Стаса, лицо которого напряженное и замкнутое. Стаса действительно волнует мой ответ. И когда черты его лица перестают казаться резкими, когда перестают ходить желваки на скулах и разжимаются поджатые в тонкую линию губы, понимаю: я ему нужна. Я небезразлична настолько, что великий гордец меня просит. Просит!
Удерживаюсь от выражения любых эмоций, хотя сердце так и выпрыгивает из груди. Неужели Стас сказал такое? Я теперь в сказке. Не полностью романтичной, местами жестковатой, как и сам Стас, но тем не менее.
И если сейчас проявлю бурную радость, то вспугну его, покажусь совсем ребенком…
– Я с тобой, Стас. Решено, – говорю я, стараясь казаться счастливой, но немного отстраненной. Мы же не о любви сейчас, и не о браке, и ни о чем очень серьезном. Потому держаться надо соответствующе.
Считаю, это у меня выходит неплохо – привет школе, Розе Андреевне и Нине Петровне, моим самым главным учителям по жизни. Напряжение совсем уходит с лица Стаса: его поняли и правильно отреагировали.
– Иди сюда, – Стас отставляет бокал, подсаживается ближе и обнимает меня. Делаю глоток вина и тоже ставлю бокал на пол. Стас проводит губами по моей шее, целует впадинку ключицы, отодвигает ворот шерстяного платья…
Жужик решает вмешаться: он тоже хочет внимания. Стас дарит мне быстрый поцелуй в губы, а потом, погладив пару раз Жужика, встает с пола и протягивает мне руку.
– Передислоцируемся на диван, а?
Треплю Жужика по загривку и встаю следом.
Стас снимает с себя одежду.
Сажусь на диван и стягиваю с себя облегающее платье.
Все стало чуть иным. Вино ли, разговор – или что-то иное – лишили меня постоянного ощущения стены. Сегодня она рухнула: прозрачная, тонкая, почти неразличимая стена в словах и поступках, которая нас всегда разъединяла.
Его поцелуи стали чуть иными. Его прикосновения и ласки теперь неторопливы и нежны. В них есть страсть – и нечто большее.
Мое тело горит, наполняясь желанием, острым и жалящим, как ледяная вода. Я целую смуглую грудь Стаса, глажу ладонью его шрамы и прижимаюсь крепче к его телу. Не уходи. Пожалуйста, только не уходи…
Стас легко избавляет меня от нижнего белья. Шелест упаковки презервативов, и Стас проникает внутрь меня. Он дразняще двигается в неторопливом чувственном ритме, полностью заполняя собой. Изредка останавливаясь, целует в губы, и я чувствую вкус вина на его губах.
Я обхватываю его крепче, выгибаясь и изо всех сил сжимая внутренние мышцы. Сложно вынести эту медленную неспешную пытку.
Пытаюсь немного убыстрить ритм, двигаю бедрами, но Стас прижимает их одной рукой к дивану. Даже шевельнуться я не могу.
Тяжело дыша и кусая губы, беспомощно вздрагиваю всем телом.
Кажется, уже не могу терпеть.
– Стас!
Стас целует мою грудь и продолжает в этом разрывающем мое тело темпе. Я дрожу, и нужно совсем немного, чтобы…
Он убирает руку, удерживающую мои бедра, и быстрые толчки заставляют меня кричать и выгибаться.
Двигаться вместе с ним, поднимаясь и падая.
Утрачивать контроль, сотрясаясь в мощном оргазме.
Я слышу, как вскрикивает Стас, и последние, самые сильные толчки, сотрясают мое тело.
Он падает рядом со мной. Проводит рукой по моим волосам и крепко сжимает в объятиях. Не могу ничего говорить. Молчит и Стас.
Слова уже лишние.