Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"

Автор книги: Инесса Клюшина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 30 страниц)

– Прямо сильно хочется заниматься? – Стас не верит в искренность моих намерений. Сидит и нагло улыбается.

– Очень.

– А вообще-то во время тренировок может быть больно, шишки, ушибы всякие – это не обсуждается даже, это точно будет. Рукопашка, Вероничка, дело малоприятное, и непривычному человеку…

– Да все понимаю, – дальше слушать страшные истории не имеет смысла. Я и так собрала в кулачок всю смелость, которая у меня была, чтобы сюда прийти.

Если бы ты знал, Стас, о накачанных татуированных парнях, которые, возможно, меня уже ждут около подъезда… Мурашки ползут по телу миллионами муравьев.

– Так Вероничка готова к боли, ушибам и другим гадостям? Можно даже что-то сломать или травмировать.

– Я повторять не буду, – отвечаю я, размышляя про себя, как попросить Стаса проводить до квартиры, не объясняя причины. Вымышленные враги меня очень занимают в данный момент.

Стас встает и чуть поводит плечами. Это ленивое движение так чувственно, что я, как обычно, опускаю очи долу. В смысле, не пялюсь на него. Берегу психику.

– Запомни ход и пойдем.

– Куда? – пугаюсь я.

– Елы-палы…Ну хоть в гостиную. Там ковер, в первый раз помягче будет.

– Какой первый раз?

Стас без предупреждения хватает меня и поднимает над полом. Ставит на ноги и глядит в мое ошарашенное лицо:

– А ты чего хотела? Привыкай. По-всякому бывает. Иногда и на полу с противником валяешься, иногда к стенке прижимает, а иной раз и в бараний рог скручивает.

– Э-э..

– Непонятливая Вероника. Хотела основ самообороны, чего тормозишь? Идем заниматься в гостиную. Будет тебе урок. Радуйся.

Глава 17

– Ничего себе, радуйся, – бубню я, идя следом за Стасом, – я не могу сегодня заниматься. У меня формы нет.

– Нормально, – Стас даже не поворачивает головы, – будут реальные условия. По-хорошему, в чем ты ходишь обычно, в том и надо учиться. На каблуках женщин тоже учат драться.

– И что, получается у них?

– Все получается у тех, кто тренируется, – Стас открывает дверь в просторную комнату. Какие комнаты в его квартире большие! Я то, считай, заседаю на кухне, в той, белой и с большой кроватью, была разок, да в шикарной ванной – пару раз. На этом мое знакомство с квартирой Стаса заканчивается.

Комната обставлена а-ля плетеная мебель, легкость и невесомость. Как сюда гармонично вписался большой плоский телевизор, никак не пойму. Но здесь действительно полно свободного места.

– Стас, а может, сегодня не на-адо, – скромно канючу я. Прямо как мои детишки перед двойкой в журнал, если я оценки выставляю на перемене, – я же не ожидала. Тогда бы морально подготовилась, форму там и прочее…

– А нападение вообще происходит неожиданно.

– Да? Ну ладно, – без боя сдаюсь я. Кому это надо, в конце концов, мне или Стасу?

На полу комнаты и правда ковер. Но он не похож на перинку или на татами – эти маты я видела, когда смотрела соревнования по карате по телевизору.

– Я что, падать буду прямо на пол?

Стас угорает надо мной:

– Прикинь, Вероничка, прямо сюда. Эх, что же я тебя в свою спальню не повел? Там у меня линолеум, вообще никаких ковров.

– Я уже согласна, – говорю быстро, а Стасу опять радость:

– А ты думаешь, там, на улице, тебе матрасик подстелют, когда падать будешь? Я в свое время и по снегу пузиком ерзал, и по асфальту тоже. Незабываемое ощущение!

– Представляю… – мой голос звучит не очень оптимистично, – я просто видела, что каратисты падают на маты, только и всего.

– Татами. Я тоже на татами падал когда-то. Поприятнее будет, чем на пол, это да. Но не смешивай спорт и жизнь, дорогая. В жизни все проще и больнее. Сейчас, минутку, – откуда ни возьмись появляется чистая бумага и ручка – их Стас достает из ящика стола, который отодвигает чуть позже в угол комнаты. Стулья тоже отставляются в сторонку. В комнате становится еще больше пустого пространства.

Недоуменно гляжу на сей презент.

– Мне записывать, правильно?

– Я бы посоветовал. Но – как хочешь.

– Хорошо, – пожимаю плечами я. Что-что, а конспектировать мы умеем.

– Присаживайся, – Стас кивком головы указывает на ковер под ногами. Доля секунды – и он совершает какое-то хитроумное движение и уже сидит на ковре, скрестив ноги по-турецки. Я же ковыряюсь довольно долго, чтобы присесть на тот же ковер. Поджимаю ноги под себя, усаживаясь на приличной дистанции от Стаса. Себе дороже садиться к нему близко.

А Стас пребывает в задумчивости, потому ерошит свои волосы. Ерошит долго и обстоятельно. Рубашка распахивается на груди, обнажая развитые мышцы и шрамы. Все как обычно, только уж слишком близко. Волос на груди у Стаса нет – прямо как у мужчин, фотографиями которых усыпаны рекламы в дамских журналах. Сидеть рядом с таким очень увлекательно. Если, конечно, занимаешься с ним чем-то другим, а не уроками рукопашного боя для чайников. А так приходится поволноваться, сколько же синяков останется на моем теле после занятия. Бугрящиеся мышцы Стаса внушают уважение.

– Тут одним урочком сыт не будешь, – изрекает Стас через минуту, – здесь бы, конечно, систематически. Слишком много информации, плюс отработать все надо…

Мне бы этот урок выдержать достойно, когда он меня лапать будет своими ручищами. Не потерять голову, когда со Стасом будем «валяться», как сам же сказал. А он – систематически! Скоро мои нервы взорвутся, ей-богу.

А валяться точно будем. Что я, Стаса не знаю?

– А можно без того, что я бы на полу лежала? Как-нибудь…теоретически?

Стас смотрит укоризненно.

– Вероника, все в жизни взаправду. Ты готова меня для начала хоть послушать-то, мисс учительница?

– Готова.

– Тогда не зажимайся и не гляди так испуганно.

Он железный, этот Стас. Сижу с ним рядом, и все плывет перед глазами, и давно пересохло в горле. Сидеть рядом на полу – это, знаете ли, не одно и то же, что сидеть за одним столом. Ближе, интимнее, откровеннее. Но Стас, видимо, не замечает, как я прячу глаза, только бы не смотреть на его незастегнутую рубашку.

Интересно, если я сейчас нападу на него и попытаюсь изнасиловать, он отобьется? Ой, Вероника, оставь свои дурацкие шутки.

– Значит, смотри, Вероничка… Что должна запомнить для любого случая при нападении. Во-первых, дыши. Не задерживай дыхание. Его может перехватить и прочее. Старайся дышать…

– «Дыхание – всегда», – старательно вывожу на листочке.

– Удары делаются на выдохе. То есть, когда наносишь удар, ты выдыхаешь. На выдохе же исполняются выходы из захватов. Но это все надо практиковать и прочее, ты пиши давай, потом покажу.

– Угу, – киваю я, уткнувшись в листочек.

– Во-вторых, для тебя, как для женщины, хорошее правило: не работай силой на силу, – гляжу на Стаса и недоуменно моргаю, а тот машет рукой, – сейчас объясню. Сама понимаешь, что у тебя сил меньше, чем у любого мужчины, и броски через бедро там, через плечо отпадают. Ты работаешь строго по болевым точкам. Покажу сам, и нужно выучить их. Болевых точек у человека много, но есть те, которые надо специально находить на теле, в смысле, именно знать, где они находятся точно, а есть те, которые найти легко. Вот их и покажу.

Записываю с умным видом: «работа по болевым точкам». Ставлю двоеточие и смотрю на Стаса, ожидая продолжения лекции. А тот меня разглядывает пристально, будто съесть хочет. Краска приливает к лицу. Терпи, Вероника. Тяжело в ученье, как говорится.

– Дальше… – тянет Стас, продолжая меня разглядывать. Как недобро смотрит, мамочки! Глаза отстраненные – задумался о чем-то. Но скоро вполне добродушная, даже смущенная улыбка появляется на его лице, и Стас опять ерошит свои волосы, даже ладонью проводит по лицу.

– Черт, столько всего, не знаю, как тебе систематизировать и рассказать.

– Как получится, – кашлянув, отвечаю я.

– Если бы я знал, что женщине буду объяснять все, я бы… Короче, слушай дальше. Дыхание, болевые… Да. Значит, по большому счету, как к тебе могут приставать. Разберем основные виды ситуаций. Могу просто подойти, начать говорить и никак не воздействовать, но это всегда перерастает во что-то, если ты не решишь дело миром и не избежишь нападения. Тогда могут за что-то схватить – я пока не говорю, за что. Могут нанести удар – опять не говорю, рукой ли, или ножиком, или еще чем, – я поеживаюсь, а Стасово повествование все страшнее, – бывает, используют электрошокер, пистолет…

– Ста-ас!

– И это еще не все, что я перечислил. Все за один урок пройдем, мадам, как считаете? Но ближе к теме. Затронем самое главное. Остановимся на захватах и ударах.

– Остановимся.

– Удары, – говорит Стас и делает паузу. Я склоняюсь над листочком.

– Неважно, рукой ли, ножом ли, палкой ли или чем еще. Сюда же можно включить и пистолет. У пули, как у кулака, и ножа, есть своя траектория. Траектория удара, – кулак Стаса медленно прочерчивает путь до моего живота. Полностью его рука до меня не дотягивается, конечно. С осторожностью смотрю на внушительный кулак Стаса.

– Что такое траектория удара, понятно?

– Да, – нервно сглатываю комок в горле.

– Траектории бывают разными, – Стас подвигается ко мне и садится напротив, в опасной от меня близости. Хочу благополучно отползти в сторонку, но вовремя спохватываюсь: как же это будет смотреться со стороны? Предельно глупо, ага. Потому не двигаюсь с места. В это время Стас показывает мне другой удар: ребром раскрытой и напряженной ладони он прочерчивает в воздухе что-то вроде полукруга, и медленно-медленно подводит ладонь к моему горлу. Гипотетический удар приходится ребром ладони прямо по горлу. Стас его не наносит – лишь отмечает точку, но я все равно дергаюсь.

– Допустим, сюда, в сонную артерию. Для отключки или еще хуже. Еще можно, кстати, массаж делать сонной артерии, несколько успокаивает при нужном раскладе. Что-то ты напряженная очень, сделать, что ли? – у Стаса опять свои штучки.

– Обойдемся без массажа, – сухо отрезаю я. Стас хмыкает.

– Я так и думал. Кстати, ножиком можно нанести те же удары, – откуда ни возьмись, у Стаса в руке появляется небольшой тонкий нож.

– Э-э. а… А нож откуда? – я шокирована таким фокусом.

– Дед Мороз подарил, – хищно улыбается Стас, – то же самое, смотри!

Прошлые удары повторяются, на этот раз с ножом.

– Они одинаковые по траектории, эти удары, видишь? И без разницы, что у меня сейчас в руке. Принцип один и тот же, просто у меня или есть нож, или его нет…

Или есть нож, или его нет – гениальная идиома, так подходит Стасу. Откуда достал, черт его знает, но достал же!

– Вижу, – послушно повторяю я. И все, что я вижу, настораживает. Вдруг мне встретится еще один, кто может так же лихо фокусничать с ножами?

А еще меня беспокоит нехватка воздуха и опасная близость Стаса: от нее-то и перехватывает дыхание. Я все еще продолжаю чувствовать то место на горле, которого коснулся Стас. Будто огнем жжет.

Да и общее самочувствие оставляет желать лучшего.

– Самое главное здесь – уйти с линии атаки. Линия. Атака. Видишь? – еще парочка движений, которые, отточенные до автоматизма и специально замедленные, смотрятся потрясающе красивыми. И очень возбуждающими.

– Линия атаки – и есть траектория удара. Тебе надо с нее уйти и отвести удар в сторону. Это будет твоя защита. Дальше обязательно атаковать – это твое нападение. Программа минимум – хотя бы уйти с линии атаки, ясно? Тогда избежишь удара. Он получится в никуда, в пустоту: тебя-то там уже нет. Но если одного удара избежишь, это не значит, что второго не будет, поэтому атаковать нужно сто процентов. Ударить чем придется по болевой точке. Выиграешь несколько секунд, если ударишь как надо – побольше. Потом быстро убегаешь и орешь при этом «Пожар!». Запомнила? Не «Убивают!» и прочее, а «Пожар!». На пожар люди точно высунутся из домов. На «Помогите!» и «Убивают!» – не факт. Привлекаешь внимание и ретируешься.

Еле успеваю записывать за Стасом. На словах-то все ясно, но вот на деле как это все организовать – и защиту, и нападение? Кроме того, «литтера скрипта манет» – написанное слово остается, как говорили древние. Еще конспектирование очень отвлекает от нескромных мыслей и успокаивает мое бешено бьющееся сердце.

Смотрю искоса на Стаса, как можно незаметнее. Этот в своей стихии. Глазенки горят, готов поделиться знаниями. Подавляю тоскливый вздох. Вот счастливый человек! А мне сейчас ох как нерадостно.

– Болевые точки, значит. Что по ним, дорогая. В пах не бей, если не уверена. Это, конечно, эффективнейшая болевая точка и все такое, но если промахнешься – только разозлишь мужика. Вообще запомни – в любом случае нужно бить очень уверенно. Очень. Иначе удар будет слабеньким или смажется. Если ты стоишь впритирку, и коленом можешь достать пах, и ноги у мужика раздвинуты, то отлично. Если на расстоянии – вообще не советую, поняла?

– Да, – продолжаю краснеть я.

– Болевые… самые простые точки. Глаза. Надавливание на них может привести к остановке сердца, да и сами глаза можно выдавить, – Стас наслаждается производимым эффектом: меня чуть не передергивает, – как говорится, самый лучший способ защиты – это пальцем в глаз. Проходят специальные тренировки, и спецназ…

– Ста-а-ас! Поняла я все, дальше!

– Это делается вот так. Закрой глаза, – большие пальцы Стаса уверенно ложатся на мои веки, в то время как все остальные пальцы придерживают мою голову в районе висков, – сюда – и сильно нажимаешь. Не жалей. Ясно?

– Ясно, ясно, – Стас не торопится убирать свои пальцы, которые неспешно перемещаются по моим волосам за ухо. Еще миг – и я вскрикиваю от боли: Стас нажимает на какое-то ему одному известное место.

– Это запоминать не будем, сложно найти, тренироваться надо, – загадочно и чувственно тянет Стас, а у меня мороз по коже, и тут же становится жарко. Чуть закусываю губу, чтобы сохранить ясное сознание, и аккуратно убираю голову из рук Стаса.

– Запишу сейчас, – неумело оправдываюсь, но Стас уже прекрасно разглядел мое смущение.

– Можешь оглушить сначала противника, а потом еще посерьезней удар нанести. Это мы все сидим на болевых точках головы, пометь там себе. Оглушить, например, можно так: ударяешь человека по кончику носа. Там полно нервных окончаний. Сразу шок, слез море, но главное – потеря координации. За это время можешь сориентироваться, звездануть в солнечное сплетение еще, для профилактики, и драпать во все лопатки.

– Очень понятно объясняешь, доступным языком, – я все еще пытаюсь шутить.

– Какой доступно, тебя еще надо научить, как кулак складывать и бить правильно, чтобы себе ничего не повредить. Записала? Еще из шокирующих ударов. Складываешь пальцы лодочкой, смотри, чтобы все были прижаты, будто водичку черпаешь, и со всего размаху трескаешь по уху. Противник оглушен, звон в ушах, в это время бей в солнечное или еще куда и смывайся.

– У тебя, наверно, хорошие учителя были, да, Стас? В красках все описываешь, – и Стас на секунду мрачнеет.

– Много у меня чего было. Пиши давай. Выучишь, потом мне экзамен сдашь.

– Только тебе я еще ничего не сдавала…

– Все бывает в первый раз, а, дорогая?

– Не все, как оказывается.

Стас нагло посмеивается:

– Но это будет точно, я тебе обещаю.

– Если приду в короткой юбке и в декольте, поставишь свой экзамен автоматом, препод?

– Если сама разденешься при этом – поставлю. И тебя поставлю…

– Объясняй дальше, учитель, не отвлекайся! – я уже красная, как рак, или еще нет? Сама виновата – зачем такими провокационными вопросами щекочешь нервы? Не залезай, Вероника, на чужую территорию, сколько раз повторять. Там кое-то ориентируется свободно, а ты застрянешь на первых шагах. А все потому, что этому ничего не стоит снять с себя одежду и улечься с любой красоткой, а вот ты, милая, не из таких. И ничего не поделаешь. Так что привыкай.

Стас заинтересованно на меня поглядывает. Небось, вдохновился уже близким экзаменом. Кто же тебя, Вероника, за язык тянул, скажи?

– Ты больше рассказывать как? Будешь? – я переворачиваю листок, беру ручку, которая выпала из моих рук, когда Стас водил руками по моей голове, и делаю вид самой прилежной ученицы.

– Давай дальше, – соглашается Стас, но прищур его глаз волнует меня все сильнее. Чувствую, как сердце глухими толчками бьется в груди часто-часто. Поднимаю руку и провожу по лицу. Глаза Стаса засекают каждое мое движение.

– Другие болевые точки, – легко говорит Стас, не отрывая взгляда от моего лица, – висок. Тонкая кость, вплоть до смерти, но там сподручнее, чтобы у тебя что-то было в руке острое, а лучше тяжелое – ключи ли, или еще что-то. Пока остановимся на этих болевых на лице. Повторяю, что их вообще много, но информацию для начала дозировать надо. Иначе ничего не запомнишь.

Энергично киваю в знак согласия. Мне и этого хватит на первое время.

– А теперь вставай, остальные болевые на теле покажу. Пока можешь не записывать, допишешь потом.

Неохотно откладываю листок с ручкой, но подниматься с пола не тороплюсь. Если встану – значит, точно будет кидать меня на пол. Не маленькая уже, понимаю, что к чему. И пытаюсь оттянуть как можно дальше момент собственных падений. А для этого у меня имеется сложный вопрос, который уже давно не дает мне покоя.

– Стас…я вот спросить хотела…подожди!

– Ну? Спроси, раз хотела, – спокойно отвечает Стас, только глаза весело поблескивают.

– Это все очень хорошо: линии атаки, удары там всякие. А вот что мне делать, если я все это забуду? Забуду – и все!

– В смысле?

– Если потеряюсь и не смогу…

– Ты о шоковом состоянии? – уточняет Стас, – Да, есть такая тема. Несколько видов шока. Это или суетишься, или тормозишь. Есть стадии шока. Встрянешь в ступор – вообще хреново. Но, по большому счету, все туфта на самом деле.

– Как – туфта? Это физиологический процесс, между прочим, – обижаюсь я. Стас-то, наверное, привык к опасности, насколько к ней может привыкнуть человек. А я – нет. Впервые мне приходит в голову мысль: все, что сейчас мне показывает Стас, может оказаться бесполезным, если я растеряюсь. Замру и перестану двигаться, или наоборот – почувствую настоящую панику, и тут уже не до приемов будет.

– Как с этим, Стас? Может, мне не нужно тренироваться? Зачем? Я же все равно не смогу защититься от таких, как ты…

– Кто сказал? Это ты сама сказала, – Стас улыбается одними уголками губ, а в глазах – сожаление, – сама себе границы ставишь, разве не видишь, Вероничка? Живешь в границах. Не смогу, забуду… конечно, не сможешь. Ты же веришь в победу. Кто там говорил, что человек – это то, во что он верит? Я забыл. Плюс Вероника просто верующая, правда? – подмигивает мне Стас.

Я старалась не разговаривать на подобные темы, но он каким-то шестым чувством догадался, что к чему. Хотя чего уж тут догадываться? Сидит баба на кухне, исключительно с ним в шахматы играет, на него, соблазнительного, не смотрит. По идеологическим соображениям, возникает первая мысль. А какие могут быть идеологические соображения? Например, религиозной масти.

Или все еще проще, чем мои рассуждения?

Стараюсь на Стаса не смотреть. Он прав, и мне стыдно. А тот продолжает издеваться:

– Что там верующие говорят, а? Все так, как Бог захочет? Тогда бояться глупо, – но вдруг интонации голоса Стаса меняются, превращаясь в немного грустные и понимающие, и я даже вздрагиваю от непривычки, и странное ощущение появляется в груди. Оно растет и ширится, перекрывая мое возбуждение, кажется, еще немного, и я пойму что-то очень важное. То, что упустила, когда внутренне, чисто интуитивно, решала для себя, как отношусь к Стасу.

– Да все понятно, дорогая. Боятся все. Я тоже боюсь. Но…блин, не знаю, как объяснить словами. Понял твой вопрос, дай подумать…

Некоторое время Стас молчит, прикрыв глаза. Я даже двигаться боюсь, затаив дыхание, жду, что скажет Стас.

– Когда я был совсем зеленым, мой Командир однажды рассказал историю из своей жизни. Это, кстати, к твоему вопросу о границах и верю-не верю в себя. Один танк. В нем – он и еще несколько человек. Отбились от своих. А дело в Чечне, в Первую кампанию. Как получилось так, Санчо не объяснял. Въезжают в какой-то аул по ошибке, ищут дорогу к своим. В ауле – засада. Окружили со всех сторон. Плюс там и серьезная техника, не вот тебе, сто чеченцев с калашами окружили.

– И что дальше?

– Дальше? Дальше они прорвались. Мне Санчо сто лет назад рассказывал, как они прорывались, я не помню, и подробностей не помню. Только у них был минимальный шанс, понимаешь? Мягко говоря, вообще никакого. Но они ушли оттуда, и джигитов побили. Они не захотели становиться жертвами. Потому что сначала битву ты проигрываешь в голове, а потом уже – в жизни.

– Да, но…

– А в Великую Отечественную сколько было таких побед? А Атака Мертвецов в Первую Мировую, когда на наших газовую атаку немцы испытывали, да еще куча всего было? Нужно с собой все решить сначала, чтобы в бой идти. Вы не проходите ничего по литературе с детишками из этого? Ты че там в школе делаешь, Вероника? Песни поешь?

– Да, у нас есть…

– А если есть, так в чем дело? Сама еще не поняла ничего?

Отповедь Стаса откровенна и жестока, как и многие его слова. И самое обидное: говорит ведь правду. Одно дело – рассказывать обо всех превратностях войны, стоя у школьной доски, и другое – почувствовать на своей шкуре.

– Ты прав, Стас, – говорю я, не поднимая глаз. Он меня только что по стенке размазал и ковром завесил.

– О-о, твою мать, она сейчас заплачет, – в голосе Стаса ни капельки сочувствия, только жесткая уверенность человека, прошедшего через многое и кое-что вынесшего для себя.

Вот почему у него все получается. Правильно рассуждает: границы. Их у него нет. А у меня их слишком много. Границы и страхи…

– Даже если тебя загнали в угол, у тебя всегда остается выбор: стать жертвой или не стать. И драться до последнего, даже без надежды на успех. Просто отстоять…честь, достоинство. Должна быть великая идея. Например, нужности твоей жизни в этом мире. Или нужности жизни тебе лично. За Веру, Царя и Отечество, как говорится. Сечешь, о чем я?

– Д-да…

– Дорогая, не реви только. Будем считать, что психологический аспект рукопашного боя я тебе вкратце изложил. Держи это в голове всегда. Действует правило и по жизни отличненько.

Реветь я не реву, но нелицеприятные вещи о себе выслушивать тоскливо. И уже сама поднимаюсь с ковра, без всякого приглашения. Пора заниматься.

– Смотри-ка, какая быстрая стала, – вновь подкол Стаса. Он тоже встает.

В глубины кухни тихонечко тренькает телефон.

– Постой пока, – бросает Стас и бегом бросается туда, а я с облегчением вздыхаю. Ничего себе уроки!

Стас быстро возвращается, но к этому времени успеваю проглотить свою обиду, отдышаться и принять прилично-безразличный вид. Я готова к новым свершениям, и даже падения на ковер уже не пугают.

– Через полчасика приедет мой знакомый, так что сегодня покажу немного, а все остальное – на потом. Лады? – просвещает меня Стас. А потом снимает рубашку. Вообще снимает.

– Ну, вставай в правильную стойку…

– Оденься быстро, – сиплю я. Мускулистые руки и торс, кубики мышц на животе. Смотреть на такое я уже не в силах.

– Вероника, рубашка мешается, под ней ничего не увидишь. Я тебе именно на теле болевые хотел показать, – Стас сама невозмутимость. И только по глазам его вижу – все делается с умыслом. Издевательства продолжаются.

Возможно, что так просматриваться все будет лучше. Может быть, ему удобнее. Закусываю губу и силюсь сохранить остатки самообладания, вопреки сильно бьющемуся сердцу, пересохшим губам и неожиданной слабости во всем теле.

Оказывается, я весьма везучая. У подъезда ждут накачанные ребята, здесь – полуголый красавчик Стас. Да, еще не забыть интеллигентного весельчака Роберта! Одни мужики везде окружают. Вероника, у вас все шансы на успех! Хотя бы в одном месте, да получится. Главное – обойти татуированных, а здесь я подавно разберусь.

– Может, все-таки оденешься? – прошу уже без надежды на понимание. Стас бросает ножик на ковер и продолжает глумиться:

– Наша Вероничка что, стесняется? Ой, перестань, моя прелесть! Все ради знаний. Исключительно, – и Стас встает от меня на расстоянии вытянутой руки: он сам ее и протягивает, и чуть касается пальцами моего плеча.

– Вот, смотри. Правило раз: держи дистанцию. Если ближе, сама соображай, удары и захваты замечательно пройдут, так что не подходи ни к кому особо близко. Если дальше, то, естественно, я до тебя дотянусь только ногой, но руки в бою, на мой взгляд, более мобильны. Когда ногу поднимаешь, опоры меньше, и можно легко подсечь вторую. Равновесие теряется, легко падаешь, а это ничего хорошего. Старайся не доводить все до партера, Вероник, услышала? Нет, ногами бить каратешные или тейквондошные удары на улице не вариант, даже их не рассматривай…

– Я их и не знаю…

– А, черт! Забываю, что ты новичок, пардон. Привык со своими спорить. Короче, стойка, – Стас чуть сутулится и отставляет одну ногу назад. Он не застывает в этом положении, немного двигается, поигрывает мускулами. Поднимает руки к голове, – защищай голову, поняла? Если в живот двинут, ничего приятного, конечно, но может повезти, и ты останешься в сознании. А по кумполу – вообще дело дрянь, отключка и прочее. Затылочная часть, виски… Помнишь?

– Д-да, – старательно отвечаю я, пытаясь сфокусировать свое внимание на объяснениях Стаса, а не на его мощной груди. Надо тоже раздеться, мелькает в голове. Ну, хотя бы снять свою скромную трикотажную кофточку с таким же скромным вырезом. Посмотрим, как тогда товарищ учитель будет складно рассказывать свой материал.

А что ему, думаю тут же. Мое тело вряд ли впечатлит такого избалованного. У кого в любовницах прекрасные русалки, вряд ли голову повернут в сторону мелких рыбешек.

– Зайка, ты меня слушаешь? Следующая болевая – шея, а там, кроме сонной артерии, кадык, или адамово яблоко – запоминай, как хочешь.

– Шея, – повторяю рассеянно, – сонная артерия и адамово яблоко. Мне бы записать, Стас…

– Да хоть зарисовать. Только позже. Дальше… Ну, подключичные ямки ладно, не запоминай. Вот в эту впадинку очень удобно засовывать ножик, – Стас берет мою руку и поднимает ее к своей шее. Место находится чуть ниже адамова яблока. Стас крепко держит мою кисть и сам подводит ее к этому месту. Указательный и средний пальцы упираются в ямку у него на шее, и я чувствую под пальцами горячую кожу Стаса.

– Здесь, – Стас пристально смотрит мне в глаза.

– Поняла, – почти беззвучно отвечаю я. Хочу добавить по привычке «Стас, пусти!», но почему-то не могу этого сказать.

– Дальше по болевым, – Стас не отпускает мою руку. Напротив, прижимая мою ладонь к своей груди, ведет мои пальцы по своему телу вниз, останавливая в районе сердца. Кожа у Стаса горячая и гладкая, и я чувствую наложенной на грудь ладонью, как бьется его сердце. Бьется быстро, быстрее, чем положено в спокойном состоянии. Пытаюсь сжать руку у кулак, и подушечки моих пальцев задевают твердый сосок. Ошарашенно смотрю на Стаса, в непроницаемые глаза и на жестко поджатые губы. Видно, тоже не совсем равнодушным оставляет его этот беззастенчивый урок с раздеванием. Дыхание перехватывает, я сильнее прикусываю губу и давлю судорожные вздохи.

– Печень. Здесь, ближе к ребрам, а не там, где живот, – слова сейчас даются Стасу с трудом. Он медленно перемещает мою ладонь по своему телу, останавливая ее справа под ребрами.

– Здесь – солнечное сплетение. Идеальный вариант для удара. Тут – поджелудочная и селезенка. Они здесь, в противоположной от печени стороне, – моя ладонь с помощью его руки продолжает путешествие по телу Стаса. Потом он уверенно уводит ее вниз, останавливая там, где находится ремень джинсов.

– А вот сюда не бей. Только кишечник, ничего серьезного. Неприятно, больно, но как болевую точку, которая дает мгновенный результат, я бы ее не стал рассматривать.

У него еще мозги соображают? Мои-то вмиг расклеились. Хочется закрыть глаза и осесть на пол, чувствуя, что тебя прижимает к полу это сильное тренированное тело. В низу живота подобные желания тут же отдаются болезненным спазмом.

Уберу-ка я руку подобру-поздорову. И вообще, надо уже того…домой.

Но Стас будто читает мои мысли: на долю секунды раньше освобождает мою ладонь, и я, облегченно вздохнув, отдергиваю ее.

– С точками на теле, вижу, мы разобрались, – самодовольная усмешка на лице Стаса меня раздражает до дрожи. Вы посмотрите на этого…этого! Даже слова не подберу. Значит, так веселятся бравые военные? Козел. И лучше не скажешь.

– Что-то я увлекся, – Стас покашливает и делает шаг назад, но лицо непроницаемое, и что он думает, я до сих пор не могу понять, – давай по приемам уже пройдемся.

– Угу, – сказать что-то большее у меня нет сил. Значит, вот ты какое, состояние шока. Стас советовал великую идею приобрести. Убить Стаса за все мои унижения – лучше этой идеи сейчас придумать сложно.

Делаю несколько глубоких вздохов. Держись, Вероника. Стасу, наверное, тоже несладко, заигрался он в Казанову.

– Дышать будешь после, – тут же комментирует мои действия Стас, – покажу для начала один прием с пробиванием солнечного сплетения, – сформируй кулак. М-м… сожми, короче.

Я привычным движением исполняю его просьбу и показываю, что получилось.

– Не так. Сжимаешь неправильно, как все женщины. Ты свой палец выбьешь в два счета, когда будешь наносить удар. Смотри и запоминай, – и пальцы Стаса аккуратно перемещают мой большой палец на фаланги указательного и среднего и крепко сжимают мой кулак. – Вот такой рукой будешь меня сейчас бить сюда, – Стас показывает на нужную область на своем теле.

С удовольствием исполняю Стасову просьбу. Я не церемонюсь и не жалею его, бью максимально резко и без предупреждения. Пусть хоть случайно получит от меня. Больше возможность вряд ли представится.

Я бы вписалась прямо лицом в пол, не придержи Стас меня за руку. А так опускаюсь на ковер очень плавно и почти безболезненно. Немного задела плечом об пол, но это, как подозреваю, пустячок.

– При падении я подстраховал, чтобы не упала, – Стас резко тянет мою руку вверх, и я оказываюсь на ногах. Потираю ушибленное плечо и дико озираюсь по сторонам. Такого мы не ждали…

– Выдаешь себя с головой. Не смотри на то место, куда хочешь бить. И кулак заранее готовишь, отводишь в сторону. Все по тебе видно: когда бьешь, куда бьешь… Но это типичная ошибка новичков, над ней работать долго. Я тебе на будущее говорю, вдруг захочешь стать Умой Турман, – объясняет Стас, чуть прищуриваясь и разглядывая меня с головы до ног.

– Н-не захочу.

– Брось. Это затягивает.

– Ты же мне все равно не разрешишь у тебя на тренировке постоянно заниматься.

– Нет, зайка. Пока только здесь, со мной. А дальше – посмотрим, – говорит Стас подозрительно ласково. И тут же меняет тон на деловой и рассудительный, – сейчас разберем уход с линии атаки. Я бью тебя в солнечное сплетение. Куда ты должна уйти?