Текст книги "Работа над ошибками (СИ)"
Автор книги: Инесса Клюшина
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
И все же, вопреки всем логическим доводам, я вновь и вновь иду в гости к Стасу вечерами на шахматы. Как наркоман за новой дозой. И кажется, мне уже хочется ощущать, как остренькие иглы желания покалывают тело и голова идет кругом, когда напротив тебя, совсем-совсем близко, сидит самый желанный мужчина на свете. От него всегда пахнет хорошим одеколоном, и часто рубашка расстегнута на груди…
– Нравится, – говорю я тихо. Роза Андреевна внимательно смотрит на меня.
– Понятно, – вздыхает она. И больше ничего не спрашивает про Стаса, возвращаясь к насущному.
– Кофе? – не дожидаясь ответа, кладет мне ложечку в стакан, – Так вот, Вероника. Дело твое печальное. Но не бери в голову. Может, очухается Ленка, поймет чего-нибудь. Может быть… Пока затаись и гляди в оба. Обещала ребенку – обещания выполняй. Никуда и никому, и боже упаси к нашей психологичке, которая только называется психологом. Раструбит на всю школу, подключит всех и вся. Нам этого не нужно.
– Да, я тоже так думала, – соглашаюсь я.
– И я сама посмотрю. Незаметненько, конечно. Может, само утрясется…
– Ох, не знаю…
– Вероник, что бы мы ни делали, пойми: чужая жизнь – это всегда чужая жизнь. Это ее судьба и ее выбор, если снова начнет заниматься проституцией. И тут не помогут даже мама с папой. Если честно, то, что ты мне рассказала о вашем разговоре, навевает очень нерадостные мысли о Лене. Есть такие девочки, которым нравится эта жизнь. А своей головы на чужую шею не приставишь…
– Не приставишь… – эхом повторяю я. Роза Андреевна гремит ложечками, добавляет сахар в кофе, открывает коробку с конфетами – стратегические запасы, оставшиеся со Дня учителя. И мы говорим о репетиторстве, об осени, о конце первой четверти – о чем угодно, но больше не возвращается к разговору о Лене. Нельзя больные темы мусолить бесконечно.
…Я вижу, как Лена хочет подойти к моему столу и внутренне подбираюсь для разговора, как ее опережают три смеющиеся девочки. Моя талантливая Яночка, Анечка и Кристина. Анечка, к слову, тоже пишет стихотворения. Они очень грустные и депрессивные, и вообще девочка как-то заявила, что она готка, и покрасила волосы в черный цвет. Сейчас «готскость» немного сходит со светлых прядей Анечки, но подводить глаза черным она пока не перестала. Недовольно кошусь на накрашенные глаза Ани, и девочка делает извиняющееся лицо:
– Вероника Васильевна, ну не смотрите так, пожалуйста…
– Она больше не будет, – фыркает Кристина. Анино лицо еще более извиняющееся, но расстаться с новым увлечением выше ее сил, она готова даже пострадать за свою веру. Страдальцев мне здесь не нужно, пускай это само рассосется, тем более, я намекнула Ане, что черный цвет ей вообще не идет и ее не красит. Остальное – вопрос времени и жизненных ситуаций. Воистину, уж лучше пусть готка, чем на дорогу…
– Вероника Васильевна, я взяла уже в библиотеке «Преступление и наказание». Фильм уже по нему посмотрела, прочитала полкнижки, – Кристина, как всегда, впереди планеты всей. Не отличаясь особыми талантами, эта пухленькая рыжеволосая девочка отличается недетским упорством и сознательностью. Рыжие кудряшки раньше всех можно увидеть в библиотеке, музеях и театрах, а если Кристине зададут что-то выучить, это будет выучено так, что мало не покажется.
– Не сомневаюсь: ты уже все сделала, – улыбаюсь я, и теперь фыркают Яна с Аней. Но я смотрю не на девочек, а на выходящую из класса Лену. Сегодня она уже не подойдет. Расслабляюсь внутренне, хотя это и несколько недостойно. Лишь время оттягиваю, а поговорить придется все равно. И что же она скажет?
– Мне почему-то не нравится, Вероника Васильевна, – говорит Кристина, – Я так поняла, что Достоевский написал роман, чтобы идею свою изложить. А о жизни девятнадцатого века так, поверхностно. Хотелось еще о жизни того времени почитать, о реальной жизни…
– А Достоевский действительно написал эту книгу, чтобы раскрыть идею наказания за преступление. Но если хочется ее почитать о том времени, можешь взять в библиотеке книгу Всеволода Крестовского. Называется «Петербургские трущобы». Там все заканчивается довольно грустно и очень жизненно, и злодеи не наказаны, – незаметно вздыхаю.
– Петер-бург-ские…тру-що-бы… – Кристина записывает название книжки в дневник.
Шум отвлекает всех нас, и мы вчетвером смотрим на дверь.
Сначала, стукнувшись о дверной косяк, в дверь пролезает большая доска. Ее несет Роберт Евгеньевич, а Марк идет за ним следом, волоча по полу ящик с инструментами.
Да неужели? Я уже начала терять надежду. Сколько встречала таких родителей – и наобещают, и подарочков надарят, а все без толку. Девчонки переглядываются. О парте помнят все.
– Ну наконец-то, – тянет нетактичная Анечка, и все с любопытством смотрят на папу Марка. Он отвечает обезоруживающей улыбкой и кладет доску на пол.
– Здравствуйте, Вероника Васильевна, – говорит Роберт Евгеньевич, за ним вторит и Марк, стесняющийся старшеклассниц.
– Здравствуйте, – официально отвечаю я.
– У вас есть время, или вы мне, может, ключи оставите? Я быстренько…
– Да, конечно, – киваю царственно, – сломанная парта – в углу.
Но Роберт Евгеньевич и сам видит, он уже идет к парте. Марк – за ним следом, стараясь не смотреть на ухмыляющихся девчонок. Улыбаются они по-доброму, эти девочки не злые, просто тема парты стала слишком актуальна в последнее время именно у моих десятиклассников ввиду разных контрольных и тестов. Но улыбки пугают Марка, он старается на девочек не смотреть. Понимаю теперь, что уверенно он чувствует себя лишь в своем классе, да и то – не полностью. Хорошо, примем к сведению.
– Все, хана Андрюхе. Не спишет больше у тебя, – торжествующе говорит Кристине Аня.
– Да, вот ему сюрприз будет завтра, – поддерживает их Яна.
– Вероника Васильевна, а проведите завтра контрольную работу, – просит Кристина, – замучил совсем он списываниями. Хотя вы ему на балл в тот раз оценку снизили, он все равно три получил…
– Ну и пусть порадуется тройке. Тебе жалко, Кристин?
– Не жалко, Ян. Но надоел своими подглядываниями. Как еще не окосел, не знаю…
Минут через пять девочки уходят, а Роберт Евгеньевич продолжает работать. Он уже снял сломанную крышку и прилаживает к парте новую. Марк стоит рядом и смотрит, что делает отец, иногда подавая ему то, что он просит. Такие милые оба.
Я смотрю на потрепанные джинсы и серый джемпер отца Марка, на Марка в школьной форме, и отмечаю пресловутым женским взглядом, что и отец, и сын одеты хоть и чисто, но несколько небрежно, и невооруженным взглядом видно отсутствие женщины в их семье. Неужели никого не нашел за два года? Наверно, очень любил свою жену…
– Я отойду ненадолго, – говорю я, вставая из-за стола, – если закончите без меня, прикройте дверь, хорошо? А я потом подойду.
– Хорошо, Вероника Васильевна. Нам немножечко осталось.
Ухожу – и словно бегу с поля боя. Не совсем комфортно быть рядом с Марком и его отцом. У меня ощущение, будто лезу не в свое дело и не имею права присутствовать при слаженной работе двух мужчин – большого и маленького. Нет, совсем съезжаю с катушек. Это все после нашего прекрасного вечера со Стасом, так неуместно закончившимся в его квартире. Стас несколько раз звонил мне на этой неделе. Трубку я не брала. Первые разы – специально, последний – просто не успела. Теперь если я позвоню, а он трубку не возьмет, то не знаю, во что превратится после этого моя жизнь…
Выхожу из класса – и тут же нарываюсь на Нину Петровну. Что, в засаде сидела? Не иначе.
– Здравствуй, Вероника, – чуть ли не поет она медовым голосом. И придется это слушать, сейчас не сошлешься на скорый звонок на урок или срочное дело к директору.
– Добрый день, Нина Петровна.
– Как ваш десятый? Учится?
– Да как обычно, – не десятый мой тебя интересует, знаю прекрасно.
– Слышала, к вам этот сектант пришел делать парту? – вот это поближе к реальности будет. И как узнала про Роберта Евгеньевича, ведь он только недавно зашел? Чудеса.
– Делает сейчас, – отвечаю небрежно.
– Какой ужас, правда? Люди сами себе придумывают немыслимые веры, чтобы потом что-то доказать миру. Мол, я прав, а вы все неправы… – поднимаю глаза к потолку. Нину Петровну хлебом не корми – дай помиссионерствовать. Да уж, она составит всем сектам конкуренцию, а мормонов и вовсе за пояс заткнет.
– Меня не волнуют его взгляды на жизнь, если честно. Главное, что он парту пришел делать и сына своего любит. Остальное не касается, – предпринимаю марш-бросок мимо Нины Петровны, но оказываюсь в окружении. Так просто она меня не отпустит.
– Но воспитывать ребенка в такой вере! А вроде бы приличный человек, врач, представьте себе. Говорят, даже очень хороший. Моя соседка ребенка у него лечит. Народ, говорит, валом валит к нему, с других участков идут. Не пробьешься на прием. И никого не волнует, какой он религии, понимаете?
– Конечно, – я откровенно улыбаюсь. Ну сколько можно? Успокойся уже. Его сына учу я, и никаким боком он к тебе не относится.
– Ой, такого про него наслушалась, – Нина Петровна аж руки прижимает к сердцу. Все, жди первого акта пьесы. – Жена у него была красавицей. Фотографию видели у него в кабинете. И сынок маленький был, годика три, что ли? И что вы думаете? Машиной сбило. И ребенка, и жену. В Петербурге, говорят. И сбил какой-то крутой. И он ушел бы от ответственности, если бы не…не эта секта. Там тоже, видно, люди серьезные имеются. Посадили все-таки. Ох, какая-никакая польза.
– Да, – отвечаю я. Меня начинает трясти. Пора ретироваться, и это не обсуждается.
– А секта его…говорят, они многоженцы! Представляешь, Вероника? – Все, это последняя капля.
– Вы можете это уточнить, Нина Петровна. Он же у меня парту сейчас делает. А пойдемте к нему и спросим об этом…
Нина Петровна машет на меня руками.
– Чтобы я еще с сектантом разговаривала? Я православная, и этого не потерплю!
– Ладно, как хотите, – ретируюсь очень быстро, еще до того, как Нина Петровна успевает открыть рот и разразиться новым потоком оскорблений. Уходить мне, кроме своего класса, уже некуда, но я скорее предпочту общество мормонов патетике Нины Петровны.
Марка в классе нет, лишь Роберт Евгеньевич сидит за партой и просматривает какие-то бумаги.
– Решил вас дождаться, – улыбка на его лице такая добрая и открытая, – оставлять как-то ваш кабинет без присмотра не хотелось. Куда переставить парту?
– Вот сюда, пожалуйста, – показываю я на первый ряд. Многоженство – интересная тема, а я очень любопытна.
– Благодарю вас.
– Вероника Васильевна, это вам спасибо, что так долго ждали. Работа…
– Да, мне тут много рассказали о вас, – не могу не улыбаться в ответ. Представляю, почему к нему, кроме всего прочего, идут все. Добродушный такой…
– Ну, это бывает, – он не перестает улыбаться.
– Говорят… – замолкаю. Зачем спрашиваю? Мне прямо так важно.
– Что? – улыбка не сходит с его лица. Он ни капельки не смущается ни своей веры, ни всяких слухов, связанных с ней. Чувствую невольное уважение к этому человеку, и хочется поговорить с ним подольше. Сажусь за свой стол, а отец Марка садится рядом за парту.
– Говорят, у вас, мормонов, распространено многоженство.
Роберт Евгеньевич закидывает голову и смеется.
– Ой, какое многоженство сегодня…Сегодня бы одну жену обеспечить, да? Ну, к слову, Вероника Васильевна, такое было и есть. Но не в России. В Америке, в штате Юта, до сих пор живут некоторые последователи, но это другие мормоны. Те, кто остались многоженцами. Но остальные – нет.
Так. А Америка здесь при чем? Я, как истинная патриотка, вмиг настораживаюсь.
– А что, в Америке тоже есть мормоны?
– О! Их по всему миру полно. Но сама религия родилась в Америке. Именно там Джозеф Смит продиктовал перевод Священного Писания…
– То есть вы не христиане?
– Почему же? Мы читаем Библию наряду с Книгой Мормона. Книга Мормона – дополнение к Библии.
– Понятно…
Нет уж. Не верю я религиям, родившимся а Америке. Ну такая вот я противная.
Внимательно разглядываю Роберта Евгеньевича. На дурака или зомбированного вроде не похож. Хотя кто знает?
– Да ладно вам, Вероника Васильевна, – отец Марка спокойно встречает мой недоверчивый взгляд, – Я всегда считал, что неважно, какую религию исповедует человек. Главное, чтобы сам человек был хорошим и делал добро миру.
А вот это правильно. Может, зря придираюсь?
– А чем эта религия лучше православия…католичества, протестантизма? – напоследок задаю вопрос.
– Запретов больше, – отвечает отец Марка, – четче прописаны нормы поведения, что ли… и очень хорошее окружение, что немаловажно, – глаза Роберта Евгеньевича грустнеют.
Да, про поддержку вашей церкви мы уже наслышаны.
Мне приходит в голову, что не так уж и неуместны нападки Нины Петровны на эту религию. Мне самой она тоже как-то не очень нравится. Ладно, хватит разговаривать о вере с адептом. Приду домой, посмотрю в интернете, и найду все, что мне нужно.
Впрочем, правильно говорит отец Марка, какая разница, что за религия, лишь бы человек имел четкие нравственные ориентиры. Пускай себе не пьют чай и кофе. Что им там еще запрещено? Посмотрю где надо.
Роберт Евгеньевич ласково смотрит на меня. Под его взглядом я чувствую, что краснею. И почему он не уходит?
– Вероника Васильевна, я хотел не о своей вере поговорить. Вам она неинтересна, думаю. Я о Марке, – теперь понимаю, почему Марка нет в кабинете. Судорожно перебираю в памяти события, случившиеся на прошедших уроках. Может, чем обидела ребенка? Нет, могла лишь эти пресловутые ограничения задеть, но здесь я не буду смущаться и скажу как на духу: мои правила действуют для всех детей одинаково, вне зависимости от социального или религиозного статуса.
– А что с Марком, Роберт Евгеньевич?
– Да можно просто Роберт, – добрая, но немного печальная улыбка украшает этого человека, – дело в том, что…понимаете… У Марка проблемы с русским языком. Верно?
– Да. Есть некоторые проблем, – соглашаюсь я, – но не смертельные. Немножко подтянется…
– Дело в том, что я не смогу его сам подтянуть. Занят постоянно. Будто я один врач на весь город, – он даже руками разводит, – даже в Питере у меня столько пациентов не было. Очень много.
– То есть вы хотите, чтобы я посоветовала репетитора, – уточняю я.
– Мне бы хотелось, чтобы вы с ним позанимались, Вероника Васильевна. Лично вы, и никто другой. Марк очень хорошо к вам относится. Правда. Только и рассказывает мне о вас. Как Вероника Васильевна задала им то объемные картины, то еще что-нибудь…
– Дети вообще об учителях много чего рассказывают, – отвечаю я, пока ничего не обещая. Еще один ученик. У меня сейчас их немало.
– Вероника Васильевна, я понимаю, вы сейчас очень заняты, но… прошу вас, войдите в мое положение. Мы в городе, где у нас почти никого нет, особенно – у Марка. Я работаю постоянно, в частную клинику устроился на совмещение, чтобы заработать побольше, может быть, скоро совсем туда уйду. Марку…необходимо женское внимание. Он потерял недавно маму. Конечно, у него есть няня, я нашел хорошую заботливую бабушку, но это – не то. Понимаете меня? Я даже не ради русского, хотя и ради этого тоже. Ему нужно…даже сформулировать не могу… – Роберт Евгеньевич, или просто Роберт, очень разволновался, – нужно…как мама. А он очень требовательный в своих привязанностях. Ему нравитесь вы – и никто другой. Я уже предлагал – бесполезно.
Молчу и чувствую, как откуда-то из глубины поднимается тупая, ноющая боль. Как мне близки все эти переживания. Мои переживания, конечно же, по другому поводу, но боль души у людей так похожа…
– Я заплачу намного больше, чем за просто репетиторство, – продолжает говорить взволнованным голосом Роберт, – поймите. Это так для меня важно. А вы просто будете задерживаться после этого урока с ним…минут на двадцать. Поговорите с Марком, спросите, как дела, чем будет заниматься на выходных… Он говорит, что хочет с вами пообщаться, но в классе много человек, и он стесняется подходить часто. И на переменах вы всегда заняты.
Скажите, вы можете отказать такой просьбе? Да плевать, что мормон.
– Хорошо, я…выделю время. Пусть приходит ко мне после уроков. Попозже скажу, когда он может приходить. И о плате за уроки…давайте тоже попозже.
– Конечно, – кажется, отец Марка выдохнул с облегчением. Мы говорим еще пару минут, потом вежливое прощание, и Роберт выходит из моего кабинета, без усилий неся ящик с инструментами. Очень целеустремленный человек. Пришел, увидел, победил.
А я начинаю собираться. Засовываю в пакет тетрадки, справочные материалы – все проверю дома. Среда – почти единственный из дней недели, который я разгрузила от репетиторства, чтобы немного отдохнуть.
Закрыть кабинет, отдать ключ на вахту и выйти из школы – дело минуты. Одна остановка на автобусе, которую обычно прохожу пешком, и я дома, и Жужик прыгает от радости, пытаясь лизнуть мое лицо.
Застываю у входа. Недалеко от школы, ровно за оградой, замечаю машину Стаса. Сам Стас стоит около машины. Черная кожаная куртка, короткий ежик светлых волос. Мне не кажется. Стас поворачивает голову и смотрит в мою сторону.
Глава 11
Горький сахар, огонь воды,
Утро страха и день беды,
Шаг в темноту…
Поцелуи холодных стен,
Крики боли и вой сирен,
Сухие глаза без дна, без дна.
И долгая ночь без сна, без сна.
Ты возьми их, ты возьми
На счастье…
Настя Полева
Что это с ним? И как узнал время, когда… А, да. Я же все давно рассказала Стасу, и про свое расписание – тоже. Смотри-ка, какой внимательный. Не пропускает, оказывается, мимо ушей все то, что говорю. Прибавим подобную внимательность к достоинствам Стаса. Или он просто по делам приехал, и его присутствие ко мне не имеет никакого отношения?
А тот спокойно ждет, когда я подойду к его машине. Правильно, мне же не кидаться в кусты и притворяться, что в них так и сидела. Хоть поздороваюсь.
Я волнуюсь, и с каждым шагом сердце стучит быстрее. Скажет сейчас, что шахматные турниры закончены…
– Привет, – говорю я, и Стас кивает в ответ:
– И тебе привет.
– Какими судьбами? Работа?
– Ну, не совсем… Скажем так, в гости приехал. К тебе.
– А что такое?
Стас громко вздыхает и делает лицо самого несчастного мужчины на земле. Явно переигрывает.
– Соскучился…
Безумно приятно слушать подобное признание, пусть это и вранье. Если приехал, значит, я нужна, а быть нужным ох как дорого на нашей земле.
– Да неужто? А Алиса…
– Да какая Алиса? Я с ней в шахматы не играю…
Мы и не сомневались.
– Так как трубку ты не берешь, приехал спросить лично: шахматные турниры по плану? Или ты обиделась и не простишь меня никогда-никогда?
– Я на тебя не обижалась, – говорю рассудительно, – а трубку не брала, потому что…потому что. В общем, Стас, все нормально и все по плану. Давай договоримся, когда встречаемся.
– Давай. Ты, наверное, голодная? Я бы тоже чего-нибудь перехватил. Поехали в кафешку какую, поедим.
Наверно, мои глаза округлились от ужаса, потому что Стас, посмотрев на меня, вдруг коротко рассмеялся.
– Не кипишуй, дорогая. Все, с играми в женщину-вамп мы завязали. Просто посидим где-нибудь, поедим и поговорим… Сто лет тебя не видел.
– Неделю, – поправляю я.
– Ага. Садись в машину.
Стас даже не смотрит, согласна я или нет. Берет мои сумки из рук, разворачивается ко мне спиной, уверенно идет к машине и садится в нее. Мне ничего не остается, как следовать за ним.
Я уже успела забыть, как хорошо пахнет кожей и хвойным ароматизатором в салоне джипа Стаса, и как легко идти без тяжелых сумок. Сажусь на переднее сиденье и блаженно закрываю глаза.
– Надеюсь, Стасик, ты сегодня угощаешь, – заявляю на свой страх и риск, – моя зарплата еще нескоро, а обеда в кафе в плане расходов на сегодня не было.
– Обижаете, мадам, – цокает языком Стас, – я ж со всей душой к вам сегодня. И раскрытым кошельком в придачу. Готов на все ради вас…
Стас в своем репертуаре.
– Ну-ну, – но Стас более ничего мне не говорит. Прикрываю глаза. Как же я сегодня устала. И что мне делать с Марком, куда бы его втиснуть? Неужели в среду придется поставить репетиторство? А отказать другим детям не могу. И уже не в деньгах дело, а в том, что я чертовски устаю. Если и дальше таким темпами, я скоро ползать буду. Вот дотянуть до конца четверти, а там уж возьму отгулы, завалюсь в кровать, не встану оттуда дня три. Да-да, не встану, прогулки с Жужиком не считаются. Буду лежать, глядеть в потолок и ни о чем не думать. Или запасусь любимыми книжками – Ремарк, Оруэлл, оГенри – и почитаю любимых авторов. Кроме того, Юля мне принесла список книжных новинок, которые тоже бы неплохо хотя бы просмотреть…
Открываю глаза и вижу, что мы свернули в центр города. Его я предпочитаю с некоторых пор обходить стороной. И кажется, я знаю, к какому кафе везет меня Стас. В теплой осенней куртке в теплом салоне машины Стаса мне становится холодно, но это только первое ощущение, а после я успокаиваюсь. Подумаешь, и что с того, что мой муж очень любил в свое время это кафе? Привычки и вкусы меняются. И даже если его и встречу вновь (что маловероятно), разве эта встреча что-то изменит в моей жизни?
Стас сворачивает направо, и я уже вижу неоновую Эйфелеву башню на вывеске. Да, это «Париж», где, как любил говаривать мой бывший, можно заказать «обалденные круассаны как у них в Парижу».
Еще не поздно покапризничать и попроситься в другое кафе, благо их тут в окрестностях еще несколько штук. Но мы не выбираем легких путей.
– Не против этого? – спрашивает Стас. Прямо как чувствует.
– Нет.
Заходим в кафе. Его интерьер не изменился с того времени, когда я в последний раз была здесь. Как давно это было? Лет пять назад, наверное.
Я иду за Стасом, стараясь не вертеть головой по сторонам. Стас сразу замечает местечко, которое нравилось и моему мужу тоже: одна из нескольких ниш в глубине зала. Там столик и два мягких дивана, лампа над столом дает мягкий свет, и кажется, когда сидишь в нише, что совсем изолирован от общего зала. И плата за изоляцию тоже неплохая. Но, похоже, Стас уже не первый раз здесь, и идет очень уверенно именно туда.
Кода я ходила сюда с мужем, мы всегда садились рядышком и ворковали, как голубки. Сажусь напротив Стаса и спокойно беру меню. Мало ли, что было когда-то. Сейчас этого нет, и мне даже ни капельки не больно находиться здесь. Ну если и больно, то лишь целую капельку.
Меню здесь тоже отличается постоянством. Пролистываю странички с круассанами. А вообще, в «Париже» можно заказать что угодно, даже борщ и квашеную капусту. Доставят и принесут за отдельную плату из другого кафе или еще откуда. Мой бывший муж всегда ценил такую услугу.
– Ну что, выбрала? – спрашивает Стас. Есть мне здесь уже не хочется, а куриный суп и гречка, которые стоят дома в холодильнике, кажутся очень даже притягательными.
– Да мне…что-нибудь, – говорю неопределенно, и Стас хмыкает:
– Понятно. То есть то, что я себе закажу, подойдет?
– Да. Только не в таких количествах.
– Хорошо.
Скоро приносят заказанный Стасом обед. И, конечно, чай с круассанами напоследок – как же без них? Кафе этим и славится. Их можно заказать и с собой, и в любое время дня и ночи…
Мы успеваем со Стасом немного переговорить о наших делах и договориться о следующей встрече, как краем глаза я замечаю какое-то движение в общем зале, автоматически поворачиваю голову… и вижу, как залихватски легко и задорно ступает по кафелю зала кафе мое прошлое.
Нет, о нет!
Я в строгом костюме персикового цвета, в ушах сверкают золотые сережки с фианитами, накрашена предельно корректно и произвожу впечатление независимой женщины, а присутствие Стаса только оттеняет мое благополучие. Но тому человеку, который сейчас идет прямиком к нашему со Стасом столику, все это вовсе не важно.
Он выглядит уже немного обрюзгшим, но по внешнему виду могу судить, что по-прежнему «на коне». Все то же упитанное брюшко и дорогой костюм…
– Вероника, золотко! – он запросто подсаживается ко мне и звонко чмокает в щеку, потом кивает сузившему глаза Стасу. У Стаса пока не найдется слов. Оно и неудивительно: этот человечек может ошарашить любого.
Вдох, медленный выдох. Нет, Вероника Васильевна. Вам не то что на свидание со Стасом пойти – в кафе посидеть не удастся.
– Привет, Андрей, – говорю на выдохе.
– Как твои дела? Учительствуешь? Сколько я тебя не видел? Лет пять? – выдает скороговоркой.
Я давно тебя не видела – и еще столько бы не видеть…
– Постарела, мать. А у Кольки жена цветет, ходит по салонам везде…Новость знаешь? Она ему третьего недавно родила. Пацан, Матфеем назвали…
Вдох. Выдох. Стас, не шелохнувшись, внимательно глядит на Андрея. Если ничего не поймет, вот будет счастье. А я слишком хорошо понимаю.
– Здорово, – выдавливаю из себя. Мой бывший муж уже третий раз стал отцом. Он богат, успешен, счастлив в любви, и у него уже третий ребенок. А в том, что его жена – красавица, я и не сомневаюсь.
– Конечно, здорово, золотко. А ты что, все там же в школе? Вот веселуха! Ну ничего, подрастут Колькины детишки и к тебе придут, учить их будешь…
Учить будешь. Твои речи – будто острый нож. Сейчас бы заплакать от жалости к себе, мол, как же мне горько… Года четыре назад меня бы скрутило от обиды за эти жестокие слова, выверенные и взвешенные – ни одного мимо! А сейчас только тупая маленькая боль бьется где-то внутри. Маленькая боль, которая на деле способна разрастись до размеров Вселенной.
– Ну, в моей школе они вряд ли учиться будут, – говорю очень спокойно и даже с намеком на юмор. Я не зря училась властвовать собою. Но куда мне до Андрея, который умеет гениально рубить всю защиту оппонента. Недаром он близкий друг, главный юрист и консультант бывшего мужа. И жалости ко мне его разящий язык не знает. Он и раньше меня не жаловал, к этому скользкому типчику я относилась в свое время мало не с презрением. Андрей все запомнил и отомстил по-своему.
– Да уж, в вашей паршивенькой школе ничему не научат. За границу отправит, там научатся.
Стасу надоедает вся эта дребедень, он вежливо осведомляется:
– А вы надолго к нам? Мы хотели бы пообщаться без свидетелей, – интонации в его голосе такие, что лучше смыться. Что тонко чувствующий Андрей и делает.
– Ухожу. Уже ухожу, – шутя поднимает руки, встает из-за стола. Его взгляд скользит по мне. Замечательный победоносный взгляд настоящего кровопийцы, которым и является.
– Извините, если помешал. Обрадовался, вот и… – Андрей помахивает рукой на прощанье и отходит от нашего столика куда-то вглубь кафе. Я слежу за ним взглядом. Да, ничего не изменилось с тех пор: Андрей садится рядом со стройной женщиной в красном платье, сидящей спиной к нам со Стасом. У женщины длиннющие черные волосы, и могу поспорить, что она азиатских кровей – Андрей всегда любил раскосеньких. И еще могу поспорить, что женщина имеет огромное количество золота на себе. Все любовницы Андрея, сколько я их помню, были вот такими «золотыми».
Стас проследил, куда уселся Андрей, а дальше на меня с интересом уставился. Молча поразглядывал мое лицо минуту…
– Водочки?
Я отрицательно мотаю головой, но графинчик с водкой и закуску через очень короткое время ставит на наш столик невозмутимый официант. Это, видно, собственные запасы кафе, раз непредусмотренный французами напиток приносят так скоро. Вот он, русский Париж.
– Выпей, говорю. Тебя трясет всю. Не замечаешь?
– Нет. Не трясет меня, – но Стас не слушает. Наливает водку в рюмку.
– На, выпей. Тут немного. Не опьянеешь, тем более же не на пустой желудок. От такого количества вообще ни в одном глазу, – это у вас, больших и сильных. А скромную учительницу такое количество вмиг свалит. Неужели со стороны выгляжу столь плачевно? Да, уже чувствую легкое потрясывание. И сердце бьется быстро-быстро.
Подозрительно кошусь на рюмку.
– Других успокоительных случайно нет? То коньяк, то водка… Я с тобой скоро вообще сопьюсь, – юмор пока не изменяет мне. Улыбка Стаса, которая расплывается на его лице, удивительно добрая и человечная. Я такой еще никогда у него не видела.
– В армии у меня не было никаких успокоительных, Вероничка, – мягко говорит Стас, – только это. Знаешь, на первое время помогает. А потом надо разбираться с ситуацией.
– Окей, пускай на первое время, – отвечаю я и храбро беру рюмку. Без раздумий опрокидываю ее, как заправский пьяница. Водка обжигает горло, я откашливаюсь – а чего хотела? Не умеешь пить – не берись. Стас мне подсовывает соленый огурец. Скорее, скорее…
– У тебя, наверное, другое успокоительное, – резюмирует Стас, – водку пить не умеешь.
Прожевываю уже второй огурец. Жизнь, наверное, скоро наладится.
– Интересная вы женщина, Вероника Васильевна. И знакомых-то у вас как много! То на дороге ученицу встретите, то в кафешке – друга, – начинает было Стас, но я уже почти пьяна, и все по барабану. Расслабленно махаю рукой.
– Ай, оставь свои подковыки, Стасик.
– Рассказать ничего не хочешь? – кажется, Стас просто счастлив послушать. Ну что за мужики. Посплетничать обожают. Прямо как бабы, ей-богу…
– А что рассказать?
– Например, откуда это чудо.
– Да так. Старый знакомый.
– Странный у тебя знакомый какой-то. И слова недобрые у него.
– Гнилое слово – от гнилого сердца, – заявляю деланно равнодушно. Русские народные пословицы – чем вам не повод для того, чтобы сменить тему разговора?
Но Стас не собирается менять тему.
– Так что у тебя с ним за дела?
– Никаких дел у меня нет с ним. Он юрист…адвокат…а, черт его знает! Юрист моего бывшего мужа.
– Так, – говорит Стас и устраивается на диване поудобнее, в серых глазах любопытство и заинтересованность. Ага. Всем всегда интересно лезть туда, где болит.
– Что – так? Все уже слышал. Мой бывший в шоколаде. Богат, любим, обласкан судьбой. Папашей стал в третий раз, – сердце истекает кровью. – А я…вот…
Стас внимательно смотрит на меня. Хорошо. Раз вы хотите откровений – так получите.
– Надо сказать, Стас, что раньше моя жизнь была легка и безоблачна… Нет, не так. Ты понял уже, наверное, что бедный человек не может иметь личного адвоката, – Стас кивнул, – Так вот…короче говоря, в жизни мне крупно везло. Поначалу. Мне повезло познакомиться с замечательным управленцем. Уже тогда он очень хорошо зарабатывал. А уж сейчас деньги гребет так, что мама дорогая… Он в политику, кстати, подался недавно, и фамилию ты его знаешь, скорее всего. Блин, совсем по-дурацки говорю…
– Мне все понятно. Рассказывай.
– О чем я? А, да… Но тогда у нас еще мало что было. По теперешним его меркам, разумеется. Квартира большая, вот как твоя. Дом строили за городом. Катер купили, большой такой, белый… Ну, и машина мужа. Мы прожили вместе четыре года. Не ругались никогда, Колька вообще очень добродушный. Приколист такой… хотя не знаю, какой он сейчас. Изменился, наверное. Деньги-то меняют.
