Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Инесса Клюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 30 страниц)
Глава 13
Я забыл, с чем рифмуется «жди».
Но у времени много слов…
Би-2. «Никто не придет»
Вот она, ясноглазая. В длинном, до пола, голубом сарафанчике словно парит по воздуху, а не идет в легоньких босоножках по полу кафе. А уж какие золотые сережки и браслеты! Прямо как елка праздничная увешана. Стас специально внимание обратил: он не дарил Алиске таких, новенькие. Рамзанчик расщедрился.
И на голове очень веселенькая повязочка, тоже голубая. Вроде бы и не чадра, или как у них тот платок называется, она просто волосы придерживает, вместо ободка, чтобы не разлетелись, но все же. А раньше все носила платья выше коленок, и чтобы тряпку какую на голову – да никогда в жизни. Вот как любовь горячего горца девицу меняет.
– Ну и как ты, Алисочка, докатилась до такой жизни? Рассказывай, дорогая, – обманчиво ласковым голосом начал Стас. Злости на Алиску уже не осталось. Ушла – и ушла. Туда ей и дорога.
– Стасик, – русалка прячет свои удивительные глазки и скромно садится на стул рядышком. Стас незаметно поднял глаза и посмотрел в окно кафе. Дежурят там Рамзан и еще двое его дружков, смотрят за Алисой. Нет, вот ведь просил – привози Алиску и сам приезжай. Про сопровождение не сказал ни слова. Ничего святого.
– Ну что – Стасик? Сразу – Стасик. Попалась ты, мать… А ты думала, что? С обоими спать удастся? Нет, дорогая, такого не будет никогда. – Стас недобро посмотрел на Алису, и из голоса медовые нотки убрал. Но злость в голосе Стаса ее не смутила, робость и скромность тоже куда-то исчезли.
– Может, и думала, – отвечает хладнокровно. О, да. Вот это – настоящая Алиса, – Стас, это так…несерьезно. Я и встречалась с ним недолго, всего несколько встреч…
– А вот это ты Рамзанчику теперь рассказывай, – также равнодушно и холодно ответил Стас.
Алиса прямо впилась глазами в лицо Стаса. Голубые глазки вмиг стали ненавидящими.
– Значит, все? Мы с тобой… – чуть не прошипела она.
– Все. Иди люби своего чечена. После него мне ты не нужна.
Алиска взметнулась – даже косынка с волос слетела.
– Придурок, козел… – подхватила свою юбку и выбежала на улицу. Стас и не ожидал другого. Эта не станет ничего выпрашивать, и каяться тоже не будет. Алиска из других, высокомерных и независимых. Своей независимостью и зацепила чеченца. Ох уж он ее добивался, наверное…
Стас продолжал смотреть в окно. Алиску усадили в черный Хаммер, двое дружков сели в машину, а Рамзан в кафе направился, и через несколько секунд Стас уже видел его подходящим к своему столику.
– Я нэ обманул. Никаких разборок.
– Никаких, – согласился Стас, – держи свою королевишну от меня подальше. Видеть ее не хочу.
– И ты…
– Я за себя все сказал уже, Рамзан. Она твоя, и я не претендую. И ты – без претензий. Ни сейчас, ни потом, чтобы там Алиса тебе не наговорила. Ясно?
– Да.
Больше Рамзан разговаривать не стал. Поскорее вышел из кафе – увозить свою ненаглядную. Стас смотрел и диву давался: почему же влюбленные мужики всегда смешны и жалки?
– Сегодня что-то опаздываешь.
– Устал ждать? – улыбаюсь я. «Ты когда уже прилично оденешься, сволочь? Опять мне из-за тебя ночь не спать?»
– Нет.
Снимаю обувь, расстегиваю куртку. У меня уже есть отведенное место и для куртки, и для обуви. Аккуратист Стас все определил и выделил. Очень мило. Я здесь прямо как кошка. У кошки же есть свои места в доме – туалет, корзинка для сна, правильно? Вот и у меня, даже стул есть, на котором постоянно сижу, и он всегда стоит задвинутым, когда я прихожу, и Стас насмешливо говорит, что стул лично мой… Да ладно, чего там. Я согласна.
– Сегодня в шахматы, как обычно? – протягиваю Стасу пирог, обернутый в фольгу. Стараюсь с недавнего времени печь что-нибудь, чтобы прикармливать Стаса. Первый пирог я принесла совершенно случайно неделю назад по случаю начавшихся каникул (ну, захотелось мне праздника, и чтобы не только я праздновала) и увидела неприкрытую радость на его лице. Стас его и съел почти весь, кстати. С тех пор я обрекла себя на новые мучения: заниматься выпечкой, вопреки всем репетиторствам и тренировкам. Но радость в глазах Стаса того стоит, хотя он ее и не афиширует. Что там говорят про то, что мужчины любят желудком?
Стас заинтересованно смотрит на пирог.
– С чем? – спрашивает, как ребенок.
– Сегодня с картошкой.
– Клево, – сейчас Стас такой милый и домашний, что хочется его расцеловать. Эх…
Иду следом за ним на кухню. Стас аккуратно кладет пока неразвернутый пирог на тарелку, включает кофеварку. Привычно расставляю шахматы на доске, стоя у стола – сто раз так делала.
Поиграю немножко: часика через два ко мне домой должен прийти Марк, а нужно и Жужика выгулять, и немного прибраться к приходу мальчика. Обычно я сама хожу по квартирам детей, или занимаюсь с ними в школе, но в этот раз Марк упросил позаниматься у меня дома. Он, видите ли, хочет, чтобы пес рядышком сидел. «Папа не разрешает заводить собаку, Вероника Васильевна, – сказано трагически, – он работает много, а я не смогу за ней хорошо ухаживать…» – в глазах настоящее горе. И не отказать никак такому мальчишке.
Внезапно настораживаюсь: что-то не то. Стас подходит ко мне сзади. Он стоит очень близко – меньше чем полшага назад, и я спиной упрусь в его широкую грудь. Из-за моей спины он протягивает руку и ставит на доску последние две фигурки, которые я не успела определить на свои места. Замираю не от испуга – от пьянящего чувства близости. Стас совсем рядом. И можно развернуться к нему лицом, посмотреть в почти всегда холодные серые глаза и…
Держи карман шире, Вероничка. Очнись, принцесса. А очередную порцию насмешек не хотите ли?
Нет, никак он не успокоится. Что нужно сказать или сделать мужику, чтобы он прекратил свои грязные шуточки? Подумать боюсь.
Сейчас вновь что-нибудь сморозит гадкое.
– Стас, не надоело еще? Ну что за приколы? Отойди, – раздраженно дергаю плечами.
– Мешаю? – руки Стаса ложатся мне на плечи и очень медленно скользят вниз.
– Напрягаешь. Отстань, говорю, – мурашки бегут по спине и становится жарко от такого ласкового, странно нежного прикосновения его рук. К сожалению, мне слишком хорошо известно, что ничего за этим прикосновением не стоит, кроме развеселого армейского юмора и желания надо мной поиздеваться, в очередной раз доказывая себе, какой он крутой парень.
– Знаю наизусть все твои штучки. Сейчас начнешь прикалываться надо мной, дай только повод. Извини, как-то не хочется сегодня все это слушать.
– А ты не слушай… – Стас прижимает меня к себе. Снова дергаю плечами – бесполезно, не вырваться, даже толком не шевельнуться. Мышцы рук у Стаса литые. И не пикнешь, если вдруг приобнимет такой где-нибудь в переулке.
Я оказываюсь почти полностью прижатой к Стасу – он держит одну руку на моей груди, другую – на талии, и спиной ощущаю сильное жесткое тело. А еще – что-то твердое ниже пряжки джинсов, отчего краснею как помидор: уж очень хорошо понимаю, что это такое.
И как током ударяет желание, колени сразу же слабеют и подгибаются. Я же тоже не железная. И периодическое лицезрение полураздетого красивого мужика – его обтягивающие майки все равно как полураздетость, там все мышцы просматриваются отлично – не способствует сохранению чести и достоинства.
Стараюсь спокойно выдохнуть, параллельно ругаясь про себя на чем свет стоит. Если он так и дальше меня будет прижимать, долго сохранять безразличный вид я не смогу. Совсем расслаблюсь в его руках, и он сможет делать все, что хочет – слова не скажу. Да что слово – сама с него одежду сорву.
Только не стоит делать ничего подобного. Стас потешит свое самолюбие, а что будет со мной после этого секса на один разочек? Как потом на себя и на него смотреть? Смотреть и понимать, что тебя просто использовали…
– Руки убери! – не узнаю своего ледяного голоса. Ух ты, могу говорить так же, как и Стас, и даже с большей выразительностью. Чувствую, как Стас тоже замирает на мгновение и чуть ослабляет хватку. Не ожидал зубастую Веронику. Я и сама не ожидала, что меня так заденет эта последняя его выдумка.
– А если не уберу? – шепотом интересуется Стас, опаляя мое ухо горячим дыханием. Так хочется закрыть глаза, и пусть он делает со мной все, что хочет. Хорошо, допустим. А потом-то – что? У него вон Алиса имеется, да и еще кто-нибудь. Стас – красавчик, видный мужик. Сердце наполняется злостью и обидой. Я-то тебе зачем, любимчик судьбы? Даже с моей к тебе большой влюбленностью?
– Не уберешь – больше меня здесь не увидишь, – чеканю негромко. Свои руки Стас, помедлив несколько секунд, неохотно убирает и отстраняется.
– Не буду хулиганить, Вероничка. Я хороший мальчик. Все-все, – Стас отходит от меня, выдвигает стул и садится напротив. Вздыхает горестно, разглядывая меня. Представляю, как выгляжу. Раскрасневшаяся и встревоженная. Ладно бы только это.
Тело скручивает от мучительного желания, которое с начала большого шахматного турнира копится неделями, точнее, скоро счет пойдет на месяцы. У меня-то, в отличие от Стаса, никого нет. И давно уже не было… ничего не было.
– Ну что за женщины пошли. И приобнять-то нельзя, – недовольно говорит Стас, но в глазах поблескивает все та же усмешка. А я о чем говорила? Для него это все – игра и развлечение. Не больше.
– У тебя есть, кого обнимать. Вот вперед и с песней, – повторяю не первый раз.
– А что там с твоими личными делами?
Присаживаюсь на стул напротив. Будем играть, что ли? Дышать легче не становится, ноет грудь и в голове шумит, как от выпитого шампанского. Ничего, все пройдет. Сейчас партия в шахматы, я отвлекусь и перестану замечать бесполезное возбуждение.
– А мои дела – это мои дела, – заявляю уверенно. Только о личной своей жизни, которой, увы, пока нет, я Стасу еще не рассказывала. И так уже знает о моей жизни больше, чем некоторые подружки и родственники.
– Мы вредные какие, да, золотко? – подмигивает мне Стас и полностью расстегивает рубашку.
– Это еще что такое? – ошарашенно спрашиваю я, наблюдая за раздеванием. На смугловатой груди несколько шрамов, и ужасно хочется дотронуться до них. Закусываю губу и отвожу взгляд – от греха подальше.
– Жарко стало, – обезоруживающая улыбка. Ну обалдеть просто! Жарко ему.
Простые как две копейки эти военные.
– А водички холодной попить не пробовал? Говорят, помогает. И не только он жары, – мой многозначительный взгляд на джинсы Стаса. На причинное место я посмотреть, конечно, не могу, – мы сидим за столом вновь друг напротив друга, но Стас вытянул свои длинные ноги, и смотрю на его джинсы чуть ниже колен. Меня обзор устраивает: и вроде бы ни на что непристойное не намекнула, но и не проигнорировала случившийся эпизод. А там уж как кто поймет. И Стас понимает, естественно. Он смеется. Хотя, нет. Это даже смехом назвать нельзя. Просто ржет, ударяя ладонями по коленям.
Я здесь еще клоун. Скоро буду деньги брать за веселье.
– Вероничка, ты чудо! Не, серьезно…
– Ты будешь играть сегодня, весельчак? – злюсь уже не по-детски, хотя тело продолжает умолять о запретном. Продолжаю до сих пор чувствовать объятия Стаса, словно он обнимает меня даже сейчас, – меньше чем через два часа ко мне домой ребенок прийти на репетиторство должен, поэтому некогда смеяться с тобой. Это вы ворочаете большими деньгами, а я их понемножку зарабатываю и с великим трудом, между прочим… Или мы с тобой играем, или я – домой. И еще с Жужей гулять.
– Играем, Вероничка, играем… – Стас, все еще посмеиваясь, переставляет пешку, – так что у нас там с личным?
Быстрый взгляд на меня из-под выгоревших ресниц.
– Все хорошо, – клянусь очень торжественно, – мои отношения цветут и пахнут. Не хуже твоих.
Съешь, дорогой. Да что за дурацкие вопросы? Как будто тебе, Стас, интересно. В жизни не поверю.
– Поподробнее можно? – лукавый взгляд серых глаз. Я бы растаяла от этого взгляда, если бы он не сопровождал ненавязчивый допрос.
– Нельзя.
Стас многозначительно поднимает брови, а я продолжаю тихо беситься. И за свою жизнь ужасно обидно.
Ну почему одним дается все, Отче, почему? И почему у других все отнимается? Как определить, по каким законам вращается колесо фортуны? И как попасть в обладатели счастливых билетов?
А нужно ли, думаю отстраненно. Счастье – такая призрачная штука. И у каждого счастье – свое. Я говорила об этом Ане. Но почему же мне иногда кажется, что и это суждение – ошибочное?
Делаю ход конем, и Стас задумывается над следующим своим ходом. Его рука застывает на одной фигурке, взгляд перебегает с белых фигур на черные – он погружается в просчитывание ходов. Рядышком с шахматной доской теперь стоят часы: это я поставила такое условие. Мой ученик делает большие успехи.
– Теперь ты, – Стас переставил слона и откидывается на стуле, заложив руки за голову, – так что ты мне рассказать-то хотела?
Вот пристал.
– А тебе зачем? – одна из любимых фраз Стаса. Я ее тоже взяла на вооружение, – Опять заскучал? Наверно, Алиска на Таити умотала? Или еще куда?
Стас хмурится. Скорее всего, «еще куда».
– Твой ход, – легко переставляю фигурку. Я сознательно сдаюсь, загоняя себя в будущий проигрыш. Пускай Стас порадуется, может, перестанет устраивать мне в который раз гестапо.
– Ты специально лажаешь, дорогая? – цокает языком Стас, – это же глупый ход. Ты же у нас гуру в шахматах, но эту глупость увидит даже начинающий…
– Мозги, видимо, не соображают после ваших обнимашек, – бросаю я. Никогда не признаюсь в подстроенном самой себе поражении. Стас довольно улыбается.
– Так, может, я не с того начал нашу игру в шахматы? Надо было что посерьезнее сделать, тогда бы я всегда побеждал, а, Вероник?
– Толку-то. Тогда бы в шахматы играть не научился, – отвечаю максимально равнодушно. Вот так и живем. Мало того, что в школе сижу как на вулкане, так еще и здесь не все спокойно, и постоянно надо отбивать мячики подколов. Как же я устала от всего этого! Почему мы со Стасом почти никогда не можем поговорить по-нормальному, без этого вечного сексуального подтекста, такого обидного для меня? Дразнит девочку конфеткой. И знает прекрасно, что конфетку давать такой без надобности, и все равно – дразнит.
А как хочется поговорить с кем-нибудь! О холодной осени, о твоих маленьких радостях, о печалях… да о чем угодно! И не ждать насмешки в ответ. И не думать о том, что говоришь, просто говорить – от души, искренне, не таясь, о том, что волнует и вдохновляет. А потом – познакомиться еще ближе, чтобы ближе некуда, и тоже не бояться, что ты не понравишься, что сделаешь что-то не так…
Неужели я хочу так много?
– А может, ну их, шахматы, – голос Стаса звучит очень многообещающе.
Кручу пальцем у виска. Такое мне не свойственно, но Стас очень старается. Желаю треснуть его по голове чем-нибудь тяжеленьким! Или сесть к нему на колени и целовать без памяти.
Но второе невыполнимо в силу моих устойчивых принципов, а первое – потому, что в принципе невыполнимо. Стас все-таки еще и тренер по рукопашке, а я даже не могу представить, как человека можно ударить.
– Играй давай. Хватит уже шуточек. Стас, правда… хватит. Ты прямо сегодня отличаешься. Я не понимаю, чего ты добиваешься, честно. И понимать не хочу. Но если ты в таком же духе будешь…
– Виноват, Вероника Васильевна. Играем молча. Только ты не лажай специально, пожалуйста.
– А ты ко мне не приставай с вопросами. И не только с вопросами…
– Это как получится…
Прикрываю глаза на секунду. Ну не сволочуга?
Волнует меня еще и то, что эти все подначки самым плохим образом влияют на мое тело. Чувствую покалывание в кончиках пальцев, ужасно хочется прикоснуться к обнаженной груди Стаса, просто до боли. Тело продолжает гореть, низ живота предательски ноет, а трусики уже давно стали мокрыми насквозь. И это все от чего? Приобнял, чуток разделся и сделал несколько намеков. А если смешки будут посерьезнее, что тогда?
Плохи мои дела.
Сегодня приду домой и опять на сайт знакомств залезу. Или…или не знаю что. Но и эту ночь я проведу в обнимку с флакончиком валерьянки. Пожалуй, треснуть когда-нибудь за все мои страдания Стаса все же не помешает.
Мой телефон издает привычную мелодию звонка.
– Сейчас, – тихо говорю я и лезу в сумку, которую всегда вешаю на спинку стула. Стас отходит к кофеварке – налить кофе.
– Будешь? – спрашивает негромко. Киваю и смотрю на загоревшийся экранчик телефона. Это Роберт, папа Марка.
Едва ли я могла когда-нибудь подумать, что именно тогда, когда буду играть со Стасом в шахматы, мне позвонит мужчина. Стас – это одно дело, ему кто угодно звонить может, но я…
Всегда говорю детишкам: сегодня мы в грязи, а завтра мы князи. Или наоборот. Неисповедимы Твои пути, Отче.
Ну, Стас, держись!
Миг моего торжества. Фанфары, пожалуйста, включите тоже. Не одному тебе, Стас, звонит противоположный пол! Прямо-таки наполняюсь гордостью. Закроем глаза на то, что это всего лишь отец одного из моих учеников. Стасу это знать не обязательно.
Что-то изменилось? Марк не придет? Постараюсь провернуть разговор так, чтобы он свидетельствовал о моей бурной личной жизни. Если это получится, конечно. А если не получится, все равно – звонок мужчины надолго заткнет рот Стаса. И пусть только теперь попробует повыпендриваться и поприглашать меня на унизительные учебные свидания!
Нажимаю на кнопку и подношу телефон к уху. Стас наливает кофе в чашку. И только в следующую секунду, когда я произнесу «Здравствуйте, Роберт», (на «здравствуй», к сожалению, пока не хватает наглости), он поднимет голову и начнет прислушиваться. Я все вижу: наблюдаю за его реакцией краем глаза.
– Здравствуйте, Вероника Васильевна. Как ваши дела? – возношу благодарственную молитву за то, что Роберт воспитан до мозга костей, и никакой разговор у него не начнется прежде этикетной вежливости.
– Замечательно. Отдыхаю сейчас. Как вы сами? – изображаю улыбку в тридцать два зуба. Смею заметить, что если вы так скалитесь, то и интонация голоса у вас будет соответствующая – доброжелательная и располагающая к себе собеседника, хотите вы этого или нет. Уж не знаю, что сейчас подумает обо мне Роберт. Но – все для победы! Я же ничем не рискую…
– Очень работы много. Устал ужасно, – звучит в трубке приветливый голос. Та-ак. Что-то мы о личном начали. Стас даже про кофе забыл. Стоит у барной стойки, руки скрестил на груди, и с неослабевающим вниманием слушает все то, что я тут несу. А я уж расстараюсь…
Но расстараться не получается.
– Вероника Васильевна, я вот по какому поводу звоню: у Марка перенесли занятия в бассейне…извиняюсь перед вами…в общем, он сидит около вашего подъезда сейчас и ждет. Мне за ним приехать? А может, вы сейчас сможете с ним позаниматься? Понимаю, что мы договаривались попозже, но бассейн от вас недалеко, вот Марк и пришел к вашему подъезду. Но если вам неудобно, я за ним приеду… – переходит к делу Роберт.
– Я сейчас не дома, – задумчиво говорю я и медленно провожу языком по верхней губе в той же задумчивости. Пускай из меня плохая актриса, но Стас все-таки проникся: продолжает пристально смотреть на меня, голову чуть наклонил и сверлит недоверчивым взглядом.
– Да, понимаю. Я заберу его, и через два часа…
– Ну что вы будете мотаться туда-сюда. Пусть подождет на лавочке минут десять, или в подъезд зайдет, если холодно. Я сейчас подбегу, – не бывать мне фемме фаталью. Вместо того, чтобы подольше подразнить Стаса, сбиваюсь на насущные нужды.
Пускай. Фальшивые улыбки, двузначные реплики – все работа на зрителя. А я не собираюсь играть ни в какие игры.
И меня вознаграждает радостный голос, полный теплоты и признательности:
– Вероника Васильевна, спасибо огромное, вы так много делаете для Марка…
– Да бросьте, – перебиваю я и, на секунду забыв о том, что Стас наблюдает, улыбаюсь совершенно открыто и искренне. Ценю хорошее отношение. Другие – особенно родители некоторых моих десятиклассников – считают, что учителя и классные руководители все должны и обязаны, и иногда доброго слова не скажут, да что там – и спасибо никогда не произнесут. – Пусть подождет. Я приду.
И вырвусь из этой квартиры, в которой, как мне кажется, даже воздух пропитан искушением.
– Хорошо, сейчас Марку перезвоню и скажу.
Кладу телефон обратно в сумку. Стас ставит на столик чашку с кофе.
– Собралась куда?
– Да…Стас, побегу. Ко мне ребенок пришел заниматься.
– А звонил кто?
– Папа его, – беру чашку в руки, делаю глоток. Кофе у Стаса очень вкусный, с молочной пенкой наверху. Такой у себя вряд ли сделаю. Хотя бы потому, что у меня нет кофеварки, и вряд ли будет в ближайшее время, потому что потихонечку коплю на отпуск.
– Папа? А мама почему не интересуется?
– Он вдовец.
Стас подходит к столу и садится. Пытаюсь вежливо попрощаться, даже встаю, но Стас хватает меня за руку:
– Посиди две минутки, расскажи про вдовца, а потом я тебя провожу даже.
– Не надо мне провожатых.
– Сядь, Вероничка. Я же должен за тебя порадоваться.
«Да чему тут радоваться? Просто заботливый отец, к тому же мормон, к тому же мне здесь ничего не светит, как и с тобой, Стас», – собираюсь ответить, но почему-то в последнюю секунду открываю рот и говорю совершенно другое:
– Мы недавно с Робертом познакомились, пока сказать ничего нельзя. И как только что-то определится, я непременно похвалюсь, – кидаю холодный взгляд на Стаса. Получите-ка по всем своим позициям. Решительно выдергиваю руку – Стас больше ее и не держит. Узнал все, что ему надо. Потираю кисть: хватка у Стаса железная.
– Ты следи за своими захватами, – разглядываю покрасневшую кожу, – а то меня еще спросят, откуда они…
Вот вам. Немножко маслица в огонь. Оказывается, я еще та интриганка.
– Ладно, пошли, провожу, – Стас решительно встает, а я – за ним следом. Шахматная доска сиротливо стоит на столе, фигурки замерли на своих местах. Так и не доиграли мы партию в шахматы.
Зато стремительно и быстро разворачивается новая партия – уже в моей жизни. Очень хочется в это верить.
– Сомневаешься? – едко иронизирую я. Стас набрасывает куртку на плечи.
– Не раскатывай губки. Просто хочу прогуляться.
– Конечно, прогуляться, – хмыкаю я, пока мы спускаемся вниз и выходим из подъезда, – но увидишь только ребенка у подъезда. И попрошу тебя, Стас, не провожай до дома. Я не хочу, чтобы мальчик тебя видел. Понятно?
– Не переживай, не разрушу твое прекрасное счастье.
– А можешь?
– Могу, – несколько секунд я смотрю в непроницаемые серые глаза и не совсем понимаю, зачем мы об этом говорим. Потом пожимаю плечами.
– Я как-то не жду от тебя такой гадости. Все-таки… некоторое количество добра я тебе сделала…
– Вероника, как ты все усложняешь. Я вышел прогуляться, заодно посмотрю на мальчишку. Плюс порадуюсь за то, что у тебя что-то начинает получаться в жизни. Даже готов помочь в твоих лучших начинаниях, совет дать, если попросишь. Так что на меня можешь рассчитывать. В какой-то мере, мы с тобой друзья. Или нет?
Спотыкаюсь от неожиданности.
Ничего себе. Первый раз такое слышу от Стаса. Чтобы успешный и благополучный Стас считал меня своим другом, а не человеком второго сорта? Правильно говорит, друзья «в какой-то мере». Что же это за мера такая?
– Согласна, Стасик. В какой-то мере – друзья. А в какой-то…
– Много думаешь, – качает головой Стас, – все проще, чем тебе кажется. Сейчас общаемся, потом – нет, поэтому сейчас дружим, а что потом – неизвестно. Время разводит людей. Но если надо, помогу тебе и подскажу. Объективный мужской взгляд на проблему никогда не помешает, а, дорогая?
До моего дома остается всего ничего, и я вижу Марка, сиротливо нахохлившегося на лавочке около подъезда. «Что же ты в подъезд не зашел, малыш? Заболеть пытаешься?», – сочувственно ругаю Марка про себя, и самой становится градусов на десять холоднее.
Надо бежать быстрее, пока ребенок не закоченел, а не трепаться со Стасом. Толку от наших разговоров? Я делаю вид, что моя личная жизнь наладилась, Стас верит – или делает вид, что верит. Глупое времяпровождение.
– Не помешает, советчик. До вторника, что ли?
– Да. Но если новости будут, звони раньше.
– Какие новости, Стас?
– Как – какие? По личному вопросу.
– А-а.
– Пока, – и легкий поцелуй в щечку.
– Ой, иди-ка ты со своими любезностями, – отмахиваюсь от Стаса. Час от часу не легче. Этот поцелуй – подтверждение того, что мы друзья, что ли? Замечательно.
Почти бегу к скамейке, на которой сидит Марк. Мальчик не смотрит по сторонам: разглядывает снег у себя под ногами. Он не видел Стаса, не видит, как я к нему бегу. Полностью погружен в свои детские – или уже не недетские – думки. О чем он думает? Вспоминает маму и младшего братишку? Или размышляет о своей жизни? Или решает, что попросит у папы за неплохое окончание четверти, если еще ничего не стребовал?
– Марк, не сиди на холодной скамейке, – говорю громко, и мальчик поднимает голову.
– Вероника Васильевна, – лицо его освещается радостной улыбкой, и тут же Марк чуть-чуть краснеет:
– Я немножко раньше…
– Я в курсе. Пойдем.
Но с Жужиком придется решать вопрос, и срочно. Иначе вероломный пес не даст нам заниматься с Марком: будет свистеть и вздыхать, возможно, даже исполнит целую симфонию из собачьих подвываний, охов и вздохов.
– Чай будешь? – спрашиваю я Марка, пока мы поднимаемся на второй этаж. – Голодный, наверно?
– Немножко, – признается Марк, – но мне чай нельзя.
– Ах, да… У меня есть печенье, – говорю мальчику, – чай… ну, печенье дам, а пока будешь есть, погуляю с собакой, хорошо?
– Я могу тоже погулять с вами. И у меня с собой есть пакетики с травяным чаем. Травы можно.
– Тогда вскипячу чайник, а там заваривай, что уж тебе можно, а с Жужиком погуляем в следующий раз. Ты и так надышался свежим воздухом, пока меня ждал на лавочке.
Заходим в мою небольшую квартирку, и Жужик встречает нас возмущенным лаем. Но Марк не боится пса, и тот затихает, подходит к мальчику и обнюхивает его.
– Видишь, гулять хочет.
Показываю Марку, куда нужно повесить одежду и поставить обувь, потом провожаю его на кухню и включаю чайник. Достаю печенье и чашку.
– Хозяйничай, мы сейчас.
Через десять минут мы с Жужиком возвращаемся. Понимаю, что Марк самостоятельно пошуршал по полкам – на столе стоит вторая кружка, а в ней – дымящийся напиток.
– Я вам тоже заварил, Вероника Васильевна. Это очень хороший травяной сбор, мы с папой всегда пьем. Там шиповник, мелисса. Папа заказывает специально. Я вам пакетик этого чая могу подарить, у меня много…
– Спасибо, – говорю я и сажусь к столу. Марк, не стесняясь, берет печенье и начинает болтать. Подпираю ладонью щеку и смотрю на него. Мой мальчик, который не смог родиться, если бы вырос, мог бы быть точно таким же…
Вот она – совсем другая жизнь. Жизнь скромной учительницы, в которой нет места красавцу Стасу. Может быть, местами скучная и неинтересная, но не теряющая от этого своего маленького света.
А чай действительно очень вкусный. Говорю об этом Марку, и он вдохновляется:
– Вероника Васильевна, вы бы знали, какой чай у нас бывает в церкви! Там и сок, и лимонад дают детям! А пойдемте со мной и папой!
– Куда, Марк?
– К нам, в церковь. Ну, не совсем церковь… Собираемся в большой квартире старейшины Беннета. Она о-очень большая. Там старейшина Беннет проповедует. Но если вы хотите, к вам могут прийти и старейшины домой…
– Стоп-стоп, Марк. Мне сюда никого не надо и вообще… я как-то не хочу никуда ходить.
– Но там же говорят о Боге! Вы не верите в Бога, Вероника Васильевна? – восклицает Марк.
– Это очень личный вопрос, Марк, – довольно строго начинаю я, но Марк трясет головой:
– Нет. Без Бога жить нельзя. Совсем нельзя, Вероника Васильевна. Я даже не знаю, какой бы была моя жизнь, если бы в ней Бога не было…
– Здорово, – а что тут еще сказать? – Давай-ка, Марк, оставим споры о Боге и пойдем заниматься.
– Вы верите, Вероника Васильевна, только никому не говорите. У вас глаза добрые – и грустные. Я точно знаю, еще в сентябре заметил…
– Наблюдательный какой, – усмехаюсь я, уходя в комнату. Только усмешку не получается сделать веселой.
В комнате первым делом закрываю ширмой ту ее часть, где стоят кровать и шикарный туалетный столик – почти единственная вещь, которая является постоянным напоминанием о моей прошлой жизни. Он очень красив и изящен, и в скромной обстановке квартиры кажется ярким павлином в стае голубей, но расстаться с ним почему-то выше моих сил. Я сама придумывала в свое время его дизайн, кроме того, парочка потайных ящичков (их мне подсказал услужливый создатель этого необычного туалетного столика) только делают его более нужным, ибо больше прятать с трудом заработанные деньги в маленькой квартире мне почти негде.
Сгребаю с большого стола у окна ворох тетрадей, убираю ноутбук, подхожу к книжному шкафу за тестами и диктантами. Марк располагается на стуле за столом, и скоро я сажусь рядом с ним.
Мы занимаемся с Марком чуть больше часа, во время которого постепенно перестаю думать о Стасе. Будто сегодняшняя встреча была не со мной, будто ее не было вовсе…
Марк уже начал застегивать куртку, как в моей прихожей раздается звонок, на который Жужик реагирует предсказуемым громким лаем.
– Папа пришел, – говорит мне Марк.
А вот к этому я как-то не была готова. Вся семья мормонов у меня дома. Это, знаете ли…
– Вероника Васильевна, еще раз здравствуйте, – вежливо говорит Роберт. Он стоит за дверью и не пытается войти. Конечно, я же не пригласила. Но желания приглашать его домой у меня нет. Выхожу за порог, Марк прошмыгивает мимо меня и встает рядом с отцом.
– Беги в машину, – говорит тот и протягивает ключи Марку, – я с Вероникой Васильевной поговорю.
– Хорошо, – Марк громко топает по лестнице вниз.
Деньги за занятия мальчик аккуратно отдает каждую нашу встречу. Достаточно щедрая сумма, больше, чем я прошу с учеников, а об успехах говорить пока рановато. Это я неделю назад озвучила Роберту. О чем еще говорить?
Он так не похож на Стаса. Стас носит кожаные куртки, Роберт – элегантное пальто, и каждый выверенный жест, каждый поворот головы говорит о породе и внутренней интеллигентности. Наверное, такими, как он, были дворяне в девятнадцатом веке, которыми так восхищался Бунин, мир которых оплакивал Шмелев в «Солнце мертвых» и к которым старался приблизить своих героев Чехов.
Воспитанные, тактичные, многосторонне образованные, стремящиеся что-то сделать для мира по своим силам. Элита русской интеллигенции.
И мормон. Нет, не вяжется это сюда.
Но Стас по сравнению с Робертом кажется не просто неотесанным военным, а просто дикарем. Мужественным, сильным, а еще жестоким и безжалостным, привыкший от жизни брать то, что хочет, но обязательно – самое лучшее.
Не повезло тебе, Вероника. Попала ты под дикарское очарование. Спишь и видишь, чтобы Стас прижал тебя в уголке своей кухни, развернул к себе спиной, так же, как сегодня, только откровеннее и циничнее. А потом опрокинул на стол, раздвинул ноги и жестко вошел сзади, пригибая тебя к столу и ни о чем не спрашивая.
